О том, как происходило аутодафе в Мексике, рассказал англичанин Майлс Филиппе в своих воспоминаниях, опубликованных в Лондоне в 1589 г.
   Филиппе принадлежал к группе пленных английских и французских корсаров (или пиратов, как их называли испанцы), осужденных инквизицией в Новой Испании в 1571 г. Корсарам было предъявлено обвинение в принадлежности к лютеранской и другим "отвратительным сектам". Следствие по их делу велось около трех лет. Все они были подвергнуты пыткам, которые продолжались три месяца, и все, за исключением двух – англичанина Джорджа Раблея, матроса, и француза Марина Корню, брадобрея, "сознались", раскаялись, приняли католическую веру и были приговорены к порке и каторжным работам на галерах пни к длительным срокам тюремного заключения. Раблей и Корню за проявленное во время следствия упрямство закончили свои дни на кемадеро. Сначала их гарротировали, затем сожгли. Такая же участь постигла другого корсара – англичанина Роберта Баррета. Его отослали в Испанию на доследование и сожгли в Севилье. Годом позже был лишен жизни ирландец Уильям Корнелиус, скрывавшийся в Гватемале и пойманный уже после аутодафе 1574 г. Его повесили, а потом сожгли. Так же погиб француз Пьер Монфри.
   Майлс Филиппе оставил следующее описание аутодафе в Мехико, через которое прошли он и его товарищи по несчастью: "После того как инквизиторы смогли таким образом (при помощи пыток. – И. Г.) получить от нас самих заявления, дававшие им основания осудить нас, они приказали построить в центре рыночной площади напротив кафедрального собора огромный помост. За 14 или 15 дней до аутодафе они призвали всех жителей при помощи труб и барабанов явиться на базарную площадь в день аутодафе с тем, чтобы присутствовать при оглашении приговора священной инквизиции против английских еретиков – лютеран и при его исполнении. Ночью накануне жестокого события инквизиторы пришли в тюрьму, где мы находились, и принесли одежду сумасшедших, которая была нам предназначена. Это были санбенито – рубашки из желтой материи с пришитыми к ним спереди и сзади красными крестами. Инквизиторы с таким энтузиазмом примеряли нам эти рубашки и учили нас, как мы должны вести себя на аутодафе, что не дали нам всю ночь заснуть.
   Утром следующего дня мы получили завтрак – чашку вина и кусок хлеба с медом, после чего около 8 часов вышли из тюрьмы. Каждый из нас шел отдельно от других, одетый в санбенито, с петлей из толстой веревки на шее, держа в руке потухшую зеленую свечу. Нас сопровождали стражники. На всем пути к аутодафе толпилось множество людей. Путь нам открывали "родственники" инквизиции, гарцевавшие на лошадях во главе нашей процессии. На площади мы взошли по двум лестницам на помост, где нас усадили на лавки в том порядке, в каком потом вызывали для объявления приговора. Вслед за этим по двум другим лестницам на помост взошли инквизиторы, вице-король и члены королевского верховного суда. Когда они заняли свои места под балдахином, каждый согласно своему рангу, на помост взобралось множество монахов – доминиканцев, августинцев и францисканцев, всего до трехсот человек, и заняли принадлежащие им места.
   Затем наступил момент торжественного молчания, после чего стали зачитываться жестокие и строгие приговоры.
   Первым вызвали некоего Роджера, артиллериста с корабля "Иисус". Он был осужден на триста ударов плетью и 10 лет галер.
   Затем вызвали Джона Грея, Джона Броуна, Джона Райдера, Джона Муна, Жоржа Колье и Томаса Броуна. Каждый из них был осужден на двести ударов плетью и 8 лет галер.
   Очередь дошла до Джона Кейса, приговор которому гласил: сто ударов плетью и 6 лет галер. За ним вызвали других – всего 53 человека. Приговоры были разные – сто или двести ударов плетью и 6, 8 и 10 лет галер.
   Потом вызвали меня, Майлса Филиппса, и приговорили к работам в монастыре сроком на 5 лет, без плетей и на ношение санбенито все это время.
   Наконец вызвали последних шестерых, получивших кто по 3, кто по 4 года работы в монастыре, без плетей, с обязательным ношением санбенито все это время.
   После этого, когда спустилась ночь, вызвали Джорджа Раблея, Пьера Монфри и ирландца Корнелиуса. Они были осуждены на костер. Их немедленно потащили на место экзекуции на той же базарной площади, вблизи помоста, там их быстро сожгли и превратили в пепел. Нас же, приговоренных числом в 68 человек к другим видам наказания, вернули в ту же ночь в тюрьму на ночлег.
