Грин Саймон. Охотник за смертью: Честь

   — Прошу прощения за беспокойство, сэр Дезсталкер, — начал молодой человек. — Мне поручено сообщить, что кое-кто в этом зале желает с вами познакомиться.
   — Кто же это?
   — Леди Констанция Вольф. Она хочет поговорить с вами. Дело очень срочное и важное для вас обоих. Позвольте вас проводить к ней?
   — Констанция Вольф? — настороженно переспросила Хэйзел. — Что-то не припомню. А кем она приходится Валентину?
   — Мачехой, — ответил Оуэн. — Она вышла замуж за отца Валентина, Якоба, когда тот уже был на склоне лет. Теперь, когда Валентин бежал, Дэниэл пропал, а Стефания себя дискредитировала, Констанция возглавила Клан Вольфов. Прежде мне никогда не доводилось с ней встречаться. И я очень сомневаюсь, что у нас найдутся общие темы для разговора. Но между тем все же лучше узнать, чего она хочет. Вдруг ей известно что-нибудь такое, что нам может пригодиться. Никогда нельзя сбрасывать со счетов такую возможность.
   — Смотри в оба, — предупредила его Хэйзел. — Как бы там ни было, она все равно Вольф.
   Улыбнувшись, Оуэн кивком попрощался с Тоби и Флином, и молодой аристо сопроводил его через толпу к месту, где ожидала Констанция Вольф. Как обычно, она находилась в окружении многочисленных поклонников, которые представляли все слои имущественного класса — от сливок высшего общества до просто очень богатых. Констанции едва исполнилось двадцать, и она была очень красива. Казалось, самой природой ей было предназначено вращаться в тех кругах, где ценят женскую красоту. Высокая и светловолосая, Констанция своим обликом походила на богиню. Однако, несмотря на несмолкающее вокруг веселье, точеное личико молодой особы оставалось холодным и безучастным. Иногда она улыбалась, но улыбка выходила натянутой и формальной. Увидев Оуэна, Констанция встрепенулась, и на мгновение ему даже показалось, что в глубине ее голубых глаз появилось нечто, похожее на облегчение. Она извинилась перед своими поклонниками и двинулась Оуэну навстречу.
   Оуэн поприветствовал ее кивком головы, а Констанция в ответ сделала реверанс. Не поворачивая головы, она дала жестом понять, что молодой аристо может идти. Тот отвесил поклон и неохотно отошел, присоединившись к небольшой группе поклонников. Те при его появлении снизили тон разговора, так как, по-видимому, принялись обсуждать нечто достаточно личное, не переставая время от времени бросать на Оуэна неприязненные взгляды.
   Оставшись с Оуэном наедине, Констанция облегченно вздохнула.
   — Это Перси Фьюри, — начала она. — Он меня обожает, и я бесстыдно этим пользуюсь. Видите ли, после смерти моего мужа Якоба мне слишком часто приходится слышать от разных мужчин признания в любви. Так что даже самые искренние из них весьма трудно принимать всерьез. Когда ты богат и имеешь высокое положение в обществе, то становишься предметом всеобщего обожания. Вы и не представляете, сколько лести меня окружает. Но я всегда любила только одного человека, м. моего дорогого Якоба, и после его смерти ничего не изменилось. Однако в наше беспокойное время, когда Империя пребывает в вихре перемен, одинокой женщине тяжело прожить без могущественных покровителей и друзей. Поэтому мне приходится терпеть их вокруг себя и время от времени поощрять улыбкой или кивком. Пока они думают, что у них есть шанс меня обольстить, я могу пользоваться их расположением. Моих врагов они считают своими врагами, а стало быть, я могу рассчитывать на некоторую защиту, если не сказать безопасность. Надеюсь, вас не слишком шокирует моя искренность, сэр Дезсталкер?
   — Нисколько, — ответил Оуэн, который на удивление был ею очарован. — Подобная откровенность — довольно редкое явление в наш век и тем более в наши дни. Возможно, вы столь же откровенно объясните, что, собственно, я могу для вас сделать.
