- Следователь, который ее читал, был не просто моим коллегой, но еще и другом. Так что мне было не до тетрадки. Вспомнил я о ней только поздно вечером. Но за это время в кабинете столько народу перебывало, начиная от начальника управления и кончая судмедэкспертом...
   Именно на это я и рассчитывал. Одно дело - место преступления на пленэре или в квартире. Туда никого постороннего не пускают. Другое - явное самоубийство непосредственно в милицейском ведомстве. Тут уж ни одна машинистка не упустит возможности заглянуть в комнату, чтобы потом дома в красках описать печальную картину.
   - Лучше бы вы мне ее сразу отдали, - вздохнул я. - Вам чай или кофе? Я ведь уже не подозреваемый, так что не стесняйтесь.
   - Чай, если можно. Вы уверены, что лучше? - засомневался Артемьев.
   - Ну, покойный Гордеев адресовал ее мне...
   Я улетучился на кухню, быстренько сварганил - чайник недавно вскипел - две чашки "ахмада" в пакетиках.
   - И вы не побоялись бы ее читать? - спросил Артемьев, снимая с маленького подноса изящную чашку.
   - А почему, собственно? - не понял я.
   - Да какая-то она несчастливая, эта тетрадь... - вздохнул Артемьев. Гордеев, написавший ее, в одиночку взял коммерческий банк и был убит. Похитивший тетрадь Шмат свихнулся и выбросился с балкона. Тимохин, следователь, заинтересовался этим фактом, начал читать тетрадь и через полчаса застрелился, перед этим швырнув тетрадь на пол. Вы ведь на полу ее нашли?
   - Да. Я чуть было не наступил на нее, поднял и положил на стол.
   - А потом?
   - А потом меня выгнали из комнаты, и я пошел домой.
   - А если хорошо поискать в вашем доме?
   - Если бы у меня был дубликат тетради, я не просил бы у вас ту, что завещал мне Гордей.
   Следователь посмотрел на меня исподлобья.
   - Вы не побоитесь ее читать?
   - Вначале вы ее найдите и верните законному владельцу.
   Артемьев поморщился. Так морщится во время спектакля завзятый театрал, когда актеры явно переигрывают.
   - Допустим, я ее найду и верну вам. Вы не побоитесь ее читать, уже зная о последствиях?
   - Не знаю, - честно сказал я. - Хотелось бы, конечно, узнать, для чего предназначены все эти биокомпьютеры - то есть мы с вами. Но... стрёмно как-то.
   - У меня к вам просьба, - тихо, совсем другим тоном сказал Артемьев. - Если каким-либо образом тетрадь все же попадет к вам в руки не читайте ее, пожалуйста! Мне не нужен в районе еще один труп.
   - А что с ней еще можно делать? Под сковороду подкладывать?
   - Нужно показать ее психологам. Думаю, текст, записанный в тетради, оказывает на читающего гипнотическое воздействие. Сугубо отрицательное, между прочим. Вы представляете, что произойдет, если такой текст будет размножен или помещен, допустим, на один из сайтов Интернета?
   Я чуть не поперхнулся чаем.
   С каких это пор менты интересуются Интернетом? Насколько мне известно, пока ни одного ментовскго сайта в Сети нет.
   - А может, лучше сразу ее сжечь, эту чернокнижную тетрадь?
   - Зачем же? Полагаю, для ученых она окажется очень интересным материалом!
   - И для спецслужб.
   - В смысле? А, в качестве средства устранения неугодных... Но подброшенный текст нужно будет потом быстро-быстро находить и изымать, чтобы он не инициировал эпидемию убийств и самоубийств. И это настолько проблематично, что... Нет, автомобильная катастрофа надежнее. - Артемьев поставил опустевшую чашку на журнальный, он же чайный, столик. - Так мы договорились?
   - Ну, если каким-то чудесным образом тетрадь вновь попадет ко мне в руки... А если вы найдете ее - у меня будет шанс?
   - Только в том случае, если ученые определят, что не тетрадь явилась причиной всех печальных событий.
   - Понятно... - вздохнул я. Что тут сделаешь? Против милиции и ученых не попрешь. - Но знаете, по-моему вы тут перебдили.
   - Чего сделали? - не сразу понял Артемьев.
   - Перестраховались. Представьте, что Шмат, разбрасывавший деньги с балкона, страдал психическим заболеванием, а у вашего коллеги были какие-то серьезные проблемы в личной жизни. И что остается от вашей версии?
