Страница:
Итак, Жуберу, чтобы напасть на Суворова, предстояло, пройдя по дорогам между Гави и Серравале, следовать дальше тремя путями: средняя дорога шла прямо на Нови с юга на север. Правая, восточная, спускалась на равнину левым берегом Скривии и дальше - от Нови к Тортоне, осажденной союзными войсками под командой генерала Розенберга. Западная дорога вела левее Нови, к Алессандрии, блокированной австрийскими войсками генерала Края.
Диспозиция неизбежно предстоявшего сражения, объявленная Суворовым 1 (12) августа, верно предугадывала движение главных масс противника. Весь тяжелый обоз свой Суворов отправил за Алессандрию. Главная квартира его в тот же день перешла в Поццоло-Формиджаро. Цель своих передвижений и расстановки сил Суворов определил в диспозиции словами: "Мы желаем вызвать неприятеля в открытое поле".
2 (13) августа Жубер занимал своими главными силами фронт протяжением до десяти верст в направлении от Гави к Серравале. Французский главнокомандующий созвал военный совет. Большинство его генералов высказались, что нужно подождать, пока альпийская армия маршала Массена начнет в Швейцарии действия, согласные с действиями французской армии в Италии. Жубер считал, что он не может откладывать свои операции. Директория приказала ему наступать безотлагательно. Сам Жубер, покидая Париж на второй день после своей свадьбы, заявил жене, что он возвратится или победителем, или мертвым. Слухам о падении Мантуи Жубер не придавал значения, считая, что эти слухи распространяет противник. А между тем капитуляция Мантуи освободила значительный корпус суворовских войск. Предшественник Жубера в Италии, генерал Моро, с ним соглашался. Они знали друг друга с кампании 1797 года, когда Жубер после отъезда Бонапарта временно командовал итальянской армией, а Моро занимал должность инспектора кавалерии. Тогда они подружились. Теперь Жубер пожелал, чтобы Моро не покидал армию до решительного сражения и помогал ему своими советами. Моро согласился, не помня обиды.
Французская армия двинулась на север и к 3 (14) августа заняла очень сильную, почти неприступную позицию на горном хребте. Суворов приказал Багратиону покинуть Нови. Багратион отошел с боем. Жубер отважился выйти для сражения на равнину. Моро не решился оспаривать решение юного главнокомандующего.
С высот своей позиции Жубер увидел плотные массы войск союзников они стояли готовые к бою.
Здесь решимость покинула Жубера. Занимая на редкость сильную позицию, зная, что на равнине противник благодаря своей коннице получит решающий перевес, Жубер не решился наступать сверху вниз, предоставляя Суворову атаку снизу вверх.
Окрестности городка Нови представляли собой множество мелких возделанных участков - виноградников и садов, окруженных каменными оградами. Узкие дороги петляли по холмам меж каменных стен. Крутые бока оврагов и рытвин поросли чапыжником и колючими кустами, что сводили почти к нулю силы кавалерии, если б Суворов захотел пустить ее в дело на высотах, занятых Жубером.
Убедясь, что французы не решаются покинуть свои позиции, Суворов отдал общее приказание атаковать французов по всему фронту утром 4 (15) августа.
Перед сражением у Нови начальником штаба Суворова (вместо Шателера) был назначен бездарный австрийский генерал Цах.
По определению Суворова, он был "академиком", то есть кабинетным ученым, с ничтожным военным опытом. Поэтому Суворов перед сражением не дал подробностей в диспозиции, ограничившись в ней общим распорядком и распределением сил.
Распоряжения Суворова накануне великой битвы и расположение союзных войск перед битвой дают прекрасный образец суворовского мастерства суворовского "глазомера", то есть быстрой и верной оценки пространства, времени и соотношения боевых масс.
Генерал Край привел свои войска с северо-запада, от Алессандрии. В центре своей позиции Суворов поставил войска Дерфельдена, а на скате от Нови к центру позиции уже находились войска Багратиона и Милорадовича. Они в предыдущие дни занимали Нови, были между Гави и Серравале и успели хорошо ознакомиться с горной местностью. Багратион и Милорадович образовали авангард. К генералу Краю примкнули Бельгард, пришедший из-за Орбы, и генерал Отто. У Суворова образовался очень сильный правый (западный) фланг. В мужестве и даровании генерала-фельдцейхмейстера Края Суворов не сомневался. Край, как старший в чине, принял командование над войсками правого фланга. Центр расположения был силен уже тем, что там находился Суворов, а впереди стояли отважные и опытные русские генералы. Левый фланг Суворова образовали, опираясь на реку Скривию, численно значительные войска Меласа. Но австрийскому фельдмаршалу Суворов давно не доверял и оставил его в резерве. Наконец, за Скривией, правым берегом ее, шел из-под Тортоны Розенберг.
Можно сколько угодно гадать о том, как развернулись бы события у Нови, если бы французы решились выйти на равнину. План Жубера и Моро в точности неизвестен. Ясно одно: Суворов верно угадывал, что цель удара французов - Тортона. И если бы Жубер отважился предпринять движение на Тортону левым берегом Скривии, то, потеснив слабый левый фланг Суворова (Меласа), французы попали бы между двух огней, в мышеловку. Отсюда видно, что позиции, занятые Суворовым, обладали гибкостью: они одинаково годились и для боя на равнине и для атаки горных позиций.
Моро и Жубер верно оценили обстановку. Их решение остаться на своей почти неприступной позиции тоже можно считать "натуральным", или, вернее, обусловленным жестокой необходимостью.
У Суворова остался выбор: или предпринять атаку всем фронтом, или, как при Треббии, нанести первый удар левому флангу французов. Суворов е с т е с т в е н н о избрал второе решение: Край со своими войсками должен был первым на рассвете 4 (15) августа атаковать левый фланг французов.
Силы противника в предстоящей битве можно оценивать как равные. Суворов мог из своих шестидесяти тысяч по условиям места и времени ввести в бой около сорока тысяч. Также и Жубер: ему, обороняясь, приходилось ввести в дело всю свою наличность - тоже около сорока тысяч человек.
Когда-то Суворов говорил, что на такой штурм, как штурм Измаила, можно решиться только раз в жизни. 4 (15) августа 1799 года он штурмовал естественную крепость, более сильную, чем Измаил, защищаемую армией, более сплоченной, храброй, одушевленной и лучше устроенной, чем гарнизон Измаила, с главнокомандующим - молодым, пылким, решительным учеником Бонапарта. Городок Нови, окруженный средневековой прочной каменной стеной в центре позиции Жубера, сам по себе представлял крепость, центральную цитадель.
