Те, кому не знаком ни один из 12 героев спектакля, могут узнать их имена из надписи на доске, прикрепленной к ближайшему зданию. Увлеченные спектаклем зрители порой забывают, что это сооружение позволяет определять время, для чего нужно взглянуть на табличку с отметкой часа, острие которой указывает на минуты, высеченные на особой шкале.
Самые необычные часы имеются в Городском парке Вены. Составленные из живых цветов, пленяющие яркими красками и насыщенным ароматом, они показывают точное время, однако главное их назначение заключается в создании лиричной атмосферы. Не случайно именно их выбирают в качестве места для свиданий влюбленные, а эта категория горожан, как известно, в отсчете времени не нуждается.
Полностью погрузиться в мир часов позволяет музей, в целом посвященный времени, а в частности – старинным комнатным ходикам и часовым механизмам.
Собрание, едва уместившееся на трех этажах просторного особняка Иоганна Геймюллера, составляют тысячи экспонатов, появившихся на свет в XIV–XX веках.
Готические часы показывают время, вместе с тем представляя искусство резчика по дереву. Экспонат Музея часов
Сотрудники «тикающего» музея поддерживают фонд в идеальном порядке. Почти все представленные здесь предметы действующие, что избавляет посетителя от необходимости сверяться с собственными часами, чего, впрочем, и не требуется, поскольку экскурсия заставляет забыть о времени настоящем, чтобы с головой погрузиться в прошлое. Наибольший интерес вызывает механизм башенных часов собора Святого Стефана, собранный мастером Оберкирхером в 1699 году. Рядом находятся выполненные им позже астрономические напольные часы. Такие же, но созданные в 1769 году часовщиком Каэтано, выставлены в соседнем зале, где, кроме того, находятся настольные часы с прозрачным циферблатом, позади которого ставилась керосиновая лампа, часы с заводом, рассчитанным на два года, а также музыкальные часы со встроенным органом, мелодии для которого написал Моцарт. Напольные часы в обрамлении голубого фарфора своей возлюбленной Катарине Шратт подарил Франц-Иосиф для украшения другого дара – виллы Бад-Ишле.
Циферблат астрономических часов Нового времени, как правило, имел форму шара. Экспонат Музея часов
На третьем этаже музея в стеклянных витринах хранятся карманные часы известных людей, в частности писательницы Марии Эбнер. Самые современные экспонаты, созданные известными часовыми фирмами Парижа и Женевы, относятся к середине прошлого века, то есть ко времени, когда австрийской монархии уже не существовало. В качестве правящего рода Габсбурги исчезли почти столетие назад и, в отличие от других царских династий, еще не стали далекой историей. Знаменитая фамилия иногда возникает в зарубежной прессе, вызывая у австрийцев неосознанное чувство вины, подобное тому, какое испытывают русские при упоминании о Романовых.
Отголоском ушедших времен послужил трагикомический случай с младшим сыном последней императорской четы – Карла и Зиты, ныне преуспевающим бизнесменом из Мексики Феликсом Габсбургом-Лотарингским. Прямой потомок знаменитой фамилии, он вошел в число немногих своих родичей, не отказавшихся от претензий на власть в Австрии. Решив навестить прах похороненной в Кайзергруфт матери, принц приехал на родину предков, словно забыв о запрете, кстати, до сих пор сохраняющем свою силу.
Часы с небольшим циферблатом и скульптурной группой – предмет, достойный дворцового интерьера. Экспонат Музея часов
Австрийские власти всегда проявляли лояльность к приезжим. В этой стране человеку не нужно доказывать свою добропорядочность в обычных обстоятельствах, включая пересечение границы, от него никто не потребует удостоверения личности.
Так было и в имперские времена, когда таможенный досмотр ограничивался проверкой багажа и ручной клади, официально строгой, но в реальности поверхностной. Главным образом спрашивали табак, папиросы, чай, за которые полагалось платить пошлину.
В Австрии паспорт вообще не требовался. Без него иностранцы покупали билеты на поезд, обменивали деньги, снимали жилье, селились в гостиницах, получали утерянные вещи и даже поступали в университет, где предъявляли только аттестат. В документах нуждались только русские, получавшие заказную корреспонденцию с родины. В редких случаях местный жандарм мог спросить паспорт, чтобы проверить, уплачен ли проезд через русско-австрийскую границу, причем, от русских, приезжавших не из России, не требовалось и этого.
В паспорте Феликса Габсбурга имелась отметка о запрете, но австрийские таможенники ее не заметили. Когда факт незаконного въезда открылся, в прессе появились статьи, общественность взволновалась, и дело потребовало вмешательства правительственной палаты, кстати и поныне заседающей в одном из залов Хофбурга, там, откуда в свое время управлял державой дедушка нарушителя. Старший брат Феликса – Отто Габсбург – попыток проникнуть в Австрию не предпринимал, найдя применение политической активности в парламенте Европы. Сюда же надеется попасть его младший родственник, внук последнего императора, Карл, который выставил свою кандидатуру от Народной партии Австрии.
Венский модерн
Театр природы и зрительских наслаждений
Самые необычные часы имеются в Городском парке Вены. Составленные из живых цветов, пленяющие яркими красками и насыщенным ароматом, они показывают точное время, однако главное их назначение заключается в создании лиричной атмосферы. Не случайно именно их выбирают в качестве места для свиданий влюбленные, а эта категория горожан, как известно, в отсчете времени не нуждается.
Полностью погрузиться в мир часов позволяет музей, в целом посвященный времени, а в частности – старинным комнатным ходикам и часовым механизмам.
Собрание, едва уместившееся на трех этажах просторного особняка Иоганна Геймюллера, составляют тысячи экспонатов, появившихся на свет в XIV–XX веках.
