Страница:
Что за тайну скрывала эта чудесная статуя?
Конан вздрогнул. Он шумно втянул воздух, и волосы встали дыбом на
затылке. Тело принцессы все еще лежало перед ним, безмолвное и безжизненное,
все та же одежда покрывала ее, но странная перемена сразу бросалась в глаза:
на щеках принцессы играл румянец, губы порозовели...
Выругавшись, Конан обнажил меч.
- Кром! Она живая!
Дрогнули длинные черные ресницы, глаза раскрылись и взглянули на
киммерийца - темные, манящие, магические. Конан лишился дара речи.
Она изящно приподнялась, не сводя с мужчины глаз.
Конан с трудом пришел в себя и, облизнув сухие губы, проговорил:
- Так ты... вы..., Йелайя?
- Я - Йелайя!
Голос звучал, как дивная музыка. Конан смотрел на нее с изумлением.
- Не бойся! Я не трону тебя, если ты выполнишь мою волю.
- Как умершая женщина может ожить столько веков спустя? - спросил
Конан.
Она подняла руку в царственном жесте.
- Я - богиня. Тысячу лет назад меня поразила кара высших богов, сидящих
по ту сторону света. Во мне умерла смертная женщина, божество же мое не
умрет никогда. Я пролежала долгие века, чтобы пробуждаться здесь каждую ночь
и устраивать приемы с призраками прошлого. Человек, если ты увидишь все это,
погибнет твоя душа! Беги же прочь! Я повелеваю тебе! Иди!
Голос ее стал тверд, тонкая рука указала прочь.
Конан, сузив глаза, вложил меч в ножны, но не повиновался приказу. Он
шагнул к ней, словно привлеченный силой ее красоты. Без единого слова он
сгреб ее в свои медвежьи объятия.
Йелайя завопила совсем не похожим на божественный .голосом.
Затем послышался треск рвущейся ткани, когда он одним махом сорвал с
нее юбку.
- Божество! Умора! Ха!
В его словах прозвучало презрение. "Принцесса" продолжала бесполезные
попытки вырваться из железных лап Конана.
- То-то я смотрю, отчего это вдруг принцесса Алкменона говорит с
корентианским выговором. Я сразу узнал, кто ты и откуда. Ты не божество,
нет, ты - Муриела, танцовщица Зардхеба Корентианского. Я запомнил эту
серповидную родинку на бедре, обнажившемся, когда Зардхеб бичевал тебя.
Божество! Ха!
Конан звонко шлепнул ее по предательской родинке и девчонка жалобно
взвизгнула.
Вся царственность мгновенно слетела с нее. Она оказалась обычной
танцовщицей, каких много шатается по шемитским базарам. Девушка пристыжено
плакала. Конан с явным торжеством смотрел на нее.
- Ха! Богиня! Да ты одна из женщин, взятых Зардхебом с собой в Кешан. И
ты думала, что меня так легко одурачить? Маленькая глупышка! И видел тебя
тогда в Акбитане с этой свиньей Зардхебом, а я хорошо запоминаю формы
женских фигур. Думаю, что я...
Извиваясь в цепких объятьях киммерийца, Муриела в страхе обвила руками
его мощную шею. Слезы катились по ее щекам, она рыдала и билась в истерике.
- О, не убивайте меня, прошу вас! Да, я сделала это, Зардхеб заставил
меня изображать оракула.
- Почему, о святотатствующая шлюха? - заревел Конан. - Тебя не страшит
гнев богов? Кром! Здесь все подделано!
- О, умоляю - кричала она.
Девушка рыдала, раздавленная страхом.
- Мне не удалось отговорить Зардхеба. О, что я наделала! На мне
проклятие этих языческих богов!
- Как ты полагаешь, что сделают с тобой жрецы, когда обнаружат обман? -
спросил Конан.
Она упала, обхватив колени киммерийца и моля его о защите и пощаде.
Страх, раньше придававший ей силу, теперь выходил из нее наружу.
- Где Зардхеб? - спросил Конан. - И прекрати вопить. Говори!
- Его здесь нет, - пролепетала она. - Зардхеб следит за жрецами.
- Сколько с ним людей?
- Никого. Мы одни пришли.
-Ха!
Этот возглас напоминал довольный рык льва после удачного прыжка.
- Так значит, ты отправилась из Кешана вскоре после меня? И вы
поднимались на скалы?
Она кивнула, продолжая плакать и что-то невнятно бормотать себе под
нос. Конан схватил ее за плечи и хорошенько встряхнул.
- Ты прекратишь это бормотание и будешь отвечать? Как вы проникли в
долину?
- Зардхеб знает потайной ход. Она задыхалась.
- Жрец Гуахаура все рассказал Зардхелу и Тхутмекри. На южной стороне
долины у подножия скал есть пруд. Там, под водой, находится пещера,
незаметная сверху. Мы нырнули и попали в эту пещеру. По ней мы и пробрались
в долину. Вход со стороны долины скрыт густыми зарослями и тоже невидим для
посторонних глаз.
- Я поднимался на утесы с восточной стороны, - пробормотал Конан. -
Ладно. Что потом?
- Потом мы дошли до дворца, и Зардхеб велел мне остаться во дворе, а
сам пошел осматривать комнату оракула. Пока я была одна, мне, кажется
послышался звук гонга, но я не уверена на самом деле... Вскоре вышел Зардхеб
и провел меня в комнату, где возлежала божественная Йелайя. Жрец снял с нее
одежды и украшения и надел их на меня, а сам ушел, чтобы спрятать тело и
проследить за жрецами. Мне страшно. Когда ты пришел, мне хотелось просить
тебя унести меня отсюда, но я боялась Зардхеба. Тогда я попыталась тебя
напугать...
- Что ты должна была произнести как оракул? - спросил Конан.
- Я должна была повелеть жрецам найти зубы Гуахаура и отдать часть из
них Тхутмекри как залог, и доставить остальные в Кешан, если они не
согласятся с его предложениями. Еще я должна была приказать немедленно
содрать с тебя живого кожу.
- Хм, Тхутмекри не дождется сокровищ, хотя мог бы легко их заполучить.
Если я поймаю его, то вырежу печень. Горулга тоже участвует в этом балагане?
- Нет. Он неподкупен и свято верит в своих богов. Все это придумал
Тхутмекри. Зная, что кешанцы пошли на совет с оракулом, он послал меня и
Зардхеба с посольством из Зимбабве.
- Ладно! - произнес Конан. - Священник, честно служащий своим богам, не
может быть подкуплен. Но я хочу знать, зачем Зардхеб ударил в гонг? Знает ли
он, что я здесь? Известно ли ему о предательских плитах? И где он сейчас
сам, черт возьми?
- Он прячется в зарослях, рядом с аллеей, ведущей от южной стены к
дворцу, - ответила девушка. Она продолжала настойчиво умолять Конана.
