— САМОЕ ГЛАВНОЕ — ОСЕВОЙ ЗАПОР.
   — Все, что угодно! Ты получишь все, что угодно. Как только я получу плату.
   — НАДЕЮСЬ, ЭТО БУДЕТ ДОСТАТОЧНО СКОРО, КАПИТАН. ДЛЯ МЕНЯ БЫЛО БЫ УЖАСНО ПОДВЕСТИ ТЕБЯ.


9


   Неожиданно в небе расцвел белый огонь — хризантемы на бархате — и превратился черно-красный. Голубые вспышки магнезии спиралью взвились в зябкую ночь. Над всеобщим весельем и суматохой в темпе стаккато трассировали всплески багряного света. На берегу канала толклись маленькие фигурки со столбиками огня, перескакивая из лодки в лодку, ускользающий огонь подхватывал их тени, отбрасывая их в разные стороны, и тени прыгали по стенам зданий, расположенных на другом берегу. Сквозь стекло снизу доносился приглушенный звук рожков и пьяные приветственные возгласы.
   Табита Джут стояла, слегка покачиваясь, в окне квартиры Марко Метца в пентхаусе, и смотрела вниз на бренные останки карнавала в Скиапарелли. Неужели они никогда не отправятся по домам спать?
   Табита ткнула в силовое поле, препятствовавшее проникновению холода. Поле вяло укусило ее за палец. Окно было от потолка до пола, генераторы поля — безмолвны и невидимы. Играла музыка. Табита попыталась опереться на поле.
   — Не надо этого делать, — сказал Марко. — Ты только что сюда пришла.
   Он подошел к ней сзади, положил одну руку ей на плечо, вторую — на талию, прижался губами к ее шее.
   Табита повернулась и очутилась в его объятиях. Она прильнула губами к его твердым губам, прижалась к его крепко сбитому маленькому телу.
   Марко поцеловал ее в щеку и шепнул ей на ухо:
   — Может быть, тебе лучше снять жакет?
   — Может быть, — ответила Табита. Она была совершенно разбита. Казалось, все стремительно несется вперед, и она легко металась во времени, как ригелийская сильфида. Все было таким блестящим, покрытым серебряной пленкой. Она стряхивала звездную пыль со своих ног. Она потянулась к своему великолепному мужчине, но он повел себя очень практично и взял ее сумку — ее сумку.
   — Я просто положу ее здесь, — сказал он и отнес ее на столик, представлявший из себя просто низкую длинную плиту из какого-то прозрачного материала. — Слушай, что у тебя там набито, ты специализируешься на поднимании тяжестей?
   — Я подбираю вещи, — ответила она, — во время своих странствий. Я подбираю странные вещи, — сказала она, глядя на него. Он стоял совсем близко, так близко, что трудно было смотреть ему в лицо. Табита стала расстегивать пуговицы его рубашки. На нем было термальная майка, Табита нетерпеливо подтянула ее вверх и нагнулась, чтобы поцеловать его широкую смуглую грудь.
   — Я тебе не верю, — сказала она.
   И почувствовала, как он напрягся.
   — Что такое? — спросил он. — Ты о чем?
   — Я вожу грузовой корабль, — сказала Табита. — Я встречаю многих мужчин. Я встречаю многих женщин. Но ты, ты — межпланетный артист… — это она выговорила очень тщательно, ей становилось трудно говорить — язык не слушался. — Ты, — сказала она, перебирая пальцами густую поросль на его груди, — ты… это место — и ты собираешься нанять меня!
   Марко расслабился.
   — Ты, — сказал он, легонько целуя ее, — здорово нагрузилась.
   — В доску, — ответила Табита. — Это прекрасно. Тебе досталось что-нибудь из этого?
   — Из чего?
   — Да что там было, — сказала она, — на вечеринке.
   Марко коротко рассмеялся.
   — Что там было, — повторил он. — Что бы там ни было, думаю, мне тоже досталось.
   — Это был кристалл, — сказала Табита, — хорошая штука. Она заморгала, глядя на него: — Правда. — Может, он ей не верит.