Сотрудники «тикающего» музея поддерживают фонд в идеальном порядке. Почти все представленные здесь предметы действующие, что избавляет посетителя от необходимости сверяться с собственными часами, чего, впрочем, и не требуется, поскольку экскурсия заставляет забыть о времени настоящем, чтобы с головой погрузиться в прошлое. Наибольший интерес вызывает механизм башенных часов собора Святого Стефана, собранный мастером Оберкирхером в 1699 году. Рядом находятся выполненные им позже астрономические напольные часы. Такие же, но созданные в 1769 году часовщиком Каэтано, выставлены в соседнем зале, где, кроме того, находятся настольные часы с прозрачным циферблатом, позади которого ставилась керосиновая лампа, часы с заводом, рассчитанным на два года, а также музыкальные часы со встроенным органом, мелодии для которого написал Моцарт. Напольные часы в обрамлении голубого фарфора своей возлюбленной Катарине Шратт подарил Франц-Иосиф для украшения другого дара – виллы Бад-Ишле.
На третьем этаже музея в стеклянных витринах хранятся карманные часы известных людей, в частности писательницы Марии Эбнер. Самые современные экспонаты, созданные известными часовыми фирмами Парижа и Женевы, относятся к середине прошлого века, то есть ко времени, когда австрийской монархии уже не существовало. В качестве правящего рода Габсбурги исчезли почти столетие назад и, в отличие от других царских династий, еще не стали далекой историей. Знаменитая фамилия иногда возникает в зарубежной прессе, вызывая у австрийцев неосознанное чувство вины, подобное тому, какое испытывают русские при упоминании о Романовых.
Отголоском ушедших времен послужил трагикомический случай с младшим сыном последней императорской четы – Карла и Зиты, ныне преуспевающим бизнесменом из Мексики Феликсом Габсбургом-Лотарингским. Прямой потомок знаменитой фамилии, он вошел в число немногих своих родичей, не отказавшихся от претензий на власть в Австрии. Решив навестить прах похороненной в Кайзергруфт матери, принц приехал на родину предков, словно забыв о запрете, кстати, до сих пор сохраняющем свою силу.
Австрийские власти всегда проявляли лояльность к приезжим. В этой стране человеку не нужно доказывать свою добропорядочность в обычных обстоятельствах, включая пересечение границы, от него никто не потребует удостоверения личности.
Так было и в имперские времена, когда таможенный досмотр ограничивался проверкой багажа и ручной клади, официально строгой, но в реальности поверхностной. Главным образом спрашивали табак, папиросы, чай, за которые полагалось платить пошлину.
В Австрии паспорт вообще не требовался. Без него иностранцы покупали билеты на поезд, обменивали деньги, снимали жилье, селились в гостиницах, получали утерянные вещи и даже поступали в университет, где предъявляли только аттестат. В документах нуждались только русские, получавшие заказную корреспонденцию с родины. В редких случаях местный жандарм мог спросить паспорт, чтобы проверить, уплачен ли проезд через русско-австрийскую границу, причем, от русских, приезжавших не из России, не требовалось и этого.
В паспорте Феликса Габсбурга имелась отметка о запрете, но австрийские таможенники ее не заметили. Когда факт незаконного въезда открылся, в прессе появились статьи, общественность взволновалась, и дело потребовало вмешательства правительственной палаты, кстати и поныне заседающей в одном из залов Хофбурга, там, откуда в свое время управлял державой дедушка нарушителя. Старший брат Феликса – Отто Габсбург – попыток проникнуть в Австрию не предпринимал, найдя применение политической активности в парламенте Европы. Сюда же надеется попасть его младший родственник, внук последнего императора, Карл, который выставил свою кандидатуру от Народной партии Австрии.
Венский модерн
В период между двумя мировыми войнами властям австрийской столицы пришлось решать немало сложных задач. Транспорт, точнее его усовершенствование, стал первым пунктом в долгосрочной программе благоустройства города. Движение по городской железной дороге прекратилось к 1916 году, а несколько лет спустя она была полностью реорганизована, что выразилось прежде всего в электрификации. Одной из задач явилось урегулирование русла ручья Вин. Эта крошечная речка, обозначая границу средневековой Вены, приютила на своих еще не обустроенных берегах множество строений, в том числе и жилых. Слишком мелкая даже для лодок, летом она превращалась в грязную лужицу, часто являлась причиной эпидемий. При строительстве метрополитена Вин обрел прочное каменное ложе, а в средней своей части (около 4 км в самом центре города) был заключен в трубу, что высвободило значительные участки для застройки. Задача обеспечения рабочих дешевым жильем была напрямую связана с политикой, поскольку статус республики требовал внимательного отношения к народу. Несмотря на все усилия, власти не смогли решить этот вопрос ни в социальном, ни в архитектурном смысле. В данном случае не потребовалось перепланировки города, ведь рабочие кварталы, в отличие от аристократических, возникали вопреки кольцевому плану, то есть всюду, где только имелась недорогая земля. Коммунальное управление Вены негласно запрещало подобное строительство в старом городе или в уютных «зеленых районах» за бульварным кольцом.
Здание Национального банка
Венский крематорий
Типовые дома редкими группами размещались на внешнем кольце или еще дальше, в предместьях. Известный австрийский демократ с нескрываемым скепсисом оценивал социальную реформу того времени, с горечью отмечая, что «Вене еще раз выпал случай развернуться по законам роста. Средств, вложенных в массовое строительство, хватило бы для того, чтобы окружить ее венком поселков, утопающих в садах, и лугов, соединенных с городом железнодорожными линиями. Зеленый пояс мог бы стать для столицы тем, чем являлась парковая зона для знати эпохи барокко. Однако прекрасная возможность была упущена, и новые здания никак не повлияли на общий вид города. Новой Вены нет, а есть только новые типы зданий в прежней Вене». Описывая рабочие дома, автор употребил слово «казармы», не забыв, однако, отметить наличие в них удобств, что на тот момент представлялось гораздо более актуальным, чем декор.
