Страница:
Ротанов резко развернул катер и послал его к стыковочному шлюзу.
2
Это был долгий, бесконечный день. Восемь рейсов карантинного катера от внешнего спутника до «Енисея». Восемь утомительных часов полной неизвестности. Инструкция запрещала пользоваться внутренней связью при карантине третьей степени. Кабина пилота отделялась от карантинного отсека глухой броневой плитой, намертво вваренной в обшивку, и Ротанов не видел даже лиц спасенных им людей. Можно было, нарушив инструкцию, включить дисплей, можно было, наконец, связаться с карантинным спутником. Но он сдержал нетерпение. И твердо решил дождаться последнего, девятого, рейса.
И вот стыковочные замки с грохотом сомкнулись в девятый раз. Ротанов слышал, как чавкают топливные насосы, подготавливая катер к последнему броску от корабля к спутнику, как поскрипывают шлюзовые сочленения. В космосе все звуки, наложенные на глубокую, звенящую в ушах тишину, отчетливы и громки.
Шаги капитана он услышал задолго до того, как Олег покинул корабль. Он шел медленно, тяжело, и ничего нельзя было понять по звуку его шагов. И когда с чмоканьем сомкнулись створки шлюза, когда заработала автоматика расстыковки, Ротанов впервые за этот день нарушил инструкцию и включил дисплей внутренней связи.
Лицо Олега, слегка искаженное и подсиненное электроникой, выглядело на экране странно спокойным.
— Ну, здравствуй, дружище. Говорят, ты придумал этот карантин, чтобы оттянуть встречу с любимой женой.
Олег усмехнулся одними губами. Сел в кресло, глубоко вздохнул и закрыл глаза, лишь теперь позволяя себе расслабиться и снять с плеч тяжесть похода. Он долго молчал, словно не понимал, как велико нетерпение Ротанова, а когда заговорил, то не повернул головы, будто рассказывал все самому себе, точно все взвешивал еще раз и оценивал теперь глазами друга…
Звезду они увидели, когда «Енисей» (в первом издании «Долгого восхода на Энне» звездолет назывался «Ленинград») вышел из последнего броска. Экспедиция собиралась установить принципиальную возможность прокладки галактических трасс за пределами звездных скоплений.
Галактика распласталась над ними огромной туманной спиралью, пропитанной светом неразличимых с такого расстояния звезд. А внизу, под этим светящимся пятном, простиралась беспредельная черная пропасть пустого пространства. Лишь в приборы можно было различить в ее глубине пятнышки далеких чужих галактик.
И именно здесь, совсем недалеко от «Енисея», сверкал голубой гигант первого класса.
Звезда, которой никак не могло быть в этом районе. Ее место — в звездных скоплениях центра Галактики.
Уже установление самого факта существования такой звезды-скитальца, выпавшей из галактической системы, было крупным научным открытием. И, конечно, они решили ее исследовать.
У звезды оказалась планета, столь же необычная, как и само светило. Орбита звезды проходила перпендикулярно плоскости эклиптики нашей Галактики, и из всего этого следовало, что звездная система пришла к нам из каких-то невообразимо далеких миров.
Олег замолчал, пошевелился в своем кресле и отвернулся. Его взгляд был устремлен куда-то в потолок бронированного отсека. Словно он снова видит там это ослепительное феерическое видение, свою удачу и свою беду…
Чтобы не торопить его, Ротанов чуть потянул на себя рукоятку штурвала. Катер плавно и незаметно пошел вверх, удлиняя траекторию полета, увеличивая время короткого и странного свидания двух людей, побывавших вместе в десятках экспедиций, близко знакомых со школы второй ступени и вот теперь вынужденных разговаривать друг с другом через броневую плиту…
Голос Олега звучал в шлемофоне отчужденно и ненатурально. Казалось, говорил совершенно чужой, незнакомый Ротанову человек.
— Большая часть того, что я тебе сейчас рассказываю, — предупредил Олег,
— не будет подтверждена официальным отчетом. У нас не сохранилось почти никаких материалов. Большинство пленок размагничено. Даже судовой журнал…
— Ладно. Продолжай. Ты не Совету докладываешь, мне твои пленки ни к чему. Хотя жаль, конечно…
— Жаль — не то слово! Это надо было видеть! Словами я не передам и десятой доли… Так вот. Когда мы приблизились, показалось, что планета окутана плотным туманом. Но потом мы начали в этом сомневаться. Создавалось впечатление, что у нее вообще не было поверхности.
— Что-нибудь вроде Юпитера? Сжиженный газ?
— Если бы. Планета не отражала света. Ни в какой части спектра. Повторяю, это надо было видеть. Под туманным покровом скрывалась темная бездна. У нас работала съемочная аппаратура, и потом я десятки раз просматривал пленки. Поверхности планеты на них вроде бы не существовало. Луч локатора уходил вниз, как в масло, и не возвращался обратно. Там бесследно исчезал любой свет, любое излучение.
— И ты, конечно, решил садиться…
— Я бы так и сделал, не оставлять же эту черную загадку. Но мне помешали. Ты когда-нибудь видел шаровую молнию?
— Только в лаборатории.
— Ну так представь себе несколько таких светящихся колючих шаров, увеличенных раз в пятьдесят. Шесть таких штуковин вдруг вынырнули из тумана над планетой и пошли нам наперерез по прямой, словно для них не существовало ни законов притяжения, ни законов баллистики. А может быть, они вообще не обладали массой — не знаю. На экране локатора они не появились. Только в оптике были видны их радужные оболочки. Если бы не разность электрических потенциалов на их поверхности, их, очевидно, вообще не было бы видно. Вначале я всерьез их не принял. Они шли в стороне от корабля. Точнее, разошлись кольцом, и в центре оказался наш корабль. Но ничего не случилось, мы прошли сквозь их строй как ни в чем не бывало. Потом они вдруг остановились и повисли у нас на хвосте. Это мне не понравилось, и я начал притормаживать, чтобы сбросить скорость и пропустить их вперед. Тут между ними вспыхнули ленты электрических разрядов. Довольно длинные. Получился как бы круг из огненной сети, и через секунду наша защита вошла в соприкосновение с этой сетью.
— А обойти ты их не мог? Уйти от них пробовал?