Суворов не мог и не хотел уклониться от боя: победа над последними силами французов в Италии была необходима, она открывала дорогу русским войскам на Ривьеру и оттуда во Францию.
В распоряжении Суворова времени было в обрез: примерно пятнадцать-шестнадцать часов, так как на широте Нови в начале августа солнце встает около пяти часов утра и закатывается в семь часов вечера, а сумерки на юге и в горах коротки. Одинаково невозможно атаковать противника в горах ночью, до рассвета, и преследовать разбитого неприятеля в темноте, после заката солнца. Край получил приказание поднять войска, чуть забрезжит рассвет.
В РАЗГАРЕ БОЯ
Все распоряжения Суворов сделал накануне и, как всегда, лег в постель, лишь только смерклось. Он быстро погрузился в сон. "Хорошо!" успел промолвить он и забылся. Около полуночи Суворов проснулся и предался размышлениям. Взвешивая свои силы и силы Жубера, воображая и прикидывая расстановку его и своих войск, Суворов рассчитывал марши, соображая расстояния, и пришел к заключению, что шестнадцати светлых часов ему хватит для боя. Решив так, он снова погрузился в сон. Еще задолго до восхода солнца на левом фланге французов бухнула пушка. Это означало, что Край пошел в атаку.
Никогда в жизни Суворов не спал так спокойно. И все же при первом пушечном ударе он вскочил и выбежал на двор, где его денщики приготовились к утреннему обливанию. В окрестностях Нови очень много ключей, "живая" вода в изобилии. Когда Суворова окатили из двух ведер разом, он болезненно закряхтел. Едва ли не в первый раз в жизни он не испытывал наслаждения от непременного утреннего купания - наоборот, оно было ему противно. Суворов вдруг почувствовал непобедимое отвращение к холодной воде. Он выскочил из-под ледяных каскадов с криком: "Будет! Будет!" Солдаты, зная, что иногда приказания Суворова надо понимать превратно, окатили его водой из обоих ведер еще раз. Суворов побежал. Солдаты со смехом гнались за ним, плеща ему в спину из ведер.
- Проклятые, отстаньте! - прокричал Суворов.
Он побежал в дом, в дверях ухватился за косяки, не в силах перешагнуть через порог, и вдруг громко заплакал, словно обиженный ребенок. Солдаты в испуге бросили ведра, подхватили старика под руки и бережно посадили на каменную скамью, еще теплую от вчерашнего солнца. У Суворова потемнело в глазах, он чувствовал, что нестерпимый холод разливается по телу от кончиков пальцев к локтям и плечам и от ступней к коленям и бедрам. Тяжело, с хрипом вздыхая, он медленно произнес:
- Вот они, хладные воды Стикса!..*
_______________
* С т и к с - в мифологии древних греков река, уходящая в
мрачное подземное царство.
Крепкий и очень сладкий чай взбодрил его. Он оделся и вышел во двор, где казак верхом на коне держал оседланную для полководца лошадь. Суворов, не дожидаясь генерала Цаха с его ординарцами, вышел на дорогу, идущую на изволок в горы чуть левей Нови. Казак ехал за ним, держа за повод коня. Суворов взял с собой старого солдата Никифора, своего соратника и оруженосца. Никифор, с французским ружьем на плече, нес под мышкой палаш Суворова, завернутый в легкий старенький суконный плащ, когда-то синий, а теперь выгоревший на солнце. Солдаты прозвали этот давно им знакомый плащ "родительским": по преданию, его подарил сыну Василий Иванович со своего плеча, когда Александра Васильевича произвели в первый офицерский чин.
Дорога вывела по сенокосу на гребень увала к маленькой часовенке с мраморным изваянием в нише. Несколько потрепанных горным ветром деревьев осеняли часовню; в полдень здесь было тенисто. Стояли прислоненные к часовне два заступа, оставленных виноградарями. Где-то вблизи урлюкал, выбегая из земли, ручеек. Суворов здесь остановился. Румяное солнце вышло слева из-за гор. Дорога дальше шла по косогору на высоты перед Нови. На пламенно-желтых под утренним солнцем откосах и над обрывами гор зелень казалась черной. Среди пятен зелени в горах глаз едва различал другие подвижные пятна. Это перемещались отряды французов. Зато справа, на плато предгорья, черные массы союзных войск выступали вполне четко. Порой оттуда остро поблескивала медь орудий.
Войска Края, двигаясь к высотам, шли сначала густыми колоннами, потом растекались в стороны, оставляя за собой багровое облако пыли.
Суворов сел за часовенкой на камень. Никифор стал рядом с ним, опираясь на ружье. Казак стреножил коней и пустил их на траву, а сам лег на землю, закинув под голову руки, и сразу захрапел.
Суворов смотрел вдаль. На правом русском фланге сражение было уже в разгаре: шла непрерывная трескотня ружейной перестрелки, изредка бухали пушки. Скоро там все заволокло пылью и дымом.
Суворов, сидя на камне, задремал. Никифор потревожил его; глядя из-под руки на дорогу против солнца, он доложил:
- Едет его превосходительство генерал Цах с ординарцами.
Суворов посмотрел туда и усмехнулся. Целая кавалькада ординарцев. Грузный Цах скакал впереди, плюхая в седле, - он был плохой наездник.
Подъехав, Цах спешился и подошел к Суворову, сияя взглядом и только что выбритыми свежими пухлыми щеками.
- Я очень рад. Наконец я отыскал вас, господин фельдмаршал! - сказал Цах, приветствуя Суворова.
- А зачем я вам нужен, мой милый Цах?
Генерал-квартирмейстер не удивился этому странному в начале серьезного сражения вопросу. Цаху приходилось привыкать к странностям своего нового начальника. Перебирая листки полевой книжки, генерал-квартирмейстер начал говорить, что, в сущности, нет диспозиции и потому необходимо сделать такие-то и такие-то распоряжения. Суворов ничего не возражал, только слегка кивал головой, когда генерал делал паузу. Главнокомандующий как будто согласился со всем, что предлагал начальник штаба, и предложил ему разослать листки приказания генералам за его собственной подписью. Предложения Цаха были все пустые, исполнение их было или невозможно потому, что Цах не знал изменчивого хода сражения, или по ничтожности своей не могли повлиять на ход грозных событий. Генералы, к которым Цах обращался, помнили суворовское приказание, что Цаха надо "слушать, но не слушаться". Цах разослал вестовых и ординарцев со своими записками: польза их была та, что командиры узнают от ординарцев, где находится Суворов. Он больше ни о чем не спрашивал Цаха и задремал. Генерал-квартирмейстер не знал, что ему делать.
- Не прикажете ли, господин фельдмаршал, узнать, почему не выступает Багратион? - спросил Цах по-немецки.
- Съезди, голубчик, посмотри, - ответил Суворов по-русски, не открывая глаз.
Цах поскакал к войскам Багратиона. Никифор принес охапку пахучего сена и предложил Суворову прилечь. Тот согласился. Никифор накрыл фельдмаршала "родительским" плащом, а сам сел на камень и тоже задремал, с ружьем, поставленным между колен...
Генерал Край на правом фланге союзников вел энергичное наступление на высоты. Из войск левого фланга Жубера позиции занимала только одна дивизия, прочие левофланговые колонны только что подходили. Под натиском кавалерии Края выдвинутые далеко вперед стрелковые цепи французов отступали. Жубер вздумал их воодушевить личным примером, прискакал к цепи застрельщиков и тут был смертельно ранен шальной пулей из набегавшей цепи австрийцев. Начальство над французской армией снова принял Моро. Смерть Жубера скрыли от солдат, а союзники узнали о ней только на следующий день.
Видя, что главная атака союзников направлена против его левого фланга, Моро ввел в бой все резервы, какими мог располагать. Войска Края уже начали свертываться в колонны, чтобы восходить на высоты. Французы их встретили так жарко, что солдаты Края с трудом удерживали за собой завоеванное пространство. Край убедился, что не может наступать. Моро, заметив, что центр и левый фланг противника бездействуют, перебросил на свой левый фланг часть сил из Нови, надеясь опрокинуть Края и зайти армии Суворова в тыл. Положение для правого фланга союзников создавалось опасное. Край послал к Багратиону спросить, почему он не выступает, и требовал поддержки. Багратион ответил, что не настало еще время. Когда ординарец ускакал с этим ответом, к Багратиону подъехал генерал-квартирмейстер Цах.
- Wie geht's? - спросил он по-немецки и для понятности прибавил по-французски: - Comment ca va?*
- Ca va mal!.. Вы привезли мне приказ о наступлении? Край просит о помощи. Где светлейший?
_______________
* Как дела?
** Плохо!
- Он там, - неопределенно махнув рукой, сказал Цах.
Подъехал новый гонец с запиской Края. Край писал, что он отступит, если Багратион не двинется вперед.
- Положение чрезвычайно опасное, - заметил Цах.
- Что там делает Суворов? - ответил вопросом Багратион.
- Я полагаю, что в настоящее время спит.
- Спит?! - изумился Багратион, хлестнул коня и опрометью поскакал туда, где был Суворов.
С криком: "Не будите! Не будите его!" - Цах пустился вслед за Багратионом.
Прискакав к часовенке, Багратион, не сходя с коня, закричал:
- Ваша светлость! Князь Александр Васильевич, пробудитесь!
Суворов не шевельнулся: он спал или притворялся спящим. Багратион спешился и принялся трясти Суворова за плечо. От толчков Суворов проснулся, открыл глаза и улыбнулся:
- А! Князь Петр? Что нового?
Багратион в нескольких словах объяснил положение и умолк, ожидая приказа: наступать.
Суворов полулежал, опираясь на локоть, и, молча улыбаясь, смотрел на Багратиона снизу вверх мерцающими глазами.
Багратион вспыхнул.
Суворов юркнул под плащ и съежился на сене, как бы пытаясь укрыться от князя Петра.
Багратион пожал плечами, кинулся к своему коню, огрел его нагайкой и вскочил в седло. Конь заплясал на месте.
Суворов высунул голову из-под плаща, но, увидев, что Багратион оглянулся, опять юркнул под плащ.
Багратион покрутил над головой нагайкой и ускакал.
Цах то краснел, то бледнел, наблюдая за этой сценой. Генерал-квартирмейстер ничего не понимал.
- Сколько времени, генерал? - откинув плащ, спросил Суворов.
Цах вынул часы и ответил:
- Точно девять часов утра, ваша светлость.
Суворов взглянул на солнце, изумленно подняв брови.
- Вы уверены, милый Цах, что "утра", а не "вечера"? - лукаво улыбаясь, спросил Суворов.
- Совершенно уверен, ваша светлость.
- Значит, я спал не так уж долго. Почему так тихо? Французы уже разбиты? Их преследуют?
Цах не знал, что ответить, и смущенно спросил:
- Генерал Багратион начнет наступление? Он понял вас, князь?
- Не беспокойтесь, генерал: это способный молодой человек.
- Он будет наступать или нет? - настойчиво и строго переспросил Цах.
- Да. И он и генерал Милорадович также. Вы это сейчас увидите своими глазами. Пошлите Дерфельдену сказать, чтобы он шел ко мне со всяческим поспешением.
Цах послал к Дерфельдену ординарца.
Из чашеобразной, поросшей кустарником долины, на запад от часовенки, появились вдали сначала черные рассыпанные точки; они множились, сгущались, двигаясь и вправо и влево, и складывались в плотные черные квадратики. Квадратики поползли вверх по скату прямо к Нови, расстилая за собой облака пыли. По числу и по величине Суворов определил, что в наступление двинулось не менее десяти батальонов; значит, это были силы Багратиона, подкрепленные войсками Милорадовича. Суворов стоял на гребне увала и неотрывно следил за движением войск. Ординарец подал Цаху зрительную трубу и поставил за кустом раздвижной стул. Генерал уселся на него и, утвердив трубу в развилине сучка, нацелил ее на городок.
- Что вы там видите, любезный друг? - спросил Суворов.
- Французы имели время подготовиться, ваша светлость! - с упреком ответил, отрываясь от трубы, Цах. - Я вижу - Жубер понял наши намерения: он стянул к Нови большие силы.
- Тем лучше, - ответил Суворов, - мы их прихлопнем разом.
Батальоны Багратиона и Милорадовича рассыпались в стрелковые цепи. По более быстрому движению левого фланга Суворов заключил, что Багратион предпринял примерно четырьмя батальонами атаку высот в обход Нови. Дальше за облаками пыли ничего не было видно. Там, где предполагался Край, снова затрещали ружья, и с французской стороны загрохотали пушки.
Французы первые открыли огонь по атакующим Нови колоннам. Войска Багратиона и Милорадовича шли на приступ без выстрела. И Суворов невооруженным глазом и Цах в свою трубу видели, что русские войска втягиваются в сады предместья. Перестрелка усилилась, затем разом оборвалась. Колонна Милорадовича пропала за пылью.
- Багратион подошел к самой стене города, - сказал Суворов. - Они вынудят его отойти.
- Почему вы так полагаете? - недоверчиво спросил Цах.
- Взгляните: вон сверкают медью пушки. Полковая артиллерия Багратиона на рысях идет в гору. Он хочет попробовать пробить стены ядрами. Пустая затея! Напрасно он горячится. Тут нужны осадные пушки. А левей, смотрите, идут в атаку драгуны и казаки. Видите, генерал, как замедлился "марш-марш" на крутизне? Вперед! Вперед! Шибче! - крикнул Суворов, пробежав несколько шагов в гору, как будто казаки и драгуны Багратиона могли его услышать на расстоянии версты.
Пушечные выстрелы со стороны Нови участились, усилилась и ружейная перестрелка. Город заволокло дымом и пылью. Что там происходило, за этой непроницаемой завесой? Цах в свою трубу видел только серое, без проблесков пятно.
Канонада у Нови резко оборвалась.
- Багратион отходит, - спокойно сказал Суворов. - Он вызвал конницу, чтобы прикрыть отход. Противник осмелился на вылазку из города.
Цах недоверчиво улыбнулся. Долгое время спустя, при чтении описания боя под Нови, Цах убедился, что Суворов утром в день боя довольно точно передавал ему то, что происходило на самом деле. Полевые орудия Багратиона оказались бессильны против толстых средневековых стен городка. Французы вышли из Нови и ударили в левый фланг Багратиона. Он приказал отходить, прикрываясь казаками и австрийскими драгунами. Продолжение атаки четырьмя батальонами против превосходящих сил противника было бы безумием. На левом фланге Багратиона, угрожая ему обходом, появилась большая колонна французов.
Все это узналось потом, а теперь Цах, в уверенности, что атака Багратиона успешна - ему атаки удавались всегда! - начал, хотя и учтиво, спорить с главнокомандующим. Суворов не стал с ним препираться и приказал:
- Пошлите Милорадовичу приказание взять левей Нови, сомкнуться с Багратионом и всемерно его поддерживать. Сами извольте скакать навстречу Дерфельдену. Он будет теперь кстати. Скажите ему моим именем: идти сюда бегом!
Цах полагал, что его советы в данную минуту безусловно необходимы Суворову. Генерал-квартирмейстер в смущении протер стекла своей трубы фуляровым платком и протянул ее Суворову, желая хотя бы ее оставить вместо себя, как некий талисман. Суворов не принял трубы:
- Благодарю, генерал. Этот снаряд вам нужнее. Скачите!
Ординарец уехал с приказанием к Милорадовичу. Цах взгромоздился на лошадь, потыкал ее шпорами и поднял в карьер: Суворов приказал ему скакать!
ЧУДО-БОГАТЫРИ
Суворов остался один. Казак богатырски храпел, лежа ничком на самом солнцепеке. Старый Никифор во сне свалился с камня и тоже спал в тени часовенки, крепко обнявшись с своим мушкетом. Кони изнемогали от жары, стояли понурясь, отмахиваясь хвостами от слепней.
Суворов повернулся лицом в долину, откашлялся. Ударил двумя пальцами правой руки по ребру левой, имитируя камертон, поднес пальцы к уху, промурлыкал тон и, воздев обе руки, словно регент хора, попробовал голос, пропев одну строку из "Te deum" Сарти: "Тебе, непобедимое мученическое воинство!"
С севера, приближаясь, катилось огромное облако пыли.
Суворов растолкал казака и разбудил Никифора. Казаку велел распутать коней и напоить их у ручейка. За казаком пошел Никифор; он вернулся с полной манеркой холодной воды. Капрал предложил Суворову умыться и напиться - вода больно хороша! Умыв лицо и руки, Суворов прополоскал рот, но пить не стал.
Из-под горы показалось несколько всадников. Суворов вскочил в седло, приняв из руки Никифора обнаженный палаш.
Всадники приблизились на рысях. Это были генерал Дерфельден со своим штабом и генерал-квартирмейстер Цах. За ним клубилась, подымаясь к небу, пыль: приближалась конница.
Дерфельден остановил коня. Опустив палаш, Суворов приветствовал Дерфельдена первый:
- Ступайте, генерал! Атакуйте правый фланг французов.
Дерфельден дал коню шпоры и помчался дальше.
Вслед ему пустились штаб-офицеры и ординарцы. Суворов стал перед часовней на коне, лицом навстречу прибывающим войскам. Впереди шли тяжелой рысью поэскадронно австрийские драгуны. Командир полка издали увидел Суворова и приказал первому эскадрону принять вправо. Второй эскадрон принял влево. Мимо Суворова прокатилась справа и слева волна разгоряченных всадников, окатив его пылью и запахом конского пота.
У Суворова раздувались ноздри, он жадно вдыхал знойный воздух. Вслед драгунам приблизилась пехота. Впереди бежали, нестерпимо сверкая на солнце передками медных павловских гренадерок, русские солдаты. Они неслись в горы, задыхаясь от зноя, с раскрытыми ртами, в мундирах, серых от пыли. На черных от пота и грязи лицах сверкали белки глаз.
- Здорово, чудо-богатыри! - крикнул Суворов. - Французы бегут. Догоняйте их! Шибче! Шибче! Шибче!
Солдаты ответили нестройным криком и пронеслись мимо.
Рота за ротой, батальон за батальоном, катилась, омывая Суворова, людская река. Ему казалось, что не люди бегут мимо него, а он несется им навстречу. Привычный ко всяким переделкам, донской жеребец стоял как вкопанный.
Ряды солдат редели. Массы взводов делались менее плотными, колонна растягивалась. Суворов тронул коня навстречу отставшим.
Утром дорога, когда ею проходил Суворов, вилась среди полей и лугов в одну колею; теперь она расширилась, словно улица большого города. Пыль слеглась и запорошила следы людей. По всей ширине дороги лишь кое-где торчали тычинки выбитой дотла отавы. Дальше вниз, к месту ночного бивака войск Дерфельдена, сидело и лежало много обессиленных солдат. Один австриец лежал посреди дороги в пыли навзничь, раскинув руки. Около солдата валялось запорошенное пылью ружье. Суворов остановил коня. Солдат, открыв с усилием глаза, прохрипел:
Диспозиция неизбежно предстоявшего сражения, объявленная Суворовым 1 (12) августа, верно предугадывала движение главных масс противника. Весь тяжелый обоз свой Суворов отправил за Алессандрию. Главная квартира его в тот же день перешла в Поццоло-Формиджаро. Цель своих передвижений и расстановки сил Суворов определил в диспозиции словами: "Мы желаем вызвать неприятеля в открытое поле".
2 (13) августа Жубер занимал своими главными силами фронт протяжением до десяти верст в направлении от Гави к Серравале. Французский главнокомандующий созвал военный совет. Большинство его генералов высказались, что нужно подождать, пока альпийская армия маршала Массена начнет в Швейцарии действия, согласные с действиями французской армии в Италии. Жубер считал, что он не может откладывать свои операции. Директория приказала ему наступать безотлагательно. Сам Жубер, покидая Париж на второй день после своей свадьбы, заявил жене, что он возвратится или победителем, или мертвым. Слухам о падении Мантуи Жубер не придавал значения, считая, что эти слухи распространяет противник. А между тем капитуляция Мантуи освободила значительный корпус суворовских войск. Предшественник Жубера в Италии, генерал Моро, с ним соглашался. Они знали друг друга с кампании 1797 года, когда Жубер после отъезда Бонапарта временно командовал итальянской армией, а Моро занимал должность инспектора кавалерии. Тогда они подружились. Теперь Жубер пожелал, чтобы Моро не покидал армию до решительного сражения и помогал ему своими советами. Моро согласился, не помня обиды.
Французская армия двинулась на север и к 3 (14) августа заняла очень сильную, почти неприступную позицию на горном хребте. Суворов приказал Багратиону покинуть Нови. Багратион отошел с боем. Жубер отважился выйти для сражения на равнину. Моро не решился оспаривать решение юного главнокомандующего.
С высот своей позиции Жубер увидел плотные массы войск союзников они стояли готовые к бою.
Здесь решимость покинула Жубера. Занимая на редкость сильную позицию, зная, что на равнине противник благодаря своей коннице получит решающий перевес, Жубер не решился наступать сверху вниз, предоставляя Суворову атаку снизу вверх.
Окрестности городка Нови представляли собой множество мелких возделанных участков - виноградников и садов, окруженных каменными оградами. Узкие дороги петляли по холмам меж каменных стен. Крутые бока оврагов и рытвин поросли чапыжником и колючими кустами, что сводили почти к нулю силы кавалерии, если б Суворов захотел пустить ее в дело на высотах, занятых Жубером.
Убедясь, что французы не решаются покинуть свои позиции, Суворов отдал общее приказание атаковать французов по всему фронту утром 4 (15) августа.
Перед сражением у Нови начальником штаба Суворова (вместо Шателера) был назначен бездарный австрийский генерал Цах.
По определению Суворова, он был "академиком", то есть кабинетным ученым, с ничтожным военным опытом. Поэтому Суворов перед сражением не дал подробностей в диспозиции, ограничившись в ней общим распорядком и распределением сил.
Распоряжения Суворова накануне великой битвы и расположение союзных войск перед битвой дают прекрасный образец суворовского мастерства суворовского "глазомера", то есть быстрой и верной оценки пространства, времени и соотношения боевых масс.
Генерал Край привел свои войска с северо-запада, от Алессандрии. В центре своей позиции Суворов поставил войска Дерфельдена, а на скате от Нови к центру позиции уже находились войска Багратиона и Милорадовича. Они в предыдущие дни занимали Нови, были между Гави и Серравале и успели хорошо ознакомиться с горной местностью. Багратион и Милорадович образовали авангард. К генералу Краю примкнули Бельгард, пришедший из-за Орбы, и генерал Отто. У Суворова образовался очень сильный правый (западный) фланг. В мужестве и даровании генерала-фельдцейхмейстера Края Суворов не сомневался. Край, как старший в чине, принял командование над войсками правого фланга. Центр расположения был силен уже тем, что там находился Суворов, а впереди стояли отважные и опытные русские генералы. Левый фланг Суворова образовали, опираясь на реку Скривию, численно значительные войска Меласа. Но австрийскому фельдмаршалу Суворов давно не доверял и оставил его в резерве. Наконец, за Скривией, правым берегом ее, шел из-под Тортоны Розенберг.
Можно сколько угодно гадать о том, как развернулись бы события у Нови, если бы французы решились выйти на равнину. План Жубера и Моро в точности неизвестен. Ясно одно: Суворов верно угадывал, что цель удара французов - Тортона. И если бы Жубер отважился предпринять движение на Тортону левым берегом Скривии, то, потеснив слабый левый фланг Суворова (Меласа), французы попали бы между двух огней, в мышеловку. Отсюда видно, что позиции, занятые Суворовым, обладали гибкостью: они одинаково годились и для боя на равнине и для атаки горных позиций.
Моро и Жубер верно оценили обстановку. Их решение остаться на своей почти неприступной позиции тоже можно считать "натуральным", или, вернее, обусловленным жестокой необходимостью.
У Суворова остался выбор: или предпринять атаку всем фронтом, или, как при Треббии, нанести первый удар левому флангу французов. Суворов е с т е с т в е н н о избрал второе решение: Край со своими войсками должен был первым на рассвете 4 (15) августа атаковать левый фланг французов.
Силы противника в предстоящей битве можно оценивать как равные. Суворов мог из своих шестидесяти тысяч по условиям места и времени ввести в бой около сорока тысяч. Также и Жубер: ему, обороняясь, приходилось ввести в дело всю свою наличность - тоже около сорока тысяч человек.
Когда-то Суворов говорил, что на такой штурм, как штурм Измаила, можно решиться только раз в жизни. 4 (15) августа 1799 года он штурмовал естественную крепость, более сильную, чем Измаил, защищаемую армией, более сплоченной, храброй, одушевленной и лучше устроенной, чем гарнизон Измаила, с главнокомандующим - молодым, пылким, решительным учеником Бонапарта. Городок Нови, окруженный средневековой прочной каменной стеной в центре позиции Жубера, сам по себе представлял крепость, центральную цитадель.
Суворов не мог и не хотел уклониться от боя: победа над последними силами французов в Италии была необходима, она открывала дорогу русским войскам на Ривьеру и оттуда во Францию.
В распоряжении Суворова времени было в обрез: примерно пятнадцать-шестнадцать часов, так как на широте Нови в начале августа солнце встает около пяти часов утра и закатывается в семь часов вечера, а сумерки на юге и в горах коротки. Одинаково невозможно атаковать противника в горах ночью, до рассвета, и преследовать разбитого неприятеля в темноте, после заката солнца. Край получил приказание поднять войска, чуть забрезжит рассвет.
В РАЗГАРЕ БОЯ
Все распоряжения Суворов сделал накануне и, как всегда, лег в постель, лишь только смерклось. Он быстро погрузился в сон. "Хорошо!" успел промолвить он и забылся. Около полуночи Суворов проснулся и предался размышлениям. Взвешивая свои силы и силы Жубера, воображая и прикидывая расстановку его и своих войск, Суворов рассчитывал марши, соображая расстояния, и пришел к заключению, что шестнадцати светлых часов ему хватит для боя. Решив так, он снова погрузился в сон. Еще задолго до восхода солнца на левом фланге французов бухнула пушка. Это означало, что Край пошел в атаку.
Никогда в жизни Суворов не спал так спокойно. И все же при первом пушечном ударе он вскочил и выбежал на двор, где его денщики приготовились к утреннему обливанию. В окрестностях Нови очень много ключей, "живая" вода в изобилии. Когда Суворова окатили из двух ведер разом, он болезненно закряхтел. Едва ли не в первый раз в жизни он не испытывал наслаждения от непременного утреннего купания - наоборот, оно было ему противно. Суворов вдруг почувствовал непобедимое отвращение к холодной воде. Он выскочил из-под ледяных каскадов с криком: "Будет! Будет!" Солдаты, зная, что иногда приказания Суворова надо понимать превратно, окатили его водой из обоих ведер еще раз. Суворов побежал. Солдаты со смехом гнались за ним, плеща ему в спину из ведер.
- Проклятые, отстаньте! - прокричал Суворов.
Он побежал в дом, в дверях ухватился за косяки, не в силах перешагнуть через порог, и вдруг громко заплакал, словно обиженный ребенок. Солдаты в испуге бросили ведра, подхватили старика под руки и бережно посадили на каменную скамью, еще теплую от вчерашнего солнца. У Суворова потемнело в глазах, он чувствовал, что нестерпимый холод разливается по телу от кончиков пальцев к локтям и плечам и от ступней к коленям и бедрам. Тяжело, с хрипом вздыхая, он медленно произнес:
- Вот они, хладные воды Стикса!..*
_______________
* С т и к с - в мифологии древних греков река, уходящая в
мрачное подземное царство.
Крепкий и очень сладкий чай взбодрил его. Он оделся и вышел во двор, где казак верхом на коне держал оседланную для полководца лошадь. Суворов, не дожидаясь генерала Цаха с его ординарцами, вышел на дорогу, идущую на изволок в горы чуть левей Нови. Казак ехал за ним, держа за повод коня. Суворов взял с собой старого солдата Никифора, своего соратника и оруженосца. Никифор, с французским ружьем на плече, нес под мышкой палаш Суворова, завернутый в легкий старенький суконный плащ, когда-то синий, а теперь выгоревший на солнце. Солдаты прозвали этот давно им знакомый плащ "родительским": по преданию, его подарил сыну Василий Иванович со своего плеча, когда Александра Васильевича произвели в первый офицерский чин.
Дорога вывела по сенокосу на гребень увала к маленькой часовенке с мраморным изваянием в нише. Несколько потрепанных горным ветром деревьев осеняли часовню; в полдень здесь было тенисто. Стояли прислоненные к часовне два заступа, оставленных виноградарями. Где-то вблизи урлюкал, выбегая из земли, ручеек. Суворов здесь остановился. Румяное солнце вышло слева из-за гор. Дорога дальше шла по косогору на высоты перед Нови. На пламенно-желтых под утренним солнцем откосах и над обрывами гор зелень казалась черной. Среди пятен зелени в горах глаз едва различал другие подвижные пятна. Это перемещались отряды французов. Зато справа, на плато предгорья, черные массы союзных войск выступали вполне четко. Порой оттуда остро поблескивала медь орудий.
Войска Края, двигаясь к высотам, шли сначала густыми колоннами, потом растекались в стороны, оставляя за собой багровое облако пыли.
Суворов сел за часовенкой на камень. Никифор стал рядом с ним, опираясь на ружье. Казак стреножил коней и пустил их на траву, а сам лег на землю, закинув под голову руки, и сразу захрапел.
Суворов смотрел вдаль. На правом русском фланге сражение было уже в разгаре: шла непрерывная трескотня ружейной перестрелки, изредка бухали пушки. Скоро там все заволокло пылью и дымом.
Суворов, сидя на камне, задремал. Никифор потревожил его; глядя из-под руки на дорогу против солнца, он доложил:
- Едет его превосходительство генерал Цах с ординарцами.
Суворов посмотрел туда и усмехнулся. Целая кавалькада ординарцев. Грузный Цах скакал впереди, плюхая в седле, - он был плохой наездник.
Подъехав, Цах спешился и подошел к Суворову, сияя взглядом и только что выбритыми свежими пухлыми щеками.
- Я очень рад. Наконец я отыскал вас, господин фельдмаршал! - сказал Цах, приветствуя Суворова.
- А зачем я вам нужен, мой милый Цах?
Генерал-квартирмейстер не удивился этому странному в начале серьезного сражения вопросу. Цаху приходилось привыкать к странностям своего нового начальника. Перебирая листки полевой книжки, генерал-квартирмейстер начал говорить, что, в сущности, нет диспозиции и потому необходимо сделать такие-то и такие-то распоряжения. Суворов ничего не возражал, только слегка кивал головой, когда генерал делал паузу. Главнокомандующий как будто согласился со всем, что предлагал начальник штаба, и предложил ему разослать листки приказания генералам за его собственной подписью. Предложения Цаха были все пустые, исполнение их было или невозможно потому, что Цах не знал изменчивого хода сражения, или по ничтожности своей не могли повлиять на ход грозных событий. Генералы, к которым Цах обращался, помнили суворовское приказание, что Цаха надо "слушать, но не слушаться". Цах разослал вестовых и ординарцев со своими записками: польза их была та, что командиры узнают от ординарцев, где находится Суворов. Он больше ни о чем не спрашивал Цаха и задремал. Генерал-квартирмейстер не знал, что ему делать.
