Боб сначала следовал в направлении, указанном Уиллом, чтобы создать фон, на котором Уилл прочувствует и выразит свой гнев. Конечно, это редко приводит к решению проблемы. Уилл больше был бы доволен разрешением проблемы своей двойственности, нежели выплескиванием гнева. Подобно клиенту, который не должен был писать статью, пока он чувствует себя несчастным из-за того, что никак не может заставить себя писать, Уилл не должен выталкивать дочь из гнезда, пока он злится, что она сама не улетает.
   Некоторые клиенты используют гнев, чтобы оправдать свое поведение, которого без этого чувства они бы себе не позволили. В ТА это называется сбором марок для покупки свободного от вины ухода с работы, свободного от вины развода, свободного от вины запоя. Первым делом в работе с такими клиентами мы просим их понять, что они могут бросать работу, разводиться, пить, не собирая при этом марки.
   Мэри: Послушайте, а что плохого в вашем решении больше с ним не жить? Почему вы злитесь при мысли об уходе?
   Гвен: Это было бы бессмысленно… Вы не можете уйти от мужа без веской причины…
   Мэри: (Проигрывает ее слова на магнитофоне). Прислушайтесь к «вы». «Вы не можете уйти от мужа». Это программирование. «Вы не можете уйти», — говорит одна ваша половина. Другая половина говорит: «Но, мама, у меня есть веская причина: он такой плохой! Сейчас я тебе докажу, что я должна на него злиться!»
   Гвен: Хм-м. Да, похоже. Никто из нашей семьи не разводился. По правде говоря, я уже написала маме о нем в письме, надеясь, что она скажет: «Разводись». Вместо этого она посоветовала: «Постарайся».(Улыбается). Я сейчас поняла кое-что забавное. Когда она говорит: «Постарайся», я стараюсь отыскать в нем еще больше гадостей.
   У нас, у людей, есть много способов заставить себя выполнять те или иные жизненные задачи, однако гневливый клиент убежден, что ему в качестве спускового крючка для собственных поступков необходим гнев. Мы предлагаем таким клиентам всякий раз, когда они злятся, задавать себе следующие вопросы:
   1. Ситуация, из-за которой я злюсь (грущу, чувствую вину и т.д.) — она реальна или вымышлена? Если вы злитесь из-за чего-то в будущем, ситуация вымышлена. Если вы злитесь в ответ на интерпретацию или предположение, которые делаете о чьем-нибудь поведении, она опять— таки является вымышленной, пока вы не проверите реальные факты.
   Сара: Моему мужу все равно, что я думаю, и это сводит меня с ума.
   Мэри: Расскажите ему, что вы думаете, и узнаете, действительно ли ему все равно, что вы думаете. Может быть да, а может нет. Пока не спросите, вы можете только гадать.
   2. Я могу что-нибудь предпринять? Если Сара обнаружит, что мужу ее мысли не интересны, она может развестись с ним, перестать рассказывать ему о своих мыслях, поразмышлять, а что же его интересует, или плюнуть на все и продолжать ему все рассказывать — но уже не злясь, что ему не интересно.
   3. Я выбираю этот подход? Составив список возможных подходов, Сара может решить либо следовать одному из них, либо не делать ничго. Каким бы ни был выбор, ее гнев уже потерял для нее всякую ценность.
   Когда клиент думает, что в этой ситуации гнев — единственно возможная, а посему неизбежная реакция, он верит, что это люди и ситуации заставляют его чувствовать. Мы часто используем воображение, чтобы доказать, что каждый человек сам выбирает себе чувства:
   «Закройте глаза. Представьте, что вы ведете машину. Вы превысили скорость. Машина, едущая перед вами, внезапно останавливается, и вы резко тормозите. Машины столкнулись, но вы не пострадали. Задержитесь в машине на минутку. Что вы чувствуете? Выйдите и осмотрите обе машины. Ваш бампер и решетка смяты. Что вы чувствуете? Что вы бормочете про себя?»
