Почти – потому что единственным, кажется, подобным примером является Петербург. Здесь все, все отрасли науки и практики, связанные с морем. Управление флотом и морское образование, кораблестроение и торговый флот, начальный и конечный пункт выдающихся плаваний и крупнейший центр изучения Мирового океана. И – уникальный случай – совпадение на протяжении двух с лишним веков ранга и обязанностей морской столицы и столицы огромного государства.
Более того, этот город, Петербург, и задуман был, и создан, и развивался, и столицей России стал в первую очередь и главным образом из-за своего приморского положения. Северная война, начинавшаяся как борьба за выход к морю, быстро стала войной за выход России в море, и закладка крепости на первом же отвоеванном кусочке Балтийского побережья, на одном из небольших островов архипелага, образованного Невской дельтой, имела не столько военное, сколько преобразовательное значение. Этот акт был вызовом и Европе, и самой России, началом ломки традиционного «сухопутного» менталитета, началом одного из глубочайших его преобразований. Крепость соединилась с верфью, и это соединение стало ядром будущего города, который рос и развивался ради флота, многим жертвуя при этом.
Город этот и флот на его верфях строила вся страна. Страна, уподобившаяся, по образному выражению Пушкина, «спущенному на воду кораблю». «Петербургские призывы» строителей и мастеров по всей европейской России решали проблемы кадров и населения «юного града». Морское побережье, река, водная стихия стали источником энергии этого города. Его градостроительная идея и уличная сеть формировались на основе гидрографического фактора, царские дворцы и резиденции располагались непременно у воды – набережная Невы, Петергоф, Стрельна, Дубки. Левобережье Невы, вся территория вокруг Адмиралтейства были отданы флоту – строителям кораблей и «морского флота служителям». Кроме главной, Адмиралтейской, верфи появились и другие центры судостроения: верфи Галерная, Охтинская, Партикулярная. Нева была главной магистралью, главным «проспектом» Петербурга. На огромной акватории Невы торжественно праздновались триумфы военных побед, а в обычные дни, в повседневной жизни, река представляла удивительное зрелище: корабли всех рангов, военные и торговые, с живописными палубными надстройками, с дивной геометрией рангоутов, сотни лодок, яхт, парусных и гребных, сновали по реке во всех направлениях – город распахнулся к воде, открылся ей со всей своей красотой, своей необычностью.
Напомним, что именно тогда, когда в Петербург, которому и десяти лет еще не исполнилось, переносилась из Москвы столица России, Пётр намеревался центр этой новой столицы расположить на острове Котлин, совсем посреди залива. Есть столицы, расположенные на островах, но остров, превращенный в столицу…
Первый «пласт» населения Петербурга непосредственно, профессионально и житейски, связан с морем или с обслуживанием этого «морского люда». И первым регулярным учебным заведением новой столицы становится переведенная из Москвы и в Петербурге радикально преобразованная Морская академия. Морским кадетским корпусом, Морским училищем, а ныне Морским институтом Петра Великого, начинается великолепная история петербургского образования, петербургской педагогики – морской, военной и гражданской. А в конце XVIII века созданием при Павле I в 1798 году Училища корабельной архитектуры закладываются основы отечественного кораблестроительного образования. До революции Петербург с его высшими морскими учебными заведениями, с Морской академией и Училищем торгового мореплавания был единственным в России центром высочайшей по качеству подготовки кадров морских офицеров и кораблестроителей. Из здешних учебных заведений выходили все те, кто побеждал в морских сражениях, кто совершал удивительные по своим профессиональным и научным результатам долгие кругосветные плавания, кто своими научными трудами обогащал мировую науку и море – навигацию, гидрографию, океанографию. Те, кто открывал Антарктиду и внес неоценимый вклад в изучение и освоение Арктического бассейна.
Вся богатейшая русская морская литература вырастает из «петербургского корня». Здесь работал Морской ученый комитет, здесь в 1848 году родился и вот уже более 160 лет издается – без какого-либо перерыва – «Морской сборник» – единственный отечественный журнал, сохранивший за полтора века не только свое название, но и свое направление. Во второй половине XIX века журнал этот был одним из самых прогрессивных, влиятельных и читаемых изданий в России, его передовая роль в общественной жизни формировалась участием в нем знаменитых моряков, выдающихся ученых и первоклассных литераторов и публицистов.
В самом центре Петербурга, в Адмиралтействе, с петровского времени размещалось управление российским флотом: Адмиралтейств-коллегия, Морское министерство и Адмиралтейств-совет. И главной базой Балтийского флота были Петербург и его «младший и любимый брат» – Кронштадт. Здесь родились, отсюда «отпочковались» все другие российские флоты: Черноморский, Тихоокеанский и, уже в советское время, Северный. Здесь формировалась российская морская идеология, национальная морская доктрина. И – это чрезвычайно существенно – здесь на протяжении всех трех веков истории нашего города постепенно вырабатывалась отечественная морская культура.
Она стала важнейшей гранью, неотъемлемой составной частью того феномена мировой цивилизации, который мы называем «петербургской культурой». Корпоративный дух моряков, высокий профессионализм и великолепная образованность «морских служителей» предполагаются в качестве непременного условия самой «природой» этой профессии, охватывающей практически все науки, точные и гуманитарные, и все стороны практической жизни и человеческих отношений.
И вряд ли покажется натянутым утверждение, что эта универсальная и в то же время специфическая «морская культура» является одной из важнейших частей петербургской «культурной конструкции» в целом. «Морской дух», осознание петербуржцами себя жителями морской столицы, особое настроение, атмосфера, возникающая из этого самоосознания, – один из «столпов», на которых стоит Петербург. Моряки, представляющие одну из самых образованных в стране корпораций, из которой вышли многие выдающиеся люди. Очень заметное в истории Петербурга, в его жизни морское сообщество, не замыкавшееся в себе, а «прораставшее» в различные ячейки научной и общественной жизни столицы, даже сама праздничность морской формы, пресловутый «морской шик» всегда были непременной – и очень важной – частью культурного бытия Петербурга – Ленинграда, парадного и повседневного…
Да и сам город всегда очень дорожил всем, что выявляло его «морскую сущность», хранило его «морскую память». Здесь и крупнейшие флотские культурные очаги: Центральный Военно-морской музей, военно-морские архивы и знаменитая Военно-морская библиотека. Здесь памятники русским морякам – адмиралам, «плавателям вокруг света» и подвигам простых матросов. Здесь морские храмы: и потрясающий своим архитектурным совершенством Богоявленский собор, более известный под именем Никольского морского, и Пантелеймоновская церковь, сооруженная в честь победы молодого Балтийского флота при Гангуте, и Чесменская церковь. И отмеченные изображением якорей надгробия на могилах русских моряков на разных кладбищах Петербурга.
