Грегори Джил. Отважный герой, нежные поцелуи

   — Провалиться мне на месте, если это не дамская одежда!
   Джейк Янг, который только что сел на лошадь, удивленно уставился на ворох одежды, которую Маркиз положил у ног Уэйда.
   — Что за черт! — Уэйд усмехнулся, а собака села на задние лапы, с обожанием глядя на него и стуча хвостом по земле, словно ожидая щедрой похвалы. — Где ты это взял, вороватый койот?
   Но он уже знал ответ. Заметив, что собака двигалась со стороны ручья, он понял, что найдет там, на берегу, ниже по течению. Согнав с лица ухмылку и изобразив озабоченность, Уэйд сгреб в охапку юбку и блузку с кружевами, а также тонкие чулочки, не обращая внимания на открытую усмешку брата.
   — Считай, она до смерти замерзнет, если ты сию минуту не привезешь ей все это, — с серьезным видом заметил Ник.
   — Я отвезу, босс, — вмешался Джейк Янг. — Вы с Ником хотели ехать, так что я готов…
   — Это ты хотел ехать, — спокойно оборвал его Уэйд. — Проверь южное пастбище и найди Мигеля. Если я пошлю тебя вернуть вещи мисс Саммерз, ты весь день пробездельничаешь — будешь читать стихи и жевать печенье.
   Ник расхохотался, а Джейк стал краснее собственного шейного платка.
   — Да черт побери, Уэйд, я не буду…
   — Поезжай.
   Уэйд сунул под мышку одежду и, не обращая внимания на огорченное лицо Янга, направился к ручью.
   — Помощь тебе не понадобится, чтобы согреть леди? — крикнул вслед ему Ник. В горле у него булькал смех.
   — Дня мне хватит, братишка, — бросил в ответ Уэйд через плечо, после чего ускорил шаги по направлению к длинной череде деревьев, росших по берегу ручья.
   Сапоги его шуршали в высокой траве. Он обогнул заросли и подошел ближе к воде.
   Кэтлин нигде не было видно, так что он взял правее и пошел дальше. Вдруг появился Маркиз и запрыгал рядом с ним.
   — Мало ты наделал беспокойства? — Уэйд старался, чтобы голос его звучал строго, но сам с нетерпением ожидал предстоящей встречи.
   Он заметил Кэтлин раньше, чем она его, менее чем в одной миле вниз по ручью. Она стояла на небольшой, усыпанной цветами лужайке и пыталась отвязать свою кобылу.
   На ней не было ничего, кроме тонкой кремовой сорочки, отороченной кружевом, распущенные светлые волосы струились густыми мокрыми прядями по стройной спине, а в руке она держала башмачки цвета лаванды. Ее высокая крепкая грудь, гибкая талия и стройные длинные ноги, все в блестящих каплях воды заставили его застыть на месте. Она была точно русалка — великолепные золотистые волосы, кожа цвета слоновой кости и точеное бледное лицо. В горле у Уэйда пересохло, в чреслах он ощутил тяжелую ноющую боль.
   И тут она его увидела. Ее крик, как ему показалось, был слышен даже в Хоупе. Она уронила башмачки, круто повернулась и бросилась в ручей, погрузившись в воду так глубоко, что на поверхности осталась только голова.
   — Отдайте! — потребовала она, указывая на свою одежду. — Как вы посмели взять это?
   — Да какого черта стал бы я это брать? — Он приблизился, напустив на себя по возможности небрежный вид, несмотря на мучительное желание, охватившее его, желание, все сильнее разгоравшееся, пока он смотрел на ее вспыхнувшее лицо и сердитые зеленые глаза.
   — Потому что вам… вам показалось, что это забавно. Так пошутить!
   — Разве по мне видно, что я шучу?
   — Да, вы… — Ее яркие глаза потемнели от негодования. — Положите все на землю и убирайтесь отсюда к черту! Я з-замерзла до смерти, а вам до этого и дела нет!
   Он заметил, что зубы у нее стучат, и его желание как рукой сняло. Да она вся дрожит!
