Страница:
Нельзя сказать, что моя работа на Марции была совсем уж безуспешной. Черные корабли остались загадкой, но, во всяком случае, мне стало ясно: марцианские спецслужбы почем зря обломали зубы об этот орех. Им было известно столько же, сколько мне. Черные корабли неуязвимы и легко уничтожают тех, кто докучает им глупыми атаками, – это раз. Черные корабли не являются продуктом технологии ни одного из известных людям миров – это два. Наконец, черные корабли проявляют некоторое любопытство к освоенным людьми планетам, причем степень их любопытства (частота появления черных кораблей) не коррелирует ни с численностью народонаселения, ни с достигнутым уровнем цивилизации. Так, например, на Марции они появлялись настолько часто, что я сам видел их дважды, на Тверди их появление было зафиксировано заслуживающими доверия наблюдателями всего-навсего трижды, а на Земле – несколько десятков случаев, существенно больше, чем на Тверди, но гораздо меньше, чем на Марции.
Я располагал косвенными сведениями о наблюдениях черных кораблей и на некоторых других обитаемых планетах. Может быть, в повышенном интересе гипотетических хозяев черных кораблей именно к Марции и была какая-то логика, но от меня она ускользала.
Потом зачесалась кисть руки и тихонько запищал датчик – надо полагать, меня звали ужинать.
– До сих пор ты жил, прости меня, в захолустье, – внушал мне Вилли. – Нельзя же вечно смотреть на мир из дупла. Марция? Она по-своему тоже была захолустьем. А на Земле ты пробыл недолго и больше штудировал учебники, чем изучал метрополию. Теперь ты посмотрел на кусочек Прииска. Неплохо, не так ли? К сожалению, я не могу предложить тебе обосноваться здесь прямо сейчас. Впоследствии – иное дело… если, конечно, тебе подойдет мое предложение. Вселенная громадна, и дел в ней невпроворот, особенно для людей нашей профессии. Тебя ожидает интересная жизнь…
Или внезапная смерть, договорил я за него. А может, и не внезапная. Может, медленная и желанная, как глоток воды для умирающего от жажды. Как повезет.
– …И скучная старость? – хмыкнул я.
– Почему скучная? – удивился Вилли. – Прииск – разнообразная планета, ты еще многого не видел…
Ага, подумал я. Стало быть, мои мысли насчет черствой корочки после пирожных не были такими уж беспочвенными. Хотя здесь и «корочка» небось искусственно созданная и тщательно обезвреженная.
– Приятная планета, – согласился я. – Но не для меня.
– О, это по-нашему! – Вилли хлопнул меня по плечу. – Знаю, знаю, чего тебе хочется. Ты ведь весь в отца, не так ли? Не зря же он тебе доверяет. Ну что ж, лет этак через пятнадцать, но не исключено, что даже раньше, ты можешь стать президентом Тверди – при нашей поддержке или даже без оной. С нами, конечно, достигнуть этой цели будет несколько проще…
Я согласился с его мнением. Чисто теоретически – почему бы нет? Времена меняются, и тот, кто был вчера врагом, завтра может оказаться лучшим другом. Земляне могли на ушах стоять от радости. Непримиримая Твердь, о которую они обломали зубы, ныне сама шла под покровительство Земли. Правительство Игнатюка уже прогнулось под бывшую метрополию, а теперь и Варлам Гергай, столп и рупор независимости, поднял кверху лапки и для пущей убедительности даже прислал бывшим врагам сыночка, родную кровь, причем не просто в заложники, а в качестве ценного подарка, рассчитывая, естественно, на ответный шаг…
Во второй беседе с Вилли я расставил точки над «i». Варлам Гергай внезапно возлюбил Землю и землян? Черта с два, он по-прежнему терпеть их не может, но он реалист. Политик, руководствующийся личными симпатиями и антипатиями, профессионально непригоден. Бывший президент Тверди считается с текущим раскладом сил и готов кое-чем поступиться, даже выйти из Лиги Свободных Миров. Твердь по-прежнему останется «минеральной республикой» и будет поставлять на Землю скандиевый концентрат по весьма умеренным ценам – Земля же не будет совать нос во внутреннюю политику республики. О сердечной дружбе речи нет, но союз вполне возможен. Разве Земле не выгодно поддержать – негласно, конечно, – такого союзника?
– Или, в крайнем случае, его сына, если с папашей ничего не выйдет? – намекнул Вилли на некоторую одиозность кандидатуры отца.
– В самом крайнем случае, – твердо сказал я.
– А сын тоже не любит землян? – широко улыбнулся Вилли.
Я мог бы многое рассказать ему о том, что творили силы вторжения на моей планете, но какой смысл мешать строительству мостов через пропасть?
Особенно если мосты эти – фальшивые.
– Я любил одну женщину с Земли.
– О! Как ее имя?
– Не хочу называть. Она прокляла меня – и поделом.
– Не буду настаивать, – уступил Вилли. – Но, может, ты расскажешь мне о судьбе Треси Наглер?
Такие разговоры вроде фехтования. Вот он, якобы неожиданный укол.
Я рассказал. Не знаю, поверил ли мне Вилли, но слушал он внимательно.
– Откровенно говоря, я никак не ожидал, что земная разведка выйдет на мою сеть раньше контрразведки Марции, – закончил я.
– Нечем хвастаться после нокаута. – Вздохнув, Вилли налил нам по полному бокалу глисса. – В катастрофе погибла и наша сеть, и ваша, и контрразведка Марции… Ты, правда, уцелел. Если бы не космический характер катастрофы, у меня возникло бы к тебе много вопросов…
– Не по адресу, – буркнул я. – Теперь у многих есть вопросы к землянам. Главным образом, у тех, кто не умеет складывать два и два, а среди людей таких большинство.
– Давай выпьем, – сказал Вилли.
Благородная жидкость весело побежала в желудок. Все-таки в память о погибшей планете надо пить что-нибудь совсем другое.
Для дела это, впрочем, не имело никакого значения. Вилли был уполномочен сделать мне предложение. Я принял его. В первую очередь мне предстояло слить земной разведке все то, что мои люди сумели накопать на Марции, и в первую очередь – по черным кораблям. Я думал, что Вилли заинтересуется прежде всего материалами по «темпо», к которым я почти не имел касательства, – и ошибся.