- О, сжалься надо мной! Меня пугает это заколдованное место, я все
время слышу шорох крадущихся шагов. О, Конан, забери меня, забери меня
отсюда. Когда я выполню волю Зардхеба, он убьет меня, я это знаю. Он спас
меня от работорговца, похитившего меня из каравана, двигавшегося через Котч,
а затем превратил в орудие своих козней. Возьми меня с собой! Не оставляй
умирать в этом проклятом месте! Я умоляю тебя!
Она стояла перед ним на коленях, обхватив его ноги. Прекрасное лицо ее
было заплакано, шелковистые кудри в беспорядке рассыпались по плечам.
- Слушай! Я спасу тебя и от руки Зардхеба, и от гнева жрецов. Никто не
узнает о твоем обмане, но ты сделаешь так, как я велю тебе.
Она поспешно пообещала ему повиноваться, обняв его массивную шею и как
бы ища в этой близости защиту.
- Хорошо. Когда сюда придут жрецы, действуй по плану Зардхеба. В
темноте, при свете факелов, они не обнаружат подлога. Но ты скажешь им вот
что: "Воля богов такова, чтобы стигиец и шемитские псы были изгнаны из
Кешана. Они предатели и воры, стремящиеся похитить сокровища богов. Пусть о
зубах Гуахаура отныне будет заботиться великий воин Конан. Он любим великими
богами, и только он сможет повести армии Кешана.".
- Да, но Зардхеб? Он же убьет меня! - с неподдельным ужасом воскликнула
она.
- Не беспокойся о нем, - проворчал Конан. - Я сумею успокоить этого
пса. Ты сделаешь, как я тебе велел. И приведи себя в порядок. Одень
украшения и юбку. Она немного порвана, но жрецы ничего не заметят. Вытри
лицо и перестань хныкать, как напроказившая девчонка. Ты же божество! Кром!
Ты и впрямь как Йелайя - лицо, фигура, волосы и прочее... Тебе не трудно
будет обмануть священников.
- Я постараюсь... Ее била дрожь.
- Хорошо. Ну, а я пойду искать Зардхеба. Ее снова охватил испуг:
- Нет, не уходи! Не оставляй меня здесь одну, мне страшно! Это
проклятое место.
- Не бойся, здесь нет ничего страшного, - спокойно уверил он ее. - Я
пойду присмотрю за Зардхебом и скоро вернусь. На всякий случай я буду
поблизости во время церемонии. Но надеюсь, если ты как следует сыграешь свою
роль, все будет хорошо.
Повернувшись, он вышел из комнаты оракула. За его спиной тихо
всхлипнула Муриела.
Конан шел по сумрачным залам, мимо тускло блестевших медных фигур. Он с
изумлением взирал на эти изваяния из прошлого. Понятно, какие чувства могли
они внушать девушке-танцовщице.
Плавно, как пантера, он двигался вниз по мраморной лестнице, сжимая в
руке меч. В долине царила тишина. Если жрецы Кешана тронулись в путь, то они
шли совершенно бесшумно.
Он обнаружил старинную аллею, бегущую к густым зарослям деревьев и
кустов. Он тихо проскользнул по ней, стараясь держаться в тени. Вскоре он
достиг зарослей лотоса, где, по словам Муриелы, прятался Зардхеб. Конан
внимательно осмотрелся. Сейчас он совсем сливался с тенью деревьев и был
почти невидим.
Он подобрался к роще окольным путем, не выдав свое присутствие даже
шорохом листвы. У самых деревьев он резко остановился, как встревоженная
кошка. Среди густой зелени впереди ясно белел овал, совсем не похожий на
большие белые цветы, сиявшие среди ветвей. Конан понял, что это было лицо
человека. Оно глядело на него. Конан мгновенно отскочил в тень. Успел ли
увидеть его Зардхеб? Лицо не двигалось. Конан готов был поклясться, что
темный пучок пониже пятна, был черной узкой бородкой жреца.
Внезапно киммерийца осенило. Он вспомнил, что Зархеб был невысок. Когда
он стоял рядом, его голова не доставала до плеча Конана. А тут их лица были
на одном уровне. Может быть, жрец забрался на что-нибудь? Или это вообще не
жрец?
Конан всмотрелся в то место, где виднелось лицо, но ничего не смог
различить кроме подлеска и стволов деревьев. Но он заметил нечто иное и
замер. В просвете между ветвями кустарника он увидел ствол дерева, под
которым должен был стоять Зардхеб. Тела жреца там не было. Приблизившись,
Конан угрюмо глядел на голову Зардхеба, подвешенную к ветвям за собственные
длинные черные волосы.
Конан резко развернулся, свирепо озираясь вокруг. Нигде не было и
признаков обезглавленного тела, только в одном месте была вытоптана трава, и
все забрызгано чем-то темным и густым.
Он стоял, напряженно вслушиваясь в окружающее безмолвие, почти не дыша.
Деревья вокруг стояли тихие, темные и зловещие, словно выгравированные на
темном фоне сумерек.
Страх перед неведомым зародился в душе киммерийца. Если это сделали
жрецы Кешана, то где они? Зардхеб ударил в гонг, или кто-то другой?
Опять вспомнил Иакин и его слуги. Иакин скончался и был помещен в свою
каменную нишу, чтобы каждое утро первым встречать рассвет. Но со слугами все
было неясно. Ничто не указывало на то, как они ушли из долины, и ушли ли
вообще.
Конан вспомнил о маленькой танцовщице, беззащитной в этом мрачном
чертоге. Он повернулся и понесся назад, как бежит хищник, озираясь даже во
время прыжка, чтобы в любой момент отразить нападение слева иди справа.
Сквозь деревья неясно проглядывали очертания дворца, но Конан вдруг
заметил нечто иное - сполохи огня, красными отблесками игравшие на
полированном мраморе.
Конан нырнул в тень кустарника, росшего вдоль разрушенной улицы,
пробрался сквозь густую поросль и подобрался к краю открытой площадки перед
портиком.
До него донеслись обрывки речи. Колеблющиеся языки факельных огней
шевелили неровные тени на эбонитовых плитах.
Это были жрецы из Кешана.
Они двигались друг за другом по мраморной лестнице, высоко подняв свои
факелы над головой. Горулга возглавлял процессию. За ними брели негры,
служители жреца. Замыкал шествие высокий негр со странным выражением лица.
Конан нахмурился. Это был Гравунга, про которого Муриела сказала, что это он
открыл тайну пруда Зардхебу. Конан хотел бы знать, насколько серьезно
Тхутмекри впутал этого негра в свои интриги.
Конан поспешил к портику, осторожно обходя открытую площадку и прячась
в тени.
Жрецы не оставляли охраны при входе. Они были уверены в безлюдности
места. Через минуту Конан уже был позади них у дверей тронного зала.
Незаметно прокравшись вдоль стены, он достиг большой двери, пока жрецы
еще шли по залу. Их факелы отбрасывали тени назад, они шли не оглядываясь.
На мгновение они задержались у золотой двери справа от возвышения.
