Страница:
— А брат?
— Возможно, Джесс узнает позже, — сказал Дэниел и задумчиво склонил голову набок. — Хотя, с другой стороны, не исключено, что ему уже сообщили.
— Понятно, — кивнула Келли, — ведь они с Красоткой вместе учились.
— Вот именно, — улыбнулся Дэниел. — Нельзя же позволить, чтобы все они оплакивали меня или мучились, теряясь в догадках!
— Понятно.
— Я попытался тут кое-что сделать по хозяйству…
— Ты мне ничем не обязан.
— Разве что жизнью, — бросил он небрежно и, поставив кружку на стол, за считанные секунды разрушил все барьеры, которые она постаралась воздвигнуть, чтобы сохранить видимость самообладания. Вытащив шпильки, Дэниел распустил ее волосы и, глядя на золотисто-каштановое великолепие, произнес:
— То, что я сделал, не имеет никакого отношения к долгу перед тобой, янки. Это имеет отношение к моему нежеланию уходить от тебя.
Она все еще надеялась сохранить дистанцию, стараясь не реагировать на прикосновения.
— Значит, долг зовет?
— Боже мой, что ты так мучаешься? — воскликнул он, неожиданно рассердившись. Схватив любимую за плечи, он довольно ощутимо встряхнул ее. Она же все еще силилась сохранить спокойствие, в то время как сердце ее бешено колотилось. — Я отдал бы все, лишь бы забыть о войне и остаться здесь с тобой.
Я сыт по горло трупами, кровью, босоногими героями в лохмотьях вместо мундиров. Я устал от костров на привалах, и приказов, и попыток научиться новым, более изощренным способам убивать. Я бы отдал все…
Келли молча глядела ему в глаза, н его гнев постепенно утих. Он покачал головой.
— Но я должен вернуться. Я не могу тебе объяснить, за что воюю. Я воюю за речку, за стены и колонны своего дома, за те жаркие летние дни, когда с полей и из дома доносятся песни.
За шуршание шелка, за своеобразную речь южан. Возможно, я .воюю за отечество, обреченное на гибель, но это мое отечество, и, плохое оно или хорошее, я должен защищать его до последнего вздоха.
Протянув руку, Келли погладила его по щеке. Он тотчас впился в ее губы поцелуем.
Все ее благие намерения рухнули, теперь ее сердце отдано ему.
— Но ты дождешься темноты? — прошептала она.
Глаза его вспыхнули диким пламенем, и, подхватив на руки, он понес ее вверх по лестнице.
Девушка уронила голову ему на грудь.
— Я знаю, что тебе пора Но мне не хотелось отпускать тебя, не побыв с тобой еще один, последний разок.
— Я бы так просто не ушел, — хрипло выдохнул он.
Не успел он переступить порог спальни, как громкий стук в дверь грубо нарушил интимную обстановку.
Дэниел насторожился, а Келли постаралась скрыть охватившую ее панику.
— Отпусти меня. Скорее!
Выглянув из окна в конце коридора, она попыталась разглядеть незваного гостя, но мешал карниз.
Стук повторился. Дэниел тотчас скрылся в комнате брата Келли, Джошуа. По всей видимости, пошел за саблей.
— Фрау Майклсон!
Услышав низкий голос с заметным акцентом, она с облегчением вздохнула. Камерой вернулся и вопросительно взглянул на нее, сжав в руке саблю.
— Вес в порядке, — торопливо произнесла Келли.
— Кто это? — спросил Дэниел.
— Всего-навсего Руди Вайс…
— Что значит «всего-навсего Руди Вайс»?
Ох уж этот его менторский тон! За это девушка его убить была готова.
— Мой сосед, — сдержавшись, ответила она. — Баптист, член немецкого братства. Ты наверняка видел их маленькую белую молельню, которая оказалась в самом центре сражения.
— Значит, он может быть как яростным сторонником янки, так и сторонником южан. Ну и кого же он поддерживает?
— Ни тех ни других! — досадливо всплеснула руками девушка. — На их молельне нет даже колокольни, потому что баптисты упростили культовые обряды. Они против войны, не хотят никому причинять вреда. И очень набожны. Я, конечно, не уверена, что Руди одобряет мой образ жизни, но он очень добр и знает, что я живу одна. Видимо, пришел, чтобы узнать, все ли у меня в порядке.
— Фрау Майклсон! — Беспокойство в голосе гостя усилилось.
Келли круто повернулась, не обращая внимания на суровый взгляд Дэниела, и торопливо распахнула дверь.
Руди Вайс, седой, почти столетний старец с окладистой бородой, был тем не менее высок, подвижен и держался с большим достоинством. В его выцветших старческих глазах светилась тревога. Увидев ее живой и здоровой, он сразу же улыбнулся:
— Значит, у вас все в порядке? А я уж начал беспокоиться: в округе солдат полным-полно.
— Да, герр Вайс. Солдат хватает.
— Вы не заболели?
— Нет, нет. Я здорова.
— И никто вас не беспокоил? Если вам страшно, мы позаботимся, чтобы вы не оставались одна.
— Нет, благодарю вас, — торопливо отозвалась Келли и тотчас перевела разговор:
— А ваша жена и все остальные — они не пострадали?
— Нет, с нами все в порядке. — Старик, похоже, и не думал уходить. — У вас, кажется, гостит друг?
Келли замерла. А Вайс, разведя руками, пояснил:
— Карл, мой старший сын, видел какого-то мужчину, что кормил ваших цыплят.
Девушка тяжело вздохнула, не зная, что ответить. Но Дэниел уже спешил ей на помощь — сглаживая неловкость, он протянул Руди руку:
— Дэниел Камерон, мистер Вайс. Друг Келли.
Руди кивнул с серьезным видом, окинув Дэниела оценивающим взглядом.
— В таком случае, мистер Камерон, не задержитесь ли вы еще на минутку? У меня есть новости. На Севере серьезные события.
— Война… — начала было Келли.
— Война, само собой, идет своим чередом, — сказал Руди, доставая из кармана газету и протягивая ее девушке. — Я обычно не вмешиваюсь в чужие дела, — пояснил он Дэниелу, — но моя супруга послала меня сообщить обо всем Келли, поскольку она живет одна.
— Ну, что там? — Девушка заглянула Дэниелу через плечо, поскольку он сразу же отобрал газету и стал читать про себя.
— Президент Линкольн издал манифест об освобождении рабов, — тщательно подбирая слова, произнес Руди Вайс.
— Манифест об освобождении?! — удивилась Келли.
— Черт возьми, он все-таки решился! — воскликнул Дэниел и, невесело рассмеявшись, обернулся к любимой:
— Манифестом освобождаются рабы в мятежных штатах на Юге, а не на Севере и не в приграничных штатах! Какой хитрый ход! Ты понимаешь?
Келли недоумевала, не вполне понимая, о чем идет речь.
