— Никаких, — ответил шериф. — Этот парень прожил здесь совсем недолго.
   Два дня я носил револьвер в кармане, потом, как и в прошлый раз, мне это надоело. Если бы Пэджиты поставили себе цель добраться до меня, или до кого-то из присяжных, или до судьи Лупаса, или до Эрни Гэддиса, или до кого-нибудь еще, кого они сочли виновным в том, что Дэнни осудили, едва ли в моих силах их остановить.
* * *
   На следующей неделе большая часть материалов в газете была посвящена мистеру Уилсону Коудлу. Я извлек из архива несколько давних фотографий и раскидал их по первой полосе. Мы напечатали историю его жизни, воспоминания друзей, множество выражений соболезнования (платных). На основе всего этого я скомпилировал самый длинный за всю историю существования газеты некролог.
   Пятно его заслужил.
   Что делать с Малкольмом Винсом, я, честно говоря, не знал. Этот человек не являлся жителем округа Форд, поэтому официальных оснований печатать его некролог не было. Однако мы стремились гибко применять свои правила. Выдающиеся граждане округа, даже покинув его, сохраняли право на некролог, разумеется, если было что сказать о покойном. Человек, недолго пробывший в округе, не имевший здесь корней или не внесший вклада в его историю, такой чести не удостаивался. Малкольм Винс был как раз из таких.
   Если сделать акцент на факте его гибели, Пэджитам это окажется на руку, они продолжат свои акции устрашения, будут и впредь запугивать нас. (Никто из тех, кто знал об убийстве Винса, не сомневался, что это работа Пэджитов.) Если проигнорировать факт убийства, меня сочтут трусом, пренебрегающим профессиональной ответственностью. Бэгги считал, что это тема для первой полосы, но, когда мемориальные материалы о мистере Коудле были сверстаны, оказалось, что на ней не осталось места, и я поместил материал в верхней части третьей страницы под заголовком «СВИДЕТЕЛЬ ПО ДЕЛУ ДЭННИ ПЭДЖИТА УБИТ В ОКРУГЕ ТИШОМИНГО». Сначала я думал озаглавить ее «МАЛКОЛЬМ ВИНС УБИТ В ОКРУГЕ ТИШОМИНГО», но Бэгги настоял, чтобы в заголовке рядом со словом «убит» упоминалось имя Пэджита. В статье было триста слов.
   Я съездил в Коринф на разведку. Гарри Рекс снабдил меня сведениями об адвокате Малкольма, местном деятеле по имени Пад Перримен, которому якобы предстояло представлять интересы Винса в бракоразводном процессе. Его контора находилась на Мейн-стрит, между парикмахерской и китайской белошвейной мастерской. Открыв дверь, я сразу понял, что мистер Перримен — наименее успешный адвокат из всех, с которыми мне доводилось встречаться. В офисе витал дух проигранных дел, недовольных клиентов и неоплаченных счетов. Ковер на полу был засаленный и протертый. Мебель — пятидесятых годов. В воздухе, в опасной близости от моего темени, плавали слоистые облака старого и «свежего» табачного дыма.
   В самом облике мистера Перримена тоже не наблюдалось ни малейших признаков процветания: лет сорока пяти, с огромным животом, неопрятный, небритый, с покрасневшими глазами. Последнее похмелье явно еще не выветрилось из его организма. Он сообщил мне, что специализируется на разводах и имущественных спорах, видимо, посчитав, что это должно произвести впечатление. Одно из двух: либо он мало брал за услуги, либо у его клиентов было недостаточно имущества, о котором можно было вести споры.
   В последний раз он видел Малкольма больше месяца тому назад, поведал Пад, перерывая залежи бумаг на столе в поисках нужной папки. Дело о разводе так и не было открыто. Его старания прийти к соглашению с адвокатом Лидии ни к чему не привели.
   — Она выпорхнула из курятника.
   — Прошу прощения?