Зазвучал голос верховного жреца, вибрируя под сводами зала. Горулга
говорил на непонятном Конану языке. Затем жрец толкнул золотую дверь и
вышел, отвесив легкий поклон. За ним вошли остальные, тоже кланяясь. Золотые
двери закрылись, и Конан проскользнул через зал и альков позади трона. Он
бежал беззвучнее, чем проносившийся меж колонн ветерок.
Лучики света пробивались сквозь отверстия в камне, когда Конан
осторожно открыл потайную панель. Он проник в нишу и припал глазом к
отверстию.
Муриела сидела на возвышении прямо и гордо, руки ее покоились на
коленях, голова была прислонена к стене, совсем близко от его глаза.
Пьянящий аромат ее волос проник ему в ноздри.
Конан не мог видеть лица девушки, но ее поза говорила о том, что она
сидит и смотрит куда-то в пространство, поверх чернокожих бритоголовых
исполинов, стоявших перед ней на коленях.
Конан одобрительно усмехнулся. "Девочка - неплохая актриса", - заметил
он про себя.
Конан знал, что Муриела охвачена страхом, но держится и не подает виду.
В свете факелов она и вправду выглядела божеством, если кто-нибудь видел
божество, полное трепетной жизни.
Горулга затянул странную песнь, очевидно, на древнем и священном языке
Алкменона, передаваемом высшими жрецами из поколения в поколение.
Песня показалась Конану бесконечной. Он встревожился. Лишь бы Муриела
выдержала до конца. Если же нет... Он ощупал меч и кинжал. Он не допустит,
чтобы негры пытали и убивали маленькую плясунью.
Наконец ритуальная песня закончилась, и крики жреца оповестили об этом.
Простирая руки к оракулу. Горулга воскликнул зычным, богатым оттенками
голосом, каким обладал любой посвященный жрец в Кешане:
- О, великое божество, сидящее во тьме, позволь сердцу твоему
смягчиться, позволь раскрыться ушам твоим для слов моих, и губам твоим
раскрыться до ушей моих, -ушей недостойного раба твоего, простертого в пыли
перед тобою. О, великая богиня священной долины, о тьма, разгневанная на нас
из-за солнечного света. Снизойди, пролей сияние мудрости на слуг твоих!
Открой нам решение богов: какова их священная воля касательно стигийца
Тхутмекри? Кто поведет в бой армию Кешана?
Черные струи блестящих волос, отражавшие яркий свет факелов и отблески
его на сумрачной бронзе, пришли в едва заметное движение. Благоговейный и
испуганный вздох вырвался из уст кучки жрецов. Голос Муриелы звучал в тишине
дворца тонко, повелительно и волшебно, лишь легкий коринтианский акцент
несколько портил впечатление.
Жрецы не дыша внимали словам оракула.
- Боги желают, чтобы подлый стигиец и шемитские собаки были изгнаны из
Кешана! Она еще раз повторила эту фразу.
- Они - изменники и воры. Они чинят козни, чтобы украсть сокровища
богов. Пусть зубы Гуахаура передадут под охрану великому воителю Конану. Он
поведет армию Кешана! Боги любят его!
В конце речи голос ее дрогнул. Конан покрылся холодным потом, ему
показалось, что Муриела вот-вот забьется в истерике. Но негры даже не
заметили предательского акцента - видимо потому, что не знали его.
Глаза верховного жреца сверкали в свете факелов возбужденно и
фанатично.
- Это сказала Йелайя! Это воля богов! - громко выкрикнул он.
- Тысяча лет назад, во времена наших праотцев было наложено табу, и все
оставлено богам. Боги вырвали эти
священные зубы из пасти Гуахаура - владыки тьмы, в час рождения этого
мира. По воле богов зубы Гуахаура будут вновь отданы нам. О, рожденное небом
божество, открой нам место, где укрыты священные Зубы, и мы отдадим их
избраннику богов!
- Вы можете идти! - с повелительным жестом руки произнесло "божество",
и отступило назад. Конан усмехнулся про себя.
Жрецы попятились, уходя. Факелы исчезли. Со скрипом закрылись золотые
двери.
- Конан!
Муриела жалобно всхлипнула.
- Ш-ш-ш! - шепнул ей Конан через отверстие.
Он выскочил из ниши и захлопнул панель. Отсветы на стенах говорили ему,
что факельщики удаляются через тронную залу. В то же время он заметил другое
сияние, исходящее уже не от факелов. Он вздрогнул, но тут же сообразил, в
чем было дело. Сияющий купол Алкменона на самом деле существовал. Чудо
мастерства и природных свойств светящегося белого камня, добываемого в
черных странах, поразило киммерийца. Купол каким-то удивительным образом
усиливал лунный свет. Свет заливал тронный зал и примыкавшие к нему альковы.
Конан шагнул к двери, ведущей в зал, но вдруг замер, услышав неясный
шум, доносившийся из коридора. Конан прижался к стене у входа в альков,
помня о звуке гонга, заманившего его в западню.
Свет от купола освещал только пустой коридор. Но Конан явственно
расслышал эхо крадущихся шагов.
Женский крик у него за спиной заставил его стремглав броситься в
комнату оракула.
Это был жрец Гравунга. Он держал вырывающуюся Муриелу за горло, и со
зверской гримасой на лице жестоко избивал ее.
- Др-рянь! - хрипел он, шевеля толстыми вывернутыми губами. - В какие
игры ты играешь с нами? Что Зардхеб велел тебе говорить? Ты предала хозяина!
Или это он с твоей помощью предал своих? Потаскушка! Я оторву твою лживую
головенку, но вначале...
Меч Конана опустился на голову негра. Удар пришелся плашмя, неточно -
негр дернулся, увидев в распахнутых глазах Муриелы силуэт мужчины. Он бился
в агонии, кровь хлестала из рваной раны в голове.
Киммериец подошел к нему, чтобы прикончить, но девушка отчаянно
вцепилась в его руку.
- Я говорила, как ты велел! - задыхаясь, взмолилась она. - Забери меня
отсюда, прошу тебя!
- Погоди, - ответил Конан. - Мне надо проследить за жрецами и выяснить,
где спрятаны зубы. Ты можешь пойти со мной. Где то украшение, что было у
тебя на волосах?
- Я была так испугана. Наверное, я уронила его на возвышении, когда
выбежала к тебе, и это чудовище схватило меня сзади.
- Ну хорошо, подожди, пока я покончу с ним, - приказал Конан. - Иди!
Эта драгоценность - уже неплохая добыча.
Она колебалась, боясь возвращаться в этот сумрачный зал. Когда же Конан
оттащил труп Гравунги в альков, она повернулась и побрела в комнату оракула,
жалобно оглядываясь.
Конан занес меч над безжизненным телом негра. Киммериец придерживался
старого мудрого правила: безопасный враг - это обезглавленный враг.
Крик ужаса раздался из комнаты оракула.
- Конан! Конан! Она вернулась!
Пронзительный крик захлебнулся. Конан с проклятием повернулся и
бросился из алькова на крик Муриелы.
Ворвавшись в комнату оракула, он остановился, обескуражено озираясь
вокруг.