Дэниел отдал ей газету и с отсутствующим взглядом уселся в ближайшее кресло.
Девушка вопросительно взглянула на Руди Вайса, который застрял на пороге.
— Ваш друг Дэниел Камерон, он все понимает, — тихо сказал Руди. — Рабов освобождают с третьего января будущего года. Рабов «в штатах, поднявших мятеж».
Герр Камерон понимает, что южане не признают законным манифест какого-то Линкольна на территории своей Конфедерации. А вот рабы захотят освободиться. И начнут убегать.
Большинство двинется на Север в поисках пищи, работы и настоящей свободы. Многие впадут в отчаяние. Именно поэтому моя супруга так беспокоится за вас, Келли. Вам надо поостеречься, когда эти люди будут проходить по нашим местам. Я, в свою очередь, считаю, что вам следует опасаться и солдат. Есть люди хорошие, есть плохие, и это не зависит ни от цвета кожи, ни от цвета их мундиров.
Келли кивнула и нервно облизала пересохшие губы. Дэниел обменялся взглядом с Руди и подошел к двери.
— Вы тоже будьте осторожны, герр Камерон, — многозначительно произнес Вайс.
«А ведь Руди, черт возьми, отлично знает, что Дэниел мятежник, — подумала Келли. — Знает, но не придает этому значения. Для него друг есть друг». Причем Вайс считал нужным этого друга предупредить, поэтому он, уже собираясь уходить, обернулся и бросил через плечо:
— Южнее, на кукурузном поле, все еще стоят лагерем солдаты. Похоже, они следят за всеми дорогами. — Он поглядел на небо, потом перевел взгляд на Келли и Дэниела и печально покачал головой. — В воздухе по-прежнему витает запах смерти, а вода в ручье побурела от крови. Грустная это штука, война!
Очень грустная.
И он двинулся но тропке через поле.
Камерон некоторое время глядел ему вслед, потом скомкал в кулаке газету, — Хитрый ход! Черт побери, очень хитрый! Ваш мистер Линкольн не дурак, Келли. — Он вдруг в ярости швырнул скомканную газету.
— Ты-то ведь уже освободил своих рабов! — воскликнула, широко раскрыв глаза от удивления, Келли. — Если Юг не признает полномочия Линкольна, то какая разница, издан этот манифест или нет?
— Я тебе скажу, какая разница! — сердито отозвался Дэниел. — Рабы побегут десятками, сотнями, а может быть, тысячами! Причем некоторые из них будут опасны. Но и это не самое главное, разве ты не видишь.?
Удивленная и обиженная гневом любимого, Келли возмутилась:
— Да! Да, вижу! Линкольн освободил множество людей, скинув оковы рабства!
— Для победы в Гражданской войне он сделал больше, чем любой из его генералов! — сердито оборвал ее Дэниел. — Неужели не понимаешь? Теперь Европа ни за что не признает Конфедерацию. А Англия?! Англия, которая закупала у нас хлопок тюками, но всегда воротила свой аристократический нос от наших так называемых институтов, — ведь она теперь наверняка будет на стороне Линкольна! Нам больше неоткуда ждать помощи. Черт возьми, я всегда говорил, что этот человек, к сожалению, очень умен.
У Келли, до которой мало-помалу доходил смысл сказанного Дэниелом, тревожно забилось сердце. Конфедерация надеялась на финансовую помощь Европы, на признание. И правительству мятежников, судя по всему, почти удалось его получить.
Но Линкольн расстроил все планы, сыграв на том, что англичане презирают рабовладение. Получается, что президент боролся отнюдь не за сохранение Союза, а преследовал гуманную цель освобождения невольников. Война приобрела другой антураж. И в связи с этим повсюду, несомненно, разгорятся страсти.
Дэниел невесело рассмеялся:
— Заметь, Келли, что в Мэриленде рабов не освобождают.
Президент Линкольн не рискнул затронуть интересы приграничных штатов. Невероятно ловкий ход! Я уже слышу звон погребального колокола!
Камерон взглянул на нее так, словно она сама звонила в этот самый колокол. У нее вдруг перехватило дыхание. Он бросал ей вызов, обвинил ее — и ждал еще какой-то реакции?!
— Что ты хочешь? — воскликнула она. — Я противница рабства. И если Линкольн поставит Юг на колени и положит конец войне с помощью этого манифеста, то я буду только рада!
Дэниел разразился нескончаемой бранью.
— Хочешь знать, Келли, что он в конечном счете сделает в Мэриленде? Он позаботится о том, чтобы и здесь освободили рабов, но при этом предусмотрит какую-то компенсацию рабовладельцам.
— Значит, он не глуп!
— Конечно! — Он оборвал фразу на полуслове. — Я все забываю, что ты — это «они», враги. Как я мог?!
— Да! — с вызовом воскликнула она. — Я твой враг. Ты сам мне как-то говорил, что не следует забывать об этом. Помнишь, у тебя погиб солдат из-за того, что замешкался, не решаясь выстрелить в своего друга? Твердите свой собственный урок, полковник!
Камерон угрожающе шагнул к ней, и она, судорожно глотнув, попятилась.
Он остановился.
— Пропади все пропадом! — в гневе выкрикнул он и, повернувшись, направился к лестнице. — Значит, мы враги до гробовой доски, мадам, — добавил он яростно. — Я постараюсь как можно скорее покинуть ваш дом!
Келли смотрела ему вслед, задыхаясь от ярости. Но как только он скрылся за дверью, гнев ее начал стихать.
Вот тебе и любовь! Вот тебе и неуемное влечение, вот тебе и страсть! И вкрадчивый шепот о том, что он не сможет уйти, не простившись с ней…
Пусть идет ко всем чертям, подсказывала гордость. Пусть убирается! Если он хочет видеть в ней врага, что ж, она не станет извиняться за то, что у северян после поражений, унижений, бесчисленных потерь появился наконец про» блеск надежды. 0»(а-то как раз искренне считала дело северян правым.
Дэниел и сам понимал всю порочность института рабства.
Ни один человек не имеет права владеть другим человеком — ни черным, ни белым. К тому же Камерон сам освободил своих рабов. И сейчас он разозлился из-за того, что Линкольн не такой уж простачок, каким его хотели представить политические противники. Провинциальный стряпчий из Иллинойса, возможно, окажется одним из самых великих людей своего времени.
Вбежав в комнату, Дэниел с размаху запустил подушку через всю комнату, следом за ней вторую…
Затем сел на пол и взъерошил волосы.
Черт бы побрал Келли! Черт бы ее побрал!
Вернее, черт бы побрал Линкольна. И эту проклятую войну.
Если бы миссис Майклсон родилась на Юге, она, возможно, поддержала бы другую сторону. Впрочем, она ему никогда те лгала, не притворялась, что сочувствует южанам, и даже не пыталась отстаивать свои убеждения. Она просто отказывалась сдавать позиции.