Теперь Земля располагала тысячами образцов живой человеческой ткани с марцианскими симбионтами. Вопрос заключался лишь в том, чтобы научиться выращивать «темпо» вне Марции, и этот вопрос мало касался разведки. Во всяком случае, тут я ничем не мог помочь землянам, да и не хотел. Но Вилли, как я вскоре понял, в первую очередь интересовали черные корабли.
– Мне нужен полный отчет к завтрашнему вечеру, – сказал он. – Успеешь?
– Не от меня зависит.
– Научники оставят тебя в покое.
– К чему такая спешка? – ухмыльнулся я. – Я бы еще побыл биологическим объектом…
С минуту он смотрел на меня молча. Очень серьезно смотрел. Потом сказал:
– Восемнадцать лет назад мы основали колонию на… одной планете одной звезды. Колонисты называют планету Мачехой, и у них есть на то все основания. Поганый мир. Официального названия у колонии нет, и неясно, стоит ли нам продолжать цепляться за эту планету. Но главное не это. Мачеха находится на два с половиной парсека ближе к источнику гамма-всплеска, чем Марция. Так вот: на Мачехе не произошло никакого катаклизма. Абсолютно никакого.
Глава 4
Я располагал косвенными сведениями о наблюдениях черных кораблей и на некоторых других обитаемых планетах. Может быть, в повышенном интересе гипотетических хозяев черных кораблей именно к Марции и была какая-то логика, но от меня она ускользала.
Потом зачесалась кисть руки и тихонько запищал датчик – надо полагать, меня звали ужинать.
– До сих пор ты жил, прости меня, в захолустье, – внушал мне Вилли. – Нельзя же вечно смотреть на мир из дупла. Марция? Она по-своему тоже была захолустьем. А на Земле ты пробыл недолго и больше штудировал учебники, чем изучал метрополию. Теперь ты посмотрел на кусочек Прииска. Неплохо, не так ли? К сожалению, я не могу предложить тебе обосноваться здесь прямо сейчас. Впоследствии – иное дело… если, конечно, тебе подойдет мое предложение. Вселенная громадна, и дел в ней невпроворот, особенно для людей нашей профессии. Тебя ожидает интересная жизнь…
Или внезапная смерть, договорил я за него. А может, и не внезапная. Может, медленная и желанная, как глоток воды для умирающего от жажды. Как повезет.
– …И скучная старость? – хмыкнул я.
– Почему скучная? – удивился Вилли. – Прииск – разнообразная планета, ты еще многого не видел…
Ага, подумал я. Стало быть, мои мысли насчет черствой корочки после пирожных не были такими уж беспочвенными. Хотя здесь и «корочка» небось искусственно созданная и тщательно обезвреженная.
– Приятная планета, – согласился я. – Но не для меня.
– О, это по-нашему! – Вилли хлопнул меня по плечу. – Знаю, знаю, чего тебе хочется. Ты ведь весь в отца, не так ли? Не зря же он тебе доверяет. Ну что ж, лет этак через пятнадцать, но не исключено, что даже раньше, ты можешь стать президентом Тверди – при нашей поддержке или даже без оной. С нами, конечно, достигнуть этой цели будет несколько проще…
Я согласился с его мнением. Чисто теоретически – почему бы нет? Времена меняются, и тот, кто был вчера врагом, завтра может оказаться лучшим другом. Земляне могли на ушах стоять от радости. Непримиримая Твердь, о которую они обломали зубы, ныне сама шла под покровительство Земли. Правительство Игнатюка уже прогнулось под бывшую метрополию, а теперь и Варлам Гергай, столп и рупор независимости, поднял кверху лапки и для пущей убедительности даже прислал бывшим врагам сыночка, родную кровь, причем не просто в заложники, а в качестве ценного подарка, рассчитывая, естественно, на ответный шаг…
Во второй беседе с Вилли я расставил точки над «i». Варлам Гергай внезапно возлюбил Землю и землян? Черта с два, он по-прежнему терпеть их не может, но он реалист. Политик, руководствующийся личными симпатиями и антипатиями, профессионально непригоден. Бывший президент Тверди считается с текущим раскладом сил и готов кое-чем поступиться, даже выйти из Лиги Свободных Миров. Твердь по-прежнему останется «минеральной республикой» и будет поставлять на Землю скандиевый концентрат по весьма умеренным ценам – Земля же не будет совать нос во внутреннюю политику республики. О сердечной дружбе речи нет, но союз вполне возможен. Разве Земле не выгодно поддержать – негласно, конечно, – такого союзника?
– Или, в крайнем случае, его сына, если с папашей ничего не выйдет? – намекнул Вилли на некоторую одиозность кандидатуры отца.
– В самом крайнем случае, – твердо сказал я.
– А сын тоже не любит землян? – широко улыбнулся Вилли.
Я мог бы многое рассказать ему о том, что творили силы вторжения на моей планете, но какой смысл мешать строительству мостов через пропасть?
Особенно если мосты эти – фальшивые.
– Я любил одну женщину с Земли.
– О! Как ее имя?
– Не хочу называть. Она прокляла меня – и поделом.
– Не буду настаивать, – уступил Вилли. – Но, может, ты расскажешь мне о судьбе Треси Наглер?
Такие разговоры вроде фехтования. Вот он, якобы неожиданный укол.
Я рассказал. Не знаю, поверил ли мне Вилли, но слушал он внимательно.
– Откровенно говоря, я никак не ожидал, что земная разведка выйдет на мою сеть раньше контрразведки Марции, – закончил я.
– Нечем хвастаться после нокаута. – Вздохнув, Вилли налил нам по полному бокалу глисса. – В катастрофе погибла и наша сеть, и ваша, и контрразведка Марции… Ты, правда, уцелел. Если бы не космический характер катастрофы, у меня возникло бы к тебе много вопросов…
– Не по адресу, – буркнул я. – Теперь у многих есть вопросы к землянам. Главным образом, у тех, кто не умеет складывать два и два, а среди людей таких большинство.
– Давай выпьем, – сказал Вилли.
Благородная жидкость весело побежала в желудок. Все-таки в память о погибшей планете надо пить что-нибудь совсем другое.
Для дела это, впрочем, не имело никакого значения. Вилли был уполномочен сделать мне предложение. Я принял его. В первую очередь мне предстояло слить земной разведке все то, что мои люди сумели накопать на Марции, и в первую очередь – по черным кораблям. Я думал, что Вилли заинтересуется прежде всего материалами по «темпо», к которым я почти не имел касательства, – и ошибся.