Муриела неподвижно лежала на возвышении. Ее веки. были опущены, словно
она спала.
- Что произошло? - хмуро спросил Конан. - Сейчас не время для шуток.
Внезапно его взгляд упал на смуглое бедро девушки, прикрытое
полупрозрачной шелковой юбкой. Эта юбка должна быть порвана по шву, до
самого пояса, ведь он собственноручно сорвал ее тогда с Муриелы. Но сейчас
юбка была цела. Конан сделал неуверенный шаг к возвышению и прикоснулся
ладонью к лицу девушки. Холод безжизненного тела обжег его, и в страхе он
отдернул руку.
- Кром!
Искорки ужаса вспыхнули в глазах киммерийца.
- Это не Муриела! Это... Йелайя!
Теперь он понял, почему так отчаянно закричала Муриела, зовя его на
помощь. Божество вернулось. Тело Йелайи, ограбленное Зардхебом, теперь снова
было облачено в свои одежды и украшения. Драгоценная заколка блестела в
смоляных прядях ее волос.
- Муриела! -сердито выкрикнул Конан. - Где дьявол тебя носит?
Эхо насмешливо вторило его крику. Другого выхода, кроме золотых дверей,
здесь не было.
После того, как ушли жрецы, сюда никто не входил, и никто отсюда не
выходил. Но факт оставался фактом:
божество возвратилось в свои покои за те несколько минут, как Муриела
вышла из комнаты и попалась в лапы Гравунге.
В ушах Конана еще звучал ее крик, но маленькая танцовщица исчезла
бесследно. Кроме сверхъестественного объяснения происходящему могло быть еще
только одно - где-то в помещении была потайная дверь.
Он увидел ее сразу же, как только подумал об этом.
Тонкая вертикальная щель виднелась в плите черного мрамора. Из щели
торчал кусок шелковой ткани. Конан вырвал его; это был обрывок юбки Муриелы.
Все было ясно: клочок юбки оторвался, когда девушку несли в этот
проход, обрывок одежды не дал двери захлопнуться до конца.
Конан просунул в щель острие кинжала и нажал на рукоятку. Лезвие из
гибкой акбитанской стали согнулось, но мраморная плита поддалась и бесшумно
отъехала в сторону. Конан поднял меч и заглянул в проем. В тусклом свете он
увидел уходившую вниз мраморную лестницу.
Прикрыв дверь, Конан подпер ее кинжалом, чтобы не дать ей захлопнуться
полностью и пошел вниз по ступенькам. Темнота и безмолвие окружили его.
Ступеньки кончались узким проходом, в конце которого была тьма.
Внезапно Конан замер, остановившись у самого основания лестницы, и с
любопытством стал разглядывать покрывавшие стены росписи, смутно различимые
в слабом свете, проникавшем сверху. Фрески напоминали пелиштимские, - он
видел подобные на стенах Асгалуна. Но сцены этих росписей не имели ничего
общего с пелиштимскими, кроме одной часто повторяющейся фигуры -худого
седобородого старика с очень характерными расовыми признаками.
Росписи изображали верхние помещения дворца. Он узнал комнату оракула с
фигурой божества на возвышении, с большим негром, застывшим перед ним в
благоговении, и древнего пелиштимца, притаившегося в нише за стеной. Трое
слуг, двигавшихся через безлюдный дворец, видимо, выполняли приказ старика и
вытаскивали какие-то предметы из подземного канала.
Несколько мгновений Конан простоял без движения, пораженный внезапной
догадкой.
Смысл непонятных слов в пергаменте стал для него предельно ясен. Тайна
Иакина и его слуг больше не была тайной.
Конан двинулся по коридору неслышной поступью кошки, все дальше
углубляясь в темноту. Спертый воздух был наполнен тем же запахом, что и
тогда, во дворце у гонга. Недобрый холодок пробежал по спине у Конана.
Он явственно услышал впереди себя шарканье ног и шорох одежды,
задевающей о камни. Через мгновение его рука наткнулась в темноте на что-то
массивное и металлическое, похожее на литой портал. Его попытки острием меча
найти потайную щель и открыть дверь ни к чему не привели. Дверь была
неприступна. И слону не под силу было бы сдвинуть эту плиту.
Конан чуть наклонился, чтобы ощупать дверь рукой.
Вдруг до его слуха донесся звук - хорошо ему знакомый скрежет ржавого
металла, словно царапанье железных когтей.
Конан инстинктивно отпрыгнул назад. Оглушительный треск потряс каменный
коридор.
Мгновением позже летящие обломки наполнили туннель, и эти камни
раздавили бы его, как муравья, не успей он вовремя покинуть западню.
Где-то рядом, возможно, по ту сторону литого портала томилась
похищенная Муриела. Но проникнуть за дверь он не мог. Возвращение в туннель
было бы безрассудством: какой-нибудь каменный блок мог свалиться на него и
превратить в кровавое месиво.
Конан решил отступить. Он поднимется наверх и поищет другой проход в
подземелье.
Он повернулся и заспешил назад к лестнице. Но только успел он встать на
первую ступеньку, как свет над ним померк, и дверь наверху с грохотом
захлопнулась.
Конана охватила паника. Пойманный в ловушку, он повернулся и, выхватив
меч, приготовился к нападению врага. Но в туннеле было тихо. Может, его
враги (если они, конечно, были здесь) поверили, что он погребен под грудами
обломков? Тогда зачем захлопнулась дверь наверху?
Прервав размышления, Конан ощупью поднялся по лестнице. Каждую секунду
он ожидал удара ножом в спину. Он старался все больше заглушить чувство
паники наплывом ярости и варварской жажды крови.
Он с силой толкнул дверь, но она не поддалась ему. Конан с проклятием
поднял меч, чтобы ударить по мраморной плите, но тут свободной рукой он
наткнулся на металлический болт, явно скользнувший в паз, на свое место,
когда дверь захлопнулась. Конан схватился за болт, одновременно нажимая на
дверь, и дверь медленно открылась...
Конан впрыгнул в комнату, как разъяренный тигр, готовый крушить все
направо и налево.
Кинжал, подпиравший дверь, исчез. Комната была пуста. Йелайя исчезла
бесследно.
- Кром! - прошептал пораженный Конан. - Осталась ли она в живых после
всего этого?
Расстроенный и сбитый с толку, он вошел в альков. Внезапно его осенила
новая догадка. Она осенила его, когда Конан увидел, что на мраморном полу
комнаты осталась только маленькая лужица крови. Тела Гравунги не было. Негр
исчез так же необъяснимо, как и Йелайя.
Ярость помрачила разум Конана, мешала ему спокойно размышлять. Он не
имел ни малейшего представления, где искать пропавшую Муриелу, ни о том, как
найти Зубы.
Единственная возможность выведать что-либо - проследить за жрецами.
Толку здесь будет немного, полагал Конан, но все же лучше, чем бродить по
дворцу наугад.
Через большой затемненный зал Конан прошел к портику. У основания
лестницы он остановился, выясняя направление, по которому пошли жрецы.