   — Выходите из воды, Кэтлин. — Он говорил резко, тем самым командирским тоном, услышав который все работники вскакивали, чтобы немедленно выполнить его приказания. — Быстро!
   — Не выйду, пока вы не уйдете. Положите все на дерево и ступайте.
   — Хотите верьте, принцесса, хотите нет, но я и раньше видел полуодетых женщин.
   — Но не меня!
   — Будь я проклят, если буду стоять здесь и препираться с вами!
   Доведенный до белого каления, Уэйд швырнул одежду на траву и вошел в воду. Кэтлин снова закричала и попыталась уклониться, но он схватил ее за руку и притянул к себе, а потом сгреб в охапку.
   — П-пустите меня!
   Она еще не договорила последнего слова, а он уже вышел на берег и поставил ее на землю.
   — Сейчас весна, дурочка вы этакая. Только тот, кто ничего не знает о здешней жизни, полезет в ручей в это время года, да еще с утра пораньше!
   — Только мерзавец станет красть одежду женщины, пока она купается! — Задыхаясь, Кэтлин вырвала у него блузку дрожащими окоченевшими пальцами. — Отвернитесь!
   — Это вовсе не я, а Маркиз.
   — От-твернитесь!
   Скрипнув зубами, Уэйд подчинился. Наверное, это самая упрямая женщина в мире. Но, увидев ее в сорочке, облепившей ее, как вторая прозрачная кожа, он чуть не застонал, представив себе, каким именно способом мог бы ее согреть. Он бросил палку Маркизу, прыгавшему вокруг Кэтлин, которая с трудом натягивала одежду, и стоял, стараясь подавить искушение повернуться до того, как она облачится в свой строгий, красивый туалет.
   Маркиз с лаем помчался за палкой, и Уэйд оглянулся. Кэтлин пыталась застегнуть блузку, руки у нее так дрожали, что пуговицы не слушались.
   — Ну-ка дайте мне, — сказал он с грубым нетерпением. Он ловко застегнул верхнюю пуговицу, потом еще одну, пониже. Когда рука его коснулась ее груди, он напрягся, словно мальчишка, никогда не прикасавшийся к девочке.
   — Я… сама, — еле слышно проговорила она. Он оттолкнул ее дрожащие пальцы.
   — Ну уж нет!
   Кэтлин не двигалась, если не считать бившей ее дрожи, пока он застегивал все ее пуговицы. Она замерзла, очень замерзла. Ей и в голову не пришло, что Маркиз может утащить ее одежду, и она не могла вообразить, что вода в ручье окажется такой холодной. Уэйд снял с себя широкую фланелевую рубашку и закутал ее плечи, и она с облегчением вздохнула, ощутив, что немного согревается.
   Потом он, без всякого предупреждения, привлек ее к себе, согревая своим телом. Кэтлин словно растаяла в его железных объятиях, прижавшись к его голой груди, такой надежной и теплой. От его крепкого загорелого тела исходил жар, волны жара, такие же сильные, как и он сам. Когда эти волны пошли по ее телу, она задрожала и в то же время почувствовала себя в безопасности, ощутив кое-что еще.
   Искру жара, чистого огня, которая была никак не связана с фланелевой рубашкой и очень даже связана с этим красивым человеком, который всегда появлялся в нужную минуту. С этим человеком, взгляд которого бывал тяжелым, но также удивительно нежным, от чьего прикосновения словно воспламенялись и ее сердце, и ее душа.
   Она прильнула к нему всем телом, хотя и понимала, что нужно бы отодвинуться.
   Руки Уэйда растирали ее спину уверенными согревающими движениями, и у нее не осталось ни малейшего желания вырваться.
   Сердце Кэтлин билось учащенно. Как хорошо было стоять так близко к нему! Опасно, но хорошо.
   Она глубоко вздохнула, чтобы прийти в себя.
   — Нам нужно идти… вернуться в дом.
   — Да-а? — Он крепче прижал ее к себе, продолжая растирать. — Кто это сказал?
   — Вы же знаете… нужно. Сейчас… же, — сказала она, стараясь говорить как можно убедительнее, но ей удалось проговорить это тихим шепотом, а вовсе не решительным тоном, как хотелось поначалу.
