Херберт Фрэнк. Дети Дюны

бы поглотила его, если б он хоть на долю секунды ослабил внимание. И,
одновременно, он сливался с форелью, впитывая ее, обильно ее подкармливая,
изучая ее. Он действовал точно по лекалу своего видения.
Он почувствовал, как форель делается все тоньше, все больше
растекаясь по руке, взобравшись уже не предплечье. Он поймал еще одну,
положил поверх первой. При соприкосновении по двум созданиям прокатились
возбужденные корчи. Ресничка сцепилась, и они стали единой пленкой, по
локоть обволокшей его руку. Ну, в точности живая перчатка детской игры, но
теперь тоньше и чувствительней, подавшаяся на его приманку, занимая свое
место в симбиозе с его кожей. Он опустил руку в живой перчатке, ощупал
песок, отчетливо чувствуя каждую песчинку. Это уже не форель, то, что
выходит - это крепче, сильнее, и будет делаться все сильней и сильней...
Его шарящая рука наткнулась еще на одну форель, внахлест примкнувшую к
первым двум и приспособившуюся к новой роли. Кожистая мягкость уже одела
всю его руку вплоть до плеча.
С жуткой до небывалости концентрацией он достиг единства своей новой
кожи со своим телом, предотвратил отторжение. На это потребовалось все его
внимание, и ни уголка не осталось в мозгу, где могло бы сохраниться
осознание устрашающих последствий делаемого им. Только то, что видение его
транса представило необходимым, имело значение. Золотая Тропа могла
отвориться только после того испытания.
Лито скинул одежды и обнаженным лег на песок, протянув одетую в
перчатку руку на пути мигрирующей форели. Он припомнил, как однажды они с
Ганимой поймали песчаную форель и терли ее о песок до тех пор, пока та не
превратилась в "червя-детеныша" - жесткую трубочку, налитую изнутри
зеленым сиропом. Только аккуратно надкуси и быстро выпей - пока укус не
затянется, спасая хоть немногие капли.
Они были теперь по всему его телу. Он чувствовал, как пульсирует его
кровь под этой живой оболочкой. Одна попыталась закрыть ему лицо, но он
грубо ее покрутил, пока она не вытянулась в тонкую трубочку - удлинилась
намного больше червя-детеныша, оставаясь при этом гибкой. Лито надкусил ее
кончик и стал смаковать тонкую струйку сиропа, которого вытекло намного
больше, чем когда-либо приходилось отведывать Свободному. Он почувствовал,
как энергия сиропа разливается по его телу. Его охватило занятное
возбуждение. Некоторое время он был занят тем, что отвертывал от лица
наползающую пленку, пока не получилось окоченевшей кромки, замкнувшейся в
круг от лба до челюсти и оставляющей его глаза открытыми.
Теперь надо испытать видение.
Он встал на ноги, повернулся, чтобы побежать назад к хижине - и
обнаружил, что бежит так быстро, что не в состоянии сохранять равновесие.
Он рухнул в песок, перекувыркнулся и вскочил на ноги. Прыжок на дна метра
вознес его над песком - а когда он, приземлившись, попробовал просто идти,
то опять-таки он двигался слишком быстро.
"Стоп!" - велел он себе, и погрузился в расслабляющее прана-бинду,
собирая все свои ощущения в пруд своего сознания. Пробежала внутренняя
рябь ТЕПЕРЬ-ПОСТОЯННО, через которую он вживе ощутил Время, и возвышенный
восторг видения его согрел. Оболочка работала в точности так, как
предсказало видение.
"Моя кожа - не моя собственная".
Но его мускулам надо было немного потренироваться, прижиться к
усилению любого движения. Когда он пошел, он упал и покатился. Вскоре он
сел. В спокойствии кайма под его челюстью попыталась стать пленкой и
закрыть ему рот. Он плюнул на нее и ее надкусил, отведал сладкого сиропа.
Потом рукой закрутил ее вниз.
Прошло достаточно времени, чтобы возникло единство его новой кожи с
его телом. Лито вытянулся на спине, перевернулся на живот. Затем он
пополз, царапая оболочкой по песку. Он отлично ощущал песок, но ничто не
царапало его собственного тела. Сделав лишь несколько плавательных
движений, он одолел пятьдесят метров песка. От трения по телу разлилось
тепло.
Пленка больше не пыталась закрыть его нос и рот, но теперь ему
предстоял второй значительный шаг к Золотой Тропе. Его упражнения вывели
его за канал, в каньон, где находился пойманный червь. Он услышал, как
червь приближается с шипящим свистом, привлеченный его движениями.
Лито вскочил на ноги, намереваясь встать и подождать, но это движение
послало его метров на двадцать вглубь каньона. Невероятных усилий стоило
контролировать свои реакции, он опять присел на корточки, выпрямился.
Теперь прямо перед ним начал пухнуть песок, вздымаясь чудовищным завитком,
освещенным лунным светом. Песок разошелся перед ним на расстоянии всего в
два его роста. В тусклом свете полыхнули кристальные зубы. Он увидел, как
разверзается рот-пещера, далеко в глубине которой тягуче шевелилось
тусклое пламя. Всепобеждающий аромат спайса захлестнул его. Но червь
остановился. Он продолжал стоять перед Лито, когда из-за круч вышла Первая
луна. Ее свет отразился на зубах твари, окаймлявших пламенные отсветы
горения химических реакций внутри нее.
Так глубоко был в нем закоренелый страх Свободных, что Лито просто с
места срывало желание удрать. Но его видение удержало его в неподвижности,
в очарованности этим затянувшимся моментом. Еще ни один, стоявший так
близко к пасти живого червя, не уцелел. Лито тихо двинул правую ногу,
зацепился за песчаный бугорок и, среагировав слишком сильно, полетел прямо
к пасти червя. Он остановился, упав на колени. Червь так и не шевельнулся.
Он чувствует только форель, и не станет нападать на эту
глубоко-песочную ядовитую штуку, его родню. Червь нападет на другого
червя, посягнувшего на его территорию, или пожалует на обнаженный спайс.
Только водный барьер его останавливает - а песчаная форель, живая капсула
воды, и есть такой водный барьер.
Ради эксперимента Лито протянул руку к наводящей благоговейной ужас
пасти. Червь подался назад на целый метр.
К Лито вернулась уверенность, и он, отвернувшись от червя, принялся
обучать свои мускулы жить с этой новой заключенной в них силой. Он
осторожно прошелся назад к каналу. Червь позади него оставался недвижим.
Когда Лито оказался за водной преградой, он подпрыгнул от радости,
пролетел метров десять над песком в парящем полете, шлепнулся,
перекувырнулся и расхохотался.
Приоткрылся затвор хижины, на песок упал яркий свет. Сабиха, стоя в
ореоле желто-сиреневого свечения лампы, воззрилась на него.
Смеясь, Лито опять перебежал через канал, остановился перед червем и,
протянул руку, повернул лицо к Сабихе:
- Смотри! - окликнул он. - Червь слушается моих повелений!
Пока она стояла, окаменев от шока, он развернулся и бегом промчался
мимо червя вглубь каньона. Приобретя кой-какой опыт в своей новой коже, он
уже выяснил, что может бежать, лишь совсем чуть-чуть сгибал мускулы.
Усилий почти не требовалось. Когда он бежал, прилагая усилие, то взмывал
так, что его незащищенное лицо обжигал ветер. В глухом конце каньона он не
остановился, а подпрыгнул метров на пятнадцать вверх, вцепился в обрыв и
пополз наверх как насекомое. Он вылез на гребень Танцеруфта.
Перед ним простиралась пустыня в лунном свете - бескрайними
серебрящимися волнами.
Маниакальный восторг Лито приулегся.
Он присел на корточки, чувствуя потрясающую легкость тела. После
проделанного им физического упражнения он покрылся тонкой пленочкой пота,
которую стилсьют впитал бы и прогнал через влагоемкую прокладку, удаляющую
соли.
Теперь пот исчез, как только он расслабился, мембрана поглотила его
быстрее любого стилсьюта. Лито, задумавшись, развернул рулончик оболочки
под губой, засунул его в рот, отпил сиропа.
Вот рот его не закрыт. Чутким разумом Свободного он ощущал, как влага
его тела теряется через рот. Лито натянул оболочку себе на рот, закатал ее
край, попытавшийся запечатать ноздри, и держал так, пока ограничивающая ее
свернутая трубочка не осталась на месте. В пустыне он дышал уже
автоматически по принципу: вдох через нос, выдох через рот. Оболочка над
его ртом вздулась маленьким пузырьком, но осталась неподвижной. Не
теряется ни крупицы влаги, собирающейся в носу и на губах. Значит, он все
теперь приспособил.
Между Лито и луной пролетел топтер, сделал вираж, опустился на
широкую посадочную площадку на вершине, метрах в ста слева от Лито. Лито
глянул на него, отвернулся, поглядел на тот путь, которым он взобрался из
каньона. Внизу, у канала, виднелось множество огней, различалось
мельтешение большой толпы. Он услышал далекие выкрики, звучавшие с
различимой истерией. От топтера к нему приближались двое. Лунный свет
блестел на их оружии.
"Машхад", - подумал Лито, и это была печальная мысль. Отсюда - его
гигантский скачок на Золотую Тропу. Он надел живой, саморемонтирующийся
стилсьют из мембраны песчаной форели, вещь неизмеримой ценности на
Арракисе... пока не поймешь уплаченную цену. "Я больше не человек. Легенды
об этой ночи будут расти и раздуваться до неузнаваемости среди всех, кто
ее застал. Но она будет правдой, эта легенда".
Он поглядел вниз, прикинул, что уровень пустыни метрах в двухстах
внизу. Луна высвечивала выступы и трещины на крутой поверхности, но
никакой непрерывной тропки. Лито встал, сделал глубокий вдох, взглянул на
приближающихся мужчин и прыгнул в воздух. Примерно тридцатью метрами ниже
его согнутые ноги наткнулись на узкий выступ. Усиленные мускулы погасили
удар и, спружинив, направили его полет в сторону, до другого выступа,
который он задел руками, отскочил еще метров на двадцать вниз, наскочил -
опять руками - на следующий выступ и опять пошел вниз, отпружинивая,
прыгая, хватаясь за крохотные выступы. Наконец, заключительные сорок
метров он одолел одним прыжком, приземлился кувырком, поджимая колени,
вонзился в покатый склон дюны, подняв тучи песка и пыли. У подножия дюны
он поднялся на ноги, одним прыжком взлетел на гребень следующей дюны. Он
услышал хриплые крики с вершины обрыва, но проигнорировал их,
сосредоточась на широких прыжках с вершины на вершину дюны.
Побольше приспособясь к новой силе своих мускулов, он испытал
чувственную радость от того, что в предвидениях не было того, насколько
пожирающими расстояние станут его движения. Он был пулей пустыни, таким
вызовом Танцеруфту, который никто до него не бросал.
Когда он решил, что двое из орнитоптера достаточно оправились от
шока, чтобы возобновить преследование, он нырнул на теневую сторону дюны и
зарылся там. Для его новых мускулов песок был как тягучая жидкость, вот
только температура опасно поднималась, когда он рыл слишком быстро. Он
вышел наружу с другого конца дюны и обнаружил, что мембрана закрыла его
ноздри. Удаляя ее, он ощутил, как пульсирует его новая кожа, вовсю
трудясь, чтобы поглотить его пот.
Лито пристроил себе в рот трубочку, отпил сиропа, глядя вверх на
звездное небо. По его подсчетам, он был километрах в пятнадцати от Шулоха.
Вскоре на фоне звезд возникли очертания топтера, огромной птицы, а за ней
еще и еще одной. Он услышал тихо присвистывание их крыльев, ропот их
приглушенных реактивных двигателей.
Потягивая жидкость из живой трубочки, он ждал. Первая луна прошла по
своему пути, потом Вторая.
За час до зари Лито выбрался из своего укрытия на гребень дюны,
оглядел небо. Никаких охотников. Теперь он знал, что вступил на тропу, в
которой нет возврата. Впереди Время и Пространство уже приготовили ему
ловушку, ради незабываемого урока для него самого и всего человечества.
Лито повернул на северо-восток и пропрыгал еще пятьдесят километров,
прежде чем на день зарыться в песок, оставив только крохотный выход на
поверхность, через который высовывалась форельная трубочка. Оболочка
училась жить с ним одной жизнью точно так же, как он научился жить с ней.
Он старался не думать о всем другом, что она совершает с его плотью.
"Завтра я совершу набег на Гара Рулен, - думал он. - Я разрушу их
канал и выпущу его воду в песок. Затем я пойду на Виндсак, Старое ущелье и
Харг. За месяц экологическое преображение будет отброшено назад на целое
поколение. Это даст нам время для разработки нового расписания".
И, конечно, дикость мятежных племен будет осуждена. Кое-в-ком
проснутся воспоминания о Джакуруту. У Алии будет хлопот невпроворот. Что
до Ганимы... Лито беззвучно, одними губами, произнес слова, которые вернут
ей память. Время этому позже... если они уцелеют в этом жестоком
переплетении нитей.
Золотая Тропа заманчиво простиралась перед ним по пустыне, почти
материальная вещь, видимая им открытыми глазами. И он подумал о том, как
это бывает: животные должны перемещаться по земле, чтобы существовать, а
существование людей зависит от движения души человечества, заблокированной
на целые годы, нуждающейся в пути, по которому она сможет двинуться.
Затем он подумал об отце, говоря себе, "Скоро мы обсудим все это как
мужчина с мужчиной, и выявится одно-единственное видение".

53

Пределы выживания задаются климатом, теми долгими
течениями медленных изменений, которые поколение может и
не заметить. И именно крайности климата являются решающими
и наглядными. Одинокие, конечные личности могут наблюдать
климатические провинции, ежегодные перепады погоды,
случайно отмечать вещи вроде: "Этот год холоднее всего,
что на моей памяти". Такие вещи ощутимы. Но люди редко
зорки в отношении той усредненной перемены, что происходит
за большое количество лет. Но как раз через такие зоркость
и чуткость люди учатся, как выжить на любой планете. Они
должны изучать климат.
Харк ал-Ада. Арракис, Преображение.

Алия сидела на кровати, скрестив ноги, стараясь успокоить себя
Заклинанием Против Страха, но в ее черепе отдавалось насмешливое
хихикание, блокировавшее все ее усилия его сказать. Вскоре ей стал слышен
голос - он завладел ее ушами, ее умом.
- Что это за чушь? Чего тебе бояться?
Мускулы ее ляжек дрогнули, словно ноги ее пытались пуститься бегом.
Но бежать некуда.
На ней был только золотой халат из чистейшего палианского шелка, и он
не скрывал припухлостей ее начинавшего полнеть тела. Только что миновал
Час Убийц - заря уже близка. Отчеты за последние три месяца лежали перед
ней на красном коврике. Ей слышно было жужжание кондиционера, легкий
ветерок колыхал таблички на катушках шигавира.
Советники боязливо разбудили ее два часа назад, с новостями о
последних потрясениях, и Алия затребовала отчеты, чтобы поискать через них
ясное представление о происходящем.
Она отказалась от Литании.
Эти нападения - наверняка работа мятежников. Явно. И все больше и
больше из них обращаются против религии Муад Диба.
- Ну, и что тут дурного? - вопросил насмешливый голос внутри нее.
Алия яростно затрясла головой. Намри ее подвел. Дурой она была, что
доверилась такому опасному двойному орудию. Ее советники перешептывались,
что на очереди обвинение Стилгару, что он скрытый мятежник. И что сталось
с Хэллеком? Затаился среди своих друзей-контрабандистов? Вероятно.
Она взяла одну из катушек. И МУРИЗ! Этот человек - истерик. Это
единственно возможное объяснение. Иначе ей надо поверить в чудеса. Ни один
человек, не говоря уже о ребенке (даже о таком ребенке, как Лито) не мог
бы прыгнуть с громады Шулоха и уцелеть, удрав после этого в пустыню такими
скачками, что переносили его с гребня на гребень дюн.
Алия ощутила под рукой холод шигавира.
Где же тогда Лито? Ганима отказывалась считать его иначе, чем
мертвым. Видящая Правду подтвердила ее рассказ: Лито задран Лазанским
тигром. Тогда кто же этот ребенок, о котором докладывают Намри и Муриз?
Она содрогнулась.
Разрушено сорок кванатов, их вода выпущена в песок. Верные Свободные
и даже мятежники - все невежественные суеверы, все! Ее отчеты полным-полны
рассказами о загадочных событиях. Песчаная форель прыгает в кванаты и
распадается на великое множество своих маленьких копий. Черви умышленно
топят себя. Кровь сочится из Второй Луны, падая на Арракис, где она
вызывает великие бури. А ведь частота бурь И ВПРАВДУ возрастают!
Она подумала о Данкане, отрезанном в Табре от внешнего мира,
раздраженном ограничениями, наложения которых на него она настоятельно
потребовала от Стилгара. Он и Ирулэн болтают и еще кое о чем, кроме того,
каково ИСТИННОЕ значение всех этих знамений. Дураки! Даже ее шпионы
поддаются влиянию этих возмутительных побасенок!
Почему Ганима настаивает на своей истории с Лазанским тигром?
Алия вздохнула. Только одно из сообщений на шигавирах было для нее
утешительным. Фарадин прислал отряд своей личной гвардии, чтобы "помочь
вам в тревогах и подготовить путь для Официального Обряда Обручения". Алия
улыбнулась самой себе и присоединилась к хихиканию, рокотавшему в ее
черепе. Этот план, по крайней мере, остается в целости. Надо найти
логические объяснения, чтобы развеять всю остальную суеверную чушь.
Тем временем она использует людей Фарадина, чтобы помочь под Шулохом
и арестовать известных диссидентов, особенно среди наибов. Она прикинула,
не предпринять ли действий против Стилгара, но внутренний голос остерег ее
от этого.
- Пока еще - нет.
- У моей матери и Сестер до сих пор имеется свой собственный план, -
прошептала Алия. - Почему она тренирует Фарадина?
- Может, он ее возбуждает, - сказал Старый Барон.
- Нет, что ты, такая ледышка?
- Ты не думаешь о том, чтобы потребовать от Фарадина вернуть ее?
- Я знаю опасности этого!
- Хорошо. Между тем. Недавно заходила твоя молодая советница, Зия.
Как его звать? Агарвис? Да, Бур Аргавис. Если б ты пригласила его нынче
вечером...
- Нет!
- Алия...
- Уже почти заря, ненасытный ты старый дурак! Нынче утром собирается
военный совет, жрецы будут...
- Не доверяй им, дорогая Алия.
- Конечно, нет!
- Очень хорошо. Теперь, этот Бур Аргавис...
- Я сказала - нет!
Старый Барон промолчал, но она начала испытывать головную боль. Боль
медленно поползла от левой щеки внутрь черепа. Однажды она заставила ее
метаться, как безумную, по коридорам, проделав такую штуку. Теперь она
твердо решила ему воспротивиться.
- Будешь упорствовать - приму болеутоляющее, - сказала она.
Ему ясно было видно, что она и в самом деле это сделает. Боль начала
слабеть.
- Очень хорошо, - с обидой. - Тогда, в другой раз.
- В другой раз, - согласилась она.

54

Ты разделил песок пустыни, драконам пустыни разбил Ты
головы. Да, вижу тебя я зверем, выходящим из дюн, два
рожка агнца у тебя, но говоришь ты как дракон.
Пересмотренная Оранжевая
Католическая Библия, Арра, II:4.

Непреложным было это пророчество, нитки превращаются в канаты, и Лито
теперь казалось, что он знал об этом всю свою жизнь. Он посмотрел вперед
за вечерние тени над Танцеруфтом. В ста семидесяти километрах к северу
находится Старое Ущелье, глубокая извивающаяся расселина в Защитной стене,
через которую первые Свободные мигрировали в пустыню.
В Лито не оставалось сомнений. Он знал, почему он стоит здесь в
пустыне, в одиночестве, и с чувством притом, что вся эта страна
принадлежит ему, что она должна повиноваться его велению. Он ощущал
струну, связывающую его со всем человечеством, и глубинную необходимость
мироздания жизненных опытов, придававших ему логический смысл, мироздания
принятых регулярностей внутри вечного изменения.
"Я знаю это мироздание".
Червь, доставивший его сюда, явился на притоптывание его ноги, и,
восстав перед ним, замер, как послушный зверь. Он вскочил на него и,
только при помощи своих обладающих новой силой рук, развел ведущую губу
колец червя, чтобы держать его на поверхности. Червь совсем притомился за
целую ночь гонки на север. Его кремниево-серная внутренняя "фабрика"
работала на полную мощь, щедро выбрасывая клубы кислорода, которые
попутный ветер доносил до Лито обволакивающими вихрями. По временам у него
начинала от теплых выбросов кружиться голова, и он испытывал странные
ощущения. Рефлекторная и круговая субъективность его видений обратилась
вовнутрь, на его предков, заставляя его припоминать кусочки его прошлого
на Земле, сравнивая затем эти кусочки с его изменившимся "я".
Он уже ощущал теперь, как его все больше уносит от чего-то узнаваемо
человеческого. Соблазняем спайсом, который он заглатывает, где только
наткнется хоть на самую его чуточку, и оболочка его больше не была
песчаной форелью, как и сам он больше не был человеком. Реснички проникли
в его плоть, создав новое творение, которому искать теперь свою
собственную метаморфозу в грядущих эрах.
"Ты видел это, отец, и отверг это", - подумал он. - "Слишком ужасающе
это было, чтобы посмотреть этому в лицо".
Лито знал, что думают о его отце, и почему.
"Муад Диб умер от предвидения".
Но Пол Атридес ушел из мира реальности в алам ал-мифал, хоть и живет
еще, сбежал от того, на что отважился его сын.
Теперь есть только Проповедник.
Лито присел на корточки и стал неотрывно смотреть на север. Оттуда
придет червь, а на нем - двое: юный Свободный и слепец.
Над головой Лито пронеслась стайка мертвенно бледных летучих мышей,
держа курс на юго-восток. Они были редкими крапинками в темнеющем небе, и
глаз знающего Свободного по направлению их полета способен определить, к
какому убежищу лежит их путь. Однако, Проповедник обойдет это убежище
сторонкой. Место его назначения - Шулох, где не допускается никаких
летучих мышей, чтобы они не привели посторонних к этому тайному месту.
Червь появился сперва темным движущимся пятнышком между пустыней и
северным ветром. Матар, песочный дождь, принесенный с горных вершин
умирающей бурей, на несколько минут скрыл его из виду, затем он стал виден
яснее и ближе.
Линия холода у основания дюны, где примостился Лито, начала источать
ночную влагу. Он ноздрями попробовал слабую сырость, прикрыл рот
пузырящейся чашечкой мембраны. Для него больше не было необходимости
охотиться за каждой крохотной капелькой. От своей матери ему досталась в
наследство большая кишка Свободных, длиннее и больше обычной, возвращавшая
в организм воду из всего, что в нее попадало. Живой стилсьют хватал и
усваивал каждую достижимую капельку влаги. Даже сейчас, пока он сидел, его
оболочка, коснувшись песка, сразу же выпустила реснички псевдоподы, чтобы
запастись до крохи всей энергией, какую они смогут собрать.
Лито присматривался к приближающему червю. Он знал, что юный поводырь
к этому времени его уже увидел, заметил темное пятно на вершине дюны.
Наездник не мог определить с расстояния специфику видимого объекта, но
Свободные издавна знали, как поступать в таких случаях. Незнакомый объект
может быть опасен. Действия юного поводыря были, предсказуемы, никакого
предвидения не надо.
Все верно, он чуть изменил курс и поехал прямо на Лито. Гигантские
черви были оружием, которым Свободные пользовались множество раз. Черви
помогли разбить Шаддама под Арракином. Этот червь, однако же, не стал
повиноваться наезднику. Он остановился метрах в десяти, и, как тот его ни
понукал, больше ни на песчинку не продвинулся вперед.
Лито встал, почувствовал, как реснички резко втянулись назад в
мембрану. Освободив рот, он окликнул:
- Ахлан, васах-ахлан! - "Добро пожаловать, дважды добро пожаловать!"
Слепец стоял на черве позади проводника, одна рука на плече юноши. Он
высоко поднял голову, нос устремлен на голову Лито, словно старался
унюхать, кто это у них на пути. Закат окрасил оранжевым его лоб.
- Кто это? - спросил слепец, тряся плечо поводыря. - Почему мы
остановились? - сквозь затворы стилсьюта его голос звучал гнусаво.
Юноша, боязливо поглядев на Лито, сказал:
- Всего лишь кто-то одинокий в пустыне. По виду, ребенок. Я
попробовал направить на него червя, но червь не идет.
- Почему ты ничего не сказал? - вопросил слепец.
- Я думал, это всего лишь кто-то один в пустыне! - запротестовал
проводник. - Но это демон.
- Сказано истинным сыном Джакуруту, - заметил Лито. - А вы,
достопочтенный отец, вы - Проповедник.
- Да, это я, - и страх был в голосе Проповедника, потому что,
наконец, он встретился со своим прошлым.
- Здесь не сад, - сказал Лито. - Но добро пожаловать разделить со
мной на сегодня это место.
- Кто ты? - вопросил Проповедник. - Как ты остановил нашего червя? -
зловещие нотки узнавания были в голосе Проповедника. Он призывает
воспоминания о своем альтернативном видении, понимая, что может найти
здесь конец.
- Это демон! - протестовал юноша-поводырь. - Мы должны бежать отсюда,
или наши души...
- Молчи! - взревел Проповедник.
- Я - Лито Атридес, - сказал Лито. - Ваш червь остановился, потому
что я ему приказал.
Проповедник застыл в остолбенелом молчании.
- Пойдем, отец, - сказал Лито. - Слезай, и проведи ночь со мной. Я
напою тебя сладким сиропом. Я вижу, у тебя есть фремкит с водой и
кувшинами. Мы разделим наши богатства здесь, на песке.
- Лито еще ребенок, - возразил Проповедник. - И, говорят, он погиб по
подлости Коррино. В твоем голосе нет детства.
- Ты знаешь меня, Отец, - сказал Лито. - Я мал для своего возраста,
как и ты был, но мой опыт древен и мой голос обучен.
- Что ты делаешь здесь, во Внутренней Пустыне? - спросил Проповедник.