В начале своей деятельности демократические власти Австрии обеспечивали работой всех более или менее способных специалистов. Члены Архитектурного общества вставали в очередь, иногда получая по несколько заказов одновременно. Строительная лихорадка захватила большие территории, но, как всякий ажиотаж, не предусматривала единого плана. Тем не менее уже к 1930-м годам 65 тысяч рабочих семей жили в отдельных квартирах, каждая их которых имела спальню, гостиную, ванную, небольшую кухню с агрегатом, отдаленно напоминавшим современную посудомоечную машину. В то же время в типовых домах не было лифтов, поэтому, учитывая усталость от физической работы, отсутствие прислуги и высоту зданий, возводившихся в 6–8 этажей, жильцам приходилось туго. Однако аккуратным домохозяйкам пеший подъем казался меньшим злом по сравнению с отопительными приборами – примитивными железными печками, для которых требовался кокс, лишавший дом чистоты и уюта.
Карл-Маркс-гоф в Хейлигенштадте
Гораздо более удачным не только в бытовом, но и в художественном отношении стал Карл-Маркс-гоф в Хейлигенштадте. Гигантский (5 тысяч квартир), раскрашенный в яркие цвета (синий, желтый, розовый, густо-красный), он, несмотря на название, являлся одним зданием, составленным из похожих друг на друга корпусов. Их передние и задние фасады выходили на две улицы, где решено было сохранить сельско-промышленный пейзаж: заброшенные фабрики, пустыри, низкие старые дома. Неожиданный успех «двора Карла Маркса» превзошел все ожидания. Домом, построенным для бедноты, любовались состоятельные венцы; особенно живописным представлялся вид с Большой вышки, как местные именовали ближайшую гору.
Венский «небоскреб» не теряет привлекательности рядом с Хофбургом и зданием Совета министров
К сожалению тех, кто увлекался новым искусством, в центре города не появился ни один из двух больших домов с дешевыми квартирами, проекты которых были заказаны и полностью готовы. Вопрос, быть или не быть такой постройке в средневековом центре долго и бурно обсуждался на заседаниях коммунального управления. Видя, что члены этого учреждения слишком увлеклись дискуссиями, власти передали план акционерному обществу, продвинувшему дело дальше разговоров. Дом, получивший название «небоскреб», расположился на Херренгассе. Противоположная сторона переулка состояла исключительно из дворцовых фасадов эпохи барокко. Отлично выполненное технически здание признали удачным и с художественной стороны, поскольку строители, помня об исторической ценности района, не стали увлекаться масштабами. Изящный декор нижних этажей отвлекал взгляд от верхних, хотя вершину трудно было заметить из-за своеобразной конструкции: здание сужалось кверху по принципу террасы. Зато с террас верхних этажей открывалась картина старого города с его острыми шпилями, куполами барочных церквей, покатыми крышами жилых домов. Даже сегодня отсюда хорошо видны окраины Вены. К югу и западу море строений простирается до самых гор, а в противоположной стороне раскинулся полноводный Дунай, теперь не лежащая вдалеке река, а водная магистраль, относящаяся непосредственно к Вене.
В современной архитектуре Австрии новые идеи органично сочетаются с традиционными, которые, складываясь веками, превратились в региональные черты. Истинно австрийское зодчество не имеет четкой стилевой направленности, зато пленяет свежестью, открытостью, лиричностью и легкостью – качествами, присущими в том числе и венской музыке. Интересно, что молодые мастера понимают историю предельно широко, рассматривая наследие прошлого в целом, без ограничений в рамках какого-либо известного стиля. Принимая испытанные временем модели, они использовали их в виде цитат. Местная эстетика быта допускает самые различные направления, от привычного барокко до хай-тека, что касается как внешнего вида, так и внутренней отделки, где диапазон поисков особенно широк.
Часовая мастерская в старой Вене: фантазию архитектора не сдерживают даже ограниченные средства
«Архитектура должна поражать» – под таким девизом работают почти все зодчие Вены. Большинство из них охотно создает новые здания и с еще большим удовольствием работает со старыми, где фантазию не могут сдержать даже ограниченные средства. Иногда формальное решение, навеянное образами бывшей имперской столицы, переходит в торжественное, порой доходящее до того, что здание походит на театральную декорацию. Здесь никого не удивит дворцовый зал со старинными паркетом и потолком, заполненный ультрасовременной техникой, пластиком, хромированной сталью и прочими атрибутами авангарда конца XX века. Именно таким – очень светлым, просторным и минималистским – выглядит интерьер Нейропсихиатрического института в бывшем дворце Штаремберга. В целом он выглядит ирреальным и довольно странным, хотя необычность в какой-то мере объясняет тот факт, что его создатель, австрийский архитектор Герман Чех, нашел свое призвание в оформлении кафе. В то же время за авангардным фасадом вполне могут скрываться любовно воссозданные детали венской классики эпохи Франца-Иосифа. Так чаще всего получалось у Ганса Холляйна, автора отделки зала Австрийского туристического агентства, где в живописное оформление входят позолоченные изображения пальм, обломков античных храмов, восточных беседок в саду и птичьих чучел. Занимая далеко не последнее место в западноевропейском зодчестве 1970-х годов, этот мастер увлекался смешением стилей, утверждая, что его творчество не имеет ничего общего с эклектикой. Бесстилевые работы Холляйна в действительности являются продолжением давней венской традиции, отмеченной вниманием к выразительным архитектурным деталям и мастерскому их исполнению. Будучи самыми венскими из всех австрийских зодчих, эти художники не знали формального самоограничения, жестких правил, запретов, не поддерживали слепо крайние идеи современных течений. В их произведениях, где элитарность органично сосуществует с рациональным подходом, воплощены слова одного из художественных критиков, определившего австрийскую архитектуру как «подражание и проникновение, отождествление и сомнение, смещение и превращение».