   Табита потянулась к нему. Ее рука прошла сквозь ртутную суспензию, как Элис сквозь отклонение, глянцевитую, прохладную и поблескивающую. Он уже снял нижнюю рубашку. Табита взялась за его ремень. Пряжка была модной, сложной, но и она растаяла в ее руках.
   Позади Марко Табита заметила какой-то предмет, стоявший в углу. Он был высокий, тонкий и серебристый. Табита решила, что это какая-то антенна; потом поняла, что это пустой насест.
   — Где твой дружок? — спросила она.
   — Тэл? Где-то здесь. Я думаю, он решил, что нам надо остаться наедине.
   Почему-то это невероятно насмешило Табиту. Тактичный попугай! Она хохотала и не могла остановиться. Когда она смеялась, смех выходил из ее рта, как зеркальные пузырьки жидкого кислорода и пятнами расплескивался по радужным стенам, мерцающему потолку, по этому чудесному мужчине, его прекрасным блестящим карим глазам. Она погружала его в волну удовольствия, неужели он этого не понимал?
   Табита подумала, что это важно — сказать ему:
   — Когда я впервые тебя увидела, — заявила она, — я была в такой заднице. Знаешь, что они сказали?
   — И что же они сказали?
   — Они назвали это нарушением гармоники, — язык у нее снова заплетался, — гармонии между видами, — выговорила она. Говорить было значительно труднее, чем смеяться.
   Ей показалось важным сказать ему и об этом.
   — Говорить, — сообщила Табита, изящно присев, чтобы снять с него брюки — настоящие псевдобрюки, — не так легко, как смеяться. Произнося это, Табита задумалась. — Только иногда легче, — прибавила она.
   Она принялась возиться с его ботинками.
   Марко тоже уселся рядом с ней на полу.
   Табита улыбнулась. Она ощущала истинное блаженство. Она погладила его сияющее лицо:
   — Но теперь все в порядке, — сказала она. Музыка парила и покачивалась.
   — Все прекрасно, черт побери, — сказал Марко. Он прорычал это, как медведь и оскалил зубы в улыбке, как акула. Он был чудом, настоящим чудом!
   Он снял с нее жакет, грязную рубашку. Поцеловал ее соски сквозь ткань тенниски, расстегнул ее башмаки и снял их. Табита сидела на полу, наблюдая, как он снимает башмаки с нее и с себя. Он возился на роскошном толстом ковре, как ребенок, только начинающий ходить, и ей было смешно. Он был обнажен. Он собирался дать ей работу. От улыбки у нее уже отвисала челюсть. Марко вернулся и некоторое время подержал ее в объятиях. Его тело было теплым и гибким, а кожа казалась золотистой в серебристой ряби воздуха, Они вместе справились с ее джинсами.
   Вдруг Табита вскочила. Он стояла в одной тенниске, трусиках и носках. Марко по-турецки сидел у ее ног. Табита чувствовала себя подавленной, неизвестно почему.
   Табита, Табита, упорно повторяла она про себя. Потом вспомнила.
   — Мне нужно взять мое приспособление, — сказала она.
   Он протянул руку, погладил ее голень:
   — Мы можем…
   — Нет, — возразила Табита, — я должна вести себя разумно. Разумно!
   Она нетвердой походкой подошла к сумке, расстегнула молнию и стала рыться внутри. Вынула какую-то вещь. Это была черная пластиковая коробочка. Какая-то кассета.
   Табита ее не помнила. Все остальное содержимое сумки было ей хорошо знакомо, но это — нет.
   — Что это?
   — Похоже на пленку, — ровным голосом ответил Марко.
   Табита взглянула на него, держа кассету в руке:
   — Я ее не помню.
   Мужчина снова улыбался:
   — Ты сейчас не в том состоянии, чтобы вообще что-нибудь помнить, а, лапочка?
   — Но я ее СОВСЕМ не помню, — очень серьезно сказала Табита.
   Пока она говорила, Марко поднялся и, отвернувшись от нее, быстро прошел через всю комнату — поправить журналы на полке.
   — Может быть, это одна из тех странных вещиц, что ты подбираешь, — сказал он, повторяя ее собственные слова. — Почему бы тебе не пойти и поставить свою штуковину, пока ты про нее не забыла?
   Он был прав. Он был прав. Он был чудесный. Табита положила пленку на стол.
   — Ванная, — сказала она.
   — Вторая дверь налево.
   Табита медленно поплелась по коридору. Музыка проводила ее до ванной. Ванная была вся в зеркалах.
   Табита села и молча строго обратилась к своему отражению. Ты нарушаешь правила, а, Табита, сказала она. Да, признало отражение. Впрочем, ее это не очень волновало. Он был такой красивый. Сегодня она будет спать в красивом месте, с красивым мужчиной, а утром он собирается заплатить за нее штраф. И купить новый кристалл для Элис.
   Правила были таковы. Если она и шла куда-то с кем бы то ни было, особенно с мужчиной, то только на ее условиях. Она никогда не ходила ни к кому, не проверив предварительно, что это за жилище. И никогда никому не доверялась, ОСОБЕННО мужчине, когда не очень контролировала себя.
   А сегодня вечером она уже нарушила все эти правила.
   Но сегодня был необычный вечер. И Марко не был обычным мужчиной, не тем, к каким она привыкла. Начать с того, что у мужчин, с которыми она обычно встречалась, не было ванных с биде и сидений для унитаза из настоящего земного дерева. Как он мог позволить себе жить в таком месте, если ему приходилось играть в забегаловках вроде «Ленты Мебиуса»? Наверное, потихоньку катится вниз. Но раз ей заплатят, для Табиты этого было достаточно.
   На вечеринке она ненадолго потеряла Марко из виду, но к тому времени она была уже слишком пьяна, чтобы об этом беспокоиться. Она танцевала с палернианцами, со всеми пятью сразу. Они дали ей какой-то потрясающий кристалл Офира, от которого у нее появилось такое ощущение, что она выросла на три метра и все чувства у нее обострились. Именно тогда весь мир стал серебряным, Там был генератор, он выдувал по всему помещению пузыри-голограммы — кадры из старых фильмов, рекламные ролики, случайные лица, пейзажи с других планет. Это напоминало копание в чужих снах. Табита смеялась и прыгала вместе с палернианками, пытаясь поймать пузыри. Потом вернулся Марко. Она поцеловала его.
   Рядом с унитазом не было никаких кнопок. Табита тщетно оглядывалась в течение нескольких минут. Когда она отошла от унитаза, он зашумел и сам опорожнился. Табита пожала плечами, подошла к биде, вымылась и вставила крошечное устройство. Ей откуда-то слышался тихий голос — то разговор, то пауза, словно чье-то радио вмешивалось в звуки музыки, но к тому времени, когда она вышла из ванной, звуки прекратились. Свет выключился сам по себе.
   — Табита, — позвал голос ее прекрасного мужчины.
   Стены коридора куда-то погружались и разверзались. Табита начинала спускаться.
   — Ты где? — спросила она.
   — Здесь.
   Потеряв ориентацию, она попыталась определить, откуда доносится его голос. Пока она искала, вокруг бродила музыка. Наконец, она нашла его. Он стоял в темноте перед окном-картиной, а за его спиной неслышно распускались огни фейерверка. Табита вошла и стала целовать его. В комнате была кровать. Это была спальня.
   На столике у кровати стояла фляжка с какой-то жидкостью — текилой или вином, к этому моменту Табита уже с трудом могла что-нибудь различить. Они оба пили из фляжки. Он пил у нее изо рта.
   Затем они сняли с нее тенниску. Это был очень сложный и запутанный процесс.
   По комнате прыгали отблески фейерверка. По стенам рябью проходили металлические круги.
   Табита сказала:
   — Ты все все уладишь утром?
   Прекрасный мужчина целовал ее пупок, проводил губами по верхнему краю трусиков. Он стал целовать низ ее живота, очень нежно, чуть касаясь губами ткани. Он сказал:
   — Конечно, я все улажу. Я же не могу упустить такой шанс — нанять самую красивую перевозчицу во всей солнечной системе.
   Он зубами снял с нее трусики. Кроме всего прочего, он явно был еще и чем-то вроде акробата.
   Табита стала ласкать его языком. Казалось, огни фейерверка пульсировали вместе с музыкой, с каждой минутой ее кожа таяла и рождалась заново. Табита уже не знала, где начинался он и кончалась она.


10


   Табита проснулась и тотчас пожалела об этом. Она обнаружила, что спала на спине. У нее было такое ощущение, словно у нее вместо головы мешок с цементом или, по крайней мере, что ее ударили мешком по голове. Все ее полости сосредоточились в одной опухоли между глазами.
   — Кхм, — слабо произнесла Табита.
   Она была в чужой постели, в чужой комнате. Уже приближался день. По краям серой шторы просачивался слабый оранжевый свет. В углу у окна находилось волокнистое растение, отчаянно тянувшееся из грязного коричневого горшка, словно в поисках воды. Табите было хорошо известно это ощущение.
   Она моргнула и сделала попытку сосредоточиться. На стене рядом с растением она с трудом различила неровные нарисованные бледно-золотые спирали. Рядом стояла пустая голубая трубчатая вешалка, голубой трубчатый стул, голубое трубчатое аудиовизуальное устройство.
   Табита снова закрыла глаза.
   Постель была теплой и исключительно удобной.
   Табита повернулась на бок и увидела мужчину. Он крепко спал, повернувшись к ней спиной и тихонько похрапывая. Он был так закутан в пуховое одеяло, что она могла видеть только макушку его головы.
   В одной яркой вспышке звука, света, музыки и стремительного движения Табита мгновенно все вспомнила.
   — Гм-м, — сказала она.
   Это был возглас, в котором смешались вина, изумление и облегчение.
   Табита слегка подвигала губами, чтобы проверить, найдет ли она свой язык. Похоже, что за ночь он застрял где-то в горле.
   Ей ужасно хотелось в уборную.
   Она осторожно села.
   Спустя мгновение, когда в голове у нее немного прояснилось, Табита медленно откинула одеяло. Она заметила, что на ней все еще надеты носки. И запах от нее шел просто ужасный.
   Марко Метц продолжал храпеть.
   Табита поставила ноги на пол. Зрение ее было затуманено, а рот был словно набит песком. Она впервые задумалась, как это получается, что ее тело одновременно жаждет влаги и отчаянно стремится от нее избавиться.
   В ванной она снова встала перед своим отражением. Даже при спущенных шторах были видны темные круги у нее под глазами.
   Неряха, сказала она себе. Это было словечко, которое часто употреблял ее отец. Неряха, снова подумала она, успокаиваясь.
   Табита сходила в уборную, приняла душ — с настоящей водой. Намыленный и хорошо промытый водой, мир стал выглядеть гораздо лучше. Она подошла к окну и осторожно подняла штору.
   Было все еще очень рано. В небесном водовороте черносмородинного цвета солнце казалось оранжевым шариком. Внизу около стеклянных колонн на Аллее Масерати валялись тусклые кучи отбросов. Вдали, за крышами домов единственным движущимся объектом на холодной глади Грэнд-канала был одинокий патрульный катер.
   Завернувшись в большое зеленое полотенце, Табита вышла из ванной. Она заглянула в спальню. Закутанная в одеяло масса так и не шелохнулась.
   Табита бродила по квартире, пока не нашла кухню. Та была просторной и очень-очень белой. Табита подумала, найдется ли в холодильнике какой-нибудь фруктовый сок. Грейпфрутовый, например. Она загадала, чтобы в холодильнике был Грейпфрутовый сок.
   Но холодильник был пуст. Или все равно что пуст. Там была прозрачная коробка с чем-то густым и коричневым, шоколадной пастой или пюре; засохший анчоус в открытой жестянке в рассоле, застывшем в твердую корку, и что-то размазанное на блюдце — когда-то это вполне могло быть соусом песто. Или рвотой попугая, сварливо подумала Табита.
   Тэл сидел в гостиной на своем футуристическом насесте.
   — Добрый вечер, — поздоровался он.
   — Доброе утро, — пробурчала Табита.
   — Добрый вечер, — повторил Тэл. Он выглядел, как дерзкий маленький старичок.
   На полу была разбросана одежда. Кое-что из нее принадлежало Табите. Она подняла свои вещи и надела их. Попугай серьезно наблюдал за тем, как она одевалась.
   — Нечего смотреть на меня, Тэл. — Но он не перестал. Табита почувствовала себя несколько неловко, когда ее изучала птица.
   Затем она стала искать свою сумку и нашла ее на низком длинном столике. Она подумала, что где-то там должна находиться ее зубная щетка и стала перерывать сумку в ее поисках. Щетку Табита не нашла, зато обнаружила погребенную на самом дне кассету в коробке.
   Табита вытащила кассету и стала ее разглядывать. Она смутно припомнила, что вчера вечером доставала кассету из сумки, но не помнила, чтобы клала ее назад. Что бы это ни было, Табита вообще ничего не могла о ней вспомнить. Кассета была простая, черная: без этикетки, даже без фирменного знака. Табита недоумевала, где она подобрала ее, и кто ее потерял.
   Рядом с полками для пленок в пыльном аудиовизуальном устройстве находился считывающий аппарат. Табита подошла и включила его.
   — Печальная история обо всех заблудших! — неожиданно взвыл Тэл.
   Табита чуть не выскочила из собственной кожи.
   — Господи, птичка, не надо так делать, — пробормотала она. Тэл уже начинал действовать ей на нервы.
   Табита вставила в аппарат неопознанную пленку.
   Однако то, что зазвучало из динамиков, ничего ей не сказало: мягкий океан шипения, намек на ультразвук и постоянный, упорный треск. Это настолько приближалось к нулю, что Табита засомневалась, правильно ли вставила пленку. Она нагнулась, чтобы убедиться, что пленка крутится и проверить регулировку усилителей.
   Марко протянул руку через плечо Табиты и дважды нажал «стоп».
   Кассета выскочила.
   Он приподнял Табиту за локти и развернул прочь от аудиовизуального устройства.
   Марко был небрит, на нем был ветхий банный халат, из которого торчали нитки. Его большие карие глаза были тусклы и невыразительны. От него пахло теплом и сном.
   Табита шагнула в его объятия и поцеловала его.
   — На ней ничего нет, — сказала она.
   Он снова протянул руку через плечо Табиты, вынул пленку из АВ и сунул ее в коробку.
   — Ты хочешь музыку, я тебе сейчас что-нибудь найду, — быстро сказал он, отворачиваясь от нее. Затем достал с полки одну из пленок и вставил ее.
   Она началась с середины какой-то пьесы, чего-то пустого, гладко отшлифованного, вливавшегося в себя все нараставшим звуком. Музыка была спокойной и вполне приятной.
   — Это ты? — спросила Табита.
   — Это? — сказал Марко, бросив взгляд на только что поставленную пленку. — Да.
   Он бросил таинственную пленку на стол рядом с сумкой Табиты.
   — Доброе утро, Тэл, — сказал он, подошел и приласкал птицу, а та зачирикала, запищала и ущипнула его за палец.
   — Я чувствую себя ужасно, — сказала Табита. — А ты — нет?
   — Конечно, — небрежно бросил он. — Хочешь кофе? Я принесу.
   Он принес кофе и, кроме того, побрился и переоделся в рубашку под горло и вчерашние брюки.
   — Мне надо лететь на Изобилие, — сказал он, — забрать остальных из нашей труппы и все наше оборудование. — Он сидел на кушетке напротив Табиты, вытянув руку вдоль спинки. — Мы там сегодня играем. Потом ты можешь отвезти нас к месту нашего следующего ангажемента.
   — А где ваш следующий ангажемент? — спросила Табита.
   — На Титане, — ответил Марко. Он выпил свой кофе.
   — Сколько вас всего?
   — Я. Тэл. Еще другая пара. Скажем, всего пятеро. Ну, может, четверо, Тэл не считается.
   Попугай, услышав свое имя, издал протяжный крик.
   — Странно, — сказала Табита. — Он похож на обыкновенного попугая.
   — Ну, он и есть попугай, что-то вроде попугая. Он с Альтесеи, с планеты где-то в тех местах. Я его выиграл в покер, научил петь. Проделывать фокусы. Космоса он не любит, правда, дружок?
   — Банановое дерево! — зачирикал Тэл. — Шрити наогар доместика! В Монгу-тауне, откуда я родом, высоко на банановом дереве жила-была веселая девица!
   — Тэл, заткнись! — резко прикрикнул на него Марко.
   Птица затихла, что-то бормоча.
   — Он терпеть не может путешествий, — сообщил Марко. — У него есть ящик, в котором ему приходится ездить. Он где-то здесь.
   Марко небрежно огляделся.
   — Итак, — сказал он, — ты готова к этому?
   Табита кивнула:
   — Но нам нужен новый кристалл осевого запора, — сообщила она ему.
   — Нам? Кому это «нам», я думал, ты одна?
   — Я хочу сказать, он нужен Элис.
   — Кто такая Элис?
   — Мой корабль. Ей нужен новый кристалл.
   — Мы его найдем. На Изобилии.
   Табита задумалась. Ей эта мысль не понравилась. С Изобилием всегда были одни неприятности. И Титан находился в стороне от ее путей, вряд ли она сможет рассчитывать на обратный груз. Но Титан был далеко. А Марко — здесь, рядом. И у него были деньги.
   Табита прочистила горло:
   — Ладно, придется рискнуть на Изобилии. Но мне нужно двести пятьдесят вперед. — Она взглянула на часы. — Чтобы заплатить штраф.
   Марко сидел очень неподвижно:
   — Какой штраф?
   — Я тебе разве не говорила?
   Табита рассказала ему о своем приключении. Он расхохотался. Он все смеялся и не мог остановиться.
   — Это не так уж смешно.
   — Еще как! Этот малыш, летящий по воздуху…
   Табита отпила кофе:
   — Дорогостоящая шуточка, — сказала она.
   — Так, посмотрим. Двести пятьдесят.
   — Триста с портовым налогом. Триста семьдесят пять с топливом.
   — Черт, это мы можем покрыть. Мы можем сделать это для тебя.
   Табита почувствовала облегчение. Она терпеть не могла торговаться. Похоже, она никогда не умела выторговывать что-то у других.
   — Ну, и сколько же стоит этот кристалл?
   Табита сказала Марко цену, которую назвал ей Карлос.
   Марко и глазом не моргнул. Табита подумала, что, возможно, она ошибалась насчет того, сколько платят за игру в «Ленте Мебиуса».
   Марко сказал:
   — Предположим, мы оплатим штраф и кристалл, а ты отвезешь нас на Титан.
   — У тебя есть такая сумма?
   — Конечно. Конечно, есть. Вернее, есть у Ханны.
   — А кто это — Ханна? — спросила Табита, слыша в своем голосе резкие нотки, которые ей не понравились.
   — Наш менеджер, — ответил Марко. — Это ее квартира.
   — Она здесь живет? — Табита не верила собственным ушам. Несмотря на мебель и все удобства, пленки на полках, вид у квартиры был запущенный. Все вещи казались заброшенными или оставленными проездом. Здесь не было следов индивидуальности жильца, на которой бы все держалось.
   — Нет. Нет. Я отвезу тебя с ней познакомиться. Тебе понравится Ханна.
   — Она живет на Титане?
   — На Титане? Нет.
   — Ах, так, значит, она живет на Изобилии?
   — Нет, она не то чтобы там живет, — ответил Марко, — она вроде как — ведет дела оттуда.
   Иногда он умел на редкость ловко уклоняться. Табита решила, что это из-за того, что он популярен — или был популярен — и оберегает свою личную жизнь. Что ж, она совсем не была популярна и тоже оберегала свою личную жизнь. Она ничего не имела против того, чтобы отвезти его на Изобилие, расстояние было ничтожным. Это могло быть даже забавно. Зато она совсем не была уверена, что сможет справиться с ним и командой незнакомцев на протяжении всего пути на Титан, сквозь глубины гиперпространства, когда некуда деваться от своих спутников.
   Табита сдалась. Может, она сумеет изменить договоренность, когда они прибудут на Изобилие, и она получит кристалл.
   Она поднялась и подошла к телефону.
   — Кому ты звонишь? — спросил Марко.
   — В полицию, — ответила Табита. — Чтобы мы могли заплатить штраф и отправиться в путь.
   — О, — сказал он. В его голосе не слышалось энтузиазма.
   Табита помедлила, держа телефон в руке:
   — Все в порядке?
   — Конечно, — сказал он. — Конечно. Конечно.


11


   BGK009059
   TXJ. STD
   ПЕЧАТЬ
   /! В*[NXO] $! '^rТ: /9/С%. 222m
   РЕЖИМ? VOX
   КОСМИЧЕСКАЯ ДАТА? 07.07.52
   ГОТОВА

 

 
   — Я тебе когда-нибудь рассказывала про Реллу, Элис?
   — НЕТ, КАПИТАН. ВО ВСЯКОМ СЛУЧАЕ, Я НЕ ПОМНЮ.
   — Она была довольно важной личностью, в своем роде.
   Думаю, ей было за пятьдесят. Она была примерно моего роста, только крупная. Здоровая. У нее были ужасные зубы, с черными пломбами, и длинные, похожие на крысиные хвосты, волосы, которые всегда выглядели так, словно она только что сделала перманент. У нее было множество колец на обеих руках, и она всегда носила комбинезоны. Она говорила — когда носишь комбинезон, тебя не замечают.
   Релла жила в складской комнатке под транспортной станцией Посейдон. То есть, я хочу сказать — иногда. Это была ее база. Именно там я ее представляю, когда думаю о ней, хотя сначала она меня туда не приводила. Впервые я увидела ее на платформе. Мне было двенадцать или тринадцать, я возвращалась из лабораторий в Менелае, после какой-то работы. Релла копалась в мусорных баках.
   Увидев меня, она остановилась. Она сказала:
   — На что это ты уставилась? — Она терпеть не могла, чтобы на нее смотрели, когда она рылась в баках. Она никогда не признавалась, что занимается этим, хотя проделывала это постоянно.
   Это несправедливо. Релла могла находить себе работу, когда хотела. Не раз она была уборщицей и работала в гидропонах и на кухнях. Но она никогда не могла сосредоточиться на работе. И рано или поздно кончалось тем, что она с невинным видом фланировала вокруг баков.
   — На что это ты уставилась? — спросила Релла. У нее был жалобный, сорванный, прокуренный голос, проникавший прямо мне в душу. Не знаю, почему она обратилась ко мне, что было во мне такого особенного, почему она не проигнорировала меня, как всех остальных. На станции был полный транспорт народу, возвращавшегося с ранней смены. Думаю, я была единственной, кто задержался, чтобы посмотреть на нее, вместо того, чтобы пройти мимо, словно ее и не было.
   В тот первый раз я пошла дальше. Я смутилась.
   Релла крикнула мне вслед:
   — Тебе что, кошка язык откусила?
   Сначала я не поняла, что она хочет сказать.
   — Я НЕ СОМНЕВАЮСЬ, ЧТО НА ЛУНЕ КОШЕК БЫЛО НЕ БОЛЬШЕ, ЧЕМ СОБАК.
   — Я никогда не видела ни одной. Но после того раза я постоянно видела Реллу, в самых разных местах. Она все время переезжала. Заставляла их гадать. Им всем приходилось гадать. Если бы они ее поймали, они упрятали бы ее в Имбриум или еще куда-нибудь. В какое-нибудь заведение. Она и раньше бывала в подобных местах. Для нее это было все равно что смерть. В конечном итоге их, наверное, было много — таких, как она, — кого ловили.