- Фурлоу не имеет медицинской степени.
- Да, но что же показал тот тест?
Уили закончил свою работу, потом откинулся на спинку стула и окинул бумаги взглядом.
- Понадобится некоторое время, чтобы обработать все данные, - сказал он, - но я рискну предположить, что вы такой же нормальный человек, как и любой другой.
- Это означает, что я в здравом уме? - спросил Мерфи. Он посмотрел на стол, затаив дыхание в ожидании ответа.
- Настолько же, насколько и я сам, - подтвердил Уили.
Мерфи глубоко вздохнул. Он улыбнулся и покосился на карточки с точками.
- Спасибо, док!
Показ-эпизода неожиданно прервался.
Келексел покачал головой и посмотрел на Фраффина, который выключил репродьюсер. Режиссер улыбнулся ему.
- Видите, - начал Фраффин. - Кое-кто, как и вы, согласен с вашей точкой зрения, считает, что Мерфи в здравом уме.
- Но вы-же сказали, что покажете мне Фурлоу.
- Я это и сделал!
- Не понимаю.
- Неужели вы не заметили, с каким отвращением этот знахарь заполнял свои бумаги? Разве Фурлоу делал что-нибудь подобное?
- Нет, но...
- И неужели вы не заметили, что этот знахарь просто-таки наслаждался чувством страха Мерфи?
- Но ведь страх может время от времени забавлять.
- Как и боль, и насилие? - спросил Фраффин.
- Конечно, если ими правильно управлять.
"И мне тоже доставляет удовольствие переживаемые ими страхи, - подумал Келексел. - Неужели в этом и состоит идея этого спятившего. Режиссера? Неужели он пытается поставить меня на одну доску с этими... созданиями? Любому Чему нравятся подобные вещи!"
- У этих туземцев странные представления, - продолжал Фраффин, - они считают, что любые действия, которые разрушают жизнь - разрушают любую жизнь - это болезнь.
- Но ведь это целиком зависит от того, какая именно форма жизни уничтожается, - возразил Келексел. - Конечно, даже эти ваши туземцы не стали бы колебаться, уничтожая... э-э... червя!
Фраффин лишь пристально посмотрел на него.
- Ну? - потребовал ответа Келексел.
Но Фраффин по-прежнему лишь пристально смотрел на него.
Келексел почувствовал, что его охватывает ярость. Он с гневом воззрился на Фраффина.
- Это всего лишь идея, которой можно забавляться, - сказал наконец Фраффин. - Ведь идеи - это наши игрушки, которыми мы забавляемся, разве не так?
- Безумная идея, - проворчал Келексел.
В это мгновение он вспомнил, что пришел сюда, чтобы ликвидировать опасность, угрожавшую кораблю историй со стороны спятившего Режиссера. И этот человек сам открыл сущность своего преступления! И если об этом станет известно, то тогда... Келексел сидел, внимательно глядя на Фраффина, чувствуя, как в нем нарастает праведный гнев, он наслаждался этими мгновениями перед наступлением разоблачения и мыслями о том, что преступник будет подвергнут вечному всеобщему отчуждению. Фраффин должен быть отправлен в безграничную темноту вечной скуки! Пусть этот безумец узнает, что на самом деле означает вечность!
Эта мысль на мгновение задержалась в сознании Келексела. Он никогда не рассматривал вечность с такой точки зрения. Вечность. "Что же на самом деле она означает?" - задал он самому себе этот вопрос.
Он попытался представить себя в изоляции от всех, предоставленный самому себе в бесконечно текущем времени. Его сознание поторопилось отбросить эту мысль, и ему стало жаль Фраффина из-за того, что с ним произойдет.
- А теперь, - произнес Фраффин, - вот он, решающий момент!
"Он что, умышленно злит меня, чтобы я донес на него? - подумал Келексел. - Но как такое возможно!"
- Мне приятно сообщить вам, - начал Фраффин, - что у вас будет еще один потомок.
Ошеломленный этим известием, Келексел лишь сидел и не отрывал от Режиссера взгляда. Он пытался что-то сказать, но не мог. Наконец, собравшись с силами, он проскрежетал:
- Но как вы можете...
- О, не так, как это обычно делается, не противозаконным способом, перебил его Фраффин. - Здесь не будет никакого хирургического вмешательства, не будет тщательного отбора донора из банков яичников Первородных. Ничего из привычных процедур.
- Что вы имеете... - начал было Келексел.
- Ваша любимица-туземка, - снова перебил его Фраффин. - Вы зачали с ней ребенка. Она будет вынашивать вашего ребенка... древним способом, как мы это делали до того, как была создана организация Первородных.
- Это... невозможно, - пробормотал Келексел.
- Вовсе нет, - возразил Фраффин. - Видите ли, вся эта планета наводнена дикими Чемами.
Келексел молча сидел, впитывая зловещее очарование откровения Фраффина, понимая все то, что скрывалось за этими словами. Преступление оказалось таким простым. Таким простым! После того, как он преодолел мысленный блок, который был возведен в его сознании, не давая ему думать о подобных вопросах, все встало на свои места. Да уж, преступление соответствовало положению Фраффина, мысль о подобном преступлении даже в голову не могла прийти ни одному Чему! Келексел почувствовал непроизвольное восхищение Фраффином.
- Вы думаете, - начал Фраффин, - что вам нужно лишь выдать меня, и тогда Первородные выправят положение дел. Позаботятся о последствиях стерилизуют жителей этой планеты, чтобы не могло произойти дальнейшего смешения кровей с Чемами, закроют доступ на планету, пока не найдут для нее какого-нибудь подходящего применения. Вашего отпрыска-полукровку постигнет та же участь, что и остальных.
Внезапно Келексел почувствовал, как в нем восстали забытые инстинкты. Угроза, скрывавшаяся в словах Фраффина, как бы открыла двери к запертому тайнику чувств Келексела. Он никогда и не подозревал о потенциальной силе или опасности со стороны этих чувств, с которыми он, похоже, связан... навсегда. Странные мысли роились в его голове. Была одна безумная, но она приносила ему ощущение свободы:
"Только представь себе: неограниченное число потомков!"
А потом новая мысль:
"Так вот что происходило с другими Следователями!"
И в ту же секунду Келексел понял, что погиб.
- Позволите ли вы уничтожить своего отпрыска? - спросил Фраффин.
Этот вопрос был лишним. Келексел уже рассмотрел его и ответил. Ни один Чем не будет рисковать своим отпрыском... ведь сколь же редкое и драгоценное это звено, единственное связывающее звено Чема с его прошлым. Он вздохнул.
И Фраффин, увидев это, улыбнулся, торжествуя победу.