Стеклянный дом Хаас на Грабене
В то время когда другие европейские архитекторы искали новые пути усиления выразительности, пытаясь хоть немного расширить рамки канонических стилей, их коллеги-австрийцы уже нашли себя в хаотичном порядке, определявшем критерии местной художественной школы. Разнообразие используемых ими форм и приемов удивительно. Композиционные вольности помогали осуществлять самые неожиданные, но всегда рациональные решения. Только в Вене крупный жилой комплекс мог образоваться из ряда малоэтажных домов. Нигде открытые конструкции так легко не присоединялись к традиционным деталям. Тонкий вкус, сопутствовавший буйной фантазии, просматривается, например, в стеклянном выступе, обрамленном грубоватой кирпичной кладкой, или в бетонном пилоне (входное сооружение в форме пирамиды), оживленном раскреповкой (небольшой выступ на плоскости). Нужно быть очень уверенным специалистом, чтобы облечь футуристичный интерьер особняка, возведенного в виде куба, в цвета и материалы, применявшиеся на заре модернизма.
Среди рациональных общественных построек 1970-х годов своим нарочито декоративным видом выделяется филиал Сберегательных касс. Изначально здание не вызывало ничего, кроме недоумения, а сегодня говорят, что без него старая Фаворитенштрассе выглядела бы серой и унылой. Оно выглядит живым из-за волнообразных линий и объемной структуры поверхности, наводящих на мысль о творчестве великого испанца Антонио Гауди. Если металлический блеск оконных рам вносит в композицию фасада индустриальный мотив, то в интерьере царит атмосфера прошлого. Мотив еще не забытого модерна создают не конкретные детали, а игра материалов и фактур. В буйстве неровных линий не кажется лишней неожиданная скульптура – огромная рука, вылепленная в качестве образа писателя-космополита Франца Кафки, как известно, родившегося в Вене. Новые Сберегательные кассы никогда не вызывали особых восторгов, но споры вокруг их необычной отделки утихли вскоре после того, как в столице появился дом Хундертвассера.
В открытом фойе дома Хундертвассера
В этом 7-этажном строении отсутствуют не только прямые линии, но и всякий намек на закономерность. Все пространство в нем скруглено и даже то, что имеет углы, стыдливо прячет свою остроту под плавно очерченными деталями. Автор – скандально известный Фридрих Стовассер (псевдоним Фриденсрайх Хундертвассер) – объяснил бугристые полы и кривые лестничные марши сходством с горными тропинками, а грубо оштукатуренные стены, небрежно окрашенные большими квадратами желтого, зеленого и розового цветов, сравнил со шторами. Однако публика увидела в оригинальной постройке личность самого создателя, который начинал работать в одно время с Холляйном и Чехом, но в отличие от них, представлял зрителю вначале себя, затем уже свои произведения. Однажды, еще не имея ни одной крупной работы, он явился на телешоу «Как обустроить город» обнаженным, зачем-то прикрыв голову клетчатой кепкой. Вену трудно упрекнуть в ханжестве, поэтому люди быстро перестали обращать внимание на экстравагантный вид архитектора, зато серьезно задумались над идеями, которые, впрочем, не были новинкой и давно нашли применение в некоторых европейских странах, например в Испании.
Хундертвассер объявил, что готов преобразить родной город, обратившись к природе, взяв у нее лучшее и отказавшись от бесполезного, коим лично ему казалась одежда. Он доказывал преимущества кривизны, критиковал прямые линии, ратовал за использование строителями натуральных материалов. Доводы, видимо, произвели должный эффект: необычный дом не только был построен, но и полюбился и жителям столицы, и зарубежным гостям, очень быстро став достопримечательностью.
Изучая детище Хундертвассера, невозможно не заметить царящий в нем природный мотив. Естественность здесь присутствует в оформлении пола, стен, в художественном оформлении комнат, где осколки керамической плитки складываются в картины с изображением деревьев, бабочек, сов, уток и белоснежных лебедей. В современных постройках Вены растительные образы нечасто переходят в реальные вещи, но у Хундертвассера получилось именно так.
Автор не ограничился декором, решив наделить свой дом живой зеленью. Все горизонтальные поверхности – крыши, балконы, террасы – засыпаны слоем земли, достаточным не только для цветников и газонов, но и для деревьев, растущих в обрамлении кустарника. Здание стало похожим на зеленеющую гору, однако неожиданное решение, нисколько не испортив вида, сообщило ему привлекательность, как и разноцветные отпечатки рук на стенах, оставленные строителями и самим зодчим.
Несмотря на фантастичность плана, здание существует именно таким, каким задумывалось. Коммунальные службы не имеют к жильцам никаких претензий, а те радуются просторным квартирам, кроме того, пользуются садиком, фонтаном и небольшим кафе, где так приятно посидеть с газетой, неспешно угощаясь отменным кофе. Почерк Хундертвассера – большого оригинала, ставшего знаменитым художником и архитекторам – нетрудно заметить и в доме напротив, рядом с которым находится галерея с сувенирными лавками. То, что здесь продаются вещи, в которых так или иначе отражено творчество создателя близлежащих зданий, делает этот уголок Вены его своеобразным музеем.
