Владыка Терний прикрыл глаза, а я насупился. Не понимаю, почему всем им не терпится сообщить мне, что конец близок. Я и сам мог прикрыть глаза и увидеть Тёмную Сторону во всех подробностях — такой, какой она предстала в момент временного сдвига: опустошённая и безлюдная. Ничего, кроме развалин под ночным небом и прячущихся под камнями насекомых. И умирающий у меня на руках Эдди Бритва, которому я как раз успел пообещать, что не допущу этого. Только через мой труп.
— Куда отправляемся? — спросила Сладкая Отрава, надевая на свою изящную головку соломенную шляпку.
— Куда нам остаётся? — хмыкнул Грешник.
— «Странные парни». Мы ещё можем туда вернуться, — напомнил я неохотно. Алекс точно не станет плакать от счастья.
Доставая клубную карту, я объяснил свой выбор:
— Если предстоит серьёзный разговор с Уокером, чего, судя по всему, не избежать, лучше на знакомой территории.
Других идей не было. Я привёл в действие карту, и мы проскользнули в бар, неприятно удивив Алекса Морриси, который уже собирался идти спать. Он поднял стулья на столы, погасил верхний свет и стоял посреди зала в белой ночной рубашке и ночном колпаке с кисточкой. Смерив нас ледяным взглядом, Алекс зашёл за стойку, чтобы спрятать колени. Будь у меня такие колени, я бы тоже их прятал. Я бы даже раскошелился на рубашку подлиннее.
Алекс Морриси жил в небольшой квартире прямо над баром. Когда-то давно я там пару раз ночевал. Неуютное место, и кушетка ужасно неудобная. Мебель, похоже, в своё время отказались принять на городской свалке, посуду Алекс мыл, только когда в мойке не оставалось свободного места, а все горизонтальные поверхности были плотно заставлены фарфоровыми фигурками, изображавшими непристойные сценки. Алекс их коллекционировал. Раньше его жена поддерживала здесь безупречный порядок. Бывшая жена. Из этого, наверное, можно при желании извлечь мораль, но я бы не стал тратить время впустую. Алекс не поймёт, о чём речь, даже если вы будете бить его по голове и объяснять: «Смотри — вот мораль».
— Заведение закрыто, — объявил Алекс ледяным тоном. — Можно сказать так: «Закрыто, то есть сюда уже нельзя зайти», а для особо тупых — «проваливайте отсюда по домам».
— Ну так открой! — потребовал я безжалостно. — Нас жажда мучает, и день был такой тяжёлый, что ты не поверишь.
Алекс вздохнул:
— Все так говорят. Хорошо: цены экстраординарные ночные, повторные заказы не принимаются. Горячих закусок не будет. Вы думаете, я ваша мама? И давай сюда клубную карточку, Тейлор! Когда я захочу, чтобы народ сваливался мне на голову в любое время дня и ночи, я дам рекламу, можешь не беспокоиться. У тебя опять на хвосте погоня, Джон? Скажи, что я ошибаюсь. Мне готовиться к вооружённому нападению, членовредительству и потокам сквернословия?
— Увы, Алекс, — скромно потупился я. — Джон Тейлор — это ходячая проблема, тебе раньше никто не говорил? Я знавал людей, которые ради заработка трахали альбатросов; от них было меньше неприятностей.
— А куда ты дел сестёр Колтрейн? — спросил я, оглядываясь. — Они могли бы здорово помочь.
— Отправил домой, — буркнул Алекс и стал неохотно готовить нам напитки.
Я заказал большую порцию бренди, Грешник — минеральную воду, Сладкая Отрава — «манхэттен» с маленьким зонтиком, а Безумец потребовал «ёрш». Оказалось, что в понимании Безумца «ёрш» — это водка со сливовым соком. Алекс даже поморщился, подавая напиток; при виде того, как Безумец пьёт, скривились мы все.
Я пил и оценивал поле боя. Что ж, по крайней мере, сюда нельзя пройти незаметно. Магическая защита на нескольких уровнях: работа самого Мерлина. Оповещение о вторжении гарантировано.
— Ладно, — сказал Алекс. — Давай подробности.
— Уокер сейчас наверняка собирается сюда. Он не найдёт — или уже не нашёл — нас там, где ожидал, и скоро сообразит, где нужно искать. Оказавшись здесь, он мне не обрадуется. Нет, не обрадуется. Боюсь, сначала он будет стрелять и только потом задавать вопросы. Через медиума.
— Я могу завернуть обратно Люси и Бетти. Или лучше связаться со Сьюзи Дробовик?
— У неё свои дела. — Я покачал головой. — К тому времени, как мы разыщем Сьюзи, наши проблемы уже решатся так или иначе. Да и Грешник со Сладкой Отравой не так уж плохи…
— Я тоже! — с энтузиазмом напомнил Безумец.
— Ну разумеется! — тактично согласился я. — Но ты ведь не всегда бываешь с нами, правда?
— Правда, — подтвердил Безумец и попытался закусить пустым стаканом.
Алекс долго приглядывался к Сладкой Отраве и наконец спросил:
— Знаешь, ты как две капли воды похожа на мою бывшую, только сиськи гораздо больше. Почему?
— Не будем отвлекаться! — перебил я. Некоторые темы заведомо не могут довести до добра. — Наше расследование зашло в тупик, возможно — окончательный. После Владыки Терний спрашивать больше некого. Есть, конечно, жуткий народец и подземные великаны, но к этим стоит обращаться, лишь когда уже заказаны и гроб, и заупокойная служба. Я, конечно, великий мастер брать на пушку, и не только людей, но даже мои возможности имеют предел.
— Приятно это слышать, — сказал Алекс. — Ты изменился с тех пор, как вернулся на Тёмную Сторону, Джон. Пользуешься своей репутацией как оружием, и я начинаю верить, что ты и правда король в изгнании.
— Не исключено, — вздохнул я, делая последний глоток. — Не забывай только, что на Тёмной Стороне таких королей всегда хватает. А сейчас я просто частный детектив в тупике.
— Но у тебя все ещё есть твой дар. — Сладкая Отрава взмахнула ресницами над самым краем бокала. Почему бы с его помощью не найти людей, которые расскажут то, что тебе нужно?
— Не могу рисковать. За мной следят, и на сей раз пришлют уже не косильщиков. Не знаю пока, кого именно, и предпочёл бы не знать. Они воплотятся при первой возможности, при первом намёке…
Все слушали очень внимательно, но я замолчал. Есть вещи, о которых никому не надо говорить. По счастью, нас отвлекли: по стальной лесенке у входа загремели тяжёлые размеренные шаги. Мы все обернулись и вздрогнули, как ужаленные. Даже Безумец проявил некоторый интерес к происходящему. Я судорожно рылся в карманах пальто, пытаясь отыскать средства отодвинуть неизбежное. Уокер не мог найти меня так быстро! Никак не мог… Долго успокаивать себя, к счастью, не пришлось: вместо Уокера в бар впорхнула леди Удача. Даже такие лёгкие ножки, оказывается, могут очень убедительно греметь по железным ступенькам. Мы с облегчением вздохнули. Даже с номадами иметь дело проще, чем с Уокером, когда тот не в настроении. Леди Удача ничуть не изменилась: та же хрупкая фигурка, то же восточное личико, серебряное платье, очаровательный рот и глаза, сверкающие как звезды. Она стояла перед нами, гордо выпрямившись, с царственной улыбкой — живое воплощение судьбы и всех её капризов. Выигрыш в лотерее и сердечный приступ, смертельная болезнь и миг совершенства — и всё, что есть между ними. Мы все были потрясены её появлением; конечно, исключая Алекса, позволившего себе громко фыркнуть за стойкой.
— Вижу, табличка «закрыто» больше ни для кого не указ. Знаете, в своё время я, бывало, запирал и никто не мог попасть внутрь. Придётся обновить магическую защиту. Что вам угодно; леди?
— Здравствуй, Джон. — Она ни на кого больше не смотрела; я чувствовал себя как самолёт в лучах зенитных прожекторов, — Я проходила мимо. Дай, думаю, загляну, посмотрю на тебя. Узнал что-нибудь?
— Я… тут кое-что произошло. Дело довольно интересное…
— Ты не ответил на мой вопрос, Джон.
— Так ты — настоящая номада? — вмешался в разговор Грешник. — Вот это да! Не ожидал увидеть кого-либо твоего уровня во плоти в наше время. Дождаться вашего появления, говорят, почти невозможно…
— Я здесь неспроста, — обронила леди Удача, по-прежнему не сводя с меня глаз.
— Точно, — согласился Безумец. — Ты — не леди Удача и не номада.
Безумец побледнел, лицо пошло красными пятнами, но именно сейчас он выглядел совершенно вменяемым.
— Я тебя знаю. Мы виделись… раньше.
— Всё верно, — согласилась гостья, которая не была леди Удачей. — Бедный мой…
Она благосклонно улыбнулась, но Безумец зажмурился и закрылся руками, будто его хотели ударить.
— Мне очень жаль, Джон. Я вовсе не хотела тебя обманывать, но предстань я в своём настоящем облике и назовись своим именем, ты бы отказался от этой работы.
Прелестная фарфоровая куколка исчезла — возник новый грозный образ. Безумец отступил и в ужасе прижался спиной к стойке. Несмотря на помрачённый рассудок, он видел больше нас. Он зажмурился, отворачиваясь.
Гостья была высокой, худой и бледной, с бескровной кожей, широким ртом, орлиным носом и чёрными волосами, глазами и губами, как на чёрно-белой фотографии. В её глазах горел огонь, который мог прожечь вас насквозь. Серебряное платье осталось тем же, но теперь оно выглядело скорее зловещим, чем элегантным.
— Здравствуй, Джон, — повторила она грудным голосом, подобным горькому меду. — Я — твоя мать.
Простые слова, казалось, заполнили бар без остатка. Все вокруг замерло и притихло, будто время остановилось в это мгновение. Я не нашёлся, что ответить, да мне и не хотелось. Я готовился к этому долгие годы — а мать вернулась в мою жизнь легко и просто, будто забыла сумочку. Мне следовало быть умнее: уж конечно, встреча произойдёт на её условиях, не на моих. О, сколько обвинений, сколько горьких слов успел я заготовить… Думал, за словом в карман не полезу.
О тех днях, когда мы жили вместе, я ничего не помню, хотя не так уж я был мал. И это она забрала с собой? Но я никогда не сомневался, что узнаю её, едва увижу. Можно ли не узнать собственную мать? Но эту суровую мрачную женщину я видел впервые, вне всякого сомнения. Всё вышло так неожиданно, что разобраться в собственных чувствах мне оказалось не под силу.
Мать улыбнулась. Думаю, она лишь хотела меня успокоить и ободрить, но улыбка вышла угрожающая, как у большой кошки, примеривающейся к жертве.
— Не молчи, Джон, пожалуйста! Поверь, нам есть о чём поговорить до прихода Уокера. Я уже объяснила, зачем притворилась леди Удачей. Начать расследование без этой маски…
— Расследование? А зачем? И при чём тут я? Зачем задавать вопросы, на которые ты знаешь ответы? И кому… Не понимаю.
— Надо было растормошить как можно больше народу, заставить всех думать и говорить о началах Тёмной Стороны, о её предназначении, о том, что изменилось за прошедшие века. И ещё нужно, чтобы ты мог объяснить всем и каждому, почему и с кого всё началось. Тогда они поймут смысл моего возвращения. — Мать не сводила с меня глаз, улыбка стала ещё шире. — Я вернулась, Джон. Столько лет прошло… неужели ты не рад?
— Ты меня бросила.
Она пожала плечами: …
— Это было необходимо. И я не сомневалась, что ты выживешь. Как-никак мой сын.
— И где же ты была столько лет?
— В разных концах Тёмной Стороны, под разными личинами — я изучала положение дел. Тёмная Сторона сильно изменилась. Гораздо сильнее, чем предполагалось. Никто не ожидал ни этого мрака, ни этой… безвкусицы.
— Ты меня любила?
Я и не подозревал, что способен задать такой вопрос. Слова вырвались сами собой.
— Конечно. Поэтому я и оставила тебя с отцом. Ты сохранил человеческую природу и невинность — хотя бы на время.
— Но кто же ты такая?!
— Я — Лилит. Первая жена Адама, не пожелавшая признать его превосходство и изгнанная из рая. Разумеется, это лишь притча, способ упростить чересчур сложную реальность. Ты ведь не думаешь, что я и правда так выгляжу? Ещё одна маска, надетая в память о прошлом, не более того. Будучи твоей матерью, я выглядела именно так, Джон.
— Фенелла Дэвис, — выговорил я или только подумал. Лилит? Моя мать — библейский миф?
— Совершенно верно.
Выглянув из-за моего плеча, подал голос Безумец:
— Лилит — не более чем проекция в наш ограниченный мир особой колоссальной сущности. Это тело — кукла, перчатка, надетая для удобства. На самом деле она… её…
Тут он остановился, не найдя подходящих слов. Вполне возможно, в нашем нехитром рациональном языке нужных слов и не было никогда. Видеть Безумцу дано многое, но сказать — не больше, чем любому из нас.
Безумец замолчал и заплакал. Его затрясло, и вслед за этим заходило все вокруг, как при землетрясении. Между выгибающихся каменных стен, на уходящем из-под ног полу затанцевали столы и стулья. Заиграли переливы странного света, зазвучали непонятные звуки. Расстояния уменьшались и увеличивались, вещи казались близкими и далёкими одновременно, а направления непредсказуемым образом менялись. Когда Безумец утрачивает связь с реальностью, реальность вокруг него сама лишается связности. Сквозь пол вновь пробился дуб Мерлина, достал ветвями до потолка и тут же превратился в башню из выбеленных временем костей; ещё мгновение — и всё пропало. По полу зазмеились трещины, из глубины которых смотрели гигантские глаза, а на самой границе восприятия скреблись странные твари. Твари, которым очень хотелось воплотиться.
— Довольно! — прозвенел голос Лилит, и всё пришло в норму.
Воля моей матери оказалась великой стабилизирующей силой: успокоился не только мир вокруг, но и сам Безумец. Он не только перестал дрожать и плакать, но даже порозовел.
— Ты видишь то, чего смертным видеть не полагается. — Лилит смотрела на Безумца не без теплоты. — Вас сотворили не для таких вещей. Давай я заберу ненужное знание — верну тебе право на невежество и счастье.
— Не надо! — с неожиданной твёрдостью отказался Безумец. — Горькая правда лучше сладкой лжи.
— Но правда убивает тебя, — возразила Лилит.
— Нет. Я привыкаю.
Меня последнее сообщение встревожило. Громко откашлявшись, я заговорил легко и непринуждённо:
— Значит, ты Лилит. Я знаю кое-что о тебе. Старый Пью рассказал, когда был моим учителем.
— Слепой Пью? — оживился Алекс. — Викарий-вольнодумец? Христианский террорист? Он ещё жив?
— Жив, жив… — успокоил его я. — Только не перебивай меня больше, не то мамочка превратит тебя в куклу для чайника.
Алекс немедленно отобрал у меня пустой стакан.
— Всё, хватит! В пьяном виде ты представляешь собой угрозу для общества, Джон.
В другое время я бы с ним поспорил, но только не сейчас.
— Считается, что после изгнания из рая ты была низвергнута в ад, где совокуплялась с демонами и рождала свирепых чудовищ, рыскавших по миру…
— Я была молода, — улыбнулась Лилит. — Ты же знаешь, как это бывает, Джон. В юности бунтуешь, а потом всю жизнь приходится жалеть. Я повзрослела и решила разобраться, что к чему; долго блуждала на разных уровнях реальности, пока не выбрала мир людей. Нельзя сказать, что тогда люди много значили: хватало магических сил и созданий куда более внушительных, а каждую минуту рождалось по легенде. Я сама создала Тёмную Сторону — мир внутри мира — на том месте, которое римляне потом назвали Лондиниумом. Интересный народ эти римляне, самая дикая форма цивилизации. Некоторые из них поклонялись мне; я не возражала. А теперь слушай внимательно, Джон, я дошла до сути дела. Тёмная Сторона была задумана и создана как территория, в дела которой ни небеса, ни преисподняя не могут вмешиваться. Война между добром и злом идёт повсюду, но только не на Тёмной Стороне. Можно сказать, это единственное по-настоящему свободное место на земле. Вышло, правда, не так, как я хотела, но что поделаешь, жизнь есть жизнь… Создание нового мира отняло у меня много сил. Пользуясь случаем, самые серьёзные мои противники объединились и вытолкнули меня в лимб. Мне пришлось покинуть реальный мир, а крупные игроки тех времён получили свободу, в том числе и от моих планов. Я не держу на них зла. Почти все они не дожили до сегодняшнего дня. Да и лимб — не самое скверное место для ссылки. Его и местом-то назвать трудно, поскольку там бытие на уровне возможности: идеи предметов, лишённых формы, ждут воплощения.
— Вроде Перворождённых? — спросил я, больше из вежливости.
— Нет, конечно. По сравнению со мной Перворождённые — как рисунки мелом на доске. Но абстрактная идея сама по себе бессильна и ничего не может. Покинуть лимб мне удалось только тогда, когда кто-то открыл выход снаружи. Не для меня, правда, но ничего… Дорогу открыли для номады по имени Бабалон, олицетворяющей женское начало. Мне не составило труда занять её место. Кто-то из участников ритуала сделал ошибку, которой я и воспользовалась, после чего обратно в лимб меня уже не загнать. Тут бессильны и Могущественные, и Владыки. Я упрятала свой дух в идеализированное тело, образ которого весьма кстати нашёлся в сознании моих незадачливых освободителей, и постаралась исчезнуть. Во-первых, мне хотелось спокойно посмотреть, что изменилось за время моего отсутствия. Во-вторых, ни к чему было привлекать внимание врагов. Я сумела пережить многих, но не всех, и требовалось время, чтобы набраться сил. Окончательно восстановившись, я разыскала самого толкового из тех, кто по ошибке призвал меня в этот мир, того, кому открылась хотя бы часть истины — и родила от него сына. Ребёнок привязал меня к реальности. Меня тогда звали Фенелла Дэвис… Детей у меня раньше не было. Плоть от моей плоти, дух от моего духа… Очень хотелось посмотреть, что из тебя получится. К тому же мне понравилось быть человеческим существом и матерью. Это роль, для которой меня когда-то сотворили. А потом Чарльз узнал. Кто-то рассказал ему; до сих пор не знаю кто. Пришлось сорваться с насиженного места и исчезнуть — ради тебя. Если бы мои противники заподозрили, кто ты такой, тебе пришёл бы конец. Сам Чарльз, разумеется, не стал бы болтать — человека, вернувшего в мир Лилит, неизбежно нашла бы скорая и верная смерть. К тому же он не сомневался, что найдёт способ отправить меня обратно. Но твой отец оказался в полном одиночестве: Генри к тому времени забрался слишком высоко, а Марк тоже не обрадовался бы — ведь именно он нашёл когда-то Фенеллу Дэвис. Чарльз не мог доверять никому — даже собственному сыну. Бедный Чарльз… Я так и не знаю, кто рассказал ему. Но кто бы это ни был, он молчит — знает, что я сделаю с ним, едва он объявится… Но сегодня я наконец так же сильна, как раньше! Крупные игроки, напротив, ослаблены войнами ангелов; я всегда знала, что Нечестивый Грааль расшевелит это болото. Для меня настало время сделать Тёмную Сторону такой, какой её задумали. Она должна стать проще и чище. Без сомнения, погибнет много народу, но нельзя приготовить омлет, не разбив яйца!
Лилит улыбнулась нам, ожидая комментариев. Перед моими глазами лишь стояла мёртвая пустыня, открывшаяся во временном сдвиге. Таково её представление о чистоте и простоте? Или это означало, что всё пошло неправильно и планы провалились? Что Могущественные и Владыки вступили в бой с моей матерью и обе стороны проиграли войну?
— Нет, — произнёс я твёрдо и холодно. Взгляды присутствующих обратились на меня. — Обойдёмся без опытов. Я видел, во что превратится Тёмная Сторона благодаря тебе… и мне тоже. Лучше нам обоим погибнуть. Я позабочусь об этом, если не будет другого выхода.
