Но обстановка в мире, в Европе и на Востоке, по сравнению с началом года, когда составлялся первый вариант плана, изменилась кардинально. Капитулировали и исчезли с карты Европы Франция и ее соседи. Та же участь постигла и скандинавские страны. После катастрофы под Дюнкерком была сброшена со счетов как сухопутная держава Англия, и вермахт хозяйничал во всей Европе. На Востоке тоже не было ясности. Вопрос о том, куда повернет Япония, на Север или на Юг, был еще не ясен даже военно-политическому руководству империи. Поэтому срочно требовался новый план стратегического развертывания, отвечающий реалиям осени 1940 года.
   В сентябре 1940 года в Генштабе была завершена разработка второго варианта плана стратегического развертывания. Доклад «Об основах стратегического развертывания вооруженных сил Советского Союза на Западе и Востоке на 1940 и 1941 годы» подписали новый нарком обороны Тимошенко и новый начальник Генштаба Мерецков. Сам документ был написан в одном экземпляре лично заместителем начальника Оперативного управления Генштаба Василевским. В таком виде он был представлен 18 сентября 1940 года на рассмотрение Сталина и Молотова. В докладе рассматривались наши вероятные противники, которые оценивались так же, как и в первом варианте плана 1940 года. Так же, как и в первом варианте, в докладе подчеркивалось, что документальными данными об оперативных планах вероятных противников как на Западе, так и на Востоке Генштаб не располагает.
   В качестве выводов из оценки вероятных противников в докладе указывалось: «Советскому Союзу необходимо быть готовым к борьбе на два фронта: на Западе – против Германии, поддержанной Италией, Венгрией, Румынией и Финляндией, и на Востоке – против Японии как открытого противника, занимающего позицию вооруженного нейтралитета, всегда могущего перейти в открытое столкновение». Считалось, что на Дальнем Востоке ближайшей целью японских войск будет овладение Приморьем. Это подтверждалось наличием против Приморья четырех японских армейских управлений, 7 пехотных дивизий и интенсивными работами по подготовке театра военных действий. Надо учитывать, отмечалось в плане, «действия против наших восточных берегов и портов сильного морского флота Японии». При определении основ нашего стратегического развертывания указывалось, что в условиях «развертывания вооруженных сил на два фронта необходимо считать основным театром – Западный, здесь и должны быть сосредоточены наши главные силы». На Востоке предполагалось назначить такие силы, которые полностью гарантировали бы устойчивость положения.
   Основная формулировка «устойчивость положения» была такой же, как и в первом варианте плана, и чтобы добиться этой «устойчивости», предлагалось для действий на Востоке против Японии выделить 24 стрелковые, четыре моторизованные, две танковые и четыре кавалерийские дивизии, три стрелковых, три авиадесантных и восемь танковых бригад – всего 5740 танков. Численность авиации определялась в 44 авиаполка. Это составляло 3347 самолета, в том числе 692 самолета Тихоокеанского флота.
   Основы стратегического развертывания на Востоке предусматривали при всех обстоятельствах не допустить вторжение японских войск в Приморье и обеспечить побережье от возможных попыток высадки десанта. Пользуясь в начале войны превосходством сил и возможностью разгромить японцев по частям, намечалось немедленно по окончании отмобилизования и сосредоточения войск перейти в общее наступление и разгромить первый эшелон японских войск. Предполагалось в дальнейшем иметь в виду действия по разгрому главных сил японской армии и по захвату Северной Маньчжурии. В случае военного конфликта на Востоке должны были действовать два фронта – Забайкальский и Дальневосточный.
   Не изменились в этом варианте плана и задачи обоих фронтов. Основная задача Забайкальского фронта – решительными действиями на направлениях Солунь, Таонань и Хайлар-Цицикар уничтожить солуньскую и хайларскую группировки японских войск, выйти в район Таонань-Цицикар (на Маньчжурскую равнину), а также надежно прикрыть южные границы МНР. Для Дальневосточного фронта основной задачей было разбить японские части на сунгарийском и приморском направлениях и обеспечить в дальнейшем успешные действия в Северной Маньчжурии, а также удержать Приморье и обезопасить побережье от возможных попыток высадить десанты.