Типовые дома редкими группами размещались на внешнем кольце или еще дальше, в предместьях. Известный австрийский демократ с нескрываемым скепсисом оценивал социальную реформу того времени, с горечью отмечая, что «Вене еще раз выпал случай развернуться по законам роста. Средств, вложенных в массовое строительство, хватило бы для того, чтобы окружить ее венком поселков, утопающих в садах, и лугов, соединенных с городом железнодорожными линиями. Зеленый пояс мог бы стать для столицы тем, чем являлась парковая зона для знати эпохи барокко. Однако прекрасная возможность была упущена, и новые здания никак не повлияли на общий вид города. Новой Вены нет, а есть только новые типы зданий в прежней Вене». Описывая рабочие дома, автор употребил слово «казармы», не забыв, однако, отметить наличие в них удобств, что на тот момент представлялось гораздо более актуальным, чем декор.
В начале своей деятельности демократические власти Австрии обеспечивали работой всех более или менее способных специалистов. Члены Архитектурного общества вставали в очередь, иногда получая по несколько заказов одновременно. Строительная лихорадка захватила большие территории, но, как всякий ажиотаж, не предусматривала единого плана. Тем не менее уже к 1930-м годам 65 тысяч рабочих семей жили в отдельных квартирах, каждая их которых имела спальню, гостиную, ванную, небольшую кухню с агрегатом, отдаленно напоминавшим современную посудомоечную машину. В то же время в типовых домах не было лифтов, поэтому, учитывая усталость от физической работы, отсутствие прислуги и высоту зданий, возводившихся в 6–8 этажей, жильцам приходилось туго. Однако аккуратным домохозяйкам пеший подъем казался меньшим злом по сравнению с отопительными приборами – примитивными железными печками, для которых требовался кокс, лишавший дом чистоты и уюта.
Гораздо более удачным не только в бытовом, но и в художественном отношении стал Карл-Маркс-гоф в Хейлигенштадте. Гигантский (5 тысяч квартир), раскрашенный в яркие цвета (синий, желтый, розовый, густо-красный), он, несмотря на название, являлся одним зданием, составленным из похожих друг на друга корпусов. Их передние и задние фасады выходили на две улицы, где решено было сохранить сельско-промышленный пейзаж: заброшенные фабрики, пустыри, низкие старые дома. Неожиданный успех «двора Карла Маркса» превзошел все ожидания. Домом, построенным для бедноты, любовались состоятельные венцы; особенно живописным представлялся вид с Большой вышки, как местные именовали ближайшую гору.
К сожалению тех, кто увлекался новым искусством, в центре города не появился ни один из двух больших домов с дешевыми квартирами, проекты которых были заказаны и полностью готовы. Вопрос, быть или не быть такой постройке в средневековом центре долго и бурно обсуждался на заседаниях коммунального управления. Видя, что члены этого учреждения слишком увлеклись дискуссиями, власти передали план акционерному обществу, продвинувшему дело дальше разговоров. Дом, получивший название «небоскреб», расположился на Херренгассе. Противоположная сторона переулка состояла исключительно из дворцовых фасадов эпохи барокко. Отлично выполненное технически здание признали удачным и с художественной стороны, поскольку строители, помня об исторической ценности района, не стали увлекаться масштабами. Изящный декор нижних этажей отвлекал взгляд от верхних, хотя вершину трудно было заметить из-за своеобразной конструкции: здание сужалось кверху по принципу террасы. Зато с террас верхних этажей открывалась картина старого города с его острыми шпилями, куполами барочных церквей, покатыми крышами жилых домов. Даже сегодня отсюда хорошо видны окраины Вены. К югу и западу море строений простирается до самых гор, а в противоположной стороне раскинулся полноводный Дунай, теперь не лежащая вдалеке река, а водная магистраль, относящаяся непосредственно к Вене.
В современной архитектуре Австрии новые идеи органично сочетаются с традиционными, которые, складываясь веками, превратились в региональные черты. Истинно австрийское зодчество не имеет четкой стилевой направленности, зато пленяет свежестью, открытостью, лиричностью и легкостью – качествами, присущими в том числе и венской музыке. Интересно, что молодые мастера понимают историю предельно широко, рассматривая наследие прошлого в целом, без ограничений в рамках какого-либо известного стиля. Принимая испытанные временем модели, они использовали их в виде цитат. Местная эстетика быта допускает самые различные направления, от привычного барокко до хай-тека, что касается как внешнего вида, так и внутренней отделки, где диапазон поисков особенно широк.
«Архитектура должна поражать» – под таким девизом работают почти все зодчие Вены. Большинство из них охотно создает новые здания и с еще большим удовольствием работает со старыми, где фантазию не могут сдержать даже ограниченные средства. Иногда формальное решение, навеянное образами бывшей имперской столицы, переходит в торжественное, порой доходящее до того, что здание походит на театральную декорацию. Здесь никого не удивит дворцовый зал со старинными паркетом и потолком, заполненный ультрасовременной техникой, пластиком, хромированной сталью и прочими атрибутами авангарда конца XX века. Именно таким – очень светлым, просторным и минималистским – выглядит интерьер Нейропсихиатрического института в бывшем дворце Штаремберга. В целом он выглядит ирреальным и довольно странным, хотя необычность в какой-то мере объясняет тот факт, что его создатель, австрийский архитектор Герман Чех, нашел свое призвание в оформлении кафе. В то же время за авангардным фасадом вполне могут скрываться любовно воссозданные детали венской классики эпохи Франца-Иосифа. Так чаще всего получалось у Ганса Холляйна, автора отделки зала Австрийского туристического агентства, где в живописное оформление входят позолоченные изображения пальм, обломков античных храмов, восточных беседок в саду и птичьих чучел. Занимая далеко не последнее место в западноевропейском зодчестве 1970-х годов, этот мастер увлекался смешением стилей, утверждая, что его творчество не имеет ничего общего с эклектикой. Бесстилевые работы Холляйна в действительности являются продолжением давней венской традиции, отмеченной вниманием к выразительным архитектурным деталям и мастерскому их исполнению. Будучи самыми венскими из всех австрийских зодчих, эти художники не знали формального самоограничения, жестких правил, запретов, не поддерживали слепо крайние идеи современных течений. В их произведениях, где элитарность органично сосуществует с рациональным подходом, воплощены слова одного из художественных критиков, определившего австрийскую архитектуру как «подражание и проникновение, отождествление и сомнение, смещение и превращение».