   — Смылась. Сложила вещички после вашего суда и — поминай как звали. Прихватила мальца и исчезла.
   Мне, в сущности, было все равно, что случилось с Лидией. Гораздо больше меня занимало, кто убил Малкольма. Пад выдвинул несколько вялых предположений, но все они рассыпались после нескольких уточняющих вопросов. Пад напоминал мне Бэгги — торговец местными сплетнями, который, не услышав ни одной в течение часа, начинает сам что-нибудь сочинять.
   У Лидии не было ни дружков, ни братьев — никого, кто мог бы стрелять в Малкольма в пылу бракоразводной свары. Тем более что свара даже и не началась.
   Мистер Перримен производил впечатление человека, предпочитающего с утра до вечера судачить и распространять враки вместо того, чтобы заниматься адвокатской практикой. Пробыв в его конторе почти час, я с облегчением вышел на улицу и вдохнул свежего воздуха.
   Потом я проехал тридцать миль до Юки, административного центра Тишоминго, где нашел шерифа Спиннера как раз в тот момент, когда тот собирался на обед, коим мне пришлось его угостить. В переполненном кафе, расправляясь с жареным цыпленком, он сообщил мне последние новости по делу об убийстве. Выстрел был произведен точно в цель человеком, который хорошо знал местность. Они ничего не нашли — ни следов, ни гильз, ничего. Стреляли из «магнума» сорок четвертого калибра, две пули практически снесли Малкольму голову. Для большего эффекта шериф важно достал из кобуры свой пистолет и передал его мне.
   — Вот сорок четвертый калибр, — сказал он. Пистолет был вдвое тяжелее моего скромного оружия. Мой и до того скудный аппетит при виде этой пушки пропал начисто.
   Следователи поговорили со всеми знакомыми Винса, каких сумели обнаружить. В здешних краях Малкольм прожил всего пять месяцев. У него не было никаких неприятностей с законом: он никогда не подвергался аресту, не участвовал в драках, волнениях или пьяных разборках, не был азартным игроком. Раз в неделю посещал кабачок, где пил только пиво, перекидывался в картишки — ставки были маленькие — и никогда даже голоса не повышал. У него не нашли ни долговых расписок, ни счетов, просроченных более чем на два месяца. Винс не был замечен в незаконных связях, так что ревнивые мужья за ним не гонялись.
   — Не могу обнаружить мотива, — признался шериф. — Какое-то бессмысленное убийство.
   Я поведал ему об участии Малкольма в суде над Дэнни Пэджитом и о том, как Дэнни угрожал присяжным. Спиннер внимательно выслушал меня и ничего не сказал. У меня сложилось отчетливое ощущение, что он предпочитает оставаться в границах округа Тишоминго и не иметь ничего общего с Пэджитами.
   — Вот вам и мотив, — закончил я.
   — Месть?
   — Конечно. Это грязные люди.
   — О, я о них наслышан. Нам повезло, что мы не участвовали в том жюри, не так ли?
   Всю обратную дорогу до Клэнтона я не мог забыть выражение лица, с которым шериф это произнес. От напыщенности грозного стража закона в нем не осталось и следа. Спиннер неподдельно радовался тому, что от Клэнтона его отделяют два округа и что Пэджиты не имеют к нему никакого касательства.
   Расследование зашло в тупик. Дело в конце концов было закрыто.

Глава 23

   Единственным евреем в Клэнтоне был мистер Харви Кон, шустрый человечек, уже несколько десятилетий продававший обувь и сумки местным дамам. Его магазин располагался на площади, по соседству с адвокатской конторой Салливана, в ряду зданий, которые он прикупил в эпоху Великой депрессии. Кон был вдовцом, дети, окончив школу, разлетелись из родного гнезда. Раз в месяц он ездил в Тьюпело помолиться: там находилась ближайшая синагога.
   Ассортимент его магазина тяготел к верхнему уровню рыночного спектра, что было несколько нелепо в таком маленьком городе. Немногие богатые клэнтонские дамы предпочитали делать покупки в Мемфисе, где можно было приобрести такой же товар подороже, чтобы иметь возможность дома хвастать выложенной суммой. Чтобы сделать свою обувь более привлекательной для покупательниц, мистер Кон писал на ценниках баснословные цифры, после чего объявлял невиданные скидки. Таким образом, местные дамы, демонстрируя последние приобретения, могли называть любую цену, какая взбредет им в голову.
   Мистер Кон управлялся в магазине сам: рано открывал, поздно закрывал. В помощь себе он обычно лишь на несколько часов в день нанимал какого-нибудь школьника из старших классов. За два года до моего приезда в Клэнтон у него подрабатывал шестнадцатилетний черный парнишка Сэм Раффин: распаковывал товар, вынимал колодки, убирал помещение, отвечал на телефонные звонки. Сэм зарекомендовал себя как сообразительный и трудолюбивый работник, был вежлив, воспитан, всегда аккуратно одет, и вскоре мистер Кон стал оставлять его вместо себя, ровно в одиннадцать сорок пять отправляясь домой перекусить и хорошенько вздремнуть.
   Айрис Дюран заглянула в магазин около полудня, когда Сэм был там один. У сорокаоднолетней Айрис было два сына-подростка, учившиеся с Сэмом в одном классе. В меру привлекательная, дама любила флирт, носила мини-юбки и обычно покупала самые экзотические модели из коллекции мистера Кона. В тот раз она перемерила пар двенадцать, ничего не приобрела, но провела в магазине немало времени. Сэм отлично ориентировался в ассортименте и надевал туфли на ногу миссис Дюран с большой деликатностью.
   На следующий день она явилась снова, в то же самое время, надев еще более короткую юбку и еще обильнее накрасившись. Скинув туфли, она соблазнила Сэма на столе мистера Кона в его маленьком кабинете позади кассы. Так началась их пылкая связь, которой суждено было изменить судьбы обоих.
   Несколько раз в неделю Айрис отправлялась покупать обувь. Сэм нашел для свиданий более подходящую комнату с диваном на втором этаже. Он запирал магазин на пятнадцать минут, выключал свет и стремглав бросался наверх.
   Муж Айрис служил сержантом дорожного патруля, который обслуживал главное шоссе штата. Невероятное количество новых туфель в женином шкафу насторожило его. Подозрительность не была излишней, когда речь шла об Айрис.
   Он нанял Гарри Рекса последить за женой. Этих любовников мог без труда вычислить и скаут младшей группы. Три дня подряд она входила в магазин Кона в одно и то же время; три дня подряд Сэм тут же запирал входную дверь, пугливо взглянув по сторонам; три дня подряд он выключал свет и так далее. На четвертый Гарри Рекс с Рейфом проникли в магазин через черный ход и услышали шум наверху. Рейф осторожно поднялся по лестнице, заглянул в комнату и пять секунд спустя получил достаточно улик, чтобы парочке осталось лишь собрать вещички.
   Уже через час мистер Кон уволил Сэма. Сержант Дюран в тот же день подал на развод. Айрис позднее доставили в больницу со ссадинами, синяками и сломанным носом. Муж метелил неверную кулаками, пока та не потеряла сознание. А после наступления темноты трое мужчин в форме полиции штата постучали в дверь дома Раффинов в Нижнем городе. Они объяснили родителям Сэма, что парня велено доставить в участок в связи с делом о растрате в магазине Кона. Если его признают виновным, ему грозит двадцать лет тюрьмы. Неофициально же мистеру и миссис Раффин сообщили, что их сына застукали с замужней дамой и что за его голову обещана кругленькая сумма: пять тысяч долларов.
   Айрис, опозоренная, разведенная, лишенная родительских прав, покинула город, в который с тех пор боялась вернуться.
   Я слышал разные версии этой истории. В те времена, когда я появился в Клэнтоне, это было уже далекое, однако все еще не забытое прошлое, поэтому история часто всплывала в разговорах. На Юге не считается предосудительным для белого мужчины иметь черную любовницу, но случай с Сэмом был первым в истории Клэнтона официально зафиксированным фактом, когда расовую границу преступила белая женщина.
   Впервые я услышал этот рассказ от Бэгги. Позднее Гарри Рекс в основных чертах подтвердил факты.
   Мисс Калли отказывалась говорить на эту болезненную для нее тему: Сэм был ее младшеньким и не мог вернуться домой. Ему пришлось скрыться, бросить школу и последние два года жить вдали от родных. Теперь он мне позвонил.
   Я отправился в здание суда и, пошарив по полкам со старыми делами, не нашел никакого официального обвинения, выдвинутого против Сэма Раффина. Спросил у шерифа Коули, имеется ли у него действующий ордер на его арест. Не ответив на мой вопрос, он пожелал узнать, зачем я копаюсь в таком старом деле. Я настаивал: будет ли Сэм арестован, если приедет домой? И опять не получил прямого ответа.
   — Вы бы поостереглись, мистер Трейнор, — предупредил шериф, но ничего не объяснил.
   Я отправился к Гарри Рексу и стал расспрашивать его о легендарном контракте за голову Сэма. Он описал своего клиента, сержанта Дюрана: отставной морской пехотинец, горячая голова, отличный стрелок из любого вида оружия, кадровый полицейский, который не мог пережить позора, коим запятнала его жена своей изменой, он видел единственный достойный для себя выход в том, чтобы убить ее любовника. Сначала он подумывал о том, чтобы убить ее, но не захотел садиться в тюрьму. А за убийство черного ему скорее всего ничего бы не грозило. В округе Форд жюри могло оказаться весьма к нему снисходительным.
   — Причем он решил сделать это сам, — добавил Гарри Рекс. — Чтобы сэкономить пять кусков.
   Ему явно доставляли удовольствие все эти жестокие подробности, хотя он признался, что не видел своего клиента уже года полтора и не знает, не женился ли мистер Дюран снова.
* * *
   В четверг, в полдень, мы уселись за стол на веранде мисс Калли и возблагодарили Господа за изысканные блюда, которые нам предстояло отведать. Исав, как всегда, был на работе.
   Летом, по мере созревания овощей, обеды все чаще становились вегетарианскими. Салаты из красных и желтых помидоров, огурцов и лука, приправленные уксусом, каролинские бобы, стручковая фасоль, горошек, репа, кабачки, вареный картофель, вареные початки молодой кукурузы и всегда горячий хлеб из кукурузной муки. Теперь, когда стало прохладнее и начали желтеть листья, мисс Калли снова готовила более аппетитные блюда: жаркое из утки или ягненка, чили, свиные колбаски с гарниром из красных бобов и риса, а также коронное блюдо — свиные отбивные.
   В тот день она подала цыплят с клецками. Я ел медленно, как она меня учила, и где-то в середине обеда сказал:
   — Мне звонил Сэм, мисс Калли.
   Она замерла, проглотила и только потом задала вопрос:
   — Как он?
   — Хорошо. Он хочет приехать домой на Рождество. Сказал: «Все приедут, и я хочу».
   — Вы знаете, где он? — спросила она.
   — А вы?
   — Нет.
   — Он в Мемфисе. Мы собираемся завтра встретиться с ним.
   — Зачем вам встречаться с Сэмом? — Мое вторжение в их семейные дела, похоже, насторожило ее.
   — Он просит, чтобы я ему помог. Макс и Бобби рассказали ему о нашей с вами дружбе, и он решил, что я — белый, которому можно доверять.
   — Это может оказаться опасным.
   — Для кого?
   — Для обоих.
   Врача мисс Калли беспокоил ее вес. Порой и ее он беспокоил, но не слишком. Когда на столе стояли особо калорийные блюда вроде жаркого или цыпленка с клецками, она клала себе в тарелку совсем немного и долго пережевывала каждый кусок. Новость о Сэме дала повод вообще забыть о еде. Мисс Калли сложила салфетку и начала рассказывать.
* * *
   Сэм покинул дом глубокой ночью и на автобусе компании «Грейхаунд» отправился в Мемфис. По приезде позвонил родителям и сообщил, что добрался благополучно. На следующий день друг семьи на машине отвез ему вещи и деньги. По мере того как история об Айрис распространялась по городу, у Калли и Исава оставалось все меньше сомнений в том, что полицейские полны решимости убить их младшего сына. Патрульные машины притормаживали возле их дома в любое время дня и ночи, раздавались анонимные телефонные звонки с угрозами и грязными оскорблениями.
   Мистер Кон подал в суд какое-то заявление. Неоднократно назначались слушания, на которые Сэм не являлся. Официального обвинительного акта мисс Калли так и не видела, впрочем, она и не знала, как выглядит документ.
   Мемфис казался слишком близким, и Сэм перебрался в Милуоки, где несколько месяцев жил у Бобби. С тех пор вот уже два года он кочевал от одного родственника к другому, всегда по ночам, всегда опасаясь быть схваченным. Старшие дети часто звонили родителям и раз в неделю писали письма, но имя Сэма никогда не упоминалось из страха выдать его — разговор могли подслушивать.
   — Он совершил ошибку, вступив в связь с такой женщиной, — сказала мисс Калли, пригубив чай. Мне успешно удалось испортить обед ей, но не себе самому. — Но ведь он был так юн. И не он же, в конце концов, ее соблазнил.
* * *
   На следующий день я стал неофициальным связным между Сэмом Раффином и его родителями.
   Мы встретились в кафе торгового пассажа в южной части Мемфиса. Прежде чем материализоваться ниоткуда и сесть за мой столик, Сэм минут тридцать издали наблюдал за мной. Два года тайных скитаний научили его кое-каким хитростям.
   На юном лице лежала печать беглеца: он постоянно озирался по сторонам и, несмотря на все попытки смотреть в глаза собеседнику, лишь несколько секунд мог выдержать зрительный контакт. Меня нисколько не удивило, что речь его была правильной, интеллигентной и любезной. Сэм выразил искреннюю признательность за мою готовность стать его «представителем» и выяснить, можно ли ему помочь. Поблагодарил за доброе отношение к его матери — в Милуоки Бобби дал ему прочесть мой очерк. Мы поговорили о его родных, о его переездах из Лос-Анджелесского университета в Дьюк, потом в Толедо, потом в Гриннелл, штат Айова. Ему страшно надоело бегать, хотелось, чтобы вся эта кошмарная история наконец разрешилась и можно было вернуться к нормальной жизни. В Милуоки Сэм окончил школу и планировал когда-нибудь поступить в юридический колледж. Но, находясь в бегах, сделать это было трудно.
   — На меня, знаете ли, давит груз ответственности, — признался он. — Все-таки семь братьев и сестер имеют докторские степени.
   Я рассказал ему о своих безуспешных поисках официального обвинительного акта, попытках узнать что-нибудь у шерифа Коули, разговоре с Гарри Рексом о нынешних настроениях мистера Дюрана. Сэм искренне поблагодарил меня за информацию и желание помочь.
   — Опасность ареста вам не грозит, — заверил я его. — А вот опасность схлопотать пулю существует.
   — Я бы предпочел арест.
   — Я тоже.
   — Он страшный человек, — сказал Сэм о Дюране и поведал всю историю с начала до конца в деталях, многие из которых были мне неизвестны. Оказалось, что Айрис жила теперь в Мемфисе, они с Сэмом общались. Она-то и рассказала ему кое-какие чудовищные подробности, касающиеся ее бывшего мужа, ее сыновей и угроз в ее адрес. Дорога в округ Форд была для нее навсегда заказана. Там ее жизни тоже грозила опасность. Даже мальчики твердили, что ненавидят мать и не желают видеть ее больше никогда.
   Это была сломленная женщина, терзаемая чувством вины и подверженная нервным срывам.
   — И все из-за меня, — закончил свой рассказ Сэм. — Мне очень горько: не тому меня учили в семье.
   Мы просидели около часа и расстались, договорившись снова встретиться недели через две. Он вручил мне два толстых письма для передачи родителям, и мы распрощались. Когда Сэм исчез, растворившись в толпе покупателей, я невольно задался вопросом: где может прятаться этот восемнадцатилетний парень? Как он переезжает с места на место? Как вообще выживает день за днем? Ведь Сэм был не из тех, кто мог стать беспризорным уличным мальчишкой, живущим за счет собственной хитрости и кулаков.
* * *
   Я рассказал Гарри Рексу о своей мемфисской вылазке. Моя благородная цель состояла в том, чтобы каким-нибудь образом убедить мистера Дюрана оставить Сэма в покое.
   Поскольку в пэджитовском списке персон нон грата я уже числился, у меня не было ни малейшего желания нажить еще одного врага, поэтому я заставил Гарри Рекса поклясться сохранить дело в тайне и искренне верил, что он никому не расскажет о моей посреднической роли.
   Сэм был готов уехать из округа Форд, поступить в колледж где-нибудь на Севере и, возможно, остаться там навсегда. Единственное, о чем просил мальчишка, так это дать ему возможность видеться с родителями, время от времени ненадолго приезжая в Клэнтон, и жить, поминутно не вздрагивая и не оглядываясь через плечо.
   Самому Гарри Рексу переживания Сэма были безразличны, он не хотел быть втянутым в это дело, однако пообещал передать просьбу мистеру Дюрану, хотя не надеялся найти в его лице благосклонного слушателя.
   — Он сволочной сукин сын, — несколько раз на протяжении нашей беседы повторил Гарри Рекс.

Глава 24

   В начале декабря я снова посетил округ Тишоминго, чтобы еще раз поговорить с шерифом Спиннером. Меня ничуть не удивило, что следствие по делу об убийстве Малкольма Винса не располагало никакими новыми фактами. Спиннер повторил, что это были «чистые выстрелы», после которых не осталось следов, кроме мертвого тела с двумя пулевыми отверстиями в голове. Он еще раз сообщил, что его люди опросили всех друзей Винса, всех его знакомых и товарищей по работе и не нашли ни одного, кто высказал бы хоть какое-то предположение о причинах, приведших Малкольма к столь трагическому концу.
   Спиннер также побеседовал с Маккеем Доном Коули. Для меня не оказалось сюрпризом, что наш шериф выразил сомнения по поводу того, что убийство могло иметь отношение к суду над Дэнни Пэджитом. Судя по всему, отношения между шерифами имели свою историю, и мне доставила удовольствие реплика Спиннера:
   — Да что там говорить! Коули не в состоянии поймать и разиню-пешехода на главной улице.
   Я искренне рассмеялся и подхватил:
   — Да-да, и с Пэджитами у него свои дела.
   — Я сказал ему, что вы приезжали и пытались что-нибудь разведать, он ответил: «Этот парень нарывается на неприятности». Думаю, вам следует это знать.
   — Спасибо, — сказал я. — Мы с Коули многое видим по-разному.
   — Через несколько месяцев выборы.
   — Да, и я слышал, что у Коули есть два-три конкурента.
   — Хватит и одного.
   Спиннер пообещал позвонить, если появятся новости, но мы оба знали, что этого не будет. Я покинул Юку и отправился в Мемфис.