- Не прикажете ли, господин фельдмаршал, узнать, почему не выступает Багратион? - спросил Цах по-немецки.
- Съезди, голубчик, посмотри, - ответил Суворов по-русски, не открывая глаз.
Цах поскакал к войскам Багратиона. Никифор принес охапку пахучего сена и предложил Суворову прилечь. Тот согласился. Никифор накрыл фельдмаршала "родительским" плащом, а сам сел на камень и тоже задремал, с ружьем, поставленным между колен...
Генерал Край на правом фланге союзников вел энергичное наступление на высоты. Из войск левого фланга Жубера позиции занимала только одна дивизия, прочие левофланговые колонны только что подходили. Под натиском кавалерии Края выдвинутые далеко вперед стрелковые цепи французов отступали. Жубер вздумал их воодушевить личным примером, прискакал к цепи застрельщиков и тут был смертельно ранен шальной пулей из набегавшей цепи австрийцев. Начальство над французской армией снова принял Моро. Смерть Жубера скрыли от солдат, а союзники узнали о ней только на следующий день.
Видя, что главная атака союзников направлена против его левого фланга, Моро ввел в бой все резервы, какими мог располагать. Войска Края уже начали свертываться в колонны, чтобы восходить на высоты. Французы их встретили так жарко, что солдаты Края с трудом удерживали за собой завоеванное пространство. Край убедился, что не может наступать. Моро, заметив, что центр и левый фланг противника бездействуют, перебросил на свой левый фланг часть сил из Нови, надеясь опрокинуть Края и зайти армии Суворова в тыл. Положение для правого фланга союзников создавалось опасное. Край послал к Багратиону спросить, почему он не выступает, и требовал поддержки. Багратион ответил, что не настало еще время. Когда ординарец ускакал с этим ответом, к Багратиону подъехал генерал-квартирмейстер Цах.
- Wie geht's? - спросил он по-немецки и для понятности прибавил по-французски: - Comment ca va?*
- Ca va mal!.. Вы привезли мне приказ о наступлении? Край просит о помощи. Где светлейший?
_______________
* Как дела?
** Плохо!
- Он там, - неопределенно махнув рукой, сказал Цах.
Подъехал новый гонец с запиской Края. Край писал, что он отступит, если Багратион не двинется вперед.
- Положение чрезвычайно опасное, - заметил Цах.
- Что там делает Суворов? - ответил вопросом Багратион.
- Я полагаю, что в настоящее время спит.
- Спит?! - изумился Багратион, хлестнул коня и опрометью поскакал туда, где был Суворов.
С криком: "Не будите! Не будите его!" - Цах пустился вслед за Багратионом.
Прискакав к часовенке, Багратион, не сходя с коня, закричал:
- Ваша светлость! Князь Александр Васильевич, пробудитесь!
Суворов не шевельнулся: он спал или притворялся спящим. Багратион спешился и принялся трясти Суворова за плечо. От толчков Суворов проснулся, открыл глаза и улыбнулся:
- А! Князь Петр? Что нового?
Багратион в нескольких словах объяснил положение и умолк, ожидая приказа: наступать.
Суворов полулежал, опираясь на локоть, и, молча улыбаясь, смотрел на Багратиона снизу вверх мерцающими глазами.
Багратион вспыхнул.
Суворов юркнул под плащ и съежился на сене, как бы пытаясь укрыться от князя Петра.
Багратион пожал плечами, кинулся к своему коню, огрел его нагайкой и вскочил в седло. Конь заплясал на месте.
Суворов высунул голову из-под плаща, но, увидев, что Багратион оглянулся, опять юркнул под плащ.
Багратион покрутил над головой нагайкой и ускакал.
Цах то краснел, то бледнел, наблюдая за этой сценой. Генерал-квартирмейстер ничего не понимал.
- Сколько времени, генерал? - откинув плащ, спросил Суворов.
Цах вынул часы и ответил:
- Точно девять часов утра, ваша светлость.
Суворов взглянул на солнце, изумленно подняв брови.
- Вы уверены, милый Цах, что "утра", а не "вечера"? - лукаво улыбаясь, спросил Суворов.
- Совершенно уверен, ваша светлость.
- Значит, я спал не так уж долго. Почему так тихо? Французы уже разбиты? Их преследуют?
Цах не знал, что ответить, и смущенно спросил:
- Генерал Багратион начнет наступление? Он понял вас, князь?
- Не беспокойтесь, генерал: это способный молодой человек.
- Он будет наступать или нет? - настойчиво и строго переспросил Цах.
- Да. И он и генерал Милорадович также. Вы это сейчас увидите своими глазами. Пошлите Дерфельдену сказать, чтобы он шел ко мне со всяческим поспешением.
Цах послал к Дерфельдену ординарца.
Из чашеобразной, поросшей кустарником долины, на запад от часовенки, появились вдали сначала черные рассыпанные точки; они множились, сгущались, двигаясь и вправо и влево, и складывались в плотные черные квадратики. Квадратики поползли вверх по скату прямо к Нови, расстилая за собой облака пыли. По числу и по величине Суворов определил, что в наступление двинулось не менее десяти батальонов; значит, это были силы Багратиона, подкрепленные войсками Милорадовича. Суворов стоял на гребне увала и неотрывно следил за движением войск. Ординарец подал Цаху зрительную трубу и поставил за кустом раздвижной стул. Генерал уселся на него и, утвердив трубу в развилине сучка, нацелил ее на городок.
- Что вы там видите, любезный друг? - спросил Суворов.
- Французы имели время подготовиться, ваша светлость! - с упреком ответил, отрываясь от трубы, Цах. - Я вижу - Жубер понял наши намерения: он стянул к Нови большие силы.
- Тем лучше, - ответил Суворов, - мы их прихлопнем разом.
Батальоны Багратиона и Милорадовича рассыпались в стрелковые цепи. По более быстрому движению левого фланга Суворов заключил, что Багратион предпринял примерно четырьмя батальонами атаку высот в обход Нови. Дальше за облаками пыли ничего не было видно. Там, где предполагался Край, снова затрещали ружья, и с французской стороны загрохотали пушки.
Французы первые открыли огонь по атакующим Нови колоннам. Войска Багратиона и Милорадовича шли на приступ без выстрела. И Суворов невооруженным глазом и Цах в свою трубу видели, что русские войска втягиваются в сады предместья. Перестрелка усилилась, затем разом оборвалась. Колонна Милорадовича пропала за пылью.