Теперь Земля располагала тысячами образцов живой человеческой ткани с марцианскими симбионтами. Вопрос заключался лишь в том, чтобы научиться выращивать «темпо» вне Марции, и этот вопрос мало касался разведки. Во всяком случае, тут я ничем не мог помочь землянам, да и не хотел. Но Вилли, как я вскоре понял, в первую очередь интересовали черные корабли.
– Мне нужен полный отчет к завтрашнему вечеру, – сказал он. – Успеешь?
– Не от меня зависит.
– Научники оставят тебя в покое.
– К чему такая спешка? – ухмыльнулся я. – Я бы еще побыл биологическим объектом…
С минуту он смотрел на меня молча. Очень серьезно смотрел. Потом сказал:
– Восемнадцать лет назад мы основали колонию на… одной планете одной звезды. Колонисты называют планету Мачехой, и у них есть на то все основания. Поганый мир. Официального названия у колонии нет, и неясно, стоит ли нам продолжать цепляться за эту планету. Но главное не это. Мачеха находится на два с половиной парсека ближе к источнику гамма-всплеска, чем Марция. Так вот: на Мачехе не произошло никакого катаклизма. Абсолютно никакого.
Глава 4
Мне снились черные дыры – разумные черные дыры, способные на злобные поступки и очень хорошо умеющие ждать своего часа. Мне снились живые звезды – пухлые самодовольные гиганты, беспечно транжирящие сами себя на излучение, и мелочные скопидомы-карлики. Мне снились квазары и активные ядра галактик, которые сквернословили, переругиваясь друг с другом. Сам великий Космос был живым и молча недоумевал, откуда в нем развелось столько беспокойной всячины. В конце концов весь этот вселенский зоопарк взорвался и разбудил меня.
Сердце билось ничуть не торопливее обычного ритма. Мне просто не понравился дурацкий сон, а еще не понравилось, что мое подсознание играет во сне в такие игры. Я уже давно не впечатлительный деревенский парнишка. Мне далеко за тридцать, если говорить о биологическом возрасте, и я много чего повидал. Я вовсе не поэтическая натура, хотя и теперь иногда увлекаюсь, решая какую-нибудь инженерную задачу просто для удовольствия.
Кстати об инжиниринге… Я не физик, мое образование было более конкретным, и вот оно-то со всей силой протестовало против нарушения закона причинности. Как слияние двух нейтронных звезд могло породить гамма-всплеск катастрофических масштабов, уничтоживший Марцию, но не тронувший Мачеху? Два с половиной парсека – это сколько же в световых годах? Восемь и пятнадцать сотых. Вот именно столько времени назад – восемь лет и без малого два месяца – поверхность Мачехи должна была быть хорошо прожарена, чего, однако, не случилось. Почему?
Гамма-всплеск был сильно асимметричным? Пусть так, но провалов с нулевым излучением в каком-то направлении не должно было быть – это мне объяснил тот спасшийся с Марции научник, который прикидывал энергетику гамма-всплеска, бредя за мной по сухому руслу в Прибрежной пустыне. Мачехе должна была достаться, возможно, меньшая доза гамма-квантов и сверхэнергичных частиц, но все равно мало бы не показалось. Но чего не было, того не было. Жизнь на Мачехе была не сахар, но люди все еще продолжали жить и работать там. В серьезную ошибку с определением межзвездных расстояний я, как здравомыслящий человек, не верил.
«Скажу более, – внушал мне Вилли. – Мы послали на Мачеху туннельный корабль, оснащенный астрономической аппаратурой. Двойной пульсар выглядит оттуда точно так, как он и должен выглядеть. Нет там черной дыры. Не было слияния нейтронных звезд. Не было гамма-всплеска».
«Не знаю, связаны ли визиты черных кораблей на Марцию с уничтожением жизни на ней, и никто не знает, – говорил еще Вилли, – но мы обязаны учитывать и такую возможность. Даже висельник имеет право знать в точности, что его ждет. Черные корабли наблюдались и на Земле, но не забывай, что они наблюдались также и на Тверди…»
«В целом ряде случаев гораздо надежнее доверять проведение операций не землянину, а надежному человеку со стороны, – говорил Вилли. – Ты не возражал бы поработать некоторое время вне Тверди? Ну вот и отлично. У тебя есть некоторый опыт, но его недостаточно. Тебе придется пройти дополнительную подготовку…»
Ну, подготовка подготовкой, а что же все-таки погубило Марцию? Где располагался источник гамма-шквала? Сравнительно недалеко от Марции? Но почему тогда марциане, тщательно пекущиеся об обороне, ничего не заметили? Да и энергетика процесса все равно должна была быть запредельной, пока еще не доступной землянам. А больше вроде и некому…
Да и не проявил бы Вилли такого беспокойства, если бы Земля была виновной в уничтожении конкурирующей цивилизации.
Получалась чертовщина. Чисто природный процесс не мог бы развиваться по такому сценарию. Вселенная любит преподносить нам сюрпризы, но это слишком даже для нее. И – черные корабли. Одно с другим связал бы и ребенок. Два непонятных явления, рассмотренные во взаимосвязи друг с другом, могут привести к пониманию – чисто теоретически, конечно.
Пока что никакого понимания не было и близко.
Но если Марция уничтожена сознательно, то должен быть тот, кто ее уничтожил. И кстати: почему этого вероятный «кто-то» нанес удар по Марции, а не по Земле, например?
Или Земля – следующая?
А потом? Может, Твердь?
«Нам пора кончать с конфронтацией, – убеждал Вилли. – Пока мы ссоримся, вводим экономические санкции, делимся на блоки, наносим друг другу удары и занимаемся тому подобной мышиной возней, кто-то пристально следит за нами. Да пусть бы следил! Но он грубо вмешивается, Марция тому пример. Уже идет война, дружище Ларс, необъявленная война с непонятными целями. Верхом глупости было бы сейчас не объединить усилия хотя бы спецслужб разных планет. Ставки в игре того требуют. Не терплю громких слов, но на кону сейчас само существование человеческой цивилизации…»
Похоже, Вилли был прав. Укрепление влияния Земли на Твердь выглядело сейчас довольно-таки второстепенной задачей, с точки зрения землян. Конечно, я меньше всего воображал, что вот прямо сегодня после завтрака Земля откажется от решения второстепенных задач, но ощущал удовлетворение: дело пошло именно так, как я предполагал. Отец получит свое, Земля – свое. И я получу свое. На Тверди мне делать нечего. Я патриот своей родины, но люблю ее такой, какой она могла бы быть, а не такой, какой она стала. Не без моих усилий, между прочим!
А впрочем… если бы люди могли точно просчитывать результаты своих действий, то кто бы тогда делал хоть что-нибудь?
Сразу после завтрака ко мне заявился Вилли.
– Собирайся, Ларс. Ты отбываешь прямо сейчас.
– Куда это мы отбываем?
– Не мы отбываем, а ты. Поторопись.
– А как же работы по «темпо»?
– Продолжатся без тебя. Плюнь и собирайся, черт возьми. Нет, вещи не бери, их доставят отдельно. Просто собери рюкзак, да не копайся!
Мне собраться – только подпоясаться. Никаких вещей, кроме рюкзака, у меня и не было, а рюкзак я почти не распаковывал, так что побросать обратно ту малость, что я из него вытащил, труда не составило. Незнакомый белохалатник в два счета избавил меня от имплантированного под кожу датчика. На ближайшей посадочной площадке ждал антиграв-катер таких стремительных очертаний, что летаргический инженер в моей душе проснулся и преисполнился жгучей зависти. Вилли перебросился несколькими словами с пилотом и указал мне: садись, мол. Помахал ручкой и ушел.
Я сел. Взявшись черт знает откуда, надо мною возник прозрачный, чуть радужный колпак – не опустился сверху, не выехал из корпуса, а именно возник. Наверное, те же фокусы, что и с прозрачными заборами, – какие-то силовые поля. Но какие именно и как это делается – задачка не по зубам инженеру с Тверди. Тут физик нужен.
Пилот не стал терять времени и сразу же взмыл. По-видимому, у персонала на Прииске не вошло в привычку особенно цацкаться с теми, кто не платит: перегрузка чуть не размазала меня по креслу. Когда я вновь обрел способность видеть и дышать, то обнаружил, что разгон окончен и катер лег на курс. Я попытался рассмотреть, какие места проносятся под нами, и не особенно преуспел в этом. Слишком уж небольшая высота и слишком высокая скорость. Когда меня с кучей марциан везли сюда, я тоже не слишком хорошо рассмотрел Прииск с высоты птичьего полета – тот пилот гнал как на пожар. Этот мог бы посоревноваться с ним в гонках на скорость.
Деловой подход. Принял груз – сдал груз. Хотя чуть-чуть обидно, конечно.
Это какая же по счету у меня планета? Получается – пятая. Моя родная Твердь, затем Земля, далее краткая экскурсия на Саладину, потом Марция, а теперь – Прииск. Интересно бы знать, куда меня сейчас переправляют? На Землю?
Скорее всего. Хотя я совсем не рвался туда. Однако решать, да и то далеко не всегда, может лишь тот, кто не играет в наши игры. На самом деле секретному агенту довольно редко приходится принимать самостоятельные решения, для этого существует руководство, а задача агента – выполнять задания, не пугая начальство инициативами. Многим так даже лучше: меньше ответственности. Когда-то меня удивлял тот факт, что даже у нас на Тверди невероятное количество людей предпочитает плыть по течению, делая «от» и «до» то, что велят, и не замахиваясь на большее. Потом я привык. Если я чем-то и отличаюсь от большинства, то, право, не в худшую сторону.
Наверное, это был приступ нарциссизма, и я поспешил справиться с ним, в чем и преуспел. Чувство некоторого превосходства над окружающими дает уверенность в себе и помогает в работе лишь до тех пор, пока его удается удерживать в приемлемых рамках.
С этой мыслью я вошел во Врата, приготовившись максимум к легкой мигрени… И сейчас же выпал чуть ли не плашмя в какую-то жижу.
От привычки падать в лужи я избавился примерно в двухлетнем возрасте. Я наверняка не упал бы, но кто-то, пожелавший остаться неизвестным, здорово толкнул меня в спину, так что выбора – падать или не падать – у меня просто не было.
Шлеп!
Рот я держал закрытым, так что не нахлебался. Глотать что попало вообще не в моих привычках. Однако я ощутил солоноватый вкус той жижи, в которую сверзился. Море?
Черта с два. Жидкость была густой, примерно как разбавленный кисель, и странно пахла – ее запах я почувствовал еще в падении. Ни холода, ни тепла – очень комфортная температура. Я вынырнул и сразу нащупал ногами дно – всей глубины было по пояс. Осторожно вдохнул скупую порцию местного воздуха. Зря осторожничал – тут надо было дышать в полную силу легких, чтобы не задохнуться. Кислорода в атмосфере явно недоставало. Самым полезным приспособлением в этом мире были бы легкие, как у пловца, объемом литров в десять. Или дыхательная маска с притороченным к ней кислородным баллончиком.
Минуты через полторы я понял, что, пожалуй, смогу выжить здесь какое-то время, хотя о протяженности данного временного отрезка не имел ни малейшего понятия. Пожалуй, следовало исходить из предположения, что меня не намеревались убрать. Для этого совершенно необязательно тащить человека через Врата – любая толковая спецслужба с легкостью организует бесследное исчезновение человека где угодно, особенно на контролируемой ею территории. Был человек – и нет его. Да и был ли? Что вы такое говорите! У вас, наверное, ложная память – такого человека вообще никогда не существовало!
Врата располагались позади меня на крохотном островке. Как и следовало ожидать, они были закрыты. Пожалуй, для меня нашлось бы местечко рядом с ними, но я решил не спешить. Еще не пришло время хвататься за соломинку. Я внимательно огляделся. Над поверхностью жижи стелился туман, ограничивая видимость несколькими десятками шагов. Стоял полный штиль. Туман не плыл, не клубился – он просто висел над поверхностью этого киселя, он хорошо устроился и, возможно, вообще не знал, что такое ветер. Сквозь туман кое-как просвечивало местное солнце, значительно более красное, чем на Тверди, и чуть краснее, чем на Марции, хотя цвет светила мог, конечно, быть результатом поглощения коротких световых волн в тумане. Торчал из жижи каменистый островок с Вратами – по сути, просто большой валун, – но берега нигде не было видно.
Дно, по-видимому, было песчаным, с нетолстым слоем ила. Иногда мои ноги натыкались на скользкие камни. Плыть оказалось невозможно, но я мог передвигаться пешком, хотя и медленнее, чем человек, бредущий по пояс в воде. Жидкость была скользкой на ощупь, но создавала значительное сопротивление движению. Хорошего в ней было, пожалуй, лишь то, что мне не грозило ни замерзнуть, ни свариться. Из этого обстоятельства я сделал первый шаткий вывод: меня собираются продержать здесь некоторое время.
Возможно, довольно продолжительное время.
Я решил исходить из предположения: это просто тестовое испытание. Так сказать, проверка на вшивость. Одно из двух: либо я должен был продержаться в этом мире установленный экзаменатором период времени, либо самостоятельно найти выход – хотя бы в такое место, где человек не смахивает на муху в киселе.
Я еще раз взглянул на Врата – как и следовало ожидать, никакого свечения внутри кольца не наблюдалось. Врата были закрыты. Проверять их ощупью я не стал: дополнять глаза руками – признак слепого или ребенка. Не хватало мне еще начать биться в неодолимую преграду всем телом, выкрикивая мольбы о помощи на потеху тем, кто, возможно, сейчас наблюдает за мной!
– Поскучайте, – сказал я вслух по их адресу. – Цирк отменяется.
Первое, что пришло мне на ум, – описать широкий круг, но так, чтобы островок с Вратами всегда оставался в поле зрения. Радиус окружности – от силы метров тридцать-сорок, иначе я потеряю мой единственный ориентир. Меньше всего мне хотелось начать блуждать в тумане вслепую.
Я выполнил задуманное. На это ушло больше времени, чем я предполагал, – через каждые шагов пятнадцать-двадцать приходилось останавливаться и глубоко дышать. Мне оставалось лишь надеяться, что вдыхаемый мною туман не агрессивен по отношению к человеческим легким.
В самом мелком месте жижа доходила мне до середины бедра, в самом глубоком – почти до подмышек. Я вовсю вертел головой, надеясь увидеть что-нибудь похожее на берег и одновременно следя, чтобы островок с Вратами не растаял в белесой пелене. Ровным счетом ничего я не разглядел и даже не знал толком, завершил ли я один виток на орбите вокруг Врат. Чертова жижа не имела поверхностной пленки, она смыкалась за мной, не оставляя следов. Отвратительный мир – или, во всяком случае, отвратительное место в нем. В песчаной пустыне и то лучше – следы там вполне явственны, если только нет ветра, а ночью вдобавок легко можно ориентироваться по звездам. Всякому нормальному человеку нужны ориентиры, без них он беспомощен и склонен к разного рода глупостям вроде паники.
Опять-таки я мог лишь надеяться, что здесь нет хищников. Один раз жижа позади меня забурлила, но оказалось, что это лопаются пузыри газа, медленно всплывшие из потревоженного мной ила. Никто не собирался на меня нападать, но я, конечно, держал ухо востро. Одинокий и безоружный человек иной раз тоже кое-чего стоит, особенно если заметит опасность вовремя.
Итак, первая разведка не принесла результатов. Хотя… если подумать, то кое-что у меня было: сведения о глубине. С одной стороны от островка было глубже, с другой – мельче. Простейшая логика подсказывала, в каком направлении прежде всего надо искать берег.
Да, но как не потерять контакт с Вратами? Я мог принять локальное повышение дна за береговой уклон и здорово обмануться, а потом не найти обратный путь. Веселенькая перспектива! Вечно блуждать в этой слизи, надеясь на чудо, – глупое занятие. Чудеса обычно случаются, когда они тщательно подготовлены.
Решение было очевидным: нужно оставлять за собой какие-нибудь ориентиры. Вот только какие?
Я снял с себя рубашку. Она лежала на поверхности жижи и вроде не собиралась тонуть. Нет, целая рубашка – это слишком расточительно… Я оторвал рукав, завязал его с одного конца, надул и завязал с другого. Получилась этакая колбаса. Слизь забила поры в ткани, и надутый рукав лег на поверхность жижи, как надежный буек, – жаль, нечем было его заякорить. Ну да ничего, ветра нет, течения незаметно… рискнем!
От первого буя островок с Вратами был виден на пределе. Я двинулся дальше, глубоко дыша и поминутно оглядываясь. Когда первый буй почти растаял в тумане, я установил второй, сфабрикованный из другого рукава. Жижа теперь приходилась мне чуть выше колена, но дно, кажется, перестало подниматься. Третий буй я сделал из рубашки, превратившейся в безрукавку. Потом в дело пошли штаны. Я оставил за собой шесть буев, однако проклятая слизь все еще доходила мне до колена. На последний буй пошли трусы. Голый, как Адам до грехопадения, весь покрытый подсыхающей корочкой, я стоял по колено в киселе, изрыгая слова, вряд ли числившиеся в лексиконе Адама. Позади меня едва виднелся мой последний буй – впереди не маячило и намека на берег.
Мои соотечественники, особенно фермеры, мастаки по части ругани, однако настал момент, когда я понял, что начал повторяться. Описав напоследок в энергичных словах интимные отношения того, кто проложил гиперканал в этот поганый мир, с его лошадью, я начал успокаиваться, а заодно отдышался как следует. Успокоившись – начал думать.
Может оказаться так, что эта отмель тянется на целые километры?
Вообще-то может, но лучше исходить из того, что берег сравнительно недалеко. Возможно, он вытянут мысом по направлению к островку. Если так, то небольшая ошибка в направлении предопределила неудачу. Нужно вернуться к Вратам, собрать буи и попробовать снова, взяв курс под углом, скажем, градусов двадцать к первоначальному направлению. Не выйдет – пробовать еще и еще. Силы у меня есть, пройдет еще немало времени, прежде чем я ослабею от голода…
Пятая попытка привела к успеху. К счастью, я не отказался от нее, когда дно понизилось и мне пришлось брести по шею в жиже, – это была всего лишь локальная яма. Выбравшись из нее, я оставил буй, побрел дальше – и очень скоро увидел берег.
Он был низок и выглядел безжизненным – просто скальная плита, местами растрескавшаяся, чуть наклонно уходила в жижу. Но все-таки это был берег, и на нем мне следовало быть, потому что человек все-таки не муха в киселе. Я нашел в трещинах несколько камешков и выложил из них стрелку, направленную на ближайший буй, а значит, и на островок с Вратами. Потом, собрав буи, кое-как прикрыл наготу.
И стал думать: что дальше-то делать?