* * *
   Сержант патрульной службы Дюран обрадовался, узнав, что его угрозы все еще отравляют жизнь Сэму Раффину. Гарри Рексу в конце концов удалось передать ему, что парень по-прежнему находится в бегах, но отчаянно хочет приехать домой повидаться с мамочкой.
   Дюран не женился, продолжал жить один и беситься из-за измены жены. Он произнес перед Гарри Рексом напыщенную тираду о том, как неверная супруга разрушила его жизнь и, что еще хуже, сделала двух его сыновей посмешищем среди сверстников. Белые ребята постоянно издевались над ними в школе. Даже черные, их новые одноклассники, подпускали шпильки.
   Оба мальчика, как и отец, были отличными стрелками и страстными охотниками, и все трое Дюранов поклялись при первой же возможности всадить пулю в голову Сэма. Они прекрасно знали, где живут Раффины. По поводу паломничества, которое младшее поколение Раффинов совершало каждое Рождество с Севера в Нижний город, он высказался так:
   — Пусть только парень попробует пробраться домой — мы его будем ждать.
   Из-за моего душевного очерка о мисс Раффин и ее детях он затаил зуб и на меня и догадался, что именно я являюсь посредником между Сэмом и его семьей.
   — Держались бы вы от всего этого подальше, — посоветовал мне Гарри Рекс после встречи с Дюраном. — Он отъявленный мерзавец.
   Признаюсь, мне вовсе не хотелось заиметь еще одного врага, вынашивающего планы моей мучительной смерти.
   В следующий раз мы встретились с Сэмом в столовой для водителей на стоянке фур в Теннесси, приблизительно в миле от границы с Миссисипи. Мисс Калли послала сыну пирожки, всякие другие вкусности, письма и немного денег. Коробка с гостинцами занимала все переднее пассажирское сиденье моего маленького «спитфайра». Это был первый за последние два года случай, когда она могла связаться с сыном хоть таким образом. Сэм начал было сразу читать письмо матери, но разволновался так, что, не дочитав, положил его обратно в конверт.
   — Как же я тоскую по дому! — признался молодой человек, смахивая слезы и пряча лицо, чтобы шоферы, обедавшие за соседними столиками, не заметили, что он плачет. В тот момент он выглядел потерявшимся испуганным мальчиком.
   Не щадя его, я со всей прямотой пересказал свой разговор с Гарри Рексом. Сэм наивно полагал, что его готовность держаться подальше от округа Форд, если ему будет позволено время от времени навещать родителей, удовлетворит мистера Дюрана. Видимо, он не полностью осознавал, какую ненависть пробудил в обманутом муже. Впрочем, грозящую ему опасность он, похоже, оценивал правильно.
   — Он убьет вас, Сэм, — мрачно сказал я.
   — И его посадят, разве не так?
   — Вам-то какая разница, что будет с ним потом? Живее вы от этого не станете. Мисс Калли предпочла бы, чтобы вы жили далеко на Севере, чем лежали рядом, на клэнтонском кладбище.
   Мы договорились о новой встрече еще через две недели. Сэм попросил передать родителям, братьям, сестрам, их семьям рождественские подарки.
   Попрощавшись, мы покинули столовую. Уже направляясь к машине, я решил вернуться и заглянуть перед отъездом в туалет. Он находился в глубине невзрачной сувенирной лавки. Выглянув из окна, я заметил, как Сэм, опасливо озираясь, садится в автомобиль. За рулем сидела белая женщина, выглядевшая много старше его, — лет сорока с хвостиком. Айрис, догадался я. Есть люди, которых ничто ничему не учит.
* * *
   Клан Раффинов начал съезжаться за три дня до Рождества. Мисс Калли вот уже неделю не отходила от плиты. Дважды она посылала меня в магазин за какими-то недостающими продуктами. Меня приняли в семью, пожаловав всеми привилегиями, включая высшую: есть что и когда я хочу.