— Особой свободы маневра у меня не было. К тому времени «Енисей» подошел слишком близко к планете. Масса ее оказалась неожиданно большой, а тут нас еще зацепила эта сеть и потащила вниз. Тормозные двигатели захлебывались от перегрузок. У меня не хватило мощности, чтобы противостоять одновременно притяжению планеты и давлению сети. Я бросил корабль вперед, на полной мощности оторвался от шаров и по касательной прошел почти над самой поверхностью планеты, рассчитывая, что нас завернет по параболе. Это так и произошло, только разворот оказался круче, чем должен был бы быть при той планетной массе, которую рассчитал мой штурман. Мы обогнули планету и стали от нее удаляться. И тут я снова увидел впереди те шарики… Инструкции по контактам и неопознанным объектам в космосе запрещают решительные действия в таких ситуациях. Но я не люблю, когда меня насильно куда-нибудь тащат.
— Ты всегда был большим знатоком и поклонником инструкций. Скажи честно, Олег, ты по ним стрелял?
— Только один раз. Да и то скорее не по ним, а по своему собственном катеру. Вот как это было… Корабль снова начал терять скорость в их энергетическом поле. Переборки стонали от перегрузок. Скорость медленно падала. На носовом экране то и дело мелькали ветвистые сполохи разрядов. По сторонам, чуть приотстав, висели шесть голубоватых шаров, светящихся мертвенным электрическим светом.
… Казалось, невидимая энергетическая сеть под напором «Енисея» слегка прогнулась, но уже становилось ясно — поединок мощностей складывался не в пользу корабля.
— Что будем делать? — спросил штурман.
— Ничего не будем делать. Это не мишени. Неизвестно, что они собой представляют.
— Это могут быть механизмы, животные или еще что-нибудь…
— Ну, насчет животных мы сейчас проверим, зададим им небольшую задачку…
Олег повернул несколько тумблеров на пульте, резко толкнул рычаг старта. Автоматический разведчик оторвался от корабля и, обогнув его, по крутой дуге быстро стал уходить в свободный космос. Было видно, как ровный строй шаров дрогнул и заколебался.
Казалось, несколько секунд их одолевали сомнения, потом два шара, оторвавшись от общей группы, бросились в погоню. Олег немедленно сбросил мощность двигателей наполовину и выпустил второго разведчика в противоположную сторону.
Видимо, решив, что жертва слабеет, еще один шар оторвался от общей группы и бросился за автоматическим катером.
Позволив им отойти достаточно далеко, Олег выпустил третий и последний катер вперед далеко по курсу. Как только он уперся в энергетическую преграду и стал терять скорость перед самым носом корабля, Олег выстрелил по нему из противометеоритной пушки…
— Будь уверен, я не поскупился. Заряд был дан на полную мощность. Я боялся, что расплавится обшивка, так перед нами полыхнуло. Потом по кораблю ударила взрывная волка, но и шарам тоже досталось. Их разметало в разные стороны, и тогда я рванул вперед на форсаже всех генераторов. Энергетическую сеть взрыв полностью уничтожил. Перед нами был свободный космос.
— Это ты здорово придумал с катером… А знаешь, в этой ситуации они вели себя скорее как животные. Если бы у тебя оказался разумный противник, он не стал бы распылять силы из-за таких ничтожных целей, как разведочные катера.
— Не спеши с выводами. Это еще не конец. Убедившись, что они нас выпустили, шары немедленно и, заметь, одновременно прекратили преследование наших катеров и бросились в погоню. Но в скорости они нам уступали, да и время было упущено. Пока они спохватились, мы уже набрали солидную скорость. Вот тогда-то и началось самое интересное…
Словно по команде, все шесть шаров неожиданно изменили направление движения и понеслись навстречу друг другу. Казалось, они должны столкнуться, но этого не произошло. Эти предметы обладали завидной способностью гасить энергию своего движения. Если, конечно, она у них вообще была. В какие-то доли секунды они остановились друг возле друга, а еще через мгновение соприкоснулись своими оболочками и слились воедино.
Теперь это был не шар, а светящийся вытянутый эллипсоид. Сполохи разрядов, до этого беспорядочно метавшихся по поверхности каждого шара, неведомая сила закрутила в тугую спираль, опоясавшую весь этот странный предмет. Он вытянулся еще больше, мне даже показалось, что с планеты к нему тянулся какой-то луч. Но в этом я не уверен. Впоследствии на пленках мне так и не удалось найти никакого луча. В общем, закончив преобразование, эта штука с места в карьер бросилась за нами. И должен тебе признаться, ее вид мне очень не нравился. Не нравилось и то, что почти без разгона она набрала скорость больше нашей и довольно быстро стала нас догонять. И еще одно я тебе скажу, до этих пор я признавал за ними какое-то право на враждебные действия. В конце концов, корабль без спросу подошел вплотную к их планете. Но теперь мы на полной мощности уходили прочь. Нас разделяло расстояние уже почти в целый парсек, и мне надоело играть роль пассивной жертвы. Я развернул корабль и начал тормозить.
— Этого не следовало делать.
— Они бы нас все равно догнали. Понимаешь, Игорь, я не знаю, что они такое, но убежден — это не последняя наша встреча. Мне хотелось дать им понять, что с нами стоит считаться…
— Считаться или бояться?
— Преследовали меня, я только защищался. И потом неизвестно, кто кого должен бояться… Это электрическое веретено тоже затормозило, однако продолжало с нами сближаться. Я еще больше снизил скорость и решил первым не применять оружия, чего бы это ни стоило. Согласись, в возникшей ситуации от меня нельзя было требовать большего. Я уже знал, как разрушить энергетическую сеть, если нас снова попытаются в нее поймать. Но, видимо, они не собирались повторять прежней неудавшейся тактики. Примерно в сорока милях от нас эта штука остановилась. К тому времени мы полностью прекратили разгон, но я намеренно продолжал удаляться от планеты, желая показать, что собираюсь уйти. Всю мощность генераторов мы переключили на защиту и надеялись теперь только на нее. Что-то должно было произойти — не зря же нас преследовали.
— И в конце концов в тебя выстрелили.
Олег мрачно кивнул.