   Когда группа клиентов проводит этот эксперимент вместе, они видят, что у каждого из них возникают разные чувства, и эти чувства обусловлены не событием, но тем, что они говорят сами себе. Боязливые люди рассказывают истории на тему «Я могла бы погибнуть». Виноватые ругают себя и предсказывают, что страховку не выплатят, потому что они якобы превысили скорость. Грустные могут решить, что в этом году отпуск пропал, ведь все деньги уйдут на ремонт машины. Гневные концентрируют свое внимание на мерзавце, который затормозил без предупреждения.
   Если клиент продолжает верить, что это люди и ситуации делают его злым, терапевт может соблазниться капитуляцией, особенно если сам на такие ситуации отвечает гневом и в глубине души верит, что его гнев оправдан. Игнорируя патологию клиента, терапевт с клиентом могут втянуться скорее в «совещательный», нежели терапевтический контракт, начав учиться решать проблемы. Этот подход может помочь клиенту решить его сиюминутные внешние проблемы, но, решив их и оставшись в состоянии гнева, клиент обязательно создаст себе новые неприятности для оправдания собственного гнева.
   Давным-давно, когда мы только начинали вести группы, у нас были клиенты по имени Рут и Сай. Любимой темой Сая было обсуждение отказа Рут убирать две сдаваемые внаем квартиры, которыми они владели. Через три месяца после отъезда последних жильцов Сай все еще не мог сдать эти квартиры, потому что они все еще не были убраны. Рут металась между самобичеванием и жалобами, что Сай видит в ней только уборщицу. Однажды, прервав обычную гневную тираду Сая, Боб попросил его назвать несколько цифр и написал их на доске:
   Потери от простаивания квартир: $ 150 х 3 месяца $450
   $ 200 х 3 месяца $600
   Стоимость терапии: $15x6 приемов
   х 2 человека $180
   $1230
   Затем Боб спросил, сколько часов займет уборка квартир и написал:
   Одна уборщица $3 х 40 часов $120
   $1230-$120 = $1110
   Боб сказал: "Ваш гнев для вас необычайно важен. Вы готовы потерять 1110 долларов, только чтобы иметь причину злиться на свою жену ".
   Есть несколько подходов в работе с такими парами. Антитерапевтический метод — терапевт и группа решают, кто из партнеров более виноват, и требуют, чтобы тот изменился. Нетерапевтический метод -терапевт и группа помогают решить проблему. У каждого члена группы может найтись подходящее решение, или же паре будет предложено найти решение самостоятельно. В любом случае, эти двое гневных людей решат одну проблему только для того, чтобы на следующей неделе появиться у нас с другой. Они и в дальнейшем будут друг друга обижать, отдаляться друг от друга, лишь бы сохранить привычную жизненную позицию.
   Чтобы не застрять на проблеме уборки, Боб продемонстрировал очевидное решение и быстро переключился на патологию мужа: его нефункциональный гнев. Мы также указали на игру «Поддай мне», которую ведет жена. В этой игре она просит пинков, обещая убрать квартиры, а затем не убирая их. Мы сфокусировались на их трудностях в сфере эмоциональной близости. На следующей встрече мы показали им их Стену Рутины:
   Рис.22. Стена Рутины
 
   Боб: Сай, вы говорите, что злитесь на нее за то, что она отказывается заниматься сексом по утрам.
   Рут: Конечно, отказываюсь. Дети встали. Тебе дети до лампочки. Честно говоря, я думаю, что тебе не до лампочки только твой проклятый телевизор и твои квартиры.
   Сай: Безнадежно! (Говорит громко и раздраженно):
   Боб: (Рисует на каждого три кружка, затем два кирпичика с надписью «секс», см. рис.22.) Вы оба злитесь из-за секса. Рут, вы также злитесь на Сая из-за детей и телевизора. (Боб дорисовывает два кирпичика с надписями «дети» и «телевизор»). Сай, на что вы еще злитесь?
