Хадсон Дженис. Память сердца

 
   Дженни почувствовала странное возбуждение. Ей казалось, что она проваливается в бездонную яму.
 
   « — Это невозможно! Ты не пробьешь стену ногой, Сэз! — отчаянно крикнула Анна.
   Нагнувшись, Сэз ринулся вперед и снова изо всех сил пнул деревянные доски.
   — Мы сделаем это, — прохрипел он сквозь стиснутые зубы, — должны.
   Отчаяние превратило его такое родное лицо в незнакомую Анне маску. Сэз еще раз с разбегу врезался в стену. И еще раз. И еще».
 
   Она с трудом переворачивала неожиданно потяжелевшие страницы. Горло сжималось, и Дженни, жадно глотая воздух, оторвалась от книги и судорожно сцепила пальцы.
   Этого не может быть! Это невозможно, чушь какая-то!
   Воспоминание о забытом ночном кошмаре двадцатилетней давности потрясло ее.
   Бред!
   Тщетно пытаясь побороть страх, Дженни с усилием раскрыла книгу. Слезы потекли по щекам, мешая видеть буквы, в горле стоял горький комок, мозг отказывался воспринимать происходящее. Теперь ей нужно было прикладывать значительные усилия, чтобы продолжать.
 
   « — Сэз, нет!.. Не умирай, не надо, Сэз! Ты не можешь умереть! Я люблю тебя, ты слышишь меня, Сэз? Ты не можешь умереть. Я же тебя люблю!»
 
   Дженни снова оторвалась от книги и подождала, пока сердце перестанет так отчаянно колотиться. Да, догадка перешла в уверенность — это ее детский сон. Совершенно незнакомый человек описал ее ночной кошмар с абсолютной точностью. В книге фигурировали те же, что и во сне, имена, которые Дженни за двадцать прошедших с той ночи лет успела забыть.
   Дженни не верила в переселение душ, считая подобные рассуждения полной чушью. Но и объяснить происходящее она не умела. Она решила взять себя в руки: зачем забивать голову всякой ерундой? Конечно, существуют люди, уверенные в том, что они уже жили раньше в другом воплощении, но Дженни к ним не относилась. Ведь если принять ее сон за реальность, то выходило, что когда-то она и была той самой Анной. Дженни потерла виски.
   Красная метка на груди никогда особо не беспокоила Дженни. Обыкновенное родимое пятно. По крайней мере она всегда так думала. А теперь получается, что это безобидное пятно — следствие общения с чокнутой родственницей. Ей неожиданно показалось, что Сэз пожар, Моди — все это было вчера. Перед ней отчетливо предстала картина: Анна-Дженни (Дженни — Анна?) стоит перед горящим складом и, обезумев от горя, смотрит на труп любимого…
   Разговорчивый продавец из книжного магазина однажды пытался убедить ее в том, что опытному гипнотизеру ничего не стоит поднять хладный труп и заставить его продефилировать перед удивленной публикой. Дженни слабо разбиралась в подобных вещах, однако ей совершенно не хотелось бы дважды пережить смерть любимого человека, а заодно и свою собственную. Господи! Покажи мне того, кто бы этого желал!
   Дженни снова уставилась в книгу. Даже зная, чем все закончится, она решила дочитать до конца. Руки Дженни были холодны.
 
   «Глаза Моди сузились, что придало ей сходство с разъяренным тигром. Курок лязгнул в темноте, но ничего не произошло. Барабан револьвера был пуст. Словно находясь под гипнозом, Анна безучастно наблюдала, как Моди дрожащими от нетерпения руками перезаряжала револьвер…»
 
   Дженни будто наткнулась на стену. Перезаряжала револьвер? Но это неправильно!
 
   «Веко на правом глазу Моди задрожало и начало медленно опускаться. Она подняла револьвер, по-звериному оскалясь:
   — Теперь умри!»
 
   Такого не было во сне! Книга врала!
 
   «Анна отчетливо видела дрожащий палец на спусковом крючке. Что-то жаркое тяжело ударило ее в грудь и опрокинуло на землю. Падая, она еще успела заметить, как кровь мощным потоком хлынула на ее светло-голубое платье».
 
   Голубое? Но… Но платье должно быть желтым!
 
