Страница:
Звякнул колокольчик, и из почтовой конторы с газетой на голове вместо зонтика вышла Эстер. Она открыла дверцу машины, стряхнула воду с газеты и небрежно швырнула ему на колени.
— Что там такого?
Это был дневной выпуск «Лестер Мёркьюри», местной газетенки.
— Печатаются же призывы о содействии полиции. Когда кто-нибудь исчезает.
Хорошая мысль, вынужден был признать Джерихо. Однако, хотя они внимательнейшим образом просмотрели газетку — даже дважды, — ни фотографии Клэр, ни какого-либо намека на ее поиски не обнаружили.
Почему она убежала? Этого ни он, ни Эстер никак не могли понять. Все остальное казалось вполне логичным: прежде всего как шифровки попали ей в руки, зачем ей захотелось их прочитать, почему ей был нужен сообщник. Но зачем потом совершать поступок, который наверняка привлечет к тебе внимание? Почему она не вышла в утреннюю смену?
— Ты, — после долгих размышлений с ноткой осуждения произнесла Эстер. — По-моему, это должен быть ты.
Словно выступая на стороне обвинения, она вернула его к событиям субботней ночи. Приезжал к ним в дом, так? Обнаружил перехваты, верно? Мужчина внизу появлялся, да?
— Да.
— Он тебя видел? — Нет.
— Ты что-нибудь сказал?
— Возможно, крикнул: «Кто там? » или что-то вроде этого.
— Значит, он мог узнать тебя по голосу?
— Возможно.
Но, выходит, и я мог его знать, подумал Джерихо. Или по крайней мере он меня знает.
— В котором часу ты уехал?
— Точно не помню. Около половины второго.
— Что и требуется, — заключила она. — Это именно ты. После того как ты уехал, Клэр возвращается домой. Обнаруживает пропажу перехватов. Догадывается, что они у тебя, поскольку тот таинственный посетитель сообщает ей о твоем появлении там. Считает, что ты немедленно передашь их начальству. Пугается и убегает…
— Но это же чистое безумие. — Джерихо перевел взгляд с дороги и удивленно уставился на Эстер. — Я в жизни ее не предавал.
— Это говоришь ты. Но она-то знала об этом?
Знала ли она? Нет, дошло до него. Он снова сосредоточился на езде. Нет, она не знала. На самом деле, если судить по его поведению той ночью, когда она нашла чек, у нее были все основания считать его помешанным на правилах секретности — довольно смешно, учитывая, что в данный момент у него в кармане одиннадцать похищенных шифрограмм.
К заросшей травой обочине, пропуская их, прижался старенький, будто из музея, автобус с ведущей на второй ярус наружной лесенкой. Школьники дружно замахали им вслед.
— Что у нее за ухажеры? С кем, кроме меня, она встречалась?
— Этого тебе не надо знать. Поверь мне. — Эстер с удовлетворением повторила его слова, сказанные тогда в церкви. У него не было причин осуждать ее за это.
— Давай-давай, — Джерихо, вцепившись в баранку, глянул в зеркальце. Автобус постепенно скрывался из виду. Из-за него появлялся автомобиль. — Нечего меня щадить. Давай упростим. Ограничимся мужчинами из Парка.
Да она их только видела, а как зовут, не знает. Клэр никогда не называла их по фамилии.
Тогда пусть опишет.
Эстер стала описывать.
Первый, кого она увидела, был молодой, рыжеватый, чисто выбритый. Встретила его на лестнице как-то утром в начале ноября. Он спускался с ботинками в руке.
Рыжеватый, чисто выбрит, повторил про себя Джерихо. Никого похожего.
Неделю спустя Эстер, возвращаясь на велосипеде домой, заметила полковника, который парковал на тропинке армейскую машину с потушенными фарами. Потом был летчик, которого звали Иво, фамилию забыла, употреблявший непонятные слова вроде «долбежка», «гробы» или «шоу». Клэр страшно любила его передразнивать. Из какого он барака, шестого или третьего? Совершенно уверена, что из третьего. Бывал у нее и достопочтенный парламентарий Эвелин с двойной фамилией — «далеко не почтенный, милочка», — с которым Клэр познакомилась в Лондоне во время бомбежек; теперь он работает в особняке. Был один постарше, имеющий, по мнению Эстер, отношение к флоту. И еще американец: тот определенно моряк.
— Это, должно быть, Крамер, — заметил Джерихо.
— Ты его знаешь?
— Он одолжил мне эту машину. Когда это было?
— Примерно месяц назад. Но у меня сложилось впечатление, что они просто друзья. Доставал ей «Кэмел», нейлоновые чулки, но ничего такого не было.
— А до Крамера был я.
— О тебе она никогда не говорила.
— Весьма польщен.
— Учитывая, как она отзывалась о других, для этого есть основания.
— Кто-нибудь еще? Она поколебалась.
— За последний месяц, возможно, был кто-то новый. Но можно сказать определенно, что ее подолгу не бывало дома. Как-то недели две назад у меня была мигрень и я ушла с работы пораньше. Мне тогда показалось, что я слышала в ее комнате мужской голос. Но даже если я не ошибаюсь, они перестали разговаривать, когда услышали, что я поднимаюсь по лестнице.
— Итак, я насчитал восьмерых. Включая себя. И не учитывая тех, кого ты забыла или не знаешь.
— Извини, Том.
— Все нормально. — Ему удалось изобразить подобие улыбки. — Их даже меньше, чем я думал. — Он, разумеется, сказал неправду и заметил, что она об этом догадывается. — Интересно, почему я не презираю ее за это?
— Потому что она такая, как есть, — неожиданно зло ответила Эстер. — Разве она делала из этого секрет? И если уж кто-то ее презирает за то, что она такая, спрашивается, как же он может ее любить? — Шея Эстер густо побагровела. — Если кто-то хочет любить собственное подобие — пожалуйста, на это всегда есть зеркало.
Она откинулась на спинку, пожалуй, не менее удивленная, чем он.
Джерихо проверил дорогу позади. По-прежнему пустынно, за исключением той же самой одинокой машины. Сколько времени прошло с тех пор, как он заметил ее впервые? Минут десять? Но теперь, когда он стал вспоминать, подумал, что это было много раньше, наверняка еще до того, как они обогнали школьный автобус. Машина шла в сотне ярдов позади — приземистая, широкая, темного цвета, — припав брюхом к земле, словно таракан. Джерихо сильнее нажал на акселератор и с облегчением увидел, что просвет между ними увеличивается. Наконец дорога пошла под гору и свернула в сторону. Большой автомобиль исчез из виду.