В то время когда другие европейские архитекторы искали новые пути усиления выразительности, пытаясь хоть немного расширить рамки канонических стилей, их коллеги-австрийцы уже нашли себя в хаотичном порядке, определявшем критерии местной художественной школы. Разнообразие используемых ими форм и приемов удивительно. Композиционные вольности помогали осуществлять самые неожиданные, но всегда рациональные решения. Только в Вене крупный жилой комплекс мог образоваться из ряда малоэтажных домов. Нигде открытые конструкции так легко не присоединялись к традиционным деталям. Тонкий вкус, сопутствовавший буйной фантазии, просматривается, например, в стеклянном выступе, обрамленном грубоватой кирпичной кладкой, или в бетонном пилоне (входное сооружение в форме пирамиды), оживленном раскреповкой (небольшой выступ на плоскости). Нужно быть очень уверенным специалистом, чтобы облечь футуристичный интерьер особняка, возведенного в виде куба, в цвета и материалы, применявшиеся на заре модернизма.
Среди рациональных общественных построек 1970-х годов своим нарочито декоративным видом выделяется филиал Сберегательных касс. Изначально здание не вызывало ничего, кроме недоумения, а сегодня говорят, что без него старая Фаворитенштрассе выглядела бы серой и унылой. Оно выглядит живым из-за волнообразных линий и объемной структуры поверхности, наводящих на мысль о творчестве великого испанца Антонио Гауди. Если металлический блеск оконных рам вносит в композицию фасада индустриальный мотив, то в интерьере царит атмосфера прошлого. Мотив еще не забытого модерна создают не конкретные детали, а игра материалов и фактур. В буйстве неровных линий не кажется лишней неожиданная скульптура – огромная рука, вылепленная в качестве образа писателя-космополита Франца Кафки, как известно, родившегося в Вене. Новые Сберегательные кассы никогда не вызывали особых восторгов, но споры вокруг их необычной отделки утихли вскоре после того, как в столице появился дом Хундертвассера.
В этом 7-этажном строении отсутствуют не только прямые линии, но и всякий намек на закономерность. Все пространство в нем скруглено и даже то, что имеет углы, стыдливо прячет свою остроту под плавно очерченными деталями. Автор – скандально известный Фридрих Стовассер (псевдоним Фриденсрайх Хундертвассер) – объяснил бугристые полы и кривые лестничные марши сходством с горными тропинками, а грубо оштукатуренные стены, небрежно окрашенные большими квадратами желтого, зеленого и розового цветов, сравнил со шторами. Однако публика увидела в оригинальной постройке личность самого создателя, который начинал работать в одно время с Холляйном и Чехом, но в отличие от них, представлял зрителю вначале себя, затем уже свои произведения. Однажды, еще не имея ни одной крупной работы, он явился на телешоу «Как обустроить город» обнаженным, зачем-то прикрыв голову клетчатой кепкой. Вену трудно упрекнуть в ханжестве, поэтому люди быстро перестали обращать внимание на экстравагантный вид архитектора, зато серьезно задумались над идеями, которые, впрочем, не были новинкой и давно нашли применение в некоторых европейских странах, например в Испании.
Хундертвассер объявил, что готов преобразить родной город, обратившись к природе, взяв у нее лучшее и отказавшись от бесполезного, коим лично ему казалась одежда. Он доказывал преимущества кривизны, критиковал прямые линии, ратовал за использование строителями натуральных материалов. Доводы, видимо, произвели должный эффект: необычный дом не только был построен, но и полюбился и жителям столицы, и зарубежным гостям, очень быстро став достопримечательностью.
Изучая детище Хундертвассера, невозможно не заметить царящий в нем природный мотив. Естественность здесь присутствует в оформлении пола, стен, в художественном оформлении комнат, где осколки керамической плитки складываются в картины с изображением деревьев, бабочек, сов, уток и белоснежных лебедей. В современных постройках Вены растительные образы нечасто переходят в реальные вещи, но у Хундертвассера получилось именно так.
Автор не ограничился декором, решив наделить свой дом живой зеленью. Все горизонтальные поверхности – крыши, балконы, террасы – засыпаны слоем земли, достаточным не только для цветников и газонов, но и для деревьев, растущих в обрамлении кустарника. Здание стало похожим на зеленеющую гору, однако неожиданное решение, нисколько не испортив вида, сообщило ему привлекательность, как и разноцветные отпечатки рук на стенах, оставленные строителями и самим зодчим.