Камерон вдруг насторожился: снаружи как будто послышался какой-то звук. Поднявшись на ноги, он выглянул в окно.
Должно быть, Келли выскочила из дома, рассердившись на него.
«Надо немедленно уходить», — решил он, взял саблю, прикрепил ножны. Сердце невыносимо заныло.
Он любит ее. Любит красоту ее серо-голубых глаз, золотистое пламя волос, любит ее голос. И ее горячее сердце.
Но последние полчаса еще раз подтвердили, что они враги.
Дав волю своему раздражению, он сам лишил их обоих возможности нежно попрощаться друг с другом.
«Не тяни время, уходи! — пульсировало у него в висках. — Уходи».
Но уже спускаясь по лестнице, он ясно понял, что так просто он не уйдет.
Келли долго ждала в гостиной, сжав кулаки и вытянув руки по швам. Прошла уже целая вечность, а Дэниел все не появлялся. В глазах ее стояли слезы.
Теперь Келли понимала его, возможно, лучше, чем он сам себя. Насколько девушка знала Дэниела — а, видит Бог, она узнала его достаточно хорошо, — Камерон и сам скоро все поймет. Но он ни за что не признает — даже сейчас, — что его драгоценная Конфедерация может все-таки проиграть войну.
Девушка облизала губы, утерла щипавшие глаза слезы и через черный ход вышла из дома.
Ноги сами несли ее вперед. Миновав скотный двор, она уныло побрела на семейное кладбище. Сорвала по дороге полевой цветок, положила его на свежую могилу молодого солдатика-янки. Затем окинула взглядом памятники отцу и Грегори, и на сердце у нее стало еще тяжелее. Сколько? Сколько еще людей погибнет в этом ужасном противостоянии? Сколькими жизнями придется еще заплатить, скольким еще глупцам мужчинам не терпится пролить свою кровь?
Келли присела на могилку мужа и, закрыв глаза, задумалась. Казалось, все, что происходило с ними когда-то, было в другом мире. Он погиб совсем недавно, но с тех пор прошла уже целая вечность. Грегори, обнимая ее, обещал, что через несколько недель он вернется, потому что война закончится. Он был так уверен в победе! Этим недоумкам мятежникам надо просто хорошенько дать коленом под зад, и они уберутся восвояси.
Но все кончилось плачевно: одинокая и потерянная, она спустя некоторое время встречала гроб с его телом на железнодорожной станции.
За этот день Келли стала старше на несколько лет.
Девушка вздрогнула и насторожилась, услышав какой-то шорох возле дома. Прикрыв рукой глаза от солнца, она поглядела в сторону дома. Никого.
Вздохнув, она провела пальчиком по камню на могиле мужа. И тут вдруг раздался тихий голос Дэниела:
«Ax, он умер, госпожа,
Он — холодный прах;
В головах зеленый дерн,
Камешек в ногах».
[3]
Келли задумчиво вытерла о подол перепачканные в земле руки, тронутая неподдельной печалью Дэниела.
Казалось, он оплакивает смерть ее мужа так же искренне, как оплакивал смерть паренька, который умер от ран.
— Извини меня, Келли.
Она не поняла, извиняется ли он за свою вспышку во время их ссоры или сожалеет, что погиб Грегори.
По всей видимости, он собрался уходить. Он, конечно же, был в брюках ее отца и хлопковой рубахе, но на ногах снова красовались высокие кавалерийские сапоги, а на боку висела сабля.
Из-под черных как смоль волос на нее смотрели полные нежности глаза.
— Шекспир, — тихо пробормотала она.
— «Гамлет», — уточнил он.
— Слова Офелии.
— Да.
— Для мятежника ты довольно хорошо начитан, — попыталась пошутить девушка.
— Еще как, — улыбнулся он.
Они глядели друг на друга через могилу Грегори; налетевший ветер шевельнул подол ее платья, заиграл золотисто-каштановыми волосами. Над головой синело небо, в воздухе разливалась приятная прохлада.
Запах смерти исчез. Пахло полевыми цветами.
День был чудесный. Весьма подходящий для прощания.
Келли не могла вымолвить ни слова, но когда Дэниел, перешагнув через могилу Грегори, обнял ее, она порывисто припала к его груди. Поцелуй длился долго. Страстный, полный мучительной нежности, он, казалось, продолжался целую вечность.
Оторвавшись от нее, Дэниел встретился с ней взглядом словно моля вымолвить хоть слово.
Но увы… Может быть, просто не находилось подходящих слов. Да и что тут скажешь, ему пора уходить.
Может быть, он вернется, а может быть, и нет.
Он коснулся ее щеки.
— Я, помнится, как-то высмеял того, кто поклялся любит» тебя до конца дней. Теперь я не вижу в этом ничего смешного, потому что и сам буду вечно любить тебя.
Келли часто заморгала, чтобы унять навернувшиеся слезы.
И тем не менее между ними выросла стена отчуждения.
— Но я навсегда останусь твоим врагом, — тихо произнесла она.
— А я — твоим.
— Еще слишком светло, — кивнула она на лужайку перед домом.
— Да, сумерки еще не сгустились. Черт возьми, Келли, я не могу ждать наступления темноты. Видит Бог, я изо всех сил стараюсь вести себя как подобает джентльмену.
Он крепко прижал ее к себе. Девушка замерла. Нет, она не имеет права умолять его остаться. Надо его отпустить! Нельзя ни упрашивать его, ни соблазнять, потому что он прав: они должны расстаться. «Господи! Дай мне силы!»
— Ах, Келли, — пробормотал он и двинулся прочь.
Камерон уже скрылся за углом дома, а она все смотрела ему вслед и не могла поверить, что он с такой легкостью покинул ее Да, ему пора, но нельзя же так сразу! Надо бы побыть вместе, попрощаться как следует…
Что уж теперь говорить о силе воли и проклятой гордости!
Она должна сказать, что любит его.
— Дэниел! — окликнула его Келли и рванулась следом.» Он уже маячил где-то вдали, когда неожиданно чьи-то грубые руки схватили ее и потянули назад.
До смерти перепугавшись, она резко обернулась, судорожно хватая ртом воздух.
Глаза у нее округлились от ужаса, изо рта, казалось, вот-вот вырвется громкий крик.
Та же грубая рука зажала ей рот, и она лишь бессильно скрипнула зубами.
Знакомый хриплый голос прошипел ей на ухо:
— Значит, пригрела врага на своей груди, Келли Майклсон? Милуешься прямо у могилы Грегори? Предательница, чертовка!
Он помедлил, потому что от злости ему не хватало слов.
— Шлюха! Ты за это еще поплатишься! Потому что сама Приведешь своего любовника прямо ко мне, Келли, и сама обезоружишь, а не то я убью его у тебя на глазах.
Глава 10
— Возможно, Джесс узнает позже, — сказал Дэниел и задумчиво склонил голову набок. — Хотя, с другой стороны, не исключено, что ему уже сообщили.
