— Милостивый Боже, — всхлипнула она. Ее пальцы вцепились в спинку кровати, ноги дрожали, едва удерживая на весу ее слабеющее тело. — Милостивый Боже, Блэкхит, мне даже и не снилось, что это может быть так…
   — Спи крепче, — хмыкнул он, и его губы и язык занялись набухшим, но еще спрятанным под нежной кожей бутоном, играя им, трогая его, лаская его…
   У Эвы от неожиданности вырвался крик. Она взлетела на вершину блаженства, ей показалось, что произошел взрыв, разметавший все ее чувства на миллион кусочков. Она чуть не рухнула прямо ему на лицо, на рот, который довел ее до такого бесстыдного состояния, и едва успела оттолкнуться, чтобы приземлиться на грудь. Он громко выдохнул и стал смотреть на нее, мужчина, перешедший грань безумия, его глаза были настолько дикими, настолько яркими, что она поняла: этого взгляда ей никогда не забыть.
   Она знала, чего он хочет.
   Знала, чего он жаждет.
   «Дай это ему!»
   А затем возникла та оскорбленная, вечно страдающая часть ее существа, которая не переставала требовать расплаты: «Властвую над ним».
   Она сдвинулась назад, приподнялась и насадила себя на его член, задохнувшись, когда он глубоко вошел в нее и заполнил ее собой.
   Но у нее не оставалось времени, чтобы передумать. Его бедра уже двигались, мышцы на груди и животе бугрились и блестели мелкими каплями пота. Глаза герцога горели диким огнем. Он двигался все быстрее и быстрее, часто и хрипло дыша. С каждым безжалостным толчком Эва ощущала головокружительное наслаждение, отчаянное желание брать и быть взятой, господствовать и подчиняться и… да, о да, этот изумительный, разрывающий на части взрыв мучительного наслаждения, которое, как она почувствовала, вновь обрушивается на нее…
   Пронзая ее своими яркими черными глазами, он в последний раз с силой вошел в нее, и они оба утратили всякое ощущение реальности. Эва закричала и упала ему на грудь, плача от сладкой боли. Ее тело все еще конвульсивно подрагивало.
   Так она и лежала, с трудом переводя дух. Она только что занималась любовью с герцогом Блэкхитом.
   Только что переспала со своим врагом.
   И сейчас это ее нисколько не смущало.
   Тук-тук-тук.
   Эва в полудреме грезила о далеком детстве. Она снова была маленькой девочкой. Отец вернулся из плавания домой. Он привез ей конфет, коробку специй из Марокко и много рассказов о захватывающих приключениях…
   Тук-тук-тук. Теперь звук был громче, настойчивее.
   — Откройте дверь.
   Это не голос отца. Эва почти проснулась.
   — Мадам, откройте дверь, — повторил тот же голос, и Эва с испугом поняла, что ее ухо покоится на груди мужчины, в том месте, где шея встречается с ключицей.
   На груди Блэкхита.
   Безумными глазами она посмотрела на дверь, понимая, что если ее застанут в таком виде, то она никогда уже не сможет взглянуть в лицо ни одному из своих высокопоставленных друзей.
   — Кто там?
   — Анри, мадам. У меня записка от доктор Франклин. Эва застыла.
   — Будь я проклят, но ваша работа никак не закончится, да? — проговорил лежащий под ней мужчина.
   — Тише, Блэкхит! — Она соскочила с кровати, схватила платье и, на ходу надевая его, поспешила к двери. Эва чуть приоткрыла ее, загораживая собой образовавшуюся щель.
   — Мне очень жаль, мадам, но доктор Франклин прислаль меня за вами. Сказаль, что граф де Верженн скоро начать говорить речь о вашей американской победа, и не годится, если вы в это время не появитесь. — Парень поклонился и робко смотрел на нее. — Это слова месье, мадам. Не мои.
   — Конечно. Скажи доктору Франклину, что я спущусь через минуту.
   Эва захлопнула дверь и, тяжело дыша, прислонилась к ней спиной. Де Верженн — это французский министр иностранных дел, человек, чью поддержку в американском вопросе Франклин пытался заполучить в течение нескольких месяцев! Остаться здесь стало бы оскорблением… О Боже, что теперь?
   Блэкхит, по-прежнему надежно связанный и спокойно лежащий на кровати, нахально улыбнулся, глядя на нее.
   — Будет жаль, если доброму доктору придется подняться за вами, да?
   — Не хочу даже слышать об этом.
   — Ну же, Эва, Уверен, что вы сможете привести себя в божеский вид, ну по крайней мере к середине речи. Освободите меня, и я обеспечу, что вы окажетесь там к началу.
   — Я не могу освободить вас, не сейчас!
   — Это почему же?
   — Я не верю вам! — почти выкрикнула она, понимая по блеску в его глазах, что интуиция ее не подводит. По совершенно спокойному взгляду герцога она догадывалась, что действие снадобья закончилось, но Эва не собиралась рисковать. Она не позволит Блэкхиту оставаться одному в ее спальне, которую он может обыскать и неизбежно обнаружить любовный эликсир.
   — Я освобожу вас, но вам придется уйти, — сказала она, лихорадочно собирая одежду.
   — Нет, мадам. Я, пожалуй, предпочту остаться.
   — Вам придется уйти, Блэкхит! Он ответил галантной улыбкой.
   — Как, и пропустить остальные вечерние… развлечения? Даже и не мечтайте об этом. — Его улыбка стала коварной. — Особенно когда настоящий эликсир под рукой. Настало время испробовать, действует ли он на вас так же, как на меня, моя дорогая.
   Значит, он понял. Понял, что она дала ему снадобье. Проклятие! Эва, медленно закипая, повернулась и посмотрела на него. На его великолепную грудь. На широкие мускулистые плечи. На красивую шею…
   Шея.
   «Прости, Господи». Это будет не больно, и если он не уйдет, то остановить его она может лишь одним способом. Он просто вынуждает сделать это.
   — Что ж, Блэкхит, — коротко сказала она, поспешно отвязав его и швырнув ему одежду. Эва влезла в фижмы, надела через голову нижние юбки, расправила их на каркасе и. повернулась спиной к своему самодовольному любовнику, чтобы тот мог как следует зашнуровать корсет. Она с нарастающей паникой смотрела на часы, сдерживаясь, чтобы не ругаться на него за каждый резкий рывок, за медлительность, хотя понимала, что он все делает даже быстрее, чем ее собственная служанка.
   Она подвязала корсаж, заправила волосы под элегантную шляпку, схватила платье и накинула его на себя. Снизу доносился нарастающий шум. Аплодисменты. О Господи, все может начаться в любой момент — ей нужно идти вниз!
   — Спасибо вам, Блэкхит, — выкрикнула она, повернувшись у него в руках и притворяясь, что с такой благодарностью бросается к нему на шею, что ему пришлось отступить на шаг, его ноги уперлись в край кровати. — Вы просто находка.
   Она обвила руками его шею и поцеловала его.
   Крепко.
   Он, конечно, не подозревал о фокусе, который она вот-вот проделает. Она стала опускать руки. Одна легла ему на талию, а ладонь другой остановилась у самой шеи. Пальцы образовали безобидную фигуру в виде буквы V и оказались по обеим сторонам шеи, будто бы лаская ее.
   «Он ничего не поймет. Просто сделай это».
   Она знала, что поступает отвратительно. Предательски. Коварно.
   «Ты нужна своей стране».
   Эва притворилась, что забылась в поцелуе, и, словно в страстном порыве, надавила пальцами ему на шею. «Давай, ну, падай же!» — торопила она, сожалея, что этому поцелую предстояло так же внезапно закончиться, как он и начался.
   Его губы стали безвольными, ноги подломились, и он рухнул на кровать. Эва кинулась к нему, внушая себе, что го необходимо, иначе он уже через несколько мгновений придет в себя и со всей злостью отыграется на ней.
   Но пока она неумело пыталась опять связать ему руки, он зашевелился, и женщина подумала, что придется сделать это снова. Его руки дернулись, а могучие плечи судорожно задрожали, когда он стал приходить в сознание. Проклиная себя за это, Эва наклонилась и снова надавила пальцами на две точки по обеим сторонам шеи. Он открыл глаза и пронзил ее неподвижным взглядом, в котором читался изумленный упрек. Он собрал в кулак всю свою волю. Но здесь одной лишь силы воли было недостаточно. Его глаза закатились, и он, вздохнув, опять потерял сознание.
   Кусая губу, она подержала пальцы на его шее еще несколько опасных мгновений и затем убрала руку в надежде, что выиграла так необходимое ей дополнительное время. Эва на четвереньках проползла к изголовью кровати, взялась за связанные руки герцога и из всех сил стала тянуть. Тщетно. У нее на лбу выступили капельки пота. Где-то на платье затрещали нитки. Она тянула, дергала, ругалась, и наконец ей удалось сдвинуть его на дюйм… несколько дюймов… еще немного, пока его безвольные руки не оказались у спинки кровати.
   Все же не достают…
   Тук-тук-тук.
   — Иду! — мгновенно отозвалась она.
   — Эва, это я, — раздался из-за двери встревоженный голос Франклина. — У тебя все в порядке? Можно мне войти?
   — Я уже выхожу, — выдохнула она, изо всех сил затягивая путы на бесчувственном герцоге и соскакивая с кровати. Он не скоро соберется куда-нибудь уйти. Она вернется, как только закончится речь.
   Женщина взглянула в его безмятежное лицо. Чувство вины и стыда наполнило ее душу, и она поспешно отвернулась, пока это чувство не захлестнуло ее.
   Когда она вывела из строя брата этого человека, совесть ее не мучила. Нисколечко.
   Она испытывала пренебрежительное удовлетворение властью над мужчинами и легкостью, с которой побеждала их.
   Но не в этот раз.
   Она выбежала.

Глава 8

   К Люсьену медленно возвращалось сознание.
   Он увидел перед собой пустую комнату, освещенную колеблющимся пламенем свечи. Мгновение он лежал неподвижно, сбитый с толку, тщетно стараясь понять, что произошло. Он опять привязан к кровати. Голова раскалывалась от боли, а он все никак не мог понять почему. Совершенно точно, что она его ничем не била. Боль ощущалась не в каком-то определенном месте, она разливалась повсюду. Такого он еще не испытывал.
   Он прищурился и приподнял голову, преодолевая слабость. Ему подумалось, что следовало бы разозлиться и почувствовать унижение из-за того, что с ним справилась женщина, — но ничего этого не было. Вместо этого он был очарован и заинтригован. Он недоверчиво усмехнулся. Что, черт побери, она сделала с ним?
   В самом деле опасная женщина…
   Он помнил, как она неистовствовала, сидя на нем верхом, и неземное любовное блаженство, охватившее их обоих. Он помнил, как она забылась во сне у него на груди, помнил, что ее волосы напоминали мягкий шелк. Он помнил, что кто-то стучал в дверь, ее отчаянные попытки убежать, как она развязывала ему руки… и на этом воспоминания обрывались.
   И все же он снова связан. А она исчезла вместе со своей одеждой. Как ей удалось самой одеться? Если он и помогал ей, то никак не мог этого вспомнить…
   Он поймет это, но не сейчас. Напружинившись, Люсьен подтянулся повыше. Шарф натянулся. Он улыбнулся. Как он и подумал, она оставила его достаточно далеко от спинки кровати, чтобы, подтянувшись наверх, он получил возможность ослабить путы. Должно быть, она страшно торопилась, раз поступила так неосторожно.
   Будет забавно, если она обнаружит, что он исчез, всего лишь порвав свой несчастный шарф. Но это не станет символом столь полной победы. Ну нет. Намного лучше просто отвязаться и оставить шарф сложенным у нее на подушках…
   Люсьен легко освободился, но на ноги поднялся с величайшим трудом.
   Он едва не упал, вцепившись в спинку кровати. Блэкхит ругнулся. Поскольку он не раз видел действие эликсира на других людях, у него не возникло никакого сомнения в том, что именно Эва добавила ему в шампанское. Выпустив из рук опору, он, пошатываясь, направился к туалетному столику, вспомнив, что, прежде, чем вручить ему бокал, она там подушилась.
   О да. Вот и чарующий пурпурно-гранатовый цвет эликсира, хоть она и попыталась замаскировать его, перелив во флакон из-под духов. Криво усмехнувшись, Люсьен покачал головой. Он не мог не восхищаться ее хитростью. Что ж, она может думать, что переиграла его, но ей придется кое-что узнать о том, с кем она имеет дело. Неторопливо одевшись, Люсьен критически оглядел себя в зеркало. Жаль шарфа. Если бы не он… то все в порядке. Все на своих местах. Словно ничего и не случилось.
   Герцог пристегнул шпагу, опустил в карман флакон и уже было собрался уходить, когда заметил на столе стопку бумаги. Сухая улыбка заиграла у него на губах.
   О, он не мог устоять.
   Просто не мог — и все.
   Он взял перо, открыл чернильницу и сел, специально пережидая, пока уляжется головокружение, чтобы прыгающий почерк не выдал его состояния.
   Усмехнувшись еще шире, он начал писать:
   «Моя милейшая Эва!
   Когда в следующий раз решите привязывать находящегося в бессознательном состоянии пленника, позвольте мне показать вам, как это правильно делается. Между тем примите мои поздравления по поводу вашей изобретательности, надежду на скорейшее появление новостей относительно лорда Брукхэмптона и признательность за в высшей степени полезный и приятный вечер… а также за эликсир, который, как я рад сообщить вам, вернулся к своему законному владельцу. Если у вас появится желание получить его назад, приезжайте в Англию. Я с величайшим удовольствием приму вас.
   Блэкхит».
   Это последнее «приму» он трижды подчеркнул, чтобы намек был понят наверняка. Потом с торжествующей улыбкой вышел из комнаты.
   Сыгран еще один раунд, еще одна партия выиграна.
   Через две недели после бегства герцога Блэкхита Эва проснулась с головной болью. Когда до нее донесся запах жарящихся на кухне тостов, ее замутило так, словно желудок вот-вот вывернется наизнанку.
   Она задернула занавески и вернулась на кровать, массируя виски и стараясь заставить желудок успокоиться. Она была вне себя от ярости, когда, вернувшись в комнату, обнаружила, что исчез не только Блэкхит, но и эликсир. Кляня все на свете, она упала в кресло у окна, устремила грустный взгляд на кровать, где Блэкхит показал ей такие головокружительные трюки, и предалась унынию. Потом постепенно в ней родилось уважение. И, наконец, она рассмеялась. Как можно сердиться на этого человека? Да, он еще раз переиграл ее. Он выиграл последний бой. Но ведь предстоят другие битвы. В этом она была уверена. Между тем она не могла не восхищаться его изобретательностью при побеге… уловке, при помощи которой он заставил их поменяться местами. При одной мысли о нем кровь закипела в жилах.
   Однако Эве было не до смеха, когда несколько дней спустя Мария Антуанетта потребовала эликсир. Ей пришлось признаться, что его у нее нет. Королева так разгневалась, что запретила Эве появляться в королевских покоях. А вскоре после этого Эву пригласили в резиденцию Франклина, где торжественно объявили, что ее пребывание в Париже угрожает переговорам, которые и без того тяжело даются американцам.
   — Мне жаль, Эва, но ты не можешь здесь оставаться. Ее величество королева очень недовольна тобой… сначала поддельный эликсир, который так повредил королю, а теперь пустые обещания по поводу настоящего. Ты должна на какое-то время исчезнуть из Парижа… по крайней мере до тех пор, пока мы не добьемся союза с Францией.
   Кипя от злости, раздумывая над тем, знает ли Блэкхит, до какой степени он разрушил ее жизнь — не говоря уже о репутации, — Эва напустила на себя маску надменности и уехала из столицы. Теперь бы самое время отказаться от поисков пропавшего лорда Брукхэмптона, но она же дала слово… Кроме того, ее усилия по поводу поиска лорда Брукхэмптона дадут ей повод вернуться в Англию и начать новый раунд борьбы с этим дьяволом Блэкхитом.
   О да. Она очень ждет этого.
   Перед отъездом из Франции она побывала в порту, где была захвачена «Сара Роз», а потом посетила тюрьму, в которой содержались заложники. Среди этой группы не оказалось пассажиров, только моряки из команды корабля, которые были по-прежнему одеты в нанковые штаны, бушлаты и видавшие виды рубахи. Эва критически осмотрела их. Это была пестрая, враждебно настроенная толпа немытых, заросших бородами мужчин, один или двое из них ранены и нуждались в медицинской помощи. Еще один пленник, не подававший признаков жизни, лежал в углу. Его светлые волосы, покрытые запекшейся кровью, превратились в засаленный колтун. Сочувствие к их положению боролось в душе Эвы с радостью по поводу того, что она их обнаружила. Самого факта, что британцы томятся во французской тюрьме, достаточно для протеста со стороны английского правительства.
   Ее глаза лучились торжеством. Она разглядывала пленников из-под широких полей шляпы, легкая улыбка играла у нее на губах. Франклину ведь все равно, кто кому объявит войну, Англия или Франция, если война, в конце концов, разразится. Гм-м. Она потрогала губу длинным ногтем. Тем более нужно ехать в Англию, чтобы поднять там шум…
   Ведь не важно, кто сделает первый залп, не так ли?
   А она с удовольствием продолжит свою личную битву с противным герцогом Блэкхитом.
   Невестка того самого герцога, Челсиана Блэйк де Монфор, была вся в хлопотах и заботах, руководя подготовкой к своему ежегодному новогоднему балу, когда появился лакей с визитной карточкой на серебряном подносе.
   — Миледи, — поклонился он. — Вас ждет в гостиной посетитель.
   — Спасибо, Маллигэн. Я сейчас спущусь. — Наблюдая за служанкой, которая, взобравшись на стул, прикрепляла над дверью серебряную канитель, Челси отбросила с лица прядь рыжеватых волос и взяла карточку. Только она собралась прочесть то, что было написано на картонке, как раздался оглушительный взрыв, потрясший все здание Розбриара до основания, а служанка, визжа, повисла на косяке двери, чтобы не свалиться с шаткого стула.
   Но Челси даже бровью не повела. — Все в порядке, Рыжий, — сказала она, кладя карточку в карман и опускаясь на корточки, чтобы успокоить старую охотничью собаку, свернувшуюся у ее ног. — Это Эндрю испытывает свою новую взрывчатку. Может, стоит сходить посмотреть, не взорвал ли он сам себя?
   Пес с усилием поднялся на старые, больные лапы и поплелся вслед за хозяйкой из зала.
   На дальнем выпасе Челси обнаружила своего симпатичного мужа-изобретателя изучающим почерневшую яму в земле и делающим какие-то записи в тетради. Его вьющиеся золотисто-каштановые волосы были заплетены в неопрятную косицу, а сам он выглядел смущенным. Суетливым. Услышав ее шаги, он поднял голову, и Челси едва удержалась, чтобы не рассмеяться.
   — Ох, Эндрю, — хихикнув, проговорила она. — Что случилось с твоими бровями?
   Нахмурившись, он потрогал пальцами то, что от них осталось — а не осталось ничего, кроме жесткой опаленной щетины.
   — К черту брови. Сколько еще потребуется попыток, прежде чем я смогу получить нужные пропорции для этой проклятой смеси?
   — Послушай, Эндрю, тебе не кажется, что лучше заняться изобретением… гм-м… менее опасных вещей?
   — Вроде любовного эликсира? — Насмешливо хмыкнув, он выпрямился, стряхнул пепел с одежды и вытер носовым платком покрытое копотью лицо. — Нет, Челси. Новое взрывчатое вещество, над которым я работаю, будет для общества намного полезнее. Если, конечно, я смогу найти нужную пропорцию. Представь пистолет, заряженный им! Вообрази его в ограниченном пространстве, возможно, приводящим в движение машину, лодку, мой двух купейный дилижанс…
   — Да, Эндрю. — Она улыбнулась, послюнила кончик пальца и пригладила то, что осталось от его рыжеватых бровей. — Я уверена, что это будет ценным вкладом, если, конечно, ты переживешь этап эксперимента. — Она взяла его за руку. — Хочешь чаю? Только что пробило пять часов.
   Он взглянул на небо, густо-серое, набрякшее тучами, и поежился, внезапно обнаружив, что день холодный и сырой.
   — Чай — это хорошо.
   — А как насчет того, чтобы пораньше лечь? — промурлыкала она, с намеком проведя рукой по его груди.
   Его глаза дали тот ответ, которого она и ждала.
   . Они неторопливо, чтобы Рыжий поспевал за ними, пошли в сторону дома. Запах влажной земли и мокрой травы витал над вересковой пустошью, и Рыжему даже удалось вспугнуть фазана в кустах ежевики. Только когда они вошли в дом, Челси вспомнила, что у нее посетитель. Ужасаясь своей бестактности, она полезла в карман, чтобы достать карточку…
   Как раз в этот момент из-за угла вышла ее кузина. Обе женщины замерли. Челси в потрясении, Эва с приятной улыбкой на устах, словно в последний раз они расстались добрыми подругами. Челси почувствовала, как под ее пальцами напряглась рука Эндрю, увидела, что его зеленовато-янтарные глаза стали жесткими и холодными.
   — Э-эва! — наконец пришла в себя Челси, у нее на лице засветилась робкая улыбка. — Какое…
   — Удовольствие видеть меня? — закончила за нее кузина с печальной усмешкой, глядя на них из-под широких полей шляпы, которая лишь подчеркивала необычную красоту ее лица, таинственность ее манер. — Не нужно притворяться, моя дорогая. — Она взглянула на Эндрю, который отвернулся, отказываясь удостоить ее взглядом. — А вы, милорд? Неужели женитьба лишила вас вежливости?
   — Вы последняя женщина на земле, которая заслуживает вежливого обращения, — парировал он, затем кивнул Челси и, словно не замечая Эву, вышел из комнаты.
   — Подумаешь, — выдохнула Эва, подняв брови. — Он не из тех, кто умеет прощать, да?
   Челси, обратив внимание на бледность Эвы, ее необычное поведение, тени под ее зелеными, широко поставленными глазами, решила оставить это замечание без ответа. Что-то здесь не так.
   — Пойдем, Эва. Позволь предложить тебе что-нибудь перекусить. Ты ведь едешь издалека…
   — Из Франции. Я приехала лишь сегодня утром и, — ее голос стал бесцветным и жестким, — благодаря твоему дьявольскому свояку не скоро поеду обратно.
   — О Господи, что Люсьен натворил в этот раз?
   — Я бы не стала обсуждать это при слугах. — Эва поплотнее запахнула плащ, надеясь, что Челси не заметит боли и страха, спрятанных под привычной маской полного равнодушия. Реакция Эндрю заставила ее почувствовать себя неловко и неуютно, хотя она понимала, что такое отношение вполне оправдано. Но что чувствует кузина? Ведь они с Челси выросли вместе. Она учила Челси фехтовать. Стрелять. Выживать в мире мужчин. Челси боготворила ее. Когда-то.
   Но это было до ограбления.
   Эва сомневалась, что Челси и теперь восторженно относится к ней. Она даже сомневалась, что кузина вообще рада ее видеть.
   — Пойдем же. Давай устроим чай в гостиной.
   Там молодая женщина поспешно налила им обеим горячего пахучего напитка. Эва подняла свою чашку, ее сильно замутило, когда Челси предложила ей блюдо сырных печений. Она замотала головой и, сглотнув, поборола тошноту.
   — Эва, прости, что вмешиваюсь не в свои дела, но нет ли у тебя каких-то неприятностей?
   У Эвы вырвался резкий, словно кашель, смех. Он прозвучал как-то странно, даже для нее самой. Она поставила чашку на блюдце, чтобы не расплескать чай.
   — У меня? Неприятности? — У нее были такие неприятности, что она даже не знала, что с ними делать. — О нет, Челси. Я здесь для того, чтобы кое-что сделать для человека, который почти сломал мою жизнь.
   — Люсьен? Он привык почти ломать жизни других, но могу тебя заверить, что в конечном счете все заканчивается хорошо.
   — Я не представляю, как то, что меня обманули, унизили и отлучили от французского двора, не говоря уж о Париже, может «закончиться хорошо». Но дело не в этом.
   Я отомщу.
   — Это хорошо.
   — Хорошо? — Эва посмотрела на нее как на умалишенную. — Вообще-то мы говорим о брате твоего мужа.
   — Я знаю. — Челси улыбнулась и сделала глоток чая. — Так что он натворил?
   Эва не собиралась откровенничать с кузиной, но в серебристо-зеленых глазах Челси читалось искреннее сочувствие. Эва рассказала все, скрыв лишь некоторые неприятные детали, а именно то, что она переспала с герцогом Блэкхитом и что лучше этого у нее не было никогда в жизни. Она объяснила, почему напала на экипаж де Монфоров и похитила то, что считала эликсиром любви. Она поведала, как пробралась в спальню Люсьена и украла настоящее снадобье. Она рассказала, как Люсьен приехал во Францию и попросил ее помочь в поисках лорда Брукхэмптона и как она оставила его связанным и беспомощным в своей комнате, но по возвращении обнаружила, что и он, и эликсир исчезли.
   — Связанным и беспомощным? — воскликнула Челси, чуть не захлебнувшись чаем. — Люсьена?
   — Это вовсе не сложно, если знать некоторые приемы, — подтвердила Эва с легкой улыбкой.
   На этом месте Челси так расхохоталась, что ей пришлось поставить чашку, чтобы не облиться кипятком. Эва, криво усмехнувшись, проговорила:
   — Вижу, что герцог Блэкхит нажил себе врагов даже в собственной семье.
   — Не уверена, что слово «враги» здесь уместно, но он делает все для этого. Он старается все держать под контролем. На чувства других ему наплевать. Для него полезно получить пару затрещин. Я бы хотела на это посмотреть.
   Эва улыбнулась, подумав, что лучше бы Челси этого не видеть.
   — Но тебе ведь нужна моя помощь, да? — успокоившись, проговорила Челси. Она дотронулась до руки Эвы, проявляя такую доброту, что у Эвы защемило сердце. — Что я могу для тебя сделать, Эва?
   Эва печально улыбнулась.
   — Я не уверена, что ты сможешь помочь мне, Челси. Но мне нужно где-то остановиться, по крайней мере до того, как в Париже все уляжется. — Она отвела взгляд, стараясь сохранить гордость и достоинство. — Я не знаю, стоит ли просить об этом, памятуя о неприятностях, которые я доставила тебе и твоему мужу, но не приютишь ли ты меня на некоторое время, Челси?
   — Нет.
   Женщины подняли головы. Лорд Эндрю стоял в дверях и с открытой неприязнью смотрел на Эву.