Конан вздрогнул. Он шумно втянул воздух, и волосы встали дыбом на
затылке. Тело принцессы все еще лежало перед ним, безмолвное и безжизненное,
все та же одежда покрывала ее, но странная перемена сразу бросалась в глаза:
на щеках принцессы играл румянец, губы порозовели...
Выругавшись, Конан обнажил меч.
- Кром! Она живая!
Дрогнули длинные черные ресницы, глаза раскрылись и взглянули на
киммерийца - темные, манящие, магические. Конан лишился дара речи.
Она изящно приподнялась, не сводя с мужчины глаз.
Конан с трудом пришел в себя и, облизнув сухие губы, проговорил:
- Так ты... вы..., Йелайя?
- Я - Йелайя!
Голос звучал, как дивная музыка. Конан смотрел на нее с изумлением.
- Не бойся! Я не трону тебя, если ты выполнишь мою волю.
- Как умершая женщина может ожить столько веков спустя? - спросил
Конан.
Она подняла руку в царственном жесте.
- Я - богиня. Тысячу лет назад меня поразила кара высших богов, сидящих
по ту сторону света. Во мне умерла смертная женщина, божество же мое не
умрет никогда. Я пролежала долгие века, чтобы пробуждаться здесь каждую ночь
и устраивать приемы с призраками прошлого. Человек, если ты увидишь все это,
погибнет твоя душа! Беги же прочь! Я повелеваю тебе! Иди!
Голос ее стал тверд, тонкая рука указала прочь.
Конан, сузив глаза, вложил меч в ножны, но не повиновался приказу. Он
шагнул к ней, словно привлеченный силой ее красоты. Без единого слова он
сгреб ее в свои медвежьи объятия.
Йелайя завопила совсем не похожим на божественный .голосом.
Затем послышался треск рвущейся ткани, когда он одним махом сорвал с
нее юбку.
- Божество! Умора! Ха!
В его словах прозвучало презрение. "Принцесса" продолжала бесполезные
попытки вырваться из железных лап Конана.
- То-то я смотрю, отчего это вдруг принцесса Алкменона говорит с
корентианским выговором. Я сразу узнал, кто ты и откуда. Ты не божество,
нет, ты - Муриела, танцовщица Зардхеба Корентианского. Я запомнил эту
серповидную родинку на бедре, обнажившемся, когда Зардхеб бичевал тебя.
Божество! Ха!
Конан звонко шлепнул ее по предательской родинке и девчонка жалобно
взвизгнула.
Вся царственность мгновенно слетела с нее. Она оказалась обычной
танцовщицей, каких много шатается по шемитским базарам. Девушка пристыжено
плакала. Конан с явным торжеством смотрел на нее.
- Ха! Богиня! Да ты одна из женщин, взятых Зардхебом с собой в Кешан. И
ты думала, что меня так легко одурачить? Маленькая глупышка! И видел тебя
тогда в Акбитане с этой свиньей Зардхебом, а я хорошо запоминаю формы
женских фигур. Думаю, что я...
Извиваясь в цепких объятьях киммерийца, Муриела в страхе обвила руками
его мощную шею. Слезы катились по ее щекам, она рыдала и билась в истерике.
- О, не убивайте меня, прошу вас! Да, я сделала это, Зардхеб заставил
меня изображать оракула.
- Почему, о святотатствующая шлюха? - заревел Конан. - Тебя не страшит
гнев богов? Кром! Здесь все подделано!
- О, умоляю - кричала она.
Девушка рыдала, раздавленная страхом.
- Мне не удалось отговорить Зардхеба. О, что я наделала! На мне
проклятие этих языческих богов!
- Как ты полагаешь, что сделают с тобой жрецы, когда обнаружат обман? -
спросил Конан.
Она упала, обхватив колени киммерийца и моля его о защите и пощаде.
Страх, раньше придававший ей силу, теперь выходил из нее наружу.
- Где Зардхеб? - спросил Конан. - И прекрати вопить. Говори!
- Его здесь нет, - пролепетала она. - Зардхеб следит за жрецами.
- Сколько с ним людей?
- Никого. Мы одни пришли.
-Ха!
Этот возглас напоминал довольный рык льва после удачного прыжка.
- Так значит, ты отправилась из Кешана вскоре после меня? И вы
поднимались на скалы?
Она кивнула, продолжая плакать и что-то невнятно бормотать себе под
нос. Конан схватил ее за плечи и хорошенько встряхнул.
- Ты прекратишь это бормотание и будешь отвечать? Как вы проникли в
долину?
- Зардхеб знает потайной ход. Она задыхалась.
- Жрец Гуахаура все рассказал Зардхелу и Тхутмекри. На южной стороне
долины у подножия скал есть пруд. Там, под водой, находится пещера,
незаметная сверху. Мы нырнули и попали в эту пещеру. По ней мы и пробрались
в долину. Вход со стороны долины скрыт густыми зарослями и тоже невидим для
посторонних глаз.
- Я поднимался на утесы с восточной стороны, - пробормотал Конан. -
Ладно. Что потом?
- Потом мы дошли до дворца, и Зардхеб велел мне остаться во дворе, а
сам пошел осматривать комнату оракула. Пока я была одна, мне, кажется
послышался звук гонга, но я не уверена на самом деле... Вскоре вышел Зардхеб
и провел меня в комнату, где возлежала божественная Йелайя. Жрец снял с нее
одежды и украшения и надел их на меня, а сам ушел, чтобы спрятать тело и
проследить за жрецами. Мне страшно. Когда ты пришел, мне хотелось просить
тебя унести меня отсюда, но я боялась Зардхеба. Тогда я попыталась тебя
напугать...
- Что ты должна была произнести как оракул? - спросил Конан.
- Я должна была повелеть жрецам найти зубы Гуахаура и отдать часть из
них Тхутмекри как залог, и доставить остальные в Кешан, если они не
согласятся с его предложениями. Еще я должна была приказать немедленно
содрать с тебя живого кожу.
- Хм, Тхутмекри не дождется сокровищ, хотя мог бы легко их заполучить.
Если я поймаю его, то вырежу печень. Горулга тоже участвует в этом балагане?
- Нет. Он неподкупен и свято верит в своих богов. Все это придумал
Тхутмекри. Зная, что кешанцы пошли на совет с оракулом, он послал меня и
Зардхеба с посольством из Зимбабве.
- Ладно! - произнес Конан. - Священник, честно служащий своим богам, не
может быть подкуплен. Но я хочу знать, зачем Зардхеб ударил в гонг? Знает ли
он, что я здесь? Известно ли ему о предательских плитах? И где он сейчас
сам, черт возьми?
- Он прячется в зарослях, рядом с аллеей, ведущей от южной стены к
дворцу, - ответила девушка. Она продолжала настойчиво умолять Конана.
