Грегори Филиппа. Привилегированное дитя

   — Посмотри-ка на это! — восторженно обратился ко мне дядя Джон. — Я говорил мистеру Мэгсону, что ищу лошадку для тебя, и взгляни, что он нашел.
   Ральф Мэгсон улыбнулся мне.
   — Это дамская лошадь, — объяснил он. — Один лорд неподалеку от Рогата продает ее, так как его дочь перестала заниматься верховой ездой. Он заплатил за нее хорошую цену и теперь тоже запрашивает немало. Но я решил, что вам будет интересно взглянуть на нее. Я видал ее прежде, по-моему, она отличная. Я забрал ее вчера после аукциона овец.
   — Выглядит она замечательно, — с энтузиазмом подхватил дядя Джон. — У меня был когда-то конь точно такой же масти. Араб. Это была изумительная лошадь!
   Ральф кивнул.
   — О ней до сих пор говорят в деревне, — любезно подтвердил он. — Кажется, его звали Си Ферн.
   — Надо же, помнят, — удивился дядя Джон. — Да, я его так называл, и он был такой же светлый и яркий, как эта красавица.
   Я едва слушала их, спускаясь по ступенькам в полной растерянности. Дядя Джон и Ральф обменялись смеющимися взлядами, и дядя Джон подошел ко мне, спрашивая:
   — Ты, наверное, захочешь сразу прокатиться на ней, да, Джулия?
   Я кивнула. Серая голова совершенной формы нырнула вниз, и лошадь обнюхала мои пальцы. Я подошла к ней, и дядя Джон подсадил меня в седло. Неловко опершись коленом о поммель седла, я попыталась расправить юбку. Я сидела в седле всего второй раз в жизни, причем в дамском седле первый раз.
   — Проводите ее, пожалуйста, — попросил дядя Джон мистера Мэгсона. — Ты попробуешь скакать верхом? — спросил он меня.
   — Да, — выдохнула я в полном восторге.
   Ральф кивнул и, наклонившись вперед, дал мне поводья и показал, как надо их держать. Они послушно и легко легли в мои руки, и, когда лошадь Ральфа направилась к воротам, моя чудная серая кобылка шагнула следом за ней.
   — Мне приятно, — отрывисто сказал Ральф, когда мы медленно двинулись вдоль дороги, — когда вы скачете рядом.
   Я ничего не ответила, едва слыша его. Меня полностью поглотил ритм шагов лошади, и я испытала странное незнакомое чувство оторванности от земли.
   — Я бы лучше села по-мужски, — заявила я. — А то я чувствую себя неуверенно.
   Он хмыкнул:
   — Я представляю лицо вашей мамы, когда вы попросите у нее бриджи. А про леди Хаверинг и говорить нечего.
   Я тоже рассмеялась и сразу же вернулась в реальный мир. До этого я была как во сне.
   — Беатрис держалась на лошади не хуже любого мужчины, а ведь она ездила в дамском седле, — утешил меня Ральф. — Я думаю, для леди действительно безопаснее скакать по-мужски, но мир, в котором мы живем, больше заботится о том, как леди выглядят, чем о том, что они делают.
   Я вынуждена была согласиться с этим утверждением.
   — Давайте поскачем рысью, — предложил он, и мы так и сделали. Сначала я не слишком грациозно наклонялась из стороны в сторону, пытаясь сохранить рановесие, но потом мне удалось поймать ритм скачки и я уже сидела в седле достаточно твердо.
   — Как ее зовут? — сросила я у Ральфа, когда мы поравнялись.
   — Перри, — ответил тот. — Не думаю, что это имя вам понравится.
   — Совсем не нравится, — согласилась я. — А давать новое имя лошади не значит навлекать на нее беду?
   — Если бы вы скакали как Беатрис, — улыбаясь, сказал Ральф, — вам не было бы никакого дела до благополучия лошади, вас бы скорей заботила ваша собственная судьба.
   — Значит, я могу дать ей имя? — спросила я.