Мысли Келексела обратились внутрь, к его собственному теперешнему положению. Первородные проиграли еще один раунд в бое с Фраффином. С каждой минутой Келекселу все яснее и яснее становилась та роль, которую он сыграл в этом поражении, четко определенная и довольно формальная. Он слепо (действительно ли слепо?) угодил в эту ловушку. Фраффин так же легко управлял им, как и своими дикарями с этой чудесной планеты.
И осознавание того, что он должен смириться с поражением, что у него нет выбора, вызвало у Келексела странное ощущение счастливого облегчения. Не радости, нет, а какую-то смутную печаль, столь же острую и глубокую, как скорбь.
"У меня будет неограниченный запас любимиц, - подумал он. - И они будут приносить мне отпрысков".
Но затем его сознание заволокло какое-то туманное облако, и он обратился к Фраффину, как к товарищу-заговорщику:
- Что, если Первородные пошлют сюда Следователя-женщину?
- Это еще больше облегчит нам задачу, - успокоил его Фраффин. Женщины-Чемы, лишенные возможности вынашивать плод, но не лишенные своих инстинктов к продолжению рода, получают здесь еще большее удовольствие. Конечно, они купаются в море плотских удовольствий. У местных самцов нет никаких запретов, и это приводит в восхищение наших женщин. Но сексуальное влечение для наших женщин не самое главное. Больше всего их привлекает наблюдать за процессом рождения ребенка! Я не могу понять, как они могут переживать чужую радость, но Инвик уверяет меня, что это сопереживание очень глубокое.
Келексел кивнул. Наверное, это правда. Женщины в этом тайном заговоре должны быть привязаны более крепкими узами. Но Келексел все еще оставался профессиональным Следователем. Он заметил то, как двигаются губы Фраффина, складки вокруг его глаз - они выдавали его озабоченность. Здесь примешивалась еще одна вещь, которую Фраффин отказывался понять. Когда-нибудь эта битва будет проиграна. Вечность - это слишком долго даже для Первородных. Подозрения в конце концов перейдут в уверенность, и тогда будут применены любые средства, чтобы раскрыть эту тайну.
Понимая это, Келексел почувствовал грусть. Словно уже свершилось это неизбежное поражение. Здесь был аванпост бессмертия Чемов, и он тоже - со временем - уйдет. Здесь была часть всех Чемов, которая восстала против Вечности. Здесь было доказательство того, что где-то глубоко в каждом Чеме сидит неприятие бессмертия. Но доказательство этого будет уничтожено.
- Мы подыщем тебе подходящую планету, - сказал Фраффин.
И, уже произнося эти слова, он подумал, не слишком ли он торопит события. Келекселу нужно время, чтобы переварить услышанное. В первые минуты он был потрясен, но сейчас, похоже, уже пришел в себя, этот вежливый Чем, смирившись с поражением... и без сомнения должен осознавать необходимость омоложения. Конечно, он сразу же поймет необходимость этого.
16
Заложив руки под голову, Келексел лежал на кровати, глядя, как Рут расхаживает по комнате. Взад-вперед, взад-вперед. При каждом шаге раздавался свист, когда ее зеленый халат терся о ноги. Она вела себя так почти каждый раз, когда он приходил сюда - если только он не настраивал манипулятор на невероятно высокий уровень воздействия.
Его зрачки двигались вслед за ее перемещениями. Халат был подпоясан на уровне талии и украшен изумрудами и серебром, которые ослепительно сверкали в желтом свете комнаты. Ее беременность уже была слегка заметна по выпирающему животу, блестящей румяной коже. Конечно, она понимала, чем это вызвано, но лишь однажды она сорвалась на истерику (но этот взрыв удалось быстро подавить при помощи Манипулятора).
Только десять периодов расслабления прошло с той поры, когда он встречался с Фраффином, однако Келексел чувствовал, как воспоминания о этом событии начали блекнуть. Тот "забавный маленький эпизод", героем которого был отец Рут, был записан и завершен (Келекселу с каждым очередным просмотром он казался все менее и менее забавным). Все, что оставалось ему, это найти подходящую планету где-то на задворках Федерации для собственных нужд.
Рут расхаживала взад-вперед. Через несколько секунд она окажется у репродьюсера, понял он. Она не пользовалась этим устройством в его присутствии, но он видел, что она бросает на него косые взгляды. Он ощущал, как эта машина притягивает ее к себе.
Келексел посмотрел на манипулятор, управляющий ее эмоциями. Уровень настройки испугал его. Никаких сомнений - однажды она станет иммунной.
Келексел вздохнул. Манипулятор казался огромным металлическим насекомым, заползшим на потолок.
Его беспокоили чувства к ней теперь, когда он знал, что Рут была первобытным Чемом, в кровь которой в древние времена была привнесена примесь крови Чемов с корабля историй - она становилась больше, чем просто неким абстрактным существом, почти личностью.
А существует ли право манипулировать личностью? Правильно ли это или неправильно? И какие последствия оно несет? Вся непривычная экзотика этого мира вызывала в нем непонятные ему самому сомнения. Рут была Чемом-полукровкой... никогда ей не стать полностью Чемом. Ее не подвергали в детстве телесным изменениям, направленным на переход процессов в ее теле на цикл бессмертия. Она не могла стать ячейкой паутины Тиггивоф.
Что же станут делать Первородные? Прав ли Фраффин? Уничтожат ли они эту планету? Они способны на это. Но ведь туземцы так привлекательны, что кажется невероятным, что они решатся на подобный шаг. Они ведь Чемы... первобытные Чемы. Но что бы не решили Первородные, доступ сюда будет закрыт. Никто из тех, кто в настоящее время пользуется удовольствиями на этой планете, не сможет получить даже ничтожную их часть при новом порядке.
Келексел прокручивал один аргумент за другим в своем уме, туда-обратно, подобно тому, как расхаживала по комнате Рут.
Эта ходьба начала раздражать его. Она делала это намеренно, проверяя, насколько она подчинила его себе. Наконец Келексел не выдержал, сунул руку под плащ и начал настраивать манипулятор.
Рут остановилась, словно натолкнулась на стену. Потом повернулась к нему лицом и спросила невыразительным голосом:
- Снова?
- Сними свой халат, - приказал он.
Она стояла, не шевелясь.
Келексел увеличил силу воздействия и повторил приказ. Он вращал ручку Манипулятора все больше... больше... больше...
Медленно, словно деревянная кукла, она подчинилась. Халат упал на устеленный серебристым ковром пол, оставив ее обнаженной. Ее плоть вдруг показалась необычайно бледной. Дрожь прошла вверх и вниз по коже ее живота.
- Повернись, - приказал он.
С той же неуклюжестью она повиновалась. Одной обнаженной ногой она наступила на пояс с изумрудной цепочкой, и та задребезжала.
