Угрюмый опыт долгих лет
   врастанья в темноту —
   моей души спинной хребет,
   горбатый на свету.
   389
 
   Я живу, никого не виня,
   не взывая к судам и расплатам,
   много судей везде без меня,
   и достойнее быть адвокатом.
   390
 
   Есть сутки – не выдумать гаже,
   дурней, непробудней, темней,
   а жизнь продолжается – даже
   сквозь наши рыданья над ней.
   391
 
   Насыщенная множеством затей,
   покуда длится времени течение,
   вся жизнь моя – защита от людей
   и к ним же непрестанное влечение.
   392
 
   Всегда приходят в мир учителя,
   несущие неслышный звон оков,
   и тьмой от них питается земля,
   и зло течет из их учеников.
   393
 
   Играя соками и жиром
   в корнях и семени,
   объем и тяжесть правят миром
   и дружат семьями.
   394
 
   Пристрастие к известным и великим
   рождается из чувства не напрасного:
   величие отбрасывает блики
   на всякого случайного причастного.
   395
 
   Вдоль житейской выщербленной трассы
   веет посреди и на обочинах
   запах жизнедеятельной массы
   прытких и натужно озабоченных.
   396
 
   Поскольку в наших душах много свинства
   и всяческой корысти примитивной,
   любое коллективное единство
   всегда чревато гнусью коллективной.
   397
 
   Подвержены мы горестным печалям
   по некой очень мерзостной причине:
   не радует нас то, что получаем,
   а мучает, что недополучили.
   398
 
   Разбираться прилежно и слепо
   в механизмах любви и вражды —
   так же сложно и столь же нелепо,
   как ходить по нужде без нужды.
   399
 
   Люди мелкие, люди великие
   (люди средние тоже не реже) —
   одичавшие хуже, чем дикие,
   ибо злобой насыщены свежей.
   400
 
   Пошлость неоглядно бесконечна,
   век она пронзает напролет,
   мы умрем, и нас она сердечно,
   с тактом и со вкусом отпоет.
   401
 
   В житейской озверелой суете
   поскольку преуспеть не всем дано,
   успеха добиваются лишь те,
   кто, будучи младенцем, ел говно.
   402
 
   Беда, что в наших душах воспаленных
   все время, разъедая их, кипит
   то уксус от страстей неутоленных,
   то желчь из нерастаявших обид.
   403
 
   По замыслу Бога порядок таков,
   что теплится всякая живность,
   и, если уменьшить число дураков —
   у них возрастает активность.
   404
 
   Нет сильнее терзающей горести,
   жарче муки и боли острей,
   чем огонь угрызения совести;
   и ничто не проходит быстрей.
   405
 
   Всегда проистекают из того
   конфузы человеческого множества,
   что делается голосом его
   крикливая нахрапистость ничтожества.
   406
 
   Вампиров, упырей и вурдалаков
   я вижу часто в комнате жилой,
   и вкус у них повсюду одинаков:
   душевное тепло и дух живой.
   407
 
   Несобранный, рассеянный и праздный,
   газеты я с утра смотрю за чаем;
   политика – предмет настолько грязный,
   что мы ее прохвостам поручаем.
   408
 
   По дебрям прессы свежей
   скитаться я устал;
   век разума забрезжил,
   но так и не настал.
   409
 
   А вы – твердя, что нам уроками
   не служит прошлое, – не правы:
   что раньше числилось пороками,
   теперь – обыденные нравы.
   410
 
   Везде вокруг – шумиха, толкотня
   и наглое всевластие порока;
   отечество мое – внутри меня,
   и нету в нем достойного пророка.
   411
 
   Я думаю, что Бог жесток, но точен,
   и в судьбах даже самых чрезвычайных
   количество заслуженных пощечин
   не меньше, чем количество случайных.
   412
 
   Я насмотрелся столько всякого,
   что стал сильней себя любить;
   на всей планете одинаково
   умеют нас употребить.
   413
 
   По праху и по грязи тек мой век,
   и рабством и грехом отмечен путь,
   не более я был, чем человек,
   однако и не менее ничуть.
   414
 
   Днем кажется, что близких миллион
   и с каждым есть связующая нить,
   а вечером безмолвен телефон,
   и нам, по сути, некому звонить.
   415
 
   Не ведая притворства, лжи и фальши,
   без жалости, сомнений и стыда
   от нас уходят дети много раньше,
   чем из дому уходят навсегда.
   416
 
   Увы, сколь коротки мгновения
   огня, игры и пирования;
   на вдох любого упоения
   есть выдох разочарования.
   417
 
   Есть люди – едва к ним зайдя на крыльцо,
   я тут же прощаюсь легко;
   в гостях – рубашонка, штаны и лицо,
   а сам я – уже далеко.
   418
 