   Общий вывод из всего сказанного. Дальневосточная группировка во второй половине 1930-х годов не была оборонительной. Ее общая численность, включая Забайкальский военный округ и 57-й ОК, была в полтора-два раза выше численности Квантунской армии. По средствам подавления: авиации, артиллерии и танкам превосходство было подавляющим. Качественное превосходство боевой техники было также на стороне Красной Армии. При таком раскладе сил стратегия действий на Востоке была только наступательной. И это в полной мере было отражено во всех планах Генштаба. Оборона в чистом виде, то есть удержание границы, опираясь на свои УРы, не предусматривалась.
   Японский генштаб также разрабатывал свои планы. Запущенная в работу еще в конце 1920-х штабная машина работала на полную мощность, не снижая оборотов. Один вариант плана «ОЦУ» сменялся другим, менялись направления ударов, но идея всех планов оставалась прежней – вперед на Север. В Токио так же, как и в Москве, не думали об обороне. И даже после таких серьезных поражений, как Халхингольское, продолжали упорно планировать то же самое. Чего здесь было больше – здравого смысла или самурайской самоуверенности? Пусть японские историки попробуют ответить на этот вопрос.
   Планирование новой войны против Советского Союза началось сразу же после заключения перемирия 15 сентября 1939 года. Японский генштаб работал с четкостью хорошо отлаженного часового механизма в тесном контакте с военным министерством, командованием Квантунской армии, командованием экспедиционной армии в Китае и морским генштабом. Основная цель всех этих разработок была прежней – «Разгром русской армии, дислоцировавшейся на Дальнем Востоке, и захват территорий к востоку от Большого Хингана».
   По варианту плана, разработанного на 1940 год, японские войска должны были сосредоточиться на трех операционных направлениях: восточном, северном и западном. Основным направлением считалось восточное – против советского Приморья. Здесь предусматривалось формирование 1-го Восточного фронта в составе 19 дивизий, полностью укомплектованных и развернутых по штатам военного времени. Командованию фронта придавались танковые и артиллерийские полки, кавалерийские бригады, а также пять полков бомбардировочной авиации. На Амурском направлении, против Благовещенска, предусматривалось развертывание 4-й японской армии в составе трех дивизий, а в западной части Маньчжурии в районе Большого Хингана – 6-й армии в составе четырех дивизий. Командующий Квантунской армии, который должен был осуществлять общее руководство боевыми действиями японских войск, имел в резерве еще четыре дивизии.
   В целом, к началу боевых действий против советских войск на Дальнем Востоке должно было быть сосредоточено 30 пехотных дивизий, маньчжурский плацдарм был полностью подготовлен к принятию и размещению такого количества войск. К 1941 году вместимость казарменного фонда в Маньчжурии составляла около 39 пехотных дивизий. После начала боевых действий японское командование предусматривало перебросить в Маньчжурию пять дивизий с Японских островов и 10 дивизий из экспедиционной армии в Китае. Эти войска составляли уже второй стратегический эшелон, и их планировалось «ввести в сражение на направлениях за пределами Маньчжурии», то есть уже на советской территории.
   Военные действия, согласно плану 1940 года, намечалось провести в два этапа. На первом этапе планировалось разгромить советские войска в Приморье, захватить Владивосток и Хабаровск. Затем предусматривался разгром советских частей на северном и западном направлениях, захват северного Сахалина и Петропавловска на Камчатке. Через шесть месяцев после начала военных действий планировалось оккупировать весь Дальний Восток и выйти к Байкалу. В общем, это было зеркальным отражением советских планов ведения войны на Дальнем Востоке. Разгром по частям войск противника и стремительный, всего за шесть месяцев, выход к Байкалу, когда в войне можно было поставить победную точку и начать «освоение» присоединенных к империи земель.
   После разработки этого варианта плана войны с Советским Союзом начальник оперативного отдела генштаба генерал-лейтенант Кеодзи Томинага доложил его содержание начальнику генштаба маршалу принцу Канин. Затем, следуя уже сложившейся традиции, генерал и маршал посетили «сына неба» и ознакомили его с документом. В марте 1940 года император Хирохито утвердил план войны.