   Утром следующего дня – это была страстная пятница нашего господа 1574 года – нас вывели во двор дворца инквизитора, и всех, кто был приговорен к порке и работам на галерах, раздели до половины тела, заставили сесть на ослов и погнали по главным улицам города на осмеяние народа. По дороге люди, специально предназначенные для этого, пороли нас длинными кнутами по голому телу и с огромной жестокостью. Впереди осужденных шли два глашатая, возвещавшие громким голосом: "Смотрите на этих английских собак, лютеран, врагов бога!" И на всем пути сопровождавшие нас инквизиторы и другие участники этого преступного братства кричали палачам: "Бейте крепче, крепче этих английских еретиков, лютеран, врагов бога!" После этого ужасного спектакля на улицах города осужденных вернули во дворец инквизиции. Спины несчастных были покрыты кровью и синяками. Их вновь посадили в тюрьму. Там они находились вплоть до отправки в Испанию, где их ждали галеры. Меня и других осужденных на каторжные работы в монастырях немедленно отправили в соответствующие места наказания" (Corsarios franceses e ingleses en la Inquisicion de la Nueva Espana. Siglo XVI. Mexico, 1945, p. XIX-XXI).
   На костер по обвинению в принадлежности к "дьявольской секте Лютера" присуждались инквизицией не только англичане и французы, но и другие европейцы, в том числе испанцы, и даже креолы. В 1601 г. был живым сожжен на костре 36-летний немец Симон де Сантьяго, мастер по производству селитры, признавший себя кальвинистом, но отказавшийся, несмотря на пытки, отречься от своей веры. Он пытался спасти себя, симулируя умопомешательство, однако отказался от этого, когда его приговорили к костру. В инквизиторском отчете об аутодафе говорится, что Симон вел себя перед казнью вызывающе, все время улыбался и на призывы монахов покаяться "с великим бесстыдством отвечал: "Не утруждайте себя, отцы, это бесполезно!" Его реплики вывели из себя инквизиторов, и они приказали всадить ему кляп в рот. С возмущением отмечают в своем отчете инквизиторы, что Симон, когда его вели к костру, отказался нести распятие.
   Из казненных испанцев обращает на себя внимание Педро Гарсия де Ариас, бывший кармелитский монах, автор не дошедших до нас "еретических" произведений "Книга о грехе и добродетели", "Разочарованная душа" и др. Инквизиция объявила его "еретиком секты иллюминатов, сторонником еретических учений преступных ересиархов Пелагия, Нестора, Эразма, Лютера, Кальвина, Уиклефа, а также беггардов, бегинов, полупелагианцев и современных еретиков" (Gringoire P. Protestantes enjuiciados рог la Inquisicion. – "Historia Mexicana", 1961, N 2, v. XI, p. 167). За отказ от покаяния его умертвили в 1659 г. гарротой, а потом сожгли на костре. В момент казни ему было 60 лет.
   Францисканский монах Франциско Мануэль Куадрос, родившийся в г. Сакатекас (Мексика), был объявлен инквизицией "упорствующим и мятежным еретиком, лютеранином, кальвинистом, догматиком и сектантом". Его сожгли 20 марта 1678 г. в присутствии вице-короля и других колониальных наотаблей. Куадрос был последней жертвой инквизиции в Новой Испании, казненной за принадлежность к протестантской секте.
   Инквизиторы не проходили мимо различного рода мечтателей, фантастов и правдолюбцев, осуждавших разнузданный образ жизни духовенства и жестокость колонизаторов. При содействии опытных палачей их вынуждали признаваться в симпатиях к Эразму Роттердамскому и другим корифеям Возрождения, разоблачавшим преступления папства и испанской монархии с позиций гуманизма. Этих людей тоже ожидало кемадеро или в лучшем случае сечение плетьми и галеры.
   Наконец, различного рода богохульники, двоеженцы, приверженцы магии, оккультизма, колдовства, читатели запрещенных книг и им подобные "последователи дьявола" тоже усердно вылавливались инквизицией, в особенности если у них имелось какое-либо состояние. Последнее обстоятельство играло немаловажную роль при выборе объектов преследования, ибо "труд" инквизиторов оплачивался из фондов, конфискованных у еретиков. Таким образом, колониальные инквизиторы, как и их коллеги в метрополии, были материально заинтересованы в преследовании еретиков, так как в этом они видели источник своего благоденствия. Иначе говоря, инквизиторы должны были "работать", чтобы прокормиться.