   — Если вы захотите оставить ее у себя, — поддразнил он меня.
   Я минуту подумала.
   — Как звали лошадь дяди Джона?
   — Си Ферн^[1], — ответил Ральф.
   — Тогда я назову ее Си Мист^[2], — решила я. — Ее грива и хвост такого же белого цвета, как бывает туман над морем.
   — Будете звать ее Мисти? — предположил Ральф.
   — Да, — улыбнулась я. Теперь, когда моя лошадь имела имя, мы скакали вперед в согласном молчании, затем повернули к дому.
   — Хотите галопом? — подзадорил меня мой спутник. Когда я согласно кивнула, он послал своего жеребца вперед, и тот пошел, не останавливаясь, легким, широким шагом. С испугу я схватилась за поммель, но Си Мист рванулась вперед и я с удивлением ощутила, что сижу, даже не наклоняясь в сторону. Ральф оглянулся через плечо и рассмеялся при виде моей озадаченной физиономии. Мы с грохотом скакали по аллее, и солнечные блики играли на моем лице. Я думать забыла о страхе перед падением и, склонившись к гриве моей лошадки, все посылала и посылала ее вперед, все быстрее и быстрее, и Ральф смеялся и тоже подгонял своего жеребца.
   — Отлично! — прокричал он. — И помните, даже если вы боитесь упасть, хватайтесь только за седло или за гриву. Смотрите не повредите ей рот. У этой лошади рот как атлас. Я бы не привел ее сюда, если бы не верил, что у вас легкая рука.
   Я кивнула.
   — А что Ричард? — спросил Ральф. — Он тоже хочет лошадь?
   — Не думаю, — сказала я. — Он не хочет вводить Джона в этот расход, пока будет занят учебой. А если ему понадобится объезжать поместье, он всегда может воспользоваться лошадью Джона, Принцем.
   — А что он вообще за парень? Что за сквайр из него выйдет? — неожиданно спросил Ральф.
   — Он очень беспокоится о том, как быть Лейси, — ответила я, осторожно выбирая слова. У меня появилось ощущение, что вопрос задан серьезно и ответ должен быть точным. — Он все сделает для того, чтобы сохранить поместье.
   — А что у него за характер? — продолжал свои расспросы Ральф.
   — Очень хороший, — уверенно ответила я. — Он очень редко сердится и никогда не раздражается, особенно при свидетелях.
   — Такой нрав не по мне, — протянул Ральф. — Не злой ли он человек? Что обычно сердит его?
   Я задумалась. Никогда раньше я не пыталась понять причины вспышек гнева Ричарда. Я воспринимала их скорее как случайную бурю среди безооблачного лета.
   — Он сердится… — попыталась я выразить свою мысль словами. — Это бывает, когда он боится, что не будет первым.
   — Любит быть фаворитом, да? — спросил Ральф.
   Это слово затронуло какую-то струну в моей душе.
   — Он хочет быть избранным дитя. — Наши глаза встретились, и мы оба услышали в воздухе тихий звон, будто резонанс произнесенных слов. — Он говорит, что это он — избранное дитя, — повторила я.
   Ральф помолчал несколько минут.
   — Ох уж эта деревня и ее суеверия, — раздраженно произнес он. — Даже знать так же плоха, как худшие из них. — И он недовольно покрутил головой. — Может ли он держать свое слово? Если он станет первым в Вайдекре? Если он действительно привилегированное дитя?
   — Да, — уверила его я. Я доверяла Ричарду всю жизнь, сколько знала и любила его.
   — Я ведь не слепой, — откровенно объяснил Ральф. — И прекрасно вижу, что его мало привлекает система общих прибылей. Но если он пообещает придерживаться ее, пообещает вам и всем нам, то сдержит ли он свое слово? Или он способен нарушить обещание?
   Я ответила не сомневаясь ни минуты:
   — Если он даст слово, то обязательно сдержит его.
   Ральф посмотрел на меня скептически, но потом удовлетворенно кивнул и, повернувшись в седле, взял у меня поводья.