— Ты прямо-таки напросился на этот выстрел. Что называется, подставив под него корабль, ты лишился маневра и слишком понадеялся на защиту.
— В импульсе она должна была выдержать не меньше сорока гигаватт.
— В мощности ты им проигрывал. Помнишь сеть, которую ты так и не смог разорвать одними двигателями?
— Об этом я и не подумал… Да и не в мощности дело. Вот ведь какая штука… Кроме меня, никто не видел самого выстрела…
— Как это?
— Не знаю даже, можно ли это назвать выстрелом. От веретена отделился некий сгусток… Но на любое материальное тело аппаратура защиты отреагировала бы однозначно. Точно так же не мог бесследно пройти через нее и энергетический заряд.
— Что значит «бесследно»?
— А так и значит. Не было ни вспышки, ни всплеска мощности на расходомерах защитного поля. Одним словом, ничего не было.
— Так, может, тебе померещился и сам выстрел?
— Если бы… Когда я стал проверять структуру защитного поля после выстрела, то просто-напросто обнаружил в нем дыру величиной с футбольный мяч.
— Этого не может быть!
— Может, Игорь, может… На одной из пленок мне удалось увидеть и сам выстрел. Ракурс камеры позволил снять веретено на фоне Галактики. На этом светящемся фоне совершенно отчетливо обозначился темный след. Что-то похожее на черную молнию прошло через защиту и ударило в нос корабля.
— Но удар, толчок, хоть что-то было?
Олег отрицательно покачал головой.
— Ничего не было. После выстрела наш преследователь дал задний ход и, не разворачиваясь, стал удаляться в сторону планеты. Очень скоро мы остались совершенно одни. И, как ты сам понимаешь, состояние у меня было не из лучших. Я приказал аварийной труппе облазить всю обшивку, не доверяя это дело роботам. Ни малейшего следа. Ни вмятины, ни царапины, словно эта штука растворилась в защитном поле…
— Может, так и случилось?
— Я тоже так вначале подумал. След на пленке был не очень ясным. В конце концов пришлось прекратить поиски. Энергии мы к тому времени сожрали чертову уйму. Я даже сомневался, хватит ли ее на обратную дорогу. Соваться к этой планетке без специальной подготовки мне больше не хотелось. Короче, мы рассчитали кратчайший путь на базу и беспрепятственно вошли в первый бросок. Только после выхода из второго штурман заявил, что у него барахлят все навигационные приборы разом. Признаться, я ему не поверил. Но потом неприятности начались с управлением, с центральным компьютером, вообще со всеми механизмами, размещенными в носовом отсеке. К счастью, после третьего броска мы вышли хоть и в стороне от расчетной точки, но зато достаточно близко к вашей базе на Регосе и решили добираться до нее обычным ходом. С таким состоянием навигационного оборудования о пространственном переходе нечего было и думать. К этому времени у нас начали пошаливать генераторы…
— Что значит «пошаливать»?
— Совершенно необъяснимая потеря мощности… Накопители перестали держать энергию. Словно она проваливалась в преисподнюю. Сам понимаешь, ползти на досвете — занятие невеселое. До Регоса нам предстояло тянуть почти четыре месяца. Но уже через месяц у тех, кто нес вахту в управляющей рубке, непосредственно примыкающей к носовому отсеку, обнаружились необъяснимые болезни. Словом, люди начали разлаживаться, подобно механизмам. Вначале это напоминало простуду, грипп, вирусную инфекцию. Врач сбился с ног. Не помогали никакие антибиотики. Непонятно было и то, что люди, покинув рубку, излечивались, словно по волшебству. В конце концов вахт в носовой рубке стали бояться. Пришлось все, что возможно, переключить на кормовой отсек. Но это не решило проблемы, потому что разладка механизмов катастрофически прогрессировала, постепенно расползаясь по всему кораблю. Корабль без навигации, без управляющих систем, с ненадежными генераторами, да еще эпидемия гриппа в придачу, если, конечно, это грипп… Вот такие дела…
— Ты правильно сделал, объявив карантин.
— Самое неприятное в этой истории — ее неопределенность. Все факты, которые можно установить и доказать, находятся на грани естественных поломок, разладок, невезения, наконец. Связной картины, которую я тебе изложил, в отчете, увы, не получится. Карантин тоже могут отменить. Я уверен, его опротестует большая часть команды. Представляешь, что это такое, после годового похода провести взаперти на станции еще не менее шести месяцев. Их можно понять.
— Что случилось с пленками?
— Размагнитились. И здесь, как и во всем, может быть две причины. Случайно попали под переменное магнитное поле, при наших неполадках в аппаратуре оно вполне могло возникнуть в самых неожиданных местах. В длительных походах в корабельных системах всегда накапливаются неполадки. Чем система сложнее, тем чаще отказы. Мы к этому привыкли, стали дублировать наиболее ответственные узлы. Все дело в количестве таких отказов. Вряд ли мне удастся что-нибудь доказать. Мне скажут: виновато магнитное поле планеты. Оно действительно оказалось необычно сильным. У меня нет доказательств. Нет неопровержимых фактов…
Они надолго замолчали. Только теперь Ротанов взглянул на курсовой экран и увидел, как далеко они отклонились от спутника.
Пришлось поворачивать катер, включать импульсные двигатели. Неожиданно быстро стал приближаться мигающий маячок. Оба поняли, что все уже сказано. Кроме, может быть, самого важного… Сейчас наступит конец их встречи, и всякое общение будет прервано карантином на долгие месяцы. Потом начнутся комиссии, расследования. Ротанова вновь засосет непролазная рутина повседневных дел. То, что сейчас кажется самым главным, постепенно забудется, отойдет на второй план, заслоненное мелкими сиюминутными делами, проблемами… И тогда Олег решился.
— Ты должен мне помочь. Нужна специальная экспедиция к Черной, так мы назвали планету. Мой отчет наверняка покажется в Совете недостаточным. Понадобится весь твой авторитет…
— Я этого не сделаю, Олег.
— Ты мне не веришь? Тебе нужны доказательства?
— Конечно, нет. Именно потому, что не сомневаюсь, я не стану поддерживать тебя в Совете. Пока ученые не разберутся в том, что произошло, нечего даже думать соваться к твоей Черной.