   Хотя добровольное явление в инквизицию с самообвинением сулило обвиняемому весьма легкое наказание, инквизиторы не соблюдали это правило, если могли извлечь из такого дела какую-либо материальную выгоду. История, приключившаяся с фламандским художником Симоном Перейнсом, попавшим в XVI в. в Мехико, весьма поучительна в этом отношении. Перейнс, как следует из его дела, будучи пьяным, заявил своему другу – художнику Моралесу, что он предпочитает рисовать портреты вельмож, чем лики святых, так как за первые платят больше. Отрезвев и опасаясь доноса за такие "богохульные" речи, фламандец явился в инквизицию, где во всем честно покаялся. Но вместо легкого выговора его заточили в тюрьму и подвергли пытке на предмет того, не является ли он закостенелым еретиком. Напугав, таким образом, художника, инквизиторы заставили его писать для них бесплатно изображения святых!
   Пытки были обычным явлением в застенках колониальной инквизиции. Рассмотрим, например, дело 26-летней Менсии де Луна, обвиненной в участии в так называемом "великом заговоре", якобы раскрытом инквизицией в Лиме в 1635 г. Вместе с ней было арестовано несколько десятков "португальцев", проживавших в то время в столице перуанского вице-королевства. Все они подозревались в иудаизме и были подвергнуты пыткам. Многие признали свою "вину", но некоторых истязания не сломили. Двое из арестованных, не выдержав пыток, покончили с собой. Менсия де Луна была арестована вместе с родными. Сестра и племянница под пыткой признали, что исповедуют иудаизм, и показали на Менсию как на свою единоверку, которая "почитала субботу за праздник, одевала в этот день чистое белье и платье, на ужин вместо мяса ела рыбу и фрукты, а посты соблюдала, как это делала королева Эсфирь". Муж Менсии под пыткой категорически отрицал обвинения в иудаизме как в свой адрес, так и в адрес жены. Сама Менсия настаивала на своей невиновности. Учитывая обстоятельства дела, инквизиторы решили подвергнуть ее пыткам "до тех пор, пока это сочтем необходимым с тем, чтобы получить от нее истинные показания по выдвинутому против нее обвинению, предупредив ее, что если во время указанных пыток она умрет или лишится частей своего тела, то повинными в этом будем не мы, а она сама, так как отказалась говорить правду". В ответ на это предупреждение Менсия де Луна заявила, что считает себя невиновной.
   А теперь предоставим слово протоколу дознания. "Тогда ее отправили в камеру пыток, куда последовали также господа инквизиторы и их советники… И уже находясь в камере, обвиняемая была вновь предупреждена, чтобы заявила правду, если не хочет пройти сквозь такое тяжелое испытание. Ответила, что невиновна.
   После нового предупреждения ей было приказано раздеться, однако она продолжала утверждать, что невиновна.
   Снова предупредили, чтобы говорила правду, иначе привяжут ее к "кобыле".
   Ответила, что не совершила ничего преступного против веры. Тогда ее раздели и привязали к "кобыле". Ступни ног и запястья рук были связаны веревкой, которую укрепили на рычаге. Ее раздели, она продолжала настаивать на своей невиновности и заявила, что если не выдержит пытки и начнет говорить, то сказанное ею будет неправдой, ибо это будет сказано под страхом упомянутой пытки.
   Тогда ее привязали, как упомянуто выше, к "кобыле" и вновь предупредили говорить правду, иначе приступят к пытке. Ответила, что невиновна против веры.
   Тогда было приказано начать пытку и был сделан первый поворот рычага.
   Сказала: "Я еврейка, я еврейка!" – и продолжала повторять это.
   Ее спросили, каким образом она стала еврейкой, с какого времени и кто ее научил этому.
   Ответила, что Хорхе де Сильба (давший против нее под пыткой показания, но потом отказавшийся от них. – И. Г.) ее научил быть еврейкой, приказал ей поститься по вторникам, чтобы она не кушала, и что мать и сестра тоже еврейки.
   Ее спросили, как зовут ее мать и сестру, о которых она говорит, что они еврейки.
   Ответила, что ее мать донья Исабель, а ее сестра донья Майор. Ее спросили, каким образом ее мать и сестра стали еврейками.
   Ответила, что пусть пишут все, что им угодно, и говорила: "Иисус, я умираю, смотрите, сколько крови моей выходит, моей еврейской крови!.."