- О, сжалься надо мной! Меня пугает это заколдованное место, я все
время слышу шорох крадущихся шагов. О, Конан, забери меня, забери меня
отсюда. Когда я выполню волю Зардхеба, он убьет меня, я это знаю. Он спас
меня от работорговца, похитившего меня из каравана, двигавшегося через Котч,
а затем превратил в орудие своих козней. Возьми меня с собой! Не оставляй
умирать в этом проклятом месте! Я умоляю тебя!
Она стояла перед ним на коленях, обхватив его ноги. Прекрасное лицо ее
было заплакано, шелковистые кудри в беспорядке рассыпались по плечам.
- Слушай! Я спасу тебя и от руки Зардхеба, и от гнева жрецов. Никто не
узнает о твоем обмане, но ты сделаешь так, как я велю тебе.
Она поспешно пообещала ему повиноваться, обняв его массивную шею и как
бы ища в этой близости защиту.
- Хорошо. Когда сюда придут жрецы, действуй по плану Зардхеба. В
темноте, при свете факелов, они не обнаружат подлога. Но ты скажешь им вот
что: "Воля богов такова, чтобы стигиец и шемитские псы были изгнаны из
Кешана. Они предатели и воры, стремящиеся похитить сокровища богов. Пусть о
зубах Гуахаура отныне будет заботиться великий воин Конан. Он любим великими
богами, и только он сможет повести армии Кешана.".
- Да, но Зардхеб? Он же убьет меня! - с неподдельным ужасом воскликнула
она.
- Не беспокойся о нем, - проворчал Конан. - Я сумею успокоить этого
пса. Ты сделаешь, как я тебе велел. И приведи себя в порядок. Одень
украшения и юбку. Она немного порвана, но жрецы ничего не заметят. Вытри
лицо и перестань хныкать, как напроказившая девчонка. Ты же божество! Кром!
Ты и впрямь как Йелайя - лицо, фигура, волосы и прочее... Тебе не трудно
будет обмануть священников.
- Я постараюсь... Ее била дрожь.
- Хорошо. Ну, а я пойду искать Зардхеба. Ее снова охватил испуг:
- Нет, не уходи! Не оставляй меня здесь одну, мне страшно! Это
проклятое место.
- Не бойся, здесь нет ничего страшного, - спокойно уверил он ее. - Я
пойду присмотрю за Зардхебом и скоро вернусь. На всякий случай я буду
поблизости во время церемонии. Но надеюсь, если ты как следует сыграешь свою
роль, все будет хорошо.
Повернувшись, он вышел из комнаты оракула. За его спиной тихо
всхлипнула Муриела.
Конан шел по сумрачным залам, мимо тускло блестевших медных фигур. Он с
изумлением взирал на эти изваяния из прошлого. Понятно, какие чувства могли
они внушать девушке-танцовщице.
Плавно, как пантера, он двигался вниз по мраморной лестнице, сжимая в
руке меч. В долине царила тишина. Если жрецы Кешана тронулись в путь, то они
шли совершенно бесшумно.
Он обнаружил старинную аллею, бегущую к густым зарослям деревьев и
кустов. Он тихо проскользнул по ней, стараясь держаться в тени. Вскоре он
достиг зарослей лотоса, где, по словам Муриелы, прятался Зардхеб. Конан
внимательно осмотрелся. Сейчас он совсем сливался с тенью деревьев и был
почти невидим.
Он подобрался к роще окольным путем, не выдав свое присутствие даже
шорохом листвы. У самых деревьев он резко остановился, как встревоженная
кошка. Среди густой зелени впереди ясно белел овал, совсем не похожий на
большие белые цветы, сиявшие среди ветвей. Конан понял, что это было лицо
человека. Оно глядело на него. Конан мгновенно отскочил в тень. Успел ли
увидеть его Зардхеб? Лицо не двигалось. Конан готов был поклясться, что
темный пучок пониже пятна, был черной узкой бородкой жреца.
Внезапно киммерийца осенило. Он вспомнил, что Зархеб был невысок. Когда
он стоял рядом, его голова не доставала до плеча Конана. А тут их лица были
на одном уровне. Может быть, жрец забрался на что-нибудь? Или это вообще не
жрец?
Конан всмотрелся в то место, где виднелось лицо, но ничего не смог
различить кроме подлеска и стволов деревьев. Но он заметил нечто иное и
замер. В просвете между ветвями кустарника он увидел ствол дерева, под
которым должен был стоять Зардхеб. Тела жреца там не было. Приблизившись,
Конан угрюмо глядел на голову Зардхеба, подвешенную к ветвям за собственные
длинные черные волосы.
Конан резко развернулся, свирепо озираясь вокруг. Нигде не было и
признаков обезглавленного тела, только в одном месте была вытоптана трава, и
все забрызгано чем-то темным и густым.
Он стоял, напряженно вслушиваясь в окружающее безмолвие, почти не дыша.
Деревья вокруг стояли тихие, темные и зловещие, словно выгравированные на
темном фоне сумерек.
Страх перед неведомым зародился в душе киммерийца. Если это сделали
жрецы Кешана, то где они? Зардхеб ударил в гонг, или кто-то другой?
Опять вспомнил Иакин и его слуги. Иакин скончался и был помещен в свою
каменную нишу, чтобы каждое утро первым встречать рассвет. Но со слугами все
было неясно. Ничто не указывало на то, как они ушли из долины, и ушли ли
вообще.
Конан вспомнил о маленькой танцовщице, беззащитной в этом мрачном
чертоге. Он повернулся и понесся назад, как бежит хищник, озираясь даже во
время прыжка, чтобы в любой момент отразить нападение слева иди справа.
Сквозь деревья неясно проглядывали очертания дворца, но Конан вдруг
заметил нечто иное - сполохи огня, красными отблесками игравшие на
полированном мраморе.
Конан нырнул в тень кустарника, росшего вдоль разрушенной улицы,
пробрался сквозь густую поросль и подобрался к краю открытой площадки перед
портиком.
До него донеслись обрывки речи. Колеблющиеся языки факельных огней
шевелили неровные тени на эбонитовых плитах.
Это были жрецы из Кешана.
Они двигались друг за другом по мраморной лестнице, высоко подняв свои
факелы над головой. Горулга возглавлял процессию. За ними брели негры,
служители жреца. Замыкал шествие высокий негр со странным выражением лица.
Конан нахмурился. Это был Гравунга, про которого Муриела сказала, что это он
открыл тайну пруда Зардхебу. Конан хотел бы знать, насколько серьезно
Тхутмекри впутал этого негра в свои интриги.
Конан поспешил к портику, осторожно обходя открытую площадку и прячась
в тени.
Жрецы не оставляли охраны при входе. Они были уверены в безлюдности
места. Через минуту Конан уже был позади них у дверей тронного зала.
Незаметно прокравшись вдоль стены, он достиг большой двери, пока жрецы
еще шли по залу. Их факелы отбрасывали тени назад, они шли не оглядываясь.
На мгновение они задержались у золотой двери справа от возвышения.