— А как они разберутся с нашими куцыми данными без пленок, без экспериментов? Никто даже не знает, какими законами можно объяснить происшедшее. Мы не знаем этих законов. Вот увидишь — большинство ученых вообще будут все отрицать. Мы столкнулись с чем-то принципиально новым, и учти, эта звезда не стоит на месте. Она движется к нашему звездному рукаву. Движется гораздо быстрее, чем ты можешь предположить. У нас, возможно, нет уже времени, чтобы ждать, пока ученые возведут свою теоретическую базу. Защиту придется искать на ходу, возможно, с риском. Тут уж ничего не поделаешь. У нас нет выбора. Мы должны принять вызов, иначе можно опоздать.
— Никто не бросал нам вызова. Все, что с тобой произошло, всего лишь единичный случай. Не стоит поднимать из-за этого шум на всю Федерацию. Нам не позволят рисковать человеческими жизнями. Сегодня мы еще не готовы к исследованию такой планеты. Ты, видимо, даже не понял, как тебе повезло!
— Да в чем повезло?
— В том, что ты вернулся! В том, что Регос оказался поблизости! В том, что мы сегодня имеем карантин третьей степени вместо еще одного без вести пропавшего корабля! Теперь хоть подходы появились к проблеме участившихся за последние годы исчезновений наших кораблей!
Олег долго молчал. Огни спутника поползли вверх. Стал виден его шершавый, заслонивший Регос борт с пастью стыковочного шлюза. Двигатель рявкнул в последний раз, катер резко затормозил и стал разворачиваться.
— Ты стал очень осторожным, Игорь, — донес до него шлемофон уставший и какой-то погасший голос Олега. — Может быть, это признак старости? — Он словно читал его мысли. — Может быть, ты ищешь оправдания своему нежеланию лететь со мной?
— Можно подумать, ты меня приглашал, — буркнул Ротанов, стараясь не промазать кормой катера мимо шлюза.
— Ты скажи прямо. Я не обижусь. — Олег нарочно старался вывести его из себя, заставить высказаться до конца. Но Ротанов лишь провел рукой по лицу, постарался голосом не выдать своего волнения.
— Мудрым я стал, Олег. Мудрым, а не осторожным. Придется тебе подождать с этой планетой.
Поздно ночью, добравшись до своего жилого отсека на одиннадцатом горизонте базы, Ротанов повалился на раздвижную койку не раздеваясь. Давно у него не было такого паршивого настроения.
Жизнь проходит, сжатая в цепочку незначительных дел. В прошлом остались походы на далекие звезды, иные цивилизации, открытия, потрясавшие всю Федерацию. Теперь он стал администратором. Одним из многих, может быть, даже не очень хорошим администратором. Правда, он научился ставить интересы дела превыше всего. Научился отказывать друзьям и не принимать отчаянных решений, так часто в сложных ситуациях оказывающихся единственно верными.
Ротанов лежал лицом вверх, невидящим взглядом уставившись в потолок. Ему казалось, что десять бронированных верхних горизонтов базы-крепости физически давят ему на грудь. Что из этой глубокой стальной пещеры ему уже никогда не вырваться на простор к звездам и кораблям… Ему казалось, что сквозь бесчисленные потолки, отгородившие его от неба, он видит мертвый, с погашенными иллюминаторами, оставленный людьми корабль. Видит примелькавшийся за день обшарпанный борт с оплавленными ромбами броневых плит, с задраенными наглухо люками. С обесточенными цепями и навсегда погашенными реакторами. Корабль, который никогда уже не будет летать, скрывший в себе тайну, так глубоко запрятанную под ворохом мнимых причин, незначительных фактов и еще менее значительных последствий, что ее не удастся извлечь оттуда, как бы они ни старались; годами будет ржаветь эта тайна вместе с законсервированным кораблем, окончательно погребенная под грудами ненужных отчетов, бесполезных комиссий, экспертиз и расследований…
В чем-то он был прав, старый его дружище… В чем-то он был бесспорно прав. Время уходит безвозвратно и исподволь незаметно изменяет нас самих, наши решения и мысли. Нужно нечто уж совсем необычное, нечто выходящее за рамки, потрясающее основы, чтобы прервать рутину, засасывающую человека с возрастом. Но такие события случаются редко. Крайне редко.
Мысли стали путаться. Он был уже на грани сна и яви. И сквозь этот странный полусон на секунду ему показалось, что он увидел молнию.
Черную молнию, отделившуюся от борта звездолета и устремившуюся вниз, к ничего не подозревающей планете…
И вот стыковочные замки с грохотом сомкнулись в девятый раз. Ротанов слышал, как чавкают топливные насосы, подготавливая катер к последнему броску от корабля к спутнику, как поскрипывают шлюзовые сочленения. В космосе все звуки, наложенные на глубокую, звенящую в ушах тишину, отчетливы и громки.
Шаги капитана он услышал задолго до того, как Олег покинул корабль. Он шел медленно, тяжело, и ничего нельзя было понять по звуку его шагов. И когда с чмоканьем сомкнулись створки шлюза, когда заработала автоматика расстыковки, Ротанов впервые за этот день нарушил инструкцию и включил дисплей внутренней связи.
Лицо Олега, слегка искаженное и подсиненное электроникой, выглядело на экране странно спокойным.
— Ну, здравствуй, дружище. Говорят, ты придумал этот карантин, чтобы оттянуть встречу с любимой женой.
Олег усмехнулся одними губами. Сел в кресло, глубоко вздохнул и закрыл глаза, лишь теперь позволяя себе расслабиться и снять с плеч тяжесть похода. Он долго молчал, словно не понимал, как велико нетерпение Ротанова, а когда заговорил, то не повернул головы, будто рассказывал все самому себе, точно все взвешивал еще раз и оценивал теперь глазами друга…
Звезду они увидели, когда «Енисей» (в первом издании «Долгого восхода на Энне» звездолет назывался «Ленинград») вышел из последнего броска. Экспедиция собиралась установить принципиальную возможность прокладки галактических трасс за пределами звездных скоплений.
Галактика распласталась над ними огромной туманной спиралью, пропитанной светом неразличимых с такого расстояния звезд. А внизу, под этим светящимся пятном, простиралась беспредельная черная пропасть пустого пространства. Лишь в приборы можно было различить в ее глубине пятнышки далеких чужих галактик.