— Понятно, — кивнула Келли, — ведь они с Красоткой вместе учились.
— Вот именно, — улыбнулся Дэниел. — Нельзя же позволить, чтобы все они оплакивали меня или мучились, теряясь в догадках!
— Понятно.
— Я попытался тут кое-что сделать по хозяйству…
— Ты мне ничем не обязан.
— Разве что жизнью, — бросил он небрежно и, поставив кружку на стол, за считанные секунды разрушил все барьеры, которые она постаралась воздвигнуть, чтобы сохранить видимость самообладания. Вытащив шпильки, Дэниел распустил ее волосы и, глядя на золотисто-каштановое великолепие, произнес:
— То, что я сделал, не имеет никакого отношения к долгу перед тобой, янки. Это имеет отношение к моему нежеланию уходить от тебя.
Она все еще надеялась сохранить дистанцию, стараясь не реагировать на прикосновения.
— Значит, долг зовет?
— Боже мой, что ты так мучаешься? — воскликнул он, неожиданно рассердившись. Схватив любимую за плечи, он довольно ощутимо встряхнул ее. Она же все еще силилась сохранить спокойствие, в то время как сердце ее бешено колотилось. — Я отдал бы все, лишь бы забыть о войне и остаться здесь с тобой.
Я сыт по горло трупами, кровью, босоногими героями в лохмотьях вместо мундиров. Я устал от костров на привалах, и приказов, и попыток научиться новым, более изощренным способам убивать. Я бы отдал все…
Келли молча глядела ему в глаза, н его гнев постепенно утих. Он покачал головой.
— Но я должен вернуться. Я не могу тебе объяснить, за что воюю. Я воюю за речку, за стены и колонны своего дома, за те жаркие летние дни, когда с полей и из дома доносятся песни.
За шуршание шелка, за своеобразную речь южан. Возможно, я .воюю за отечество, обреченное на гибель, но это мое отечество, и, плохое оно или хорошее, я должен защищать его до последнего вздоха.
Протянув руку, Келли погладила его по щеке. Он тотчас впился в ее губы поцелуем.
Все ее благие намерения рухнули, теперь ее сердце отдано ему.
— Но ты дождешься темноты? — прошептала она.
Глаза его вспыхнули диким пламенем, и, подхватив на руки, он понес ее вверх по лестнице.
Девушка уронила голову ему на грудь.
— Я знаю, что тебе пора Но мне не хотелось отпускать тебя, не побыв с тобой еще один, последний разок.
— Я бы так просто не ушел, — хрипло выдохнул он.
Не успел он переступить порог спальни, как громкий стук в дверь грубо нарушил интимную обстановку.
Дэниел насторожился, а Келли постаралась скрыть охватившую ее панику.
— Отпусти меня. Скорее!
Выглянув из окна в конце коридора, она попыталась разглядеть незваного гостя, но мешал карниз.
Стук повторился. Дэниел тотчас скрылся в комнате брата Келли, Джошуа. По всей видимости, пошел за саблей.
— Фрау Майклсон!
Услышав низкий голос с заметным акцентом, она с облегчением вздохнула. Камерой вернулся и вопросительно взглянул на нее, сжав в руке саблю.
— Вес в порядке, — торопливо произнесла Келли.
— Кто это? — спросил Дэниел.
— Всего-навсего Руди Вайс…
— Что значит «всего-навсего Руди Вайс»?
Ох уж этот его менторский тон! За это девушка его убить была готова.
— Мой сосед, — сдержавшись, ответила она. — Баптист, член немецкого братства. Ты наверняка видел их маленькую белую молельню, которая оказалась в самом центре сражения.
— Значит, он может быть как яростным сторонником янки, так и сторонником южан. Ну и кого же он поддерживает?
— Ни тех ни других! — досадливо всплеснула руками девушка. — На их молельне нет даже колокольни, потому что баптисты упростили культовые обряды. Они против войны, не хотят никому причинять вреда. И очень набожны. Я, конечно, не уверена, что Руди одобряет мой образ жизни, но он очень добр и знает, что я живу одна. Видимо, пришел, чтобы узнать, все ли у меня в порядке.
— Фрау Майклсон! — Беспокойство в голосе гостя усилилось.
Келли круто повернулась, не обращая внимания на суровый взгляд Дэниела, и торопливо распахнула дверь.
Руди Вайс, седой, почти столетний старец с окладистой бородой, был тем не менее высок, подвижен и держался с большим достоинством. В его выцветших старческих глазах светилась тревога. Увидев ее живой и здоровой, он сразу же улыбнулся:
— Значит, у вас все в порядке? А я уж начал беспокоиться: в округе солдат полным-полно.
— Да, герр Вайс. Солдат хватает.
— Вы не заболели?
— Нет, нет. Я здорова.
— И никто вас не беспокоил? Если вам страшно, мы позаботимся, чтобы вы не оставались одна.
— Нет, благодарю вас, — торопливо отозвалась Келли и тотчас перевела разговор:
— А ваша жена и все остальные — они не пострадали?
— Нет, с нами все в порядке. — Старик, похоже, и не думал уходить. — У вас, кажется, гостит друг?
Келли замерла. А Вайс, разведя руками, пояснил:
— Карл, мой старший сын, видел какого-то мужчину, что кормил ваших цыплят.
Девушка тяжело вздохнула, не зная, что ответить. Но Дэниел уже спешил ей на помощь — сглаживая неловкость, он протянул Руди руку:
— Дэниел Камерон, мистер Вайс. Друг Келли.
Руди кивнул с серьезным видом, окинув Дэниела оценивающим взглядом.
— В таком случае, мистер Камерон, не задержитесь ли вы еще на минутку? У меня есть новости. На Севере серьезные события.
— Война… — начала было Келли.
— Война, само собой, идет своим чередом, — сказал Руди, доставая из кармана газету и протягивая ее девушке. — Я обычно не вмешиваюсь в чужие дела, — пояснил он Дэниелу, — но моя супруга послала меня сообщить обо всем Келли, поскольку она живет одна.
— Ну, что там? — Девушка заглянула Дэниелу через плечо, поскольку он сразу же отобрал газету и стал читать про себя.
— Президент Линкольн издал манифест об освобождении рабов, — тщательно подбирая слова, произнес Руди Вайс.
— Манифест об освобождении?! — удивилась Келли.
— Черт возьми, он все-таки решился! — воскликнул Дэниел и, невесело рассмеявшись, обернулся к любимой:
— Манифестом освобождаются рабы в мятежных штатах на Юге, а не на Севере и не в приграничных штатах! Какой хитрый ход! Ты понимаешь?
Келли недоумевала, не вполне понимая, о чем идет речь.
Дэниел отдал ей газету и с отсутствующим взглядом уселся в ближайшее кресло.
Девушка вопросительно взглянула на Руди Вайса, который застрял на пороге.