   Сай: Что-то я не соображу, куда вы клоните. На что злюсь? Да на многое. Как она хозяйство ведет… скорее, как не ведет. Деньги непонятно куда уходят…
   Боб: Все, достаточно. (Он пририсовывает еще кирпичики, затем чертит трансактные линии между его состояниями.) Вот то, что мы зовем Стеной Рутины. Вы рутине, повседневным мелочам придаете больше значения, чем близости. Видите, что происходит? Стена достаточно низка, чтобы вы могли общаться на уровне Родителей и даже на уровне Взрослых. Но когда вы хотите поиграть, стена-то не пускает. Вы вдвоем ее воздвигли и вдвоем же следите за ее сохранностью.
   Рут: Значит, мы должны решить эти все проблемы…
   Боб: Напротив. Это не поможет. На место каждого снятого кирпича вы тут же положите шесть новых. Вопрос в следующем: а хотите ли вы близости, интимности? Если нет, то все в порядке. Фокусироваться в этом случае нужно на том, как держаться на расстоянии, не возводя при этом стену.
   На следующей встрече они были готовы рассмотреть, как их ранние решения влияют на сегодняшнюю жизнь.
   Рут: Я не очень разобралась с вашей Стеной Рутины. Я не думаю, что это рутина, но мне кое-что пришло в голову. Если б мы были безумно (!) влюблены друг в друга, мы бы находили время для секса и не… Я слишком зла на него, чтобы хотеть секса.
   Мэри: Да, он кажется тебе невыносимым. А до Сая вы на кого злились?
   Рут: Так, как на него, ни на кого.
   Мэри: Подумайте хорошенько. Закройте глаза и вернитесь в детство…
   Рут: (Даже не успев закрыть глаза). А, вы имеете в виду детство? Мой проклятый братец, в точности как Сай.
   Мы используем сцену между Рут и ее братом, чтобы она поняла свои ранние решения относительно девочек и мальчиков, мужчин и женщин, гневом и близостью. Она освобождение смеется, когда осознает, что антагонизм ее брата был направлен на создание препятствий для возникновения возможного сексуального влечения к очень привлекательной младшей сестренке. Сняв маску брата с лица мужа, она становится более свободной в поисках путей к близости с Саем.
   Работая с ранними сценами, Сай узнает, что его первоначальный гнев был направлен на ушедшего из семьи отца и на надоедавшую ему мать.
   Сай: У меня все права злиться на тебя. Ты нас бросил, а мне было всего шесть лет. Ты оставил меня управляться с матерью, подонок!
   Боб: У вас все права, если это ваш выбор. Скажите ему: «Я решил злиться, пока ты не переменишься».
   Сай: Чертовски верно. Я буду злиться, пока ты не переменишься, а ты никогда не переменишься.
   Боб: Я буду злиться на тебя, пока ты не переменишься, когда мне было шесть лет.
   Большинство клиентов в этом месте осознают безумие своей позиции и добровольно расстаются с гневом. Но Сай слишком упрям, чтобы сдаться без боя!
   Сай: Я буду зол на тебя до конца жизни!
   Мэри: Вот место, где вы завязли.
   Сай: Вообще-то, он еще жив… я с ним все еще вижусь. Он все такой же… живет только для себя. Для других ни кусочка! (Очень раздраженно).
   На этом мы можем либо закончить работу, оставив Сая в осознанном им тупике, либо предложить ему «увидеть сегодня ночью об этом сон и посмотреть, что сон подскажет», либо сделать множество других вещей. Мэри решает взять его с собой в воображаемое путешествие:
   Закройте глаза и представьте, что вы прислали отца на наш четырехнедельный семинар. Вы так страстно хотите, чтобы он изменился, что накопили и заплатили за него 1200 долларов. Теперь представьте, что семинар закончился, а ваш отец изменился так, что вам и не снилось. Он стал совершенно другим человеком. Любящим, добрым, уступчивым, одобряющим все ваши поступки. Он всегда мечтал видеть вас таким, какой вы сейчас. Продолжайте мечтать. Он идет по улице к вашему дому. Звонит в дверь. Вы впускаете его в дом, он обнимает вас. Он говорит: «Прости меня за прошлое. Когда ты был ребенком, я все делал неправильно, впрочем, то же самое было, когда ты вырос. А сейчас я хочу жить только ради тебя. Я переезжаю к тебе и буду до конца дней моих жить с тобой».
   Не успела Мэри закончить последнюю фразу, как Сай закричал: «Ни за что!» — и тут же рассмеялся. Ему вторила вся группа. С помощью этой фантазии Сай разорвал пуповину, соединяющую его с прошлым, и прекратил ждать, когда же его отец изменится.
   Детьми гнев используется как средство защиты от предписаний. В милых, казалось бы, семьях дети могут пользоваться гневом, чтобы не капитулировать перед сладеньким обращением с ними. Славные, мягкие родители говорят: «Мне холодно, надень свитер», «Ты не зол на своего братишку, ты просто устал», «Мой храбрый маленький мальчик на самом деле не боится». Предписание в этом случае — «Не чувствуй, что ты чувствуешь, чувствуй, что я чувствую». Родители также дают предписания против работы мысли: «Дорогая, маленькие девочки не разбираются в моторах», «Собачки просто играют… не ломай над этим свою головку», «Ну, конечно же, Сайта Клаус приносит подарки». Люди, верящие подобным сообщениям, становятся такими же банальными и псевдоглупыми людьми, как и их родители. Гневные дети могут защитить свое право на самостоятельные мысли и чувства, и таким образом стать более интересными взрослыми, чем их покладистые братья и сестры.
   Некоторые клиенты использовали свой ранний гнев против смертельно опасных предписаний. Вооруженные гневом эти бойцы не соглашались, что они ничтожные, сумасшедшие, разрушители родительской жизни. Слушая истории жизни преступников, мы часто видим, что их разрушительные поступки — это альтернатива капитуляции, которая значила бы для них депрессию и психоз. Такие клиенты должны знать и ценить спасительные аспекты своего раннего гнева, но одновременно понимать, что для разрешения сегодняшних проблем у них есть масса иных средств.

Подавленный гнев

   Иногда гневные дети пугаются своего гнева, видя, что под его влиянием они сделали или могли сделать, и с этого момента загоняют гнев вглубь. Хенк, выросший в очень плохом детском доме, часто выплескивал свой гнев на окружающих, а затем внезапно, без помощи психотерапии, принял новое решение. Он закончил колледж, стал хорошим терапевтом… и все время пытался похоронить свой гнев.
   Хенк: Вчера один мужчина здесь толкнул меня локтем в ребра. Что меня больше всего волнует… Я сказал ему: «Эй, прекрати, мне это неприятно!» — и отлично себя почувствовал. А вскоре я заметил, что опять веду какие-то идиотские споры с людьми. Я хочу прекратить эти отвратные ссоры.
   Мэри: Но вы не ссорились и не хотите ссориться с толкнувшим вас мужчиной.
   Хенк: Не с ним. Я с ним не ссорился. Я бы, конечно, хотел дать ему хорошенько. Но не сделал и никогда не сделаю этого. Но я не знаю, что делать с моими чувствами. (Говорит очень спокойным, деловым тоном.)
   Боб: Что бы вы хотели сделать с ним?
   Хенк: Я бы хотел просто сказать ему…
   Боб: Вот и скажите ему.
   Хенк: Мои слова были бы: «Убери свой дерьмовый локоть. Яне собираюсь быть объектом твоей ярости. Никогда больше не делай этого».
   Боб: Вы же представляли, как поддадите ему.
   Хенк: Не совсем.
   Боб: Дать ему хорошенько?
   Хенк: Да нет. Нет. Я просто хотел, чтобы он перестал пихать меня.
   Боб: Представьте, как бы вы били его… пошумите.
   Хенк: Я ужасно боюсь бить его.
   Боб: В воображении.
   Хенк: Я, правда, боюсь.
   Мэри: Чего вы боитесь?
   Хенк: (Очень напряженным голосом). Я боюсь, что, начав бить тебя, не смогу остановиться. (Начинает всхлипывать, останавливается). Я боюсь, что со мной что-то не в порядке… я вижу людей, таких, как ты, людей злых, как и я сам, мне хочется… научиться не злиться. Я не хочу иметь ничего общего со злостью.