И именно здесь, совсем недалеко от «Енисея», сверкал голубой гигант первого класса.
Звезда, которой никак не могло быть в этом районе. Ее место — в звездных скоплениях центра Галактики.
Уже установление самого факта существования такой звезды-скитальца, выпавшей из галактической системы, было крупным научным открытием. И, конечно, они решили ее исследовать.
У звезды оказалась планета, столь же необычная, как и само светило. Орбита звезды проходила перпендикулярно плоскости эклиптики нашей Галактики, и из всего этого следовало, что звездная система пришла к нам из каких-то невообразимо далеких миров.
Олег замолчал, пошевелился в своем кресле и отвернулся. Его взгляд был устремлен куда-то в потолок бронированного отсека. Словно он снова видит там это ослепительное феерическое видение, свою удачу и свою беду…
Чтобы не торопить его, Ротанов чуть потянул на себя рукоятку штурвала. Катер плавно и незаметно пошел вверх, удлиняя траекторию полета, увеличивая время короткого и странного свидания двух людей, побывавших вместе в десятках экспедиций, близко знакомых со школы второй ступени и вот теперь вынужденных разговаривать друг с другом через броневую плиту…
Голос Олега звучал в шлемофоне отчужденно и ненатурально. Казалось, говорил совершенно чужой, незнакомый Ротанову человек.
— Большая часть того, что я тебе сейчас рассказываю, — предупредил Олег,
— не будет подтверждена официальным отчетом. У нас не сохранилось почти никаких материалов. Большинство пленок размагничено. Даже судовой журнал…
— Ладно. Продолжай. Ты не Совету докладываешь, мне твои пленки ни к чему. Хотя жаль, конечно…
— Жаль — не то слово! Это надо было видеть! Словами я не передам и десятой доли… Так вот. Когда мы приблизились, показалось, что планета окутана плотным туманом. Но потом мы начали в этом сомневаться. Создавалось впечатление, что у нее вообще не было поверхности.
— Что-нибудь вроде Юпитера? Сжиженный газ?
— Если бы. Планета не отражала света. Ни в какой части спектра. Повторяю, это надо было видеть. Под туманным покровом скрывалась темная бездна. У нас работала съемочная аппаратура, и потом я десятки раз просматривал пленки. Поверхности планеты на них вроде бы не существовало. Луч локатора уходил вниз, как в масло, и не возвращался обратно. Там бесследно исчезал любой свет, любое излучение.
— И ты, конечно, решил садиться…
— Я бы так и сделал, не оставлять же эту черную загадку. Но мне помешали. Ты когда-нибудь видел шаровую молнию?
— Только в лаборатории.
— Ну так представь себе несколько таких светящихся колючих шаров, увеличенных раз в пятьдесят. Шесть таких штуковин вдруг вынырнули из тумана над планетой и пошли нам наперерез по прямой, словно для них не существовало ни законов притяжения, ни законов баллистики. А может быть, они вообще не обладали массой — не знаю. На экране локатора они не появились. Только в оптике были видны их радужные оболочки. Если бы не разность электрических потенциалов на их поверхности, их, очевидно, вообще не было бы видно. Вначале я всерьез их не принял. Они шли в стороне от корабля. Точнее, разошлись кольцом, и в центре оказался наш корабль. Но ничего не случилось, мы прошли сквозь их строй как ни в чем не бывало. Потом они вдруг остановились и повисли у нас на хвосте. Это мне не понравилось, и я начал притормаживать, чтобы сбросить скорость и пропустить их вперед. Тут между ними вспыхнули ленты электрических разрядов. Довольно длинные. Получился как бы круг из огненной сети, и через секунду наша защита вошла в соприкосновение с этой сетью.
— А обойти ты их не мог? Уйти от них пробовал?
— Особой свободы маневра у меня не было. К тому времени «Енисей» подошел слишком близко к планете. Масса ее оказалась неожиданно большой, а тут нас еще зацепила эта сеть и потащила вниз. Тормозные двигатели захлебывались от перегрузок. У меня не хватило мощности, чтобы противостоять одновременно притяжению планеты и давлению сети. Я бросил корабль вперед, на полной мощности оторвался от шаров и по касательной прошел почти над самой поверхностью планеты, рассчитывая, что нас завернет по параболе. Это так и произошло, только разворот оказался круче, чем должен был бы быть при той планетной массе, которую рассчитал мой штурман. Мы обогнули планету и стали от нее удаляться. И тут я снова увидел впереди те шарики… Инструкции по контактам и неопознанным объектам в космосе запрещают решительные действия в таких ситуациях. Но я не люблю, когда меня насильно куда-нибудь тащат.
— Ты всегда был большим знатоком и поклонником инструкций. Скажи честно, Олег, ты по ним стрелял?
— Только один раз. Да и то скорее не по ним, а по своему собственном катеру. Вот как это было… Корабль снова начал терять скорость в их энергетическом поле. Переборки стонали от перегрузок. Скорость медленно падала. На носовом экране то и дело мелькали ветвистые сполохи разрядов. По сторонам, чуть приотстав, висели шесть голубоватых шаров, светящихся мертвенным электрическим светом.
… Казалось, невидимая энергетическая сеть под напором «Енисея» слегка прогнулась, но уже становилось ясно — поединок мощностей складывался не в пользу корабля.
— Что будем делать? — спросил штурман.
— Ничего не будем делать. Это не мишени. Неизвестно, что они собой представляют.
— Это могут быть механизмы, животные или еще что-нибудь…
— Ну, насчет животных мы сейчас проверим, зададим им небольшую задачку…
Олег повернул несколько тумблеров на пульте, резко толкнул рычаг старта. Автоматический разведчик оторвался от корабля и, обогнув его, по крутой дуге быстро стал уходить в свободный космос. Было видно, как ровный строй шаров дрогнул и заколебался.
Казалось, несколько секунд их одолевали сомнения, потом два шара, оторвавшись от общей группы, бросились в погоню. Олег немедленно сбросил мощность двигателей наполовину и выпустил второго разведчика в противоположную сторону.
Видимо, решив, что жертва слабеет, еще один шар оторвался от общей группы и бросился за автоматическим катером.
Позволив им отойти достаточно далеко, Олег выпустил третий и последний катер вперед далеко по курсу. Как только он уперся в энергетическую преграду и стал терять скорость перед самым носом корабля, Олег выстрелил по нему из противометеоритной пушки…
— Будь уверен, я не поскупился. Заряд был дан на полную мощность. Я боялся, что расплавится обшивка, так перед нами полыхнуло. Потом по кораблю ударила взрывная волка, но и шарам тоже досталось. Их разметало в разные стороны, и тогда я рванул вперед на форсаже всех генераторов. Энергетическую сеть взрыв полностью уничтожил. Перед нами был свободный космос.
— Это ты здорово придумал с катером… А знаешь, в этой ситуации они вели себя скорее как животные. Если бы у тебя оказался разумный противник, он не стал бы распылять силы из-за таких ничтожных целей, как разведочные катера.
— Не спеши с выводами. Это еще не конец. Убедившись, что они нас выпустили, шары немедленно и, заметь, одновременно прекратили преследование наших катеров и бросились в погоню. Но в скорости они нам уступали, да и время было упущено. Пока они спохватились, мы уже набрали солидную скорость. Вот тогда-то и началось самое интересное…
Словно по команде, все шесть шаров неожиданно изменили направление движения и понеслись навстречу друг другу. Казалось, они должны столкнуться, но этого не произошло. Эти предметы обладали завидной способностью гасить энергию своего движения. Если, конечно, она у них вообще была. В какие-то доли секунды они остановились друг возле друга, а еще через мгновение соприкоснулись своими оболочками и слились воедино.
Теперь это был не шар, а светящийся вытянутый эллипсоид. Сполохи разрядов, до этого беспорядочно метавшихся по поверхности каждого шара, неведомая сила закрутила в тугую спираль, опоясавшую весь этот странный предмет. Он вытянулся еще больше, мне даже показалось, что с планеты к нему тянулся какой-то луч. Но в этом я не уверен. Впоследствии на пленках мне так и не удалось найти никакого луча. В общем, закончив преобразование, эта штука с места в карьер бросилась за нами. И должен тебе признаться, ее вид мне очень не нравился. Не нравилось и то, что почти без разгона она набрала скорость больше нашей и довольно быстро стала нас догонять. И еще одно я тебе скажу, до этих пор я признавал за ними какое-то право на враждебные действия. В конце концов, корабль без спросу подошел вплотную к их планете. Но теперь мы на полной мощности уходили прочь. Нас разделяло расстояние уже почти в целый парсек, и мне надоело играть роль пассивной жертвы. Я развернул корабль и начал тормозить.
— Этого не следовало делать.
— Они бы нас все равно догнали. Понимаешь, Игорь, я не знаю, что они такое, но убежден — это не последняя наша встреча. Мне хотелось дать им понять, что с нами стоит считаться…
— Считаться или бояться?
— Преследовали меня, я только защищался. И потом неизвестно, кто кого должен бояться… Это электрическое веретено тоже затормозило, однако продолжало с нами сближаться. Я еще больше снизил скорость и решил первым не применять оружия, чего бы это ни стоило. Согласись, в возникшей ситуации от меня нельзя было требовать большего. Я уже знал, как разрушить энергетическую сеть, если нас снова попытаются в нее поймать. Но, видимо, они не собирались повторять прежней неудавшейся тактики. Примерно в сорока милях от нас эта штука остановилась. К тому времени мы полностью прекратили разгон, но я намеренно продолжал удаляться от планеты, желая показать, что собираюсь уйти. Всю мощность генераторов мы переключили на защиту и надеялись теперь только на нее. Что-то должно было произойти — не зря же нас преследовали.
— И в конце концов в тебя выстрелили.
Олег мрачно кивнул.
— Ты прямо-таки напросился на этот выстрел. Что называется, подставив под него корабль, ты лишился маневра и слишком понадеялся на защиту.
— В импульсе она должна была выдержать не меньше сорока гигаватт.
— В мощности ты им проигрывал. Помнишь сеть, которую ты так и не смог разорвать одними двигателями?
— Об этом я и не подумал… Да и не в мощности дело. Вот ведь какая штука… Кроме меня, никто не видел самого выстрела…
— Как это?
— Не знаю даже, можно ли это назвать выстрелом. От веретена отделился некий сгусток… Но на любое материальное тело аппаратура защиты отреагировала бы однозначно. Точно так же не мог бесследно пройти через нее и энергетический заряд.
— Что значит «бесследно»?
— А так и значит. Не было ни вспышки, ни всплеска мощности на расходомерах защитного поля. Одним словом, ничего не было.
— Так, может, тебе померещился и сам выстрел?
— Если бы… Когда я стал проверять структуру защитного поля после выстрела, то просто-напросто обнаружил в нем дыру величиной с футбольный мяч.
— Этого не может быть!
— Может, Игорь, может… На одной из пленок мне удалось увидеть и сам выстрел. Ракурс камеры позволил снять веретено на фоне Галактики. На этом светящемся фоне совершенно отчетливо обозначился темный след. Что-то похожее на черную молнию прошло через защиту и ударило в нос корабля.
— Но удар, толчок, хоть что-то было?
Олег отрицательно покачал головой.
— Ничего не было. После выстрела наш преследователь дал задний ход и, не разворачиваясь, стал удаляться в сторону планеты. Очень скоро мы остались совершенно одни. И, как ты сам понимаешь, состояние у меня было не из лучших. Я приказал аварийной труппе облазить всю обшивку, не доверяя это дело роботам. Ни малейшего следа. Ни вмятины, ни царапины, словно эта штука растворилась в защитном поле…
— Может, так и случилось?
— Я тоже так вначале подумал. След на пленке был не очень ясным. В конце концов пришлось прекратить поиски. Энергии мы к тому времени сожрали чертову уйму. Я даже сомневался, хватит ли ее на обратную дорогу. Соваться к этой планетке без специальной подготовки мне больше не хотелось. Короче, мы рассчитали кратчайший путь на базу и беспрепятственно вошли в первый бросок. Только после выхода из второго штурман заявил, что у него барахлят все навигационные приборы разом. Признаться, я ему не поверил. Но потом неприятности начались с управлением, с центральным компьютером, вообще со всеми механизмами, размещенными в носовом отсеке. К счастью, после третьего броска мы вышли хоть и в стороне от расчетной точки, но зато достаточно близко к вашей базе на Регосе и решили добираться до нее обычным ходом. С таким состоянием навигационного оборудования о пространственном переходе нечего было и думать. К этому времени у нас начали пошаливать генераторы…
— Что значит «пошаливать»?
— Совершенно необъяснимая потеря мощности… Накопители перестали держать энергию. Словно она проваливалась в преисподнюю. Сам понимаешь, ползти на досвете — занятие невеселое. До Регоса нам предстояло тянуть почти четыре месяца. Но уже через месяц у тех, кто нес вахту в управляющей рубке, непосредственно примыкающей к носовому отсеку, обнаружились необъяснимые болезни. Словом, люди начали разлаживаться, подобно механизмам. Вначале это напоминало простуду, грипп, вирусную инфекцию. Врач сбился с ног. Не помогали никакие антибиотики. Непонятно было и то, что люди, покинув рубку, излечивались, словно по волшебству. В конце концов вахт в носовой рубке стали бояться. Пришлось все, что возможно, переключить на кормовой отсек. Но это не решило проблемы, потому что разладка механизмов катастрофически прогрессировала, постепенно расползаясь по всему кораблю. Корабль без навигации, без управляющих систем, с ненадежными генераторами, да еще эпидемия гриппа в придачу, если, конечно, это грипп… Вот такие дела…
— Ты правильно сделал, объявив карантин.
— Самое неприятное в этой истории — ее неопределенность. Все факты, которые можно установить и доказать, находятся на грани естественных поломок, разладок, невезения, наконец. Связной картины, которую я тебе изложил, в отчете, увы, не получится. Карантин тоже могут отменить. Я уверен, его опротестует большая часть команды. Представляешь, что это такое, после годового похода провести взаперти на станции еще не менее шести месяцев. Их можно понять.
— Что случилось с пленками?
— Размагнитились. И здесь, как и во всем, может быть две причины. Случайно попали под переменное магнитное поле, при наших неполадках в аппаратуре оно вполне могло возникнуть в самых неожиданных местах. В длительных походах в корабельных системах всегда накапливаются неполадки. Чем система сложнее, тем чаще отказы. Мы к этому привыкли, стали дублировать наиболее ответственные узлы. Все дело в количестве таких отказов. Вряд ли мне удастся что-нибудь доказать. Мне скажут: виновато магнитное поле планеты. Оно действительно оказалось необычно сильным. У меня нет доказательств. Нет неопровержимых фактов…
Они надолго замолчали. Только теперь Ротанов взглянул на курсовой экран и увидел, как далеко они отклонились от спутника.
Пришлось поворачивать катер, включать импульсные двигатели. Неожиданно быстро стал приближаться мигающий маячок. Оба поняли, что все уже сказано. Кроме, может быть, самого важного… Сейчас наступит конец их встречи, и всякое общение будет прервано карантином на долгие месяцы. Потом начнутся комиссии, расследования. Ротанова вновь засосет непролазная рутина повседневных дел. То, что сейчас кажется самым главным, постепенно забудется, отойдет на второй план, заслоненное мелкими сиюминутными делами, проблемами… И тогда Олег решился.
— Ты должен мне помочь. Нужна специальная экспедиция к Черной, так мы назвали планету. Мой отчет наверняка покажется в Совете недостаточным. Понадобится весь твой авторитет…
— Я этого не сделаю, Олег.
— Ты мне не веришь? Тебе нужны доказательства?
— Конечно, нет. Именно потому, что не сомневаюсь, я не стану поддерживать тебя в Совете. Пока ученые не разберутся в том, что произошло, нечего даже думать соваться к твоей Черной.
— А как они разберутся с нашими куцыми данными без пленок, без экспериментов? Никто даже не знает, какими законами можно объяснить происшедшее. Мы не знаем этих законов. Вот увидишь — большинство ученых вообще будут все отрицать. Мы столкнулись с чем-то принципиально новым, и учти, эта звезда не стоит на месте. Она движется к нашему звездному рукаву. Движется гораздо быстрее, чем ты можешь предположить. У нас, возможно, нет уже времени, чтобы ждать, пока ученые возведут свою теоретическую базу. Защиту придется искать на ходу, возможно, с риском. Тут уж ничего не поделаешь. У нас нет выбора. Мы должны принять вызов, иначе можно опоздать.
— Никто не бросал нам вызова. Все, что с тобой произошло, всего лишь единичный случай. Не стоит поднимать из-за этого шум на всю Федерацию. Нам не позволят рисковать человеческими жизнями. Сегодня мы еще не готовы к исследованию такой планеты. Ты, видимо, даже не понял, как тебе повезло!
— Да в чем повезло?
— В том, что ты вернулся! В том, что Регос оказался поблизости! В том, что мы сегодня имеем карантин третьей степени вместо еще одного без вести пропавшего корабля! Теперь хоть подходы появились к проблеме участившихся за последние годы исчезновений наших кораблей!
Олег долго молчал. Огни спутника поползли вверх. Стал виден его шершавый, заслонивший Регос борт с пастью стыковочного шлюза. Двигатель рявкнул в последний раз, катер резко затормозил и стал разворачиваться.
— Ты стал очень осторожным, Игорь, — донес до него шлемофон уставший и какой-то погасший голос Олега. — Может быть, это признак старости? — Он словно читал его мысли. — Может быть, ты ищешь оправдания своему нежеланию лететь со мной?
— Можно подумать, ты меня приглашал, — буркнул Ротанов, стараясь не промазать кормой катера мимо шлюза.
— Ты скажи прямо. Я не обижусь. — Олег нарочно старался вывести его из себя, заставить высказаться до конца. Но Ротанов лишь провел рукой по лицу, постарался голосом не выдать своего волнения.
— Мудрым я стал, Олег. Мудрым, а не осторожным. Придется тебе подождать с этой планетой.
Поздно ночью, добравшись до своего жилого отсека на одиннадцатом горизонте базы, Ротанов повалился на раздвижную койку не раздеваясь. Давно у него не было такого паршивого настроения.
Жизнь проходит, сжатая в цепочку незначительных дел. В прошлом остались походы на далекие звезды, иные цивилизации, открытия, потрясавшие всю Федерацию. Теперь он стал администратором. Одним из многих, может быть, даже не очень хорошим администратором. Правда, он научился ставить интересы дела превыше всего. Научился отказывать друзьям и не принимать отчаянных решений, так часто в сложных ситуациях оказывающихся единственно верными.
Ротанов лежал лицом вверх, невидящим взглядом уставившись в потолок. Ему казалось, что десять бронированных верхних горизонтов базы-крепости физически давят ему на грудь. Что из этой глубокой стальной пещеры ему уже никогда не вырваться на простор к звездам и кораблям… Ему казалось, что сквозь бесчисленные потолки, отгородившие его от неба, он видит мертвый, с погашенными иллюминаторами, оставленный людьми корабль. Видит примелькавшийся за день обшарпанный борт с оплавленными ромбами броневых плит, с задраенными наглухо люками. С обесточенными цепями и навсегда погашенными реакторами. Корабль, который никогда уже не будет летать, скрывший в себе тайну, так глубоко запрятанную под ворохом мнимых причин, незначительных фактов и еще менее значительных последствий, что ее не удастся извлечь оттуда, как бы они ни старались; годами будет ржаветь эта тайна вместе с законсервированным кораблем, окончательно погребенная под грудами ненужных отчетов, бесполезных комиссий, экспертиз и расследований…
В чем-то он был прав, старый его дружище… В чем-то он был бесспорно прав. Время уходит безвозвратно и исподволь незаметно изменяет нас самих, наши решения и мысли. Нужно нечто уж совсем необычное, нечто выходящее за рамки, потрясающее основы, чтобы прервать рутину, засасывающую человека с возрастом. Но такие события случаются редко. Крайне редко.
Мысли стали путаться. Он был уже на грани сна и яви. И сквозь этот странный полусон на секунду ему показалось, что он увидел молнию.
Черную молнию, отделившуюся от борта звездолета и устремившуюся вниз, к ничего не подозревающей планете…
3
На следующий день, едва добравшись до центра управления базы, Ротанов вызвал обоих своих заместителей по научной и технической части, а также заведующих некоторыми отделами. Вообще-то он не баловал их совещаниями, полагая, что на военизированной базе руководство должно быть упрощено до предела и каждый сам должен знать круг своих обязанностей. Если этого не случалось, он быстро подыскивал замену и постепенно создал на базе достаточно квалифицированный отряд руководителей различных подразделений, добившись в конце концов того, что в чрезвычайных обстоятельствах отделы вполне могли бы функционировать самостоятельно.
Однако сегодня ему нужны были не только люди, до конца понимающие поставленную перед ними задачу. Ему нужны были соратники, готовые разделить с ним нелегкий груз ответственности, поскольку задуманное им дело не знало прецедентов в практике федеративного космического флота.
Пока он ожидал своих вызванных сотрудников, ему пришлось дать повторную команду роботу на уборку помещения. Кругом лежал толстый слой пыли, а в углу даже валялись черепки разбитой вазы.
«Закончу с „Енисеем“, сразу вплотную займусь отделом внутренней кибернетики», — твердо решил он, с раздражением наблюдая, как неповоротливый глупый робот высыпает собранную пыль в тот самый угол, где уже лежали осколки разбитой вазы.
Но как только закрылась дверь за последним из приглашенных, как только он положил перед собой чистый листок бумаги и вынул из нагрудного кармана изрядно потрепанный блокнот с серебряным карандашом, который так и не удосужился заменить на магнитное перо, все посторонние мысли тут же улетучились у него из головы.
— Я хотел бы осмотреть «Енисей».
Он видел, как поразила их эта фраза, и сразу, не ожидая возражений, продолжил:
— Я понимаю всю беспрецедентность этого решения, а также ту степень ответственности, которую мы на себя берем.
Он говорил так, словно они уже согласились с ним, словно возражений не могло быть в принципе. Некоторое время они молчали, огорошенные услышанным. Первым опомнился Огрехов — заведующий отделом грузоперевозок.
— Рано или поздно Совет об этом узнает… и тогда…
— Я не собираюсь скрывать от Совета свои действия, — резко прервал его Ротанов. — Положение слишком серьезное, а специальная комиссия, затребованная нами с Земли, прибудет не раньше чем через полгода. У меня есть основания предполагать, что через такой длительный срок «Енисей» поздно будет обследовать.
Однако сегодня ему нужны были не только люди, до конца понимающие поставленную перед ними задачу. Ему нужны были соратники, готовые разделить с ним нелегкий груз ответственности, поскольку задуманное им дело не знало прецедентов в практике федеративного космического флота.
Пока он ожидал своих вызванных сотрудников, ему пришлось дать повторную команду роботу на уборку помещения. Кругом лежал толстый слой пыли, а в углу даже валялись черепки разбитой вазы.
«Закончу с „Енисеем“, сразу вплотную займусь отделом внутренней кибернетики», — твердо решил он, с раздражением наблюдая, как неповоротливый глупый робот высыпает собранную пыль в тот самый угол, где уже лежали осколки разбитой вазы.
Но как только закрылась дверь за последним из приглашенных, как только он положил перед собой чистый листок бумаги и вынул из нагрудного кармана изрядно потрепанный блокнот с серебряным карандашом, который так и не удосужился заменить на магнитное перо, все посторонние мысли тут же улетучились у него из головы.
— Я хотел бы осмотреть «Енисей».
Он видел, как поразила их эта фраза, и сразу, не ожидая возражений, продолжил:
— Я понимаю всю беспрецедентность этого решения, а также ту степень ответственности, которую мы на себя берем.
Он говорил так, словно они уже согласились с ним, словно возражений не могло быть в принципе. Некоторое время они молчали, огорошенные услышанным. Первым опомнился Огрехов — заведующий отделом грузоперевозок.
— Рано или поздно Совет об этом узнает… и тогда…
— Я не собираюсь скрывать от Совета свои действия, — резко прервал его Ротанов. — Положение слишком серьезное, а специальная комиссия, затребованная нами с Земли, прибудет не раньше чем через полгода. У меня есть основания предполагать, что через такой длительный срок «Енисей» поздно будет обследовать.