— Острее змеиного зуба — Лилит покачала головой.
— И яблочко от яблони недалеко падает, — произнёс знакомый голос.
Ну конечно, Уокер. Джентльмен до мозга костей, как всегда, спокойный и невозмутимый. Сойдя с последней ступеньки металлической лесенки у двери, он приподнял свой котелок, приветствуя Лилит.
— Стучаться в дверь, стало быть, больше не принято, — горько пожаловался Алекс — Пора подумать о колючей проволоке и противопехотных заговорах.
— Ты, конечно, не надеялся всерьёз, что Владыка Терний сможет долго водить меня за нос? — обратился ко мне Уокер. — Тем более когда дело не терпит отлагательства.
— Решительный шаг с твоей стороны — явиться сюда в одиночку, — заметил я — на грани безрассудства, можно сказать. Твой знаменитый голос — слабое оружие против из нас.
— Вот почему я позаботился о подкреплении, Джон, — улыбнулся Уокер.
По стальным ступенькам загремели шаги, и мгновение спустя Уокер стоял посреди бара во главе небольшой армии. Среди боевых магов попадались и знакомые лица, но сегодня людей было слишком много. Профессиональные бойцы, хладнокровные убийцы — власти посылают их вперёд, когда надо втоптать противника в землю. Внушительное зрелище, но моим вниманием завладели два последних гостя.
Гордо подняв голову, по лесенке спускалась Заноза с видом королевы, решившей посетить скотобойню. Меня она наградила улыбкой, не предвещавшей ничего хорошего. Следом за ней шествовал мой старинный враг слепой Пью — воин Христов в сером плаще поверх рясы, высокий, широкоплечий, с львиной гривой седых волос и с простой серой повязкой на глазах. Нисходит в мир греха уверенно и смело, заключив договор с дьяволом по имени Уокер. Он повернул в мою сторону крупную благородную голову и холодно кивнул, закованный в броню своей суровой веры.
— Прошу прощения, что нас не так много, — сказал Уокер, снимая пылинку с рукава — Большая часть моих людей отрабатывает жалованье, отвлекая Владыку Терний на случай, если он захочет вмешаться и спасти ваши никчёмные душонки. Боюсь, для тебя это конец пути, Джон Тейлор. Раз за разом я давал тебе шанс. Но чаша терпения властей переполнилась: сегодня вы все умрёте, ибо нельзя путаться под ногами до бесконечности. — Уокер помолчал, глядя на Лилит. — Фенелла… Мои старые грехи преследуют меня. Я с удовольствием уничтожу тебя.
— Мне жаль тебя, Генри. Как всегда, ошибаешься, делая ставку на мечту.
Я смотрел на старого Пью, позабыв об остальных. Некоторое время он мялся и теребил воротник, ощущая мой взгляд, потом вызывающе расправил плечи. Я глядел на жёсткие складки в углах его рта и не знал, что сказать, чтоб убедить его. Но всё же я должен был попытаться.
— Здравствуй, Пью. Зачем тебе этот вертеп беззакония?
— Я имею дело с грешниками и должен идти туда, где грех. Пришло время уплатить по счёту и примириться с богом, Джон.
— Ты и в самом деле пришёл убить меня, Пью?
— Да. И спасти твою душу, если сумею. Когда-то она того стоила.
— Здесь моя мать. Ты ведь знаешь её?
— Конечно. Всегда знал. Я отдал свои глаза за знание, я рассказывал тебе. Это я открыл твоему отцу, на ком он женился. Тогда я верил, что спасение для тебя ещё возможно.
— Так вот кто разрушил мою семью! И мою жизнь в придачу!.. — Я рассвирепел.
— Тебе не следовало появляться на свет, Джон. — Голос слепого Пью казался почти добрым. — Мне давно следовало тебя убить, и теперь приходится расплачиваться за слабость. Нет радости в том, чтобы убить достойного противника.
— Не трожь моего сына, проповедник!
Пью вытянул руку, указывая пальцем на Лилит, и начал произносить заклинание. Мне оно было отчасти знакомо по древним пергаментам и запретным книгам. Ритуал изгнания нечистой силы очень древний и сложный. Латинские, арамейские и коптские слова, исполненные силы, тщетно сотрясали воздух. Лилит рассмеялась, и сбитый с толку Пью остановился.
— Старая песня, — улыбнулась она — Христос таким образом загнал легион демонов в свиней. Но я гораздо старше, и это заклинание не имеет надо мной власти.
— Тебе не выстоять против меня! Я говорю во имя Господа!
— Мы никогда не ладили…
Лилит небрежно шевельнула рукой, и Пью взлетел в воздух. Набрав скорость, он врезался в каменную стену так, что затрещали кости. Скорчившись, старый воин сполз на пол; изо рта полилась кровь. Смех Лилит зажурчал, как прозрачная вода в горном источнике. Я сорвался с места и подбежал к старику. Я положил благородную седую голову на колени; кровь залила белое пальто. Нет никого ближе друзей, нет никого ближе семьи — если не считать врага, который рядом всю жизнь. Пью дышал тяжело и неровно, брызгая кровью из пробитых сломанными рёбрами лёгких, Серая повязка упала и открыла пустые глазницы.
— Джон?
— Тише, тише… Я здесь, Пью.
— Гордыня… Смертный грех. Я думал, что справлюсь…
— Тише…
— Должен был убить тебя… раньше.
— Понимаю.
— Ты был ребёнком, и я надеялся тебя спасти. Ты вырос и так старался жить достойно… Я по-прежнему надеялся. Когда ты покинул Тёмную Сторону, я решил, что это знак. Хотелось верить… А потом ты вернулся. Зачем, Джон?
— Тише, Пью. Молчи.
— Знал, что ты меня погубишь. Всегда хотел… отвести тебя к свету. Там сила… и слава Господня…
Я свирепо глянул на Лилит:
— Сделай что-нибудь! Это достойный человек, и он не заслуживает такой смерти!
— Привыкай быть сильным, мой мальчик. Ты должен уметь делать то, что необходимо.
Я был готов пообещать ей что угодно, готов грозить и умолять, но не успел: Пью умер.
— Зачем тебе понадобилась его жизнь? Разве тебе нужно…
— Я сама решу, что нужно, а что нет! — перебила меня Лилит. — Забудь об абстрактном добре и абстрактном зле. То, что хорошо для Тёмной Стороны, — благо, что плохо для неё — зло. Пошли, сынок, пришло время многому научиться.
Последние слова послужили сигналом к атаке. Люди Уокера бросились вперёд, сосредоточив усилия на Грешнике и Сладкой Отраве. Воздух сгустился от заклинаний и вспышек магической энергии. Боевые маги размахивали амулетами, жезлами и костями-указателями. Мебель разлеталась в щепки, но Грешник и его возлюбленная стояли твёрдо. Алекс Морриси спрятался под стойкой, утащив с собой Безумца Он что-то кричал о магической защите Мерлина, которая должна вот-вот сработать, но я не обольщался. Уокер — это голос властей, а Мерлин — мёртвый колдун. По крайней мере, пока он спит.
— Куда отправляемся? — спросила Сладкая Отрава, надевая на свою изящную головку соломенную шляпку.
— Куда нам остаётся? — хмыкнул Грешник.
— «Странные парни». Мы ещё можем туда вернуться, — напомнил я неохотно. Алекс точно не станет плакать от счастья.
Доставая клубную карту, я объяснил свой выбор:
— Если предстоит серьёзный разговор с Уокером, чего, судя по всему, не избежать, лучше на знакомой территории.
Других идей не было. Я привёл в действие карту, и мы проскользнули в бар, неприятно удивив Алекса Морриси, который уже собирался идти спать. Он поднял стулья на столы, погасил верхний свет и стоял посреди зала в белой ночной рубашке и ночном колпаке с кисточкой. Смерив нас ледяным взглядом, Алекс зашёл за стойку, чтобы спрятать колени. Будь у меня такие колени, я бы тоже их прятал. Я бы даже раскошелился на рубашку подлиннее.
Алекс Морриси жил в небольшой квартире прямо над баром. Когда-то давно я там пару раз ночевал. Неуютное место, и кушетка ужасно неудобная. Мебель, похоже, в своё время отказались принять на городской свалке, посуду Алекс мыл, только когда в мойке не оставалось свободного места, а все горизонтальные поверхности были плотно заставлены фарфоровыми фигурками, изображавшими непристойные сценки. Алекс их коллекционировал. Раньше его жена поддерживала здесь безупречный порядок. Бывшая жена. Из этого, наверное, можно при желании извлечь мораль, но я бы не стал тратить время впустую. Алекс не поймёт, о чём речь, даже если вы будете бить его по голове и объяснять: «Смотри — вот мораль».
— Заведение закрыто, — объявил Алекс ледяным тоном. — Можно сказать так: «Закрыто, то есть сюда уже нельзя зайти», а для особо тупых — «проваливайте отсюда по домам».
— Ну так открой! — потребовал я безжалостно. — Нас жажда мучает, и день был такой тяжёлый, что ты не поверишь.
Алекс вздохнул:
— Все так говорят. Хорошо: цены экстраординарные ночные, повторные заказы не принимаются. Горячих закусок не будет. Вы думаете, я ваша мама? И давай сюда клубную карточку, Тейлор! Когда я захочу, чтобы народ сваливался мне на голову в любое время дня и ночи, я дам рекламу, можешь не беспокоиться. У тебя опять на хвосте погоня, Джон? Скажи, что я ошибаюсь. Мне готовиться к вооружённому нападению, членовредительству и потокам сквернословия?
— Увы, Алекс, — скромно потупился я. — Джон Тейлор — это ходячая проблема, тебе раньше никто не говорил? Я знавал людей, которые ради заработка трахали альбатросов; от них было меньше неприятностей.
— А куда ты дел сестёр Колтрейн? — спросил я, оглядываясь. — Они могли бы здорово помочь.
— Отправил домой, — буркнул Алекс и стал неохотно готовить нам напитки.
Я заказал большую порцию бренди, Грешник — минеральную воду, Сладкая Отрава — «манхэттен» с маленьким зонтиком, а Безумец потребовал «ёрш». Оказалось, что в понимании Безумца «ёрш» — это водка со сливовым соком. Алекс даже поморщился, подавая напиток; при виде того, как Безумец пьёт, скривились мы все.
Я пил и оценивал поле боя. Что ж, по крайней мере, сюда нельзя пройти незаметно. Магическая защита на нескольких уровнях: работа самого Мерлина. Оповещение о вторжении гарантировано.
— Ладно, — сказал Алекс. — Давай подробности.
— Уокер сейчас наверняка собирается сюда. Он не найдёт — или уже не нашёл — нас там, где ожидал, и скоро сообразит, где нужно искать. Оказавшись здесь, он мне не обрадуется. Нет, не обрадуется. Боюсь, сначала он будет стрелять и только потом задавать вопросы. Через медиума.
— Я могу завернуть обратно Люси и Бетти. Или лучше связаться со Сьюзи Дробовик?
— У неё свои дела. — Я покачал головой. — К тому времени, как мы разыщем Сьюзи, наши проблемы уже решатся так или иначе. Да и Грешник со Сладкой Отравой не так уж плохи…
— Я тоже! — с энтузиазмом напомнил Безумец.
— Ну разумеется! — тактично согласился я. — Но ты ведь не всегда бываешь с нами, правда?
— Правда, — подтвердил Безумец и попытался закусить пустым стаканом.
Алекс долго приглядывался к Сладкой Отраве и наконец спросил:
— Знаешь, ты как две капли воды похожа на мою бывшую, только сиськи гораздо больше. Почему?
— Не будем отвлекаться! — перебил я. Некоторые темы заведомо не могут довести до добра. — Наше расследование зашло в тупик, возможно — окончательный. После Владыки Терний спрашивать больше некого. Есть, конечно, жуткий народец и подземные великаны, но к этим стоит обращаться, лишь когда уже заказаны и гроб, и заупокойная служба. Я, конечно, великий мастер брать на пушку, и не только людей, но даже мои возможности имеют предел.
— Приятно это слышать, — сказал Алекс. — Ты изменился с тех пор, как вернулся на Тёмную Сторону, Джон. Пользуешься своей репутацией как оружием, и я начинаю верить, что ты и правда король в изгнании.
— Не исключено, — вздохнул я, делая последний глоток. — Не забывай только, что на Тёмной Стороне таких королей всегда хватает. А сейчас я просто частный детектив в тупике.
— Но у тебя все ещё есть твой дар. — Сладкая Отрава взмахнула ресницами над самым краем бокала. Почему бы с его помощью не найти людей, которые расскажут то, что тебе нужно?
— Не могу рисковать. За мной следят, и на сей раз пришлют уже не косильщиков. Не знаю пока, кого именно, и предпочёл бы не знать. Они воплотятся при первой возможности, при первом намёке…
Все слушали очень внимательно, но я замолчал. Есть вещи, о которых никому не надо говорить. По счастью, нас отвлекли: по стальной лесенке у входа загремели тяжёлые размеренные шаги. Мы все обернулись и вздрогнули, как ужаленные. Даже Безумец проявил некоторый интерес к происходящему. Я судорожно рылся в карманах пальто, пытаясь отыскать средства отодвинуть неизбежное. Уокер не мог найти меня так быстро! Никак не мог… Долго успокаивать себя, к счастью, не пришлось: вместо Уокера в бар впорхнула леди Удача. Даже такие лёгкие ножки, оказывается, могут очень убедительно греметь по железным ступенькам. Мы с облегчением вздохнули. Даже с номадами иметь дело проще, чем с Уокером, когда тот не в настроении. Леди Удача ничуть не изменилась: та же хрупкая фигурка, то же восточное личико, серебряное платье, очаровательный рот и глаза, сверкающие как звезды. Она стояла перед нами, гордо выпрямившись, с царственной улыбкой — живое воплощение судьбы и всех её капризов. Выигрыш в лотерее и сердечный приступ, смертельная болезнь и миг совершенства — и всё, что есть между ними. Мы все были потрясены её появлением; конечно, исключая Алекса, позволившего себе громко фыркнуть за стойкой.
— Вижу, табличка «закрыто» больше ни для кого не указ. Знаете, в своё время я, бывало, запирал и никто не мог попасть внутрь. Придётся обновить магическую защиту. Что вам угодно; леди?
— Здравствуй, Джон. — Она ни на кого больше не смотрела; я чувствовал себя как самолёт в лучах зенитных прожекторов, — Я проходила мимо. Дай, думаю, загляну, посмотрю на тебя. Узнал что-нибудь?
— Я… тут кое-что произошло. Дело довольно интересное…
— Ты не ответил на мой вопрос, Джон.
— Так ты — настоящая номада? — вмешался в разговор Грешник. — Вот это да! Не ожидал увидеть кого-либо твоего уровня во плоти в наше время. Дождаться вашего появления, говорят, почти невозможно…
— Я здесь неспроста, — обронила леди Удача, по-прежнему не сводя с меня глаз.
— Точно, — согласился Безумец. — Ты — не леди Удача и не номада.
Безумец побледнел, лицо пошло красными пятнами, но именно сейчас он выглядел совершенно вменяемым.
— Я тебя знаю. Мы виделись… раньше.
— Всё верно, — согласилась гостья, которая не была леди Удачей. — Бедный мой…
Она благосклонно улыбнулась, но Безумец зажмурился и закрылся руками, будто его хотели ударить.
— Мне очень жаль, Джон. Я вовсе не хотела тебя обманывать, но предстань я в своём настоящем облике и назовись своим именем, ты бы отказался от этой работы.
Прелестная фарфоровая куколка исчезла — возник новый грозный образ. Безумец отступил и в ужасе прижался спиной к стойке. Несмотря на помрачённый рассудок, он видел больше нас. Он зажмурился, отворачиваясь.
Гостья была высокой, худой и бледной, с бескровной кожей, широким ртом, орлиным носом и чёрными волосами, глазами и губами, как на чёрно-белой фотографии. В её глазах горел огонь, который мог прожечь вас насквозь. Серебряное платье осталось тем же, но теперь оно выглядело скорее зловещим, чем элегантным.
— Здравствуй, Джон, — повторила она грудным голосом, подобным горькому меду. — Я — твоя мать.
Простые слова, казалось, заполнили бар без остатка. Все вокруг замерло и притихло, будто время остановилось в это мгновение. Я не нашёлся, что ответить, да мне и не хотелось. Я готовился к этому долгие годы — а мать вернулась в мою жизнь легко и просто, будто забыла сумочку. Мне следовало быть умнее: уж конечно, встреча произойдёт на её условиях, не на моих. О, сколько обвинений, сколько горьких слов успел я заготовить… Думал, за словом в карман не полезу.
О тех днях, когда мы жили вместе, я ничего не помню, хотя не так уж я был мал. И это она забрала с собой? Но я никогда не сомневался, что узнаю её, едва увижу. Можно ли не узнать собственную мать? Но эту суровую мрачную женщину я видел впервые, вне всякого сомнения. Всё вышло так неожиданно, что разобраться в собственных чувствах мне оказалось не под силу.
Мать улыбнулась. Думаю, она лишь хотела меня успокоить и ободрить, но улыбка вышла угрожающая, как у большой кошки, примеривающейся к жертве.
— Не молчи, Джон, пожалуйста! Поверь, нам есть о чём поговорить до прихода Уокера. Я уже объяснила, зачем притворилась леди Удачей. Начать расследование без этой маски…
— Расследование? А зачем? И при чём тут я? Зачем задавать вопросы, на которые ты знаешь ответы? И кому… Не понимаю.
— Надо было растормошить как можно больше народу, заставить всех думать и говорить о началах Тёмной Стороны, о её предназначении, о том, что изменилось за прошедшие века. И ещё нужно, чтобы ты мог объяснить всем и каждому, почему и с кого всё началось. Тогда они поймут смысл моего возвращения. — Мать не сводила с меня глаз, улыбка стала ещё шире. — Я вернулась, Джон. Столько лет прошло… неужели ты не рад?
— Ты меня бросила.
Она пожала плечами: …
— Это было необходимо. И я не сомневалась, что ты выживешь. Как-никак мой сын.
— И где же ты была столько лет?
— В разных концах Тёмной Стороны, под разными личинами — я изучала положение дел. Тёмная Сторона сильно изменилась. Гораздо сильнее, чем предполагалось. Никто не ожидал ни этого мрака, ни этой… безвкусицы.
— Ты меня любила?
Я и не подозревал, что способен задать такой вопрос. Слова вырвались сами собой.
— Конечно. Поэтому я и оставила тебя с отцом. Ты сохранил человеческую природу и невинность — хотя бы на время.
— Но кто же ты такая?!
— Я — Лилит. Первая жена Адама, не пожелавшая признать его превосходство и изгнанная из рая. Разумеется, это лишь притча, способ упростить чересчур сложную реальность. Ты ведь не думаешь, что я и правда так выгляжу? Ещё одна маска, надетая в память о прошлом, не более того. Будучи твоей матерью, я выглядела именно так, Джон.
— Фенелла Дэвис, — выговорил я или только подумал. Лилит? Моя мать — библейский миф?
— Совершенно верно.
Выглянув из-за моего плеча, подал голос Безумец:
— Лилит — не более чем проекция в наш ограниченный мир особой колоссальной сущности. Это тело — кукла, перчатка, надетая для удобства. На самом деле она… её…
Тут он остановился, не найдя подходящих слов. Вполне возможно, в нашем нехитром рациональном языке нужных слов и не было никогда. Видеть Безумцу дано многое, но сказать — не больше, чем любому из нас.
Безумец замолчал и заплакал. Его затрясло, и вслед за этим заходило все вокруг, как при землетрясении. Между выгибающихся каменных стен, на уходящем из-под ног полу затанцевали столы и стулья. Заиграли переливы странного света, зазвучали непонятные звуки. Расстояния уменьшались и увеличивались, вещи казались близкими и далёкими одновременно, а направления непредсказуемым образом менялись. Когда Безумец утрачивает связь с реальностью, реальность вокруг него сама лишается связности. Сквозь пол вновь пробился дуб Мерлина, достал ветвями до потолка и тут же превратился в башню из выбеленных временем костей; ещё мгновение — и всё пропало. По полу зазмеились трещины, из глубины которых смотрели гигантские глаза, а на самой границе восприятия скреблись странные твари. Твари, которым очень хотелось воплотиться.
— Довольно! — прозвенел голос Лилит, и всё пришло в норму.
Воля моей матери оказалась великой стабилизирующей силой: успокоился не только мир вокруг, но и сам Безумец. Он не только перестал дрожать и плакать, но даже порозовел.
— Ты видишь то, чего смертным видеть не полагается. — Лилит смотрела на Безумца не без теплоты. — Вас сотворили не для таких вещей. Давай я заберу ненужное знание — верну тебе право на невежество и счастье.
— Не надо! — с неожиданной твёрдостью отказался Безумец. — Горькая правда лучше сладкой лжи.
— Но правда убивает тебя, — возразила Лилит.
— Нет. Я привыкаю.
Меня последнее сообщение встревожило. Громко откашлявшись, я заговорил легко и непринуждённо:
— Значит, ты Лилит. Я знаю кое-что о тебе. Старый Пью рассказал, когда был моим учителем.
— Слепой Пью? — оживился Алекс. — Викарий-вольнодумец? Христианский террорист? Он ещё жив?
— Жив, жив… — успокоил его я. — Только не перебивай меня больше, не то мамочка превратит тебя в куклу для чайника.
Алекс немедленно отобрал у меня пустой стакан.
— Всё, хватит! В пьяном виде ты представляешь собой угрозу для общества, Джон.
В другое время я бы с ним поспорил, но только не сейчас.
— Считается, что после изгнания из рая ты была низвергнута в ад, где совокуплялась с демонами и рождала свирепых чудовищ, рыскавших по миру…
— Я была молода, — улыбнулась Лилит. — Ты же знаешь, как это бывает, Джон. В юности бунтуешь, а потом всю жизнь приходится жалеть. Я повзрослела и решила разобраться, что к чему; долго блуждала на разных уровнях реальности, пока не выбрала мир людей. Нельзя сказать, что тогда люди много значили: хватало магических сил и созданий куда более внушительных, а каждую минуту рождалось по легенде. Я сама создала Тёмную Сторону — мир внутри мира — на том месте, которое римляне потом назвали Лондиниумом. Интересный народ эти римляне, самая дикая форма цивилизации. Некоторые из них поклонялись мне; я не возражала. А теперь слушай внимательно, Джон, я дошла до сути дела. Тёмная Сторона была задумана и создана как территория, в дела которой ни небеса, ни преисподняя не могут вмешиваться. Война между добром и злом идёт повсюду, но только не на Тёмной Стороне. Можно сказать, это единственное по-настоящему свободное место на земле. Вышло, правда, не так, как я хотела, но что поделаешь, жизнь есть жизнь… Создание нового мира отняло у меня много сил. Пользуясь случаем, самые серьёзные мои противники объединились и вытолкнули меня в лимб. Мне пришлось покинуть реальный мир, а крупные игроки тех времён получили свободу, в том числе и от моих планов. Я не держу на них зла. Почти все они не дожили до сегодняшнего дня. Да и лимб — не самое скверное место для ссылки. Его и местом-то назвать трудно, поскольку там бытие на уровне возможности: идеи предметов, лишённых формы, ждут воплощения.
— Вроде Перворождённых? — спросил я, больше из вежливости.
— Нет, конечно. По сравнению со мной Перворождённые — как рисунки мелом на доске. Но абстрактная идея сама по себе бессильна и ничего не может. Покинуть лимб мне удалось только тогда, когда кто-то открыл выход снаружи. Не для меня, правда, но ничего… Дорогу открыли для номады по имени Бабалон, олицетворяющей женское начало. Мне не составило труда занять её место. Кто-то из участников ритуала сделал ошибку, которой я и воспользовалась, после чего обратно в лимб меня уже не загнать. Тут бессильны и Могущественные, и Владыки. Я упрятала свой дух в идеализированное тело, образ которого весьма кстати нашёлся в сознании моих незадачливых освободителей, и постаралась исчезнуть. Во-первых, мне хотелось спокойно посмотреть, что изменилось за время моего отсутствия. Во-вторых, ни к чему было привлекать внимание врагов. Я сумела пережить многих, но не всех, и требовалось время, чтобы набраться сил. Окончательно восстановившись, я разыскала самого толкового из тех, кто по ошибке призвал меня в этот мир, того, кому открылась хотя бы часть истины — и родила от него сына. Ребёнок привязал меня к реальности. Меня тогда звали Фенелла Дэвис… Детей у меня раньше не было. Плоть от моей плоти, дух от моего духа… Очень хотелось посмотреть, что из тебя получится. К тому же мне понравилось быть человеческим существом и матерью. Это роль, для которой меня когда-то сотворили. А потом Чарльз узнал. Кто-то рассказал ему; до сих пор не знаю кто. Пришлось сорваться с насиженного места и исчезнуть — ради тебя. Если бы мои противники заподозрили, кто ты такой, тебе пришёл бы конец. Сам Чарльз, разумеется, не стал бы болтать — человека, вернувшего в мир Лилит, неизбежно нашла бы скорая и верная смерть. К тому же он не сомневался, что найдёт способ отправить меня обратно. Но твой отец оказался в полном одиночестве: Генри к тому времени забрался слишком высоко, а Марк тоже не обрадовался бы — ведь именно он нашёл когда-то Фенеллу Дэвис. Чарльз не мог доверять никому — даже собственному сыну. Бедный Чарльз… Я так и не знаю, кто рассказал ему. Но кто бы это ни был, он молчит — знает, что я сделаю с ним, едва он объявится… Но сегодня я наконец так же сильна, как раньше! Крупные игроки, напротив, ослаблены войнами ангелов; я всегда знала, что Нечестивый Грааль расшевелит это болото. Для меня настало время сделать Тёмную Сторону такой, какой её задумали. Она должна стать проще и чище. Без сомнения, погибнет много народу, но нельзя приготовить омлет, не разбив яйца!
Лилит улыбнулась нам, ожидая комментариев. Перед моими глазами лишь стояла мёртвая пустыня, открывшаяся во временном сдвиге. Таково её представление о чистоте и простоте? Или это означало, что всё пошло неправильно и планы провалились? Что Могущественные и Владыки вступили в бой с моей матерью и обе стороны проиграли войну?
— Нет, — произнёс я твёрдо и холодно. Взгляды присутствующих обратились на меня. — Обойдёмся без опытов. Я видел, во что превратится Тёмная Сторона благодаря тебе… и мне тоже. Лучше нам обоим погибнуть. Я позабочусь об этом, если не будет другого выхода.
— Острее змеиного зуба — Лилит покачала головой.
— И яблочко от яблони недалеко падает, — произнёс знакомый голос.
Ну конечно, Уокер. Джентльмен до мозга костей, как всегда, спокойный и невозмутимый. Сойдя с последней ступеньки металлической лесенки у двери, он приподнял свой котелок, приветствуя Лилит.
— Стучаться в дверь, стало быть, больше не принято, — горько пожаловался Алекс — Пора подумать о колючей проволоке и противопехотных заговорах.
— Ты, конечно, не надеялся всерьёз, что Владыка Терний сможет долго водить меня за нос? — обратился ко мне Уокер. — Тем более когда дело не терпит отлагательства.
— Решительный шаг с твоей стороны — явиться сюда в одиночку, — заметил я — на грани безрассудства, можно сказать. Твой знаменитый голос — слабое оружие против из нас.
— Вот почему я позаботился о подкреплении, Джон, — улыбнулся Уокер.
По стальным ступенькам загремели шаги, и мгновение спустя Уокер стоял посреди бара во главе небольшой армии. Среди боевых магов попадались и знакомые лица, но сегодня людей было слишком много. Профессиональные бойцы, хладнокровные убийцы — власти посылают их вперёд, когда надо втоптать противника в землю. Внушительное зрелище, но моим вниманием завладели два последних гостя.
Гордо подняв голову, по лесенке спускалась Заноза с видом королевы, решившей посетить скотобойню. Меня она наградила улыбкой, не предвещавшей ничего хорошего. Следом за ней шествовал мой старинный враг слепой Пью — воин Христов в сером плаще поверх рясы, высокий, широкоплечий, с львиной гривой седых волос и с простой серой повязкой на глазах. Нисходит в мир греха уверенно и смело, заключив договор с дьяволом по имени Уокер. Он повернул в мою сторону крупную благородную голову и холодно кивнул, закованный в броню своей суровой веры.
— Прошу прощения, что нас не так много, — сказал Уокер, снимая пылинку с рукава — Большая часть моих людей отрабатывает жалованье, отвлекая Владыку Терний на случай, если он захочет вмешаться и спасти ваши никчёмные душонки. Боюсь, для тебя это конец пути, Джон Тейлор. Раз за разом я давал тебе шанс. Но чаша терпения властей переполнилась: сегодня вы все умрёте, ибо нельзя путаться под ногами до бесконечности. — Уокер помолчал, глядя на Лилит. — Фенелла… Мои старые грехи преследуют меня. Я с удовольствием уничтожу тебя.
— Мне жаль тебя, Генри. Как всегда, ошибаешься, делая ставку на мечту.
Я смотрел на старого Пью, позабыв об остальных. Некоторое время он мялся и теребил воротник, ощущая мой взгляд, потом вызывающе расправил плечи. Я глядел на жёсткие складки в углах его рта и не знал, что сказать, чтоб убедить его. Но всё же я должен был попытаться.
— Здравствуй, Пью. Зачем тебе этот вертеп беззакония?
— Я имею дело с грешниками и должен идти туда, где грех. Пришло время уплатить по счёту и примириться с богом, Джон.
— Ты и в самом деле пришёл убить меня, Пью?
— Да. И спасти твою душу, если сумею. Когда-то она того стоила.
— Здесь моя мать. Ты ведь знаешь её?
— Конечно. Всегда знал. Я отдал свои глаза за знание, я рассказывал тебе. Это я открыл твоему отцу, на ком он женился. Тогда я верил, что спасение для тебя ещё возможно.
— Так вот кто разрушил мою семью! И мою жизнь в придачу!.. — Я рассвирепел.
— Тебе не следовало появляться на свет, Джон. — Голос слепого Пью казался почти добрым. — Мне давно следовало тебя убить, и теперь приходится расплачиваться за слабость. Нет радости в том, чтобы убить достойного противника.
— Не трожь моего сына, проповедник!
Пью вытянул руку, указывая пальцем на Лилит, и начал произносить заклинание. Мне оно было отчасти знакомо по древним пергаментам и запретным книгам. Ритуал изгнания нечистой силы очень древний и сложный. Латинские, арамейские и коптские слова, исполненные силы, тщетно сотрясали воздух. Лилит рассмеялась, и сбитый с толку Пью остановился.
— Старая песня, — улыбнулась она — Христос таким образом загнал легион демонов в свиней. Но я гораздо старше, и это заклинание не имеет надо мной власти.
— Тебе не выстоять против меня! Я говорю во имя Господа!
— Мы никогда не ладили…
Лилит небрежно шевельнула рукой, и Пью взлетел в воздух. Набрав скорость, он врезался в каменную стену так, что затрещали кости. Скорчившись, старый воин сполз на пол; изо рта полилась кровь. Смех Лилит зажурчал, как прозрачная вода в горном источнике. Я сорвался с места и подбежал к старику. Я положил благородную седую голову на колени; кровь залила белое пальто. Нет никого ближе друзей, нет никого ближе семьи — если не считать врага, который рядом всю жизнь. Пью дышал тяжело и неровно, брызгая кровью из пробитых сломанными рёбрами лёгких, Серая повязка упала и открыла пустые глазницы.
— Джон?
— Тише, тише… Я здесь, Пью.
— Гордыня… Смертный грех. Я думал, что справлюсь…
— Тише…
— Должен был убить тебя… раньше.
— Понимаю.
— Ты был ребёнком, и я надеялся тебя спасти. Ты вырос и так старался жить достойно… Я по-прежнему надеялся. Когда ты покинул Тёмную Сторону, я решил, что это знак. Хотелось верить… А потом ты вернулся. Зачем, Джон?
— Тише, Пью. Молчи.
— Знал, что ты меня погубишь. Всегда хотел… отвести тебя к свету. Там сила… и слава Господня…
Я свирепо глянул на Лилит:
— Сделай что-нибудь! Это достойный человек, и он не заслуживает такой смерти!
— Привыкай быть сильным, мой мальчик. Ты должен уметь делать то, что необходимо.
Я был готов пообещать ей что угодно, готов грозить и умолять, но не успел: Пью умер.
— Зачем тебе понадобилась его жизнь? Разве тебе нужно…
— Я сама решу, что нужно, а что нет! — перебила меня Лилит. — Забудь об абстрактном добре и абстрактном зле. То, что хорошо для Тёмной Стороны, — благо, что плохо для неё — зло. Пошли, сынок, пришло время многому научиться.
Последние слова послужили сигналом к атаке. Люди Уокера бросились вперёд, сосредоточив усилия на Грешнике и Сладкой Отраве. Воздух сгустился от заклинаний и вспышек магической энергии. Боевые маги размахивали амулетами, жезлами и костями-указателями. Мебель разлеталась в щепки, но Грешник и его возлюбленная стояли твёрдо. Алекс Морриси спрятался под стойкой, утащив с собой Безумца Он что-то кричал о магической защите Мерлина, которая должна вот-вот сработать, но я не обольщался. Уокер — это голос властей, а Мерлин — мёртвый колдун. По крайней мере, пока он спит.