«Китайская карта»

   Если просмотреть советскую военно-историческую литературу, выпущенную до 1991 года, то можно найти множество примеров, указывающих на подготовку японской агрессии против Советского Союза, разработку планов нападения на Дальний Восток, создание мощного плацдарма на территории Маньчжурии, усиление Квантунской армии, которая якобы к лету 1941-го представляла такую мощную силу, готовую в любой момент ринуться через Амур и Уссури и захватить все и вся от Байкала до Владивостока. Под эту концепцию японской агрессивности наши историки подгоняли все – даже «инцидент» с Китаем, рассматривая безнадежную войну империи с этой огромной страной как обеспечение своего тыла при подготовке основного похода на Север. При этом совершенно не учитывали тот фактор, что для осуществления этой якобы «тыловой» операции Япония направила в Китай и держала там до августа 1945 года такое количество войск и боевой техники, которое за все годы китайского «инцидента» более чем в два раза превышало численность и боевую мощь Квантунской армии. Если бы эта армада войск и боевой техники вместо Китая была бы направлена в Маньчжурию, то Квантунская армия увеличилась бы в три раза. И вот тогда-то положение Советского Союза на Дальнем Востоке стало бы действительно угрожающим, потребовав переброски в этот район таких сил и средств, которые страна могла бы и не выдержать. Но это уже относится к категории альтернативных исторических предположений: «что было бы, если бы…»
   7 июля 1937 года у моста Марко Поло под Пекином раздались ружейные выстрелы. Началась очередная перестрелка между китайскими и японскими солдатами. Подобные инциденты на линии перемирия китайских и японских войск происходили часто, и в руководстве гоминдановского Китая не обратили внимания на очередной инцидент. Но постепенно события нарастали. К 25 июля в районе конфликта были сосредоточены три дивизии и две бригады японских войск, а также более 100 орудий, 150 танков и 150 самолетов. Одна из дивизий (20-я) была переброшена в Китай из Северной Кореи. После упорных боев были захвачены крупнейшие города Китая Бейпин и Тяньцзинь, и к концу сентября в Северном Китае была сосредоточена японская экспедиционная армия численностью более 300 тысяч человек. Война, как и раньше, не объявлялась. И крупномасштабные боевые действия были названы очередным «инцидентом». Второй очаг военных действий был создан японским командованием в августе 1937 года в районе Шанхая. Здесь при поддержке военно-морского флота был высажен десант численностью в 7 – 8 тысяч человек и начались бои за крупнейший порт Китая. К ноябрю 1937-го под Шанхаем было сосредоточено 115 тысяч японских войск, 400 орудий, 100 танков и 140 самолетов. После взятия Шанхая в конце ноября японские войска начали наступление на столицу Китая Нанкин. 12 декабря город был взят, но сомкнуть клещи и объединить северную и центральную группировки японских войск в Китае в 1937 году не удалось.
   К 1938 году в японском генштабе подводили итоги. Молниеносной и победоносной войны, на которую рассчитывали в Токио, не получилось. Китайское правительство переехало в Чунцин и капитулировать не собиралось. Началась затяжная, изнурительная война, которая при наличии у Китая неограниченных людских ресурсов лишала Японию каких-либо шансов на победу в будущем. В Токио убедились, что в существующих условиях легко войти в войну, но очень трудно из нее выйти. Китайский фронт стал тем фактором, который существенно влиял на обстановку в дальневосточном регионе.
   После окончания Второй мировой войны в Японии было создано демобилизационное бюро, которое ликвидировало дела военного министерства. По данным этого бюро, представленным Токийскому международному трибуналу, численность японской армии в 1930—1936 годах была неизменной и составляла 250 тысяч человек. После начала «инцидента» в Китае она выросла к 1 января 1938 года до 950 тысяч человек, то есть почти в четыре раза. Резкий скачок в численности армии требовал и резкого скачка в финансировании сухопутных войск. По данным министерства финансов, также представленных трибуналу, бюджет военного министерства с 1931 по 1936 год увеличился с 247 до 515 миллионов иен. С 1937 по 1938 год произошел скачок с 2750 до 4251 миллиона иен. Из этих миллиардов половина была потрачена на войну с Китаем. Такова была плата за начало очередного «инцидента».