Несмотря на фантастичность плана, здание существует именно таким, каким задумывалось. Коммунальные службы не имеют к жильцам никаких претензий, а те радуются просторным квартирам, кроме того, пользуются садиком, фонтаном и небольшим кафе, где так приятно посидеть с газетой, неспешно угощаясь отменным кофе. Почерк Хундертвассера – большого оригинала, ставшего знаменитым художником и архитекторам – нетрудно заметить и в доме напротив, рядом с которым находится галерея с сувенирными лавками. То, что здесь продаются вещи, в которых так или иначе отражено творчество создателя близлежащих зданий, делает этот уголок Вены его своеобразным музеем.
Театр природы и зрительских наслаждений
Имея всего два музея – Художественно-исторический и Альбертину, – Вена уже могла бы претендовать на звание музейной столицы мира. Однако, помимо них, в столице Австрии существует такое количество постоянных и временных экспозиций, что для знакомства хотя бы с половиной понадобятся годы. В каждом путеводителе перечислены такие почтенные учреждения, как сокровищница Хофбурга, Австрийский этнографический музей, Музей военной истории, Музей изящных искусств, Музей современного искусства во дворце Лихтенштайн, Городской музей, Технический музей промышленности и ремесел, Музей-квартира Зигмунда Фрейда. В этом городе в самом деле выставок больше, чем в любой другой столице мира.
Список можно дополнить не такими гигантскими, зато не менее интересными выставками в Доме бабочек, на фарфоровой мануфактуре Аугартен, в Обсерватории Урания, а также в очень занимательных музеях цирка и клоунады, футбола, криминалистики, табака, вампиризма, фиакров, в старом венском Музее шнапса.
Вывеска Музея-квартиры Зигмунда Фрейда
Самое старое, самое крупное и самое известное из всех вышеперечисленных заведений – Художественно-исторический музей. Он располагается напротив Хофбурга, занимая одно из монументальных зданий-близнецов, построенных в 1891 году в рамках неосуществленного проекта имперского форума.
Вторая постройка появилась через 10 лет после первой и была предназначена для Естественно-исторического музея. Вначале идея размещения рядом сооружений, идентичных по виду и похожих по содержанию, многим не понравилась, а некоторым показалась абсурдной. Однако большинство критиков составляли иностранцы, тогда как истинным австрийцам такая композиция была близка по духу и к тому же привлекала возможностью осмотра двух разноплановых экспозиций в один заход: для того чтобы попасть из Художественного в Естественно-исторический музей требовалось всего лишь пересечь площадь. Кроме того, и этот короткий путь был насыщен впечатлениями, ведь между двумя зданиями стоит памятник Марии-Терезии, чье имя получила площадь, на которой расположился Художественно-исторический музей.
Дом бабочек
Своим внешним видом оба здания обязаны Готфриду Земперу, внутренним убранством занимался зодчий Хазенауэр, имевший помощниками лучших мастеров-современников. Одно только то, что настенные росписи выполнены такими знаменитыми художниками, как братья Климт и венгр Михай Мункачи, приравнивает эти постройки к произведениям искусства. Массивные, величественные, отделанные с немыслимой роскошью, они выдержаны в свободном стиле ренессанс, который считается лучшим фоном для живописи.
Уникальные фонды Художественно-исторического музея собирались Габсбургами в течение нескольких веков. Кроме картинной галереи, здесь на обозрение публики выставлены разноплановые коллекции скульптуры и произведений декоративно-прикладного искусства. Вкусы и пристрастия членов династии отразились в собраниях египетских, греческих, римских древностей, богатом нумизматическом кабинете, а также в собраниях музыкальных инструментов, оружия, армейской амуниции, штатских и военных костюмов и экипажей, хранящихся в залах замка Шёнбрунн.
Предметы декоративно-прикладного искусства различных времен размещаются на первом этаже музея в четком хронологическом порядке. Каролингская и византийская слоновая кость, относящаяся к раннему Средневековью (VIII–X века), соседствует с готической скульптурой Средневековья позднего (XIV–XV века). Далее можно увидеть часы и музыкальные автоматы, изготовленные в европейских мастерских в эпоху Просвещения (XVII–XVIII века). Мало кто знает, что явление, ныне именуемое офисной культурой, существовало с давних времен. В залах Художественно-исторического музея об этом свидетельствуют кабинетные вещи: каменные принадлежности для письма, тяжеловесные счетные приборы, изящные, украшенные золотом рулетки и циркули. О быте Италии эпохи Возрождения рассказывают миланская посуда из ляпис-лазури и расписные сундуки-кассони, куда флорентийские невесты складывали свадебные наряды. Рядом сотрудники музея поместили золотую братину (шаровидный сосуд для напитков), некогда принадлежавшую царю Михаилу Федоровичу Романову.
Художественно-исторический музей
Картинная галерея располагается на втором этаже здания, подобно самой Вене, двумя кругами: большим, с просторными залами, пронумерованными римскими цифрами, и малым, чьи уютные залы обозначены с помощью арабской нумерации. В одной стороне находятся так называемые северные коллекции (Германия и Нидерланды), а в противоположном – южные (Италия и Испания). Портреты испанских принцесс и принцев кисти великого Веласкеса оказались в Вене благодаря родству двух ветвей рода Габсбургов. Странное, на первый взгляд, отсутствие картин живописцев Франции окажется неудивительным, если знать, что Габсбурги всегда воевали с Бурбонами. Можно представить, как не хотелось им видеть в своем собрании то, что могло бы относиться к французской культуре. Начало грандиозной коллекции, которая теперь едва умещается в двух императорских замках, еще в XVI веке положил Рудольф II. Не менее страстным собирателем был эрцгерцог Леопольд-Вильгельм: приобретенная им живопись стала основой сегодняшней картинной галереи. Впрочем, при должности наместника в Нидерландах, особенно в золотом XVII веке, коллекционирование никому бы не доставило хлопот. Оставаясь на столь выгодном посту много лет, Леопольд-Вильгельм приобретал все, что привлекало взгляд, а в итоге получил шедевры великих фламандцев: Яна ван Эйка («Портрет кардинала»), Рогира ван дер Вейдена («Алтарь с распятием»), Иеронима Босха («Христос, несущий крест»), Гуго ван дер Гуса (диптих «Грехопадение и оплакивание»), Питера Брейгеля Старшего, представленного здесь 9 полотнами, в том числе «Охотники на снегу», «Хмурый день», «Возвращение пастухов» из цикла «Времена года» и знаменитая «Вавилонская башня».