   Боб: Я чувствую, что вы отказываетесь даже представить себе ярость.
   Хенк: Правильно. Отказываюсь.
   Боб: Вы сказали: «Я не знаю, что делать с моей яростью», — и отказались представить, что с ней можно сделать. Может, продвинетесь немного и все-таки представите? (Мэри приносит тяжелые подушки.)
   Хенк: Я не хочу… Я боюсь (Долгая пауза). Мне хочется, чтобы ты убрал локоть… Черт бы тебя побрал… (Он два раза легонько бьет подушку и останавливается.)
   Мэри: Вот что происходит — вы злитесь и пытаетесь, запугивая себя, быстренько подавить гнев. Вы пугаете себя тем, что можете совершить в реальной жизни. Разрешите себе спустить тормоза в воображаемой жизни…
   Боб: Отколошматьте подушку.
   Хенк: (Качает головой).
   Мэри: Начните с «Я не осмелюсь ударить подушку».
   Хенк: Я не осмелюсь ударить подушку.
   Мэри: Почему?
   Хенк: Да-а, как-то меня не тянет. Глуповато как-то.
   Боб: Ну и пусть глуповато. Все равно бейте.
   Хенк: (Взрывается… бьет подушку, пинает, молотит ее кулаками.)
   Мэри: Как ощущения?
   Хенк: Устал. Руки затекли, мышцы все еще напряжены.
   Мэри: Тогда еще немножечко поработайте.
   Хенк: (Бьет, пинает, кричит "А-А " и «ЧЕРТ ТЕБЯ ПОДЕРИ». Он останавливается и садится.)
   Мэри: Ну и как?
   Хенк: Я расслаблен. Мой живот расслаблен. Я чувствую, как дышу. Я думаю, мне это требовалось.
   Боб: О, да.
   Хенк: Да. Когда я злюсь, я не знаю, что делать. Я сдерживаюсь. А чем больше сдерживаюсь, тем больше гадостей я говорю людям, просто для того, чтобы хоть немного спустить пары.
   Боб: Потому-то мне и хотелось, чтобы вы физически сделали что-нибудь… в воображении.
   Хенк: Да, теперь я понял.
   Мэри: Не хотите ли сказать спасибо той части себя, что злится? До сего момента вы ее подавляли… А может, вы ей за что-нибудь благодарны?
   Хенк: Да. Э-э. Ты та сторона моего характера, что оберегает меня от чувства страха. Я благодарен тебе за то, как умело ты оберегала меня, когда я был маленьким. И за то, что ты придавала мне силы, когда люди делали мне то, что не должны были делать. Ты помогла мне держать себя в руках. И ты всегда рядом, когда все идет вразнос, и ты мне чертовски нужна.
   Мэри: Не желаете ли вы осознать также, что вы в ответственности, а не ваша гневная…
   Хенк: Это неправда. (Долгая пауза). Я боялся гневной стороны моего характера, потому что раньше она мне не подчинялась. Да, раньше не подчинялась. Сейчас я тебя контролирую. И я скажу тебе, когда соберусь тебя использовать…
   Мэри: И как.
   Хенк: И как. Я не разрешу тебе делать то, что может привести меня не туда… если я буду наносить людям вред. Или себе.
   Мэри: Правда?
   Хенк: О, да.
   Мэри: Значит, вы можете без боязни ощущать гнев.
   Хенк: Пожалуй, нет. Злиться нехорошо. Нехорошо злиться так, как я иногда злюсь.
   Мэри: Неверно. Проверьте, я могу злиться, когда хочу…
   Хенк: Ладно. Я понял. Я могу злиться, когда хочу, потому что я контролирую свой гнев. Так, пожалуй, лучше. Я могу быть зол, когда захочу… но ты, моя любимая злость, не сможешь взять надо мной верх.
   Боб: Что-нибудь вспоминаете о том, что было причиной вашего первоначального гнева?
   Хенк: Я… я все еще чувствую ответственность за все гадости, что наделал в прошлом.