— Ваш друг Дэниел Камерон, он все понимает, — тихо сказал Руди. — Рабов освобождают с третьего января будущего года. Рабов «в штатах, поднявших мятеж».
Герр Камерон понимает, что южане не признают законным манифест какого-то Линкольна на территории своей Конфедерации. А вот рабы захотят освободиться. И начнут убегать.
Большинство двинется на Север в поисках пищи, работы и настоящей свободы. Многие впадут в отчаяние. Именно поэтому моя супруга так беспокоится за вас, Келли. Вам надо поостеречься, когда эти люди будут проходить по нашим местам. Я, в свою очередь, считаю, что вам следует опасаться и солдат. Есть люди хорошие, есть плохие, и это не зависит ни от цвета кожи, ни от цвета их мундиров.
Келли кивнула и нервно облизала пересохшие губы. Дэниел обменялся взглядом с Руди и подошел к двери.
— Вы тоже будьте осторожны, герр Камерон, — многозначительно произнес Вайс.
«А ведь Руди, черт возьми, отлично знает, что Дэниел мятежник, — подумала Келли. — Знает, но не придает этому значения. Для него друг есть друг». Причем Вайс считал нужным этого друга предупредить, поэтому он, уже собираясь уходить, обернулся и бросил через плечо:
— Южнее, на кукурузном поле, все еще стоят лагерем солдаты. Похоже, они следят за всеми дорогами. — Он поглядел на небо, потом перевел взгляд на Келли и Дэниела и печально покачал головой. — В воздухе по-прежнему витает запах смерти, а вода в ручье побурела от крови. Грустная это штука, война!
Очень грустная.
И он двинулся но тропке через поле.
Камерон некоторое время глядел ему вслед, потом скомкал в кулаке газету, — Хитрый ход! Черт побери, очень хитрый! Ваш мистер Линкольн не дурак, Келли. — Он вдруг в ярости швырнул скомканную газету.
— Ты-то ведь уже освободил своих рабов! — воскликнула, широко раскрыв глаза от удивления, Келли. — Если Юг не признает полномочия Линкольна, то какая разница, издан этот манифест или нет?
— Я тебе скажу, какая разница! — сердито отозвался Дэниел. — Рабы побегут десятками, сотнями, а может быть, тысячами! Причем некоторые из них будут опасны. Но и это не самое главное, разве ты не видишь.?
Удивленная и обиженная гневом любимого, Келли возмутилась:
— Да! Да, вижу! Линкольн освободил множество людей, скинув оковы рабства!
— Для победы в Гражданской войне он сделал больше, чем любой из его генералов! — сердито оборвал ее Дэниел. — Неужели не понимаешь? Теперь Европа ни за что не признает Конфедерацию. А Англия?! Англия, которая закупала у нас хлопок тюками, но всегда воротила свой аристократический нос от наших так называемых институтов, — ведь она теперь наверняка будет на стороне Линкольна! Нам больше неоткуда ждать помощи. Черт возьми, я всегда говорил, что этот человек, к сожалению, очень умен.
У Келли, до которой мало-помалу доходил смысл сказанного Дэниелом, тревожно забилось сердце. Конфедерация надеялась на финансовую помощь Европы, на признание. И правительству мятежников, судя по всему, почти удалось его получить.
Но Линкольн расстроил все планы, сыграв на том, что англичане презирают рабовладение. Получается, что президент боролся отнюдь не за сохранение Союза, а преследовал гуманную цель освобождения невольников. Война приобрела другой антураж. И в связи с этим повсюду, несомненно, разгорятся страсти.
Дэниел невесело рассмеялся:
— Заметь, Келли, что в Мэриленде рабов не освобождают.
Президент Линкольн не рискнул затронуть интересы приграничных штатов. Невероятно ловкий ход! Я уже слышу звон погребального колокола!
Камерон взглянул на нее так, словно она сама звонила в этот самый колокол. У нее вдруг перехватило дыхание. Он бросал ей вызов, обвинил ее — и ждал еще какой-то реакции?!
— Что ты хочешь? — воскликнула она. — Я противница рабства. И если Линкольн поставит Юг на колени и положит конец войне с помощью этого манифеста, то я буду только рада!
Дэниел разразился нескончаемой бранью.
— Хочешь знать, Келли, что он в конечном счете сделает в Мэриленде? Он позаботится о том, чтобы и здесь освободили рабов, но при этом предусмотрит какую-то компенсацию рабовладельцам.
— Значит, он не глуп!
— Конечно! — Он оборвал фразу на полуслове. — Я все забываю, что ты — это «они», враги. Как я мог?!
— Да! — с вызовом воскликнула она. — Я твой враг. Ты сам мне как-то говорил, что не следует забывать об этом. Помнишь, у тебя погиб солдат из-за того, что замешкался, не решаясь выстрелить в своего друга? Твердите свой собственный урок, полковник!
Камерон угрожающе шагнул к ней, и она, судорожно глотнув, попятилась.
Он остановился.
— Пропади все пропадом! — в гневе выкрикнул он и, повернувшись, направился к лестнице. — Значит, мы враги до гробовой доски, мадам, — добавил он яростно. — Я постараюсь как можно скорее покинуть ваш дом!
Келли смотрела ему вслед, задыхаясь от ярости. Но как только он скрылся за дверью, гнев ее начал стихать.
Вот тебе и любовь! Вот тебе и неуемное влечение, вот тебе и страсть! И вкрадчивый шепот о том, что он не сможет уйти, не простившись с ней…
Пусть идет ко всем чертям, подсказывала гордость. Пусть убирается! Если он хочет видеть в ней врага, что ж, она не станет извиняться за то, что у северян после поражений, унижений, бесчисленных потерь появился наконец про» блеск надежды. 0»(а-то как раз искренне считала дело северян правым.
Дэниел и сам понимал всю порочность института рабства.
Ни один человек не имеет права владеть другим человеком — ни черным, ни белым. К тому же Камерон сам освободил своих рабов. И сейчас он разозлился из-за того, что Линкольн не такой уж простачок, каким его хотели представить политические противники. Провинциальный стряпчий из Иллинойса, возможно, окажется одним из самых великих людей своего времени.
Вбежав в комнату, Дэниел с размаху запустил подушку через всю комнату, следом за ней вторую…
Затем сел на пол и взъерошил волосы.
Черт бы побрал Келли! Черт бы ее побрал!
Вернее, черт бы побрал Линкольна. И эту проклятую войну.
Если бы миссис Майклсон родилась на Юге, она, возможно, поддержала бы другую сторону. Впрочем, она ему никогда те лгала, не притворялась, что сочувствует южанам, и даже не пыталась отстаивать свои убеждения. Она просто отказывалась сдавать позиции.
Камерон вдруг насторожился: снаружи как будто послышался какой-то звук. Поднявшись на ноги, он выглянул в окно.
Должно быть, Келли выскочила из дома, рассердившись на него.
«Надо немедленно уходить», — решил он, взял саблю, прикрепил ножны. Сердце невыносимо заныло.
Он любит ее. Любит красоту ее серо-голубых глаз, золотистое пламя волос, любит ее голос. И ее горячее сердце.
Но последние полчаса еще раз подтвердили, что они враги.
Дав волю своему раздражению, он сам лишил их обоих возможности нежно попрощаться друг с другом.
«Не тяни время, уходи! — пульсировало у него в висках. — Уходи».
Но уже спускаясь по лестнице, он ясно понял, что так просто он не уйдет.
Келли долго ждала в гостиной, сжав кулаки и вытянув руки по швам. Прошла уже целая вечность, а Дэниел все не появлялся. В глазах ее стояли слезы.
Теперь Келли понимала его, возможно, лучше, чем он сам себя. Насколько девушка знала Дэниела — а, видит Бог, она узнала его достаточно хорошо, — Камерон и сам скоро все поймет. Но он ни за что не признает — даже сейчас, — что его драгоценная Конфедерация может все-таки проиграть войну.
Девушка облизала губы, утерла щипавшие глаза слезы и через черный ход вышла из дома.
Ноги сами несли ее вперед. Миновав скотный двор, она уныло побрела на семейное кладбище. Сорвала по дороге полевой цветок, положила его на свежую могилу молодого солдатика-янки. Затем окинула взглядом памятники отцу и Грегори, и на сердце у нее стало еще тяжелее. Сколько? Сколько еще людей погибнет в этом ужасном противостоянии? Сколькими жизнями придется еще заплатить, скольким еще глупцам мужчинам не терпится пролить свою кровь?
Келли присела на могилку мужа и, закрыв глаза, задумалась. Казалось, все, что происходило с ними когда-то, было в другом мире. Он погиб совсем недавно, но с тех пор прошла уже целая вечность. Грегори, обнимая ее, обещал, что через несколько недель он вернется, потому что война закончится. Он был так уверен в победе! Этим недоумкам мятежникам надо просто хорошенько дать коленом под зад, и они уберутся восвояси.
Но все кончилось плачевно: одинокая и потерянная, она спустя некоторое время встречала гроб с его телом на железнодорожной станции.
За этот день Келли стала старше на несколько лет.
Девушка вздрогнула и насторожилась, услышав какой-то шорох возле дома. Прикрыв рукой глаза от солнца, она поглядела в сторону дома. Никого.
Вздохнув, она провела пальчиком по камню на могиле мужа. И тут вдруг раздался тихий голос Дэниела:
«Ax, он умер, госпожа,
Он — холодный прах;
В головах зеленый дерн,
Камешек в ногах».
[3]
Келли задумчиво вытерла о подол перепачканные в земле руки, тронутая неподдельной печалью Дэниела.
Казалось, он оплакивает смерть ее мужа так же искренне, как оплакивал смерть паренька, который умер от ран.
— Извини меня, Келли.
Она не поняла, извиняется ли он за свою вспышку во время их ссоры или сожалеет, что погиб Грегори.
По всей видимости, он собрался уходить. Он, конечно же, был в брюках ее отца и хлопковой рубахе, но на ногах снова красовались высокие кавалерийские сапоги, а на боку висела сабля.
Из-под черных как смоль волос на нее смотрели полные нежности глаза.
— Шекспир, — тихо пробормотала она.
— «Гамлет», — уточнил он.
— Слова Офелии.
— Да.
— Для мятежника ты довольно хорошо начитан, — попыталась пошутить девушка.
— Еще как, — улыбнулся он.
Они глядели друг на друга через могилу Грегори; налетевший ветер шевельнул подол ее платья, заиграл золотисто-каштановыми волосами. Над головой синело небо, в воздухе разливалась приятная прохлада.
Запах смерти исчез. Пахло полевыми цветами.
День был чудесный. Весьма подходящий для прощания.
Келли не могла вымолвить ни слова, но когда Дэниел, перешагнув через могилу Грегори, обнял ее, она порывисто припала к его груди. Поцелуй длился долго. Страстный, полный мучительной нежности, он, казалось, продолжался целую вечность.
Оторвавшись от нее, Дэниел встретился с ней взглядом словно моля вымолвить хоть слово.
Но увы… Может быть, просто не находилось подходящих слов. Да и что тут скажешь, ему пора уходить.
Может быть, он вернется, а может быть, и нет.
Он коснулся ее щеки.
— Я, помнится, как-то высмеял того, кто поклялся любит» тебя до конца дней. Теперь я не вижу в этом ничего смешного, потому что и сам буду вечно любить тебя.
Келли часто заморгала, чтобы унять навернувшиеся слезы.
И тем не менее между ними выросла стена отчуждения.
— Но я навсегда останусь твоим врагом, — тихо произнесла она.
— А я — твоим.
— Еще слишком светло, — кивнула она на лужайку перед домом.
— Да, сумерки еще не сгустились. Черт возьми, Келли, я не могу ждать наступления темноты. Видит Бог, я изо всех сил стараюсь вести себя как подобает джентльмену.
Он крепко прижал ее к себе. Девушка замерла. Нет, она не имеет права умолять его остаться. Надо его отпустить! Нельзя ни упрашивать его, ни соблазнять, потому что он прав: они должны расстаться. «Господи! Дай мне силы!»
— Ах, Келли, — пробормотал он и двинулся прочь.
Камерон уже скрылся за углом дома, а она все смотрела ему вслед и не могла поверить, что он с такой легкостью покинул ее Да, ему пора, но нельзя же так сразу! Надо бы побыть вместе, попрощаться как следует…
Что уж теперь говорить о силе воли и проклятой гордости!
Она должна сказать, что любит его.
— Дэниел! — окликнула его Келли и рванулась следом.» Он уже маячил где-то вдали, когда неожиданно чьи-то грубые руки схватили ее и потянули назад.
До смерти перепугавшись, она резко обернулась, судорожно хватая ртом воздух.
Глаза у нее округлились от ужаса, изо рта, казалось, вот-вот вырвется громкий крик.
Та же грубая рука зажала ей рот, и она лишь бессильно скрипнула зубами.
Знакомый хриплый голос прошипел ей на ухо:
— Значит, пригрела врага на своей груди, Келли Майклсон? Милуешься прямо у могилы Грегори? Предательница, чертовка!
Он помедлил, потому что от злости ему не хватало слов.
— Шлюха! Ты за это еще поплатишься! Потому что сама Приведешь своего любовника прямо ко мне, Келли, и сама обезоружишь, а не то я убью его у тебя на глазах.
Глава 10
— Эрик!
Келли попыталась вырваться, но он держал ее крепко, несмотря на то что весь так и дрожал от злости. Она дико озиралась вокруг, пытаясь сообразить, как ему удалось незаметно подойти к дому.