- Повернись ко мне лицом, - приказал Келексел.
Когда она выполнила это приказание, Келексел ослабил давление Манипулятора. По коже живота больше не бежала дрожь. Она глубоко, прерывисто вздохнула.
"Как же грациозна она! - подумал Келексел.
Не сводя с него глаз, Рут наклонилась, подняла халат, набросила его на себя и подпоясалась.
"Так! - подумала она. - Я сопротивлялась ему. Я наконец смогла защитить себя! В следующий раз будет полегче". И тут она вспомнила вызывающее отупление воздействие Манипулятора, из-за которого она разделась. Даже в этой экстремальной ситуации ее не покидала уверенность, что наступит время, когда она сможет противостоять воздействию Манипулятора Келексела, сколь бы сильным оно ни было. Она знала, что существуют пределы воздействия этого устройства, тогда как пределов у ее воли и решимости сопротивляться просто не было. Она могла бесконечно черпать силы из внутренних источников - нужно лишь вспомнить то, что она увидела во время просмотра сюжетов репродьюсера.
- Ты сердишься на меня, - сказал Келексел. - Почему? Я ведь снисходителен ко всем твоим капризам.
Вместо ответа она повернулась к металлической сетке репродьюсера и пробежалась по управляющим кнопкам. Ожившее устройство загудело.
"Как ловко она обращается со своей игрушкой, - подумал Келексел. - А я этого даже не подозревал! Такая уверенность приходит лишь с практикой. Но когда она успела? Она никогда раньше не включала репродьюсер, когда в комнате был я. А ведь я проводил с ней все свое время отдыха. Наверное, у смертных другая шкала отсчета времени. Сколько же времени она уже находится со мной? Примерно четверть годового цикла, или, возможно, чуть больше.
Интересно, как она ощущает внутри себя плод? Примитивные существа хорошо чувствуют состояние собственного тела, им не нужны для этого приборы - внутри них есть какой-то первобытный инстинкт, который говорит им об этом. Может ли плод быть причиной ее гнева?"
- Смотри, - сказала Рут.
Келексел выпрямился и сосредоточился на изображении, которое создал на сцене репродьюсер - светящемся овале, где появлялись полулюди, герои сюжетов Фраффина. Там сейчас двигались приземистые фигуры - первобытные Чемы. Келексел неожиданно припомнил замечание, которое услышал о произведениях Фраффина: "Это театр марионеток". Да, его созданиям всегда удавалось казаться и эмоционально, и физически реальнее настоящей жизни.
- Это мои родственники, - сказала Рут. - Мой отец, брат и сестра. Они приехали на суд. А это комната в мотеле, где они остановились.
- Мотеле? - Келексел соскочил с постели и подошел к Рут.
- Место, где временно проживают, - пояснила женщина. И села за пульт управления репродьюсером.
Келексел внимательно смотрел на куполообразную сцену, показывающую комнату с выцветшими каштановыми стенами. Худощавая женщина с соломенными волосами сидела на краю кровати с правой стороны. На ней было розовое платье. Рукой, на которой проступали набухшие вены, она прижимала к глазам влажный носовой платок. Она выглядела такой же блеклой, как и мебель невыразительные глаза, впалые щеки. Очертаниями головы и тела она напоминала Джо Мерфи, отца Рут. Келексел вдруг подумал, что неужели и Рут когда-нибудь станет такой? Конечно же, нет! Глаза женщины смотрели из темных впадин под тонкими бровями.
Перед ней, спиной к камере репродьюсера, стоял какой-то человек.
- Знаешь, Клоди, - произнес он, - бессмысленно...
- Я просто не могу заставить себя вспомнить, - сказала женщина, всхлипывая.
Келексел сглотнул. Его тело, похоже, начинало проникаться эмоциями этих созданий. Это было жуткое ощущение - отталкивающее и одновременно притягивающее. Чувствительная паутина репродьюсера передавала чувства, пресыщенные жизнью и удовольствиями, этой женщины. Вызывающие удушье и тошноту.
- Помню один случай на ферме поблизости от Мариона, - сказала женщина. - Джо тогда было около трех лет. Мы сидели на крыльце после вечерни, дожидаясь ужина. Па громко спросил у него, как это он смог пройти двенадцать акров до ручья.
- Он всегда удивлялся этому.
- И Джо ответил, что прошел их с крайней осторожностью.
- Та чертова уборная во дворе, - проворчал Грант.
- Помнишь узкие доски, которые они бросили на грязь? На Джо тогда еще был надет тот белый костюм, который Ма пошила для него.
- Клоди, какой смысл во всех этих воспоминаниях...
- Ты помнишь ту ночь?
- Клоди, это было так давно.
- Я помню ее. Джо просил всех, чтобы кто-нибудь сходил с ним и помог пройти по тем доскам, но Па сказал ему, чтобы он шел один. Чего он боялся?
- Собак, Клоди, ты временами становишься такой же, как Па.
- Я помню, как Джо вышел на улицу один - маленькое белое пятно в темноте. А потом Па завопил: "Джо! Берегись, сзади тебя страшный ниггер!"
- И Джо побежал! - сказал Грант. - Я помню это.
- И он поскользнулся и упал прямо в грязь.
- Вернулся он весь грязный, - произнес Грант. - Я помню это. - Он захихикал.
- И когда Па обнаружил, что он написал в штаны, он взял ремень для правки бритв. - Ее голос смягчился. - Джо был таким милым малышом.
- А Па был крутым парнем, это уж точно!
- Странные вещи ты порою вспоминаешь, - заметила женщина.
Грант подошел к окну и отодвинул каштановую занавеску. Повернувшись, он показал свое лицо - то же самое строение кости, что и у Рут, но плоть помассивнее. По лбу тянулась резкая складка - там, где он носил шляпу; а ниже лицо было темным, хотя часть лба - совершенно белым. Его глаза, казалось, скрывались в темных провалах. На руке, отдернувшей занавеску, темнели вены.
- Вот уж действительно сухие места, - сказал он. - Ничего даже отдаленно похожего на зелень.
- Интересно, почему он это сделал? - спросила Клоди.
Грант пожал плечами.
- Он был странным мальчиком, Джо.
- Ты только себя послушай, - проворчала женщина. - Был странным мальчиком. Ты что, говоришь о нем уже, как о покойнике!
- Я думаю, что так оно и есть, Клоди. Он точно мертвец. - Грант покачал головой. - Его либо казнят, либо поместят в лечебницу. Что, по-моему, одно и тоже.
- Я слышала, ты много болтал о том, что происходило, когда мы были детьми, - сказала женщина. - Ты думаешь, было тогда в нашей жизни что-то, что заставило его совершить... это?
- Что ты имеешь в виду?
- Ну, то, как Па обращался с ним.
Грант нашел торчащую из занавески ниточку. Он оторвал ее и обмотал вокруг пальца. Чувствительная паутина передала ощущение сдерживаемого долгое время гнева (Келексел спросил себя, почему Рут показывает ему эту сцену. Он понимал, что, видя ее, она испытывает боль, но почему она обвиняет его или же разгневана на него за это?).
- В тот раз мы поехали на деревенскую ярмарку послушать темнокожих певцов, - продолжал Грант. - В повозке, запряженной мулом, помнишь? Джо не хотел ехать с нами. Он был зол на Па за что-то, но Па сказал, что он еще слишком юн, чтобы оставаться дома один.
- Ему, наверное, тогда было все девять лет, - заметила женщина.
Грант продолжал, словно и не слышал ее.
- Тогда Джо еще отказался покидать повозку, помнишь? Па сказал: "Пошли, парень. Разве ты не хочешь послушать этих негров?" А Джо ответил: "Уж лучше я останусь с мулами и повозкой".
Клоди кивнула.
В руке Гранта оказалась еще одна нитка. Он сказал:
- Я неоднократно слышал от тебя, когда ты не хотела идти куда-то: "Мне лучше остаться с мулами и повозкой". Теперь половина населения округа повторяет это.
- Джо был таким, - сказала Клоди. - Всегда предпочитал одиночество.
Губы Гранта сложились в грубую ухмылку.
- С Джо тогда могло случиться все, что угодно.
- Ты был, когда он убежал из дома?
- Ага. Это после того, как ты вышла замуж, верно? Па купил Джо лошадь, на которой все лето возил лес, купленный у старого Бедного Джона Уикса, шурина Неда Толливера.
- А ты видел драку?
- Я как раз присутствовал на ней. Джо назвал Па лгуном, обманщиком и вором. Па пошел за дубовой белой дубинкой, однако Джо оказался быстрее. Ему, наверное, тогда было семнадцать, и он был здоровым парнем. Он так хватил Па дубинкой по голове, словно хотел прикончить его. Па рухнул на землю, словно молодой бычок на бойне. Джо вытащил из кармана деньги, которые Па получил за лошадь, взбежал по лестнице к себе в комнату, собрал чемоданчик и ушел.
- Какой ужас! - воскликнула Клоди.
Грант кивнул.
- На всю жизнь я запомнил мальчишку, стоявшего на крыльце с чемоданчиком в руке и придерживающего дверь с сеткой. Ма всхлипывала над Па, обматывая его голову мокрым полотенцем. Джо сказал нам таким тихим голосом, что мы никогда бы не расслышали его, если бы не были такими напуганными и притихшими. Мы думали, что он убил Па.
"Я надеюсь, что больше никого из вас не увижу", - вот что сказал тогда Джо. А потом он убежал.
- У него был характер отца, это точно, - заметила Клоди.
Рут выключила репродьюсер. Изображение исчезло. Потом она повернулась. Лицо ее было невыразительным от воздействия Манипулятора, но от ручейков слез на ее щеках еще оставались мокрые пятна.
- Я должна кое-что узнать, - сказала она. - Что вы, Чемы, сделали с моим отцом? Это вы... сделали его таким?
Келексел вспомнил, как Фраффин хвастался, что он подготовил убийцу... хвастался и объяснял, что у Следователя Первородных нет шанса избежать ловушки, расставленной для него в этом мире. Да и какое значение имели несколько второстепенных существ, подготовленных и использованных для нужд Чемов? Хотя они не были второстепенными, напомнил себе Келексел. Они были первобытными Чемами.
- Сделали, я вижу, - сказала Рут. - Я подозревала это из тех слов, что ты говорил мне.
"Неужели она видит меня насквозь? - подумал Келексел. - Как она могла узнать это? Что за странные способности у этих туземцев?"
Он скрыл свое замешательство пожатием плеч.
- Я желаю, чтобы ты умер, - сказала Рут. - Я хочу, чтобы ты умер!
Несмотря на усиливающееся воздействие Манипулятора, Рут чувствовала, как глубоко внутри нее разгорается гнев, еще далекий, но уже вполне различимый, бурлящий гнев, вызывающий желание вонзить ногти в непроницаемую кожу этого Чема.
Голос Рут прозвучал так спокойно и ровно, что Келексел едва не пропустил мимо ушей ее слова, прежде чем все же успел осознать их смысл. Умер! Она желала его смерти! Он попятился. Как могла она нанести ему такое оскорбление!
- Я - Чем! - воскликнул он. - Как смеешь ты говорить подобное Чему?
- Ты что, действительно не понимаешь? - спросила она в свою очередь.
- Я улыбался тебе, взял тебя к себе, - сказал он. - И вот как ты благодаришь меня?
Рут оглядела свою комнату-тюрьму, потом посмотрела на его лицо: серебристо-белая кожа с металлическим оттенком, презрительно нахмуренные брови. Выпрямившись, Келексел едва достигал роста Рут, сидевшей на стуле, и со своего места она могла видеть колышущиеся черные волосинки в его ноздрях, когда он делал вдохи и выдохи.
- Мне почти жаль тебя, - сказала она.
Келексел проглотил слюну. "Жаль?" Ее реакция заставляла его нервничать. Он посмотрел на свои руки, с удивлением обнаружил, что свел их вместе. "Жаль?" Он медленно разжал пальцы, отмечая, что его ногти потемнели, приобрели вид, предупреждающий его о том, что он нуждается в омоложении и очень скоро - после того, как Келексел воспроизвел себе подобного, в его организме включились часы, отсчитывающие срок, отпущенный его телу. Может, поэтому она и пожалела его - из-за задержки с его омоложением? Нет, она не могла знать о зависимости Чемов от Омолаживателей.
"Задержка... задержка... почему я медлю?" - подумал Келексел.
Он удивился самому себе - своей решимости и храбрости. Он дошел до той точки, когда другие. Чемы уже бегут к Омолаживателям. Он знал, что сделал это почти намеренно, играясь с ощущениями бренности тела. Никакой другой Чем не осмелился бы на это. Они все трусы! Сейчас он был почти таким, как Рут. Почти смертным! А она ругает его! Она не понимает, что происходит. Да и разве способна она, бедняжка, понять это?
Он ощутил прилив жалости к себе. Разве может кто-нибудь понять это? Разве кто-либо испытывал подобное? Все его приятели Чемы уверены, что он прибегает к услугам Омолаживателя, как только наступает в том необходимость. Да, этого никто не поймет.
Келексел пребывал в нерешительности, стоит рассказать Рут о том, какой смелый поступок он совершил, но он не забыл ее слов. Она желала его смерти.
- Да, но что же показал тот тест?
Уили закончил свою работу, потом откинулся на спинку стула и окинул бумаги взглядом.
- Понадобится некоторое время, чтобы обработать все данные, - сказал он, - но я рискну предположить, что вы такой же нормальный человек, как и любой другой.
- Это означает, что я в здравом уме? - спросил Мерфи. Он посмотрел на стол, затаив дыхание в ожидании ответа.
- Настолько же, насколько и я сам, - подтвердил Уили.
Мерфи глубоко вздохнул. Он улыбнулся и покосился на карточки с точками.
- Спасибо, док!
Показ-эпизода неожиданно прервался.
Келексел покачал головой и посмотрел на Фраффина, который выключил репродьюсер. Режиссер улыбнулся ему.
- Видите, - начал Фраффин. - Кое-кто, как и вы, согласен с вашей точкой зрения, считает, что Мерфи в здравом уме.
- Но вы-же сказали, что покажете мне Фурлоу.
- Я это и сделал!
- Не понимаю.
- Неужели вы не заметили, с каким отвращением этот знахарь заполнял свои бумаги? Разве Фурлоу делал что-нибудь подобное?
- Нет, но...
- И неужели вы не заметили, что этот знахарь просто-таки наслаждался чувством страха Мерфи?
- Но ведь страх может время от времени забавлять.
- Как и боль, и насилие? - спросил Фраффин.
- Конечно, если ими правильно управлять.
"И мне тоже доставляет удовольствие переживаемые ими страхи, - подумал Келексел. - Неужели в этом и состоит идея этого спятившего. Режиссера? Неужели он пытается поставить меня на одну доску с этими... созданиями? Любому Чему нравятся подобные вещи!"
- У этих туземцев странные представления, - продолжал Фраффин, - они считают, что любые действия, которые разрушают жизнь - разрушают любую жизнь - это болезнь.
- Но ведь это целиком зависит от того, какая именно форма жизни уничтожается, - возразил Келексел. - Конечно, даже эти ваши туземцы не стали бы колебаться, уничтожая... э-э... червя!
Фраффин лишь пристально посмотрел на него.
- Ну? - потребовал ответа Келексел.
Но Фраффин по-прежнему лишь пристально смотрел на него.
Келексел почувствовал, что его охватывает ярость. Он с гневом воззрился на Фраффина.
- Это всего лишь идея, которой можно забавляться, - сказал наконец Фраффин. - Ведь идеи - это наши игрушки, которыми мы забавляемся, разве не так?
- Безумная идея, - проворчал Келексел.
В это мгновение он вспомнил, что пришел сюда, чтобы ликвидировать опасность, угрожавшую кораблю историй со стороны спятившего Режиссера. И этот человек сам открыл сущность своего преступления! И если об этом станет известно, то тогда... Келексел сидел, внимательно глядя на Фраффина, чувствуя, как в нем нарастает праведный гнев, он наслаждался этими мгновениями перед наступлением разоблачения и мыслями о том, что преступник будет подвергнут вечному всеобщему отчуждению. Фраффин должен быть отправлен в безграничную темноту вечной скуки! Пусть этот безумец узнает, что на самом деле означает вечность!
Эта мысль на мгновение задержалась в сознании Келексела. Он никогда не рассматривал вечность с такой точки зрения. Вечность. "Что же на самом деле она означает?" - задал он самому себе этот вопрос.
Он попытался представить себя в изоляции от всех, предоставленный самому себе в бесконечно текущем времени. Его сознание поторопилось отбросить эту мысль, и ему стало жаль Фраффина из-за того, что с ним произойдет.
- А теперь, - произнес Фраффин, - вот он, решающий момент!
"Он что, умышленно злит меня, чтобы я донес на него? - подумал Келексел. - Но как такое возможно!"
- Мне приятно сообщить вам, - начал Фраффин, - что у вас будет еще один потомок.
Ошеломленный этим известием, Келексел лишь сидел и не отрывал от Режиссера взгляда. Он пытался что-то сказать, но не мог. Наконец, собравшись с силами, он проскрежетал:
- Но как вы можете...
- О, не так, как это обычно делается, не противозаконным способом, перебил его Фраффин. - Здесь не будет никакого хирургического вмешательства, не будет тщательного отбора донора из банков яичников Первородных. Ничего из привычных процедур.
- Что вы имеете... - начал было Келексел.
- Ваша любимица-туземка, - снова перебил его Фраффин. - Вы зачали с ней ребенка. Она будет вынашивать вашего ребенка... древним способом, как мы это делали до того, как была создана организация Первородных.
- Это... невозможно, - пробормотал Келексел.
- Вовсе нет, - возразил Фраффин. - Видите ли, вся эта планета наводнена дикими Чемами.
Келексел молча сидел, впитывая зловещее очарование откровения Фраффина, понимая все то, что скрывалось за этими словами. Преступление оказалось таким простым. Таким простым! После того, как он преодолел мысленный блок, который был возведен в его сознании, не давая ему думать о подобных вопросах, все встало на свои места. Да уж, преступление соответствовало положению Фраффина, мысль о подобном преступлении даже в голову не могла прийти ни одному Чему! Келексел почувствовал непроизвольное восхищение Фраффином.
- Вы думаете, - начал Фраффин, - что вам нужно лишь выдать меня, и тогда Первородные выправят положение дел. Позаботятся о последствиях стерилизуют жителей этой планеты, чтобы не могло произойти дальнейшего смешения кровей с Чемами, закроют доступ на планету, пока не найдут для нее какого-нибудь подходящего применения. Вашего отпрыска-полукровку постигнет та же участь, что и остальных.
Внезапно Келексел почувствовал, как в нем восстали забытые инстинкты. Угроза, скрывавшаяся в словах Фраффина, как бы открыла двери к запертому тайнику чувств Келексела. Он никогда и не подозревал о потенциальной силе или опасности со стороны этих чувств, с которыми он, похоже, связан... навсегда. Странные мысли роились в его голове. Была одна безумная, но она приносила ему ощущение свободы:
"Только представь себе: неограниченное число потомков!"
А потом новая мысль:
"Так вот что происходило с другими Следователями!"
И в ту же секунду Келексел понял, что погиб.
- Позволите ли вы уничтожить своего отпрыска? - спросил Фраффин.
Этот вопрос был лишним. Келексел уже рассмотрел его и ответил. Ни один Чем не будет рисковать своим отпрыском... ведь сколь же редкое и драгоценное это звено, единственное связывающее звено Чема с его прошлым. Он вздохнул.
И Фраффин, увидев это, улыбнулся, торжествуя победу.
Мысли Келексела обратились внутрь, к его собственному теперешнему положению. Первородные проиграли еще один раунд в бое с Фраффином. С каждой минутой Келекселу все яснее и яснее становилась та роль, которую он сыграл в этом поражении, четко определенная и довольно формальная. Он слепо (действительно ли слепо?) угодил в эту ловушку. Фраффин так же легко управлял им, как и своими дикарями с этой чудесной планеты.
И осознавание того, что он должен смириться с поражением, что у него нет выбора, вызвало у Келексела странное ощущение счастливого облегчения. Не радости, нет, а какую-то смутную печаль, столь же острую и глубокую, как скорбь.
"У меня будет неограниченный запас любимиц, - подумал он. - И они будут приносить мне отпрысков".
Но затем его сознание заволокло какое-то туманное облако, и он обратился к Фраффину, как к товарищу-заговорщику:
- Что, если Первородные пошлют сюда Следователя-женщину?
- Это еще больше облегчит нам задачу, - успокоил его Фраффин. Женщины-Чемы, лишенные возможности вынашивать плод, но не лишенные своих инстинктов к продолжению рода, получают здесь еще большее удовольствие. Конечно, они купаются в море плотских удовольствий. У местных самцов нет никаких запретов, и это приводит в восхищение наших женщин. Но сексуальное влечение для наших женщин не самое главное. Больше всего их привлекает наблюдать за процессом рождения ребенка! Я не могу понять, как они могут переживать чужую радость, но Инвик уверяет меня, что это сопереживание очень глубокое.
Келексел кивнул. Наверное, это правда. Женщины в этом тайном заговоре должны быть привязаны более крепкими узами. Но Келексел все еще оставался профессиональным Следователем. Он заметил то, как двигаются губы Фраффина, складки вокруг его глаз - они выдавали его озабоченность. Здесь примешивалась еще одна вещь, которую Фраффин отказывался понять. Когда-нибудь эта битва будет проиграна. Вечность - это слишком долго даже для Первородных. Подозрения в конце концов перейдут в уверенность, и тогда будут применены любые средства, чтобы раскрыть эту тайну.
Понимая это, Келексел почувствовал грусть. Словно уже свершилось это неизбежное поражение. Здесь был аванпост бессмертия Чемов, и он тоже - со временем - уйдет. Здесь была часть всех Чемов, которая восстала против Вечности. Здесь было доказательство того, что где-то глубоко в каждом Чеме сидит неприятие бессмертия. Но доказательство этого будет уничтожено.
- Мы подыщем тебе подходящую планету, - сказал Фраффин.
И, уже произнося эти слова, он подумал, не слишком ли он торопит события. Келекселу нужно время, чтобы переварить услышанное. В первые минуты он был потрясен, но сейчас, похоже, уже пришел в себя, этот вежливый Чем, смирившись с поражением... и без сомнения должен осознавать необходимость омоложения. Конечно, он сразу же поймет необходимость этого.
16
Заложив руки под голову, Келексел лежал на кровати, глядя, как Рут расхаживает по комнате. Взад-вперед, взад-вперед. При каждом шаге раздавался свист, когда ее зеленый халат терся о ноги. Она вела себя так почти каждый раз, когда он приходил сюда - если только он не настраивал манипулятор на невероятно высокий уровень воздействия.
Его зрачки двигались вслед за ее перемещениями. Халат был подпоясан на уровне талии и украшен изумрудами и серебром, которые ослепительно сверкали в желтом свете комнаты. Ее беременность уже была слегка заметна по выпирающему животу, блестящей румяной коже. Конечно, она понимала, чем это вызвано, но лишь однажды она сорвалась на истерику (но этот взрыв удалось быстро подавить при помощи Манипулятора).
Только десять периодов расслабления прошло с той поры, когда он встречался с Фраффином, однако Келексел чувствовал, как воспоминания о этом событии начали блекнуть. Тот "забавный маленький эпизод", героем которого был отец Рут, был записан и завершен (Келекселу с каждым очередным просмотром он казался все менее и менее забавным). Все, что оставалось ему, это найти подходящую планету где-то на задворках Федерации для собственных нужд.
Рут расхаживала взад-вперед. Через несколько секунд она окажется у репродьюсера, понял он. Она не пользовалась этим устройством в его присутствии, но он видел, что она бросает на него косые взгляды. Он ощущал, как эта машина притягивает ее к себе.
Келексел посмотрел на манипулятор, управляющий ее эмоциями. Уровень настройки испугал его. Никаких сомнений - однажды она станет иммунной.
Келексел вздохнул. Манипулятор казался огромным металлическим насекомым, заползшим на потолок.
Его беспокоили чувства к ней теперь, когда он знал, что Рут была первобытным Чемом, в кровь которой в древние времена была привнесена примесь крови Чемов с корабля историй - она становилась больше, чем просто неким абстрактным существом, почти личностью.
А существует ли право манипулировать личностью? Правильно ли это или неправильно? И какие последствия оно несет? Вся непривычная экзотика этого мира вызывала в нем непонятные ему самому сомнения. Рут была Чемом-полукровкой... никогда ей не стать полностью Чемом. Ее не подвергали в детстве телесным изменениям, направленным на переход процессов в ее теле на цикл бессмертия. Она не могла стать ячейкой паутины Тиггивоф.
Что же станут делать Первородные? Прав ли Фраффин? Уничтожат ли они эту планету? Они способны на это. Но ведь туземцы так привлекательны, что кажется невероятным, что они решатся на подобный шаг. Они ведь Чемы... первобытные Чемы. Но что бы не решили Первородные, доступ сюда будет закрыт. Никто из тех, кто в настоящее время пользуется удовольствиями на этой планете, не сможет получить даже ничтожную их часть при новом порядке.
Келексел прокручивал один аргумент за другим в своем уме, туда-обратно, подобно тому, как расхаживала по комнате Рут.
Эта ходьба начала раздражать его. Она делала это намеренно, проверяя, насколько она подчинила его себе. Наконец Келексел не выдержал, сунул руку под плащ и начал настраивать манипулятор.
Рут остановилась, словно натолкнулась на стену. Потом повернулась к нему лицом и спросила невыразительным голосом:
- Снова?
- Сними свой халат, - приказал он.
Она стояла, не шевелясь.
Келексел увеличил силу воздействия и повторил приказ. Он вращал ручку Манипулятора все больше... больше... больше...
Медленно, словно деревянная кукла, она подчинилась. Халат упал на устеленный серебристым ковром пол, оставив ее обнаженной. Ее плоть вдруг показалась необычайно бледной. Дрожь прошла вверх и вниз по коже ее живота.
- Повернись, - приказал он.
С той же неуклюжестью она повиновалась. Одной обнаженной ногой она наступила на пояс с изумрудной цепочкой, и та задребезжала.
- Повернись ко мне лицом, - приказал Келексел.
Когда она выполнила это приказание, Келексел ослабил давление Манипулятора. По коже живота больше не бежала дрожь. Она глубоко, прерывисто вздохнула.
"Как же грациозна она! - подумал Келексел.
Не сводя с него глаз, Рут наклонилась, подняла халат, набросила его на себя и подпоясалась.
"Так! - подумала она. - Я сопротивлялась ему. Я наконец смогла защитить себя! В следующий раз будет полегче". И тут она вспомнила вызывающее отупление воздействие Манипулятора, из-за которого она разделась. Даже в этой экстремальной ситуации ее не покидала уверенность, что наступит время, когда она сможет противостоять воздействию Манипулятора Келексела, сколь бы сильным оно ни было. Она знала, что существуют пределы воздействия этого устройства, тогда как пределов у ее воли и решимости сопротивляться просто не было. Она могла бесконечно черпать силы из внутренних источников - нужно лишь вспомнить то, что она увидела во время просмотра сюжетов репродьюсера.
- Ты сердишься на меня, - сказал Келексел. - Почему? Я ведь снисходителен ко всем твоим капризам.
Вместо ответа она повернулась к металлической сетке репродьюсера и пробежалась по управляющим кнопкам. Ожившее устройство загудело.
"Как ловко она обращается со своей игрушкой, - подумал Келексел. - А я этого даже не подозревал! Такая уверенность приходит лишь с практикой. Но когда она успела? Она никогда раньше не включала репродьюсер, когда в комнате был я. А ведь я проводил с ней все свое время отдыха. Наверное, у смертных другая шкала отсчета времени. Сколько же времени она уже находится со мной? Примерно четверть годового цикла, или, возможно, чуть больше.
Интересно, как она ощущает внутри себя плод? Примитивные существа хорошо чувствуют состояние собственного тела, им не нужны для этого приборы - внутри них есть какой-то первобытный инстинкт, который говорит им об этом. Может ли плод быть причиной ее гнева?"
- Смотри, - сказала Рут.
Келексел выпрямился и сосредоточился на изображении, которое создал на сцене репродьюсер - светящемся овале, где появлялись полулюди, герои сюжетов Фраффина. Там сейчас двигались приземистые фигуры - первобытные Чемы. Келексел неожиданно припомнил замечание, которое услышал о произведениях Фраффина: "Это театр марионеток". Да, его созданиям всегда удавалось казаться и эмоционально, и физически реальнее настоящей жизни.
- Это мои родственники, - сказала Рут. - Мой отец, брат и сестра. Они приехали на суд. А это комната в мотеле, где они остановились.
- Мотеле? - Келексел соскочил с постели и подошел к Рут.
- Место, где временно проживают, - пояснила женщина. И села за пульт управления репродьюсером.
Келексел внимательно смотрел на куполообразную сцену, показывающую комнату с выцветшими каштановыми стенами. Худощавая женщина с соломенными волосами сидела на краю кровати с правой стороны. На ней было розовое платье. Рукой, на которой проступали набухшие вены, она прижимала к глазам влажный носовой платок. Она выглядела такой же блеклой, как и мебель невыразительные глаза, впалые щеки. Очертаниями головы и тела она напоминала Джо Мерфи, отца Рут. Келексел вдруг подумал, что неужели и Рут когда-нибудь станет такой? Конечно же, нет! Глаза женщины смотрели из темных впадин под тонкими бровями.
Перед ней, спиной к камере репродьюсера, стоял какой-то человек.
- Знаешь, Клоди, - произнес он, - бессмысленно...
- Я просто не могу заставить себя вспомнить, - сказала женщина, всхлипывая.
Келексел сглотнул. Его тело, похоже, начинало проникаться эмоциями этих созданий. Это было жуткое ощущение - отталкивающее и одновременно притягивающее. Чувствительная паутина репродьюсера передавала чувства, пресыщенные жизнью и удовольствиями, этой женщины. Вызывающие удушье и тошноту.
- Помню один случай на ферме поблизости от Мариона, - сказала женщина. - Джо тогда было около трех лет. Мы сидели на крыльце после вечерни, дожидаясь ужина. Па громко спросил у него, как это он смог пройти двенадцать акров до ручья.
- Он всегда удивлялся этому.
- И Джо ответил, что прошел их с крайней осторожностью.
- Та чертова уборная во дворе, - проворчал Грант.
- Помнишь узкие доски, которые они бросили на грязь? На Джо тогда еще был надет тот белый костюм, который Ма пошила для него.
- Клоди, какой смысл во всех этих воспоминаниях...
- Ты помнишь ту ночь?
- Клоди, это было так давно.
- Я помню ее. Джо просил всех, чтобы кто-нибудь сходил с ним и помог пройти по тем доскам, но Па сказал ему, чтобы он шел один. Чего он боялся?
- Собак, Клоди, ты временами становишься такой же, как Па.
- Я помню, как Джо вышел на улицу один - маленькое белое пятно в темноте. А потом Па завопил: "Джо! Берегись, сзади тебя страшный ниггер!"
- И Джо побежал! - сказал Грант. - Я помню это.
- И он поскользнулся и упал прямо в грязь.
- Вернулся он весь грязный, - произнес Грант. - Я помню это. - Он захихикал.
- И когда Па обнаружил, что он написал в штаны, он взял ремень для правки бритв. - Ее голос смягчился. - Джо был таким милым малышом.
- А Па был крутым парнем, это уж точно!
- Странные вещи ты порою вспоминаешь, - заметила женщина.
Грант подошел к окну и отодвинул каштановую занавеску. Повернувшись, он показал свое лицо - то же самое строение кости, что и у Рут, но плоть помассивнее. По лбу тянулась резкая складка - там, где он носил шляпу; а ниже лицо было темным, хотя часть лба - совершенно белым. Его глаза, казалось, скрывались в темных провалах. На руке, отдернувшей занавеску, темнели вены.
- Вот уж действительно сухие места, - сказал он. - Ничего даже отдаленно похожего на зелень.
- Интересно, почему он это сделал? - спросила Клоди.
Грант пожал плечами.
- Он был странным мальчиком, Джо.
- Ты только себя послушай, - проворчала женщина. - Был странным мальчиком. Ты что, говоришь о нем уже, как о покойнике!
- Я думаю, что так оно и есть, Клоди. Он точно мертвец. - Грант покачал головой. - Его либо казнят, либо поместят в лечебницу. Что, по-моему, одно и тоже.
- Я слышала, ты много болтал о том, что происходило, когда мы были детьми, - сказала женщина. - Ты думаешь, было тогда в нашей жизни что-то, что заставило его совершить... это?
- Что ты имеешь в виду?
- Ну, то, как Па обращался с ним.
Грант нашел торчащую из занавески ниточку. Он оторвал ее и обмотал вокруг пальца. Чувствительная паутина передала ощущение сдерживаемого долгое время гнева (Келексел спросил себя, почему Рут показывает ему эту сцену. Он понимал, что, видя ее, она испытывает боль, но почему она обвиняет его или же разгневана на него за это?).
- В тот раз мы поехали на деревенскую ярмарку послушать темнокожих певцов, - продолжал Грант. - В повозке, запряженной мулом, помнишь? Джо не хотел ехать с нами. Он был зол на Па за что-то, но Па сказал, что он еще слишком юн, чтобы оставаться дома один.
- Ему, наверное, тогда было все девять лет, - заметила женщина.
Грант продолжал, словно и не слышал ее.
- Тогда Джо еще отказался покидать повозку, помнишь? Па сказал: "Пошли, парень. Разве ты не хочешь послушать этих негров?" А Джо ответил: "Уж лучше я останусь с мулами и повозкой".
Клоди кивнула.
В руке Гранта оказалась еще одна нитка. Он сказал:
- Я неоднократно слышал от тебя, когда ты не хотела идти куда-то: "Мне лучше остаться с мулами и повозкой". Теперь половина населения округа повторяет это.
- Джо был таким, - сказала Клоди. - Всегда предпочитал одиночество.
Губы Гранта сложились в грубую ухмылку.
- С Джо тогда могло случиться все, что угодно.
- Ты был, когда он убежал из дома?
- Ага. Это после того, как ты вышла замуж, верно? Па купил Джо лошадь, на которой все лето возил лес, купленный у старого Бедного Джона Уикса, шурина Неда Толливера.
- А ты видел драку?
- Я как раз присутствовал на ней. Джо назвал Па лгуном, обманщиком и вором. Па пошел за дубовой белой дубинкой, однако Джо оказался быстрее. Ему, наверное, тогда было семнадцать, и он был здоровым парнем. Он так хватил Па дубинкой по голове, словно хотел прикончить его. Па рухнул на землю, словно молодой бычок на бойне. Джо вытащил из кармана деньги, которые Па получил за лошадь, взбежал по лестнице к себе в комнату, собрал чемоданчик и ушел.
- Какой ужас! - воскликнула Клоди.
Грант кивнул.
- На всю жизнь я запомнил мальчишку, стоявшего на крыльце с чемоданчиком в руке и придерживающего дверь с сеткой. Ма всхлипывала над Па, обматывая его голову мокрым полотенцем. Джо сказал нам таким тихим голосом, что мы никогда бы не расслышали его, если бы не были такими напуганными и притихшими. Мы думали, что он убил Па.
"Я надеюсь, что больше никого из вас не увижу", - вот что сказал тогда Джо. А потом он убежал.
- У него был характер отца, это точно, - заметила Клоди.
Рут выключила репродьюсер. Изображение исчезло. Потом она повернулась. Лицо ее было невыразительным от воздействия Манипулятора, но от ручейков слез на ее щеках еще оставались мокрые пятна.
- Я должна кое-что узнать, - сказала она. - Что вы, Чемы, сделали с моим отцом? Это вы... сделали его таким?
Келексел вспомнил, как Фраффин хвастался, что он подготовил убийцу... хвастался и объяснял, что у Следователя Первородных нет шанса избежать ловушки, расставленной для него в этом мире. Да и какое значение имели несколько второстепенных существ, подготовленных и использованных для нужд Чемов? Хотя они не были второстепенными, напомнил себе Келексел. Они были первобытными Чемами.
- Сделали, я вижу, - сказала Рут. - Я подозревала это из тех слов, что ты говорил мне.
"Неужели она видит меня насквозь? - подумал Келексел. - Как она могла узнать это? Что за странные способности у этих туземцев?"
Он скрыл свое замешательство пожатием плеч.
- Я желаю, чтобы ты умер, - сказала Рут. - Я хочу, чтобы ты умер!
Несмотря на усиливающееся воздействие Манипулятора, Рут чувствовала, как глубоко внутри нее разгорается гнев, еще далекий, но уже вполне различимый, бурлящий гнев, вызывающий желание вонзить ногти в непроницаемую кожу этого Чема.
Голос Рут прозвучал так спокойно и ровно, что Келексел едва не пропустил мимо ушей ее слова, прежде чем все же успел осознать их смысл. Умер! Она желала его смерти! Он попятился. Как могла она нанести ему такое оскорбление!
- Я - Чем! - воскликнул он. - Как смеешь ты говорить подобное Чему?
- Ты что, действительно не понимаешь? - спросила она в свою очередь.
- Я улыбался тебе, взял тебя к себе, - сказал он. - И вот как ты благодаришь меня?
Рут оглядела свою комнату-тюрьму, потом посмотрела на его лицо: серебристо-белая кожа с металлическим оттенком, презрительно нахмуренные брови. Выпрямившись, Келексел едва достигал роста Рут, сидевшей на стуле, и со своего места она могла видеть колышущиеся черные волосинки в его ноздрях, когда он делал вдохи и выдохи.
- Мне почти жаль тебя, - сказала она.
Келексел проглотил слюну. "Жаль?" Ее реакция заставляла его нервничать. Он посмотрел на свои руки, с удивлением обнаружил, что свел их вместе. "Жаль?" Он медленно разжал пальцы, отмечая, что его ногти потемнели, приобрели вид, предупреждающий его о том, что он нуждается в омоложении и очень скоро - после того, как Келексел воспроизвел себе подобного, в его организме включились часы, отсчитывающие срок, отпущенный его телу. Может, поэтому она и пожалела его - из-за задержки с его омоложением? Нет, она не могла знать о зависимости Чемов от Омолаживателей.
"Задержка... задержка... почему я медлю?" - подумал Келексел.
Он удивился самому себе - своей решимости и храбрости. Он дошел до той точки, когда другие. Чемы уже бегут к Омолаживателям. Он знал, что сделал это почти намеренно, играясь с ощущениями бренности тела. Никакой другой Чем не осмелился бы на это. Они все трусы! Сейчас он был почти таким, как Рут. Почти смертным! А она ругает его! Она не понимает, что происходит. Да и разве способна она, бедняжка, понять это?
Он ощутил прилив жалости к себе. Разве может кто-нибудь понять это? Разве кто-либо испытывал подобное? Все его приятели Чемы уверены, что он прибегает к услугам Омолаживателя, как только наступает в том необходимость. Да, этого никто не поймет.
Келексел пребывал в нерешительности, стоит рассказать Рут о том, какой смелый поступок он совершил, но он не забыл ее слов. Она желала его смерти.