   Он понимал, что она права. Но это не имело значения. Он прижимал ее к себе, и это производило на него странное впечатление.
   — Если бы я не был уверен в противном, я бы сказал, что вы меня боитесь, Кэтлин. А я не кусаюсь.
   На мгновение Кэтлин охватило радостное чувство от того, что он выговорил ее имя с такой нежностью, но в голове мелькнула непрошеная мысль: не произносит ли он имя Луанн точно таким же голосом?
   — Пойдемте. — Она высвободилась из его рук и увидела, как он прищурился.
   Поначалу ей показалось, что он собирается возражать или даже удержать ее и поцеловать. Его взгляд упал на ее замерзшие дрожащие губы и на мгновение задержался там. Кэтлин чувствовала, как он напряжен, и, ощутив в своих чреслах ноющую боль, чуть было не встала на цыпочки и не поцеловала его. Какое безумие!
   Но тут он кивнул и заговорил спокойным голосом:
   — Как скажете, мисс Саммерз. — И направился к Звездочке. — Пошли.
   Вскоре Кэтлин, переодевшись, уселась, закутанная в одеяло, принесенное Франческой, с чашкой сладкого горячего кофе перед огнем. К тому времени она уже могла размышлять более здраво. Когда в комнату вошел Уэйд, одетый в чистую рубашку, в сухие штаны и сапоги, она совершенно спокойно улыбнулась ему и поблагодарила за то, что он принес ее вещи.
   — Я полагаю, что мне следует извиниться перед вами за то, что я обвинила вас в краже, — официальным тоном проговорила она. — Я прошу про…
   — Не нужно никаких извинений. — Голос его звучал ровно, спокойно и твердо, как всегда, но в его взгляде было заметно что-то новое. Он больше не смотрел на нее с возмущением или досадой, как обычно. Он дружески улыбался ей, и от этой улыбки каждая клеточка ее тела трепетала.
   — Сейчас я опаздываю на собрание на ранчо Тайлера. Дело идет о патрулировании, которое собирается организовать наша Ассоциация скотоводов на случай возвращения угонщиков, — я расскажу вам об этом потом. Во время урока стрельбы.
   — Какого урока стрельбы?
   Его алмазно-синие глаза сверкнули.
   — Того, что будет у вас сегодня во второй половине дня. У вас и у меня. Прямо после ленча. А потом мы съездим в город. — Он прикоснулся пальцами к шляпе и повернулся к двери. — Ждите меня у загона, Кэтлин, и будьте готовы к поездке верхом.
   И прежде чем она успела возразить или согласиться, вышел.
   К тому времени, когда Кэтлин должна была прийти на место встречи, она окончательно уверилась в том, что происходит нечто весьма подозрительное. Уэйд держался с ней слишком уж мило: не очень ругал ее за купание в холодной воде, ни разу не назвал принцессой, а теперь собирается давать ей уроки стрельбы!
   Поэтому, когда Кэтлин встретилась с ним у загона, она была одета в светло-серую хлопковую юбку для верховой езды, желтую свободную блузку с рукавами-буфами и новенькую броню под девизом «никакой чепухи». Горячее солнце сияло в вышине на бирюзовом небе.
   — Подождите минуту, — сказала она, когда он подъехал. Пропустив ее слова мимо ушей, он спешился и подошел к ней, чтобы помочь сесть на Звездочку.
   Кэтлин оттолкнула его руку.
   — Сначала скажите, почему вы так неожиданно решили научить меня стрелять.
   — Потому что я много думал об этом. Если вы собираетесь разъезжать по окрестностям, вам нужно научиться защищать себя.
   «Мне нужно защищаться от вас», — хотелось сказать Кэтлин, но она только пожала плечами.
   — Я не долго буду разъезжать по окрестностям.
   — Достаточно долго.
   — Но… я не понимаю. Если тех бандитов уже прогнали отсюда — вы ведь хотите их выследить и поймать с помощью вашего брата, — в чем же опасность?
   Он заговорил терпеливо как с ребенком.