   Парадная дверь отворилась, и на ступени вышел Ричард. И сразу я будто бы замерла. Память сохранила мои детские воспоминания о той поездке на Шехеразаде, и мгновенно меня захлестнуло чувство вины перед Ричардом.
   Я вынула ноги из стремян и соскользнула с лошади, даже не дожидаясь помощи Ральфа. Я хотела на всякий случай держаться подальше от лошади, от моей чудесной лошадки, боясь, как бы ее вид не рассердил Ричарда. Несмотря на мои уверения, что Ричард не хочет лошади, я не очень представляла, какой будет его реакция на мои прогулки верхом.
   — Ричард! — несколько нервно улыбнулась я. — Взгляни на эту чудесную кобылку, которую нам привез мистер Мэгсон.
   Я подобострастно заглянула ему в лицо и, к своему облегчению, увидела, что Ричард улыбается и даже тени гнева нет в его глазах.
   — Замечательное животное, — и он любезно кивнул Ральфу. — Она продается?
   — Да, — лаконично бросил Ральф. — Она и мисс Джулия поладили друг с другом.
   — Мне кажется, Джулия — прирожденный наездник, — галантно произнес мой кузен.
   — Она — Лейси, — Ральф произнес это так, будто этими словами объяснил все. — Я отведу ее на конюшню, мисс Лейси. Пусть она постоит у вас пару дней, и затем вы решите, стоит ли ее покупать. Если вы передумаете, я отвезу лошадку обратно во время следующей поездки. Если же она вам понравится, то я уже сказал вашему дяде, сколько она стоит.
   — Это дорогая лошадь? — вмешался Ричард.
   Ральф смотрел на него сверху вниз с непроницаемым выражением лица.
   — Мисс Джулии нужна хорошая лошадь, — сдержанно ответил он. — Она — наследница Вайдекра, так же как и вы, и ей нужно объезжать поля и все поместье. Да и само ее положение в обществе обязывает иметь хорошую верховую лошадь.
   — Разумеется, — Ричард поспешил тут же согласиться. — Для мисс Джулии не может быть ничего слишком дорогого. — Что-то в его голосе предупредило меня, что он не так доволен, как кажется, но, когда он повернулся ко мне, глаза его улыбались. Он подал мне руку и повел вперед, словно подавая урок хороших манер. Я помедлила и обернулась к Ральфу.
   — Благодарю вас, Ральф, — сказала я, и только он знал, как много искреннего чувства было в моих словах.
   — Ты выглядела так элегантно верхом на этой лошади, что, наверное, теперь не захочешь со мной даже разговаривать, — говорил мне Ричард, пока мы шли к дому. — Ты сидела как настоящая молодая леди. Но для меня ты всегда будешь моей маленькой кузиной!
   Мы вместе вошли в дом и остановились в холле. Там было полутемно из-за задернутых от жары занавесей. Лицо Ричарда показалось мне чужим и странным в этом полумраке, и я почувствовала, как забилось мое сердце, словно это был не мой кузен, а кто-то пугающе незнакомый. По моему телу пробежала дрожь — не то боли, не то страха, — и колени стали ватными.
   Ричард подошел ко мне ближе и обнял меня за талию.
   — Ты слегка побледнела, Джулия. Надеюсь, прогулка не утомила тебя?
   — Нет, — испуганно сказала я. — Совсем не утомила.
   — Это странно, — тихо продолжал он. — Ты такая хрупкая, Джулия. Ты, должно быть, похудела последнее время, или это я вырос. Ты тоже стала будто выше и тоньше, смотри, я даже могу обхватить твою талию двумя руками. — Он все еще стоял передо мной и держал руки у меня на талии. Даже сквозь платье я чувствовала горячее тепло его ладоней и силу его объятия.
   — Мы оба выросли, — почти беззвучно произнесла я. Ричард приблизил свое лицо почти вплотную ко мне, я ощущала на щеке его дыхание. Его глаза стали совсем черными, но не от гнева. Некоторое время мы простояли совершенно неподвижно в пустом и полутемном холле, не осмеливаясь придвинуться ближе друг к другу и будучи не в силах разойтись.
   Тут вдруг послышался мамин смех из гостиной, и мы отпрянули друг от друга, будто делали что-то плохое.
   — Я, пожалуй, пойду, — пробормотала я тихо и двинулась к лестнице.
   — Джулия, — позвал Ричард, и я остановилась.
   Моя рука уже лежала на перилах лестницы, но я молча ждала, когда он подойдет ко мне. Голова моя кружилась от восторга и волнения.
   Он не стал подходить вплотную, но, остановившись у первой ступеньки, низко наклонил голову и поцеловал мою руку, лежавшую на перилах. Затем он поднял на меня совершенно непроницаемые глаза, внимательно глянул в мое лицо, круто повернулся на каблуках и вышел. Я осталась одна.
   На минутку я прижала руку той стороной, которую он поцеловал, к щеке и стала тихо-тихо подниматься по лестнице. Я чувствовала, что мне следует побыть одной, совершенно одной, и все обдумать. Но когда я оказалась у себя и дверь за мной закрылась, я поняла, что голова у меня идет кругом. Меня одолевали противоположные чувства: я ощущала пробуждение странной чувственности, незнакомой мне прежде и пришедшей ко мне вместе со снами о Беатрис. Другим чувством было большое смущение и неловкость. Мы всегда жили с Ричардом как брат и сестра, и я привыкла так к нему и относиться. И хотя мы с детства болтали с ним о будущей свадьбе и о совместном владении землей, я никогда не задавалась мыслью, что когда-нибудь он станет ухаживать за мной. Прикосновение его ладоней к моей талии, тепло его дыхания на моей щеке — все это одновременно и наполняло меня волнением и заставляло содрогаться, будто в этом было что-то плохое.
   Что-то ужасно плохое.
   Это смущение не оставляло меня за завтраком, подогреваемое к тому же тайными взглядами Ричарда. Дядя Джон и мама смеялись над письмом, которое она получила, и не замечали моей неловкости.
   — Какие у вас планы на сегодня, моя дорогая? — спросил дядя Джон у мамы, когда она разливала кофе.
   — Сегодня я стану на один день белошвейкой, — ответила она с веселой улыбкой. — Девочки попросили научить их отделывать платья и шляпки лентами. Боюсь, что наша нищая деревня станет самой кокетливой в графстве, доктор Пирс может не одобрить этого.
   — Это еще не все, — подхватил дядя Джон, — Мистер Мэгсон предложил выделить девушкам приданое, чтобы они могли выйти замуж, когда захотят. Я согласился и теперь живу в ежечасном страхе, что нагрянет ваш отчим и уличит меня в радикализме.
   — Это не радикализм, — немедленно ринулась я на защиту Ральфа. — Это обыкновенный здравый смысл. Если девушки смогут выйти замуж в Экре, то им не понадобится куда-то уезжать и поступать в услужение. Мы сохраним семьи, и люди будут больше работать здесь.
   — Я понимаю, — сказал дядя Джон. — И я согласен с этим, Джулия. Больше того, если земля не может сделать молодых людей счастливее, то к чему тогда все наши хлопоты.
   Мама согласно кивнула.
   — Скоро мне пора отправляться в Экр, — сказала она и встала из-за стола. — А что ты собираешься делать сегодня, Джулия?
   Я вопросительно взглянула на дядю Джона.
   — Сегодня у меня будет своего рода выходной, — полувопросительно ответила я. — Можно? Я хотела бы поскакать на Мисти к холмам и взглянуть на новых овец, которых привез мистер Мэгсон. А потом почитать некоторые брошюры о фруктовых деревьях и о том, как их выращивать. Оказывается, бывают ужасные болезни, которыми болеют деревья, а я в них ничего не понимаю.
   — Скажите, сэр, а вы не могли бы быть доктором для ее деревьев? — спросил Ричард отца. — Лечить их, правильно питать?