Через минуту он появился снова, держа точно такую же дистанцию.
Узкая дорога шла между высокими темными живыми изгородями с набухшими почками. Сквозь них, как в волшебном фонаре, мелькали то крошечное поле, то развалившийся коровник, то опаленный молнией голый почерневший вяз. Выехали на длинный ровный участок дороги.
Солнце за тучами. По подсчетам, до наступления темноты остается полчаса.
— Далеко до Блетчли?
— Подъезжаем к Стоуни-Стратфорду, там остается шесть миль. А что?
Джерихо снова посмотрел в зеркальце и собирался было сказать: «Боюсь, что… », как позади требовательно зазвонил колокол. Людям в большом автомобиле надоело их преследовать, и оттуда замигали фарами, приказывая остановиться.
До этого момента встречи Джерихо с полицией были редкими, короткими и неизменно отмеченными преувеличенной демонстрацией взаимного уважения, присущей отношениям стражей порядка и законопослушных представителей среднего класса. Но здесь он сразу почувствовал, что все будет иначе. Несанкционированная поездка из одного секретного объекта в другой, никаких доказательств принадлежности ему автомашины, отсутствие купонов на горючее — и это в то время, когда страну прочесывают в поисках исчезнувшей женщины: что это им принесет? Наверняка поездку в местный полицейский участок. Уйму вопросов. Телефонный звонок в Блетчли. Личный обыск.
Нечего и раздумывать.
Так что, к своему удивлению, он, как перед прыжком в длину, стал прикидывать расстояние. Из-за видневшейся вдали полоски леса уже высовывались красные крыши и серый церковный шпиль Стоуни-Стратфорда.
Эстер вцепилась руками в сиденье. Он что было сил нажал на педаль.
— Здесь налево, — сказала Эстер, и они повернули в сторону от канала на узенькую дорогу, ненамного лучше лесного проселка: две разбитых гудронированных колеи, разделенных холмиком травы, скребущейся о низ машины. Встав на колени, Эстер смотрела в заднее стекло, стараясь обнаружить полицейских, но заросли смыкались за ними, точно джунгли. Около двух миль они ехали медленно. Миновали маленькую деревушку. В миле от нее была расчищена площадка, которая позволяла машинам — скорее, телегам, — разъехаться. Здесь он выключил мотор.
Пока Эстер переодевалась на заднем сиденье, Джерихо следил за дорогой. Если верить карте, всего в миле отсюда находится Шенли-Брук-Енд, и Эстер уверяла, что еще засветло доберется до дому пешком. Джерихо восхищался ее выдержкой. Что до него, то после встречи с полицией все виделось в мрачном свете: машущие друг другу на ветру деревья, густые тени по краям поля, гвалт поднявшихся из гнезд и кружащихся в вышине грачей.
— Неужели не прочитаем? — спросила Эстер, когда они останавливались. Он достал шифровки из кармана, чтобы решить, что с ними делать. — Давай, Том. Нельзя же их просто так сжечь. Если она считала, что сможет прочесть, то почему нельзя нам?
О, Эстер, на это есть дюжина причин. Сотня. Но для начала три. Во-первых, нужны настройки Грифа в те дни, когда шли передачи.
— Я попробую их достать, — сказала она. — Они должны быть где-то в шестом бараке.
Хорошо, может быть, она достанет. Но даже если ей это удастся, им на несколько часов потребуется дешифровальная машина, и не та, что в восьмом бараке, потому что военно-морские энигмы настроены иначе, чем армейские.
На это она ничего не ответила.
И, в-третьих, им надо найти, где спрятать шифровки, потому что, если их с ними накроют, обоих ждет закрытый процесс в Центральном уголовном суде.
Это тоже осталось без ответа.
Ярдах в тридцати впереди в зарослях что-то зашевелилось. Джерихо затаил дыхание. Из подлеска, принюхиваясь, вышла на дорогу лисица. Посередине дороги, глядя прямо на него, остановилась. Держалась совершенно спокойно, понюхала воздух и неторопливо перебежала на другую сторону. Джерихо вздохнул.
И все же, и все же… Если бы даже он выложил все мыслимые возражения, она была бы права. После того как приложено столько усилий, чтобы достать эти шифровки, нельзя просто так их уничтожить. Но тогда единственный логичный повод для того, чтобы их сохранить, — это попытаться их расшифровать. Хочешь не хочешь, Эстер, но придется выкрасть настройки, а ему искать способ получить доступ к машине. Но это опасно — он молил Бога, чтобы она поняла. Клэр меньше всего походила на похитительницу шифрограмм, и неизвестно, что с ней случилось. А где-то находится человек, оставивший следы на инее; возможно, он вооружен похищенным пистолетом. Он знает, что Джерихо был в комнате Клэр и забрал депеши. Он догадывается, что им что-то известно и, возможно, уже ищет их.
Я не герой, подумал Джерихо. И до смерти напуган.
Дверца машины распахнулась, и вышла Эстер, снова одетая в брюки, свитер, куртку. На ногах башмаки. Джерихо взял у нее сумку и сунул в багажник.
— Уверена, что мне не надо тебя подвозить?
— С этим уже решено. Надежнее, если будем порознь.
— Тогда, ради бога, будь осторожна.
— Лучше подумай о себе. — Надвигались белесые сумерки. Было сыро и холодно. Она попрощалась: — До завтра.
Легко перемахнула через калитку и зашагала прямиком через поле. Он ожидал, что она обернется и помашет рукой, но Эстер не оглянулась. Минуты две глядел ей вслед, пока она не дошла до края поля. Она быстро отыскала дыру в изгороди и исчезла, как та лисица.
Согласно карте, только пять дорог, включая эту, соединяли Блетчли с внешним миром, и если полиция все еще следит за транспортом, то его наверняка остановят. Его «остин», пожалуй, привлек бы не меньше внимания, чем, скажем, флаг со свастикой. Кузов по самую крышу забрызган грязью. На оси туго намоталась трава. Задний бампер погнулся, когда их ткнул транспортировщик танков. Мотор после езды по Стоуни-Стратфорду гремел, будто чувствуя кончину. Что он скажет Крамеру?
На дороге в обоих направлениях было спокойно. Проехав несколько деревенских домов, он через пять минут оказался на окраине города. Миновав затем несколько пригородных вилл с белыми оштукатуренными фасадами и фальшивыми балками в стиле эпохи Тюдоров, повернул налево и стал подниматься в сторону Блетчли-Парка. Свернул на Уилтон-авеню и тут же затормозил. В конце улицы у караульной будки стояла полицейская машина. Офицер в шинели и фуражке что-то серьезно втолковывал часовому.
Переключив, как и раньше, обеими руками сцепление, Джерихо тихо выехал задом на Черч-Грин-роуд.
Теперь, когда они оказались в самом центре бурных событий, было не до страхов. «Веди себя как можно обычнее, — советовал он Эстер, когда они решили сохранить шифровки. — Ты свободна до четырех часов завтра? Прекрасно, до этого времени на работе не появляйся». Это приказание относится и к нему. Обычное поведение. Заведенный порядок. В восьмом бараке его ждут к ночному штурму Акулы? Он там будет.
Он поехал вверх и поставил машину у частных домов ярдах в трехстах от церкви св. Марии. Где спрятать шифровки? В «остине»? Слишком рискованно. На Альбион-стрит? Весьма вероятно, что будут обыскивать. Путем исключений нашелся ответ. Где лучше спрятать дерево, как не в лесу? Где лучше всего спрятать шифровку, как не в дешифровальном центре? Он возьмет их с собою в Парк.
Джерихо переложил бумаги из кармана в потайное место за подкладкой пальто и запер машину. Вспомнил об атласе Этвуда и открыл его снова. Наклоняясь за атласом, бегло оглядел улицу. На пороге дома напротив женщина. Зовет домой детей. Мимо, держась за руки, прошла парочка. По сточной канаве прибежала жалкая собачонка и подняла лапку у переднего колеса «остина». Обычная английская провинциальная улица в сумерки. Мир, за который мы сражаемся. Тихо закрыл дверцу. Наклонил голову и, сунув руки в карманы, быстро зашагал к Парку.
Она подумала, что, должно быть, заблудилась, но спустя несколько минут узкая дорожка показалась ей знакомой: пара растущих словно от одного корня вязов, замшелые выбитые ступеньки, — а скоро потянуло дымом из деревни. Топили сырыми дровами, поэтому дым был белым и едким.
Эстер продолжала высматривать полицейских, но ни одного не увидала — ни в поле напротив дома, ни в самом доме, оставленном незапертым. Закрыв дверь на засов, она постояла внизу у лестницы, громко крикнула, нет ли кого-нибудь в доме.
Тишина.
Медленно поднялась по ступеням.
В комнате Клэр царил полный беспорядок. «Осквернение» — пришло на память слово. То, что отражало индивидуальность, было нарушено, поломано. Одежда раскидана, постельное белье сдернуто с кровати, украшения разбросаны, косметика раскрыта, рассыпана и разлита грубыми мужскими руками. Сначала Эстер подумала, что поверхности предметов усыпаны пудрой, но тонкая белая пыль не имела запаха, и Эстер поняла, что это, должно быть, порошок для снятия отпечатков пальцев.
Она принялась было за уборку, но скоро бросила это занятие и села на голый матрас, обхватив голову руками. Сидела так, пока волна отвращения к себе не подняла ее на ноги. Гневно высморкавшись, она сошла вниз.
Разожгла огонь в гостиной и водрузила на очаг полный котел воды. Повозилась с плитой на кухне, раздула угольки, подсыпала угля и поставила кастрюлю с водой. Притащила из пристройки жестяную ванну и заперла за собой заднюю дверь.
Эстер решила заглушить все страхи будничными делами. Сейчас она искупается. Доест оставшийся с прошлого вечера морковный пирог. Пораньше ляжет и постарается заснуть.
Потому что завтра будет ужасный день.
Джерихо пробрался на свое обычное место у окна. Слева от него Этвуд листал книгу Дилли Нокса об иродовых пантомимах. Напротив — Пинкер, одетый так, словно собрался в Ковент-Гарден. Рукава его черного бархатного пиджака были чуть длинноваты, и торчавшие из них короткие пальцы походили на лапки крота. Кингком и Праудфут склонились над карманными шахматами. Бакстер при помощи какой-то плохо работавшей нехитрой штуковины скручивал плохонькие сигареты. Пак положил ноги на стол. В глубине барака время от времени трещала дешифровочная машина. Отвесив общий поклон, Джерихо вернул Этвуду атлас — «Спасибо, голубчик. Хорошо съездил? » — и повесил пальто на спинку ободранного стула. Поспел как раз вовремя.
— Джентльмены. — В дверях появился Логи и, привлекая внимание, дважды хлопнул в ладоши. Потом отошел в сторону, уступая место Скиннеру.
Стук отодвигаемых стульев. Все встали. Кто-то сунул голову в дверь дешифровочной, и грохот машины прекратился.
— Вольно, — скомандовал Скиннер и дал знак садиться. Джерихо обнаружил, что если сунуть ноги под стул, то можно нащупать похищенные шифровки. — Заглянул, чтобы пожелать вам удачи. — Грузная фигура Скиннера облачена, как у чикагского гангстера, в широченный двубортный костюм из довоенного, в узкую полоску, материала. — Уверен, что все вы, как и я, понимаете важность момента.
— Тогда заткнись, — тихонько прошептал Этвуд.
Скиннер не слышал. Начальник без ума любил такие моменты. Стоял, заложив руки за спину, расставив ноги, — вылитый Нельсон перед трафальгарской битвой, Черчилль в разгар немецких блицев.
— Думаю, не будет преувеличением сказать, что предстоит одна из решающих ночей этой войны. — Он обвел глазами всех присутствующих, последним взглядом, с искрой неприязни, остановился на Джерихо. — Вот-вот начнется большое сражение — возможно, величайшая битва конвоев за всю войну. Лейтенант Кейв.
— По данным Адмиралтейства, — доложил Кейв, — в девятнадцать ноль-ноль конвои НХ-229 и SC-122 предупреждены, что они вступили в район предполагаемых действий подводных лодок.
— Что и требуется. «В зарослях крапивы опасностей мы сорвем цветок — безопасность». — Скиннер решительно кивнул головой. — За работу.
— Где-то я это слышал, — заметил Бакстер.
— «Генрих IV», часть первая, — зевнув, ответил Этвуд. — Чемберлен цитировал перед поездкой к Гитлеру.
Когда Скиннер удалился, Логи раздал всем размноженные страницы из кодовой тетради, где были коды сигналов о контактах с конвоями. Джерихо в признание особых заслуг достался драгоценный оригинал.
— Нам, джентльмены, нужны сигналы о контактах с конвоями: надо получить их как можно больше за период с полуночи сегодня до полуночи завтра — другими словами, максимальное количество ключей к настройке Энигмы за один день.
Как только будет получен первый сигнал, дежурный офицер предупредит их по телефону. Через минуту этот сигнал поступит по телетайпу и будет размножен в десяти экземплярах. В их распоряжении окажется не менее двенадцати машин — Логи получил личные гарантии из шестого барака, — как только у них наберется достаточно материала.
К концу его речи окна начали закрывать ставнями. Барак готовили к ночи.
— Итак, Том, — улыбаясь спросил Пак, — сколько, по-твоему, потребуется сообщений о контактах, чтобы твой план увенчался успехом?
Джерихо листал кодовую тетрадь. Поднял глаза.
— Пробовал прикинуть вчера. Думаю, тридцать.
— Тридцать? — отозвался Пинкер. — Но это з-з-значило бы полный раз-раз-раз…
— Разгром?
— Да, разгром.
— Сколько нужно подлодок, чтобы выдать тридцать сообщений? — спросил Пак.
— Не знаю, — ответил Джерихо. — Зависит от того, сколько пройдет времени между первым обнаружением и началом атаки. Восемь. Может быть, девять.
— Девять, — пробормотал Кингком. — Боже мой! Твой ход, Джек.
— Тогда скажите мне, пожалуйста, — продолжал Пак, — на что мне уповать? На то, чтобы подлодки обнаружили конвои, или наоборот?
— Чтобы не нашли, — сказал Пинкер, ища глазами поддержки. — Ясно. Мы х-х-хотим, чтобы конвои ушли от подводных лодок. В этом все дело.
Кингком и Праудфут согласно кивнули, но Бакстер отчаянно затряс головой. Сигарета у него развалилась, осыпав табаком джемпер.
— К черту! — произнес он.
— Т-т-ты действительно ж-ж-жертвуешь конвоем? — переспросил Пинкер.
— Конечно. — Бакстер аккуратно смахнул в ладонь крошки табака. — Ради большей пользы. Каким количеством людей до сего дня пожертвовал Сталин? Пятью миллионами? Десятью миллионами? Мы все еще воюем только благодаря этому ужасному счету на восточном фронте. Что значит один конвой в сравнении с возможностью вновь проникнуть в Акулу?
— Том, что ты на это скажешь?
— У меня нет ответа. Я математик, а не философ-моралист.
— Довольно, черт возьми, характерный ответ.
— Нет, нет, с точки зрения нравственности ответ Тома по существу единственно логичен и разумен, — вмешался Этвуд, откладывая в сторону свою заумную книгу. Такие споры ему нравились. — Представьте, что какой-нибудь сумасшедший хватает двоих ваших детей и, приставив нож, говорит: «Один должен умереть, выбирай». Кого тут осуждать? Себя, за то что должен принимать решение? Нет. Конечно же, сумасшедшего, не так ли?
Пристально глядя на Пака, Джерихо возразил:
— Но это сравнение не дает ответа на вопрос Пака: на что нам уповать?
— А я утверждаю, что как раз в нем и содержится ответ, ибо он отрицает посылку его вопроса: предположение, что нравственный выбор лежит на нас. Quoderatdemonstrandum.
— Н-н-никто не способен на такие т-т-тонкости, как Ф-ф-фрэнк, — восхищенно заявил Пинкер.
— Предположение, что нравственный выбор лежит на нас, — повторил Пак, с усмешкой глядя на Джерихо. — Чисто по-кембриджски. Прошу прощения. Мне надо в уборную.
И направился в конец барака. Кингком и Праудфут вернулись к шахматам. Этвуд уткнулся в книгу. Бакстер снова принялся за свою машинку для скручивания сигарет. (Линкер прикрыл глаза. Джерихо, листая кодовую тетрадь, думал о Клэр.
Перед блюдами, приготовленными в два часа ночи поварами столовой Блетчли-Парка, бледнели даже ухищрения миссис Армстронг: барракуда с отварной картошкой под сырным соусом и пудинг из двух ломтиков хлеба, слепленных джемом и обвалянных в тесте; и к четырем часам переваривание всего этого вкупе с тусклым освещением восьмого барака и теплом, исходящим от керосинового обогревателя, оказало усыпляющее действие на шифроаналитиков военно-морского отделения.
— Что там такого?
Это был дневной выпуск «Лестер Мёркьюри», местной газетенки.
— Печатаются же призывы о содействии полиции. Когда кто-нибудь исчезает.
Хорошая мысль, вынужден был признать Джерихо. Однако, хотя они внимательнейшим образом просмотрели газетку — даже дважды, — ни фотографии Клэр, ни какого-либо намека на ее поиски не обнаружили.
***
На юг, домой. Обратно другим путем, восточнее — таким был замысел Эстер. Для поднятия настроения она, сверяясь с путеводителем, время от времени произносила вслух названия деревень, по пустынным улицам которых они с грохотом проносились. Одби, объявляла она («обрати внимание на раннеанглийскую готику церкви»), Кибуорт-Харкорт, Малый Боуден — и так до границы Лестершира и далее в Нортхэмптоншире. Небо над далекими покрытыми дымкой холмами постепенно светлело, превращаясь из черного в серое, и наконец приобрело ровный белесый оттенок. Дождь постепенно утих. Оксендон, Келмарш, Мейдуэлл… Квадратные нормандские башни со стрельчатыми окнами, крытые соломой пабы, приютившиеся среди высоких живых изгородей и густых рощиц крошечные железнодорожные станции времен королевы Виктории. Вполне достаточно, чтобы присоединиться к хору: «Англия будет всегда» — только вот никому не хотелось петь.Почему она убежала? Этого ни он, ни Эстер никак не могли понять. Все остальное казалось вполне логичным: прежде всего как шифровки попали ей в руки, зачем ей захотелось их прочитать, почему ей был нужен сообщник. Но зачем потом совершать поступок, который наверняка привлечет к тебе внимание? Почему она не вышла в утреннюю смену?
— Ты, — после долгих размышлений с ноткой осуждения произнесла Эстер. — По-моему, это должен быть ты.
Словно выступая на стороне обвинения, она вернула его к событиям субботней ночи. Приезжал к ним в дом, так? Обнаружил перехваты, верно? Мужчина внизу появлялся, да?
— Да.
— Он тебя видел? — Нет.
— Ты что-нибудь сказал?
— Возможно, крикнул: «Кто там? » или что-то вроде этого.
— Значит, он мог узнать тебя по голосу?
— Возможно.
Но, выходит, и я мог его знать, подумал Джерихо. Или по крайней мере он меня знает.
— В котором часу ты уехал?
— Точно не помню. Около половины второго.
— Что и требуется, — заключила она. — Это именно ты. После того как ты уехал, Клэр возвращается домой. Обнаруживает пропажу перехватов. Догадывается, что они у тебя, поскольку тот таинственный посетитель сообщает ей о твоем появлении там. Считает, что ты немедленно передашь их начальству. Пугается и убегает…
— Но это же чистое безумие. — Джерихо перевел взгляд с дороги и удивленно уставился на Эстер. — Я в жизни ее не предавал.
— Это говоришь ты. Но она-то знала об этом?
Знала ли она? Нет, дошло до него. Он снова сосредоточился на езде. Нет, она не знала. На самом деле, если судить по его поведению той ночью, когда она нашла чек, у нее были все основания считать его помешанным на правилах секретности — довольно смешно, учитывая, что в данный момент у него в кармане одиннадцать похищенных шифрограмм.
К заросшей травой обочине, пропуская их, прижался старенький, будто из музея, автобус с ведущей на второй ярус наружной лесенкой. Школьники дружно замахали им вслед.
— Что у нее за ухажеры? С кем, кроме меня, она встречалась?
— Этого тебе не надо знать. Поверь мне. — Эстер с удовлетворением повторила его слова, сказанные тогда в церкви. У него не было причин осуждать ее за это.
— Давай-давай, — Джерихо, вцепившись в баранку, глянул в зеркальце. Автобус постепенно скрывался из виду. Из-за него появлялся автомобиль. — Нечего меня щадить. Давай упростим. Ограничимся мужчинами из Парка.
Да она их только видела, а как зовут, не знает. Клэр никогда не называла их по фамилии.
Тогда пусть опишет.
Эстер стала описывать.
Первый, кого она увидела, был молодой, рыжеватый, чисто выбритый. Встретила его на лестнице как-то утром в начале ноября. Он спускался с ботинками в руке.
Рыжеватый, чисто выбрит, повторил про себя Джерихо. Никого похожего.
Неделю спустя Эстер, возвращаясь на велосипеде домой, заметила полковника, который парковал на тропинке армейскую машину с потушенными фарами. Потом был летчик, которого звали Иво, фамилию забыла, употреблявший непонятные слова вроде «долбежка», «гробы» или «шоу». Клэр страшно любила его передразнивать. Из какого он барака, шестого или третьего? Совершенно уверена, что из третьего. Бывал у нее и достопочтенный парламентарий Эвелин с двойной фамилией — «далеко не почтенный, милочка», — с которым Клэр познакомилась в Лондоне во время бомбежек; теперь он работает в особняке. Был один постарше, имеющий, по мнению Эстер, отношение к флоту. И еще американец: тот определенно моряк.
— Это, должно быть, Крамер, — заметил Джерихо.
— Ты его знаешь?
— Он одолжил мне эту машину. Когда это было?
— Примерно месяц назад. Но у меня сложилось впечатление, что они просто друзья. Доставал ей «Кэмел», нейлоновые чулки, но ничего такого не было.
— А до Крамера был я.
— О тебе она никогда не говорила.
— Весьма польщен.
— Учитывая, как она отзывалась о других, для этого есть основания.
— Кто-нибудь еще? Она поколебалась.
— За последний месяц, возможно, был кто-то новый. Но можно сказать определенно, что ее подолгу не бывало дома. Как-то недели две назад у меня была мигрень и я ушла с работы пораньше. Мне тогда показалось, что я слышала в ее комнате мужской голос. Но даже если я не ошибаюсь, они перестали разговаривать, когда услышали, что я поднимаюсь по лестнице.
— Итак, я насчитал восьмерых. Включая себя. И не учитывая тех, кого ты забыла или не знаешь.
— Извини, Том.
— Все нормально. — Ему удалось изобразить подобие улыбки. — Их даже меньше, чем я думал. — Он, разумеется, сказал неправду и заметил, что она об этом догадывается. — Интересно, почему я не презираю ее за это?
— Потому что она такая, как есть, — неожиданно зло ответила Эстер. — Разве она делала из этого секрет? И если уж кто-то ее презирает за то, что она такая, спрашивается, как же он может ее любить? — Шея Эстер густо побагровела. — Если кто-то хочет любить собственное подобие — пожалуйста, на это всегда есть зеркало.
Она откинулась на спинку, пожалуй, не менее удивленная, чем он.
Джерихо проверил дорогу позади. По-прежнему пустынно, за исключением той же самой одинокой машины. Сколько времени прошло с тех пор, как он заметил ее впервые? Минут десять? Но теперь, когда он стал вспоминать, подумал, что это было много раньше, наверняка еще до того, как они обогнали школьный автобус. Машина шла в сотне ярдов позади — приземистая, широкая, темного цвета, — припав брюхом к земле, словно таракан. Джерихо сильнее нажал на акселератор и с облегчением увидел, что просвет между ними увеличивается. Наконец дорога пошла под гору и свернула в сторону. Большой автомобиль исчез из виду.
Через минуту он появился снова, держа точно такую же дистанцию.
Узкая дорога шла между высокими темными живыми изгородями с набухшими почками. Сквозь них, как в волшебном фонаре, мелькали то крошечное поле, то развалившийся коровник, то опаленный молнией голый почерневший вяз. Выехали на длинный ровный участок дороги.
Солнце за тучами. По подсчетам, до наступления темноты остается полчаса.
— Далеко до Блетчли?
— Подъезжаем к Стоуни-Стратфорду, там остается шесть миль. А что?
Джерихо снова посмотрел в зеркальце и собирался было сказать: «Боюсь, что… », как позади требовательно зазвонил колокол. Людям в большом автомобиле надоело их преследовать, и оттуда замигали фарами, приказывая остановиться.
До этого момента встречи Джерихо с полицией были редкими, короткими и неизменно отмеченными преувеличенной демонстрацией взаимного уважения, присущей отношениям стражей порядка и законопослушных представителей среднего класса. Но здесь он сразу почувствовал, что все будет иначе. Несанкционированная поездка из одного секретного объекта в другой, никаких доказательств принадлежности ему автомашины, отсутствие купонов на горючее — и это в то время, когда страну прочесывают в поисках исчезнувшей женщины: что это им принесет? Наверняка поездку в местный полицейский участок. Уйму вопросов. Телефонный звонок в Блетчли. Личный обыск.
Нечего и раздумывать.
Так что, к своему удивлению, он, как перед прыжком в длину, стал прикидывать расстояние. Из-за видневшейся вдали полоски леса уже высовывались красные крыши и серый церковный шпиль Стоуни-Стратфорда.
Эстер вцепилась руками в сиденье. Он что было сил нажал на педаль.
***
«Остин» набирал скорость кошмарно медленно, и полицейская машина, приняв вызов, начала их нагонять. Стрелка спидометра поползла за сорок, пятьдесят, пятьдесят пять, дошла почти до шестидесяти миль. Местность, казалось, летела прямо навстречу, сворачивая в сторону в самую последнюю секунду. Надо было остановиться. Будь Джерихо опытным водителем, именно так он бы и поступил, с полицией на хвосте или без нее. Но он промедлил, пока не оставалось ничего, как изо всех сил нажать на тормоза, переключиться на вторую скорость и крутануть баранку влево. Машина, взревев, круто развернулась на двух колесах. Их с Эстер швырнуло в сторону. Звук колокола полицейского автомобиля утонул в реве «остина». Неожиданно зеркало заднего вида заполнила решетка радиатора транспортировщика танков. Передний бампер гиганта ткнулся в их машину. Оглушительный рев сирены, казалось, толкнул их вперед. Пролетев стрелой по мосту через канал Гранд-Юнион (лениво повернувшись, им вслед посмотрел лебедь), они запрыгали по узким каменным улицам городка — направо, налево, направо. Джерихо еле удерживал баранку — все что угодно, только не эта ужасная римская дорога. Внезапно дома отступили, и они снова понеслись по заросшей местности вдоль канала. Лошадь устало тянула узкую речную лодку. Лежавший у румпеля хозяин приветственно приподнял шляпу.— Здесь налево, — сказала Эстер, и они повернули в сторону от канала на узенькую дорогу, ненамного лучше лесного проселка: две разбитых гудронированных колеи, разделенных холмиком травы, скребущейся о низ машины. Встав на колени, Эстер смотрела в заднее стекло, стараясь обнаружить полицейских, но заросли смыкались за ними, точно джунгли. Около двух миль они ехали медленно. Миновали маленькую деревушку. В миле от нее была расчищена площадка, которая позволяла машинам — скорее, телегам, — разъехаться. Здесь он выключил мотор.
***
Времени было в обрез.Пока Эстер переодевалась на заднем сиденье, Джерихо следил за дорогой. Если верить карте, всего в миле отсюда находится Шенли-Брук-Енд, и Эстер уверяла, что еще засветло доберется до дому пешком. Джерихо восхищался ее выдержкой. Что до него, то после встречи с полицией все виделось в мрачном свете: машущие друг другу на ветру деревья, густые тени по краям поля, гвалт поднявшихся из гнезд и кружащихся в вышине грачей.
— Неужели не прочитаем? — спросила Эстер, когда они останавливались. Он достал шифровки из кармана, чтобы решить, что с ними делать. — Давай, Том. Нельзя же их просто так сжечь. Если она считала, что сможет прочесть, то почему нельзя нам?
О, Эстер, на это есть дюжина причин. Сотня. Но для начала три. Во-первых, нужны настройки Грифа в те дни, когда шли передачи.
— Я попробую их достать, — сказала она. — Они должны быть где-то в шестом бараке.
Хорошо, может быть, она достанет. Но даже если ей это удастся, им на несколько часов потребуется дешифровальная машина, и не та, что в восьмом бараке, потому что военно-морские энигмы настроены иначе, чем армейские.
На это она ничего не ответила.
И, в-третьих, им надо найти, где спрятать шифровки, потому что, если их с ними накроют, обоих ждет закрытый процесс в Центральном уголовном суде.
Это тоже осталось без ответа.
Ярдах в тридцати впереди в зарослях что-то зашевелилось. Джерихо затаил дыхание. Из подлеска, принюхиваясь, вышла на дорогу лисица. Посередине дороги, глядя прямо на него, остановилась. Держалась совершенно спокойно, понюхала воздух и неторопливо перебежала на другую сторону. Джерихо вздохнул.
И все же, и все же… Если бы даже он выложил все мыслимые возражения, она была бы права. После того как приложено столько усилий, чтобы достать эти шифровки, нельзя просто так их уничтожить. Но тогда единственный логичный повод для того, чтобы их сохранить, — это попытаться их расшифровать. Хочешь не хочешь, Эстер, но придется выкрасть настройки, а ему искать способ получить доступ к машине. Но это опасно — он молил Бога, чтобы она поняла. Клэр меньше всего походила на похитительницу шифрограмм, и неизвестно, что с ней случилось. А где-то находится человек, оставивший следы на инее; возможно, он вооружен похищенным пистолетом. Он знает, что Джерихо был в комнате Клэр и забрал депеши. Он догадывается, что им что-то известно и, возможно, уже ищет их.
Я не герой, подумал Джерихо. И до смерти напуган.
Дверца машины распахнулась, и вышла Эстер, снова одетая в брюки, свитер, куртку. На ногах башмаки. Джерихо взял у нее сумку и сунул в багажник.
— Уверена, что мне не надо тебя подвозить?
— С этим уже решено. Надежнее, если будем порознь.
— Тогда, ради бога, будь осторожна.
— Лучше подумай о себе. — Надвигались белесые сумерки. Было сыро и холодно. Она попрощалась: — До завтра.
Легко перемахнула через калитку и зашагала прямиком через поле. Он ожидал, что она обернется и помашет рукой, но Эстер не оглянулась. Минуты две глядел ей вслед, пока она не дошла до края поля. Она быстро отыскала дыру в изгороди и исчезла, как та лисица.
5
Дорога привела его через речку, мимо больших радиомачт внешней радиостанции Блетчли-Парка в Уэддон-Холл на Букингем-стрит. Джерихо опасливо огляделся.Согласно карте, только пять дорог, включая эту, соединяли Блетчли с внешним миром, и если полиция все еще следит за транспортом, то его наверняка остановят. Его «остин», пожалуй, привлек бы не меньше внимания, чем, скажем, флаг со свастикой. Кузов по самую крышу забрызган грязью. На оси туго намоталась трава. Задний бампер погнулся, когда их ткнул транспортировщик танков. Мотор после езды по Стоуни-Стратфорду гремел, будто чувствуя кончину. Что он скажет Крамеру?
На дороге в обоих направлениях было спокойно. Проехав несколько деревенских домов, он через пять минут оказался на окраине города. Миновав затем несколько пригородных вилл с белыми оштукатуренными фасадами и фальшивыми балками в стиле эпохи Тюдоров, повернул налево и стал подниматься в сторону Блетчли-Парка. Свернул на Уилтон-авеню и тут же затормозил. В конце улицы у караульной будки стояла полицейская машина. Офицер в шинели и фуражке что-то серьезно втолковывал часовому.
Переключив, как и раньше, обеими руками сцепление, Джерихо тихо выехал задом на Черч-Грин-роуд.
Теперь, когда они оказались в самом центре бурных событий, было не до страхов. «Веди себя как можно обычнее, — советовал он Эстер, когда они решили сохранить шифровки. — Ты свободна до четырех часов завтра? Прекрасно, до этого времени на работе не появляйся». Это приказание относится и к нему. Обычное поведение. Заведенный порядок. В восьмом бараке его ждут к ночному штурму Акулы? Он там будет.
Он поехал вверх и поставил машину у частных домов ярдах в трехстах от церкви св. Марии. Где спрятать шифровки? В «остине»? Слишком рискованно. На Альбион-стрит? Весьма вероятно, что будут обыскивать. Путем исключений нашелся ответ. Где лучше спрятать дерево, как не в лесу? Где лучше всего спрятать шифровку, как не в дешифровальном центре? Он возьмет их с собою в Парк.
Джерихо переложил бумаги из кармана в потайное место за подкладкой пальто и запер машину. Вспомнил об атласе Этвуда и открыл его снова. Наклоняясь за атласом, бегло оглядел улицу. На пороге дома напротив женщина. Зовет домой детей. Мимо, держась за руки, прошла парочка. По сточной канаве прибежала жалкая собачонка и подняла лапку у переднего колеса «остина». Обычная английская провинциальная улица в сумерки. Мир, за который мы сражаемся. Тихо закрыл дверцу. Наклонил голову и, сунув руки в карманы, быстро зашагал к Парку.
***
В ходьбе Эстер Уоллес не уступала мужчинам, и это было предметом ее гордости. Но выглядевшая на карте пустяковой и прямой миля оказалась в три раза длиннее, и Эстер пришлось колесить по крошечным полям, огороженным спутанными живыми изгородями и изрезанным полными до краев бурой талой воды канавами, так что когда она вышла на тропинку, почти совсем стемнело.Она подумала, что, должно быть, заблудилась, но спустя несколько минут узкая дорожка показалась ей знакомой: пара растущих словно от одного корня вязов, замшелые выбитые ступеньки, — а скоро потянуло дымом из деревни. Топили сырыми дровами, поэтому дым был белым и едким.
Эстер продолжала высматривать полицейских, но ни одного не увидала — ни в поле напротив дома, ни в самом доме, оставленном незапертым. Закрыв дверь на засов, она постояла внизу у лестницы, громко крикнула, нет ли кого-нибудь в доме.
Тишина.
Медленно поднялась по ступеням.
В комнате Клэр царил полный беспорядок. «Осквернение» — пришло на память слово. То, что отражало индивидуальность, было нарушено, поломано. Одежда раскидана, постельное белье сдернуто с кровати, украшения разбросаны, косметика раскрыта, рассыпана и разлита грубыми мужскими руками. Сначала Эстер подумала, что поверхности предметов усыпаны пудрой, но тонкая белая пыль не имела запаха, и Эстер поняла, что это, должно быть, порошок для снятия отпечатков пальцев.
Она принялась было за уборку, но скоро бросила это занятие и села на голый матрас, обхватив голову руками. Сидела так, пока волна отвращения к себе не подняла ее на ноги. Гневно высморкавшись, она сошла вниз.
Разожгла огонь в гостиной и водрузила на очаг полный котел воды. Повозилась с плитой на кухне, раздула угольки, подсыпала угля и поставила кастрюлю с водой. Притащила из пристройки жестяную ванну и заперла за собой заднюю дверь.
Эстер решила заглушить все страхи будничными делами. Сейчас она искупается. Доест оставшийся с прошлого вечера морковный пирог. Пораньше ляжет и постарается заснуть.
Потому что завтра будет ужасный день.
***
В восьмом бараке, как в артистической перед премьерой, царила нервная толчея.Джерихо пробрался на свое обычное место у окна. Слева от него Этвуд листал книгу Дилли Нокса об иродовых пантомимах. Напротив — Пинкер, одетый так, словно собрался в Ковент-Гарден. Рукава его черного бархатного пиджака были чуть длинноваты, и торчавшие из них короткие пальцы походили на лапки крота. Кингком и Праудфут склонились над карманными шахматами. Бакстер при помощи какой-то плохо работавшей нехитрой штуковины скручивал плохонькие сигареты. Пак положил ноги на стол. В глубине барака время от времени трещала дешифровочная машина. Отвесив общий поклон, Джерихо вернул Этвуду атлас — «Спасибо, голубчик. Хорошо съездил? » — и повесил пальто на спинку ободранного стула. Поспел как раз вовремя.
— Джентльмены. — В дверях появился Логи и, привлекая внимание, дважды хлопнул в ладоши. Потом отошел в сторону, уступая место Скиннеру.
Стук отодвигаемых стульев. Все встали. Кто-то сунул голову в дверь дешифровочной, и грохот машины прекратился.
— Вольно, — скомандовал Скиннер и дал знак садиться. Джерихо обнаружил, что если сунуть ноги под стул, то можно нащупать похищенные шифровки. — Заглянул, чтобы пожелать вам удачи. — Грузная фигура Скиннера облачена, как у чикагского гангстера, в широченный двубортный костюм из довоенного, в узкую полоску, материала. — Уверен, что все вы, как и я, понимаете важность момента.
— Тогда заткнись, — тихонько прошептал Этвуд.
Скиннер не слышал. Начальник без ума любил такие моменты. Стоял, заложив руки за спину, расставив ноги, — вылитый Нельсон перед трафальгарской битвой, Черчилль в разгар немецких блицев.
— Думаю, не будет преувеличением сказать, что предстоит одна из решающих ночей этой войны. — Он обвел глазами всех присутствующих, последним взглядом, с искрой неприязни, остановился на Джерихо. — Вот-вот начнется большое сражение — возможно, величайшая битва конвоев за всю войну. Лейтенант Кейв.
— По данным Адмиралтейства, — доложил Кейв, — в девятнадцать ноль-ноль конвои НХ-229 и SC-122 предупреждены, что они вступили в район предполагаемых действий подводных лодок.
— Что и требуется. «В зарослях крапивы опасностей мы сорвем цветок — безопасность». — Скиннер решительно кивнул головой. — За работу.
— Где-то я это слышал, — заметил Бакстер.
— «Генрих IV», часть первая, — зевнув, ответил Этвуд. — Чемберлен цитировал перед поездкой к Гитлеру.
Когда Скиннер удалился, Логи раздал всем размноженные страницы из кодовой тетради, где были коды сигналов о контактах с конвоями. Джерихо в признание особых заслуг достался драгоценный оригинал.
— Нам, джентльмены, нужны сигналы о контактах с конвоями: надо получить их как можно больше за период с полуночи сегодня до полуночи завтра — другими словами, максимальное количество ключей к настройке Энигмы за один день.
Как только будет получен первый сигнал, дежурный офицер предупредит их по телефону. Через минуту этот сигнал поступит по телетайпу и будет размножен в десяти экземплярах. В их распоряжении окажется не менее двенадцати машин — Логи получил личные гарантии из шестого барака, — как только у них наберется достаточно материала.
К концу его речи окна начали закрывать ставнями. Барак готовили к ночи.
— Итак, Том, — улыбаясь спросил Пак, — сколько, по-твоему, потребуется сообщений о контактах, чтобы твой план увенчался успехом?
Джерихо листал кодовую тетрадь. Поднял глаза.
— Пробовал прикинуть вчера. Думаю, тридцать.
— Тридцать? — отозвался Пинкер. — Но это з-з-значило бы полный раз-раз-раз…
— Разгром?
— Да, разгром.
— Сколько нужно подлодок, чтобы выдать тридцать сообщений? — спросил Пак.
— Не знаю, — ответил Джерихо. — Зависит от того, сколько пройдет времени между первым обнаружением и началом атаки. Восемь. Может быть, девять.
— Девять, — пробормотал Кингком. — Боже мой! Твой ход, Джек.
— Тогда скажите мне, пожалуйста, — продолжал Пак, — на что мне уповать? На то, чтобы подлодки обнаружили конвои, или наоборот?
— Чтобы не нашли, — сказал Пинкер, ища глазами поддержки. — Ясно. Мы х-х-хотим, чтобы конвои ушли от подводных лодок. В этом все дело.
Кингком и Праудфут согласно кивнули, но Бакстер отчаянно затряс головой. Сигарета у него развалилась, осыпав табаком джемпер.
— К черту! — произнес он.
— Т-т-ты действительно ж-ж-жертвуешь конвоем? — переспросил Пинкер.
— Конечно. — Бакстер аккуратно смахнул в ладонь крошки табака. — Ради большей пользы. Каким количеством людей до сего дня пожертвовал Сталин? Пятью миллионами? Десятью миллионами? Мы все еще воюем только благодаря этому ужасному счету на восточном фронте. Что значит один конвой в сравнении с возможностью вновь проникнуть в Акулу?
— Том, что ты на это скажешь?
— У меня нет ответа. Я математик, а не философ-моралист.
— Довольно, черт возьми, характерный ответ.
— Нет, нет, с точки зрения нравственности ответ Тома по существу единственно логичен и разумен, — вмешался Этвуд, откладывая в сторону свою заумную книгу. Такие споры ему нравились. — Представьте, что какой-нибудь сумасшедший хватает двоих ваших детей и, приставив нож, говорит: «Один должен умереть, выбирай». Кого тут осуждать? Себя, за то что должен принимать решение? Нет. Конечно же, сумасшедшего, не так ли?
Пристально глядя на Пака, Джерихо возразил:
— Но это сравнение не дает ответа на вопрос Пака: на что нам уповать?
— А я утверждаю, что как раз в нем и содержится ответ, ибо он отрицает посылку его вопроса: предположение, что нравственный выбор лежит на нас. Quoderatdemonstrandum.
— Н-н-никто не способен на такие т-т-тонкости, как Ф-ф-фрэнк, — восхищенно заявил Пинкер.
— Предположение, что нравственный выбор лежит на нас, — повторил Пак, с усмешкой глядя на Джерихо. — Чисто по-кембриджски. Прошу прощения. Мне надо в уборную.
И направился в конец барака. Кингком и Праудфут вернулись к шахматам. Этвуд уткнулся в книгу. Бакстер снова принялся за свою машинку для скручивания сигарет. (Линкер прикрыл глаза. Джерихо, листая кодовую тетрадь, думал о Клэр.
***
Наступила полночь. С Северной Атлантики ни звука. Нараставшее весь вечер напряжение стало спадать.Перед блюдами, приготовленными в два часа ночи поварами столовой Блетчли-Парка, бледнели даже ухищрения миссис Армстронг: барракуда с отварной картошкой под сырным соусом и пудинг из двух ломтиков хлеба, слепленных джемом и обвалянных в тесте; и к четырем часам переваривание всего этого вкупе с тусклым освещением восьмого барака и теплом, исходящим от керосинового обогревателя, оказало усыпляющее действие на шифроаналитиков военно-морского отделения.