   — У нас места по-прежнему неспокойные. Угонщики скота и все такое. Нужно быть наготове. Вокруг дикая природа. Можно встретиться с медведем, наткнуться на змею и на всяких озорников. — «Хорошо, что Оттер Джонс мертв и уже не опасен для Кэтлин, но любой чужак, которого она встретит, когда будет одна, может оказаться опасным», — подумал Уэйд, но вслух произносить не стал, чтобы не слишком пугать ее.
   — Ясное дело, уроки стрельбы ни к чему, если вы хотите, чтобы вас всегда сопровождал я либо кто-то из моих ребят, когда вы поедете в город или покататься верхом…
   — Нет, не хочу.
   Он сдвинул шляпу на затылок, и солнце зажгло иссиня-черный отблеск в его волосах. Его глаза встретились с ее глазами.
   — Ну тогда, я считаю, вам необходимо научиться хорошо стрелять из дробовика.
   — Прекрасно. — Кэтлин протянула руку и погладила Звездочку по гриве. — Я научусь. Но я не хочу, чтобы меня учили вы.
   — Это почему?
   — Потому что мы с вами не ладим. — Ее взгляд вызывал его на возражения. Когда возражений не последовало, она продолжала оживленно: — Ваш брат, Ник, охотник, он, стало быть, хорошо разбирается в ружьях. Он может научить меня.
   — Сейчас Ник занят, он возобновляет знакомства с некоторыми леди, которые работают в салуне.
   — Ах, вот как!!!
   Он улыбнулся с довольным видом, заметив, как она мгновенно вспыхнула.
   — Ну значит, завтра…
   — Завтра он уезжает. Прямо на рассвете.
   — Тогда Мигель или Джейк, или Дерк…
   Он протянул руку, обхватил пальцами ее подбородок и подержал так некоторое время. В его алмазно-синих глазах зажглись опасные огоньки.
   — Неужели вы всегда будете спорить со мной обо всем?
   — Я ни о чем с вами не спорю.
   Уэйд усмехнулся.
   — Поняли, к чему я клоню?
   Его прикосновение было твердым, но осторожным. Если бы она не была настороже, если бы не помнила того, что испытала с мужчинами в прошлом, если бы она не видела, как он целовался с Луанн Портер, она, пожалуй, и поддалась бы этому сильному мужскому обаянию, исходившему от него. Если бы… если бы… если бы…
   — Ладно, я согласна, — быстро сказала она, задохнувшись. — Но начиная с завтрашнего дня я буду ездить в город одна, чтобы отправлять письма Бекки.
   — Давайте сперва посмотрим, как у вас получится сегодня.
   — Вы считаете, что я не смогу научиться стрелять за один день?
   — Да нет, я считаю, что вы вполне можете научиться стрелять. — Усмехнувшись, он отпустил ее и отошел. — Вопрос только в том, сумеете ли вы попасть туда, куда целитесь.
   Глаза у Кэтлин потемнели и приобрели оттенок штормового моря. Обаяние? Да у этого человека обаяния не больше, чем у скунса!
   — Это мы еще увидим, — проговорила она сквозь стиснутые зубы, взметнула юбкой, потом подвела Звездочку к изгороди загона и воспользовалась ею, чтобы сесть в седло без помощи Уэйда Баркли.
   Ей вдруг захотелось иметь большую фотографию Уэйда Баркли — чтобы использовать ее как мишень во время обучения стрельбе.

Глава 15

   Для занятий Уэйд выбрал поляну далеко в предгорьях. Место было открытое, тихое, заросшее лютиками и золотарником. Неподалеку росла старая сосна, хвоя ее шелестела на ветру.
   — Вот куда вы будете стрелять, — сказал Уэйд, а потом показал, как заряжать дробовик, как держать его у плеча, как соблюдать безопасность.
   Кэтлин не могла не признать, что это был терпеливый учитель, и изо всех сил старалась быть дисциплинированной ученицей.
   Но сосредоточиться было не очень-то легко. Погода была прекрасная, мужчина, что стоял рядом с ней, обхватив ее стан и направляя ее руку, был такой красивый, такой… настоящий мужчина.