Зазвучал голос верховного жреца, вибрируя под сводами зала. Горулга
говорил на непонятном Конану языке. Затем жрец толкнул золотую дверь и
вышел, отвесив легкий поклон. За ним вошли остальные, тоже кланяясь. Золотые
двери закрылись, и Конан проскользнул через зал и альков позади трона. Он
бежал беззвучнее, чем проносившийся меж колонн ветерок.
Лучики света пробивались сквозь отверстия в камне, когда Конан
осторожно открыл потайную панель. Он проник в нишу и припал глазом к
отверстию.
Муриела сидела на возвышении прямо и гордо, руки ее покоились на
коленях, голова была прислонена к стене, совсем близко от его глаза.
Пьянящий аромат ее волос проник ему в ноздри.
Конан не мог видеть лица девушки, но ее поза говорила о том, что она
сидит и смотрит куда-то в пространство, поверх чернокожих бритоголовых
исполинов, стоявших перед ней на коленях.
Конан одобрительно усмехнулся. "Девочка - неплохая актриса", - заметил
он про себя.
Конан знал, что Муриела охвачена страхом, но держится и не подает виду.
В свете факелов она и вправду выглядела божеством, если кто-нибудь видел
божество, полное трепетной жизни.
Горулга затянул странную песнь, очевидно, на древнем и священном языке
Алкменона, передаваемом высшими жрецами из поколения в поколение.
Песня показалась Конану бесконечной. Он встревожился. Лишь бы Муриела
выдержала до конца. Если же нет... Он ощупал меч и кинжал. Он не допустит,
чтобы негры пытали и убивали маленькую плясунью.
Наконец ритуальная песня закончилась, и крики жреца оповестили об этом.
Простирая руки к оракулу. Горулга воскликнул зычным, богатым оттенками
голосом, каким обладал любой посвященный жрец в Кешане:
- О, великое божество, сидящее во тьме, позволь сердцу твоему
смягчиться, позволь раскрыться ушам твоим для слов моих, и губам твоим
раскрыться до ушей моих, -ушей недостойного раба твоего, простертого в пыли
перед тобою. О, великая богиня священной долины, о тьма, разгневанная на нас
из-за солнечного света. Снизойди, пролей сияние мудрости на слуг твоих!
Открой нам решение богов: какова их священная воля касательно стигийца
Тхутмекри? Кто поведет в бой армию Кешана?
Черные струи блестящих волос, отражавшие яркий свет факелов и отблески
его на сумрачной бронзе, пришли в едва заметное движение. Благоговейный и
испуганный вздох вырвался из уст кучки жрецов. Голос Муриелы звучал в тишине
дворца тонко, повелительно и волшебно, лишь легкий коринтианский акцент
несколько портил впечатление.
Жрецы не дыша внимали словам оракула.
- Боги желают, чтобы подлый стигиец и шемитские собаки были изгнаны из
Кешана! Она еще раз повторила эту фразу.
- Они - изменники и воры. Они чинят козни, чтобы украсть сокровища
богов. Пусть зубы Гуахаура передадут под охрану великому воителю Конану. Он
поведет армию Кешана! Боги любят его!
В конце речи голос ее дрогнул. Конан покрылся холодным потом, ему
показалось, что Муриела вот-вот забьется в истерике. Но негры даже не
заметили предательского акцента - видимо потому, что не знали его.
Глаза верховного жреца сверкали в свете факелов возбужденно и
фанатично.
- Это сказала Йелайя! Это воля богов! - громко выкрикнул он.
- Тысяча лет назад, во времена наших праотцев было наложено табу, и все
оставлено богам. Боги вырвали эти
священные зубы из пасти Гуахаура - владыки тьмы, в час рождения этого
мира. По воле богов зубы Гуахаура будут вновь отданы нам. О, рожденное небом
божество, открой нам место, где укрыты священные Зубы, и мы отдадим их
избраннику богов!
- Вы можете идти! - с повелительным жестом руки произнесло "божество",
и отступило назад. Конан усмехнулся про себя.
Жрецы попятились, уходя. Факелы исчезли. Со скрипом закрылись золотые
двери.
- Конан!
Муриела жалобно всхлипнула.
- Ш-ш-ш! - шепнул ей Конан через отверстие.
Он выскочил из ниши и захлопнул панель. Отсветы на стенах говорили ему,
что факельщики удаляются через тронную залу. В то же время он заметил другое
сияние, исходящее уже не от факелов. Он вздрогнул, но тут же сообразил, в
чем было дело. Сияющий купол Алкменона на самом деле существовал. Чудо
мастерства и природных свойств светящегося белого камня, добываемого в
черных странах, поразило киммерийца. Купол каким-то удивительным образом
усиливал лунный свет. Свет заливал тронный зал и примыкавшие к нему альковы.
Конан шагнул к двери, ведущей в зал, но вдруг замер, услышав неясный
шум, доносившийся из коридора. Конан прижался к стене у входа в альков,
помня о звуке гонга, заманившего его в западню.
Свет от купола освещал только пустой коридор. Но Конан явственно
расслышал эхо крадущихся шагов.
Женский крик у него за спиной заставил его стремглав броситься в
комнату оракула.
Это был жрец Гравунга. Он держал вырывающуюся Муриелу за горло, и со
зверской гримасой на лице жестоко избивал ее.
- Др-рянь! - хрипел он, шевеля толстыми вывернутыми губами. - В какие
игры ты играешь с нами? Что Зардхеб велел тебе говорить? Ты предала хозяина!
Или это он с твоей помощью предал своих? Потаскушка! Я оторву твою лживую
головенку, но вначале...
Меч Конана опустился на голову негра. Удар пришелся плашмя, неточно -
негр дернулся, увидев в распахнутых глазах Муриелы силуэт мужчины. Он бился
в агонии, кровь хлестала из рваной раны в голове.
Киммериец подошел к нему, чтобы прикончить, но девушка отчаянно
вцепилась в его руку.
- Я говорила, как ты велел! - задыхаясь, взмолилась она. - Забери меня
отсюда, прошу тебя!
- Погоди, - ответил Конан. - Мне надо проследить за жрецами и выяснить,
где спрятаны зубы. Ты можешь пойти со мной. Где то украшение, что было у
тебя на волосах?
- Я была так испугана. Наверное, я уронила его на возвышении, когда
выбежала к тебе, и это чудовище схватило меня сзади.
- Ну хорошо, подожди, пока я покончу с ним, - приказал Конан. - Иди!
Эта драгоценность - уже неплохая добыча.
Она колебалась, боясь возвращаться в этот сумрачный зал. Когда же Конан
оттащил труп Гравунги в альков, она повернулась и побрела в комнату оракула,
жалобно оглядываясь.
Конан занес меч над безжизненным телом негра. Киммериец придерживался
старого мудрого правила: безопасный враг - это обезглавленный враг.
Крик ужаса раздался из комнаты оракула.
- Конан! Конан! Она вернулась!
Пронзительный крик захлебнулся. Конан с проклятием повернулся и
бросился из алькова на крик Муриелы.
Ворвавшись в комнату оракула, он остановился, обескуражено озираясь
вокруг.