   «Уже упав, Анна нашла в себе силы повернуть голову в сторону Сэза, но силы оставили ее, и наступила темнота.
   Дикий смех сумасшедшей снова зазвучал во мраке, рикошетом отскочил от речной глади, блестевшей сквозь черные деревья, и затих, словно споткнувшись об умирающий огонь. Моди отпихнула Анну от Сэза и опустилась на колени.
   — Он мой! — закричала она. — Мой! И никто не сможет забрать его у меня! Он мой! Отныне и навсегда!»
 
   Безумные звуки смешались с запахом горького дыма и крови. Кожа покрылась противными мурашками. Дженни вздохнула и резко подняла голову, почти уверенная, что увидит перед собой Моди.
   Тени. Почему так много теней прячется в углах ее комнаты?
   «Успокойся. Возьми себя в руки», — приказала она себе.
   Сердце колотилось, как когда-то давно после того сна, пальцы дрожали и не слушались, не хватало воздуха.
   Только не потерять сознания! Но это стоило ей громадных усилий. Стараясь дышать ритмично, она обошла все темные углы комнаты. Сполохи огня, шуршание платья, отблеск ножа, истерический победный вопль — конечно же, все это существовало только в ее голове. Она просто стояла в темноте собственной, такой знакомой квартиры. Ее окружала привычная уютная мебель. Засыхающая бегония на подоконнике, рядом — пачка старых газет, ожидающая своей участи. Ни смеха, ни дыма, ни крови, которые еще несколько минут назад заполняли все вокруг.
   — Успокойся, — сказала Дженни себе еще раз. Дышать ей уже стало заметно легче. Воздух все еще казался тяжелым, но уже не пах горящим хлопком.
   Дженни вернулась к столу, резко захлопнула книгу и швырнула куда-то на пол. Руки все еще дрожали. Внезапный приступ тошноты заставил ее вскочить и ринуться в ванную. Слава Богу, она успела вовремя.
 
   Дженни беспокойно металась в кровати всю ночь. Перед ней, смешиваясь, проносились сон, явь, книга, последняя глава. Заснуть было невозможно. Ей казалось, что, как только она закроет глаза, все снова оживет, задышит и задвигается. Дженни чудилось, что где-то притаилась реальная опасность. Здесь или там — она не знала.
   Однажды в какой-то книге она нашла, что подсознание не умеет делать различия между тем, что хранится в его глубинах, и реальной действительностью. Теперь Дженни пришлось столкнуться с этим самой. Не было пожара, не было ножа, не было револьвера, не было безумной, черт ее побери, кузинушки, она сама это знала. Но подсознание… Подсознание настойчиво продолжало посылать короткие тревожные сигналы, от которых пробирал озноб. Как будто весь этот ужасный книжный эпизод пережила она, Дженни Франклин. И причем только что. Нет… раньше. Дженни почти физически ощущала, как нечто ищет ее здесь, в темноте, тихо подкрадывается, и…
   Да чтоб вам!
   Она рывком выскочила из постели, чувствуя себя последней идиоткой. Переселение душ, перевоплощения — с ума сойти можно! Был сон. Была книга. Ну и что?
   Дженни вышла на кухню. К ее радости, в холодильнике обнаружилось мороженое. Если она так и не смогла заснуть, то хотя бы часть ночи пройдет с пользой.
   Быстро положив себе огромную кучу разноцветных холодных шариков, Дженни смело вернулась в комнату, на всякий случай включив полный свет.
   Первое, что она увидела, была книга, лежавшая на полу, почти в самом центре комнаты. Дженни обошла ее стороной, как будто бы там, мирно свернувшись в кольцо, отдыхал небольших размеров удав, и снова обругала себя. Это всего-навсего обыкновенная книжка, а она обходит ее стороной!
   Теперь Дженни занимал другой вопрос. Почему Мак-Кормик, всегда аккуратно и одновременно занимательно излагающий свои мысли, абсолютно точно, до мелочей, описал ее сон, включая не только характеры, но даже имена героев, а в самом конце книги понес какую-то отсебятину? И откуда, черт побери, этот Мак-Кормик вообще мог что-либо знать об этом?
   Чтение последней главы повлияло на ее чувства так, словно… Как бы выразиться поточнее? Словно кто-то прошелся по ее могиле. Дженни сама до конца не поняла своих ощущений. Пока еще нет.
 
   Покончив с мороженым, она снова нырнула в постель, оставив свет включенным.
   Утром Дженни проснулась совершенно измотанной. Она посмотрела в зеркало и ужаснулась. Огромные темные круги под глазами, забытая заколка, нелепо запутавшаяся в волосах, — все это было результатом весело проведенной ночки. Дженни, постанывая от усталости и от отвращения к собственной физиономии, шатаясь, побрела на кухню. Ей казалось, что без глотка крепкого кофе она умрет в самое ближайшее время.
   Отбросив в сторону ночные кошмары, Дженни прицелилась и не без труда вставила фильтр в кофеварку, на ощупь нашла нужную кнопку и без сил рухнула на стул в нетерпеливом ожидании.
   Мысли об этой чертовой книжке продолжали сверлить и без того гудящую голову. Даже при дневном свете ей временами казалось, что вокруг что-то ползает. Каким же образом все-таки абсолютно незнакомый ей человек воспроизвел ее сон двадцатилетней давности? Правда, с измененным финалом.
   Дженни налила в чашку темной горькой жидкости. Отвлечься — вот что сейчас нужно. Допив кофе, она снова вошла в комнату. Первое, что ей бросилось в глаза, была книга, лежащая на том же самом месте, куда она швырнула ее ночью. Дженни подняла ее с пола, кинула на телевизор и не смогла удержаться от искушения ударить по ней кулаком. За дело.
   Включить телевизор? Дженни не прельщало смотреть очередные головоломные приключения отважных мультгероев или учебную программу из серии «Как демонтировать старую ванну без ущерба для дома». Она прочитала письмо от родителей, но бесконечные проблемы многочисленных родственников не смогли отвлечь ее от того главного, от чего она, может быть, обманывая себя, пыталась убежать. Ее мысли снова и снова возвращались к книге.
   Дженни повернулась спиной к телевизору и попыталась сосредоточиться на содержании вчерашней газеты. Политики, как всегда, обвинялись в коррупции. Чертовы газетчики! Звонари! Когда-то наивная Дженни думала, что они прежде всего нужны для того, чтобы сообщать последние новости. Свежую «новость» о том, что любой политик удавится за лишние десять центов, она услышала несколько лет назад, приехав в Новый Орлеан. Следующее сообщение было о пожарах в Луизиане. Этим и исчерпывалось то, что называлось новостями.
   Она пробежала глазами рубрику рекламы фирм, предлагающих всевозможные виды отдыха на уик-энд, и лишний раз убедилась в своей правоте: даже в этом разделе было больше нового, чем в «новостях». Дальше. Топливная компания снова вылила в болото какую-то горючую гадость. Чеснок хорошо излечивает некоторые виды опухолей.
   Дженни не смогла удержаться от сарказма:
   — А как же насчет вампиров? Говорят, чеснок неплохо их разгоняет. Мир хочет об этом знать, а журналисты — ни гу-гу!
   Прочие материалы газеты были приблизительно на том же уровне. Преступность упала, значит, скоро следует ожидать ее роста. С окончанием очередного школьного семестра подпрыгнет вверх кривая изнасилований.
 
   Дженни была младшей дочерью в семье. У ее сестры и троих братьев никогда не водилось лишних денег, жизнь протекала в режиме строжайшей экономии и казалась серой и безрадостной. Нет худа без добра — она привыкла к такой жизни за двенадцать лет учебы в школе. После ее окончания Дженни смогла войти в реальный мир, не питая излишних иллюзий в отличие от многих своих сверстников.
   Их небольшой городок — Чандлера — стоял посередине бескрайних пшеничных полей Оклахомы. Во время школьных каникул она всегда работала. Откладывая цент за центом год за годом и скопив небольшую сумму, по окончании школы Дженни отправилась в Оклахома-Сити, сняла небольшую квартирку и устроилась на скромную должность служащей в электрическую компанию.
   Более подходящее место нашлось через три месяца, но и там она не удержалась долго. Однообразная работа в офисе, занятия одним и тем же быстро надоедали ей. Как только Дженни понимала, что каждодневная рутина начинает ее засасывать, она бросалась на поиски новой работы. И так много раз.
   Набравшись печального опыта, Дженни решилась в одночасье начать кардинально новую жизнь. Неожиданно она вспомнила, что в свое время была очарована Новым Орлеаном! Ей казалось, что этот город, где говорили лениво и двигались медленно, лучшее место старого Юга. Новый Орлеан словно манил ее к себе издалека. Дженни смутно ощущала, что именно там она найдет свое счастье.
   В Новом Орлеане решительности у Дженни несколько поубавилось. Ее подход к работе не изменился. Она меняла места с поразительной легкостью. Ей казалось, что в каждом офисе, где она служила, царили повсеместная тупость и неспособность к свободному творческому мышлению.
   Отец-фермер с раннего детства приучал ее к строгому учету всего, что только можно было учесть, — сил, средств, времени, денег. Длинную вереницу ее постоянно сменяющихся шефов волновали исключительно доход и эффективность производства. В своем роде это, конечно, тоже был учет, но он напрочь лишал Дженни возможности думать самостоятельно. Она оправдывала это своим возрастом, так как была, как правило, значительно моложе остальных сотрудников. Ну а они смотрели на нее всегда как на новичка — подняться на более высокую ступеньку она просто никогда не успевала.
   Наконец ей показалось, что она нашла для себя кое-что подходящее. В редких промежутках между очередными поисками работы Дженни очень часто приходилось иметь дело с новыми компьютерными программами. Она с удовольствием окончила вечерние курсы программистов и приступила к работе в коммерческой фирме, специализирующейся на разработке новых компьютерных программ.
   Первая серьезная заявка поступила от владельца бакалейного магазина. Он захотел объединить свой офис и магазин единой компьютерной сетью. Про компьютер он мог сказать только, что это коробка с телевизором, а уж о первичных навыках работы на нем и говорить не приходилось. Дженни глубоко вздохнула, мысленно выругалась и с милой улыбкой пообещала превратить его офис в центр передовых программный технологий.
   В полдень следующего дня Дженни принесла новый компьютер в бакалейный магазин и показала, как он работает. Менеджер велел попытаться обучить бакалейщика, как запускать «эту чертову штуку». Трудно сказать, получилось ли у нее последнее, но клиент остался доволен, и дело пошло на лад. Ее мастерство и опыт программиста быстро росли, и теперь, через пять лет, Дженни была достаточно опытным, авторитетным и прочно стоящим на ногах консультантом по программам. Однако жизнь продолжала дорожать, и Дженни, не желавшей покидать центр города, тот настоящий Новый Орлеан, сохранивший неповторимую атмосферу старого Юга, пришлось расширить сеть клиентуры и высчитывать каждый цент.
   Когда клиентов не было, Дженни работала на дому, создавая собственные прикладные программы (Роб называл их игрушками), заодно создавая базу для дальнейшего развития собственного бизнеса.
   Так и текло время. Если вдруг на рынке появлялась более мощная версия программы, Дженни приходилось начинать все сначала. Живя в таком ритме, она просто не могла выкроить время на то, чтобы подумать о личной жизни. Кроме того, не так легко было найти мужчину, который бы согласился целыми днями (а иногда и ночами) смотреть на жену, сидящую за монитором.
   Дженни перевернула газетный лист и перешла к разделу юмора. Наконец-то она более или менее отвлеклась. Продажные политики, чудодейственный чеснок, книга, сон — все это понемногу ушло на задний план.
   Но ненадолго.
   Она перевернула страницу назад, к разделу, в котором писалось об уик-эндах. В правом нижнем углу полосы красовались репродукция знакомой обложки и объявление, что Бретт Мак-Кормик раздает автографы сегодня в книжном магазине Уолдена в два часа дня.
   Дженни колебалась не больше мгновения. Итак, она встретится с человеком, проникшим в ее старый кошмар. Она посмотрит ему в глаза, может быть, сумеет поговорить с ним, может быть, даже решится расспросить… Да! Она его спросит: «Скажите, мистер Мак-Кормик, откуда вы вообще взяли эту историю? Придумали сами? От кого-то услышали?»
   Совпадение. Да, опять совпадение: она и не подозревала, что ее любимый автор живет в Новом Орлеане. Она представила, как Питер Дженнингс, популярный телевизионный комментатор, расскажет эту невероятную историю с голубого экрана, как сама Барбара Уолтере возьмет у нее интервью, чтобы донести все детали до ошеломленных зрителей.
   — Так ты, Джен, — или мне называть тебя Анной? — уже однажды пережила свою смерть?
   — Да, Барбара, это было ужасно, я видела убийцу, видела, как она убивает меня!
   Дженни усмехнулась и мысленно увидела свою улыбающуюся физиономию на тысячах рождественских сувенирных футболок.
   Она совершенно успокоилась и вышла на раскаленную улицу. «Корвет» стоял на том же месте. Вздохнув, она пошла к своей машине, и снова ей показалось, что горячий воздух буквально давит на ее плечи.
   Мотор ровно загудел, и Дженни покатила вперед по набережной Миссисипи, к магазину Уолдена.
   Она ехала, чтобы найти ответ.
 
   Как и каждую субботу, город был переполнен туристами. Одни желали посетить знаменитый новоорлеанский океанариум, другие просто хотели проехаться вдоль Миссисипи, чтобы через шестьдесят миль езды по шоссе, тянущемуся вдоль широкой реки, встретиться с голубыми просторами Атлантики.
   Но для Дженни это была не просто суббота. Она чувствовала, что выяснит сегодня что-то очень важное для себя, что-то такое, что, возможно, в корне изменит всю ее дальнейшую жизнь.
   К ее удивлению, народу у дверей магазина было больше, чем она думала: пожалуй, несколько сотен. Каждый из присутствующих, впрочем, не нарушая рамок приличия, пытался протиснуться поближе к дверям, что создавало незаметную со стороны толкотню. У дверей, грозя обвалиться на публику, возвышались два ярких рекламных щита.
   Народ заволновался, расступился в разные стороны, и из магазина, улыбаясь, вышел человек, который знал то, чего не знала Дженни. Теперь она лихорадочно соображала, каким образом ей пробиться через плотную толщу людей, обратить на себя внимание знаменитого автора, заговорить с ним и задать тот самый главный вопрос. Стоило ей приехать на пару минут позже, она бы уж точно не смогла этого сделать. Стоящие впереди уже раскрыли свои экземпляры «Безумной ярости», надеясь получить автограф.
   Минут через пятнадцать Дженни отчетливо поняла, что мысли в голове сбились в беспорядочную кучу. Она старалась хотя бы приблизительно сформулировать то, что ей было необходимо сказать Мак-Кормику.
   «Извините, пожалуйста, почему вы описали в своей книге мой собственный сон?» Хорошенькое дело! После такого заявления она бы имела неплохой шанс пройти бесплатное психиатрическое освидетельствование за счет федерального бюджета.
   В это время управляющий магазином вежливо и решительно выпроваживал за линию охранников тех, кто не держал в руках экземпляра книги с чеком магазина. Все они в мгновение ока оказывались за «линией общения».
   — Но тогда мы не сможем получить автограф, — энергично запротестовала женщина, стоящая впереди Дженни.
   Управляющий улыбнулся дежурной улыбкой:
   — Мистер Мак-Кормик подписывает только книги, купленные у меня, причем сегодня. Если он узнает, что я нарушаю договор, он очень рассердится.
   Толпа недовольно заворчала, но Дженни было не до того. В следующий момент Мак-Кормик поднял голову, они встретились взглядом и застыли, глядя друг на друга. Как будто что-то острое кольнуло Дженни. Она стояла не двигаясь. Он — тоже. Хотя она была уверена, что никогда не видела его раньше.
   У него было смуглое скуластое лицо и классический античный нос. Блестящие черные волосы, ниспадающие на воротник рубашки, напоминали шелк. А еще у него были темно-голубые глаза, поражающие своей глубиной. Эти глаза смотрели на Дженни, а она буквально тонула в них. Первый раз в жизни Дженни находилась в состоянии настоящего шока.
   За долю мгновения она прочла в его глазах и желание помочь, и доброжелательность, и облегчение, и еще очень-очень многое, что невозможно было передать словами. Дженни первая нарушила это телепатическое общение, отведя взгляд в сторону. Неожиданно во рту возник вкус мокрых опилок, и в груди появилась ноющая боль.
   Беллетрист двинулся дальше, и теперь, как Дженни ни вытягивала шею, она видела только рослую привлекательную блондинку, как будто сошедшую с обложки журнала «Вог». Она шла вслед за писателем странной журавлиной походкой. Поравнявшись с Дженни, блондинка пристально посмотрела на нее.
   Время уходило, и Дженни решилась.
 
   Грейс Уорен, литературный агент и друг Бретта, неплохо заработала на его новом бестселлере. Как всегда, сопровождая его на подобных мероприятиях, она сразу выделила из толпы женщину, смотрящую на Бретта. Смотрящую, черт возьми! Это был не взгляд, а какой-то гипнотический транс. Да и сам Бретт, только что уверенно лавировавший меж своих многочисленных почитателей, как будто споткнулся.
   Она прекрасно знала его обычный, предназначенный публике бегло-профессиональный взгляд и соответствующую таким случаям улыбку.
   Грейс нахмурилась. Долгое знакомство с Бреттом позволяло ей делать определенные выводы. Нельзя сказать, что он не любил женщин, но дефицит времени накладывал определенный отпечаток на общение с ними. Бретт, как правило, общался с девушками спокойными, нашедшими свое место в жизни и имеющими до противности точно выработанный жизненный план. Самое главное, что эта категория женщин никогда не вмешивалась в его работу. А для Бретта это действительно было главным. Все они имели одно свойство, которое особенно импонировало Грейс, — редкие из них задерживались у Бретта дольше одной ночи.
   А рядом с Грейс Бретт шел в гору не по дням, а по часам. Вот и сейчас ей предстояло утрясти все издательские проблемы и ринуться на телевидение в Нью-Йорк. Конечно, вместе с Бреттом.
   Бретт продолжал пробираться среди толпы, каждый хотел поговорить с ним или хотя бы пожать его руку. Девушка с большими серыми глазами, которая на общем фоне, по мнению Грейс, выглядела сумасшедшей, судорожно полезла в сумочку, вынула оттуда лист бумаги, ручку, что-то быстро написала и передала Мак-Кормику.
   Секундой позже Грейс вспомнила свои обязанности. Она сжала руку Бретта, задерживая его продвижение вперед, и громко сказала:
   — Дамы и господа! Наша презентация нового бестселлера подошла к концу. К сожалению, мы крайне заняты, так как мистеру Мак-Кормику предстоят съемки на телевидении: в программах «Шоу сегодня» в понедельник, «С добрым утром, Америка» во вторник, а также в утренних новостях Си-би-эс в среду.
   Они с Бреттом прощально взглянули куда-то в центр толпы, затем Грейс взяла его под руку и повела к дверям магазина. Бретт оглянулся, на его лице появилась улыбка, причем Грейс была уверена, что улыбка предназначалась той самой девушке, и последовал за своим агентом. Грейс обернулась, и ее беглый взгляд красноречиво сказал: «Очнись, милая. Здесь твои шансы равны нулю».

Глава 3

   Всю дорогу до аэропорта Грейс и Бретт не проронили ни слова. Мысли Бретта были заняты девушкой с серыми глазами и волосами цвета липового меда. С тех пор как он встретился с ее внимательно-изучающим взглядом, она больше не выходила у него из головы. Прочитать записку при Грейс он посчитал неудобным, тем более что записки, переданные таким образом, обычно содержали одно и то же, за исключением имени и телефона.
   Да, записки от поклонниц Мак-Кормик получал довольно часто. Правда, если девушка с серыми глазами рассчитывала поближе с ним познакомиться, у нее было на полшанса больше, чем у остальных. А пока он сидел в машине рядом с Грейс и гадал, что этой девушке было нужно.
   На собственном опыте Бретт убедился, что в конечном счете женщинам всегда от него что-нибудь требовалось. Всегда и без исключения, рано или поздно, но это всплывало наружу. Бретт был для них своеобразным символом, целью, к которой надо идти, иногда по головам поверженных соперниц.
   Бретт криво усмехнулся, вспомнив, что паломничество к нему началось еще во время учебы в колледже.
   Его родной затрапезный городишко Форт-Уэйн, штат Индиана, отнюдь не считался центром мироздания, в который бы собиралась молодежь со всей округи. На втором курсе Бретт почувствовал тягу к спорту и решил всерьез заняться футболом. Команда его колледжа не блистала по этой части особыми талантами и за четыре года сумела выиграть целых три игры. Вскоре Бретт понял, что свободное время можно проводить не только обливаясь потом на футбольной площадке. Вежливо пожелав команде дальнейших успехов, он, чтобы не терять спортивную форму, переключился на женщин и за оставшееся время обучения постарался максимально преуспеть на этой стезе.
   Он рассматривал встречи с ними приблизительно как посещение театра. Но театральный репертуар оказался однообразен, актерские роли расписаны, будто под копирку, и уже очень скоро Бретту все это донельзя надоело. Бретт вспомнил одну девушку из колледжа, которая, сидя за рулем «бьюика» (естественно, не своего, а папаши), битый час рассказывала ему, что предпочитает трахаться с мужиками, обладающими спортивным торсом, и именно поэтому выбрала Бретта. И, черт побери, очень сомнительно, чтобы остальные пассии Бретта рассуждали иначе.
   В один прекрасный день герой-любовник понял, что если так будет продолжаться, то он останется без денег не только на учебу в колледже, но и на жизнь.