Ну ладно, теперь я могу спать и не утону. Это станет актуально, когда наступит ночь – должна же она наступить! На берегу я, пожалуй, не заблужусь и в тумане. Найду воду, потому что пить ту липкую мерзость, из коей я вылез, вряд ли полезно для здоровья и уж точно малоприятно. Если мне повезет, то найду и пищу. В конце концов, жизнь на большинстве известных планет устроена примерно одинаково, в ее основе лежат одни и те же аминокислоты. Авось не подохну. Главное – самому не попасть кому-нибудь на зуб. Досадно, конечно, что у меня нет оружия, но если хорошенько подумать, то, может, оно и к лучшему. Пищу можно добыть и голыми руками, а сражаться с хищниками вовсе не нужно, если можно просто-напросто избежать встречи с ними. Не удастся – отступлю в жижу, и если звери последуют за мной – буду топить их поодиночке. Впрочем, десять против одного за то, что хищники не нападут – ведь я нимало не похож на их привычную добычу…
Сердце билось ничуть не торопливее обычного ритма. Мне просто не понравился дурацкий сон, а еще не понравилось, что мое подсознание играет во сне в такие игры. Я уже давно не впечатлительный деревенский парнишка. Мне далеко за тридцать, если говорить о биологическом возрасте, и я много чего повидал. Я вовсе не поэтическая натура, хотя и теперь иногда увлекаюсь, решая какую-нибудь инженерную задачу просто для удовольствия.
Кстати об инжиниринге… Я не физик, мое образование было более конкретным, и вот оно-то со всей силой протестовало против нарушения закона причинности. Как слияние двух нейтронных звезд могло породить гамма-всплеск катастрофических масштабов, уничтоживший Марцию, но не тронувший Мачеху? Два с половиной парсека – это сколько же в световых годах? Восемь и пятнадцать сотых. Вот именно столько времени назад – восемь лет и без малого два месяца – поверхность Мачехи должна была быть хорошо прожарена, чего, однако, не случилось. Почему?
Гамма-всплеск был сильно асимметричным? Пусть так, но провалов с нулевым излучением в каком-то направлении не должно было быть – это мне объяснил тот спасшийся с Марции научник, который прикидывал энергетику гамма-всплеска, бредя за мной по сухому руслу в Прибрежной пустыне. Мачехе должна была достаться, возможно, меньшая доза гамма-квантов и сверхэнергичных частиц, но все равно мало бы не показалось. Но чего не было, того не было. Жизнь на Мачехе была не сахар, но люди все еще продолжали жить и работать там. В серьезную ошибку с определением межзвездных расстояний я, как здравомыслящий человек, не верил.
«Скажу более, – внушал мне Вилли. – Мы послали на Мачеху туннельный корабль, оснащенный астрономической аппаратурой. Двойной пульсар выглядит оттуда точно так, как он и должен выглядеть. Нет там черной дыры. Не было слияния нейтронных звезд. Не было гамма-всплеска».
«Не знаю, связаны ли визиты черных кораблей на Марцию с уничтожением жизни на ней, и никто не знает, – говорил еще Вилли, – но мы обязаны учитывать и такую возможность. Даже висельник имеет право знать в точности, что его ждет. Черные корабли наблюдались и на Земле, но не забывай, что они наблюдались также и на Тверди…»
«В целом ряде случаев гораздо надежнее доверять проведение операций не землянину, а надежному человеку со стороны, – говорил Вилли. – Ты не возражал бы поработать некоторое время вне Тверди? Ну вот и отлично. У тебя есть некоторый опыт, но его недостаточно. Тебе придется пройти дополнительную подготовку…»
Ну, подготовка подготовкой, а что же все-таки погубило Марцию? Где располагался источник гамма-шквала? Сравнительно недалеко от Марции? Но почему тогда марциане, тщательно пекущиеся об обороне, ничего не заметили? Да и энергетика процесса все равно должна была быть запредельной, пока еще не доступной землянам. А больше вроде и некому…
Да и не проявил бы Вилли такого беспокойства, если бы Земля была виновной в уничтожении конкурирующей цивилизации.
Получалась чертовщина. Чисто природный процесс не мог бы развиваться по такому сценарию. Вселенная любит преподносить нам сюрпризы, но это слишком даже для нее. И – черные корабли. Одно с другим связал бы и ребенок. Два непонятных явления, рассмотренные во взаимосвязи друг с другом, могут привести к пониманию – чисто теоретически, конечно.
Пока что никакого понимания не было и близко.
Но если Марция уничтожена сознательно, то должен быть тот, кто ее уничтожил. И кстати: почему этого вероятный «кто-то» нанес удар по Марции, а не по Земле, например?
Или Земля – следующая?
А потом? Может, Твердь?
«Нам пора кончать с конфронтацией, – убеждал Вилли. – Пока мы ссоримся, вводим экономические санкции, делимся на блоки, наносим друг другу удары и занимаемся тому подобной мышиной возней, кто-то пристально следит за нами. Да пусть бы следил! Но он грубо вмешивается, Марция тому пример. Уже идет война, дружище Ларс, необъявленная война с непонятными целями. Верхом глупости было бы сейчас не объединить усилия хотя бы спецслужб разных планет. Ставки в игре того требуют. Не терплю громких слов, но на кону сейчас само существование человеческой цивилизации…»
Похоже, Вилли был прав. Укрепление влияния Земли на Твердь выглядело сейчас довольно-таки второстепенной задачей, с точки зрения землян. Конечно, я меньше всего воображал, что вот прямо сегодня после завтрака Земля откажется от решения второстепенных задач, но ощущал удовлетворение: дело пошло именно так, как я предполагал. Отец получит свое, Земля – свое. И я получу свое. На Тверди мне делать нечего. Я патриот своей родины, но люблю ее такой, какой она могла бы быть, а не такой, какой она стала. Не без моих усилий, между прочим!
А впрочем… если бы люди могли точно просчитывать результаты своих действий, то кто бы тогда делал хоть что-нибудь?
Сразу после завтрака ко мне заявился Вилли.
– Собирайся, Ларс. Ты отбываешь прямо сейчас.
– Куда это мы отбываем?
– Не мы отбываем, а ты. Поторопись.
– А как же работы по «темпо»?
– Продолжатся без тебя. Плюнь и собирайся, черт возьми. Нет, вещи не бери, их доставят отдельно. Просто собери рюкзак, да не копайся!