   - Ничего. - Артемьев встал, почти так же стремительно, как и после первого визита. - Не смею вас больше задерживать.
   Через мгновение он был в прихожей. Я, как и в первый раз, с трудом успевал за ним.
   * * *
   Закрыв за Артемьевым дверь, я вынул из коробки с платьями для Барби, перешедшей по наследству от старшей дочери к младшей, тетрадь, положил ее на письменный стол, накрыл ладонью.
   Мне показалось, что обложка тетради теплая.
   Будет ли тетрадью заниматься служба безопасности? Думаю, нет. Артемьева засмеют, если он выйдет с таким предложением. А на обыск по милицейскому ведомству у следователя нет оснований. Поэтому он и пришел предупредить. Просто для очистки совести. К тому же Артемьев сам мало верит в то, что говорит. Верил бы - и действовал бы по-другому.
   Впрочем, про Интерфейс он ничего не знает. Хотя ходит совсем рядом с истиной. Ишь ты, гипнотическое воздействие... Ну конечно, у любого компьютера есть панель управления. Биокомпьютер - не исключение. То, что мы называем гипнозом, и есть один из элементов панели управления. И, наверное, в тетради об этом что-то сказано. Научившись пользоваться хотя бы двумя-тремя опциями этой панели, можно спокойно брать банки и заставлять ментов и санитаров водить хоровод вокруг несуществующей елочки.
   Но есть и другой интерфейс, Интерфейс с большой буквы - ко всей биокомпьютерной сети. Управлять ею, поддерживать работоспособность, расширять - все это делать не нужно. Сеть сама собой управляет, сама расширяется и совершенствуется. Именно эту функцию выполняют политики, правительства и ООН. Хотя какой-то интерфейс, подобный гипнозу для индивида, существует и для локальных сетей-государств. Войны и революции результаты вмешательства Сисадмина, в терминологии Гордея - Другого. Пассионарии и прочие пламенные революционеры - всего лишь биокомпы, запрограммированные на выполнение определенных операций по модификации сети. Но Гордей занимался не этим. Все это слишком мелко - войны, революция, власть над миром. Освободить людей, вернуть им украденную львиную! - долю разума - задача поинтереснее. И потруднее, наверное. А последняя ловушка - наверняка соблазн воспользоваться главным Интерфейсом, перехватить его у Другого, поменяв пароль. Но до этой ловушки еще нужно дойти. А на пути к ней столько всего...
   Может, не нужно? Сжечь тетрадь - и жить как все, нормальной человеческой жизнью. Довольствоваться своими пятью процентами интеллекта и многократно заниженной тактовой частотой мозга, растить дочек, выдать их замуж, радоваться внукам...
   И ни на секунду не забывать, что все это - лишь работа по обслуживанию и расширению Сети.
   А еще о том, что не сделал даже попытки немного больше узнать о Сети и ее Хозяине.
   Не говоря уже о том, чтобы разрушить Сеть и освободить если не всех, то хотя бы некоторых.
   Да, но под обложкой этой тетради прячется смерть...
   Которая все равно неизбежна. Чем я рискую? Тремя десятками лет медленного угасания. Чего я боюсь? Опасаюсь не испытать неповторимых ощущений, испытываемых счастливчиком, благополучно дотянувшим до возраста старческого маразма.
   Есть еще жена и дочери, перед которыми я, кажется, в долгу. Правда, долг этот чисто инстинктивный, то есть определяемый резидентными программами, регламентирующими функционирование биокомпьютерной сети. Именно эти программы не дают сети разрушиться, поддерживают ее работоспособность. Но действие их настолько непреложно, категорически императивно, что даже осознавший свою незавидную участь биокомп не может не выполнять их инструкции.
   Поэтому, прежде чем открыть зеленую тетрадь, я открыл другую, импортную, и, потратив на это два дня, аккуратненько записал все, что со мною произошло. Именно этот текст ты сейчас и прочитал, мой "неведомый" друг. В кавычки я заключил это слово потому, что еще не решил, кому пошлю свою тетрадь, обыкновенную общую тетрадь с фотографией группы "Энигма" на обложке. Но я обязательно отправлю ее кому-то из знакомых. Чтобы хоть кто-то знал, случись со мной какая непоняточка, о том, что могло послужить ее причиной. Было бы неплохо, конечно, переслать кому-нибудь и тетрадь Гордея. Но это уж как получится. Я постараюсь ее переписать, но не дома. Кто его знает, как среагирует Хозяин Интерфейса на появление копии опасной для него информации. В любом случае, надеюсь, тетрадь Гордея тоже не исчезнет бесследно, а когда-нибудь попадет в руки человека, для которого освобождение всего человечества от власти Хозяина окажется более значимой целью, чем собственное благополучие или даже благополучие его детей.
   Впрочем, это только кажется, что у человека, соприкоснувшегося с Этим, есть выбор. На самом деле никакого выбора нет. Нельзя, узнав, что где-то поблизости спрятаны ключи от главных ворот тюрьмы, в которой томятся твои родные, не попытаться их отыскать и открыть тюрьму - с каким бы риском для жизни это ни было связано.
   Ведь в этой тюрьме находишься и ты сам.
   И ты даже не знаешь, что такое свобода. Потому что никогда свободным не был, даже если всю жизнь прожил в самой-пресамой демократической стране.
   Итак, сейчас я отправлю свою тетрадь, уеду на дачу и там, подальше от нескромных глаз и от семьи, для которой я - потенциально - представляю некоторую опасность - открою тетрадь Гордея.
   Я постараюсь обойти те ловушки, которые удалось обойти ему, и сделать хотя бы один шаг вперед.
   Я запишу в его тетради, какой именно шаг собираюсь сделать. Если он окажется правильным и мне удастся обойти очередную ловушку, я сделаю еще один шаг. И так до тех пор, пока не ошибусь. Тот, кто пойдет по моим следам, будет знать, в чем я ошибся, и свернет в другую сторону. Возможно, ему тоже удастся продвинуться по смертельно опасному Пути. По Пути, с которого невозможно сойти, по которому нельзя вернуться, по которому можно идти только вперед.
   Вперед, с весельем и отвагой...
   Вперед!
   Эпилог
   Через общих знакомых я отыскал телефон Чижика и позвонил ему.
   Жена сказала, что Костя пропал месяца полтора назад. Уехал на дачу и не вернулся.
   Я спросил, не оставил ли Костя на даче старомодную тетрадь в зеленом дерматиновом переплете.
   Жена ответила, что на дачу приезжал следователь, все тщательно осмотрел, но кроме остатков продуктов ничего не нашел.
   Я спросил, как фамилия следователя.
   Как я и думал, это был Артемьев.
   Я посоветовал жене заглянуть в ящик, где Костя хранил инструменты, и положил трубку.
   * * *
   Трудно сказать, где теперь зеленая тетрадь. Еще труднее предположить, где теперь Костя.
   Я долго не мог решить, что мне следует делать с той тетрадью, которую мне прислал Чижик. Но потом решил, что он для того мне ее и прислал, чтобы я опубликовал написанный им текст - хотя бы в виде фантастической повести.
   Некоторое время я колебался. А вдруг публиковать такой текст нельзя? Вдруг при попытке вогнать его в компьютер со мною тоже случится какая-нибудь непоняточка? Но потом понял: все как раз наоборот. Вот если со мной - или с тем, кто прочитает написанный Костей текст и поверит в его правдивость - что-нибудь случится, это и будет доказательством истинности написанного.
   Это привлечет к тесту внимание.
   Его начнут искать и читать, воображая, что рискуют при этом если не жизнью, то рассудком.
   Идея, подобно семечку, упавшему в чернозем, начнет прорастать в массах.
   И у Хозяина Интерфейса появятся проблемы.
   Поэтому ничего такого не произойдет. Я спокойно наберу - уже набрал! - весь текст, допишу эпилог, и повесть опубликуют, допустим, в "Искателе". Она благополучно затеряется среди тысяч других фантастических повестей. И Хозяин Интерфейса будет спать спокойно. Никто не поверит словам Кости, никто не попытается разобраться в Интерфейсе и тем более перехватить или уничтожить его.
   А если и попытается, то угодит в первую же ловушку.
   И все на этом кончится, по существу не начавшись.
   Но если уцелела зеленая тетрадь Гордея... Если кто-то прочитает ее, постарается сделать еще один шаг по Пути, с которого нельзя сойти, и передаст тетрадь следующему...
   Тогда у нас у всех появится призрачная, как отблеск Истины, Надежда.