   — Можно попытаться, — ответил тот. — Но сегодня мне нужно в Экр. Если тебе понадобится рецепт для твоих яблонь, Джулия, то дай мне, пожалуйста, знать.
   Мы поднялись из-за стола, и я прошла с мамой в холл. Парадная дверь стояла открытой, и в комнату Щедрым потоком лился теплый воздух. Утренний туман наконец рассеялся, и Вайдекр весь сиял и переливался новыми красками свежей весны. Я даже моргнула от яркости первых листочков, словно заглядывавших к нам в дверь.
   — Как зелено все сегодня, — невольно произнесла я.
   — Да, сегодня первый погожий день, — согласилась мама, складывая в сумочку клубки шерсти. — Но, пожалуйста, будь осторожней на новой лошади. И обещай мне, что не будешь скакать галопом и не отправишься дальше овечьего выгона. К обеду возвращайся вместе с Ричардом.
   Я легко пообещала ей это и поцеловала на прощанье. Затем мы с Ричардом договорились встретиться в два часа у овечьего амбара, я проводила его взглядом и отправилась в библиотеку читать умные книги о фруктовых деревьях.
   Среди них я обнаружила мамины романы из чичестерской окружной библиотеки, взглянула на заголовки, и следующее, что я услышала, были шаги Страйда, принесшего мне кофе. Было уже начало второго!
   — О нет! — воскликнула я. — Я обещала Ричарду приехать к амбару к двум часам! Страйд, попросите, пожалуйста, Джема запрячь Мисти. Я прибегу как только переоденусь.
   Чашку с кофе я взяла с собой в спальню и выпила его, пока переодевалась. Мама сдержала свое обещание. Теперь я могла надеть одну из новых амазонок. Она была чудесного кремового цвета, с отделкой у шеи плиссированной оборкой из бархата. К ней полагалась маленькая шляпка такого же тона, и по настоянию Джона мама купила мне новые ботинки для верховой езды с маленькими светло-желтыми пряжками, которые лично мне казались верхом элегантности. Я могла бы долго любоваться ими, но помнила, что Ричард будет ждать меня в два часа и что — это было даже более важно — у конюшни стоит запряженная Мисти.
   Шкурка ее так лоснилась на солнце, что казалась почти белой. Джем почистил ее хвост и гриву, так что она вся просто сияла, как новенькая монетка. Он тепло улыбнулся моему обрадованному лицу и подставил сложенные ладони, чтобы я могла опереться на них ногой.
   — Поезжайте медленнее, мисс, — серьезно предупредил он, и я тут же вспомнила его дядю, Джона Денча, который преподал мне первый урок верховой езды. — Не скачите на ней галопом в первый же день. Мы хотим, чтобы вы вернулись верхом, а не пешком.
   Я кивнула, почти его не слушая.
   — Я буду осторожна, — пообещала я и тронула поводья. Мисти повернула свою чудесную голову к аллее. Мгновенно ее ушки насторожились, и она легким шагом, словно танцуя, побежала вперед.
   Ветви над моей головой сверкали зеленью, каждый листочек трепетал от свежего ветра. По обеим сторонам дороги тянулись изгороди, сплошь покрытые светлыми цветами раннего шиповника, и повсюду царил аромат дикого чеснока. Небо то и дело перечеркивали стремительные полеты птиц, и воздух оглашался воркованием множества лесных голубей.
   У ворот сторожки Дженни и два ее младших ребенка сажали картофель на грядки. Они помахали мне, и две младшие девочки, Нелл и Молли, подбежали к воротам.
   — О, мисс Джулия! Какая чудесная лошадка! — наперебой заговорили они, прижав личики к ограде.
   — Сегодня я не смогу покатать вас, — ответила я на невысказанную просьбу. — Я сама еще сижу на ней не совсем уверенно, потому что только учусь скакать верхом. Но когда я освою верховую езду, то непременно посажу каждую из вас впереди себя и немножко покатаю.
   Детишки просияли от радости, и мы с Мисти направились к деревне. Самая короткая тропинка к холмам пробегала позади деревни, мимо того поля, которым жители Экра владели совместно. Ральф Мэгсон настоял, чтобы каждая семья владела небольшой полоской земли, на которой бы она сажала для себя овощи. Но именно я предложила отвести эти полоски на том поле, которое Беатрис огородила под пшеницу. Мне было известно, что засеивалось оно только однажды и с тех пор все время простояло под паром. Кроме того, оно находилось ближе всего к деревне и к Фенни — обстоятельство немаловажное в случае, если потребуется много воды.
   — Да, мисс Джулия, не хотел бы я видеть вас в числе моих врагов, — полушутливо заметил Ральф, когда я высказала это предложение. — Это умный шаг.
   На это я улыбнулась.
   — Надеюсь, мы никогда и не станем врагами, — ответила я. — Пока наши с вами интересы и интересы Деревни совпадают, у нас не будет поводов для вражды.
   Ральф откинул назад большую седеющую голову и расхохотался.
   — Совсем никаких! И да здравствует всеобщее братство между хозяевами и работниками!
   — Аминь! — улыбнулся дядя Джон, поглядывая на каждого из нас поочередно.
   — Аминь? — переспросил Ральф, все еще улыбаясь. — Скорее — Аллилуйя! Наконец настало царство свободы! Совсем как во Франции!
   Мы еще немного посмеялись, и Ральф с дядей Джоном согласились, что удобнее всего разместить участки на этом поле, а пока засадить его клевером, чтобы не уходила сила из земли. Попозже мы можем посадить рядом пшеницу или даже какие-нибудь фруктовые деревья.
   До сих пор в высокой траве были видны межи, и кто-нибудь из деревенских стариков, указывая на участок, заросший не менее, чем соседний, мог сказать: «Это мое, когда-то я сажал здесь морковь и пастернак».
   Си Мист так легко бежала вперед, трава так мягко стелилась ей под ноги, что я позабыла все данные мной обещания и послала ее в быстрый галоп, который был гораздо удобнее для меня, чем ее бег рысью. Я наклонилась к ее волнистой гриве, смещая вес, и все посылала и посылала ее вперед, быстрее и быстрее, пока мы не промчались по гребню холма в безудержном вихре, от которого ветер свистел в ушах и слышен был только топот ее копыт да мой крик: «Пошла! Но! Пошла!». И она шла все быстрее и быстрее, словно мы скакали наперегонки с ветром.
   Моя лошадка по собственной воле выбрала правильную тропинку, которая вела через поле к выгону для овец. И это было очень кстати, так как я понятия не имела, как повернуть ее, если бы она пошла не в том направлении. Но это была умная и добрая лошадка, и начать взбираться на самый верх холма ей просто не пришло в голову. Я скакала бы на ней хоть весь день, но я помнила, что обещала Ричарду приехать за ним к двум часам; и когда, подскакав к амбару, я увидела привязанного около него Принца, я испытала угрызения совести. Я остановила Мисти и, соскользнув с седла, вошла в открытую дверь амбара.
   После яркого солнца мне было не разобрать, что творится внутри. А когда мои глаза привыкли к полумраку, я не смогла поверить тому, что вижу.
   Ричард стоял прижавшись к дальней стене амбара. Его шляпа слетела на пол, и сам он выглядел так, словно увидел привидение: на бледном лице расширенные от ужаса глаза казались огромными.
   Овцы столпились вокруг него огромным полукругом и стояли плотно прижавшись друг к другу. Я дико оглянулась вокруг в поисках пастуха или его собаки, ибо никогда прежде не видела, чтобы овцы сбивались в такую кучу, разве только если какой-нибудь ягненок был в опасности.
   И они подходили к нему все ближе.
   Не веря своим глазам, я увидела, как вожак переступил копытами и угрожающе наклонил голову. Остальные тоже шелохнулись, их крупы прижались один к другому еще плотнее, бессмысленные желтые глаза загорелись ярче, а узкие белые морды придвинулись туда, где стоял Ричард.