Не следует забывать о том, что два скрещенных якоря, морской и речной, являются главным элементом исторического герба Петербурга. И о том, что одним из символов нашего города является кораблик на шпиле Адмиралтейства, летящий на всех парусах над вечно родным для него городом!
Таковы основания весьма важного для нас утверждения, что Петербург – не только «морская столица» России, но, может быть, единственный приморский город в мире, в котором сосредоточены все без исключения грани этого многозначного понятия, все разнообразные функции, его определяющие. Петербург не просто был и жил рядом с морем – Петербург сросся с проникшим в него морским духом, настроением.
Приходится, однако, отметить, что в нынешнем Петербурге многое от этой морской столичности утрачено. Город как бы «отвернулся от воды» – от стихии, ради которой он был триста лет назад замыслен и рожден. Далеко на запад переместилась главная база Краснознаменного Балтийского флота. Совершенно опустела акватория Невы, прежде самая оживленная часть города. Пока что нет у города и «морского флота». Имеющий великолепные традиции петербургский парусный спорт перживает нынче очень нелегкие времена. И очень обидно идти по тротуару Дворцовой набережной, почти не встречая и не обгоняя других прохожих. Замечали ли вы, что набережные Невы в обычное, непраздничное время стали самым пустынным местом в городе, не говоря, разумеется, о сотнях машин, несущихся мимо тебя по мостовой вдоль пустынной реки?
Нева, ее рукава и притоки, старинные каналы как-то перестали быть «главными проспектами и улицами» Петербурга, ушли из контекста повседневной жизни, оставшись приметами «парадного», «плакатного» Петербурга, сюжетом для открыток. И хотя есть в Петербурге Морской совет, работают музеи, благополучно проходит каждый год прием в разнообразные морские учебные заведения Петербурга – академии и высшие училища, университеты, единственное в стране Нахимовское училище и Морской кадетский корпус в Кронштадте – все же утрата «морского духа», его «выветривание» из повседневной жизни города, разобщение «морского сообщества» ощущается явственно.
Это грустно и тревожно. Город, рожденный великой идеей выхода России в море, не может этой идеи ни забыть, ни исказить. Недаром ведь его осеняет золоченый кораблик, парящий над ним на свежем балтийском ветру, дующем в тугие паруса.
А начиналось все одновременно с рождением Петербурга. Мы знаем, в день закладки крепости на Заячьем острове Пётр находился на Олонецкой верфи, где спешно сооружались корабли для первой балтийской флотилии. И после «крещения» города в конце июня 1703 года царь снова там же. 22 августа спущен на воду 28-пушечный «Штандарт», построенный мастером Геренсом, – на нем Пётр в начале сентября (в «Юрнале» запись: «8 сентября корабли пошли в Санктпитербурх») возвратился в свой новый город, заложив на Олонецкой верфи 6 фрегатов и 9 шняв.
Кстати, «Штандарту», как и петровской шняве «Мункер», суждено было стать одними из первых в России флотских «мемориалов». 27 сентября 1729 года последовал указ Петра, которым предписывалось «оный корабль починить и ввесть в Кронверкскую гавань» – в самом центре Петербурга, рядом с крепостью (правда, позднее он был разобран)…
Через полтора года после закладки крепости, 5 ноября 1704 года, состоялась закладка Адмиралтейства на пустынном левом берегу, почти напротив крепости. «Заложили Адмиралтейский дом, – читаем мы «Юрнале» Петра, – и были во остерии и веселились».
Адмиралтейство задумывалось Петром как крупнейшее по тем временам промышленное предприятие – верфь и как крепость, не просто оберегающая невское побережье, но способная своим огнем взаимодействовать с крепостью на Заячьем острове, создавая при входе в Неву непреодолимую огневую преграду. Чертеж Адмиралтейства, исполненный собственноручно Петром и содержащий множество его указаний о размещении мастерских и подсобных помещений, сохранился в архиве. Задумывался грандиозный производственный комплекс, открытый на Неву и окруженный земляными валами, стенами и рвом. Длина его вдоль Невы равнялась 200 саженям (425 м), ширина – 100 саженям.
Петровское Адмиралтейство строилось и совершенствовалось на протяжении долгого времени. Оно стало ядром застройки всего левого берега Невы, получившего название сперва Адмиралтейского острова, а затем Адмиралтейской стороны, части города: она росла и формировалась как единое целое с Адмиралтейством. Его значение не ограничивается ролью крепости и огромной верфи (военные корабли строились здесь до середины XIX века, пока не завершилась эпоха парусного флота) – Адмиралтейство было «мастерской» особого рода. Сюда со всей России присылались (одни на время, другие на «вечное житье») мастера десятков рабочих специальностей, строившие корабли. Здесь формировались отечественные кадры корабелов.
Где бы ни находился царь, какие заботы не одолевали бы его, об Адмиралтействе, его делах и нуждах, присылке рабочих и снабжении всеми припасами для кораблестроения Пётр думал и писал ответственным за эти дела людям постоянно. Находясь в Петербурге, Пётр бывал здесь чаще, чем в каком-либо ином месте, – появлялся здесь и во время закладки и торжественного спуска кораблей, и неожиданно, чтобы проверить ход работ и аккуратность исполнения всех инструкций. Только за два месяца 1714 года – ноябрь и декабрь – царь посетил Адмиралтейство 24 раза; в 1720 году он был здесь 44 раза, с января по август 1721 года – 21 раз…
Но не только строительство кораблей, их вооружение и снабжение, их боевая подготовка и участие в походах заботили Петра. Создание флота – задача, включающая множество элементов. Комплектование и обучение «матрозов» и обучение «матросских детей» (указ 28 ноября 1717 года), подготовка офицерских кадров для флота, взаимоотношения иностранных и русских «морских служителей», переводы и издание книг по морскому делу (их в царствование Петра вышло в свет более 20), разработка нормативных документов для флота – все эти вопросы находились в поле зрения Петра и решались им. Знаменитый «Устав морской» был создан при непосредственном участии царя; огромный по объему (52 главы) и исчерпывающий по содержанию «Регламент об управлении Адмиралтейства и верфи», утвержденный 9 апреля 1722 года, создавался при непосредственном участии Петра («Юрнал» отмечает, что только в феврале 1721 года царь 12 раз «слушал регламент Адмиралтейской»).
С 1710 года почти ежегодно Пётр участвовал в летних плаваниях и маневрах флота на Балтике, имея свой флаг на разных кораблях. Так, в 1714 году (год Гангутской победы) плавание продолжилось 4 месяца, в 1719 и 1720 – по 3 месяца, в 1721 году – два с половиной месяца…
А торжественные празднования побед русского флота на Балтике, которые отмечались в Петербурге как самые значительные и памятные события? Все это сближало юный город с юным флотом – они строились одновременно, у них были общий быт и общие правила жизни, общие – для флота и для города – будни, когда работали «до упаду», и праздники, когда «веселились изрядно»…
Особая тема – взаимоотношения царя и мастеров-корабелов, русских и иностранцев, которые были среди ближайших сотрудников Петра и пользовались его уважением и доверием. Документы убедительно рассказывают о личных, человеческих отношениях между «царем-плотником» и его ближайшими помощниками. Это был тесный профессиональный круг, в которых входили и сам царь, готовивший корабельные чертежи и строивший корабли под именем Петра Михайлова, и Федосей Скляев, и Иван Немцов, и Гаврила Меншиков, и Филипп Пальчиков. И иностранцы: Осип Най и Ричард Козенц, Роберт Девенпорт и Ричард Броун. Их сотрудничество – один из первых примеров такого рода в отечественной истории. С них начинается история отечественной технической интеллигенции. И русские мастера, собранные со всей России, исполнители их идей – те, без чьего труда ничего бы не состоялось…
Вот почему наш город с момента своего рождения был и навсегда останется морской столицей страны, столицей Флота Российского.
Спуск корабля
В январе 1707 года Пётр писал директору Олонецкой верфи Ивану Яковлеву: «Сперва на Олонецком верфу флот зачинался»… Первые военные корабли для Балтики строились на берегах Свири, но серьезные трудности лишали этот район оснований претендовать на то, чтобы стать главным судостроительным центром. Верфи в Воронеже и Таврове для Балтики оказались бесперспективными, недавняя кораблестроительная горячка здесь кончилась, верфи эти были обречены. На первое место выдвигался Петербург, расположенный на балтийском берегу, в непосредственной близости от театра военных действий.
Вспомним пушкинское уподобление России спущенному на воду кораблю. Кораблестроение, сопровождающееся «стуком топора», стало одним из главных дел нового города, определяющих его рост, развитие, самую его жизнь. Оно началось здесь с первых недель и месяцев его истории.
Еще летом 1703 года, за полтора года до основания Адмиралтейства, на правом берегу Невы, на Городском острове, у протоки, отделявшей Заячий остров, под защитой строящейся крепости, была основана первая в Петербурге верфь, предназначенная для постройки и ремонта небольших морских судов. Позднее, когда рядом возвели Кронверк, верфь эта, как и сама протока, получила название Кронверкской. В июле 1704 года появляется указ о строительстве в Петербурге 34 двухмачтовых бригантин, а в начале мая вице-адмирал Корнелиус Крюйс сообщает Петру «которой флот в Питербурхе в строении плотничном готов будет, и тогда флоту вон в малое море итти».
Сохранилось немало документов о работе этой верфи: о нехватке плотников и материалов для ремонта кораблей – плотников присылали с Олонецкой верфи; недостаток материалов восполняли, разбирая избы и заборы в городе; после нападения на Кронштадт в начале июля 1705 года шведской эскадры на Кронверкской верфи ремонтировался поврежденный в этом бою фрегат «Нарва»…
Петербургский историк Игорь Богатырев подсчитал, что с 1704 по 1724 год было построено и отремонтировано 137 кораблей, в том числе в 1707 году – 17, в 1719 – 25, в 1724 – 35…
Работали в Петербурге в петровское время и другие верфи: Галерная (на левом берегу Невы, там, где начинается Английская набережная), Партикулярная, на которой строились парусные и гребные суда разных классов по заказам частных лиц (она находилась на берегу Фонтанки, против Летнего сада), Охтенская… Но главной была Адмиралтейская крепость-верфь – огромное промышленное предприятие «градообразующего», как теперь принято говорить, значения (недаром же вся освоенная левобережная часть города называлась «Адмиралтейским островом», «Адмиралтейской стороной»)… Здесь строились только крупные корабли, и в их создании принимали участие тысячи людей десятков специальностей; они собирались со всей России, составляя важную часть населения нового города. Они участвовали в одном огромном общем деле – и могли видеть реальные плоды своего нелегкого труда. И, несмотря на все трудности и невзгоды, гордились своим трудом и его результатами.
К. Беггров. Адмиралтейская верфь. Литография
О масштабах и общероссийском значении этого гигантского по тем временам промышленного предприятия можно судить по составленной Петром 18 сентября 1718 года «росписи» числа работников, необходимых для строительства семи заложенных в Адмиралтействе кораблей. На 90-пушечный корабль требуется 500 работников разных специальностей, на четыре 80-пушечных – 300, на три 66-пушечных – 700. Всего 2400 человек.
Впрочем, пора уже рассказать о самой церемонии спуска.
Вот что читаем мы в записках Христиана Вебера, ганноверского резидента в Петербурге, о спуске в конце июня 1718 года в Адмиралтействе корабля «Лесное»: «Богатейший военный корабль в 90 пушек, построенный самим Его Величеством и одними русскими мастерами, без пособия иноземцев, спущен был на воду и все дивились отличной работе этого корабля. Он пошел в воду так легко и благополучно, что Его Величество сам махал шляпою и восклицал обычное «Ура!» вместе с возгласами более 20 человек, бывших на борту, и затем позволил пройти на борт корабля всем желающим…»
Подобные рассказы встречаем мы на страницах многих сочинений современников-иностранцев: офицеров, моряков, дипломатов, путешественников. Спуск корабля в Адмиралтействе был всегда важнейшем событием городской жизни и большим праздником – не только для строителей и «морских служителей», но и для всех горожан.
Постройка корабля. С гравюры времен Петра
Накануне спуска о предстоящей церемонии широко, непременно с барабанным боем, оповещалось все петербургское население. В день спуска сигналом собираться на торжество были выстрелы из крепостных орудий; а в самый момент спуска, когда корпус корабля входил в воду, крепость приветствовала его 13 пушечными выстрелами – это был торжественный сигнал о рождении новой боевой единицы флота российского.
Иногда спуск корабля сопровождался обстоятельствами особенными. Так, при спуске 80-пушечного трехпалубного корабля «Фридемакер» 5 марта 1721 года пришлось специально разбивать лед на Неве против Адмиралтейства; а после спуска состоялся «маскарад», в котором участвовали, как говорится в документе, «восемь «маленьких матросов»… Огромный корабль «Лесное» («трудов Его Величества» и корабельного мастера Федосея Скляева) был спущен 29 июня 1718 года – через два дня после смерти царевича Алексея Петровича и накануне его похорон, а год спустя, 28 апреля 1719 года, спускался «Гангут» – через день после похорон любимого сына Петра царевича Петра Петровича…Это свидетельствует не только о некоем «своеобразии» тогдашних нравов, но и о том, что спуск нового корабля представлялся царю «нужнейшим делом», более важным, чем личные беды и несчастья. «Рождение» корабля словно противопоставлялось факту смерти…
Присутствие на церемонии спуска, участие в общем торжестве было для Петра чрезвычайно важным, обязательным. Давая в мае 1707 года указание адмиралу Апраксину о спуске на воду новых бригантин, царь разрешает ему, если позволят обстоятельства, «обождать, дабы и нам причастниками того дела быть». 21 октября 1717 года, возвратившись из-за границы, где он пробыл почти полтора года, и торжественно встреченный в столице, Пётр «по приезде изволил, немного мешкав во дворце, пойти в Адмиралтейство, где довольно по работам изволил ходить, – пишет В. Нащекин, – за ним мастера корабельные, а из Адмиралтейства при самой ночи изволил идти во дворец».
«Юрналы» Петра сообщают о его визитах в Адмиралтейство весьма аккуратно. И вот результаты наших подсчетов этих сведений: в 1715 году Пётр посетил Адмиралтейство 13 раз, в 1714 – 27 раз (в ноябре и декабре по 12 посещений), в 1720 – 44 раза, а в следующем году– 21 раз!.. Это были чаще всего деловые визиты: наблюдение за ходом работ, контроль, решение возникших вопросов…
А церемонии спуска кораблей обычно завершались банкетом: «веселились изрядно» (или «веселились довольно»). И во время банкетов этих Пётр непременно провозглашал тосты за «новорожденный» корабль и за «детей» («сыновей») обер-сервайера Ивана Михайловича Головина – руководителя всех кораблестроительных работ: его «дети» – это и созданные его подчиненными корабли, и сами эти подчиненные, мастера-корабелы, создатели всех этих кораблей, среди которых многие носили славные, победные имена («Полтава», «Лесное», «Гангут», «Нарва» и другие) или имена «со значением», подобно уже упоминавшемуся «Фридемакеру» (миротворцу)…
С корабелами Петра связывали особые отношения. Они были не просто мастерами, специалистами, они были соратниками царя по важнейшему общему делу, непременными членами его ближайшего не только делового, но и личного окружения. Многочисленные письма Петра к ним, уважительное обращение, многократные частые визиты в дом красноречиво свидетельствуют об этом.
Следует отметить, что кораблестроение было одной из тех областей, где русские и иностранные специалисты трудились в теснейшем сотрудничестве. Между опытными иностранцами Ричардом Козенцем, Ричардом Брауном, Осипом Наем, Робертом Девенпортом и русскими мастерами Феодосием Скляевым, Иваном Немцовым, Гаврилой Меншиковым Пётр не делал различий. Гаврила Меншиков участвовал в «Великом посольстве» в Европу (из которого Пётр привез в Россию мастера Осипа Ная), потом долгие годы был учеником у корабельных мастеров, а сам получил высокое звание лишь в 1726 году. Филипп Пальчиков вышел из матросов, учился в Голландии, а потом 14 лет трудился «корабельным подмастерьем» и, как говорит документ, «в сем художестве обретался от начала радетельно, в оном градус по градусу всходил»…
Кораблестроение – одна из самых «энциклопедических» отраслей техники: в нем слились, сплавились ремесло (десятки разных ремесел), наука (множество ее областей) и искусство. Замечательно сказал в 1716 году о кораблях Феофан Прокопович: «Сии ковчего, сии крылаты и бег пространный любящие палаты», которым нужно «место и поле, течении их подобающее». Пётр владел и ремеслом (царь-плотник), и наукой кораблестроения, и искусством. «Царь, как говорят, знает это дело едва ли не лучше всех русских», – читаем мы в дневнике Берхгольца. В Российском государственном архиве древних актов в Москве в огромном документальном фонде «Кабинета Петра Великого» хранится 50-й том, весь состоящий из собственноручных кораблестроительных чертежей и рисунков Петра. Рассматривая в конце 1710 года чертежи, выполненные мастерами Наем и Козенцем, царь замечает: «Кажется, оные в двух местах исправления требуют… к носу остры… и то в стоянии на якоре недобро, ибо, не имея довольной толстоты напереди, корабль ныряет в воду». В мае 1721 года, будучи в Риге, Пётр «рисовал корабль линейной в 90 пушек», записи об этом сделаны в «Юрнале» 28,29,30 мая, 2,4 и 6 июня… В марте 1723 года обер-полицеймейстер Антон Девиер пишет Александру Меншикову, что царь «ныне тому дней с пять изволит ездить в Адмиралтейство в модель-камору и рисовать корабль пропорциею свыше 100 пушек».
Более того, этот город, Петербург, и задуман был, и создан, и развивался, и столицей России стал в первую очередь и главным образом из-за своего приморского положения. Северная война, начинавшаяся как борьба за выход к морю, быстро стала войной за выход России в море, и закладка крепости на первом же отвоеванном кусочке Балтийского побережья, на одном из небольших островов архипелага, образованного Невской дельтой, имела не столько военное, сколько преобразовательное значение. Этот акт был вызовом и Европе, и самой России, началом ломки традиционного «сухопутного» менталитета, началом одного из глубочайших его преобразований. Крепость соединилась с верфью, и это соединение стало ядром будущего города, который рос и развивался ради флота, многим жертвуя при этом.
Город этот и флот на его верфях строила вся страна. Страна, уподобившаяся, по образному выражению Пушкина, «спущенному на воду кораблю». «Петербургские призывы» строителей и мастеров по всей европейской России решали проблемы кадров и населения «юного града». Морское побережье, река, водная стихия стали источником энергии этого города. Его градостроительная идея и уличная сеть формировались на основе гидрографического фактора, царские дворцы и резиденции располагались непременно у воды – набережная Невы, Петергоф, Стрельна, Дубки. Левобережье Невы, вся территория вокруг Адмиралтейства были отданы флоту – строителям кораблей и «морского флота служителям». Кроме главной, Адмиралтейской, верфи появились и другие центры судостроения: верфи Галерная, Охтинская, Партикулярная. Нева была главной магистралью, главным «проспектом» Петербурга. На огромной акватории Невы торжественно праздновались триумфы военных побед, а в обычные дни, в повседневной жизни, река представляла удивительное зрелище: корабли всех рангов, военные и торговые, с живописными палубными надстройками, с дивной геометрией рангоутов, сотни лодок, яхт, парусных и гребных, сновали по реке во всех направлениях – город распахнулся к воде, открылся ей со всей своей красотой, своей необычностью.
Напомним, что именно тогда, когда в Петербург, которому и десяти лет еще не исполнилось, переносилась из Москвы столица России, Пётр намеревался центр этой новой столицы расположить на острове Котлин, совсем посреди залива. Есть столицы, расположенные на островах, но остров, превращенный в столицу…
Первый «пласт» населения Петербурга непосредственно, профессионально и житейски, связан с морем или с обслуживанием этого «морского люда». И первым регулярным учебным заведением новой столицы становится переведенная из Москвы и в Петербурге радикально преобразованная Морская академия. Морским кадетским корпусом, Морским училищем, а ныне Морским институтом Петра Великого, начинается великолепная история петербургского образования, петербургской педагогики – морской, военной и гражданской. А в конце XVIII века созданием при Павле I в 1798 году Училища корабельной архитектуры закладываются основы отечественного кораблестроительного образования. До революции Петербург с его высшими морскими учебными заведениями, с Морской академией и Училищем торгового мореплавания был единственным в России центром высочайшей по качеству подготовки кадров морских офицеров и кораблестроителей. Из здешних учебных заведений выходили все те, кто побеждал в морских сражениях, кто совершал удивительные по своим профессиональным и научным результатам долгие кругосветные плавания, кто своими научными трудами обогащал мировую науку и море – навигацию, гидрографию, океанографию. Те, кто открывал Антарктиду и внес неоценимый вклад в изучение и освоение Арктического бассейна.
Вся богатейшая русская морская литература вырастает из «петербургского корня». Здесь работал Морской ученый комитет, здесь в 1848 году родился и вот уже более 160 лет издается – без какого-либо перерыва – «Морской сборник» – единственный отечественный журнал, сохранивший за полтора века не только свое название, но и свое направление. Во второй половине XIX века журнал этот был одним из самых прогрессивных, влиятельных и читаемых изданий в России, его передовая роль в общественной жизни формировалась участием в нем знаменитых моряков, выдающихся ученых и первоклассных литераторов и публицистов.
В самом центре Петербурга, в Адмиралтействе, с петровского времени размещалось управление российским флотом: Адмиралтейств-коллегия, Морское министерство и Адмиралтейств-совет. И главной базой Балтийского флота были Петербург и его «младший и любимый брат» – Кронштадт. Здесь родились, отсюда «отпочковались» все другие российские флоты: Черноморский, Тихоокеанский и, уже в советское время, Северный. Здесь формировалась российская морская идеология, национальная морская доктрина. И – это чрезвычайно существенно – здесь на протяжении всех трех веков истории нашего города постепенно вырабатывалась отечественная морская культура.
Она стала важнейшей гранью, неотъемлемой составной частью того феномена мировой цивилизации, который мы называем «петербургской культурой». Корпоративный дух моряков, высокий профессионализм и великолепная образованность «морских служителей» предполагаются в качестве непременного условия самой «природой» этой профессии, охватывающей практически все науки, точные и гуманитарные, и все стороны практической жизни и человеческих отношений.
И вряд ли покажется натянутым утверждение, что эта универсальная и в то же время специфическая «морская культура» является одной из важнейших частей петербургской «культурной конструкции» в целом. «Морской дух», осознание петербуржцами себя жителями морской столицы, особое настроение, атмосфера, возникающая из этого самоосознания, – один из «столпов», на которых стоит Петербург. Моряки, представляющие одну из самых образованных в стране корпораций, из которой вышли многие выдающиеся люди. Очень заметное в истории Петербурга, в его жизни морское сообщество, не замыкавшееся в себе, а «прораставшее» в различные ячейки научной и общественной жизни столицы, даже сама праздничность морской формы, пресловутый «морской шик» всегда были непременной – и очень важной – частью культурного бытия Петербурга – Ленинграда, парадного и повседневного…
Да и сам город всегда очень дорожил всем, что выявляло его «морскую сущность», хранило его «морскую память». Здесь и крупнейшие флотские культурные очаги: Центральный Военно-морской музей, военно-морские архивы и знаменитая Военно-морская библиотека. Здесь памятники русским морякам – адмиралам, «плавателям вокруг света» и подвигам простых матросов. Здесь морские храмы: и потрясающий своим архитектурным совершенством Богоявленский собор, более известный под именем Никольского морского, и Пантелеймоновская церковь, сооруженная в честь победы молодого Балтийского флота при Гангуте, и Чесменская церковь. И отмеченные изображением якорей надгробия на могилах русских моряков на разных кладбищах Петербурга.
Не следует забывать о том, что два скрещенных якоря, морской и речной, являются главным элементом исторического герба Петербурга. И о том, что одним из символов нашего города является кораблик на шпиле Адмиралтейства, летящий на всех парусах над вечно родным для него городом!
Таковы основания весьма важного для нас утверждения, что Петербург – не только «морская столица» России, но, может быть, единственный приморский город в мире, в котором сосредоточены все без исключения грани этого многозначного понятия, все разнообразные функции, его определяющие. Петербург не просто был и жил рядом с морем – Петербург сросся с проникшим в него морским духом, настроением.
Приходится, однако, отметить, что в нынешнем Петербурге многое от этой морской столичности утрачено. Город как бы «отвернулся от воды» – от стихии, ради которой он был триста лет назад замыслен и рожден. Далеко на запад переместилась главная база Краснознаменного Балтийского флота. Совершенно опустела акватория Невы, прежде самая оживленная часть города. Пока что нет у города и «морского флота». Имеющий великолепные традиции петербургский парусный спорт перживает нынче очень нелегкие времена. И очень обидно идти по тротуару Дворцовой набережной, почти не встречая и не обгоняя других прохожих. Замечали ли вы, что набережные Невы в обычное, непраздничное время стали самым пустынным местом в городе, не говоря, разумеется, о сотнях машин, несущихся мимо тебя по мостовой вдоль пустынной реки?
Нева, ее рукава и притоки, старинные каналы как-то перестали быть «главными проспектами и улицами» Петербурга, ушли из контекста повседневной жизни, оставшись приметами «парадного», «плакатного» Петербурга, сюжетом для открыток. И хотя есть в Петербурге Морской совет, работают музеи, благополучно проходит каждый год прием в разнообразные морские учебные заведения Петербурга – академии и высшие училища, университеты, единственное в стране Нахимовское училище и Морской кадетский корпус в Кронштадте – все же утрата «морского духа», его «выветривание» из повседневной жизни города, разобщение «морского сообщества» ощущается явственно.
Это грустно и тревожно. Город, рожденный великой идеей выхода России в море, не может этой идеи ни забыть, ни исказить. Недаром ведь его осеняет золоченый кораблик, парящий над ним на свежем балтийском ветру, дующем в тугие паруса.
А начиналось все одновременно с рождением Петербурга. Мы знаем, в день закладки крепости на Заячьем острове Пётр находился на Олонецкой верфи, где спешно сооружались корабли для первой балтийской флотилии. И после «крещения» города в конце июня 1703 года царь снова там же. 22 августа спущен на воду 28-пушечный «Штандарт», построенный мастером Геренсом, – на нем Пётр в начале сентября (в «Юрнале» запись: «8 сентября корабли пошли в Санктпитербурх») возвратился в свой новый город, заложив на Олонецкой верфи 6 фрегатов и 9 шняв.
Кстати, «Штандарту», как и петровской шняве «Мункер», суждено было стать одними из первых в России флотских «мемориалов». 27 сентября 1729 года последовал указ Петра, которым предписывалось «оный корабль починить и ввесть в Кронверкскую гавань» – в самом центре Петербурга, рядом с крепостью (правда, позднее он был разобран)…
Через полтора года после закладки крепости, 5 ноября 1704 года, состоялась закладка Адмиралтейства на пустынном левом берегу, почти напротив крепости. «Заложили Адмиралтейский дом, – читаем мы «Юрнале» Петра, – и были во остерии и веселились».
Адмиралтейство задумывалось Петром как крупнейшее по тем временам промышленное предприятие – верфь и как крепость, не просто оберегающая невское побережье, но способная своим огнем взаимодействовать с крепостью на Заячьем острове, создавая при входе в Неву непреодолимую огневую преграду. Чертеж Адмиралтейства, исполненный собственноручно Петром и содержащий множество его указаний о размещении мастерских и подсобных помещений, сохранился в архиве. Задумывался грандиозный производственный комплекс, открытый на Неву и окруженный земляными валами, стенами и рвом. Длина его вдоль Невы равнялась 200 саженям (425 м), ширина – 100 саженям.
Петровское Адмиралтейство строилось и совершенствовалось на протяжении долгого времени. Оно стало ядром застройки всего левого берега Невы, получившего название сперва Адмиралтейского острова, а затем Адмиралтейской стороны, части города: она росла и формировалась как единое целое с Адмиралтейством. Его значение не ограничивается ролью крепости и огромной верфи (военные корабли строились здесь до середины XIX века, пока не завершилась эпоха парусного флота) – Адмиралтейство было «мастерской» особого рода. Сюда со всей России присылались (одни на время, другие на «вечное житье») мастера десятков рабочих специальностей, строившие корабли. Здесь формировались отечественные кадры корабелов.
Где бы ни находился царь, какие заботы не одолевали бы его, об Адмиралтействе, его делах и нуждах, присылке рабочих и снабжении всеми припасами для кораблестроения Пётр думал и писал ответственным за эти дела людям постоянно. Находясь в Петербурге, Пётр бывал здесь чаще, чем в каком-либо ином месте, – появлялся здесь и во время закладки и торжественного спуска кораблей, и неожиданно, чтобы проверить ход работ и аккуратность исполнения всех инструкций. Только за два месяца 1714 года – ноябрь и декабрь – царь посетил Адмиралтейство 24 раза; в 1720 году он был здесь 44 раза, с января по август 1721 года – 21 раз…
Но не только строительство кораблей, их вооружение и снабжение, их боевая подготовка и участие в походах заботили Петра. Создание флота – задача, включающая множество элементов. Комплектование и обучение «матрозов» и обучение «матросских детей» (указ 28 ноября 1717 года), подготовка офицерских кадров для флота, взаимоотношения иностранных и русских «морских служителей», переводы и издание книг по морскому делу (их в царствование Петра вышло в свет более 20), разработка нормативных документов для флота – все эти вопросы находились в поле зрения Петра и решались им. Знаменитый «Устав морской» был создан при непосредственном участии царя; огромный по объему (52 главы) и исчерпывающий по содержанию «Регламент об управлении Адмиралтейства и верфи», утвержденный 9 апреля 1722 года, создавался при непосредственном участии Петра («Юрнал» отмечает, что только в феврале 1721 года царь 12 раз «слушал регламент Адмиралтейской»).
С 1710 года почти ежегодно Пётр участвовал в летних плаваниях и маневрах флота на Балтике, имея свой флаг на разных кораблях. Так, в 1714 году (год Гангутской победы) плавание продолжилось 4 месяца, в 1719 и 1720 – по 3 месяца, в 1721 году – два с половиной месяца…
А торжественные празднования побед русского флота на Балтике, которые отмечались в Петербурге как самые значительные и памятные события? Все это сближало юный город с юным флотом – они строились одновременно, у них были общий быт и общие правила жизни, общие – для флота и для города – будни, когда работали «до упаду», и праздники, когда «веселились изрядно»…
Особая тема – взаимоотношения царя и мастеров-корабелов, русских и иностранцев, которые были среди ближайших сотрудников Петра и пользовались его уважением и доверием. Документы убедительно рассказывают о личных, человеческих отношениях между «царем-плотником» и его ближайшими помощниками. Это был тесный профессиональный круг, в которых входили и сам царь, готовивший корабельные чертежи и строивший корабли под именем Петра Михайлова, и Федосей Скляев, и Иван Немцов, и Гаврила Меншиков, и Филипп Пальчиков. И иностранцы: Осип Най и Ричард Козенц, Роберт Девенпорт и Ричард Броун. Их сотрудничество – один из первых примеров такого рода в отечественной истории. С них начинается история отечественной технической интеллигенции. И русские мастера, собранные со всей России, исполнители их идей – те, без чьего труда ничего бы не состоялось…
Вот почему наш город с момента своего рождения был и навсегда останется морской столицей страны, столицей Флота Российского.
Спуск корабля
В 1696 году началось новое в России дело строение кораблей. И дабы то вечно утвердилось в России, умыслил искусство дела того весть в народ свой.
Пётр I. Вступление к «Уставу морскому». 1720 год
В январе 1707 года Пётр писал директору Олонецкой верфи Ивану Яковлеву: «Сперва на Олонецком верфу флот зачинался»… Первые военные корабли для Балтики строились на берегах Свири, но серьезные трудности лишали этот район оснований претендовать на то, чтобы стать главным судостроительным центром. Верфи в Воронеже и Таврове для Балтики оказались бесперспективными, недавняя кораблестроительная горячка здесь кончилась, верфи эти были обречены. На первое место выдвигался Петербург, расположенный на балтийском берегу, в непосредственной близости от театра военных действий.
Вспомним пушкинское уподобление России спущенному на воду кораблю. Кораблестроение, сопровождающееся «стуком топора», стало одним из главных дел нового города, определяющих его рост, развитие, самую его жизнь. Оно началось здесь с первых недель и месяцев его истории.
Еще летом 1703 года, за полтора года до основания Адмиралтейства, на правом берегу Невы, на Городском острове, у протоки, отделявшей Заячий остров, под защитой строящейся крепости, была основана первая в Петербурге верфь, предназначенная для постройки и ремонта небольших морских судов. Позднее, когда рядом возвели Кронверк, верфь эта, как и сама протока, получила название Кронверкской. В июле 1704 года появляется указ о строительстве в Петербурге 34 двухмачтовых бригантин, а в начале мая вице-адмирал Корнелиус Крюйс сообщает Петру «которой флот в Питербурхе в строении плотничном готов будет, и тогда флоту вон в малое море итти».
Сохранилось немало документов о работе этой верфи: о нехватке плотников и материалов для ремонта кораблей – плотников присылали с Олонецкой верфи; недостаток материалов восполняли, разбирая избы и заборы в городе; после нападения на Кронштадт в начале июля 1705 года шведской эскадры на Кронверкской верфи ремонтировался поврежденный в этом бою фрегат «Нарва»…
Петербургский историк Игорь Богатырев подсчитал, что с 1704 по 1724 год было построено и отремонтировано 137 кораблей, в том числе в 1707 году – 17, в 1719 – 25, в 1724 – 35…
Работали в Петербурге в петровское время и другие верфи: Галерная (на левом берегу Невы, там, где начинается Английская набережная), Партикулярная, на которой строились парусные и гребные суда разных классов по заказам частных лиц (она находилась на берегу Фонтанки, против Летнего сада), Охтенская… Но главной была Адмиралтейская крепость-верфь – огромное промышленное предприятие «градообразующего», как теперь принято говорить, значения (недаром же вся освоенная левобережная часть города называлась «Адмиралтейским островом», «Адмиралтейской стороной»)… Здесь строились только крупные корабли, и в их создании принимали участие тысячи людей десятков специальностей; они собирались со всей России, составляя важную часть населения нового города. Они участвовали в одном огромном общем деле – и могли видеть реальные плоды своего нелегкого труда. И, несмотря на все трудности и невзгоды, гордились своим трудом и его результатами.
К. Беггров. Адмиралтейская верфь. Литография
О масштабах и общероссийском значении этого гигантского по тем временам промышленного предприятия можно судить по составленной Петром 18 сентября 1718 года «росписи» числа работников, необходимых для строительства семи заложенных в Адмиралтействе кораблей. На 90-пушечный корабль требуется 500 работников разных специальностей, на четыре 80-пушечных – 300, на три 66-пушечных – 700. Всего 2400 человек.
Впрочем, пора уже рассказать о самой церемонии спуска.
Вот что читаем мы в записках Христиана Вебера, ганноверского резидента в Петербурге, о спуске в конце июня 1718 года в Адмиралтействе корабля «Лесное»: «Богатейший военный корабль в 90 пушек, построенный самим Его Величеством и одними русскими мастерами, без пособия иноземцев, спущен был на воду и все дивились отличной работе этого корабля. Он пошел в воду так легко и благополучно, что Его Величество сам махал шляпою и восклицал обычное «Ура!» вместе с возгласами более 20 человек, бывших на борту, и затем позволил пройти на борт корабля всем желающим…»
Подобные рассказы встречаем мы на страницах многих сочинений современников-иностранцев: офицеров, моряков, дипломатов, путешественников. Спуск корабля в Адмиралтействе был всегда важнейшем событием городской жизни и большим праздником – не только для строителей и «морских служителей», но и для всех горожан.
Постройка корабля. С гравюры времен Петра
Накануне спуска о предстоящей церемонии широко, непременно с барабанным боем, оповещалось все петербургское население. В день спуска сигналом собираться на торжество были выстрелы из крепостных орудий; а в самый момент спуска, когда корпус корабля входил в воду, крепость приветствовала его 13 пушечными выстрелами – это был торжественный сигнал о рождении новой боевой единицы флота российского.
Иногда спуск корабля сопровождался обстоятельствами особенными. Так, при спуске 80-пушечного трехпалубного корабля «Фридемакер» 5 марта 1721 года пришлось специально разбивать лед на Неве против Адмиралтейства; а после спуска состоялся «маскарад», в котором участвовали, как говорится в документе, «восемь «маленьких матросов»… Огромный корабль «Лесное» («трудов Его Величества» и корабельного мастера Федосея Скляева) был спущен 29 июня 1718 года – через два дня после смерти царевича Алексея Петровича и накануне его похорон, а год спустя, 28 апреля 1719 года, спускался «Гангут» – через день после похорон любимого сына Петра царевича Петра Петровича…Это свидетельствует не только о некоем «своеобразии» тогдашних нравов, но и о том, что спуск нового корабля представлялся царю «нужнейшим делом», более важным, чем личные беды и несчастья. «Рождение» корабля словно противопоставлялось факту смерти…
Присутствие на церемонии спуска, участие в общем торжестве было для Петра чрезвычайно важным, обязательным. Давая в мае 1707 года указание адмиралу Апраксину о спуске на воду новых бригантин, царь разрешает ему, если позволят обстоятельства, «обождать, дабы и нам причастниками того дела быть». 21 октября 1717 года, возвратившись из-за границы, где он пробыл почти полтора года, и торжественно встреченный в столице, Пётр «по приезде изволил, немного мешкав во дворце, пойти в Адмиралтейство, где довольно по работам изволил ходить, – пишет В. Нащекин, – за ним мастера корабельные, а из Адмиралтейства при самой ночи изволил идти во дворец».
«Юрналы» Петра сообщают о его визитах в Адмиралтейство весьма аккуратно. И вот результаты наших подсчетов этих сведений: в 1715 году Пётр посетил Адмиралтейство 13 раз, в 1714 – 27 раз (в ноябре и декабре по 12 посещений), в 1720 – 44 раза, а в следующем году– 21 раз!.. Это были чаще всего деловые визиты: наблюдение за ходом работ, контроль, решение возникших вопросов…
А церемонии спуска кораблей обычно завершались банкетом: «веселились изрядно» (или «веселились довольно»). И во время банкетов этих Пётр непременно провозглашал тосты за «новорожденный» корабль и за «детей» («сыновей») обер-сервайера Ивана Михайловича Головина – руководителя всех кораблестроительных работ: его «дети» – это и созданные его подчиненными корабли, и сами эти подчиненные, мастера-корабелы, создатели всех этих кораблей, среди которых многие носили славные, победные имена («Полтава», «Лесное», «Гангут», «Нарва» и другие) или имена «со значением», подобно уже упоминавшемуся «Фридемакеру» (миротворцу)…
С корабелами Петра связывали особые отношения. Они были не просто мастерами, специалистами, они были соратниками царя по важнейшему общему делу, непременными членами его ближайшего не только делового, но и личного окружения. Многочисленные письма Петра к ним, уважительное обращение, многократные частые визиты в дом красноречиво свидетельствуют об этом.
Следует отметить, что кораблестроение было одной из тех областей, где русские и иностранные специалисты трудились в теснейшем сотрудничестве. Между опытными иностранцами Ричардом Козенцем, Ричардом Брауном, Осипом Наем, Робертом Девенпортом и русскими мастерами Феодосием Скляевым, Иваном Немцовым, Гаврилой Меншиковым Пётр не делал различий. Гаврила Меншиков участвовал в «Великом посольстве» в Европу (из которого Пётр привез в Россию мастера Осипа Ная), потом долгие годы был учеником у корабельных мастеров, а сам получил высокое звание лишь в 1726 году. Филипп Пальчиков вышел из матросов, учился в Голландии, а потом 14 лет трудился «корабельным подмастерьем» и, как говорит документ, «в сем художестве обретался от начала радетельно, в оном градус по градусу всходил»…
Кораблестроение – одна из самых «энциклопедических» отраслей техники: в нем слились, сплавились ремесло (десятки разных ремесел), наука (множество ее областей) и искусство. Замечательно сказал в 1716 году о кораблях Феофан Прокопович: «Сии ковчего, сии крылаты и бег пространный любящие палаты», которым нужно «место и поле, течении их подобающее». Пётр владел и ремеслом (царь-плотник), и наукой кораблестроения, и искусством. «Царь, как говорят, знает это дело едва ли не лучше всех русских», – читаем мы в дневнике Берхгольца. В Российском государственном архиве древних актов в Москве в огромном документальном фонде «Кабинета Петра Великого» хранится 50-й том, весь состоящий из собственноручных кораблестроительных чертежей и рисунков Петра. Рассматривая в конце 1710 года чертежи, выполненные мастерами Наем и Козенцем, царь замечает: «Кажется, оные в двух местах исправления требуют… к носу остры… и то в стоянии на якоре недобро, ибо, не имея довольной толстоты напереди, корабль ныряет в воду». В мае 1721 года, будучи в Риге, Пётр «рисовал корабль линейной в 90 пушек», записи об этом сделаны в «Юрнале» 28,29,30 мая, 2,4 и 6 июня… В марте 1723 года обер-полицеймейстер Антон Девиер пишет Александру Меншикову, что царь «ныне тому дней с пять изволит ездить в Адмиралтейство в модель-камору и рисовать корабль пропорциею свыше 100 пушек».