- Багратион подошел к самой стене города, - сказал Суворов. - Они вынудят его отойти.
- Почему вы так полагаете? - недоверчиво спросил Цах.
- Взгляните: вон сверкают медью пушки. Полковая артиллерия Багратиона на рысях идет в гору. Он хочет попробовать пробить стены ядрами. Пустая затея! Напрасно он горячится. Тут нужны осадные пушки. А левей, смотрите, идут в атаку драгуны и казаки. Видите, генерал, как замедлился "марш-марш" на крутизне? Вперед! Вперед! Шибче! - крикнул Суворов, пробежав несколько шагов в гору, как будто казаки и драгуны Багратиона могли его услышать на расстоянии версты.
Пушечные выстрелы со стороны Нови участились, усилилась и ружейная перестрелка. Город заволокло дымом и пылью. Что там происходило, за этой непроницаемой завесой? Цах в свою трубу видел только серое, без проблесков пятно.
Канонада у Нови резко оборвалась.
- Багратион отходит, - спокойно сказал Суворов. - Он вызвал конницу, чтобы прикрыть отход. Противник осмелился на вылазку из города.
Цах недоверчиво улыбнулся. Долгое время спустя, при чтении описания боя под Нови, Цах убедился, что Суворов утром в день боя довольно точно передавал ему то, что происходило на самом деле. Полевые орудия Багратиона оказались бессильны против толстых средневековых стен городка. Французы вышли из Нови и ударили в левый фланг Багратиона. Он приказал отходить, прикрываясь казаками и австрийскими драгунами. Продолжение атаки четырьмя батальонами против превосходящих сил противника было бы безумием. На левом фланге Багратиона, угрожая ему обходом, появилась большая колонна французов.
Все это узналось потом, а теперь Цах, в уверенности, что атака Багратиона успешна - ему атаки удавались всегда! - начал, хотя и учтиво, спорить с главнокомандующим. Суворов не стал с ним препираться и приказал:
- Пошлите Милорадовичу приказание взять левей Нови, сомкнуться с Багратионом и всемерно его поддерживать. Сами извольте скакать навстречу Дерфельдену. Он будет теперь кстати. Скажите ему моим именем: идти сюда бегом!
Цах полагал, что его советы в данную минуту безусловно необходимы Суворову. Генерал-квартирмейстер в смущении протер стекла своей трубы фуляровым платком и протянул ее Суворову, желая хотя бы ее оставить вместо себя, как некий талисман. Суворов не принял трубы:
- Благодарю, генерал. Этот снаряд вам нужнее. Скачите!
Ординарец уехал с приказанием к Милорадовичу. Цах взгромоздился на лошадь, потыкал ее шпорами и поднял в карьер: Суворов приказал ему скакать!
ЧУДО-БОГАТЫРИ
Суворов остался один. Казак богатырски храпел, лежа ничком на самом солнцепеке. Старый Никифор во сне свалился с камня и тоже спал в тени часовенки, крепко обнявшись с своим мушкетом. Кони изнемогали от жары, стояли понурясь, отмахиваясь хвостами от слепней.
Суворов повернулся лицом в долину, откашлялся. Ударил двумя пальцами правой руки по ребру левой, имитируя камертон, поднес пальцы к уху, промурлыкал тон и, воздев обе руки, словно регент хора, попробовал голос, пропев одну строку из "Te deum" Сарти: "Тебе, непобедимое мученическое воинство!"
С севера, приближаясь, катилось огромное облако пыли.
Суворов растолкал казака и разбудил Никифора. Казаку велел распутать коней и напоить их у ручейка. За казаком пошел Никифор; он вернулся с полной манеркой холодной воды. Капрал предложил Суворову умыться и напиться - вода больно хороша! Умыв лицо и руки, Суворов прополоскал рот, но пить не стал.
Из-под горы показалось несколько всадников. Суворов вскочил в седло, приняв из руки Никифора обнаженный палаш.
Всадники приблизились на рысях. Это были генерал Дерфельден со своим штабом и генерал-квартирмейстер Цах. За ним клубилась, подымаясь к небу, пыль: приближалась конница.
Дерфельден остановил коня. Опустив палаш, Суворов приветствовал Дерфельдена первый:
- Ступайте, генерал! Атакуйте правый фланг французов.
Дерфельден дал коню шпоры и помчался дальше.
Вслед ему пустились штаб-офицеры и ординарцы. Суворов стал перед часовней на коне, лицом навстречу прибывающим войскам. Впереди шли тяжелой рысью поэскадронно австрийские драгуны. Командир полка издали увидел Суворова и приказал первому эскадрону принять вправо. Второй эскадрон принял влево. Мимо Суворова прокатилась справа и слева волна разгоряченных всадников, окатив его пылью и запахом конского пота.
У Суворова раздувались ноздри, он жадно вдыхал знойный воздух. Вслед драгунам приблизилась пехота. Впереди бежали, нестерпимо сверкая на солнце передками медных павловских гренадерок, русские солдаты. Они неслись в горы, задыхаясь от зноя, с раскрытыми ртами, в мундирах, серых от пыли. На черных от пота и грязи лицах сверкали белки глаз.
- Здорово, чудо-богатыри! - крикнул Суворов. - Французы бегут. Догоняйте их! Шибче! Шибче! Шибче!
Солдаты ответили нестройным криком и пронеслись мимо.
Рота за ротой, батальон за батальоном, катилась, омывая Суворова, людская река. Ему казалось, что не люди бегут мимо него, а он несется им навстречу. Привычный ко всяким переделкам, донской жеребец стоял как вкопанный.
Ряды солдат редели. Массы взводов делались менее плотными, колонна растягивалась. Суворов тронул коня навстречу отставшим.
Утром дорога, когда ею проходил Суворов, вилась среди полей и лугов в одну колею; теперь она расширилась, словно улица большого города. Пыль слеглась и запорошила следы людей. По всей ширине дороги лишь кое-где торчали тычинки выбитой дотла отавы. Дальше вниз, к месту ночного бивака войск Дерфельдена, сидело и лежало много обессиленных солдат. Один австриец лежал посреди дороги в пыли навзничь, раскинув руки. Около солдата валялось запорошенное пылью ружье. Суворов остановил коня. Солдат, открыв с усилием глаза, прохрипел: