В частном "Москвиче", в квартале от этого места сидели и трепались, скрывая за болтовней напряжение, опера "шестерки". Группа захвата ждала в УАЗике на перекрестке, изображая усиленный наряд ГАИ и вызывая понимающе-ироничные взгляды настоящих гаишников. В "Москвиче" ожила рация, и все смолкли на полуслове:
- Первый, я второй.
- Слушаю, второй.
- Проследуйте к месту.
- Вас понял.
Машины подъехали со стороны торца здания, где не было окон. Жорка не торопясь вышел из "Москвича" и, перейдя двор, за сараями, коротко переговорил с каким-то прохожим.
Вернувшись в машину, ухмыльнулся:
- Наш дружок на месте. Свидание назначено, нас ждут, сгорая от любви.
Не хлопая дверцами, опера и бойцы группы захвата быстро высыпались из машин и без единого звука, не задавая вопросов, рассредоточились, скользя вдоль стен. Двое остались у подъезда. Двое - под окнами с обратной стороны: бывали случаи, когда уходивший на прорыв преступник вламывался в чужую квартиру и выпрыгивал из окна там, где его не ждали. Остальные бесшумно, как шарики ртути, вкатились в подъезд.
* * *
Звук открываемой двери словно током ударил.
Метнувшись к телевизору, Зина выключила его и, как подкошенная, рухнула в кресло.
- Что с тобой, ты что колотишься?
- Что-то сердце прихватило...
"Знает или нет? Ведь целыми днями у телевизора торчит. Знает или нет? Надо уйти. Если знает, то все уже понял".
- Ой, а ведро-то я тебе не дала. Мусора куча.
- Завтра вынесешь. Я уже нагулялся.
- Чего оно будет вонять. Ладно, сама вынесу. Ты сумку пока разбери, продукты - в холодильник.
- Куда ты, если сердце прихватило?
- Да на свежем-то воздухе лучше будет.
Шла на кухню, а затем в прихожую, не чуя ног.
"Позволит уйти или нет? - Захлопнув за собой дверь, судорожно вздохнула: похоже еще не знает. Что же делать? Так, ведро - под лестницу и - к Тоньке. Та всегда найдет решение".
Почти бегом спустилась вниз и, тихо охнув, остановилась.
В подъезде стояли шестеро. Четверо, как в кино, в бронежилетах, касках, с автоматами. Двое - в гражданке. Один, прижав Зину к стене, прикрыл ей рот сильной ладонью. Второй, помоложе, поднял на уровень ее глаз фотографию, которую только что показывали по телевизору.
- Он? Я спрашиваю: он?
Зина кивнула головой.
- Дома?
Снова кивок.
- Ключи...
Тихонько звякнула связка, вытащенная из кармана пальто.
- Слушайте меня внимательно: если вы ничего не знали, вам ничего не будет. Только не надо нам мешать. Если вы надумаете ему помочь, то он либо побежит, либо будет сопротивляться. В любом из этих случаев он будет убит. Вы меня хорошо поняли?
Зина беспомощно кивнула головой. Слезы градом катились из ее глаз на ладонь опера.
- Не плачьте, он ваших слез не стоит.
Малой быстро разложил продукты в холодильнике: "Ничего, хозяйственная клуша. Только надоела уже. Сердце у нее прихватило... Меньше трахаться надо, сучка ненасытная. Хотя и для него вовсю старается, делает, что не пожелаешь, даже что самой не нравится. Такая же дура, как Нинка. Мы с тобой, мы с тобой... Я сам с собой. Может, сменить хату? А то вчера расхозяйничалась и чуть в сумку его не залезла. Белье стирать надумала. Пришлось опять скромника изображать. Ай-яй-яй, ой-ей-ей, мне стыдно тебе грязные трусы совать. Смешно, да не очень. Только бы эту бучу переждать, да в Якутию прорваться. Там меня уже никто не ищет... Да, а с пивком она, молодец, угодила. Крепкие напитки в моем положении ни к чему. Но пивком отчего не побаловаться. Что у нас по ящику? Надоел уже этот аппарат. Вчера с тоски взялся за книжку: какой-то детектив дешевый, но весь вечер и полночи оторваться не мог. А потом дрых до обеда".
Малой открыл бутылку, включил телевизор, уселся в кресло и вдруг, резко наклонившись вперед, застыл, всматриваясь в свою фотографию и вслушиваясь в голос, который запомнит на всю оставшуюся жизнь.
Потому что голос этот, уже после того как закончится объявление, вновь, но уже язвительно и вживую прозвучит над его правым плечом:
- Ну что, нравится? Сам позвонишь в милицию, или граждан попросим?
Почти теряя сознание, Дегтярь медленно повернул голову.
Сзади, полукругом, стояла группа захвата. Справа - Игорь. Слева - Жорка.
Обалдевший от невиданного и наглого вторжения Арамис, вжавшись в угол, растерянно оглядывал чужаков, как бы решая, стоит ли связываться, а если да, то с кого начать. Наконец, безупречной собачьей интуицией почувствовав, что не стоит, он с тяжким вздохом улегся в углу.
Вслед за псом, как по команде, вздохнули и расслабились милиционеры, понявшие, что ни одомашненный хищник, ни озверевший человек не собирались сопротивляться.
* * *
9 мая
Жорка спал. Его можно было трясти, поднимать, ронять, он бы не проснулся. В его измученном мозгу работал лишь один крохотный участочек. Тот, который помнил вчерашние слова следователя Кирякова:
- Сегодня и завтра я управлюсь сам. А послезавтра мне вас всех нужно будет тоже допросить как свидетелей.
Вот послезавтра, к немалому облегчению уже встревожившейся жены, он и проснется.
Михалыч тоже лежал. Под "Запорожцем". Проклиная на всех известных ему языках (русский литературный, русский матерный и "феня") "этот ... ... ... гроб", он занимался самым любимым, кроме работы, делом: старательно смазывал различными маслами свое и без того уже чумазое лицо, одежду и, немного, детали автомобиля.
Сашка играл с дочкой в прятки. Двухлетняя кроха, закрыв глаза ручонками, кричала: "Ку-ку", а потом заливалась звонким смехом, подсматривая сквозь пальчики и видя, как большой, но не сообразительный папа старательно ищет ее под кроваткой. Хотя каждому известно: чтобы Лелечка нашлась, надо просто убрать ручки с глазок.
А два опера ели курицу. Обалденную, купленную на рынке курицу, начиненную гречкой, черносливом, орехами и какой-то фантастической приправой.
И еще они пили водку. Маленькими коньячными рюмками по двадцать пять граммов.
Рядом сидели их жены и смеялись. Резко отпустившее нервное напряжение и накопившаяся усталость сыграли занятную шутку с их мужьями, обычно весьма осторожными по отношению к алкоголю. Было, действительно, смешно смотреть на Игоря, внезапно опьяневшего с двух маленьких рюмашек и несшего веселую чушь, и на Виктора, который, по ходу вставляя реплики и подначивая приятеля, не замечал, что и его дикция уже далека от левитановской.
Все эти люди имели право отдыхать и веселиться так, как им хотелось.
Сегодня огромная страна праздновала День Победы над миллионами убийц. И святому празднику уже не могли помешать те трое.
- Первый, я второй.
- Слушаю, второй.
- Проследуйте к месту.
- Вас понял.
Машины подъехали со стороны торца здания, где не было окон. Жорка не торопясь вышел из "Москвича" и, перейдя двор, за сараями, коротко переговорил с каким-то прохожим.
Вернувшись в машину, ухмыльнулся:
- Наш дружок на месте. Свидание назначено, нас ждут, сгорая от любви.
Не хлопая дверцами, опера и бойцы группы захвата быстро высыпались из машин и без единого звука, не задавая вопросов, рассредоточились, скользя вдоль стен. Двое остались у подъезда. Двое - под окнами с обратной стороны: бывали случаи, когда уходивший на прорыв преступник вламывался в чужую квартиру и выпрыгивал из окна там, где его не ждали. Остальные бесшумно, как шарики ртути, вкатились в подъезд.
* * *
Звук открываемой двери словно током ударил.
Метнувшись к телевизору, Зина выключила его и, как подкошенная, рухнула в кресло.
- Что с тобой, ты что колотишься?
- Что-то сердце прихватило...
"Знает или нет? Ведь целыми днями у телевизора торчит. Знает или нет? Надо уйти. Если знает, то все уже понял".
- Ой, а ведро-то я тебе не дала. Мусора куча.
- Завтра вынесешь. Я уже нагулялся.
- Чего оно будет вонять. Ладно, сама вынесу. Ты сумку пока разбери, продукты - в холодильник.
- Куда ты, если сердце прихватило?
- Да на свежем-то воздухе лучше будет.
Шла на кухню, а затем в прихожую, не чуя ног.
"Позволит уйти или нет? - Захлопнув за собой дверь, судорожно вздохнула: похоже еще не знает. Что же делать? Так, ведро - под лестницу и - к Тоньке. Та всегда найдет решение".
Почти бегом спустилась вниз и, тихо охнув, остановилась.
В подъезде стояли шестеро. Четверо, как в кино, в бронежилетах, касках, с автоматами. Двое - в гражданке. Один, прижав Зину к стене, прикрыл ей рот сильной ладонью. Второй, помоложе, поднял на уровень ее глаз фотографию, которую только что показывали по телевизору.