   Мэри: Очень давно?
   Хенк: Да-а. Пока я не стал совсем взрослым, я был просто разрушителем.
   Боб: Мой вопрос — чем вызван ваш первоначальный гнев?
   Хенк: Да. Я… проделал здесь у вас неплохую работу с Рут и Джим (наши партнеры). Я научился злиться и впадать в ярость, потому что все вокруг меня… в детских домах… на улице… были очень злые. Я покончил с этим. Я живу счастливо. Я никогда никого не убью, и себя тоже, моя нынешняя жизнь того стоит. Я думаю, что поняв, что могу вновь злиться на людей, но держать злость под контролем… например, бить подушку, а не людей… Одним словом, я окончательно распрощался с прошлым. Ребенком я использовал гнев… каждый раз, когда меня посылали в разные места, я не поддавался.
   Мэри: Словом, вы пользовались гневом, чтобы не стать психотиком?
   Хенк: Я думаю, да, Мэри. Я помню, как близок был к психозу, когда работал в государственной больнице… я был по-настоящему затраханный ребенок. Мэри: Трах кончился. Хенк: Да. Может, какая-то часть меня, несмотря на прошлое, и хочет, чтобы ее трахали, но сейчас я полностью удовлетворен. Мне очень хорошо.
   Хенк научился ценить свой гнев, понял, что нуждался в нем, когда был мальчишкой, и, самое главное, осознал, что может злиться, не причиняя никому вреда. На следующее утро Хенк завершает работу:
   Боб: Хенк, вчера вы решили, что сами выбираете, когда вам злиться и когда проявлять свой гнев.
   Хенк: Да, верно. Я просто ожил. Чувствую себя таким свободным.
   Боб: Еще один шаг. Я бы хотел, чтобы вы провели эксперимент… Я бы хотел, чтобы вы поближе узнали того злого мальчика из прошлого. Не против?
   Хенк: Нет. Не против.
   Боб: Закройте глаза и представьте себя в том возрасте, когда вы были разрушителем.
   Хенк: Мне стыдно…
   Боб: Нет. Посмотрите на него глазами доброго терапевта. Сколько ему было, когда он впервые стал агрессивным?
   Хенк: Вы не поверите. Семь.
   Боб: Поверю. Посмотрите на семилетнего мальчишку. Что бы вы сегодняшний сделали для такого пацаненка?
   Хенк: (Плача). Я бы, пожалуй, любил его. Его так мало любили тогда… Я больше не встречал таких нелюбимых детей. Это очень трудно.
   Боб: Возьмите его на руки.
   Хеше Он дерется как тигр. (Пауза. Он поочередно смеется и плачет). Ты хороший, и я останусь с тобой. На самом деле, я всегда с тобой. Я люблю тебя. Мне нравится, как ты дрался, защищаясь. Мне так жаль, что ты совершал преступления, когда был маленьким, и что ты бил людей, когда подрос. Я вижу тебя, хорошего, нелюбимого мальчугана. Да. Спасибо вам, Боб.
   Джо также подавляет ярость. Его контракт — любить соревнования, а не «вести себя так, как будто каждый идиотский пинг-понговый матч — это вопрос жизни или смерти».
   Джо: Я слишком большой, чтобы придавать такое значение соревнованиям. Я чувствую себя старшеклассником.
   Мэри: Будьте старшеклассником. Что с вами происходит?
   Джо говорит, что он был лучшим футболистом в команде, да и в баскетбол играл классно.
   Джо: Но меня, впрочем, это не радовало.
   Мэри: Почему?
   Джо: Та же причина… Я не знаю. Я должен доказать… (Долгая пауза).
   Боб: Что вы должны доказать?
   Джо: Это началось раньше, когда мне было восемь или девять. Люди не любили меня.
   Мэри: Почему?
   Джо: Мое происхождение… Латиноамериканское…
   Мэри: Продолжайте.
   Джо: Моя мать — мексиканка. А предполагается, что все латиноамериканские дети учатся в других школах… плохих. Они не могли меня выкинуть, потому что моя фамилия — О'Брайн. Но меня никто не любил. Никто никогда не приглашал меня в гости… ни разу. А я не был знаком ни с одним мексиканским мальчишкой. (Говорит грустным голосом).
   Мы просим его воссоздать какую-нибудь сцену, где он соревнуется, но его не принимают за своего. Он вспоминает, как был ведущим спортсменом, а его не пригласили на частную вечеринку в честь победного футбольного сезона.
   Боб: Что вы хотите сказать им?
   Джо: Ничего.
   Боб: Посмотрите, что вы делаете правой ногой.
   Джо: Стучу.
   Боб: Стучите сильнее. (Преувеличенные телесные движения — отличный способ прорваться через подавленную эмоцию.)
   Джо: Ладно. (Он припечатывает ногу со всей силы). У, черт!
   Боб: Минуточку. Пол слишком твердый. (Приносит несколько диванных подушек. Во время сцен "гнева "необходимо предотвратить возможность травм у клиента.)
   Джо: (Взрывается, пинает, бьет, вопит). Черт бы вас всех! Я ВАС НЕНАВИЖУ! Я ВАС ВСЕХ НЕНАВИЖУ! (Продолжает орать и пинать, затем садится в изнеможении на подушки.)
   Боб: Ну как вы сейчас… с теми детьми?
   Джо: Я такой же классный, как и они.
   Боб: А может быть, и лучше. С вами обращались отвратительно.
   Джо: Да. И это было очень давно. Я даже и не знал, что это меня так волновало. Сейчас я не должен никому ничего доказывать. Я думаю, уже достаточно воды утекло. Мне хочется обнять вас обоих.
   Джо и Хенк уже не должны прятаться от своих чувств. Они оба сообщили о неведомых раньше облегчении и возможности расслабиться. Им уже не грозит опасность стать «разгневанными мужчинами»; оказывается, что, когда клиенты перестают подавлять свои чувства, многие из них не находят особых причин злиться в сегодняшней жизни. Главный опыт, приобретенный ими в ходе терапии, — возросшая близость к себе.

Обвинения

   Обвинители могут быть злыми или печальными. Хотя они искренне верят, что желают изменить конкретного человека, на самом деле их цель — повесить на него вину. Сай, который жаловался, что его жена не убирает квартиры, хотел, чтобы весь мир знал, что его жена достойна порицания. Так как у обвинителей низкая самооценка, первым делом мы ищем пути погладить их Ребенка.
   Сью произносит обвинительную речь против своего мужа.
   Боб: Я составил картину и мне вас очень жаль.
   Сью: Вам жаль? Почему? (Она поражена. Хоть она в душе и хочет одобрения, но в действительности ожидает контратаки.)
   Боб: Потому что, вероятно, когда вы были маленькой, в вашем доме был ад.
   Сью: Может быть. А почему вы это говорите?
   Боб: Потому что мне кажется, что вы страстно мечтали получить признание и уважение и не знали как. Вот я и думаю, что вы были славной маленькой девочкой, которую никто толком не замечал.
   Боб: Мне вас жаль.
   Йетс: Да? Почему?
   Боб: Я думаю, когда вы росли, они устраивали свистопляску вокруг 7разлитого молока, вместо того, чтобы просто взять тряпку да вытереть его. Потому что сейчас вы делаете ровно то же самое.
   Боб: Мне вас жаль.
   Уилл: Почему?
   Боб: Потому что ваш отец, должно быть, был чудовищем.
   Уилл: А как вы это узнали?
   Боб: Потому что дети копируют своих родителей. Я слушал вашу отцовскую сторону, ругающую сына.
   Уилл Купчик1 обучил нас технике работы с клиентом-обвинителем. Мы просим клиентку собрать столько пустых стульев, сколько человек было в ее семье. Сидя на каждом стуле, она должна отождествлять себя с одним из своих родственников.
   Верна: (Сидя). Я — мать. Я обвиняю мужа в том, что он поломал мне жизнь.
   Мэри: Хорошо. Мама, расскажи, как он поломал тебе жизнь.