   — Умоляю, разберитесь с Валентином! Он всегда был позором Клана Вольфов. У меня есть основания полагать, что он убил своего отца.
   — Правда? — Оуэн поднял бровь. — Этого я еще не слышал. Хотя не скажу, что очень удивлен. Я всегда считал, что Валентин способен на нечто подобное.
   — В настоящее время я представляю Клан Вольфов, — продолжала Констанция. — Несмотря на то что я стала его членом не с рождения, а лишь в результате замужества, возглавить его, кроме меня, некому. Однако управлять Кланом, на котором лежит такое пятно, весьма трудно. И, хотя мои люди продолжают лояльно относиться ко мне, равно как и к моей Семье, терпение их не безгранично. Мне нужна ваша помощь, сэр Дезсталкер.
   — Чем же я могу вам помочь? Должно быть, вы заметили, что я не слишком популярен среди властей предержащих. Если у меня и есть какое-то влияние, то оно строго ограничено.
   А если вам нужен личный охранник, то позвольте заметить, что после завершения Восстания многие бравые воины остались не у дел. Так что личную охрану вы можете обеспечить себе без особого труда.
   — Нет, вы не так меня поняли. — Констанция нахмурилась и медленно покачала головой. — Я вовсе не этого от вас прошу. Мне неловко говорить, сэр Дезсталкер, но, пожалуйста, простите меня и позвольте начать издалека.
   — Да, конечно. Только, прошу вас, называйте меня Оуэном. Я не из тех, кто чтит формальности. Констанция невольно улыбнулась.
   — Да, я слышала. Очень хорошо. Это значительно упрощает дело. Зовите меня Констанцией.
   На мгновение она отвернулась, чтобы собраться с мыслями, а когда вновь взглянула на Оуэна, лицо ее выражало спокойствие и решительность.
   — Моя жизнь сложилась не так, как я себе представляла. Уверена, вы понимаете, что я имею в виду. Когда я выходила замуж за Якоба Вольфа, то думала, что навсегда определила свой жизненный путь. Я собиралась родить и вырастить наших детей и до конца дней быть ему верной спутницей жизни. Но вдруг его не стало. Его убили, и на нашу Семью посыпался удар за ударом. Кончилось тем, что я осталась одна. Мне пришлось самой нести ответственность за свою жизнь, к чему я совсем не привыкла. Меня никогда не учили этому. Поэтому я вынуждена была приобретать опыт по ходу дела. Удивительно, на что бывает способен человек, когда обстоятельства вынуждают его. Так произошло со мной. Я научилась отвечать за себя и свою жизнь. Я быстро повзрослела. Когда за порогом тебя ждут нищета или смерть, а порой и то, и другое вместе, приходится быстро взрослеть. Тяжелая жизнь закалила меня. Но она также сделала меня безжалостной и жестокой. Словом, такой, какой мне быть не очень хотелось бы. Видите, Оуэн, как много у нас с вами общего. Именно поэтому я хочу, чтобы вы на мне женились.
   Оуэн остолбенел. Когда он шел на встречу с Констанцией, то прикидывал в голове самые разные варианты их разговора. Ожидал услышать все что угодно, только не то, что услышал. Искушение повернуться и уйти, растворившись в толпе, было слишком велико, и подавить его стоило немалого труда. Спасаться бегством вообще было не в его правилах, не говоря уж о том, что это выглядело бы дурным тоном. Поэтому Оуэн не без усилия заставил себя закрыть рот и тяжело сглотнул.
   — Почему я? — наконец выдавил он. Пожав плечами, Констанция ответила:
   — Вполне понятно, что я должна выйти замуж. После долгих раздумий я пришла к выводу, что лучшей кандидатуры, чем вы, мне не найти. У нас очень много общего. Мы оба — выходцы из старинных и почитаемых родов. К тому же мне нужен человек, которого не коснулись зло и коррупция. К сожалению, пороки захлестнули почти весь наш класс. Мне нужен тот, кому я могла бы доверять. Конечно, я понимаю, это будет не любовный союз. Но мы с вами обязаны вступить в хороший брак и продолжить свой род. Вы снова сможете прославить свою Семью. А я буду гордиться тем, что стала одной из Дезсталкеров.
   Констанция замолкла и выжидающе посмотрела на Оуэна. В такой переделке он еще не бывал и в первый раз в жизни растерялся.
   — Я знал Якоба Вольфа, — после несколько затянувшегося молчания наконец произнес он. — У моего отца… были с ним какие-то дела. Сколько помню, я никогда его особенно не интересовал.
   Констанция улыбнулась.
   — Якоба вообще мало кто по-настоящему интересовал. Он был тяжелым человеком. Иначе и быть не могло. Но я знала другого Якоба. С этой стороны он никогда никому не открывался, даже собственным детям. А может, в первую очередь им. У него был сильный и неколебимый характер. Он всегда стоял насмерть за свои убеждения. Почти как вы, Оуэн.
   — Постойте, постойте! — Оуэн протестующе замахал руками. — Меньше всего я похож на Якоба Вольфа. Что-что, а это нам с вами известно наверняка. Я никогда не хотел стать воином. Я был тихим ученым и оставался бы им до сих пор, если бы Лайонстон в свое время не объявила меня преступником. Меня захлестнула волна Восстания. Ее отголоски вынуждают меня идти тем же путем по сей день.
   — То, что к подобным достижениям вас привели столь горестные обстоятельства, лишь делает вам честь, — возразила Констанция. — Но Восстание закончилось. Чем же вы намерены заниматься дальше) Вернуться к жизни простого историка вы не сможете — все равно что бабочке вновь обратиться в гусеницу. Пусть охота за преступниками сейчас отвечает вашей насущной потребности, однако на этой профессии нельзя строить свою жизнь. Нравится вам или нет, для многих людей вы стали символом чести. Они мечтают, чтобы вы возглавили Империю. А значит, вам придется заняться политикой. В противном случае вы выиграете бой, но проиграете сражение. Не затем же вы прошли через ужас войны, чтобы вместо Лайонстон на престол попал еще больший злодеи?
   — Нет, — согласился Оуэн, — этого я не хочу. Однако меня совершенно не интересует власть. И никогда не интересовала.
   — Именно такие, как вы, и становятся лучшими политиками, — парировала Констанция. — Тех, кто рвется к власти, надо гнать в три шеи. Политика — дело долга, а не желания. Вы нужны Империи.
   — Если б вы знали, сколько раз мне приходилось это слышать, — произнес Оуэн, — от самых разных людей. Правда, у каждого из них различные представления о том, что я буду делать, когда приду к власти. Я лично всегда думал, что, как только закончится Восстание, мне удастся освободиться от этого бремени. Ни трон, ни корона меня совершенно не интересуют. Я мечтал отойти от всего, что связано с кровью и смертью, и вновь предаться привычной жизни. Но я ошибся. Долг будет преследовать меня до последнего вздоха, как старика у моря, который, единожды поймав рыбу, больше не смог оставить это занятие.
   — Или как в легенде о красных башмаках, — кивнув ему в ответ, подхватила Констанция, — которые способны превратить вас в первоклассного танцора. Да только надев их один раз, уже никогда нельзя их снять, равно как нельзя перестать танцевать. Когда я впервые услышала эту историю, то для себя решила: если мне когда-нибудь придется оказаться в таком положении, то я буду танцевать настолько красиво, насколько это возможно. Тогда не придется вспоминать о нависшем надо мной проклятии — я буду целиком поглощена танцем. Идите в политику, Оуэн. Становитесь государственным мужем. Совершите какой-нибудь новый и восхитительный поворот в своей судьбе. Я смогу быть вам неплохим советчиком. Смогу направлять вас и знакомить с нужными людьми. Мы с вами составили бы хорошую партию
   — Вами движет нечто большее, чем восхищение мной, — осененный внезапной мыслью, произнес Оуэн. — Помимо того, что вы желаете отделаться от Клана Вольфов, у вас наверняка есть более серьезные соображения. Вы чего-то боитесь. Чего-то вполне определенного. Чего же именно?
   — Прекрасно, Оуэн. Вы не обманули моих ожиданий и оказались на редкость проницательны. Блю Блок обрел реальную власть и подчинил себе Кланы. Он диктует, а все остальные слушают и выполняют. Он выдвигает предложения, и все остальные тотчас с ним соглашаются. Я не доверяю Блю Блоку. Не доверяю тому, что им движет. И хочу освободиться от его влияния. Я также хочу, чтобы от него освободились все Семьи. Но они разобщены и охвачены страхом. Им нужен герой, за спиной которого они могли бы объединиться. Они готовы принять вас, даже несмотря на вашу позицию во время Восстания. Потому что понимают — вы боролись не столько против Кланов, сколько против Лайонстон. А вендетту они уважают и всегда с пониманием относились к амбициям. В конце концов, вы такой же, как они, потомственный аристократ.
   — Нет! — резко прервал ее Оуэн. — Я совсем не такой, как они. Я сражался не только ради того, чтобы свергнуть Лайонстон. Я боролся против самого порядка, на котором держалась ее власть. Я видел зло и ужасы, в которых повинны Семьи. Видел, какую ужасную жизнь приходилось влачить народу ради того, чтобы горстка избранных аристократов купалась в роскоши.
   — Вы изменились. Но и они тоже. Так помогите же им. Верните Кланам истинное предназначение. Помогите стать такими, какими им следует быть. А предназначено им быть руководящей силой Империи, чтобы вернуть ей былую мощь и могущество.
   — Даже не знаю, Констанция, что вам сказать. Большинство считает, что сейчас аристократу место в гробу,
   — Но в вашей власти изменить это положение, Оуэн, — парировала Констанция. — У аристократии слишком большой положительный потенциал, нельзя позволить ему кануть в Лету. Мы унаследовали от предков самое лучшее. Наша порода постепенно оттачивалась, совершенствуясь с каждым новым поколением. Неужели вы хотите, чтобы род Дезсталкеров прервался? А если нет, то вам нужно жениться на таком же, как вы, аристократе. Чтобы было кому передать фамильное наследство. В противном случае вы предадите свой Клан. — Она посмотрела на Оуэна изучающим взглядом. — Мы представляем довольно большую силу даже сами по себе. А вместе могли бы создать Семью, которая стала бы непобедимой.
   — Нет, — замотал Оуэн головой, — я вас совсем не знаю. Я не люблю вас.
   Она улыбнулась.
   — У нас будет возможность узнать друг друга получше. Но то, что я о вас слышала, пришлось мне по душе.
   — Видите ли, Констанция. Я всегда считал, что должен жениться по любви или не жениться вовсе. Мне нужен настоящий брак, а не выгодная сделка.
   — Любви, Оуэн, я вам обещать не могу. Не уверена вообще, что смогу когда-нибудь полюбить. Мой брак был обговорен без моего участия, и когда мы с Якобом стали мужем и женой, я совершенно его не знала. Но чтобы поддерживать друг друга и быть друзьями, нам не обязательно любить. Хотя, возможно… со временем придет и любовь. — Кокетливо склонив голову набок, Констанция задумчиво смерила его взглядом. — Или в вашей жизни уже есть любовь? В средствах массовой информации нередко встречаются прямые намеки на ваши отношения с Хэйзел Д'Арк. Довольно опасная особа. В том, что она герой Восстания, ни у кого сомнений нет. Но вы должны отчетливо представлять себе, что никогда не сможете на ней жениться. Вы выходцы из разных кругов, и это будет всегда довлеть над вами. Что бы там ни пели в песнях, любовь не сможет ее укротить.
   — Хэйзел и не говорила, что любит меня, — запинаясь, произнес Оуэн, словно сомневался, стоит ли говорить с Констанцией на эту тему. — Мы были близки настолько, насколько могут вообще быть близки два человека. Везде, куда ни бросала нас судьба, мы сражались бок о бок. Смотрели смерти в глаза и дальше больше, чем смерти. Но, несмотря на это, она никогда не говорила, что любит меня.
   — Я могу родить вам детей, — продолжала Констанция. — Вырастить их и сделать частью Клана Дезсталкеров. Разве она может сделать это для вас?
   — Нет, — твердо ответил Оуэн. — Полагаю, не может. Что ж, прекрасно, Констанция. Я согласен. Мы поженимся. За время отсутствия у меня накопилась масса дел. Надеюсь, вы в состоянии взять на себя все необходимые хлопоты, связанные с организацией свадьбы?
   — Разумеется, — согласилась Констанция, — я обо всем позабочусь сама. Если хотите, можете поцеловать меня прямо сейчас.
   Она приблизилась к нему вплотную и поцеловала. Это был очень ласковый, даже несколько робкий поцелуй. Но Оуэн почувствовал, что вместе с ним меняется вся его жизнь, как будто он предал себя власти будущего, которое весьма смутно себе представлял. Казалось, завершилась очередная глава его жизни и началась другая. Он был почти уверен, что принял правильное решение.
   Немного отпрянув, они некоторое время продолжали смотреть друг на друга, при этом руки Оуэна несколько задержались на бедрах Констанции. Она глядела на него открыто, словно не испытывала ни тени смятения или сомнения, вверяя свою судьбу в его руки. Наконец Констанция отступила назад. Она улыбнулась ему и, согласно этикету, сделала реверанс, после чего двинулась в сторону толпы, оставив Оуэна одного. Окружающие стали разглядывать его с особым интересом, и он это чувствовал. Хотя в данный момент думал только о том, как ему преподнести эту новость Хэйзел Д'Арк.

 
   В поисках более или менее уединенного местечка Хэйзел забрела в бар. Переливающаяся кафельная плитка, длинная деревянная стойка и многочисленные ряды бутылок выглядели уютно. Отыскав среди присутствующих Джека Рэндома и Руби Джорни. Хэйзел присоединилась к их компании. Пребывая в дружеском молчании, все трое пили, однако никто из них не выглядел особенно счастливым. На Джеке был синий комбинезон, который выгодно подчеркивал его крепкую фигуру. Джека наградили множеством разных медалей, но он никогда их не носил. Руби сверху была облачена в белый мех, а под ним, как всегда, в черную кожу. Объясняя подобное пристрастие, она говорила, что это помогает ей не забывать, кем она была. Однако это не мешало ей обвешивать себя всякого рода ювелирными украшениями из золота и серебра; стоило Руби слегка пошевелиться, как коллекция из драгоценных металлов приходила в движение и начинала клацать и бренчать. Все трое пили самое крепкое бренди, которое отыскали в баре. У каждого была своя бутылка, и никто из них не разменивался на такие мелочи, как бокалы. Бармена явно шокировало столь бесцеремонное обращение с хорошим бренди, но ему хватило здравого смысла промолчать. Он прекрасно понимал, с кем имеет дело, и потому действовал по принципу: хочешь жить — держи язык за зубами.
   — Один из минусов, которые мы с вами приобрели в Лабиринте, — с грустью в голосе произнес Джек, — приходится заливать в себя чертовски много выпивки, чтобы от нее был хотя бы малейший толк. А без нее не обойтись. Посмотришь, какое чудо мы сотворили с нашей Империей, и сразу понимаешь, что созерцать столь ужасное зрелище на трезвую голову нельзя.
   — Вот именно, — подхватила Руби. — Однако есть и плюсы. По крайней мере мы можем позволить себе самый качественный алкоголь. Но, сказать по правде, то, что мы сейчас пьем, не слишком отличается от дерьма, что я употребляла прежде.
   — Ты, Руби, в этом деле ничего не смыслишь, — сказал Джек. — Неправда, — возмутилась та, — просто я говорю откровенно!
   Между ними едва не возникла очередная перепалка, и Хэйзел, чтобы предотвратить ее, быстро направила разговор в другое русло.
   — Итак, ребята, чем вы занимались, пока мы с Оуэном гонялись за преступниками? Наверно, все дела, дела?
   — Да уж, дел нам хватает, — ответил Джек. — С тех пор как я стал проводить в жизнь программу нейтрализации аристократии, мне от нее отбою нет. Всякий раз, стоит какому-то аристо лишиться поддержки, он тотчас мчится ко мне, да еще норовит притащить с собой брата. А у меня своих проблем выше головы. Например, как сделать новую политическую систему централизованной и управляемой практически одним лицом. Люди возлагают на меня массу надежд. Благодаря Восстанию легенды обо мне достигли грандиозных размеров. Людей смущало наличие двух Джеков Рэндомов, и они решили, что герой должен быть один. Поэтому приписали все слухи мне. А в них большей частью чистый вымысел и ни грамма правды. Но никто из них не знает меня таким, каков я есть на самом деле, просто верят этой проклятой легенде. И, верно, поэтому думают, что я могу им чем-то помочь, разрешить их проблемы. А когда понимают, что сделать этого я не в состоянии, им еще хватает наглости на меня злиться! — Джек сделал большой глоток из бутылки. — Хотя, насколько я знаю, легенды обо мне не идут ни в какое сравнение со слухами, которые ходят о Руби. Я сам видел, как при виде нее люди начинают креститься.
   — И правильно делают, — быстро подхватила Руби. — В половине случаев мне даже не приходится расплачиваться за покупки. Я просто вхожу в магазин, с грозным видом показываю пальцем на то, что мне нужно, и они уже готовы мне все отдать. Могу поспорить, что за этот бренди нам здесь тоже не придется платить. Думаю, достаточно одного хорошего взгляда, чтобы бармена бросило в жар.
   — Ловлю тебя на слове, — произнесла Хэйзел.
   При этих словах она бросила взгляд на Оуэна, который все еще говорил с Констанцией Вульф, что явно не прибавило ей настроения.
   — Интересно было бы знать, о чем это он беседует с Очаровательной Мисс Совершенство? — продолжала она. — Терпеть не могу, когда Оуэн болтает со всякими аристо. Он слишком легко поддается влиянию.
   — А в чем, собственно, дело? — осведомилась Руби. — Почему ты беспокоишься? Боишься, что его уведут от тебя?
   — Ничуть, — фыркнула Хэйзел. — Нас связывают столь крепкие узы, что другим и не снились.
   — Ну да, конечно, — поддакнула Руби. — Надеюсь, ты уже затащила его в постель?
   — Не твое дело!
   — Значит, еще нет.
   — Для него это слишком много значит, — продолжала Хэйзел. — Он относится к таким вопросам чересчур серьезно. Если это произойдет, он сразу заведет разговор о доверии, начнет строить планы относительно дальнейшей совместной жизни. А я к этому пока не готова.
   — Хотел бы я дожить до того времени, когда ты станешь готова, — заметил Джек.
   — Тебе бы тоже не мешало заткнуться, — оборвала его Хэйзел.
   — И все же, детка, советую тебе поторопить события, — спокойным голосом проговорила Руби, — а то как бы не пришлось жалеть. Глядишь, кто-нибудь уведет его у тебя прямо из-под носа. Я сама была бы не прочь за ним приударить. Классное телосложение, отличная задница и ко всему такой невинный взгляд. Как посмотрит на меня, сразу руки начинают чесаться.
   — Держи-ка ты свои руки подальше от него, — твердо произнесла Хэйзел. — Всякий, кто положит глаз на Оуэна, будет лететь далеко и долго. Гарантирую.
   — Скажи, ты любишь его? — не унималась Руби.
   — У нас… взаимопонимание.
   — Взаимопонимание не согреет по утрам в постели. Просто ты боишься идти на сближение, Хэйзел. Панически страшишься брать на себя какие-нибудь обязательства. У тебя с этим всю жизнь были проблемы.
   — Особенно приятно услышать это от человека, который сам ни разу не связывал себя ни с кем никакими обязательствами.
   — Мы говорим не обо мне, — так же спокойно продолжала Руби, — а о тебе. И об Оуэне. Ты же знаешь: он не будет вечно вертеться вокруг тебя. Вас свела война, но она кончилась. Он — самое лучшее, что тебе уготовила судьба, Хэйзел. И ты будешь последней дурой, если упустишь его. Я права, Джек?
   — Меня лучше не спрашивайте. Я до сих пор не могу разобраться, какие у нас должны быть отношения. И, несмотря на то что я был неоднократно женат, ни в одном из браков отношения не складывались. Работа профессионального мятежника пожирает тебя целиком, больше ни на что не остается времени. Ты не можешь уделить кому-то достаточно внимания, как бы сам того ни хотел.
   — Но ведь все закончилось, Джек, — промолвила Хэйзел.
   — Думаешь, я этого не заметил? — Он поднес бутылку к губам, однако неожиданно поставил ее на место. — Я был человеком, который противостоял Системе. Любой Системе. Я знал точно, кто я и что должен делать. Знал свое предназначение перед лицом Лайонстон и коррумпированной Империей. Теперь и с той, и с другой покончено. Что мне делать дальше, я не знаю. Меня это чертовски беспокоит.
   — Тебе всего лишь нужно обучиться вести войну другого рода, — вступила в разговор Руби, — которая называется политикой.
   — Я слишком старый пес, чтобы обучаться новым трюкам, — сказал Джек. — В результате мне приходится торчать на проклятых встречах, совещаниях и прочих мероприятиях, стараясь примирить заклятых врагов, пока те не вцепились друг другу в глотки. Конца и края этой хреновине не видно. И я нередко задаю себе вопрос: есть ли вообще от этой деятельности хоть какой-то толк? — Он глубоко вздохнул. — Пожалуй, я был бы не прочь податься в охотники за преступниками вроде вас с Оуэном, но меня никак не покидает ощущение, что, стоит мне выпустить из-под контроля то, что сейчас творится в Империи, все здесь развалится к чертям. Видите ли, народ мне доверяет. Для него я — легендарный профессиональный мятежник. Человек, который в конце концов предоставил им свободу. Не могу же я взять и сказать им, что меня воротит от их каждодневных проблем.
   — Понимаю, — глубокомысленно кивая, подхватила Руби. — Нас испортил успех. Возьмем, к примеру, меня. В конце концов я получила богатство, о котором всю жизнь только мечтала. Такое богатство, что я не могу его толком оценить. Когда мне присылают счета, просто диву даешься, какие в них огромные цифры — никогда не знала, что такие вообще бывают. А делать-то для этого мне приходится совсем не много. Отыскать какого-нибудь богатенького преступника, выяснить, где тот припрятал награбленное добро, и конфисковать его. После чего передать Парламенту и получить комиссионные. Собственно говоря, всю основную муторную работу выполняют за меня компьютерщики — их в моем распоряжении предостаточно. Так вот, они отслеживают место, где ублюдки прячут деньги и драгоценности, после чего в дело вступаю я. Нагрянув как снег на голову, я беру негодяя, что называется, тепленьким. Во время ареста почти никто не оказывает сопротивления. Если мне удалось прорваться через охранную систему, сражаться, как правило, не приходится. Бывает, что стоит мне войти, как некоторые тут же начинают рыдать.