Мне собраться – только подпоясаться. Никаких вещей, кроме рюкзака, у меня и не было, а рюкзак я почти не распаковывал, так что побросать обратно ту малость, что я из него вытащил, труда не составило. Незнакомый белохалатник в два счета избавил меня от имплантированного под кожу датчика. На ближайшей посадочной площадке ждал антиграв-катер таких стремительных очертаний, что летаргический инженер в моей душе проснулся и преисполнился жгучей зависти. Вилли перебросился несколькими словами с пилотом и указал мне: садись, мол. Помахал ручкой и ушел.
Я сел. Взявшись черт знает откуда, надо мною возник прозрачный, чуть радужный колпак – не опустился сверху, не выехал из корпуса, а именно возник. Наверное, те же фокусы, что и с прозрачными заборами, – какие-то силовые поля. Но какие именно и как это делается – задачка не по зубам инженеру с Тверди. Тут физик нужен.
Пилот не стал терять времени и сразу же взмыл. По-видимому, у персонала на Прииске не вошло в привычку особенно цацкаться с теми, кто не платит: перегрузка чуть не размазала меня по креслу. Когда я вновь обрел способность видеть и дышать, то обнаружил, что разгон окончен и катер лег на курс. Я попытался рассмотреть, какие места проносятся под нами, и не особенно преуспел в этом. Слишком уж небольшая высота и слишком высокая скорость. Когда меня с кучей марциан везли сюда, я тоже не слишком хорошо рассмотрел Прииск с высоты птичьего полета – тот пилот гнал как на пожар. Этот мог бы посоревноваться с ним в гонках на скорость.
Деловой подход. Принял груз – сдал груз. Хотя чуть-чуть обидно, конечно.
Это какая же по счету у меня планета? Получается – пятая. Моя родная Твердь, затем Земля, далее краткая экскурсия на Саладину, потом Марция, а теперь – Прииск. Интересно бы знать, куда меня сейчас переправляют? На Землю?
Скорее всего. Хотя я совсем не рвался туда. Однако решать, да и то далеко не всегда, может лишь тот, кто не играет в наши игры. На самом деле секретному агенту довольно редко приходится принимать самостоятельные решения, для этого существует руководство, а задача агента – выполнять задания, не пугая начальство инициативами. Многим так даже лучше: меньше ответственности. Когда-то меня удивлял тот факт, что даже у нас на Тверди невероятное количество людей предпочитает плыть по течению, делая «от» и «до» то, что велят, и не замахиваясь на большее. Потом я привык. Если я чем-то и отличаюсь от большинства, то, право, не в худшую сторону.
Наверное, это был приступ нарциссизма, и я поспешил справиться с ним, в чем и преуспел. Чувство некоторого превосходства над окружающими дает уверенность в себе и помогает в работе лишь до тех пор, пока его удается удерживать в приемлемых рамках.
С этой мыслью я вошел во Врата, приготовившись максимум к легкой мигрени… И сейчас же выпал чуть ли не плашмя в какую-то жижу.
От привычки падать в лужи я избавился примерно в двухлетнем возрасте. Я наверняка не упал бы, но кто-то, пожелавший остаться неизвестным, здорово толкнул меня в спину, так что выбора – падать или не падать – у меня просто не было.
Шлеп!
Рот я держал закрытым, так что не нахлебался. Глотать что попало вообще не в моих привычках. Однако я ощутил солоноватый вкус той жижи, в которую сверзился. Море?
Черта с два. Жидкость была густой, примерно как разбавленный кисель, и странно пахла – ее запах я почувствовал еще в падении. Ни холода, ни тепла – очень комфортная температура. Я вынырнул и сразу нащупал ногами дно – всей глубины было по пояс. Осторожно вдохнул скупую порцию местного воздуха. Зря осторожничал – тут надо было дышать в полную силу легких, чтобы не задохнуться. Кислорода в атмосфере явно недоставало. Самым полезным приспособлением в этом мире были бы легкие, как у пловца, объемом литров в десять. Или дыхательная маска с притороченным к ней кислородным баллончиком.
Минуты через полторы я понял, что, пожалуй, смогу выжить здесь какое-то время, хотя о протяженности данного временного отрезка не имел ни малейшего понятия. Пожалуй, следовало исходить из предположения, что меня не намеревались убрать. Для этого совершенно необязательно тащить человека через Врата – любая толковая спецслужба с легкостью организует бесследное исчезновение человека где угодно, особенно на контролируемой ею территории. Был человек – и нет его. Да и был ли? Что вы такое говорите! У вас, наверное, ложная память – такого человека вообще никогда не существовало!
Врата располагались позади меня на крохотном островке. Как и следовало ожидать, они были закрыты. Пожалуй, для меня нашлось бы местечко рядом с ними, но я решил не спешить. Еще не пришло время хвататься за соломинку. Я внимательно огляделся. Над поверхностью жижи стелился туман, ограничивая видимость несколькими десятками шагов. Стоял полный штиль. Туман не плыл, не клубился – он просто висел над поверхностью этого киселя, он хорошо устроился и, возможно, вообще не знал, что такое ветер. Сквозь туман кое-как просвечивало местное солнце, значительно более красное, чем на Тверди, и чуть краснее, чем на Марции, хотя цвет светила мог, конечно, быть результатом поглощения коротких световых волн в тумане. Торчал из жижи каменистый островок с Вратами – по сути, просто большой валун, – но берега нигде не было видно.
Дно, по-видимому, было песчаным, с нетолстым слоем ила. Иногда мои ноги натыкались на скользкие камни. Плыть оказалось невозможно, но я мог передвигаться пешком, хотя и медленнее, чем человек, бредущий по пояс в воде. Жидкость была скользкой на ощупь, но создавала значительное сопротивление движению. Хорошего в ней было, пожалуй, лишь то, что мне не грозило ни замерзнуть, ни свариться. Из этого обстоятельства я сделал первый шаткий вывод: меня собираются продержать здесь некоторое время.
Возможно, довольно продолжительное время.
Я решил исходить из предположения: это просто тестовое испытание. Так сказать, проверка на вшивость. Одно из двух: либо я должен был продержаться в этом мире установленный экзаменатором период времени, либо самостоятельно найти выход – хотя бы в такое место, где человек не смахивает на муху в киселе.
Я еще раз взглянул на Врата – как и следовало ожидать, никакого свечения внутри кольца не наблюдалось. Врата были закрыты. Проверять их ощупью я не стал: дополнять глаза руками – признак слепого или ребенка. Не хватало мне еще начать биться в неодолимую преграду всем телом, выкрикивая мольбы о помощи на потеху тем, кто, возможно, сейчас наблюдает за мной!