   Грубейший стратегический просчет, допущенный высшим военно-политическим руководством империи и японским командованием, стал ясен уже к январю 1938-го. И в Токио начали искать выход из создавшегося тупикового положения. Эвакуироваться с позором с материка и стать посмешищем в глазах крупнейших стран мира было невозможно. Надеяться на победоносное окончание войны с таким колоссом, как Китай, было нереально. Оставалась надежда на почетный мир на выгодных для империи условиях. Но для прощупывания обстановки и для начала ведения переговоров с гоминдановским правительством Чан Кайши нужен был солидный посредник. И в Токио решили обратиться к своему союзнику по Антикоминтерновскому пакту.
   К концу 1937 года японский генштаб пытался использовать связи с Германией по пакту и дал указание японскому военному атташе в Берлине Осима обратиться с просьбой к командованию германской армии о предложении мира Чан Кайши через генерала Фалькенхаузена, германского военного советника при китайском правительстве. Конечно, подобное предложение не было отказом от агрессивных планов на континенте. Но длительная передышка очень нужна была империи. Воюющий Китай «съедал» столько людских, материальных и финансовых ресурсов страны, что империи нужно было остановиться, отдышаться и собраться с силами, чтобы продолжать завоевательную политику в Азии. Осима, следуя указаниям генштаба, 18 января 1938 года поднял перед Риббентропом вопрос о помощи, чтобы закончить китайский «инцидент». Министр иностранных дел рейха обещал содействовать, но высказал мысль о желательности сближения Германии и Японии на основе заключения военного договора. Эта информация была передана генштабу, и в июне 1938-го из Токио был получен ответ, одобрявший инициативу сотрудничества между двумя странами.
   За развитием событий в Китае внимательно наблюдали не только в Токио, но и в Москве. Линия связи между советским посольством в Китае и Москвой работала с полной нагрузкой. И Сталин, и Ворошилов, а именно они определяли советскую военную политику на Дальнем Востоке, хорошо понимали, что Япония может увязнуть в трясине новой войны, и увязнуть надолго. А длительная война в Китае снимала угрозу советским дальневосточным границам. Можно было спокойно поворачиваться лицом к Европе и пытаться активно решать свои европейские проблемы. Поэтому вопрос о том, что воюющему Китаю надо было оказать военную и материально-техническую помощь, был ясен для обоих лидеров уже в первые дни японо-китайской войны.
   При этом Сталина, а Ворошилов думал так же, как Сталин, – своего мнения в 1937-м у него уже не было, – вряд ли интересовали проблемы интернациональной солидарности и братской помощи китайскому народу, о которой так любили потом писать советские историки. К режиму Чан Кайши он не испытывал никаких симпатий. Достаточно вспомнить налеты гоминдановской полиции на советское посольство и консульства в 1927-м, конфликт на КВЖД в 1929-м, многочисленные походы против Китайской Красной Армии в начале 1930-х и помощь, которую Советский Союз оказывал Китайской компартии и ее вооруженным силам. Но он как трезвый политик хорошо понимал, что после начала «инцидента» Советский Союз попал в положение «третьего радующегося», наблюдая схватку японского дракона и китайского тигра. В этой обстановке надо было помогать Китаю, и пусть они дерутся как можно дольше. В начале сентября 1937-го правительство Чан Кайши обратилось с просьбой к Советскому правительству принять в Москве китайскую делегацию для обсуждения вопросов, связанных с оказанием военной помощи Китаю. Согласие на приезд, конечно тайный, китайских представителей было сразу же дано, и уже 9 сентября Нарком Обороны провел первую встречу с китайской делегацией. На следующий день он сообщил Сталину о результатах переговоров.