- Он? Я спрашиваю: он?
Зина кивнула головой.
- Дома?
Снова кивок.
- Ключи...
Тихонько звякнула связка, вытащенная из кармана пальто.
- Слушайте меня внимательно: если вы ничего не знали, вам ничего не будет. Только не надо нам мешать. Если вы надумаете ему помочь, то он либо побежит, либо будет сопротивляться. В любом из этих случаев он будет убит. Вы меня хорошо поняли?
Зина беспомощно кивнула головой. Слезы градом катились из ее глаз на ладонь опера.
- Не плачьте, он ваших слез не стоит.
Малой быстро разложил продукты в холодильнике: "Ничего, хозяйственная клуша. Только надоела уже. Сердце у нее прихватило... Меньше трахаться надо, сучка ненасытная. Хотя и для него вовсю старается, делает, что не пожелаешь, даже что самой не нравится. Такая же дура, как Нинка. Мы с тобой, мы с тобой... Я сам с собой. Может, сменить хату? А то вчера расхозяйничалась и чуть в сумку его не залезла. Белье стирать надумала. Пришлось опять скромника изображать. Ай-яй-яй, ой-ей-ей, мне стыдно тебе грязные трусы совать. Смешно, да не очень. Только бы эту бучу переждать, да в Якутию прорваться. Там меня уже никто не ищет... Да, а с пивком она, молодец, угодила. Крепкие напитки в моем положении ни к чему. Но пивком отчего не побаловаться. Что у нас по ящику? Надоел уже этот аппарат. Вчера с тоски взялся за книжку: какой-то детектив дешевый, но весь вечер и полночи оторваться не мог. А потом дрых до обеда".
Малой открыл бутылку, включил телевизор, уселся в кресло и вдруг, резко наклонившись вперед, застыл, всматриваясь в свою фотографию и вслушиваясь в голос, который запомнит на всю оставшуюся жизнь.
Потому что голос этот, уже после того как закончится объявление, вновь, но уже язвительно и вживую прозвучит над его правым плечом:
- Ну что, нравится? Сам позвонишь в милицию, или граждан попросим?
Почти теряя сознание, Дегтярь медленно повернул голову.
Сзади, полукругом, стояла группа захвата. Справа - Игорь. Слева - Жорка.
Обалдевший от невиданного и наглого вторжения Арамис, вжавшись в угол, растерянно оглядывал чужаков, как бы решая, стоит ли связываться, а если да, то с кого начать. Наконец, безупречной собачьей интуицией почувствовав, что не стоит, он с тяжким вздохом улегся в углу.
Вслед за псом, как по команде, вздохнули и расслабились милиционеры, понявшие, что ни одомашненный хищник, ни озверевший человек не собирались сопротивляться.
* * *
9 мая
Жорка спал. Его можно было трясти, поднимать, ронять, он бы не проснулся. В его измученном мозгу работал лишь один крохотный участочек. Тот, который помнил вчерашние слова следователя Кирякова:
- Сегодня и завтра я управлюсь сам. А послезавтра мне вас всех нужно будет тоже допросить как свидетелей.
Вот послезавтра, к немалому облегчению уже встревожившейся жены, он и проснется.
Михалыч тоже лежал. Под "Запорожцем". Проклиная на всех известных ему языках (русский литературный, русский матерный и "феня") "этот ... ... ... гроб", он занимался самым любимым, кроме работы, делом: старательно смазывал различными маслами свое и без того уже чумазое лицо, одежду и, немного, детали автомобиля.
Сашка играл с дочкой в прятки. Двухлетняя кроха, закрыв глаза ручонками, кричала: "Ку-ку", а потом заливалась звонким смехом, подсматривая сквозь пальчики и видя, как большой, но не сообразительный папа старательно ищет ее под кроваткой. Хотя каждому известно: чтобы Лелечка нашлась, надо просто убрать ручки с глазок.
А два опера ели курицу. Обалденную, купленную на рынке курицу, начиненную гречкой, черносливом, орехами и какой-то фантастической приправой.
И еще они пили водку. Маленькими коньячными рюмками по двадцать пять граммов.
Рядом сидели их жены и смеялись. Резко отпустившее нервное напряжение и накопившаяся усталость сыграли занятную шутку с их мужьями, обычно весьма осторожными по отношению к алкоголю. Было, действительно, смешно смотреть на Игоря, внезапно опьяневшего с двух маленьких рюмашек и несшего веселую чушь, и на Виктора, который, по ходу вставляя реплики и подначивая приятеля, не замечал, что и его дикция уже далека от левитановской.
Все эти люди имели право отдыхать и веселиться так, как им хотелось.
Сегодня огромная страна праздновала День Победы над миллионами убийц. И святому празднику уже не могли помешать те трое.