Муриела неподвижно лежала на возвышении. Ее веки. были опущены, словно
она спала.
- Что произошло? - хмуро спросил Конан. - Сейчас не время для шуток.
Внезапно его взгляд упал на смуглое бедро девушки, прикрытое
полупрозрачной шелковой юбкой. Эта юбка должна быть порвана по шву, до
самого пояса, ведь он собственноручно сорвал ее тогда с Муриелы. Но сейчас
юбка была цела. Конан сделал неуверенный шаг к возвышению и прикоснулся
ладонью к лицу девушки. Холод безжизненного тела обжег его, и в страхе он
отдернул руку.
- Кром!
Искорки ужаса вспыхнули в глазах киммерийца.
- Это не Муриела! Это... Йелайя!
Теперь он понял, почему так отчаянно закричала Муриела, зовя его на
помощь. Божество вернулось. Тело Йелайи, ограбленное Зардхебом, теперь снова
было облачено в свои одежды и украшения. Драгоценная заколка блестела в
смоляных прядях ее волос.
- Муриела! -сердито выкрикнул Конан. - Где дьявол тебя носит?
Эхо насмешливо вторило его крику. Другого выхода, кроме золотых дверей,
здесь не было.
После того, как ушли жрецы, сюда никто не входил, и никто отсюда не
выходил. Но факт оставался фактом:
божество возвратилось в свои покои за те несколько минут, как Муриела
вышла из комнаты и попалась в лапы Гравунге.
В ушах Конана еще звучал ее крик, но маленькая танцовщица исчезла
бесследно. Кроме сверхъестественного объяснения происходящему могло быть еще
только одно - где-то в помещении была потайная дверь.
Он увидел ее сразу же, как только подумал об этом.
Тонкая вертикальная щель виднелась в плите черного мрамора. Из щели
торчал кусок шелковой ткани. Конан вырвал его; это был обрывок юбки Муриелы.
Все было ясно: клочок юбки оторвался, когда девушку несли в этот
проход, обрывок одежды не дал двери захлопнуться до конца.
Конан просунул в щель острие кинжала и нажал на рукоятку. Лезвие из
гибкой акбитанской стали согнулось, но мраморная плита поддалась и бесшумно
отъехала в сторону. Конан поднял меч и заглянул в проем. В тусклом свете он
увидел уходившую вниз мраморную лестницу.
Прикрыв дверь, Конан подпер ее кинжалом, чтобы не дать ей захлопнуться
полностью и пошел вниз по ступенькам. Темнота и безмолвие окружили его.
Ступеньки кончались узким проходом, в конце которого была тьма.
Внезапно Конан замер, остановившись у самого основания лестницы, и с
любопытством стал разглядывать покрывавшие стены росписи, смутно различимые
в слабом свете, проникавшем сверху. Фрески напоминали пелиштимские, - он
видел подобные на стенах Асгалуна. Но сцены этих росписей не имели ничего
общего с пелиштимскими, кроме одной часто повторяющейся фигуры -худого
седобородого старика с очень характерными расовыми признаками.
Росписи изображали верхние помещения дворца. Он узнал комнату оракула с
фигурой божества на возвышении, с большим негром, застывшим перед ним в
благоговении, и древнего пелиштимца, притаившегося в нише за стеной. Трое
слуг, двигавшихся через безлюдный дворец, видимо, выполняли приказ старика и
вытаскивали какие-то предметы из подземного канала.
Несколько мгновений Конан простоял без движения, пораженный внезапной
догадкой.
Смысл непонятных слов в пергаменте стал для него предельно ясен. Тайна
Иакина и его слуг больше не была тайной.
Конан двинулся по коридору неслышной поступью кошки, все дальше
углубляясь в темноту. Спертый воздух был наполнен тем же запахом, что и
тогда, во дворце у гонга. Недобрый холодок пробежал по спине у Конана.
Он явственно услышал впереди себя шарканье ног и шорох одежды,
задевающей о камни. Через мгновение его рука наткнулась в темноте на что-то
массивное и металлическое, похожее на литой портал. Его попытки острием меча
найти потайную щель и открыть дверь ни к чему не привели. Дверь была
неприступна. И слону не под силу было бы сдвинуть эту плиту.
Конан чуть наклонился, чтобы ощупать дверь рукой.
Вдруг до его слуха донесся звук - хорошо ему знакомый скрежет ржавого
металла, словно царапанье железных когтей.
Конан инстинктивно отпрыгнул назад. Оглушительный треск потряс каменный
коридор.
Мгновением позже летящие обломки наполнили туннель, и эти камни
раздавили бы его, как муравья, не успей он вовремя покинуть западню.
Где-то рядом, возможно, по ту сторону литого портала томилась
похищенная Муриела. Но проникнуть за дверь он не мог. Возвращение в туннель
было бы безрассудством: какой-нибудь каменный блок мог свалиться на него и
превратить в кровавое месиво.
Конан решил отступить. Он поднимется наверх и поищет другой проход в
подземелье.
Он повернулся и заспешил назад к лестнице. Но только успел он встать на
первую ступеньку, как свет над ним померк, и дверь наверху с грохотом
захлопнулась.
Конана охватила паника. Пойманный в ловушку, он повернулся и, выхватив
меч, приготовился к нападению врага. Но в туннеле было тихо. Может, его
враги (если они, конечно, были здесь) поверили, что он погребен под грудами
обломков? Тогда зачем захлопнулась дверь наверху?
Прервав размышления, Конан ощупью поднялся по лестнице. Каждую секунду
он ожидал удара ножом в спину. Он старался все больше заглушить чувство
паники наплывом ярости и варварской жажды крови.
Он с силой толкнул дверь, но она не поддалась ему. Конан с проклятием
поднял меч, чтобы ударить по мраморной плите, но тут свободной рукой он
наткнулся на металлический болт, явно скользнувший в паз, на свое место,
когда дверь захлопнулась. Конан схватился за болт, одновременно нажимая на
дверь, и дверь медленно открылась...
Конан впрыгнул в комнату, как разъяренный тигр, готовый крушить все
направо и налево.
Кинжал, подпиравший дверь, исчез. Комната была пуста. Йелайя исчезла
бесследно.
- Кром! - прошептал пораженный Конан. - Осталась ли она в живых после
всего этого?
Расстроенный и сбитый с толку, он вошел в альков. Внезапно его осенила
новая догадка. Она осенила его, когда Конан увидел, что на мраморном полу
комнаты осталась только маленькая лужица крови. Тела Гравунги не было. Негр
исчез так же необъяснимо, как и Йелайя.
Ярость помрачила разум Конана, мешала ему спокойно размышлять. Он не
имел ни малейшего представления, где искать пропавшую Муриелу, ни о том, как
найти Зубы.
Единственная возможность выведать что-либо - проследить за жрецами.
Толку здесь будет немного, полагал Конан, но все же лучше, чем бродить по
дворцу наугад.
Через большой затемненный зал Конан прошел к портику. У основания
лестницы он остановился, выясняя направление, по которому пошли жрецы.