   Он слишком отвлекал ее внимание.
   Кэтлин все же смогла понять, как приспособиться к отдаче дробовика, как целиться, как нажимать на курок, и один раз даже попала в ствол сбоку. Но всего один раз.
   Она расстроилась — не только потому, что не могла прицелиться лучше, но и потому, что его руки слишком отчетливо напоминали ей о той ночи, когда он целовал ее под луной. И о том утре, когда он, обнимая ее, согревал у ручья.
   «Перестань вспоминать об этом! Где твоя сила воли? « — раздраженно подумала она и нажала на курок так сильно, что попала в совершенно другое дерево, а не в то, в которое целилась.
   — Похоже, вам нужен перерыв.
   Взяв у Кэтлин ружье, Уэйд поставил его на землю, вынул из своей седельной сумки флягу с водой и предложил ей.
   В горле у Кэтлин пересохло. Она сделала хороший глоток, вернула ему флягу, и они оба сели на траву.
   Уэйд сорвал травинку, потом другую.
   — У вас хороший глаз и твердая рука. — Он сощурился, глядя на нее против солнца. — Но…
   — Но — что?
   — Вы неправильно фокусируете глаз на цели. При стрельбе нельзя отвлекаться, нельзя предаваться посторонним мыслям и чувствам. — Он внимательно смотрел на нее, голос его звучал сухо. — О чем вы думаете?
   О чем она думает? О нем. О Бекки. О возвращении в Филадельфию. О том, как избавиться от Доминика Трента.
   — О разных вещах, — пробормотала Кэтлин.
   Ей следовало бы знать, что такой туманный ответ его не удовлетворит.
   — К примеру?
   От него не отвяжешься, как от москита. И на нервы он действует, как москит.
   — О сестре, — бросила она. Это было правдой только отчасти, хотя она действительно беспокоилась, не получая от Бекки вестей. — Она еще не ответила на первое письмо, которое я написала ей по прибытии сюда. А это было уже две недели назад! Надеюсь, с ней все в порядке.
   — А почему бы и нет? На это есть причина? Кэтлин провела рукой по траве, глядя на гибкие зеленые побеги.
   — Смерть наших родителей была для нее ужасным ударом. Для нас обеих, — спокойно сказала она.
   Повисло молчание, во время которого слышался только слабый шелест яркой молодой листвы.
   — Да. — Уэйд внимательно смотрел на ее профиль. — В этом я не сомневаюсь. — Он откашлялся. — Мы знали, что Риз умирает, что сердце у него сдает, но когда он умер, нам от этого было не легче. Это и в самом деле чертовски больно.
   В его глазах была такая грусть, что это ударило Кэтлин в самое сердце. Она кивнула, в горле у нее застрял комок, мешая дышать, но она и сама не знала, из-за кого переживает — из-за него, из-за себя или из-за них обоих.
   — Риз подготовился, — спокойно продолжал Уэйд. — Он подготовился к смерти, со всеми попрощался. Все его бумаги были в порядке.
   — Я знаю. — Она сама удивилась, что почти не ощутила злости в этот момент. Каждый день в этих прекрасных краях, в этой внушающей благоговение своей красотой долине ей становилось все труднее и труднее ненавидеть ранчо «Синяя даль», которым так хорошо управлял Уэйд.
   — Но ваши родители, — медленно сказал он, — не знали, что их ждет. — Он посмотрел вдаль, на виднеющиеся горы. — Когда вы так внезапно потеряли их, я думаю, вам пришлось немало потрудиться, чтобы разобраться в их делах.
   Кэтлин вспомнила, как подкосились у нее ноги, когда поверенный Джиллиса сообщил ей положение вещей, как бессильно она опустилась на стул, как ей стало тошно.
   — Еще бы, — прошептала она.
   Она осознала, что в ее голосе прозвучали горькие нотки, и почувствовала, как вспыхнуло у нее лицо. Она посмотрела на Уэйда, надеясь, что тот ничего не заметил, но он, разумеется, заметил. Уэйд замечал все.
   — Хотите поговорить об этом?