– Поскучайте, – сказал я вслух по их адресу. – Цирк отменяется.
Первое, что пришло мне на ум, – описать широкий круг, но так, чтобы островок с Вратами всегда оставался в поле зрения. Радиус окружности – от силы метров тридцать-сорок, иначе я потеряю мой единственный ориентир. Меньше всего мне хотелось начать блуждать в тумане вслепую.
Я выполнил задуманное. На это ушло больше времени, чем я предполагал, – через каждые шагов пятнадцать-двадцать приходилось останавливаться и глубоко дышать. Мне оставалось лишь надеяться, что вдыхаемый мною туман не агрессивен по отношению к человеческим легким.
В самом мелком месте жижа доходила мне до середины бедра, в самом глубоком – почти до подмышек. Я вовсю вертел головой, надеясь увидеть что-нибудь похожее на берег и одновременно следя, чтобы островок с Вратами не растаял в белесой пелене. Ровным счетом ничего я не разглядел и даже не знал толком, завершил ли я один виток на орбите вокруг Врат. Чертова жижа не имела поверхностной пленки, она смыкалась за мной, не оставляя следов. Отвратительный мир – или, во всяком случае, отвратительное место в нем. В песчаной пустыне и то лучше – следы там вполне явственны, если только нет ветра, а ночью вдобавок легко можно ориентироваться по звездам. Всякому нормальному человеку нужны ориентиры, без них он беспомощен и склонен к разного рода глупостям вроде паники.
Опять-таки я мог лишь надеяться, что здесь нет хищников. Один раз жижа позади меня забурлила, но оказалось, что это лопаются пузыри газа, медленно всплывшие из потревоженного мной ила. Никто не собирался на меня нападать, но я, конечно, держал ухо востро. Одинокий и безоружный человек иной раз тоже кое-чего стоит, особенно если заметит опасность вовремя.
Итак, первая разведка не принесла результатов. Хотя… если подумать, то кое-что у меня было: сведения о глубине. С одной стороны от островка было глубже, с другой – мельче. Простейшая логика подсказывала, в каком направлении прежде всего надо искать берег.
Да, но как не потерять контакт с Вратами? Я мог принять локальное повышение дна за береговой уклон и здорово обмануться, а потом не найти обратный путь. Веселенькая перспектива! Вечно блуждать в этой слизи, надеясь на чудо, – глупое занятие. Чудеса обычно случаются, когда они тщательно подготовлены.
Решение было очевидным: нужно оставлять за собой какие-нибудь ориентиры. Вот только какие?
Я снял с себя рубашку. Она лежала на поверхности жижи и вроде не собиралась тонуть. Нет, целая рубашка – это слишком расточительно… Я оторвал рукав, завязал его с одного конца, надул и завязал с другого. Получилась этакая колбаса. Слизь забила поры в ткани, и надутый рукав лег на поверхность жижи, как надежный буек, – жаль, нечем было его заякорить. Ну да ничего, ветра нет, течения незаметно… рискнем!
От первого буя островок с Вратами был виден на пределе. Я двинулся дальше, глубоко дыша и поминутно оглядываясь. Когда первый буй почти растаял в тумане, я установил второй, сфабрикованный из другого рукава. Жижа теперь приходилась мне чуть выше колена, но дно, кажется, перестало подниматься. Третий буй я сделал из рубашки, превратившейся в безрукавку. Потом в дело пошли штаны. Я оставил за собой шесть буев, однако проклятая слизь все еще доходила мне до колена. На последний буй пошли трусы. Голый, как Адам до грехопадения, весь покрытый подсыхающей корочкой, я стоял по колено в киселе, изрыгая слова, вряд ли числившиеся в лексиконе Адама. Позади меня едва виднелся мой последний буй – впереди не маячило и намека на берег.
Мои соотечественники, особенно фермеры, мастаки по части ругани, однако настал момент, когда я понял, что начал повторяться. Описав напоследок в энергичных словах интимные отношения того, кто проложил гиперканал в этот поганый мир, с его лошадью, я начал успокаиваться, а заодно отдышался как следует. Успокоившись – начал думать.
Может оказаться так, что эта отмель тянется на целые километры?
Вообще-то может, но лучше исходить из того, что берег сравнительно недалеко. Возможно, он вытянут мысом по направлению к островку. Если так, то небольшая ошибка в направлении предопределила неудачу. Нужно вернуться к Вратам, собрать буи и попробовать снова, взяв курс под углом, скажем, градусов двадцать к первоначальному направлению. Не выйдет – пробовать еще и еще. Силы у меня есть, пройдет еще немало времени, прежде чем я ослабею от голода…
Пятая попытка привела к успеху. К счастью, я не отказался от нее, когда дно понизилось и мне пришлось брести по шею в жиже, – это была всего лишь локальная яма. Выбравшись из нее, я оставил буй, побрел дальше – и очень скоро увидел берег.
Он был низок и выглядел безжизненным – просто скальная плита, местами растрескавшаяся, чуть наклонно уходила в жижу. Но все-таки это был берег, и на нем мне следовало быть, потому что человек все-таки не муха в киселе. Я нашел в трещинах несколько камешков и выложил из них стрелку, направленную на ближайший буй, а значит, и на островок с Вратами. Потом, собрав буи, кое-как прикрыл наготу.
И стал думать: что дальше-то делать?
Ну ладно, теперь я могу спать и не утону. Это станет актуально, когда наступит ночь – должна же она наступить! На берегу я, пожалуй, не заблужусь и в тумане. Найду воду, потому что пить ту липкую мерзость, из коей я вылез, вряд ли полезно для здоровья и уж точно малоприятно. Если мне повезет, то найду и пищу. В конце концов, жизнь на большинстве известных планет устроена примерно одинаково, в ее основе лежат одни и те же аминокислоты. Авось не подохну. Главное – самому не попасть кому-нибудь на зуб. Досадно, конечно, что у меня нет оружия, но если хорошенько подумать, то, может, оно и к лучшему. Пищу можно добыть и голыми руками, а сражаться с хищниками вовсе не нужно, если можно просто-напросто избежать встречи с ними. Не удастся – отступлю в жижу, и если звери последуют за мной – буду топить их поодиночке. Впрочем, десять против одного за то, что хищники не нападут – ведь я нимало не похож на их привычную добычу…