   Ей сказали, чтобы говорила правду, иначе будет дан второй поворот рычага.
   Ответила, что Хорхе де Сильба научил ее быть еврейкой. Ей вновь сказали, чтобы говорила правду, иначе будет дан второй поворот рычага.
   Ответила, что будет утверждать, что невиновна.
   Тогда было приказано второй раз повернуть рычаг, и, когда его поворачивали, она стонала и кричала: "Аи, аи!", а потом умолкла и около десяти часов утра (пытка началась в девять. – И. Г.) потеряла сознание. Ей выплеснули немного воды на лицо, однако она не приходила в себя. Обождав некоторое время, господа инквизиторы и их советник приказали прервать пытку, и она была прервана с тем, чтобы вновь ее повторить тогда, когда будут даны ими такие указания, и названные господа покинули камеру пыток, а я, нотариус, ведущий данный протокол, остался с другими чиновниками, присутствовавшими при пытке, а именно с алькальдом Хуаном де Утургойен, палачом и негром – его помощником.
   После чего донью Менсию де Луна сняли с "кобылы" и бросили на стоящую поблизости койку. Мы ожидали, что она очнется: и ее вновь можно будет привязать к "кобыле". Однако она не приходила в себя. Потом вошел в камеру служащий этой секретной тюрьмы Хуан Риосеко, и мы развязали упомянутую Менсию де Луна, но она не приходила в себя. По приказу господ инквизиторов я остался в камере пыток вместе с вышеназванными в ожидании, что донья Менсия очнется, но хотя я оставался там до 11 часов дня, она не приходила в себя. Пульса у нее не было, глаза потускнели, лицо и ноги холодные, и, хотя ей трижды прикладывали ко рту зеркало, поверхность его пребывала такой же чистой, как и до этого. Поэтому все признаки свидетельствовали, что упомянутая донья Менсия де Луна, по всей видимости, скончалась естественной (!?) смертью. Подтверждаю: все признаки скончавшейся были такими же, как сказано выше. Остальные части тела также постепенно похолодели. Со стороны сердца также не наблюдалось какого-либо движения, в чем я убедился, приложив к нему руку. Оно было холодным. При всем этом я присутствовал. Хуан Кастильо де Бенавидес" (Medina J. Т. Historia del Tribunal de la Inquisicion de Lima (1569-1820), v. II. Santiago de Chile, 1956, p. 94-104).
   Редкий, исключительный случай? Нет, обычный, рядовой казус в повседневной практике инквизиторов. Почти на каждом аутодафе сжигались на кемадеро останки жертв инквизиции, единственным "преступлением" которых являлось то, что они скончались от пыток. На аутодафе в Мехико 11 апреля 1649 г. было таким образом посмертно казнено (!) десять человек. Подобными примерами можно было бы заполнить целую книгу.
   Менсия де Луна скончалась от пыток в присутствии трех чиновников инквизиционного трибунала, не считая двух палачей, которые и пальцем не пошевелили, чтобы оказать ей какую-нибудь помощь.
   Со смертью Менсии де Луна ее дело не было прекращено. Трибунал инквизиции отлучил ее от церкви, конфисковал имущество и приговорил к сожжению на костре "в изображении".
   23 января 1639 г. в Лиме ее изображение (кукла) было предано костру, на котором нашли мученическую смерть 11 других "нераскаявшихся грешников", осужденных на смерть по делу о "великом заговоре".
   Вообще к женщинам "святые" палачи относились с таким же "христианским милосердием", как и к мужчинам. На большом аутодафе в Мехико 8 декабря 1596 г. из восьми сожженных еретиков пятеро были женщины. В анналах мексиканской инквизиции зарегистрирован такой случай: 24 сентября 1696 г. заключенная Каталина де Кампос, обвиненная в иудействе, заболела и попросила инквизиторов разрешить ей по-христиански встретить смерть. Ее бросили в камеру и уморили голодом. Через несколько дней нашли ее разложившийся труп, обгрызенный крысами.
   Инквизиторы пытали и детей. В июле 1642 г. 13-летний Габриель де Гранада под пыткой "выдал" 108 человек, якобы повинных в иудействе. Все они стали жертвами инквизиции, многие из них погибли на костре.
   Возвращаясь к методам "работы" инквизиции, следует отметить, что служители "священного" трибунала использовали наряду с пытками и другие средства, не менее жестокие и коварные, для того, чтобы выудить у своих жертв столь драгоценные для церкви "признания". В камеры подсаживали провокаторов (каутелас), которые, притворяясь единомышленниками арестованных, стремились получить у них необходимые инквизиции сведения. С этой же целью тюремщики по указаниям инквизиторов предлагали свои услуги обвиняемым. Следователи на допросах шантажировали свои жертвы всевозможными угрозами, ссылались на вымышленные показания их близких и друзей, задавали каверзные вопросы с целью сбить с толку и запутать обвиняемых. В следственной камере на стене висело большое деревянное распятие Христа, голову которого один из служащих инквизиции через отверстие в стене мог поворачивать в разные стороны. Если обвиняемый давал ложные, по мнению следователей, показания, то Христос "мотал" головой в знак возмущения. Легко вообразить, какое впечатление производили эти и подобные им трюки на верующих людей.
   Но иногда, правда весьма редко, у инквизиторов случались осечки. Пытки, угрозы, шантаж не всегда приводили к желаемым результатам. Среди жертв инквизиции имеются примеры подлинного героизма и мужества. Одним из таких героев, вынесшим пытки, был Родриго Франко Таварес, арестованный инквизицией в Мехико в начале XVII в. по обвинению в принадлежности к иудейской секте. Вот протокол его допроса под пыткой:
   "Призвав имя Христово, постановлено о пытке,
   Принимая во внимание документы и доказательства по сему делу, улики и подозрения, им порожденные, против вышеупомянутого Родриго Франко, долженствуя осудить и осуждая, постановляем, чтобы он был подвергнут пытке при допросе по всем обсужденным пунктам, а ввиду того, что он пребывает отрицающим, приказываем, чтобы пытка сия продолжалась, пока будет нам угодно и пока он не сознается и не скажет всей правды, будучи предупрежден, что, если при вышеупомянутой пытке он умрет или будет ранен и если за нею последует кровотечение или членовредительство, сие произойдет по его вине, ибо он не хотел сознаться и сказать правду. Сим постановляем.
   Лиценциат дон Алонсо де Перальта, лиценциат Гутьерре Бернардо де Кирос, доктор дон Хуан де Сервантес.
   Палата пыток
   Засим приказано было ввести подсудимого в палату пыток, где находились вышеупомянутые господа инквизиторы и ординарии, и он был введен в десять с половиной часов утра.
   Введенного снова начали увещевать, чтобы из почтения к богу он сказал правду и не подвергал себя столь тяжким страданиям, кои ему придется претерпеть, как он сие сам может понять. Он же сказал, что уже сказал правду во имя ответа, который имеет дать богу.Засим приказано было войти приставу (каковой вошел) и раздеть подсудимого…
   Приказано было слегка связать ему руки. Со связанными руками, увещеваемый сказать правду, он сказал: "Я ее уже сказал. Да будет она мне в помощь!"
   Обороты веревок
   После увещевания, чтобы он сказал правду, приказано было вывернуть и вывернули ему веревками руки.
   Громко, многократно он произнес: "Добрый Иисусе, пресвятая дева, помогите мне!" И не сказал больше ничего.
   После увещевания, чтобы он сказал правду, вторично вывернули ему руки. И он не сказал больше ничего.
   После увещевания, чтобы он сказал правду, в третий раз вывернули ему руки. Он произнес те же слова и сказал, что уже сказал ее.
   После увещевания, чтобы он сказал правду, в четвертый раз вывернули ему руки. Он сказал, что уже сказал ее, и произнес вышеупомянутые слова…
   После увещевания, чтобы он сказал правду, в шестой раз вывернули ему руки. Он многократно произнес: "Добрый Иисусе, не оставь мою душу! Я уже сказал все".
   И, проделав вышеупомянутые шесть оборотов, приказали разложить его, привязать к "кобыле" и надеть ему гарроты на мускулы голени и икры. Разложив, связав и придерживая его, много увещевали его сказать правду и предупредили, что пытка будет продолжаться".Затем палачи продолжительное время пытали Родриго Франко гарротой, но он продолжал отрицать свою вину. Далее в протоколе допроса сказано:
   "Кувшины воды
   После увещевания, чтобы он сказал правду, приказано было вложить ему в рот кляп и влить кувшин воды, приблизительно в четверть. Вода была влита и тряпка вынута. Он сказал, что уже сказал ее во имя отчета, который имеет дать богу.
   После увещевания, чтобы он сказал правду, ему влили еще кувшин воды, и после снятия кляпа он сказал то же самое.
   После снятия ошейника и увещевания, чтобы он сказал правду, он сказал: "Я уже сказал ее во имя отчета, который должен дать Иисусу Христу".
   Приказано было снять с него вышеупомянутые гарроты и отвязать его от "кобылы". Подняв его, много увещевали сказать правду. С жаром он сказал то же самое.
   Приказано было разложить его еще раз на "кобыле". Разложив, увещевали его сказать правду. С жаром он сказал, что уже сказал ее.
   Ввиду всего этого вышеупомянутые господа инквизиторы и ординарий, недостаточно пытав подсудимого, приказали приостановить пытку с предупреждением, что возобновят ее, когда только им будет угодно. Сие было ему указано, и он сказал: "В добрый час! Продолжайте!"
   Засим его развязали и перенесли в камеру близ палаты пыток, где его осмотрели и ухаживали за ним весьма заботливо. И, по-видимому, хотя он был весьма изнурен, у него не было никаких переломов и увечий.
   Допрос сей был закончен к десяти с половиной часам утра.
   С подлинным верно: Педро де Маньоска" (См.: Парках В. Испанские и португальские поэты – жертвы инквизиции. М. – Л., 1934, с. 119-124).
   Хотя по инструкции при пытке должен был присутствовать врач, что, по мнению апологетов инквизиции, доказывает ее гуманность, он если и присутствовал, то в роли пособника палачей. Врач главным образом использовался или для освидетельствования смерти заключенного под пыткой, или для осмотра обвиняемых в иудаизме на предмет обнаружения обрезания. Нельзя без омерзения читать наукообразные заключения этих "врачей", фигурирующих в делах инквизиции, выдававших любую царапину или шрам на половом органе за "неопровержимое доказательство" вины заключенного, служившего часто единственным основанием для его осуждения (См. документы процесса по обвинению в иудаизме членов семьи Карвахаля в Мехико: Того A. La familia Carvajal en Mexico, v. I-II. Mexico, 1944; Procesos de Luis de Carvajal (El Mozo). Mexico, 1935).
   Инквизиция не только калечила и убивала свои жертвы, но и грабила их. Арест сопровождался секвестром всего движимого и недвижимого имущества арестованного, причем его должники под угрозой наказания были обязаны выплатить св. трибуналу задолженные суммы. Разумеется, оплачивать долги своих жертв инквизиция и не думала. После вынесения приговора состояние осужденного конфисковывалось в пользу св. трибунала. Кроме того, осужденный оплачивал издержки процесса. Вынесению сравнительно "мягкого" приговора – порки, поругания, тюремного заключения – сопутствовал крупный денежный штраф. Добытыми таким образом средствами инквизиторы распоряжались по своему усмотрению: спекулировали, приобретали недвижимую собственность, ценные вещи, поместья. Из этих фондов выплачивали себе и чиновникам трибунала жалованье.
   Особенно жестоко расправлялись инквизиторы с теми, кто покушался на их авторитет. Мексиканский инквизитор Алонсо Гранеро, назначенный в 1574 г. епископом провинции Чаркас (обычно инквизиторы заканчивали свою карьеру возведением в епископский сан), очутился проездом в Никарагуа, где местный нотариус Родриго де Эвора сочинил на него сатирические стишки. Разгневанный инквизитор приказал заковать Эвору в цепи, подвергнуть пытке, в результате чего у бедного виршеплета оказались вывихнутыми руки и ноги. Но кровожадному Гранеро этого было мало. Он присудил своего недруга к 300 ударам плетью, 6 годам каторжных работ на галерах и конфискации имущества.
   За труды инквизитор присвоил себе дорогой китайский сервиз, принадлежавший его жертве, с трудом уместившийся, как отмечает соответствующий акт, в четырех больших ящиках!
   При отсутствии "серьезных" дел инквизиторы не гнушались сочинять обвинения, буквально высосанные из пальца, против ни в чем не повинных людей. Вот что пришлось испытать не в меру болтливому французу Франсуа Моиену, путешествовавшему по своим делам с попутным караваном мулов из Буэнос-Айреса в Чили в 1750 г. Погонщик мулов, с которым не поладил француз, донес инквизиции, что тот в пути вел "подозрительные" разговоры: называл мула "божьим созданием", говорил, смотря на ночное небо, что "такое обилие звезд – сплошная бессмыслица", критиковал местное духовенство за вольготный образ жизни. По приказу инквизиции француза арестовали и доставили в Лиму. Там инквизиторы стали его допрашивать: