В течение нескольких недель ее не беспокоили, жених разглагольствовал о пустяках и водил на американские вестерны. Одновременно Рам (с невероятными ухищрениями, чтобы сохранить в секрете их встречи) тренировал Дэви в практике мыслеобмена, передавал удивительные своей простотой и действенностью приемы немого общения на расстоянии. Он должен был стать постоянным свидетелем действий жены во вражеском лагере.
Однажды жених пригласил Дэви к себе в дом на какое-то семейное торжество. На сей раз беседу в курительной повел сам хозяин, а сын лишь смиренно поддакивал. Дэви предлагалось остаться на курсах. Она должна преуспеть в учебе, заслужить отличную оценку учителей; после окончания — принять участие в конкурсе операторов, желающих попасть на астероид. В ее победе на этом конкурсе он не сомневается…
Дэви, как они с Рамом задумали, согласилась.
Она была в числе первых на конкурсе операторов в Международном космоцентре и стала незаменимой помощницей Глебова, начальника стартового комплекса астероида.
Перед отлетом в орбитальный поселок Дэви сумела настоять перед коммерсантом, чтобы его сын оставил ее в покое. Обручение распалось. Успев по-настоящему влюбиться, «жених» изрядно страдал, но на это, видимо, никто из его хозяев не обратил внимания.
Позже произошла трагедия, известная всей Земле. Дэви узнала от своих «хозяев» о предстоящем запуске двух космических кораблей, предназначенных для диверсий и уничтожения станции. Она сумела передать эти сведения Раму, который вошел в состав интернационального экипажа «Вихря-2». Рам словно предчувствовал моменты наибольшей опасности. Ценою жизни Рам Ананд спас «вихревцев», отвел первый удар от астероида. Да, она знала, что Рам может погибнуть. Да, она волевым усилием заставила Панина не мешать мужу. Это был, по их мнению, единственный выход.
Что? Она слышит незаданный, вертящийся на языке вопрос командира. Связь с «космоборцами» Дэви поддерживает постоянно. У нее есть радиопередатчик. О близости Дэви и Рама так никто и не узнал; хозяева кораблей-убийц, один из которых послал сигнал разгерметизации скафандров, приписали неудачу простой случайности. Теперь от «агента» ожидают весьма значительной услуги. Очевидно, предстоит прямое нападение на астероид. Задача оператора — по команде с Земли торпедировать грузовыми ракетами пассажирские корабли, находящиеся в порту, после этого вывести пусковые площадки из строя. Спасение самой Дэви гарантируют.
…Нет, ни о сроках операции, ни о том, какими силами она будет произведена, Дэви ничего не знает. На таком расстоянии она могла угадывать только мысли Рама, да и то, когда он адресовал их жене. Ей известна лишь цель: физическое уничтожение поселка. Может быть, просто бомбардировка с кораблей или удар лазерного луча… Хотя вряд ли. Скорее всего диверсанты попытаются создать видимость самопроизвольной катастрофы. Чтобы неповадно было землянам и через сотню лет осваивать астероид, чреватый смертельными сюрпризами.
…Нисколько не стесняясь тем, что Дэви, по-видимому, действительно могла читать его мысли, Виктор Сергеевич ходил взад-вперед по кабинету, думал, взвешивал и отбрасывал варианты. Да, положение! Сообщить все на Землю? А вдруг у них налажен перехват радио- и телесвязи? Не исключено, что налажен… Даже наверняка. Придется своими силами… Своими…
…Но все-таки с чего ониначнут? Когда и откуда ждать тревоги? У станции много уязвимых мест. Построены грандиозные установки, хранящие колоссальный запас энергии; любая из них, выйдя из нормального режима работы, станет не менее опасной, чем ядерная мина. Та же солнечная ловушка: достаточно сместить фокус наводки — способна хлестнуть огненным бичом по поселку. Таят угрозу склады горючего, двигатели ракет, котлы плазменных буровых машин… Наконец, электроцентраль. Реактор-бридер, один из самых могучих на Земле. Уж он-то, перестав подчиняться, не замедлит обратить астероид в мертвую радиоактивную болванку…
— Огромное вам спасибо, Дэви, — сказал Панин, вставая с оседланного стула. — Вы даже не представляете, чем мы все вам обязаны… Вам и Раму. Не знаю, насколько это вас утешит, но, когда окончится эта мерзкая история, я поставлю здесь, перед командным пунктом, обелиск в честь героя. — Он взял обеими руками ее сухую, шелковистую, чуть дрожащую руку. Неожиданно женщина всхлипнула, уткнулась лбом в плечо командира. Несколько секунд он гладил ее роскошные, электрически потрескивающие волосы, приговаривал ласковую бессмыслицу. Овладев собой, Дэви резко, почти враждебно отстранилась. Она стояла, расправив плечи и вскинув подбородок, на полголовы выше командира, — и ожидала распоряжений.
Глаза Дэви угасли, стали сухи и непроницаемы, как черный агат. Непостижимым образом Виктор Сергеевич вдруг увидел в них судьбу погубителей Рама.
— Будьте любезны, возьмите на столе программу, — отогнав видение, будничным тоном сказал Панин. — Я приготовил ее для вас. Здесь серия стендовых испытаний ракет-носителей для спутников геологоразведки. Извольте сообщить Глебову и остальным, что я вас вызывал именно по этому поводу.
Дэви послушно спрятала маленький медно-желтый диск. Разговор был окончен.
Но на пороге она обернулась еще раз и сказала, разом выловив основное в потоке бурных, разрозненных мыслей командира:
— В нашей службе нет сообщников тех. За весь штат астероида я не ручаюсь. Иногда мне чудится какое-то злое, темное дуновение… От кого оно исходит — определить не могу. Рам тоже чувствовал — и не мог определить.
— Что нужно для того, чтобы вы нашли… этого человека? — мгновенно подобравшись, спросил Панин.
— Мне? Хотя бы раз прикоснуться к каждому из жителей поселка. К руке или ко лбу. Придумайте предлог, какой-нибудь поголовный тест или осмотр… Впрочем, я же не медик, это будет подозрительно…
— Не беспокойтесь. Техническую сторону я беру на себя.
Изящно и покорно кивнув, небесная танцовщица выплыла из кабинета.
Закрылась за ней мнимо хрупкая, покрытая морозным узором дверь-переборка. Виктор Сергеевич постоял еще немного на ковре, широко расставив ноги и засунув руки в карманы. Затем сказал несколько слов по-русски, которые наверняка смутили бы Марину…
Выйти на связь с Землей по поводу «близнецов» ему так и не довелось. Реактор-размножитель на быстрых нейтронах, или бридер, не только потребляет топливо, но и производит его. Горючим бридеру служит смесь плутония с ураном-238. При использовании быстрых нейтронов каждые три распавшихся атома урана-238 производят один атом плутония…
Сидя в своем закутке, возле торца подковообразной панели, Рашид Гаджиев сонно слушал осточертевшие объяснения начальника централи. Опять экскурсия. На сей раз какие-то престарелые миссис, из числа тех сухопарых и утомительно-любопытных англосаксонских дам, которые толкутся вокруг всех достопримечательностей планеты и везде чувствуют себя как дома. Как же, нужны им твои нейтроны! Только для того, чтобы потом хвастаться за чаем перед менее предприимчивыми подругами набором собственных фото в скафандрах, на фоне жуткой черноты, наняли богатые бездельницы экскурсионный корабль НАСА и теперь делают вид, что им интересно, тянут иссохшие, в куриной коже шеи…
Слава богу! Волоча ноги в непривычной магнитной обуви, заторопились к выходу. Визит окончен. Приближается условная «ночь». Повилайтис прощается с Рашидом покровительственным взмахом руки. Гаджиев сегодня дежурный. Закрылась тяжелая освинцованная плита двери. Все. Он один.
Рашид встал, чтобы немного размять мышцы. Прошелся вдоль подковы, уютно и празднично мерцавшей бесчисленными огоньками, экранами, символами. Стены круглого зала — глухие, гладкие, незаметно переходившие в такой же кремовый купол — создавали впечатление незыблемой прочности. Здесь было спокойно работать. Смутную тревогу рождал только огромный телеэкран, где, как в синеватом сумеречном окне, виднелась цилиндрическая громада бридера, точно ствол гигантского дерева, оплетенный удавами трубопроводов. Во время одиноких ночей дежурства, подобных сегодняшней, Гаджиев частенько останавливался против экрана и силился представить, как бесшумно и непрерывно «разбухает» тело реактора под ливнем нейтронов. Да, это был факт, хотя и похожий на чудо, — конструкции бридера обрастали новым металлом, постепенно теряя строгость форм. Если не принимать меры, через сколько-то лет заглохнут проводящие пути, безобразные опухоли расползутся по кожуху…
Рашид оторвался от созерцания реактора, чтобы набить из зеленого шелкового кисета черную обгрызенную трубку (то и другое — память об отце), тщательно примять табак большим пальцем, раскурить и прикрыть жар узорной крышечкой. Добрый азербайджанский табак спасал от сна куда лучше, чем кофе или чай.
Гаджиев снова прогулялся перед изогнутой панелью, там щелкнул тумблером, здесь утопил клавишу… В общем, все шло нормально. На красочной, точно неоновая реклама, подробной мнемосхеме горели яркие цвета: графитовые стержни, обозначенные синим, были надлежащим образом внедрены в алую активную зону: вишневым потоком струился пар, вращая генераторы; мерцало голубизной, мерно текло кольцо охлаждения. Астероид требовал энергии круглые сутки. В том числе и новенькая гостиница, где теперь спали обогреваемые самым дорогим в мире теплом, овеваемые самым дорогим в мире воздухом старушки-путешественницы.
Он опустился на свой «штатный» стул в конце полукруга пустых сидений и не без злости подумал, что тощие леди, по крайней мере большинство из них, никогда в жизни не знали настоящих забот или печалей. Вечно за чьей-то спиной, под чьей-то опекой — родительской, мужниной… Туго набитые кошельки, масса свободного времени, раболепные горничные, массажисты, врачи, водители, пилоты ракет… хм… начальники централей… Старые девчонки, мелочные, невежественные и капризные. А ему, оставившему родительский дом ради благородного дела, ему, самому пылкому обожателю астероида, самому старательному работнику не доверяет командир! То есть, конечно, виду не подает, Виктор Сергеевич для этого слишком умен и сдержан, но ведь он-то, Рашид, чует… «Можно подумать, Рашид, что у вас здесь что-то не в порядке…» Отравленной иголкой засели эти слова, небрежно брошенные Паниным неделю назад. Повилайтис, службист, робот, с его всегда брезгливо поджатыми губами, тоже понимает отношение командира к Гаджиеву. Оттого никогда не похвалит, не улыбнется, не спросит о делах или здоровье. Только сухие распоряжения, официальный тон и выговоры — очень корректные, но едкие, обидные… За что?! Особенно в последние дни…
Встретили командира возле пускового «корыта» — сразу глаза-щелочки под шлемом и колючий вопрос: «А вы чем изволите здесь заниматься, товарищ инженер реакторной защиты?» Объяснил ему, что тренируется, закаляет себя пешими прогулками по космическому острову, что хочет через некоторое время получить квалификацию бортинженера атомных дальнорейсовых кораблей.
Опять-таки не поверил. Многозначительно переглянулся с кем-то из помощников, скупо кивнул, ушел осматривать снизу опоры стартовых «желобов»…
Для того ли Рашид покинул Штаты, чтобы никак, ну никак не сделаться полностью «своим» на Родине?
Совсем загрустив, он в очередной раз встал и, крепко затянувшись, поплелся к одному из блоков пульта. Надо было отвлечься от тяжелых мыслей, и чем основательней, тем лучше. Для этой цели Гаджиев придумал проверку дублирующих электроцепей. Ну-ка, изобразим маленькую аварию, скажем, с клапаном сброса давления пара… Удастся ли запасным цепям принять на себя всю нагрузку?
Он протянул руку к рубильнику и тут же невольно вскрикнул. Показалось, что именно из-за его незавершенного жеста вдруг заиграли блеском пожара целые ряды датчиков и подала голос монотонная выматывающая сирена.
И вдруг все погасло и умолкло.
Рашид впервые в жизни очутился лицом к лицу с мертвым пультом.
Подкова сразу стала хмурой, громоздкой и, как ослепший гигант, ловила человека расставленными руками.
Самое страшное было то, что умерла мнемосхема — черный зеркальный чертеж в окружении словно бы перегоревших лампочек. Мутным зеркалом стал и главный экран…
Держась за поручень, чтобы не вспорхнуть, Гаджиев бросился к тому единственному блоку, который не переставал жить и после отключения электрических связей. «И при железной дороге не забывай двуколку» — это присловье любит вспоминать Повилайтис. Там добрый старый манометр, стеклянная трубка термометра с ртутным шариком на дне. Надежные старики-приборы соединены трубками с реактором. Трубками, а не проводами…
…«И при железной дороге…» Затрепетав, как желтые мотыльки, потухли осветительные плафоны на куполе. Вместо них разлили синеватое сияние химические светильники. Кто-то предусмотрел подобный случай.
Он смотрел, не веря себе, как дружно ползут к красной черте опасности стрелка манометра и столбик ртути. Рашид, выросший среди точнейшей электроники, подсознательно не доверял «железкам» паровозного века.
…Значит, нельзя никому позвонить, никого предупредить. Дороги для тока перерезаны.
…Систему жизнеобеспечения поселка будут еще долго питать аварийные батареи. Они в каждом здании. Даже чуткие приезжие миссис не проснутся от холода и удушья.
…Долго ли? Охлаждение, понятно, не работает. Скоро вода в замкнутом контуре превратится в перегретый пар. Будет взрыв. Если бы бридер стоял в атмосфере, взрывная волна разворотила бы к дьяволу активную зону. В безвоздушье реактор уцелеет. Что дальше? Рабочие парогенераторы, ранее дававшие энергию, также перегреваются и, вероятно, разделят участь охлаждения. Активная зона продолжает раскаляться. Наконец, плавится ураново-плутониевая смесь. Ручейки металла сливаются в лужу на дне бридера и тут же застывают. Критическая масса невелика. Сколько минут пройдет — пять, семь, — прежде чем на месте централи вспыхнет, стремительно раздуваясь, белое ядерное солнце?..
Более не раздумывая, Гаджиев одним прыжком-полетом перенесся к дверям кладовой. Лихорадочно натянул защитный костюм, срастил швы. Разумеется, электрический замок на входе в шлюз тоже не действовал; но и здесь не была забыта «двуколка», и Рашид, сцепив зубы, повернул тугое колесо…
В эти самые минуты всей кожей почувствовал юный первогодок-диспетчер, дежурный по стартовому комплексу, как кто-то бесшумно вошел на командный пункт. Рывком обернулся и облегченно вздохнул.
— Что тебе, Дэви? Не спится?
Она смотрела сверху вниз, какая-то особенно прямая, неподвижная, будто пораженная шоком. Потом, снова повергая в трепет белобрысого диспетчера, механическим жестом протянула руку к пульту:
— Пересядь, пожалуйста, Юрген.
Когда юноша подчинился, Дэви быстро привела в действие портовый телескоп, дала машине команду поиска. Не прошло и тридцати секунд, как в раму одного из малых экранов вплыло что-то массивное, темное, без огней. Точно неслыханный звездный кашалот, хищник, замерший перед нападением на безоружный поселок.
— Что ты делаешь, Дэви?! Надо звонить Глебову, командиру, на Землю… — беспомощно лепетал Юрген, глядя на ее окаменевший профиль, на руки, с пугающей быстротой и точностью снующие по панели. Повинуясь движениям вдохновенных пальцев, пробуждались озаренные сухим светом прожекторов орудия на дне каменного «корыта», поднимали блестящие стволы. Все ракеты, все, сколько их было на астероиде, — почтовые, метеорологические, с контейнерами ископаемых, назначенными к отправке на Землю, — уже висели в захватах кранов.
— Да как же, Дэви…
Юрген бросился к ней — и точно налетел на невидимую стену. Нет, она не остановила его ни рукой, ни словом, ни взглядом. Просто ходу дальше не было. Отброшенный непонятной силой, диспетчер забарахтался в воздухе, хватаясь за спинки кресел.
Суставчатые лапы рычагов прижали тела ракет к желобам. Первая восьмерка готова. Вспыхивают едва заметными венчиками пусковые патроны.
…Он шевелится, почти неразличимый хищник на экране телескопа.
Учуял! Багрово полыхнули боковые дюзы. Начинается разворот.
И одновременно, будто единственный бледный глаз моргает посреди круглого чела. «Кашалот» защищается, он отстреливается от неуклонно мчащейся стаи.
…Что они могут, мирные ракеты, тонкостенные жестянки? Вот цифры и знаки дисплея свидетельствуют, что одна из посланниц Дэви взорвана в пути… Другая…
Юрген с ужасом, переходящим в настоящий мальчишеский восторг, смотрит, как летящие факелы, боясь атаковать в лоб, обходят со всех сторон неуклюжего хищника. Еще одна ракета рассыпалась искристым фейерверком… Тщетно! Стаей руководят гениальные руки. Дэви в одиночку исполняет работу целого штата диспетчерской, и как исполняет!
На скорости в несколько километров в секунду любая жестянка становится сокрушительным тараном. «Кашалот» уходит, но как-то неуверенно, боком. Возможно, он уже поврежден обломками одной из взорвавшихся ракет. Траектории полета стаи, чуть разойдясь, снова смыкаются вокруг кормы пришельца.
Диспетчер победоносно кричит и барабанит ладонями по коленям. Есть! Кольцевая радуга с черным ядром расплывается по экрану, наискось прочерчивает его какой-то бесформенный раскаленный осколок…
— Ну вот и все, Юрген, — говорит слегка вспотевшая Дэви, совсем «домашним» жестом сдвигая прядь со лба. Больше нет никакой стены, и можно схватить чуть дрожащую руку волшебницы, и сбивчиво высказать ей свое восхищение. А потом спросить, кого же это, собственно, мы с тобой уничтожили сегодня ночью в трех сотнях миль от астероида?
Немного отойдя от крышки колодца, Рашид почувствовал, что колени его слабеют. Перед глазами сгустилась темнота, что-то немилосердно обожгло горло. Медленно, как пузырь с горячим воздухом, опустился Гаджиев на ребристые плиты пола. Неужели уже действует? Очень возможно, доза страшная, никакой костюм не спасет, счетчик на рукаве прямо пылает…
Хотелось слизнуть капли, собравшиеся изнутри на стекле шлема. Может быть, его дыхание тоже радиоактивно?..
…Надо бы отползти подальше, да нет сил. Вон лежат штабелем огромных, грубых брусьев твэлы — тепловыделяющие элементы бридера, которые он только что выволок из горячего колодца. На Земле эти пятиметровые «заряды» реактора не выволок бы без электроподъемника весь личный состав централи. А здесь, у края колодца, все тот же неизвестный благодетель, сторонник спасительной «двуколки» предусмотрел узенькие кольцевые рельсы и ручной кран. На такой вот случай, как сегодня, — жестокий случай, крайний, когда либо один погибай, либо со всем астероидом…
Рашид лежал вверх лицом, отчужденно глядя, как реют под фермами потолка, кружатся, сталкиваются стеклянные шары. Это вода из колодца, которую прежде удерживали крышка и молекулярная пленка.
Нараставшее оцепенение ненадолго отступило, когда вместо холодных квадратов химического света сверкнули веселые плафоны. Централь больше не мертва, включились аккумуляторные резервы.
Откуда было знать Гаджиеву, что за несколько мгновений до этого был разрушен мирными ракетами корабль-хищник, висевший над астероидом?.. Как не знала и Дэви, что руки ее прервали узкий поток магнитных волн, падавший с борта пирата на купол централи; луч, парализовавший все электрические связи…
Он еще успел ощутить прилив гордости. Стало легко. Светильники расплылись, растянулись золотыми крыльями…
Рашид не увидел лица Марины Стрижовой, склонившейся над ним; не почувствовал рук, поднявших его с пола…
Глава V
Однажды жених пригласил Дэви к себе в дом на какое-то семейное торжество. На сей раз беседу в курительной повел сам хозяин, а сын лишь смиренно поддакивал. Дэви предлагалось остаться на курсах. Она должна преуспеть в учебе, заслужить отличную оценку учителей; после окончания — принять участие в конкурсе операторов, желающих попасть на астероид. В ее победе на этом конкурсе он не сомневается…
Дэви, как они с Рамом задумали, согласилась.
Она была в числе первых на конкурсе операторов в Международном космоцентре и стала незаменимой помощницей Глебова, начальника стартового комплекса астероида.
Перед отлетом в орбитальный поселок Дэви сумела настоять перед коммерсантом, чтобы его сын оставил ее в покое. Обручение распалось. Успев по-настоящему влюбиться, «жених» изрядно страдал, но на это, видимо, никто из его хозяев не обратил внимания.
Позже произошла трагедия, известная всей Земле. Дэви узнала от своих «хозяев» о предстоящем запуске двух космических кораблей, предназначенных для диверсий и уничтожения станции. Она сумела передать эти сведения Раму, который вошел в состав интернационального экипажа «Вихря-2». Рам словно предчувствовал моменты наибольшей опасности. Ценою жизни Рам Ананд спас «вихревцев», отвел первый удар от астероида. Да, она знала, что Рам может погибнуть. Да, она волевым усилием заставила Панина не мешать мужу. Это был, по их мнению, единственный выход.
Что? Она слышит незаданный, вертящийся на языке вопрос командира. Связь с «космоборцами» Дэви поддерживает постоянно. У нее есть радиопередатчик. О близости Дэви и Рама так никто и не узнал; хозяева кораблей-убийц, один из которых послал сигнал разгерметизации скафандров, приписали неудачу простой случайности. Теперь от «агента» ожидают весьма значительной услуги. Очевидно, предстоит прямое нападение на астероид. Задача оператора — по команде с Земли торпедировать грузовыми ракетами пассажирские корабли, находящиеся в порту, после этого вывести пусковые площадки из строя. Спасение самой Дэви гарантируют.
…Нет, ни о сроках операции, ни о том, какими силами она будет произведена, Дэви ничего не знает. На таком расстоянии она могла угадывать только мысли Рама, да и то, когда он адресовал их жене. Ей известна лишь цель: физическое уничтожение поселка. Может быть, просто бомбардировка с кораблей или удар лазерного луча… Хотя вряд ли. Скорее всего диверсанты попытаются создать видимость самопроизвольной катастрофы. Чтобы неповадно было землянам и через сотню лет осваивать астероид, чреватый смертельными сюрпризами.
…Нисколько не стесняясь тем, что Дэви, по-видимому, действительно могла читать его мысли, Виктор Сергеевич ходил взад-вперед по кабинету, думал, взвешивал и отбрасывал варианты. Да, положение! Сообщить все на Землю? А вдруг у них налажен перехват радио- и телесвязи? Не исключено, что налажен… Даже наверняка. Придется своими силами… Своими…
…Но все-таки с чего ониначнут? Когда и откуда ждать тревоги? У станции много уязвимых мест. Построены грандиозные установки, хранящие колоссальный запас энергии; любая из них, выйдя из нормального режима работы, станет не менее опасной, чем ядерная мина. Та же солнечная ловушка: достаточно сместить фокус наводки — способна хлестнуть огненным бичом по поселку. Таят угрозу склады горючего, двигатели ракет, котлы плазменных буровых машин… Наконец, электроцентраль. Реактор-бридер, один из самых могучих на Земле. Уж он-то, перестав подчиняться, не замедлит обратить астероид в мертвую радиоактивную болванку…
— Огромное вам спасибо, Дэви, — сказал Панин, вставая с оседланного стула. — Вы даже не представляете, чем мы все вам обязаны… Вам и Раму. Не знаю, насколько это вас утешит, но, когда окончится эта мерзкая история, я поставлю здесь, перед командным пунктом, обелиск в честь героя. — Он взял обеими руками ее сухую, шелковистую, чуть дрожащую руку. Неожиданно женщина всхлипнула, уткнулась лбом в плечо командира. Несколько секунд он гладил ее роскошные, электрически потрескивающие волосы, приговаривал ласковую бессмыслицу. Овладев собой, Дэви резко, почти враждебно отстранилась. Она стояла, расправив плечи и вскинув подбородок, на полголовы выше командира, — и ожидала распоряжений.
Глаза Дэви угасли, стали сухи и непроницаемы, как черный агат. Непостижимым образом Виктор Сергеевич вдруг увидел в них судьбу погубителей Рама.
— Будьте любезны, возьмите на столе программу, — отогнав видение, будничным тоном сказал Панин. — Я приготовил ее для вас. Здесь серия стендовых испытаний ракет-носителей для спутников геологоразведки. Извольте сообщить Глебову и остальным, что я вас вызывал именно по этому поводу.
Дэви послушно спрятала маленький медно-желтый диск. Разговор был окончен.
Но на пороге она обернулась еще раз и сказала, разом выловив основное в потоке бурных, разрозненных мыслей командира:
— В нашей службе нет сообщников тех. За весь штат астероида я не ручаюсь. Иногда мне чудится какое-то злое, темное дуновение… От кого оно исходит — определить не могу. Рам тоже чувствовал — и не мог определить.
— Что нужно для того, чтобы вы нашли… этого человека? — мгновенно подобравшись, спросил Панин.
— Мне? Хотя бы раз прикоснуться к каждому из жителей поселка. К руке или ко лбу. Придумайте предлог, какой-нибудь поголовный тест или осмотр… Впрочем, я же не медик, это будет подозрительно…
— Не беспокойтесь. Техническую сторону я беру на себя.
Изящно и покорно кивнув, небесная танцовщица выплыла из кабинета.
Закрылась за ней мнимо хрупкая, покрытая морозным узором дверь-переборка. Виктор Сергеевич постоял еще немного на ковре, широко расставив ноги и засунув руки в карманы. Затем сказал несколько слов по-русски, которые наверняка смутили бы Марину…
Выйти на связь с Землей по поводу «близнецов» ему так и не довелось. Реактор-размножитель на быстрых нейтронах, или бридер, не только потребляет топливо, но и производит его. Горючим бридеру служит смесь плутония с ураном-238. При использовании быстрых нейтронов каждые три распавшихся атома урана-238 производят один атом плутония…
Сидя в своем закутке, возле торца подковообразной панели, Рашид Гаджиев сонно слушал осточертевшие объяснения начальника централи. Опять экскурсия. На сей раз какие-то престарелые миссис, из числа тех сухопарых и утомительно-любопытных англосаксонских дам, которые толкутся вокруг всех достопримечательностей планеты и везде чувствуют себя как дома. Как же, нужны им твои нейтроны! Только для того, чтобы потом хвастаться за чаем перед менее предприимчивыми подругами набором собственных фото в скафандрах, на фоне жуткой черноты, наняли богатые бездельницы экскурсионный корабль НАСА и теперь делают вид, что им интересно, тянут иссохшие, в куриной коже шеи…
Слава богу! Волоча ноги в непривычной магнитной обуви, заторопились к выходу. Визит окончен. Приближается условная «ночь». Повилайтис прощается с Рашидом покровительственным взмахом руки. Гаджиев сегодня дежурный. Закрылась тяжелая освинцованная плита двери. Все. Он один.
Рашид встал, чтобы немного размять мышцы. Прошелся вдоль подковы, уютно и празднично мерцавшей бесчисленными огоньками, экранами, символами. Стены круглого зала — глухие, гладкие, незаметно переходившие в такой же кремовый купол — создавали впечатление незыблемой прочности. Здесь было спокойно работать. Смутную тревогу рождал только огромный телеэкран, где, как в синеватом сумеречном окне, виднелась цилиндрическая громада бридера, точно ствол гигантского дерева, оплетенный удавами трубопроводов. Во время одиноких ночей дежурства, подобных сегодняшней, Гаджиев частенько останавливался против экрана и силился представить, как бесшумно и непрерывно «разбухает» тело реактора под ливнем нейтронов. Да, это был факт, хотя и похожий на чудо, — конструкции бридера обрастали новым металлом, постепенно теряя строгость форм. Если не принимать меры, через сколько-то лет заглохнут проводящие пути, безобразные опухоли расползутся по кожуху…
Рашид оторвался от созерцания реактора, чтобы набить из зеленого шелкового кисета черную обгрызенную трубку (то и другое — память об отце), тщательно примять табак большим пальцем, раскурить и прикрыть жар узорной крышечкой. Добрый азербайджанский табак спасал от сна куда лучше, чем кофе или чай.
Гаджиев снова прогулялся перед изогнутой панелью, там щелкнул тумблером, здесь утопил клавишу… В общем, все шло нормально. На красочной, точно неоновая реклама, подробной мнемосхеме горели яркие цвета: графитовые стержни, обозначенные синим, были надлежащим образом внедрены в алую активную зону: вишневым потоком струился пар, вращая генераторы; мерцало голубизной, мерно текло кольцо охлаждения. Астероид требовал энергии круглые сутки. В том числе и новенькая гостиница, где теперь спали обогреваемые самым дорогим в мире теплом, овеваемые самым дорогим в мире воздухом старушки-путешественницы.
Он опустился на свой «штатный» стул в конце полукруга пустых сидений и не без злости подумал, что тощие леди, по крайней мере большинство из них, никогда в жизни не знали настоящих забот или печалей. Вечно за чьей-то спиной, под чьей-то опекой — родительской, мужниной… Туго набитые кошельки, масса свободного времени, раболепные горничные, массажисты, врачи, водители, пилоты ракет… хм… начальники централей… Старые девчонки, мелочные, невежественные и капризные. А ему, оставившему родительский дом ради благородного дела, ему, самому пылкому обожателю астероида, самому старательному работнику не доверяет командир! То есть, конечно, виду не подает, Виктор Сергеевич для этого слишком умен и сдержан, но ведь он-то, Рашид, чует… «Можно подумать, Рашид, что у вас здесь что-то не в порядке…» Отравленной иголкой засели эти слова, небрежно брошенные Паниным неделю назад. Повилайтис, службист, робот, с его всегда брезгливо поджатыми губами, тоже понимает отношение командира к Гаджиеву. Оттого никогда не похвалит, не улыбнется, не спросит о делах или здоровье. Только сухие распоряжения, официальный тон и выговоры — очень корректные, но едкие, обидные… За что?! Особенно в последние дни…
Встретили командира возле пускового «корыта» — сразу глаза-щелочки под шлемом и колючий вопрос: «А вы чем изволите здесь заниматься, товарищ инженер реакторной защиты?» Объяснил ему, что тренируется, закаляет себя пешими прогулками по космическому острову, что хочет через некоторое время получить квалификацию бортинженера атомных дальнорейсовых кораблей.
Опять-таки не поверил. Многозначительно переглянулся с кем-то из помощников, скупо кивнул, ушел осматривать снизу опоры стартовых «желобов»…
Для того ли Рашид покинул Штаты, чтобы никак, ну никак не сделаться полностью «своим» на Родине?
Совсем загрустив, он в очередной раз встал и, крепко затянувшись, поплелся к одному из блоков пульта. Надо было отвлечься от тяжелых мыслей, и чем основательней, тем лучше. Для этой цели Гаджиев придумал проверку дублирующих электроцепей. Ну-ка, изобразим маленькую аварию, скажем, с клапаном сброса давления пара… Удастся ли запасным цепям принять на себя всю нагрузку?
Он протянул руку к рубильнику и тут же невольно вскрикнул. Показалось, что именно из-за его незавершенного жеста вдруг заиграли блеском пожара целые ряды датчиков и подала голос монотонная выматывающая сирена.
И вдруг все погасло и умолкло.
Рашид впервые в жизни очутился лицом к лицу с мертвым пультом.
Подкова сразу стала хмурой, громоздкой и, как ослепший гигант, ловила человека расставленными руками.
Самое страшное было то, что умерла мнемосхема — черный зеркальный чертеж в окружении словно бы перегоревших лампочек. Мутным зеркалом стал и главный экран…
Держась за поручень, чтобы не вспорхнуть, Гаджиев бросился к тому единственному блоку, который не переставал жить и после отключения электрических связей. «И при железной дороге не забывай двуколку» — это присловье любит вспоминать Повилайтис. Там добрый старый манометр, стеклянная трубка термометра с ртутным шариком на дне. Надежные старики-приборы соединены трубками с реактором. Трубками, а не проводами…
…«И при железной дороге…» Затрепетав, как желтые мотыльки, потухли осветительные плафоны на куполе. Вместо них разлили синеватое сияние химические светильники. Кто-то предусмотрел подобный случай.
Он смотрел, не веря себе, как дружно ползут к красной черте опасности стрелка манометра и столбик ртути. Рашид, выросший среди точнейшей электроники, подсознательно не доверял «железкам» паровозного века.
…Значит, нельзя никому позвонить, никого предупредить. Дороги для тока перерезаны.
…Систему жизнеобеспечения поселка будут еще долго питать аварийные батареи. Они в каждом здании. Даже чуткие приезжие миссис не проснутся от холода и удушья.
…Долго ли? Охлаждение, понятно, не работает. Скоро вода в замкнутом контуре превратится в перегретый пар. Будет взрыв. Если бы бридер стоял в атмосфере, взрывная волна разворотила бы к дьяволу активную зону. В безвоздушье реактор уцелеет. Что дальше? Рабочие парогенераторы, ранее дававшие энергию, также перегреваются и, вероятно, разделят участь охлаждения. Активная зона продолжает раскаляться. Наконец, плавится ураново-плутониевая смесь. Ручейки металла сливаются в лужу на дне бридера и тут же застывают. Критическая масса невелика. Сколько минут пройдет — пять, семь, — прежде чем на месте централи вспыхнет, стремительно раздуваясь, белое ядерное солнце?..
Более не раздумывая, Гаджиев одним прыжком-полетом перенесся к дверям кладовой. Лихорадочно натянул защитный костюм, срастил швы. Разумеется, электрический замок на входе в шлюз тоже не действовал; но и здесь не была забыта «двуколка», и Рашид, сцепив зубы, повернул тугое колесо…
В эти самые минуты всей кожей почувствовал юный первогодок-диспетчер, дежурный по стартовому комплексу, как кто-то бесшумно вошел на командный пункт. Рывком обернулся и облегченно вздохнул.
— Что тебе, Дэви? Не спится?
Она смотрела сверху вниз, какая-то особенно прямая, неподвижная, будто пораженная шоком. Потом, снова повергая в трепет белобрысого диспетчера, механическим жестом протянула руку к пульту:
— Пересядь, пожалуйста, Юрген.
Когда юноша подчинился, Дэви быстро привела в действие портовый телескоп, дала машине команду поиска. Не прошло и тридцати секунд, как в раму одного из малых экранов вплыло что-то массивное, темное, без огней. Точно неслыханный звездный кашалот, хищник, замерший перед нападением на безоружный поселок.
— Что ты делаешь, Дэви?! Надо звонить Глебову, командиру, на Землю… — беспомощно лепетал Юрген, глядя на ее окаменевший профиль, на руки, с пугающей быстротой и точностью снующие по панели. Повинуясь движениям вдохновенных пальцев, пробуждались озаренные сухим светом прожекторов орудия на дне каменного «корыта», поднимали блестящие стволы. Все ракеты, все, сколько их было на астероиде, — почтовые, метеорологические, с контейнерами ископаемых, назначенными к отправке на Землю, — уже висели в захватах кранов.
— Да как же, Дэви…
Юрген бросился к ней — и точно налетел на невидимую стену. Нет, она не остановила его ни рукой, ни словом, ни взглядом. Просто ходу дальше не было. Отброшенный непонятной силой, диспетчер забарахтался в воздухе, хватаясь за спинки кресел.
Суставчатые лапы рычагов прижали тела ракет к желобам. Первая восьмерка готова. Вспыхивают едва заметными венчиками пусковые патроны.
…Он шевелится, почти неразличимый хищник на экране телескопа.
Учуял! Багрово полыхнули боковые дюзы. Начинается разворот.
И одновременно, будто единственный бледный глаз моргает посреди круглого чела. «Кашалот» защищается, он отстреливается от неуклонно мчащейся стаи.
…Что они могут, мирные ракеты, тонкостенные жестянки? Вот цифры и знаки дисплея свидетельствуют, что одна из посланниц Дэви взорвана в пути… Другая…
Юрген с ужасом, переходящим в настоящий мальчишеский восторг, смотрит, как летящие факелы, боясь атаковать в лоб, обходят со всех сторон неуклюжего хищника. Еще одна ракета рассыпалась искристым фейерверком… Тщетно! Стаей руководят гениальные руки. Дэви в одиночку исполняет работу целого штата диспетчерской, и как исполняет!
На скорости в несколько километров в секунду любая жестянка становится сокрушительным тараном. «Кашалот» уходит, но как-то неуверенно, боком. Возможно, он уже поврежден обломками одной из взорвавшихся ракет. Траектории полета стаи, чуть разойдясь, снова смыкаются вокруг кормы пришельца.
Диспетчер победоносно кричит и барабанит ладонями по коленям. Есть! Кольцевая радуга с черным ядром расплывается по экрану, наискось прочерчивает его какой-то бесформенный раскаленный осколок…
— Ну вот и все, Юрген, — говорит слегка вспотевшая Дэви, совсем «домашним» жестом сдвигая прядь со лба. Больше нет никакой стены, и можно схватить чуть дрожащую руку волшебницы, и сбивчиво высказать ей свое восхищение. А потом спросить, кого же это, собственно, мы с тобой уничтожили сегодня ночью в трех сотнях миль от астероида?
Немного отойдя от крышки колодца, Рашид почувствовал, что колени его слабеют. Перед глазами сгустилась темнота, что-то немилосердно обожгло горло. Медленно, как пузырь с горячим воздухом, опустился Гаджиев на ребристые плиты пола. Неужели уже действует? Очень возможно, доза страшная, никакой костюм не спасет, счетчик на рукаве прямо пылает…
Хотелось слизнуть капли, собравшиеся изнутри на стекле шлема. Может быть, его дыхание тоже радиоактивно?..
…Надо бы отползти подальше, да нет сил. Вон лежат штабелем огромных, грубых брусьев твэлы — тепловыделяющие элементы бридера, которые он только что выволок из горячего колодца. На Земле эти пятиметровые «заряды» реактора не выволок бы без электроподъемника весь личный состав централи. А здесь, у края колодца, все тот же неизвестный благодетель, сторонник спасительной «двуколки» предусмотрел узенькие кольцевые рельсы и ручной кран. На такой вот случай, как сегодня, — жестокий случай, крайний, когда либо один погибай, либо со всем астероидом…
Рашид лежал вверх лицом, отчужденно глядя, как реют под фермами потолка, кружатся, сталкиваются стеклянные шары. Это вода из колодца, которую прежде удерживали крышка и молекулярная пленка.
Нараставшее оцепенение ненадолго отступило, когда вместо холодных квадратов химического света сверкнули веселые плафоны. Централь больше не мертва, включились аккумуляторные резервы.
Откуда было знать Гаджиеву, что за несколько мгновений до этого был разрушен мирными ракетами корабль-хищник, висевший над астероидом?.. Как не знала и Дэви, что руки ее прервали узкий поток магнитных волн, падавший с борта пирата на купол централи; луч, парализовавший все электрические связи…
Он еще успел ощутить прилив гордости. Стало легко. Светильники расплылись, растянулись золотыми крыльями…
Рашид не увидел лица Марины Стрижовой, склонившейся над ним; не почувствовал рук, поднявших его с пола…
Глава V
КОМАНДИР ЛИСТАЕТ АЛЬБОМ
…И снова перед ним альбом — плотный, в чуть потертом голубом бархате с солидными серебряными уголками. На Земле он весил бы изрядно. Вон как разбух от новых фотографий. Предпоследнее фото, наклеенное Виктором Сергеевичем, изображает «нашего министра», перерезающего ленточку перед воротами собственного астероидного металлургического комбината. Это сооружение, подножие которого хорошо видно в иллюминатор, меньше всего напоминает земные предприятия с их аккуратно расставленными по равнине пеналами цехов. Негде здесь размахиваться вширь. Комбинат представляет собой сложной конструкции башню, уходящую далеко от станции, дальше, чем уходят от Земли вершины самых высоких небоскребов и телевышек. Технологические линии вытянуты по вертикали: у массивного астероида словно появился стройный, длинный серебристый побег. Ничего, тяготение позволяет…
Последняя фотография — открытие памятника Героям астероида. Толпа в скафандрах вокруг странного на первый взгляд, двойного обелиска, напоминающего белую двузубую вилку. Оранжерейные розы в прозрачной капсуле, и над ними — два имени, высеченных крупным шрифтом. Рам Ананд и Рашид Гаджиев.
Да-с, следующий снимок наклеит кто-нибудь другой. Нет, не кто-нибудь, а конкретный человек, начальник орбитальной станции с завтрашнего дня, Георгий Калантаров, старый боевой товарищ, штурман «Вихря-1»…
Скоро, очень скоро руки Виктора Сергеевича ощутят вес земных предметов. Будет долгий, долгий отпуск — ласковое море, ненавязчивый надзор медиков. Потом, через полгода или год, эти самые медики весьма жестко определят: летать ли еще Панину, выходить ли в скафандре под черный, усыпанный огнями купол или до конца дней почивать на лаврах, сокрушаясь, отчего в самую ясную южную ночь звезды все-таки мельче и тусклее, чем в пустоте…
Командир еще раз бережно провел пальцем по глянцевой поверхности последнего снимка.
Двойной обелиск…
Конструкция придумана не случайно. Никогда уже, — если, конечно, не грянет беда совершенно непредвиденная, — никогда не будет нужды ставить на астероиде еще одно надгробие. Но прежде чем командир в последний раз перед отлетом на Землю открыл альбом, произошли многие события…
Разбойничий налет на атомную электроцентраль вызвал настоящую всепланетную бурю. Руководители некоторых государств даже заявили во всеуслышание, что они впервые жалеют, что переплавили свои арсеналы: не худо бы отыскать гнездо мафии и рассчитаться с ней.
Действительно, картина возникала тревожная. Сначала — история с «фактором икс», надолго занявшая умы землян. Хотя и состоялся международный суд, запретивший деятельность «Общества Адама», и были опубликованы подробные материалы следствия, многие так и не поверили до конца, что психическая эпидемия на астероиде была хитроумной диверсией. Мало ли что: космос все-таки среда не слишком знакомая, от него жди каких угодно подарков. «Может, все это разбирательство — пропагандистская выдумка русских, а Комитет контроля попался на их удочку… (Такое мнение поддерживала часть буржуазных газет.)
Когда погиб от разгерметизации шлема Рам Ананд, скандал был такой, что все попытки «отвести глаза публике» провалились сразу. Диверсант, пробравшийся на завод скафандров и с помощью микропередатчика заставивший автоматы сборки приделать к серии 0-16 добавочные отводы антенны, сдался после многодневного преследования и сделал сенсационные признания по телевидению. Многих из названных им активных «космоборцев» арестовал Интерпол, других «взяли» национальные службы безопасности, но крупная рыба, как всегда, ускользнула. Кто-то просто исчез; инженер, придумавший трюк с удлинением скафандровой антенны, мигом попал под колеса поезда парижского метро; один из финансовых вдохновителей мафии предпочел застрелиться… В общем, к центру паутины не приблизились и на этот раз.
Пара «бесхозных» космолетов, пронесшихся по земному небу и по страницам газет, возбудила новые надежды у инициаторов расследования. Намечался более или менее ясный путь. С корабля, приблизившегося к астероиду, вполне мог быть передан код разгерметизации скафандров 0-16. Очевидно, «космоборцы» сделали этот отвод в рукаве именно для того, чтобы антенной стал весь корпус «Вихря-2» и сигнал мог быть принят за тысячи километров.
Но «близнецы» поначалу не проявляли никакой агрессивности; да и на ловлю их ушло бы слишком много сил. К тому же американская пресса довольно убедительно разъяснила насчет стартовых баков «Вашингтона», которым было придано большое начальное ускорение. В довершение всего экспертам мешала быть достаточно активными мысль, приходившая в голову и злополучному Бергсону: сегодня частное лицо не может втайне построить и запустить пару дальнорейсовых кораблей. Изготовление и доставка деталей, сборка, взлеты не прошли бы незамеченными.
Когда все заинтересованные лица окончательно успокоились по поводу «близнецов» и отнесли их к разряду безобидных НЛО, грянула ночная битва Гаджиева и Дэви с обнаглевшим пиратом.
Удайся экипажу корабля его замысел — стереть орбитальный поселок взрывом ядерного котла, все было бы шито-крыто: дескать, случилась авария на атомной электростанции. Может, невесомость выкинула фортель, да и нервы операторов напряжены.
Однако Рашид спас централь, а вдова Рама Ананда жестоко отомстила за мужа, расстреляв убийц мирными «почтовыми голубями» и рудовозами. Исчезли все сомнения в том, что антиастероидная мафия владеет собственным ракетным флотом.
Неизвестно, долго ли продолжался бы поиск секретного космодрома, сколько бы еще мыкались с материка на материк, с острова на остров инспектора Комитета контроля, если б не совершенно внезапное заявление
Рене Теруатеа. Видный полинезийский гидробиолог, капитан исследовательского судна «Тритон», сообщил представителю Комитета в Бангкоке, что несколько дней назад при тревожных обстоятельствах погиб батискаф с «Тритона», погрузившийся в одну из крупнейших океанских впадин. На крошечной субмарине находились рулевой-механик Ким Дхак и гость Теруатеа, физик Олаф Бергсон. До последних метров пути батискаф вел себя вполне нормально, связь с ним прервалась в один момент. То, что аппарат не просто затонул, а был взорван, установили вертолетчики рыболовецкой флотилии, нашедшие части непотопляемого оборудования и клочья надувной обивки.
Последняя фотография — открытие памятника Героям астероида. Толпа в скафандрах вокруг странного на первый взгляд, двойного обелиска, напоминающего белую двузубую вилку. Оранжерейные розы в прозрачной капсуле, и над ними — два имени, высеченных крупным шрифтом. Рам Ананд и Рашид Гаджиев.
Да-с, следующий снимок наклеит кто-нибудь другой. Нет, не кто-нибудь, а конкретный человек, начальник орбитальной станции с завтрашнего дня, Георгий Калантаров, старый боевой товарищ, штурман «Вихря-1»…
Скоро, очень скоро руки Виктора Сергеевича ощутят вес земных предметов. Будет долгий, долгий отпуск — ласковое море, ненавязчивый надзор медиков. Потом, через полгода или год, эти самые медики весьма жестко определят: летать ли еще Панину, выходить ли в скафандре под черный, усыпанный огнями купол или до конца дней почивать на лаврах, сокрушаясь, отчего в самую ясную южную ночь звезды все-таки мельче и тусклее, чем в пустоте…
Командир еще раз бережно провел пальцем по глянцевой поверхности последнего снимка.
Двойной обелиск…
Конструкция придумана не случайно. Никогда уже, — если, конечно, не грянет беда совершенно непредвиденная, — никогда не будет нужды ставить на астероиде еще одно надгробие. Но прежде чем командир в последний раз перед отлетом на Землю открыл альбом, произошли многие события…
Разбойничий налет на атомную электроцентраль вызвал настоящую всепланетную бурю. Руководители некоторых государств даже заявили во всеуслышание, что они впервые жалеют, что переплавили свои арсеналы: не худо бы отыскать гнездо мафии и рассчитаться с ней.
Действительно, картина возникала тревожная. Сначала — история с «фактором икс», надолго занявшая умы землян. Хотя и состоялся международный суд, запретивший деятельность «Общества Адама», и были опубликованы подробные материалы следствия, многие так и не поверили до конца, что психическая эпидемия на астероиде была хитроумной диверсией. Мало ли что: космос все-таки среда не слишком знакомая, от него жди каких угодно подарков. «Может, все это разбирательство — пропагандистская выдумка русских, а Комитет контроля попался на их удочку… (Такое мнение поддерживала часть буржуазных газет.)
Когда погиб от разгерметизации шлема Рам Ананд, скандал был такой, что все попытки «отвести глаза публике» провалились сразу. Диверсант, пробравшийся на завод скафандров и с помощью микропередатчика заставивший автоматы сборки приделать к серии 0-16 добавочные отводы антенны, сдался после многодневного преследования и сделал сенсационные признания по телевидению. Многих из названных им активных «космоборцев» арестовал Интерпол, других «взяли» национальные службы безопасности, но крупная рыба, как всегда, ускользнула. Кто-то просто исчез; инженер, придумавший трюк с удлинением скафандровой антенны, мигом попал под колеса поезда парижского метро; один из финансовых вдохновителей мафии предпочел застрелиться… В общем, к центру паутины не приблизились и на этот раз.
Пара «бесхозных» космолетов, пронесшихся по земному небу и по страницам газет, возбудила новые надежды у инициаторов расследования. Намечался более или менее ясный путь. С корабля, приблизившегося к астероиду, вполне мог быть передан код разгерметизации скафандров 0-16. Очевидно, «космоборцы» сделали этот отвод в рукаве именно для того, чтобы антенной стал весь корпус «Вихря-2» и сигнал мог быть принят за тысячи километров.
Но «близнецы» поначалу не проявляли никакой агрессивности; да и на ловлю их ушло бы слишком много сил. К тому же американская пресса довольно убедительно разъяснила насчет стартовых баков «Вашингтона», которым было придано большое начальное ускорение. В довершение всего экспертам мешала быть достаточно активными мысль, приходившая в голову и злополучному Бергсону: сегодня частное лицо не может втайне построить и запустить пару дальнорейсовых кораблей. Изготовление и доставка деталей, сборка, взлеты не прошли бы незамеченными.
Когда все заинтересованные лица окончательно успокоились по поводу «близнецов» и отнесли их к разряду безобидных НЛО, грянула ночная битва Гаджиева и Дэви с обнаглевшим пиратом.
Удайся экипажу корабля его замысел — стереть орбитальный поселок взрывом ядерного котла, все было бы шито-крыто: дескать, случилась авария на атомной электростанции. Может, невесомость выкинула фортель, да и нервы операторов напряжены.
Однако Рашид спас централь, а вдова Рама Ананда жестоко отомстила за мужа, расстреляв убийц мирными «почтовыми голубями» и рудовозами. Исчезли все сомнения в том, что антиастероидная мафия владеет собственным ракетным флотом.
Неизвестно, долго ли продолжался бы поиск секретного космодрома, сколько бы еще мыкались с материка на материк, с острова на остров инспектора Комитета контроля, если б не совершенно внезапное заявление
Рене Теруатеа. Видный полинезийский гидробиолог, капитан исследовательского судна «Тритон», сообщил представителю Комитета в Бангкоке, что несколько дней назад при тревожных обстоятельствах погиб батискаф с «Тритона», погрузившийся в одну из крупнейших океанских впадин. На крошечной субмарине находились рулевой-механик Ким Дхак и гость Теруатеа, физик Олаф Бергсон. До последних метров пути батискаф вел себя вполне нормально, связь с ним прервалась в один момент. То, что аппарат не просто затонул, а был взорван, установили вертолетчики рыболовецкой флотилии, нашедшие части непотопляемого оборудования и клочья надувной обивки.