Список можно дополнить не такими гигантскими, зато не менее интересными выставками в Доме бабочек, на фарфоровой мануфактуре Аугартен, в Обсерватории Урания, а также в очень занимательных музеях цирка и клоунады, футбола, криминалистики, табака, вампиризма, фиакров, в старом венском Музее шнапса.
Самое старое, самое крупное и самое известное из всех вышеперечисленных заведений – Художественно-исторический музей. Он располагается напротив Хофбурга, занимая одно из монументальных зданий-близнецов, построенных в 1891 году в рамках неосуществленного проекта имперского форума.
Вторая постройка появилась через 10 лет после первой и была предназначена для Естественно-исторического музея. Вначале идея размещения рядом сооружений, идентичных по виду и похожих по содержанию, многим не понравилась, а некоторым показалась абсурдной. Однако большинство критиков составляли иностранцы, тогда как истинным австрийцам такая композиция была близка по духу и к тому же привлекала возможностью осмотра двух разноплановых экспозиций в один заход: для того чтобы попасть из Художественного в Естественно-исторический музей требовалось всего лишь пересечь площадь. Кроме того, и этот короткий путь был насыщен впечатлениями, ведь между двумя зданиями стоит памятник Марии-Терезии, чье имя получила площадь, на которой расположился Художественно-исторический музей.
Своим внешним видом оба здания обязаны Готфриду Земперу, внутренним убранством занимался зодчий Хазенауэр, имевший помощниками лучших мастеров-современников. Одно только то, что настенные росписи выполнены такими знаменитыми художниками, как братья Климт и венгр Михай Мункачи, приравнивает эти постройки к произведениям искусства. Массивные, величественные, отделанные с немыслимой роскошью, они выдержаны в свободном стиле ренессанс, который считается лучшим фоном для живописи.
Уникальные фонды Художественно-исторического музея собирались Габсбургами в течение нескольких веков. Кроме картинной галереи, здесь на обозрение публики выставлены разноплановые коллекции скульптуры и произведений декоративно-прикладного искусства. Вкусы и пристрастия членов династии отразились в собраниях египетских, греческих, римских древностей, богатом нумизматическом кабинете, а также в собраниях музыкальных инструментов, оружия, армейской амуниции, штатских и военных костюмов и экипажей, хранящихся в залах замка Шёнбрунн.
Предметы декоративно-прикладного искусства различных времен размещаются на первом этаже музея в четком хронологическом порядке. Каролингская и византийская слоновая кость, относящаяся к раннему Средневековью (VIII–X века), соседствует с готической скульптурой Средневековья позднего (XIV–XV века). Далее можно увидеть часы и музыкальные автоматы, изготовленные в европейских мастерских в эпоху Просвещения (XVII–XVIII века). Мало кто знает, что явление, ныне именуемое офисной культурой, существовало с давних времен. В залах Художественно-исторического музея об этом свидетельствуют кабинетные вещи: каменные принадлежности для письма, тяжеловесные счетные приборы, изящные, украшенные золотом рулетки и циркули. О быте Италии эпохи Возрождения рассказывают миланская посуда из ляпис-лазури и расписные сундуки-кассони, куда флорентийские невесты складывали свадебные наряды. Рядом сотрудники музея поместили золотую братину (шаровидный сосуд для напитков), некогда принадлежавшую царю Михаилу Федоровичу Романову.
Картинная галерея располагается на втором этаже здания, подобно самой Вене, двумя кругами: большим, с просторными залами, пронумерованными римскими цифрами, и малым, чьи уютные залы обозначены с помощью арабской нумерации. В одной стороне находятся так называемые северные коллекции (Германия и Нидерланды), а в противоположном – южные (Италия и Испания). Портреты испанских принцесс и принцев кисти великого Веласкеса оказались в Вене благодаря родству двух ветвей рода Габсбургов. Странное, на первый взгляд, отсутствие картин живописцев Франции окажется неудивительным, если знать, что Габсбурги всегда воевали с Бурбонами. Можно представить, как не хотелось им видеть в своем собрании то, что могло бы относиться к французской культуре. Начало грандиозной коллекции, которая теперь едва умещается в двух императорских замках, еще в XVI веке положил Рудольф II. Не менее страстным собирателем был эрцгерцог Леопольд-Вильгельм: приобретенная им живопись стала основой сегодняшней картинной галереи. Впрочем, при должности наместника в Нидерландах, особенно в золотом XVII веке, коллекционирование никому бы не доставило хлопот. Оставаясь на столь выгодном посту много лет, Леопольд-Вильгельм приобретал все, что привлекало взгляд, а в итоге получил шедевры великих фламандцев: Яна ван Эйка («Портрет кардинала»), Рогира ван дер Вейдена («Алтарь с распятием»), Иеронима Босха («Христос, несущий крест»), Гуго ван дер Гуса (диптих «Грехопадение и оплакивание»), Питера Брейгеля Старшего, представленного здесь 9 полотнами, в том числе «Охотники на снегу», «Хмурый день», «Возвращение пастухов» из цикла «Времена года» и знаменитая «Вавилонская башня».