   — Тут почти не о чем говорить.
   — Судя по тому, как у вас дрожат губы, это вовсе не так. Ее глаза метнулись к его лицу. Его проницательный взгляд, казалось, проник ей в самую душу, в сознание, прикасаясь ко всем ее мучительным тайнам.
   — Это было… трудно, — медленно призналась она.
   — Потому что…
   — Это вас не…
   — Вы как-то сказали, что я ничего не знаю о вашей жизни. Ну так сейчас у вас есть возможность хоть что-нибудь мне рассказать.
   Внезапно Кэтлин охватило сильное желание поговорить с ним о том, что произошло в Филадельфии, желание это переполнило ее, как вода, переливающаяся через плотину.
   — Мой отчим, Джиллис, очевидно, проиграл в карты свое состояние, — торопливо заговорила она тихим голосом. — Это потребовало от него значительных усилий, потому что состояние было огромным. Он держал все в тайне, я думаю, что даже моя мать не знала. Разумеется, не знали ни я, ни Бекки. — Она устремила взгляд на лося, появившегося на отдаленном склоне горы. — Но когда пароход утонул, состояние его дел стало известно всей Филадельфии. Джиллис оказался должен почти всем. Разразился настоящий скандал. — Она старалась говорить легко, как умудренный опытом человек, старалась, произнося эти последние слова, чтобы в голосе ее не прозвучала горечь, но у нее ничего не получилось. Она почувствовала, как напрягся сидевший рядом с ней Уэйд.
   — Плохо дело.
   — О да. Плохо. Очень плохо. — Это был уже просто шепот.
   — Скандал? Держу пари, вам было очень неприятно и вашей сестре тоже.
   — У нас все будет хорошо, — быстро ответила Кэтлин. Она глубоко вздохнула. — Поначалу мы были в шоке, как после их гибели, но теперь… теперь все под контролем.
   Уэйд изучал ее лицо — образчик изящества, гордости и спокойного достоинства и не мог не ощутить неожиданного восхищения.
   — Значит… состояние Тамарлейна… Вы не… вам не… — Он нахмурился. — Он ничего вам не оставил, вы это хотите сказать?
   Кэтлин вздернула подбородок и встретила его взгляд не дрогнув.
   — Вы прекрасно обобщили сказанное. Да. Но у меня есть это ранчо. — Руки ее взлетели, словно желая обхватить дикую, потрясающе прекрасную местность, бескрайние равнины, поросшие полынью, предгорья и Серебряную долину, где расположилось ранчо «Синяя даль». — Когда я смогу продать свою долю, — сказала она, подчеркивая каждое слово, — мы с Бекки прекрасно заживем.
   Наступило недолгое молчание.
   — И куда вы поедете, если продадите ее? — наконец спросил Уэйд.
   — Когда я продам ее, — отозвалась Кэтлин, не без некоторой суровости сделав ударение на первом слове, — мы с Бекки отправимся в Бостон или, может быть, в Чикаго, и все начнем сначала. Вдвоем. У меня будут деньги, чтобы обеспечить безбедную жизнь, и я добьюсь достойного положения.
   В ее глазах Уэйд прочел твердую решимость, он ни на мгновение не усомнился, что Кэтлин Сам-мерз прекрасно со всем справится. Он также предположил, что пройдет не так уж много времени и кто-нибудь в Бостоне или Чикаго влюбится в нее, предложит ей замужество и домашний очаг и таким образом полностью изменит намеченные ею планы. Черт побери, да половина мужчин в любом из этих городов наверняка влюбятся в нее, подумал Уэйд, мрачно нахмурившись. Она не только хороша собой, но еще и храбрая, и в арифметике разбирается лучше большинства женщин да и держится с таким достоинством. Не говоря уже о ее соблазнительных полных губах, о высокой красивой груди…
   Мысль о том, что кто-то другой будет целовать эти губы и прикасаться к ее груди, наполнила его обжигающей болью. И яростью, от которой сдавило грудь.