   Он душою и темен и нищ,
   а игра его – светом лучится:
   Божий дар неожидан, как прыщ,
   и на жопе он может случиться.
   419
 
   По вечной жизни побратимы
   и по изменчивой судьбе,
   разбой и ложь непобедимы,
   пока уверены в себе.
   420
 
   Ничуть не склонный к баловству
   трепаться всуе о высоком,
   неслышно корень поит соком
   многословесную листву.
   421
 
   Случай неожиданен, как выстрел,
   личность в этот миг видна до дна:
   то, что из гранита выбьет искру,
   выплеснет лишь брызги из говна.
   422
 
   Что царь или вождь – это главный злодей,
   придумали низкие лбы:
   цари погубили не больше людей,
   чем разного рода рабы.
   423
 
   Добреют и мягчают времена,
   однако путь на свет совсем не прост,
   в нас рабство посевает семена,
   которые свобода гонит в рост.
   424
 
   Простая истина нагая
   опасна тогам и котурнам:
   осел, культуру постигая,
   ослом становится культурным.
   425
 
   У всех по замыслу Творца —
   своя ума и духа зона,
   житейский опыт мудреца —
   иной, чем опыт мудозвона.
   426
 
   Как бы счастье вокруг ни плясало,
   приглашая на вальс и канкан,
   а бесплатно в судьбе только сало,
   заряжаемое в капкан.
   427
 
   Мир бизнеса разумен и толков,
   художнику дает он пить и есть;
   причина поклонения волков —
   в боязни пропустить благую весть.
   428
 
   Рассудок мой всегда стоит на страже,
   поскольку – нет числа таким примерам —
   есть люди столь бездарные, что даже
   пытаются чужим ебаться хером.
   429
 
   Паскудство проступает из паскуды
   под самым незначительным нажимом;
   хоть равно все мы Божии сосуды,
   но разница – в залитом содержимом.
   430
 
   К игре в рубаху-парня-обаяшку
   не все мои знакомые годны:
   едва раскроют душу нараспашку,
   как мерзкие волосики видны.
   431
 
   В мире царствуют вездесущие,
   жарко щерящие пасть
   власть имевшие, власть имущие
   и хотящие эту власть.
   432
 
   От уксуса совести чахнут,
   кто грабит и крадет убого,
   но деньги нисколько не пахнут,
   когда их достаточно много.
   433
 
   Счастлив муж без боли и печали,
   друг удачи всюду и всегда,
   чье чело вовек не омрачали
   тени долга, чести и стыда.
   434
 
   Много начерно, то есть в чернилах,
   было черного людям предвидено,
   но никто сочинить был не в силах
   то, что век наш явил нам обыденно.
   435
 
   Не стоит на друзей смотреть сурово
   и сдержанность лелеять как профессию:
   нечаянное ласковое слово
   излечивает скрытую депрессию.
   436
 
   Удачу близко видя, шел я мимо,
   не разумом, а нюхом ощутив
   текущее за ней неуловимо
   зловоние блестящих перспектив.
   437
 
   Лепя людей, в большое зеркало
   Бог на себя смотрел из тьмы,
   и так оно Его коверкало,
   что в результате вышли мы.
   438
 
   Шальная от порывов скороспелых,
   душа непредсказуемо сложна,
   поэтому в расчисленных пределах
   неволя безусловно ей нужна.
   439
 
   В какой ни варишься среде,
   азарт апломба так неистов,
   что не укрыть себя нигде
   от саблезубых гуманистов.
   440
 
   Я лишь от тех не жду хорошего,
   в ком видно сразу по лицу,
   что душу дьяволу задешево
   продал со скидкой на гнильцу.
   441
 
   Нелепым парадоксом озабочен
   я в темных ощущениях моих:
   боюсь я чистых праведников очень
   и хочется грешить, увидя их.
   442
 
   Я не был отщепенец и изгой,
   во все играл со всеми наравне,
   но был неуловимо я другой,
   и в тягость это было только мне.
   443
 
   Хоть у века дорога крута,
   но невольно по ней мы влекомы;
   нас могла бы спасти доброта,
   только мы очень мало знакомы.
   444
 
   Незримый, невесомый, эфемерный —
   обманчив дух вульгарной простоты:
   способно вызвать взрыв неимоверный
   давление душевной пустоты.
   445
 
   Любой народ разнообразен
   во всем хорошем и дурном,
   то жемчуг выплеснет из грязи,
   то душу вымажет говном.
   446
 
   Устройство мира столь непросто,
   что смотришь с горестью сиротства,
   как истекает от прохвоста
   спокойствие и превосходство.
   447
 
   Вражда развивает мой опыт,
   а лесть меня сил бы лишила,
   хотя с точки зрения жопы
   приятнее мыло, чем шило.
   448
 