Впрочем, все очень просто. По всей видимости, он проезжал неподалеку от дома и услышал, как они спорили. Дэниел, который обычно был таким осторожным, утратил бдительность после ухода Руди Вайса. И потом во время спора они уже не обращали внимания на то, что творится вокруг.
Оказалось, Эрик не один: трое его людей окружили дом со всех сторон.
Оставив коней за пригорком, северяне подобрались к дому поближе, она вышла, а Дэниел находился наверху.
«Но почему они не схватили его сразу? — удивлялась она. — Почему не набросились с саблями или не попытались пристрелить?»
Она хотела было криком предупредить Дэниела, но Эрик грубо тряхнул ее.
— Нет, Келли, не вынуждай меня стрелять, он нужен мне живой.
— Почему же вы его не схватили?
Эрик замялся и злобно стиснул зубы.
— Потому что с ним его проклятая сабля!
— Но ведь вас четверо!
Дабни отвел взгляд в сторону.
— Похоже, ты не знаешь, что за гостя ублажала в своем доме. Это же Дэниел Камерон!
— Я знаю.
— Не сомневаюсь. Уверен также, что ты еще много чего о нем знаешь.
Несмотря на все усилия не реагировать, она густо покраснела. Капитан еще крепче сжал ее руку.
Встретившись ним взглядом, Келли увидела в его глазах неприкрытую ненависть. Теперь он явно с удовольствием стер бы ее с лица земли.
Девушка вздернула подбородок. Надо выиграть время, чтобы Дэниел успел уйти! Эрик, однако, все понял. Летели секунды, минуты… Ей стало страшно.
— Верни его, — приказал Эрик, сверля ее взглядом.
Келли покачала головой:
— Не могу. Он ушел. Ты все видел своими глазами.
— Да, я видел каждый миг прощания… Мерзкая шлюха! — вполголоса добавил он.
Ярость придала Келли силу, и она с размаху закатила ему пощечину. Один из солдат Дабни охнул от неожиданности.
Эрик схватил ее за волосы и потянул, да так сильно, что она тихо вскрикнула — главное, чтобы не услышал Дэниел.
Правда, теперь он уже, наверное, ушел далеко.
Эрик тем временем притянул ее к себе и горячо зашептал на ухо:
— Ты вернешь его сию же минуту. Скажешь ему что-нибудь, сама придумаешь что. Уговори его не уходить до сумерек. Можешь пообещать ему… — Он еще больше понизил голос и пояснил, что именно.
Келли, кипя от ярости, попыталась вырваться и ударить его, но не смогла.
— Мерзавец! — процедила она сквозь зубы. — Подумать только — и ты был другом Грегори!..
— Подумать только — ты была его женой! — усмехнулся он.
— Однако ты бы не стал возражать, если бы я выбрала тебя, не так ли?
— Капитан, — прервал их перепалку молодой солдат, — полковник Камерон почти перешел кукурузное поле!
— Беги за ним скорее и верни домой.
— Зачем, черт возьми, мне это делать?
— Потому что иначе я его убью. Я не стану нарываться на его саблю, а просто-напросто пристрелю.
Келли судорожно глотнула. Эрик, похоже, не шутил.
— Ты его боишься, — пробормотала она. — Боишься его сабли. Вы, все четверо, испугались одного конфедерата…
— Смотря какой конфедерат, мэм, — отозвался подчиненный Эрика; он нервно откашлялся и поглядел на командира. — Мы не хотим убивать его, мэм. Надо просто взять его в плен. А тогда он останется жив.
— Но если ты не вернешь его, Келли, он умрет, — ? — зловеще произнес Эрик.
К ее удивлению, капитан ее отпустил и теперь смотрел ей в глаза жестким непрощающим взглядом.
— Предположим, я смогу его вернуть и привести сюда, что дальше? — спросила девушка. — Ведь сабля-то у него все равно останется.
— Уверен, тебе нетрудно будет снять ее, Келли. Думаю, ты без труда снимешь с него что угодно. Мне крупно повезло.
— Не знала, что ты такой жалкий трус, Эрик, — ледяным тоном отозвалась она.
— А я не знал, что ты такая жалкая потаскуха. Правда, это к делу не относится, во всем виновата война.
— Разве мало вокруг смертей? Пусть себе идет.
— Слушай, не тяни время. Он может уйти слишком далеко, и мне тогда придется рисковать жизнью своих лучших снайперов, чтобы пристрелить его. Он не просто враг, Келли, он один из самых опасных врагов.
Девушка все не двигалась с места, раздумывая. Они охотились на Дэниела, а поскольку он был слишком занят ею, им удалось подобраться незамеченными.
Если она откажется вернуть Камерона, они подстрелят его в поле.
— Если он так опасен, то пусть уходит, — ответила она.
Эрик, злобно прищурившись, скривил свой рот в недоброй ухмылке:
— Если я его возьму в плен, меня, возможно, ждет повышение, миссис Майклсон. Черт бы тебя побрал! Ты хоть представляешь себе, сколько янки он уничтожил? Или тебе уже все равно? Может, для тебя больше не имеют значения ни твой отец, ни твой муж?
— Мой муж убит и похоронен. И ничто не сможет вернуть его к жизни.
— Ну хватит! Решайся. Считаю до трех, и если на счет «три» ты не кинешься в поле, я его убью. Осыплю поле таким градом пуль, что на нем ни одной травинки не останется! Поняла?
— Убери руки, — холодно бросила она Дабни.
Он сразу же ее отпустил.
— Бегите, миссис Майклсон, — прошипел он ей на ухо. — Да поторапливайтесь, пока он еще не слишком далеко!
Келли отступила, не сводя глаз с Эрика. Она никогда не простит ему такое, потому что ее не простит Дэниел. Но времени на размышление не было. Как только Эрик скомандовал, она побежала.
Камерон шел быстро, но осторожно.
Во всей округе на полях не осталось почти ни одного растения — все было скошено до основания ураганным артиллерийским и ружейным огнем обеих сторон. И все же Дэниел отыскал небольшой островок кукурузы и сейчас двигался под ее прикрытием. Конечно, было бы разумнее дождаться темноты, но тогда ему захотелось бы проститься с Келли как следует.
Вернее, так, чтобы она не сумела его забыть. И сколько бы ни продолжалась война, что бы за это время ни произошло, кто бы ни появился в ее жизни, она не смогла бы полюбить снова, потому что чувствовала бы на себе печать его любви. А потом он бы вернулся к ней.
Ах, какой он глупец! Разве можно такое гарантировать, пока идет эта проклятая кровавая бойня? А когда война закончится, что он сможет ей предложить? Опустошенную землю? Нет, Господь не допустит, чтобы Камерон-холл разрушили! А что, если они навсегда останутся врагами? Какие чувства будут испытывать друг к другу победитель и побежденный?
Келли попыталась вырваться, но он держал ее крепко, несмотря на то что весь так и дрожал от злости. Она дико озиралась вокруг, пытаясь сообразить, как ему удалось незаметно подойти к дому.
Впрочем, все очень просто. По всей видимости, он проезжал неподалеку от дома и услышал, как они спорили. Дэниел, который обычно был таким осторожным, утратил бдительность после ухода Руди Вайса. И потом во время спора они уже не обращали внимания на то, что творится вокруг.
Оказалось, Эрик не один: трое его людей окружили дом со всех сторон.
Оставив коней за пригорком, северяне подобрались к дому поближе, она вышла, а Дэниел находился наверху.
«Но почему они не схватили его сразу? — удивлялась она. — Почему не набросились с саблями или не попытались пристрелить?»
Она хотела было криком предупредить Дэниела, но Эрик грубо тряхнул ее.
— Нет, Келли, не вынуждай меня стрелять, он нужен мне живой.
— Почему же вы его не схватили?
Эрик замялся и злобно стиснул зубы.
— Потому что с ним его проклятая сабля!
— Но ведь вас четверо!
Дабни отвел взгляд в сторону.
— Похоже, ты не знаешь, что за гостя ублажала в своем доме. Это же Дэниел Камерон!
— Я знаю.
— Не сомневаюсь. Уверен также, что ты еще много чего о нем знаешь.
Несмотря на все усилия не реагировать, она густо покраснела. Капитан еще крепче сжал ее руку.
Встретившись ним взглядом, Келли увидела в его глазах неприкрытую ненависть. Теперь он явно с удовольствием стер бы ее с лица земли.
Девушка вздернула подбородок. Надо выиграть время, чтобы Дэниел успел уйти! Эрик, однако, все понял. Летели секунды, минуты… Ей стало страшно.
— Верни его, — приказал Эрик, сверля ее взглядом.
Келли покачала головой:
— Не могу. Он ушел. Ты все видел своими глазами.
— Да, я видел каждый миг прощания… Мерзкая шлюха! — вполголоса добавил он.
Ярость придала Келли силу, и она с размаху закатила ему пощечину. Один из солдат Дабни охнул от неожиданности.
Эрик схватил ее за волосы и потянул, да так сильно, что она тихо вскрикнула — главное, чтобы не услышал Дэниел.
Правда, теперь он уже, наверное, ушел далеко.
Эрик тем временем притянул ее к себе и горячо зашептал на ухо:
— Ты вернешь его сию же минуту. Скажешь ему что-нибудь, сама придумаешь что. Уговори его не уходить до сумерек. Можешь пообещать ему… — Он еще больше понизил голос и пояснил, что именно.
Келли, кипя от ярости, попыталась вырваться и ударить его, но не смогла.
— Мерзавец! — процедила она сквозь зубы. — Подумать только — и ты был другом Грегори!..
— Подумать только — ты была его женой! — усмехнулся он.
— Однако ты бы не стал возражать, если бы я выбрала тебя, не так ли?
— Капитан, — прервал их перепалку молодой солдат, — полковник Камерон почти перешел кукурузное поле!
— Беги за ним скорее и верни домой.
— Зачем, черт возьми, мне это делать?
— Потому что иначе я его убью. Я не стану нарываться на его саблю, а просто-напросто пристрелю.
Келли судорожно глотнула. Эрик, похоже, не шутил.
— Ты его боишься, — пробормотала она. — Боишься его сабли. Вы, все четверо, испугались одного конфедерата…
— Смотря какой конфедерат, мэм, — отозвался подчиненный Эрика; он нервно откашлялся и поглядел на командира. — Мы не хотим убивать его, мэм. Надо просто взять его в плен. А тогда он останется жив.
— Но если ты не вернешь его, Келли, он умрет, — ? — зловеще произнес Эрик.
К ее удивлению, капитан ее отпустил и теперь смотрел ей в глаза жестким непрощающим взглядом.
— Предположим, я смогу его вернуть и привести сюда, что дальше? — спросила девушка. — Ведь сабля-то у него все равно останется.
— Уверен, тебе нетрудно будет снять ее, Келли. Думаю, ты без труда снимешь с него что угодно. Мне крупно повезло.
— Не знала, что ты такой жалкий трус, Эрик, — ледяным тоном отозвалась она.
— А я не знал, что ты такая жалкая потаскуха. Правда, это к делу не относится, во всем виновата война.
— Разве мало вокруг смертей? Пусть себе идет.
— Слушай, не тяни время. Он может уйти слишком далеко, и мне тогда придется рисковать жизнью своих лучших снайперов, чтобы пристрелить его. Он не просто враг, Келли, он один из самых опасных врагов.
Девушка все не двигалась с места, раздумывая. Они охотились на Дэниела, а поскольку он был слишком занят ею, им удалось подобраться незамеченными.
Если она откажется вернуть Камерона, они подстрелят его в поле.
— Если он так опасен, то пусть уходит, — ответила она.
Эрик, злобно прищурившись, скривил свой рот в недоброй ухмылке:
— Если я его возьму в плен, меня, возможно, ждет повышение, миссис Майклсон. Черт бы тебя побрал! Ты хоть представляешь себе, сколько янки он уничтожил? Или тебе уже все равно? Может, для тебя больше не имеют значения ни твой отец, ни твой муж?
— Мой муж убит и похоронен. И ничто не сможет вернуть его к жизни.
— Ну хватит! Решайся. Считаю до трех, и если на счет «три» ты не кинешься в поле, я его убью. Осыплю поле таким градом пуль, что на нем ни одной травинки не останется! Поняла?
— Убери руки, — холодно бросила она Дабни.
Он сразу же ее отпустил.
— Бегите, миссис Майклсон, — прошипел он ей на ухо. — Да поторапливайтесь, пока он еще не слишком далеко!
Келли отступила, не сводя глаз с Эрика. Она никогда не простит ему такое, потому что ее не простит Дэниел. Но времени на размышление не было. Как только Эрик скомандовал, она побежала.
Камерон шел быстро, но осторожно.
Во всей округе на полях не осталось почти ни одного растения — все было скошено до основания ураганным артиллерийским и ружейным огнем обеих сторон. И все же Дэниел отыскал небольшой островок кукурузы и сейчас двигался под ее прикрытием. Конечно, было бы разумнее дождаться темноты, но тогда ему захотелось бы проститься с Келли как следует.
Вернее, так, чтобы она не сумела его забыть. И сколько бы ни продолжалась война, что бы за это время ни произошло, кто бы ни появился в ее жизни, она не смогла бы полюбить снова, потому что чувствовала бы на себе печать его любви. А потом он бы вернулся к ней.
Ах, какой он глупец! Разве можно такое гарантировать, пока идет эта проклятая кровавая бойня? А когда война закончится, что он сможет ей предложить? Опустошенную землю? Нет, Господь не допустит, чтобы Камерон-холл разрушили! А что, если они навсегда останутся врагами? Какие чувства будут испытывать друг к другу победитель и побежденный?