   — Все-таки я не понял, — сказал Уэйд глухим голосом — потребовались немалые усилия, чтобы его голос зазвучал твердо, в то время как ему представлялась Кэтлин в объятиях другого. — Почему вы хотите продать свою долю и уехать в какой-то большой город? — Он отшвырнул вырванные травинки и посмотрел ей в глаза. — Почему бы вам не остаться здесь, на ранчо «Синяя даль»? Привезите сюда Бекки, как я уже предлагал вам. Детям здесь хорошо, ничего лучшего вы просто не найдете. Вашей сестричке совершенно не нужна какая-то необыкновенная школа, если вас беспокоит именно это. Луанн — чертовски хорошая учительница, а в Хоупе теперь есть библиотека…
   Он осекся, потому что она вдруг побледнела. Неужели из-за того, что он упомянул Луанн? Или потому, что сказал, как хорошо детям на ранчо «Синяя даль»?
   Кэтлин резко встала. Уэйд поднялся с земли одним прыжком и схватил ее за руки, когда она хотела отойти.
   — Постойте. Объясните, что я такого сказал? Почему вы так… — он подыскивал правильное слово, — так вдруг вскинулись? — проговорил он наконец.
   — Может быть, вам и вашим братьям и было хорошо здесь в детстве, но мой родной отец не хотел, чтобы я здесь жила.
   — Еще как хотел! — Уэйд смотрел на нее с недоумением. Он оставил вам сорок процентов лучшего имения в наших краях и составил завещание таким образом, чтобы вам пришлось побыть здесь и попытаться прижиться на ранчо. Если это не говорит о том, что он хотел, чтобы вы здесь жили, я уж не знаю, о чем это говорит.
   — Он никогда не хотел, чтобы я здесь жила, пока росла! Наверное, с него было достаточно вас и ваших братьев, вот он и не думал обо мне. Я писала ему, а он ни разу мне не ответил — ни разу!
   Она с отвращением почувствовала, что голос у нее задрожал, но ничего не могла с этим поделать. Заговорив, она уже не могла остановиться.
   — Мне страшно хотелось побывать на ранчо «Синяя даль», я мечтала об этом, молилась каждую ночь. Я даже просила его прислать мне свою фотографию, но…
   Она замолчала, глядя на Уэйда. Вид у него был настолько ошеломленный, словно она сообщила ему нечто совершенно невероятное.
   — Вы ему писали? — спросил он.
   — Конечно. Несколько раз. В первый раз, когда мне было восемь лет, и потом… а что такое?
   Он схватил ее за плечи.
   — Он не получал от вас никаких писем, Кэтлин.
   — Нет, получал. — Ее глаза сверкнули на солнце. — Моя мать сама дала мне точный адрес. Я выписывала каждую букву так старательно, четко и красиво, как только могла.
   — Кэтлин! — Он слегка встряхнул ее. Его суровое лицо было напряжено. — Он никогда не получал от вас никаких писем!
   Эти слова поразили ее. Голова у нее пошла кругом, и если бы Уэйд не держал ее так крепко, она пошатнулась бы.
   — Я… не понимаю, — с трудом выговорила она.
   — Скажу больше. — Он не сводил с нее своих сине-стальных глаз, голос его звучал резко. — Он вам писал. Я знаю, что писал. Я сам отвозил письма на почту.
   — Вот как? Он действительно писал мне?.. — Она все еще не пришла в себя от потрясения. Как же это возможно, что Риз не получал ее писем, а она не получала писем от него? — Как же часто он мне писал?
   Выражение лица Уэйда было угрюмым, как никогда.
   — Перед вашим днем рождения, каждый год с тех пор, как вы уехали, пока вам не исполнилось двенадцать лет. И на Рождество. Он приглашал вас на ранчо «Синяя даль», Кэтлин, я знаю это наверняка, потому что он говорил мне, и Нику, и Клинту, что его маленькая дочка, может быть, приедет сюда погостить. А потом, поскольку ответов не было, — сказал он тихо, — перестал. Погрустнел. Он горевал о вас, Кэтлин, хотите верьте, хотите нет. Я все это видел и чувствовал себя беспомощным. — Он не сказал, что был поражен еще и тем, как сильно может ранить человека любовь.