   Они теснили его, как может теснить маленькую собачонку свора собак. Но эти овцы теснили человека.
   На мгновение меня охватил тот же ужас, который заставил Ричарда прижаться к стене. Глубокий, первобытный страх человека перед необъяснимым, перед тем, чего не должно быть, перед тем, что противно самой природе. Если бы я была суеверной, я бы подумала, что наши овцы одержимы дьяволом, и, когда самый крупный баран еще раз переступил копытами и придвинулся к Ричарду, мне захотелось спастись бегством.
   Но будто сам воздух Вайдекра вселил в меня мужество, и я сказала себе: «Нет!».
   — Нет! — повторила я громко. Ричард повернул голову к двери и на фоне светлого дверного проема увидел меня.
   — Джулия! — позвал он, и его голос был хриплым от страха. — Джулия! Помоги мне! Эти овцы сошли с ума.
   — Нет! — сказала я снова и, подхватив одной рукой подол амазонки, видно для храбрости, я направилась к нему. Я шла в самую середину овечьего стада, уверенно ступая новыми ботинками с кокетливыми желтыми пряжками, и овцы расступались передо мной.
   Да, конечно, они расступились. Так и должно было быть. Только вожак наклонил голову и наставил на меня рожки, но я снова повторила «Нет!», и он тоже отступил с моего пути.
   Ричард не двигался, пока я не подошла к нему вплотную, тогда он ухватился за меня так сильно, будто бы мы тонули.
   Я крепко держала его, и мы двинулись к выходу. Но стоило Ричарду приблизиться к порогу, как вожак и две матки двинулись за ним, не сводя с него янтарных глаз.
   — Шу! — сказала я им, будто деревенская девчонка своим курам, и они остановились. Я обернулась, чтобы посмотреть, успел ли Ричард покормить их. Оказалось, что нет. Ведро, полное корма, стояло тут же у двери. Я быстро схватила его и высыпала траву в кормушку. Тогда они поспешили туда, не обращая больше на нас никакого внимания. И я метнулась к порогу следом за Ричардом.
   Он сидел прямо тут же, подставив бледное лицо свету и теплу. Его глаза были закрыты. Я молча села рядом с ним. Я не имела понятия, что же произошло в амбаре, но то, что я видела, было невероятным.
   — Овцы пошли за мной, — тихо заговорил Ричард. — Я вошел в амбар, чтобы накормить и напоить их, а они вдруг сгрудились вокруг меня и образовали кольцо. Я поставил ведро с кормом на землю, думая, что они голодные, но они и не смотрели на него. Им нужен был я.
   — Где пастух? — спросила я.
   — Он прислал ребенка сказать, что заболел, — Ричард потряс головой, словно он сам не верил в то, что произошло. — Я сказал ему, что сам могу покормить овец. Я собирался насыпать им травы. Но как только я очутился в амбаре, они окружили меня и стали надвигаться. Я все отходил и отходил, а они все надвигались и надвигались. Я отступал, пока они не оказались между мной и дверью. Так я оказался прижатым к стене, а они все подходили и подходили ко мне. — Тут он вздрогнул и опустил голову к коленям. — Обычно овцы так не ведут себя, — тихо закончил он.
   Я ничего не говорила, только обняла его за плечи и стала успокаивающе поглаживать его щеку. Его рубашка была мокрой от пота. Смертельный страх не отпускал его. И неожиданно я вспомнила, как боялась, прядала ушами и отступала от Ричарда Шехеразада, когда впервые увидела его. Как она, в страхе заложив ушки назад, отходила неровными шагами, когда он направлялся к ней.
   — Это не имеет значения, — мягко заговорила я. Что еще я могла бы сказать. Сцена в темном амбаре была словно из ночного кошмара, одного из тех болезненных ночных кошмаров, когда самые привычные предметы становятся неузнаваемыми и пугающими.