   Жестоки с нами дети, но заметим,
   что далее на свет родятся внуки,
   а внуки – это кара нашим детям
   за нами перенесенные муки.
   449
 
   Ученье свет, а неученье —
   потемки, косность и рутина;
   из этой мысли исключение —
   образование кретина.
   450
 
   Мы живем то в беде, то в засранстве,
   мы туманим надеждами взор,
   роль Мессии витает в пространстве,
   но актеры – то срам, то позор.
   451
 
   Есть запахи у каждого лица,
   и пахнуть по-иному нет возможности,
   свой запах у плута, у подлеца,
   у глупости, у страха, у надежности.
   452
 
   У времени всегда есть обстоятельства
   и связная логическая нить,
   чтоб можно было низкое предательство
   высокими словами объяснить.
   453
 
   Нету вкрадчивей, нету сочней,
   согревающей, словно вино,
   нет кислотней и нет щелочней,
   агрессивней среды, чем говно.
   454
 
   Владея к наслаждению ключом,
   я славы и успеха не искал:
   в погоне за прожекторным лучом
   меняется улыбка на оскал.
   455
 
   Есть на свете странные мужчины:
   вовсе не сочатся злом и ядом,
   только духом дикой мертвечины
   веет ниоткуда с ними рядом.
   456
 
   Я, дружа по жизни с разным сбродом,
   знал от паханов до низкой челяди;
   самым омерзительным народом
   были образованные нелюди.
   457
 
   Очень зябко – про нечто, что вечно,
   вдруг подумать в сомнении честном:
   глас народа – глас Божий, конечно,
   только пахнет общественным местом.
   458
 
   Наша разность – не в мечтаниях бесплотных,
   не в культуре и не в туфлях на ногах;
   человека отличает от животных
   постоянная забота о деньгах.
   459
 
   От выпивки в нас тает дух сиротства,
   на время растворяясь в наслаждении,
   вино в мужчине будит благородство
   и память о мужском происхождении.
   460
 
   Какие цепи мы ни сбросим,
   нам только делается хуже,
   свою тюрьму внутри мы носим,
   и клетка вовсе не снаружи.
   461
 
   Друг мой бедный, дитя современности,
   суеты и расчета клубок,
   знает цену, не чувствуя ценности,
   отчего одинок и убог.
   462
 
   Все книги об истории – поток,
   печальным утешением текущий,
   что век наш не беспочвенно жесток,
   а просто развивает предыдущий.
   463
 
   Всегда в разговорах и спорах
   по самым случайным вопросам
   есть люди, мышленье которых
   запор сочетает с поносом.
   464
 
   Свободу я ношу в себе,
   а внешне – тих я и неловок
   в демократической борьбе
   несчетных банд и группировок.
   465
 
   Хотя повсюду царствует жлобство,
   есть личная заветная округа,
   есть будничного быта волшебство
   и счастье от познания друг друга.
   466
 
   Мы сразу простимся с заботами
   и станем тонуть в наслаждении,
   когда мудрецы с идиотами
   сойдутся в едином суждении.
   467
 
   Всегда стремились люди страстно
   куда попало вон из темени
   в пустой надежде, что пространство
   освобождает нас от времени.
   468
 
   У нас весьма различны свойства,
   но есть одно у всех подряд:
   Господь нам дал самодовольство,
   чтоб мы не тратились на яд.
   469
 
   Умеренность, лекарства и диета,
   замашки опасаться и дрожать —
   способны человека сжить со света
   и заживо в покойниках держать.
   470
 
   Так Земля безнадежно кругла
   получилась под Божьей рукой,
   что на свете не сыщешь угла,
   чтоб найти там душевный покой.
   471
 
   Толпа людей – живое существо:
   и разум есть, и дух, и ток по нервам,
   и даже очень видно вещество,
   которое всегда всплывает первым.
   472
 
   Бал жизни всюду правит стая,
   где каждый занят личной гонкой,
   расчет и блядство сочетая
   в душе возвышенной и тонкой.
   473
 
   Незримая душевная ущербность
   рождает неосознанную прыть,
   питая ненасытную потребность
   себя заметным козырем покрыть.
   474
 
   Когда к публичной славе тянет личность,
   то всей своей судьбой по совокупности
   персона эта платит за публичность
   публичной репутацией доступности.
   475
 
   Ты был и есть в моей судьбе,
   хоть был общенья срок недолог;
   я написал бы о тебе,
   но жалко – я не гельминтолог.
   476
 
   Не только воевали и злословили
   в течение столетия активного,
   еще всего мы много наготовили
   и для самоубийства коллективного.
   477
 
   Я очень пожилой уже свидетель
   того, что наши пафос и патетика
   про нравственность, мораль и добродетель —
   пустая, но полезная косметика.
   478
 
   Хотя, стремясь достигнуть и познать,
   мы глупости творили временами,
   всегда в нас было мужество признать
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента