— Тебе же положено быть самой эффективной и работающей программой к западу от Хьюстона. Для чего нам играть в кошки-мышки, когда я собираюсь запустить…
   Рука девушки застыла в воздухе.
   Там, в зале, был кто-то еще.
   А может, это все ей просто показалось? Сколько Джоанна ни прислушивалась, она не слышала ничего, кроме ровного монотонного жужжания кондиционера. Даже огромные радиоприемники грузчиков, которые постоянно мешали ей работать и отчего Джоанна делала обычно перерыв, решая прогуляться в кафетерий в дальнем конце здания номер шесть, сейчас умолкли.
   Тут женщина подумала, что сейчас наверняка уже поздно.
   Наверное, это охрана ходит по коридорам, решила она и снова повернулась к экрану монитора.
   Ей не хотелось верит в это.
   Она и так уже проработала сверхурочно достаточно долго, проводя анализы испытаний полетов новой ракеты. И потому хорошо знала, как именно раздаются по коридору шаги охраны корпуса. А эта легкая поступь не имела ничего общего с тяжелыми шагами обутых в подкованные ботинки охранников. Да и позвякивания ключей тоже что-то слышно не было.
   Но тут в мозг ворвалась какая-то мысль: «Даже если это не охрана, а кто-то другой, то охрана об этом сейчас побеспокоится». Другая мысль говорила следующее: «Не веди себя неразумно». Возможно, это какой-то техник бродит по коридорам, выискивая работающую кофераздаточную машину.
   Так что беспокоится тут было не о чем.
   Но тем не менее беспокойство почему-то не желало покидать Джоанну.
   Девушкой она была хрупкой, но в этом хрупком теле таилась зато необычное упорство в достижении своей цели. Рут — артистка, которая жила этажом ниже, постоянно твердила Джоанн, что все мужчины сходили бы по ней с ума, если бы она изыскала время, чтобы провести себя в надлежащий вид. Но Джоанна как раз почему-то не желала «изыскать время». Во всяком случае, не собиралась следовать примеру Рут, которая смело выделяла на такие цели чуть ли не целый день.
   Нет, что-то там действительно странное. Повернувшись в своем винтовом кресле, Джоанна еще раз прислушалась. Но на сей раз до нее не донеслось ни звука.
   Девушка подумала, что это все из-за головной боли — сидит тут целыми днями, даже воздухом свежим, и то урывками приходится дышать. Сейчас наверняка уже больше десяти… Когда она засела за работу по анализу результатов пробных полетов новой ракеты «Тигр», изготовленной специально для использования в военно-морском флоте, то вокруг еще ходили люди, хотя из было не столь уж много — время-то позднее, все торопятся домой, к семьям. Интересно, сколько времени она тут просидела за компьютером…
   Глаза девушки упали на зеленоватый циферблат настенных часов.
   Боже мой, два часа ночи!
   Два. Как так. Она была готова поклясться, что уборщицы ушли только-только, а они позже одиннадцати вечера никогда не уходили.
   Неудивительно, что голова болит и всякая ерунда мерещится, подумала девушка. Охватив руками голову, она с силой надавила себе на виски, чтобы почувствовать эту самую головную боль. И тут она вспомнила, что была настолько занята, что и пообедать не нашла времени. Впрочем, об этом нечего было жалеть — тут хорошего обеда не купить, а то, что подают — такая ерунда, да еще по бешеным ценам. Так уж было заведено в Сан-Серанском Аэрокосмическом комплексе. Температура в помещениях в любое время года поддерживалась постоянная, воздух был идеально чист, без каких-либо запахов, даже приятных. Потому-то работники обычно не обращали внимания, который час наступил.
   Но два часа ночи — это действительно что-то уж слишком она засиделась.
   Вдруг ее захватило какое-то безысходное отчаяние — казалось, что голову залила холодная и жирная вода, в которой час назад мыли посуду. Самым обидным было то, что она просидела здесь столько времени, а готового результата так и не получилось — как ни крути, а что-то в программе все равно нужно завтра менять, раз программа не запускается. И вообще, что за жизнь она ведет, какая-то пустота, а не жизнь. Как эта самая программа — все бесполезно, скучно, однообразно.
   Странно, что она только-только почувствовала это — ведь с тех пор, как Джоанна покинула дом матери, ей нравилась ее одинокая жизнь. Может быть, это одиночество так повлияло в конце концов на ее состояние? Девушка знала, что относится к людям куда хуже, чем к компьютерам — ведь машины совершенно беспристрастны, им не придет в голову сначала мило разговаривать с тобой, а потом вдруг за твоей спиной тебя же самого и высмеивать, распускать сплетни. Компьютер никогда не ожидал от тебя того, на что ты не был спокоен, ему было глубоко безразлично, на что ты тратишь свое свободное время…
   Если говорить откровенно, то она несколько раз задумывалась о том, что ей нужно измениться — стать общительнее, добрее, как ее коллеги по работе. Но такое чувство отчужденности, ненужности, забытости она испытывала впервые. Это было нечто невообразимое.
   Тут перед ее глазами возник образ Гэри Фейрчайлда — всегда улыбающийся, доброжелательный парень. И в самом деле, почему она так одинока? Почему ей не сойтись с этим парнем? Ведь это когда-нибудь все равно должно случится. Кто-то с кем-то живет все равно, наступит и мой черед.
   Нет, Джоанна решила отогнать прочь дурные мысли и больше к ним не возвращаться.
   Но какой-то тонкий голосочек говорил в ее душе: «В любом случае тебе нечего делать больше здесь в два часа ночи. А завтра появится он…»
   И вдруг, с такой же скоростью, что и охватила ее, волна огорчения и безысходности вдруг схлынула. Джоанна удивленно протерла глаза и осмотрелась по сторонам. «Что это было со мной? Прямо как приступ какой-то болезни», — подумала она с легким раздражением.
   Одна только мысль о том, что она подумывала всерьез принять назойливые предложения Гэри и сойтись с ним, заставила девушка содрогнуться. Она ведь из тех женщин, с которыми мужчины никуда не выходят, она может целыми днями сидеть за толстыми книжками, компьютерами. К тому же она не уживется с Гэри все равно — она любит тишину, читать, а у того в квартире все время, как ни придешь, чуть ли не на всю громкость работает телевизор. Но на душе у Джоанны все равно было тоскливо, хотя она упорно пыталась вернуть себе прежнее беззаботное расположение духа.
   — Кажется, я проголодалась сильнее, чем кажется, — подумала девушка. — Врачи говорят, что пониженное содержание сахара в крови заставляет человека чувствовать себя постоянно подавленным. Они не говорят прямо, что иногда это запросто может привести к самоубийству.
   Вздохнув, Джоанна принялась подводить итоги сегодняшнего дня. Что она уже сделала, что ей предстоит сделать завтра. Сейчас лучше не работать — наляпаешь ошибок, а потом возись, исправляй их. Вот наверняка из-за такой оплошности и программа не получается. Девушка принялась сдвигать все на край стола. Ее коллеги, кстати, никогда не верили, что она в состоянии сразу найти нужное в неряшливой куче газет, брошюр, дискет, журналов, бюллетеней и рекламных листков. Временами стол ее походил на некое геологическое напластование — на него страшно было смотреть. И это называется женщина. Впрочем, девушка знала только то, что лежит на столе, а в ящики она заглядывала редко, особенно в нижние. Она не удивилась бы, если, в один прекрасный день открыв такой ящик и отодвинув в сторону бумаги, она обнаружила там выводок мышей или что-то в этом роде.
   И тут она снова вспомнила про загадочные шаги в зале.
   Не будь глупой, — сказала девушка себе самой. — Тут же секретная лаборатория, причем общегосударственного значения. Мимо охраны даже муха не пролетит незамеченной.
   Но даже эта утешительная мысль почему-то не убедила ее в том, в чем должна была убедить.
   Джоанна похлопала себя по карманам потрепанных джинсов, проверяя, на месте ли ключи от машины. Затем она взяла со стола свой кошелек — одно только название кошелек, он мог вполне сойти за дамский ридикюль средних размеров. Кроме денег, тут в беспорядке лежали замусоленные вырезки из компьютерных журналов, какие-то ценники с давних и недавних покупок и прочий хлам. Тут вдруг она снова задумалась. Она бы действительно почувствовала себя необычайно глупо, если бы ей вдруг тут встретился охранник или коллега. Но какой коллега станет шляться на работе в два часа ночи?
   — Послушай, — урезонила она саму себя, — ведь тебе уже двадцать шесть лет. Все равно странно, что кто-то бродит по секретной лаборатории в два часа ночи. Что делать тут охраннику? Они же наверняка сидят в это время на своих местах, за пультами?
   Нет, мало ли что там такое, подумала она. Взяв со стола небольшой молоточек из набора инструментов, она открыла стеклопластиковую дверь и вышла в коридор, прислушиваясь.
   Коридор, освещенный мягким приглушенным светом, только почему-то усиливал ее беспокойство. Все было погружено в непроницаемую, даже какую-то вязкую, тишину. Девушка направилась по темно-синей ковровой дорожке по коридору, но даже поступь ее кроссовок и то производила здесь немалый шум. Да, эта идеальная тишина ловит и с готовностью усиливает любой звук. Здесь почти никого не было, в этот час. «Почти» — это было сказано не случайно — несколько раз ее внимательный взгляд ловил громадных тараканов, которые наверняка уютно чувствовали себя в лабиринтах мудреного лабораторного оборудования.
   Вдруг ее внимание привлекла какая-то вспышка света.
   Джоанна остановилась. Нет, это даже не отблеск фосфоресцирующей поверхности. Может, свеча? Очень похоже на свечу, пламя которой отражалось на внутренней стороне полированной металлической двери главного компьютерного терминала.
   Огонь? Огонь, — подумала она, ускоряя шаг. В компьютерном терминале стояло полным-полно мусорных корзин для использованных бумаг и перфорационных карточек, и в них всегда что-то лежало. Повсюду были развешены таблички типа «Курить запрещено», но что стоило какому-нибудь остолопу-уборщику бросить окурок или непотушенную спичку в один из ящиков или в урну? Даже если там и нет бумаг, то все равно может возникнуть пожар — ведь емкости для мусора сделаны из пластмассы. Хотя отблеск на двери выглядел слишком слабым, чтобы его мог отбросить огонь. Нет, нужно все равно проверить, что там такое.
   Да, так она и думала — это была свеча. Свеча горела в поставленном на угол ящика с базой данных старомодном оловянном подсвечнике. Золотистые отблески свечи загадочно играли на компьютерах, на мониторе цифровой графики и на ящиках с дискетами. Где-то в углу горела одинокая красная лампочка.
   Но как сюда попала эта свеча?
   Именно ее нервозное состояние и спасло ее. Джоанна готова была поклясться, что она не слышала шагов позади себя, но она интуитивно почувствовала опасность за какие-то мгновения до того, как вдруг чьи-то пальцы оказались на ее горле. Пальцы были жесткими и холодными. Девушка принялась яростно отбиваться локтями и лягаться ногами. Инстинкт самосохранения подсказывал, что нужно делать.
   Хватка на горле на какое-то мгновенье ослабла. Тут она вдруг вспомнила, что в ее правой руке находился молоточек. Удар — и комнату наполнил жуткий рев. Сзади кто-то шумно задышал, горячее дыхание незнакомца девушка почувствовала на своем виске. Затем в нос ей ударил запах горящего дерева, старой шерсти, каких-то трав. Переложив молоток в левую руку, Джоанна изо всех сил ударила за правое плечо.
   И тут она почувствовала, что падает. Девушка ударилась головой о пол. Впрочем, пол был покрыт тут тонким синтетическим покрытием, но только так, для внешнего эффекта — твердость пола от этого мягче, что называется, не стала. Потом она увидела, как пламя свечи заколыхалось, замерцало, заплясало светлыми волнами на стене. А потом словно все померкло.
   И тут ей в нос ударил едкий запах нашатырного спирта. Из последних сил она подняла руку, чтобы отразить это новое нападение, но ее перехватила чья-то рука, большая, черная. Девушка хотела закричать, но из горла вырвался только жалкий хрип.
   Над ней склонилось темное лицо, излучавшее беспокойство. Так, человек средних лет.
   — Мисс, с вами все в порядке? — поинтересовался он.
   Джоанна слабо пошевелила головой, которая сразу загудела. И тут же гудение прошло по всему ее телу. Подхватив ее подмышки, человек помог ей сесть. В свете фонаря она с облегчением узнала светло-голубую рубашку и значок, которые носила охрана комплекса.
   — Вы поймали его? — к ней уже вернулось сознание и она вспомнила, что с ней произошло.
   — Кого?
   Джоанна откинула волосы назад, за голову, чтобы ощупать ссадины на шее. Она попробовала сглотнуть слюну, и тут же в горле засаднило. Голова тоже гудела. Хорошо еще, что она ударилась об участок, прикрытый ковром, а не об угол какого-нибудь железного ящика.
   — Здесь кто-то был… Он напал на меня сзади, — судорожно прошептала она. Тут Джоанна посмотрела на место где видела подсвечник. Но теперь там ничего не было.
   Охранник поднес к губам портативную рацию.
   — Кен, — забормотал он, — это Арт говорит. Тут говорят, что в здании шесть находился посторонний. Возле главного компьютерного терминала, — тут охранник повернулся к девушке. — Вы, случайно, не разглядели его?
   Она отрицательно покачала головой.
   — Он был выше меня, — начала она, запинаясь. Тут девушка осеклась: что за ерунду она говорит, ведь почти все выше ее. — Но, по-моему, я слышала, как он ходил по залам и по коридору.
   — Во сколько это было? — живо поинтересовался охранник, озираясь по сторонам.
   — Примерно около двух часов. Я… Я увидела огонь.
   — И он ударил вас вот этой штуковиной? — парень показал ей молоток. Причем держал он инструмент, как подобает настоящему криминалисту — за самый конец, да и то через носовой платок.
   Джоанна почувствовала, что к лицу приливает кровь.
   — Нет, — воскликнула она. — Этот молоток мой.
   Охранник бросил на нее недоуменный взгляд, но потом снова сосредоточился.
   — Я иногда ношу с собой молоток, когда знаю, что задержусь допоздна, — пояснила девушка и тут же, словно извиняясь, добавила. — Ведь на улице темно, а до машины идти нужно через парк.
   Впрочем, чего было ей боятся, если Сан-Серано находится в совершенно пустынной местности, на специально оборудованном полигоне, вдали от населенных пунктов? Потому тут было довольно спокойно, даже машины не крали. Но все равно — этот извечный человеческий страх перед темнотой…
   Вдруг рация охранника затрещала. Он нажал на кнопку и стал слушать. После чего сказал девушке, словно желая успокоить ее: «Мы вызвали дополнительные наряды! За двадцать минут они обшарят комплекс сверху донизу! Он никуда отсюда не денется!»
   Но Джоанна подумала, что незнакомец наверняка уже сделал именно это — куда-то делся. Через десять минут Джоанна уже сидела в небольшом домике охраны возле главного въезда в исследовательский центр Лос Каньон Роуд, пила горячий чай и отвечала на вопросы полицейского. Все входы и выходы здания номер шесть были тщательно проверены, но нигде не было обнаружено следов взлома или хотя бы признаков того, что тут мог пройти кто-то посторонний. Сотрудники безопасности и охраны проверили все закоулки огромного здания, но неизвестный как сквозь землю провалился.
   В четыре часа утра Джоанна отправилась домой. Она вознамерилась позвонить Гэри, поскольку одна мысль теперь о возвращении в свою пустую квартиру на улице Ван Найс устрашала ее, но потом отбросила эту идею. Ночь еще не прошла, и Гэри спросонья наверняка не так поймет ее. А ей совсем не хотелось заниматься тем, что Гэри наверняка предложит.
   В конце концов охранники просто довели ее до глубокого «Пинто», одиноко стоявшего на парковочной стоянке, и Джоанна покатила домой мимо голубых каньонов. Она ехала и думала, почему это впервые в жизни мысль о возвращении в дом, где ее никто не ждет, показалась ей страшной. Когда она ложилась спать — около шести часов — то уже светало, но сон ее был неспокойным.
   Но сотрудники охраны не смогли обнаружить ни следа незнакомца, якобы бродившего по коридорам исследовательского центра в ту ночь.

Глава 3

   Башня тишины находилась в десяти милях от старого имперского города Кимила, отделенная от него поворотом реки Пон и сочными лугами, на которых постоянно жирели овцы и свиньи. На лугах же находились большие и маленькие озера, на которых по вечерам лягушки устраивали целые концерты. Когда Керис и его дед направились к старым воротам Кимила, люди, завидев черные одежды старика, поспешно отворачивались, крестясь и бормоча молитвы. Жители этого города и его окрестностей имели особые основания, чтобы бояться всех, кто знался с волшебными силами.
   Уже с дороги Керис заметил эту башню, одиноко стоящую на холме. Она напомнила парню указательный палец, словно поднятый в предупреждении.
   Предупреждение, которое нельзя было забывать ни одному волшебнику.
   Между городом Ангельской Руки и Кимилом была проложена великолепная дорога, вымощенная плитами из тесанного камня. Керис и дед путешествовали два дня и две ночи провели в крестьянских хижинах. Однажды после того, как они уже укладывались на ночлег в сарае, к ним несмело зашла дочь хозяина и попросила угадать по картам ее будущее. Как-то Керис проснулся случайно ночью и увидел деда, сидящего и бормочущего какие-то заклятья, глядя на звезды.
   Глядя на величественную башню, Керис перевесил дорожную котомку с одного плеча на другое. Возле стен города раскинулся квартал бедных лачуг, в пыли возле которых возились и визжали детишки в отрепьях. Вдруг из ворот вышла религиозная процессия: одетые в темные одежды люди во главе с несколькими священниками, которые размахивали кадильницами в ту сторону, откуда шли к городу Керис и архимаг. Чувственные ноздри молодого воина мгновенно уловили сладковатый запах ладана. Один из священников, по виду — самый главный — прокричал что-то, и люди стали поспешно опускаться на колени, простирая руки к небу. Все люди — и бедные, и те, которые побогаче. Священники тоже стали читать свои молитвы коленопреклоненными. Наступил какой-то момент — даже дети перестали визжать и бросаться друг в друга камешками. Все покорились воле Святой Церкви. Вернее, почти все — кроме архимага и Кериса, они по-прежнему стояли на дороге, взирая на хлопоты перепуганного чем-то народа.
   — Сегодня мы можем заночевать в городе, в Доме Волшебников, — тихо сказал Солтерис, внимательно оглядывая окружающую местность. Местность была холмистой, но холмы эти означали границу земли Сикерст — пустынных земель, протянувшихся на две тысячи миль на восток. Здесь ничего не росло — только трава. Между тем старик продолжал: «Нандихэрроу управляет городом, пока старая Вера еще сильна здесь, а многие из тех, что пришли сюда жить двадцать пять лет назад, обрели тут вторую родину!»
   Меж холмами засвистел ветер, донесший до ноздрей путников запах сена. «А что, Сураклина судили в этом городе?» — спросил Керис.
   — Именно в этом, дитя мое, — Солтерис вздохнул, — не только судили, но и казнили, — и старик снова замолчал, вглядываясь своими темными глазами из-под кустистых бровей в бесконечную даль.
   — Я этого не знал, — заметил Керис мягко, — я просто подумал… если столица империи в городе Ангельской Руки, то и суд должен был бы состоятся там…
   Какая-то кривая улыбка заиграла на уголках губ старика. «Просто трудно судить кого-то за занятие волшебством в городе, где мало кто из жителей в это волшебство верит, — горько сказал Солтерис, а вот в Кимиле Сураклина хорошо знали! Даже те, которые не верили, что волшебство существует, предпочитали не попадаться лишний раз на его пути! — и архимаг кивнул в сторону притихших холмов, — вон там стояло его укрепление, которое называли Цитаделью. Они разбросали в стороны камни, которые обозначали ведущий туда путь. Сама же Цитадель была срыта. А Башня…»
   В сумерках угасавшего дня Керис заметил, как старик сдвинул брови и наморщил выразительно свой лоб, который и без того был изборожден морщинами.
   — А Башня Тишины стояла тут издавна, мы только укрепили ее стены — я и другие члены совета. На эти стены мы наложили заклятия, заклятья пустоты. Мы использовали энергию света звезд, чтобы наложить заклятье тьмы и запечатали его накрепко печатью Бога Мертвых. Мы укрепили Башню волшебной энергией, так что через ее камни, не то что через двери, не в состоянии пройти ни чародей, ни заклинатель. В Башне Тишины Сураклин и дожидался суда. Оттуда его повели на смерть…
   Старик отвернулся. «Пойдем дальше, — тихо сказал он, — о таких вещах нельзя разговаривать слишком долго!» Он первым тронулся с места, увлекая внука навстречу квадратным, серым от времени городским воротам.
   Ночь они провели в Доме Волшебников — громадном, но уже успевшем обветшать здании в самом центре Кимила, неподалеку от реки. Как и большинство городских сооружений, дом был выстроен из дерева. Но, в отличие от угрюмых домов горожан, он был весь изукрашен причудливой резьбой. На крыше были сделаны многочисленные башенки и коньки, наличники окон и дверей говорили о изощренной фантазии безвестных резчиков по дереву. Решетки балконов и перила представляли собой как бы хитрое сплетение из цветов и трав. Большинство городских домов, как успел заметить по пути Керис, были выстроены безо всяких архитектурных излишеств, выкрашены синей либо темной краской. Кстати, Керису бросилась в глаза еще одна деталь — возле входа в дом были сделаны две деревянные колоны, при которых были ниши, а в нишах стояли небольшие статуэтки. Все это было изготовлено из дерева, но искусно при этом выкрашено под камень.
   — Послушай, это ведь не сам Сураклин делал? — спросил он Ле — помощницу командира солдат-охранников, которые стерегли этот дом.
   Темноволосая женщина кивнула в ответ: «В городе началось разорение, когда маги разрушили его волшебную силу, — сказала она, — другие дома были разрушены позже, и говорили, что они несут на себе печать Темного Волшебника!» Тут она посмотрела на него из-под короткой челки изучающим взглядом, а потом подняла голову к потолку — там, наверху, чародеи говорили о чем-то своем после выпитых порций вина. Четыре или пять воинов, которые дежурили в тот вечер, носились взад-вперед, унося грязную посуду и принося новые закуски. Потом они принялись играть в карты, азартно подначивая друг друга. Керис и Ле тоже выпили немного вина.
   — Но что было бы, если бы Сураклин умер? Что ожидалось? — Керис сейчас извлекал из своей памяти все обрывки разговоров, которые он слышал от магов.
   Ле только покачала головой. «Говорят, что они должны были не только довести его туда и отправить туда, где он раньше был! Говорят также, что он умел воздействовать на умы тех, кто находился неподалеку от него! Он мог воздействовать даже на неодушевленные предметы! И даже во сне он мог пользоваться своей силой! Конечно, это могли быть просто выдумки досужих сплетников, но вот как-то…»
   — А ты хотя бы сама видела его?
   Рот искривился в какой-то странной ухмылке, которую вряд ли можно было бы назвать улыбкой. Они сидели за длинным столом, последние из воинов, которые прислуживали магам. Где-то в углу разговаривали двое новообращенных — они с жаром обсуждали какое-то новое выученное заклятие, споря, в каких случаях и с какой интонацией его нужно было произносить. В комнате было душно, и Керису очень хотелось продолжить разговор во дворе.
   — Я видела его только один раз, — нарушила тишину Ле, — когда мне было восемь лет. Я видела, как он умирал, а потом видела, как сжигали его тело. Вообще-то святая инквизиция хотела сжечь его заживо, но твой друг, архимаг… — она кивнула наверх, куда вела лестница, там сидел Солтерис. Он задумчиво слушал большого и плотного Нандихэрроу, который рассказывал: «Нет, вряд ли… Церковь не имеет никакой власти над теми, кто принес клятву на верность Совету. Конечно, Церковь есть Церковь, она свята, Но вот права на убийство мага ей все равно никто не давал. Причем, независимо, кем бы этот маг был и чем бы он занимался!»
   Тут Ле закатала рукав, и Керис с удивлением и завистью увидел несколько шрамов от рубленных ран. «Так вот, насчет Сураклина! Мне кажется, что для него тогда все это уже не имело значения! Я не знаю, что там говорили о нем в Совете, в Святой Инквизиции и даже при дворе. Но зато я хорошо помню, каким разбитым и опустошенным он возвращался сюда. И он был так молчалив… Мне даже казалось, что этот человек не поднимет руки, чтобы защитить себя от удара меча…»
   Керис вспомнил эти слова на следующий день, когда он вместе с дедом покидал город, выходя из каменных ворот. Они направились дальше по дороге, вьющейся между холмами. Дорога была ровной и хорошей — жители внимательно следили за нею. Сейчас как раз стояла пора сенокоса. Сено на окружающих холмах и низинах было уже скошено, а теперь жители города ворошили его и грабляли, пока позволяла погода, чтобы оно поскорее просушилось. Где-то вдали на болотах кричали птицы. Но чем дальше они отходили от города, тем более запущенной становилась дорога. Кое-какие плиты почти совсем вросли в землю, и на них зеленела трава. Видимо, жители пользовались этим участком не всегда.