   По представленному делегацией списку предметов вооружения, которые Китай хотел приобрести, Ворошилов предлагал продать две эскадрильи бомбардировщиков СБ (62 самолета), две эскадрильи истребителей И-16 (62 самолета) и три эскадрильи истребителей И-16 (93 самолета). Во время первых переговоров китайцам отказали в продаже тяжелых бомбардировщиков ТБ-3 и тяжелой артиллерии, но согласились продавать бензин и машинное и моторное масла. Были высказаны предложения и о маршрутах доставки. Конечным пунктом доставки был определен китайский город Ланьчжоу. Самолеты предлагалось перегонять туда по воздуху, а запасные части и боеприпасы к ним – автотранспортом. Все остальные закупки (винтовки, пулеметы, орудия, боеприпасы) – морским путем в Кантон. Наиболее удобным считался маршрут до Ланьчжоу через территорию МНР. Он был короче маршрута через Синьцзян на 800 километров и мог почти полностью контролироваться советскими войсками. Но здесь требовалось учитывать и политические моменты. Ворошилов писал Сталину: «Однако нужно решать, удобно ли с точки зрения политической использовать территорию МНР для доставки оружия Нанкинскому правительству. По этому вопросу прошу дать указание возможно скорее, так как без этого не могут начаться подготовительные работы по переброске самолетов, о чем настойчиво просят китайцы». Намечалась знаменитая трасса «Зет», по которой в последующие годы перебрасывались оружие и боевая техника в Китай. Руководство операцией «Зет» (военная помощь Китаю) было поручено Разведупру.
   В конце января 1938 года информация о попытках Японии добиться мирного урегулирования с Китаем поступила от группы «Рамзай». Зорге в телеграмме от 20 января информировал Москву о беседе с полковником Оттом. Военный атташе рейха в Японии сообщил советскому разведчику, что «японский генштаб приведен в сильное замешательство перспективами продолжения войны против Китая». Отт и его помощник майор Шолль считают, что война в Китае начинает ослаблять Японию. Поэтому, по их мнению, войны между Японией и Советским Союзом в 1938 году не будет. Империя прочно увязла в Китае, а сил и средств для одновременной войны против двух азиатских стран у нее нет. В Токио так же, как и в Москве, понимали, что, пока идет эта война, советский Дальний Восток застрахован от японского нападения.
   В Берлине тоже начали понимать обстановку на Дальнем Востоке. Возможный конфликт дальневосточного союзника с Советским Союзом очень интересовал германский генштаб, и военному атташе поручили выяснить обстановку. Отт беседовал с представителем японского генштаба и о результатах сообщил Зорге. 27 января в Москву ушла очередная информация об этой беседе. Японский представитель сообщил полковнику, что генштаб подготавливает войну против СССР усиленными темпами. В Токио считали, что оттяжка времени работает на СССР. Но, хотя желание воевать было, возможности воевать на два фронта у империи не было. Даже в случае перемирия в Китае нужно было длительное время держать большую оккупационную армию. Нужно было также пополнить японскую армию после непредвиденных потерь, а все это требовало огромных финансовых затрат. Кроме того, в начале 1938-го Германия была явно не готова начать войну против Советского Союза, а начинать односторонние военные действия в японском генштабе не хотели. Представитель японского генштаба, с которым беседовал Отт, заявил ему, что «два года являются максимальным, а один год – минимальным сроком для того, чтобы японский генштаб мог начать войну против СССР». Информация была исключительно ценной, и начальник Разведупра наложил резолюцию: «По всем этим телеграммам выпустить доброкачественное спецсообщение». Как правило, такие документы, как спецсообщения, рассылались высшему руководству страны.
   Итак, Советский Союз уже в первые месяцы 1938-го получил почти двухлетнюю передышку на Дальнем Востоке. Это был первый результат тех контактов в Москве, которые начались осенью 1937-го. Начало военных поставок в Китай значительно усиливало сопротивление китайской армии, и Япония все глубже и глубже погружалась в трясину необъявленной японо-китайской войны, окончание которой не просматривалось даже в отделенном будущем. Характерно, что оценки наших разведчиков в Токио оказались более точными, чем оценки аналитиков японского генштаба. Уже после ареста Зорге писал в своих записках: «Диксен и Отт были настроены оптимистично, утверждая, что Гоминдан необычайно слаб. Но я придерживался мнения, что враждебные действия будут продолжаться еще долго и что силу Гоминдана не следует недооценивать. Ни Дирксен, ни Отт не соглашались со мной. Однако ход событий обернулся так, как я и предсказывал. И потому и Дирксену, и Отту пришлось признать, что я был прав, и мои акции в посольстве соответственно выросли». Одзаки так же, как и Зорге, считал, что конфликт в Китае перерастет в крупномасштабную войну. Его выводы основывались на той информации, которую он получал из близкого окружения премьера Коноэ.
   Упорные бои в Китае в 1938-м привели к некоторым успехам, которых удалось добиться японской армии. Двумя встречными ударами из районов Пекина и Шанхая удалось захватить стратегическую железную дорогу между этими городами и объединить две группировки японских войск, образовав единый фронт в Китае. Но это было все, чего удалось добиться Японии в Китае, затратив на это огромное количество сил и средств. К январю 1939 года, по сведениям, представленным демобилизационным бюро Токийскому трибуналу, численность японской армии была доведена до 1130 тысяч человек, а бюджет армии и флота, по данным министерства финансов, увеличился в полтора раза и достиг 6 миллиардов иен. Но, несмотря на такие усилия, реальных предпосылок для успешного окончания войны с Китаем у Японии не было. Китайский фронт поглощал и новые формирования, и почти все бюджетные вливания империи.
   Каким был баланс сил японской армии и как она распределялась по районам к 1939 году? Иными словами, каково было соотношение сил между Квантунской армией и японской армией в Китае? От ответа на этот вопрос зависел баланс сил РККА между Западом и Востоком, а также ответ на вопрос, куда направится острие японской агрессии на континенте – на Север или на Юг. В генштабе можно разрабатывать различные варианты плана «ОЦУ», но если основные силы армии сосредотачиваются в другом районе, отстоящем от советских границ на тысячи километров, то все генштабовские разработки могут спокойно лежать в сейфах. До окончания войны в Китае и сосредоточения огромной китайской армии у советских дальневосточных границ они не могут быть востребованы.
   Основным источником при определении численности японских войск являлись разведывательные сводки по Востоку, которые в 1939—1941 годах регулярно издавались Разведупром с периодичностью примерно раз в месяц. Этими документами, где публиковались боевые расписания японской армии, пользовались и в Генштабе, и в штабах в Чите и Хабаровске. Эти же сводки ложились и на стол Наркома, давая возможность Ворошилову иметь достаточно четкое представление об обстановке на Дальнем Востоке. Конечно, вопрос о том, насколько точными являлись данные военной разведки, пока не решен. Японские документы о численности и распределении японской армии за этот период на русском языке не опубликованы, и автор не хотел бы принимать цифры разведсводок за истину в последней инстанции. Но в те годы японских документов о численности и распределении японской армии у военного руководства страны тоже не было, и оно в своих расчетах и прогнозах пользовалось данными военной разведки.
   В боевом расписании японской армии на 20 февраля 1939 года разведка определяла общую численность сухопутных войск империи в 1753 тысячи человек. Это в полтора раза превышало цифры демобилизационного бюро. Конечно, японские чиновники могли и занизить цифры, которые от них требовал Трибунал, и численность японской армии, показанная в разведсводке, может быть более предпочтительной. В Китае, по данным разведки, находилось 752 тысячи человек, в Маньчжурии – 359 и в Корее – 60 тысяч. Орудий соответственно – 1975, 1052 и 264; танков 1295, 585 и 34; самолетов – 1360, 355 и 90. В Китае было сосредоточено почти вдвое больше сил и средств подавления, чем в Маньчжурии и Корее, вместе взятых. В Китае были сосредоточены 24 дивизии из 35 имевшихся в японской армии, почти все танковые части, железнодорожные полки и полки связи. По сравнению с оккупационной армией в Китае части Квантунской и Корейской армий выглядели очень бледно. Основное внимание японский генштаб уделял в начале 1939-го Китаю и именно туда отправлял почти все вновь сформированные технические части японской армии.