Хейер Джорджетт. Верх совершенства

   Сэр Уолдо не мог сдержать улыбки.
   – Мой дорогой Лоури, вряд ли меня можно обвинить в том, что я призывал тебя спекулировать лошадьми!
   – Ты же сам хочешь, чтобы я нашел себе какое-нибудь занятие. И вот теперь, когда я, наконец, решил больше не болтаться без дела и не висеть на твоей шее, ты чинишь мне препятствия!
   – Найди себе достойное занятие и попробуй обратиться ко мне снова. Ты считаешь меня ужасным скрягой, но подумай: на самом деле ты просишь меня помочь тебе сломать себе шею.
   Лоуренс повернулся к нему, выдавив из себя кривую улыбку.
   – Вовсе нет. Я знаю, ты всегда был великодушен. Только… ну хорошо, больше говорить не о чем. Мне лучше завтра же вернуться в Лондон. Я знаю, ты ведь не захочешь, чтобы я здесь остался.
   – Что за вздор! Ты что, хочешь задержаться?
   – Ну, я, в общем, думал об этом; сейчас все разъезжаются из города, и ты знаешь, что в июле в Брайтоне жить довольно накладно. Ты сам говорил, что мне пора перестать швырять…
   – Это значит, что мне надлежит оставить тебя у себя в доме. Брось свои штучки, неисправный мошенник! У меня нет ни малейших возражений против того, чтобы ты остался, только, боюсь, тебе не очень здесь понравится. Строители работают вовсю.
   – О, это меня ни капельки не волнует! – заверил его Лоуренс. – Похоже, ты решил разобрать этот дом по кирпичикам – все ради беспризорных детишек!
   – Совершенно верно, – весело ответил сэр Уолдо. – Я должен пойти предупредить Уэдмора, что мы не будем ждать Джулиана к ужину – он в Лидсе и, по всей видимости, задержится. Кстати, одно из неудобств дома – единственная исправная линия звонков идет из спальни нашего покойного кузена! Есть и другие недостатки – твой слуга расскажет тебе. Я надеюсь, он не даст деру. А я живу в постоянном страхе, что однажды утром проснусь и обнаружу, что Манслоу меня покинул.
   Лоуренс посмотрел на него в некотором замешательстве.
   – О, Блит не подложит мне такую свинью! Что касается Манслоу, хотел бы я поглядеть, как он тебя бросит! Когда вы тут ужинаете? Мне переодеться?
   – Как тебе будет угодно. Мы ужинаем в шесть – по-старомодному.
   – О да! Как в деревне! – нисколько не смутившись, сказал Лоуренс. – Я очень рад, потому что, по правде говоря, я немного устал.
   Он продолжал соблюдать все правила приличия и был любезным до девяти часов, когда, после безуспешных попыток подавить зевоту, отправился спать. Ему не удалось провести сэра Уолдо. Тот ни на минуту не поверил, что Лоуренс навещал своих друзей в Йорке, а тем более, что он мечтал остаться в Брум Холле и отказался от своего нелепого проекта. С печальной улыбкой сэр Уолдо вспомнил несколько случаев, когда он позволил Лоуренсу одержать над собой верх при помощи подобной тактики. Лоуренс, вне всяких сомнений, тоже помнил это; скорее всего, он был готов к отказу; разумеется, он не считал его окончательным – вот почему он был таким покладистым. Когда Лоури понимал, что ему не удастся обвести своего кузена вокруг пальца, очень быстро ярость, обида и жалость к самому себе брали верх над здравым смыслом, он жаловался на судьбу, произносил обличительные речи и, в конце концов, сам начинал верить в свои воображаемые напасти.
   Нужно было сразу его отправить упаковывать вещи, подумал сэр Уолдо, зная, что, поддавшись минутному чувству сострадания, он дает Лоуренсу ложные надежды. Но он не мог выгнать его, как не мог бросить его гнить в долговой тюрьме. Он не питал теплых чувств к Лоури и прекрасно знал, что Лоури платит ему той же монетой, но когда он сказал Джорджу Уингхэму, что это он испортил Лоури, он был абсолютно искренен. Беспардонный образ жизни Лоури, его бредовые идеи, экстравагантные поступки были следствием поведения самого сэра Уолдо. Своей бездумной, нерасчетливой благотворительностью и великодушием он развратил Лоури, не дал ему стать хоть сколько-нибудь самостоятельным, а, наоборот, воспитывал в нем уверенность, что, что бы с ним не случилось, его богатый кузен всегда выручит его из любой беды. «В конце концов, это же ничего тебе не стоит!» – сказал ему однажды Лоури, когда он первый год учился в Оксфорде. Вспомнив об этом сейчас, сэр Уолдо поморщился. Лоури тогда сказал, что легко проповедовать бережливость, купаясь в золоте, и молодой Уолдо, имевший баснословное состояние, воспитанный на филантропических идеалах, к тому же превратно им понятых, готовый легко принять вместе с Лоури тот факт, что разница в положении между ними является величайшей несправедливостью, раскрыл свой кошелек для юного хищника, и тот запускал туда свою лапу не раз и не два. Так что Лоури стал относиться к нему как к человеку, на материальную поддержку которого он всегда может рассчитывать. Только когда Лоури вовсю увлекся азартными играми, сэр Уолдо решил перекрыть источник. Он собирался проявить твердость, укрепленный в своей решении еще и тем, что Лоуренс воспринял это бурей негодования; но даже в периоды сильного раздражения и недовольства Лоуренсом он в глубине души чувствовал свою вину перед ним. Ему часто было жаль Лоури, но к этому чувству примешивалась доля презрения. Он и впоследствии давал Лоури деньги, чтобы отвязаться – так было проще, но помощь, оказываемая им Джулиану была совсем иного рода, и это частично оправдывало сэра Уолдо в собственных глазах за его поведение по отношению к Лоури.
   Возможно, было бы мудрее не говорить ему, что он может остаться в Брум Холле, но сэр Уолдо не мог поступить с ним так жестоко. Более того, Джулиан сейчас тоже жил в Брум Холле, поэтому он бы просто обязан пригласить Лоури. Тот относился болезненно к его привязанности к Джулиану не из-за того, что питал теплые чувства к сэру Уолдо, а потому, что был твердо убежден: тот тратил на мальчика слишком много денег. «Если бы тебя Линдет попросил, ты бы не отказал ему!» – бросил ему в лицо однажды Лоури.
   – Линдет не обращается ко мне с подобными просьбами, – ответил он.
   – Конечно! Ему это и не надо! Все, что ему нужно, он получает, стоит ему лишь шевельнуть пальцем! Мы оба прекрасно это знаем!
   – Ты заблуждаешься, если так думаешь, – сказал он. Но Лоури не заблуждался насчет того, что Джулиан был любимым кузеном Уолдо, и именно поэтому он не может выставить Лоури из дому, в то время как Джулиан может оставаться здесь, сколько пожелает.
   Он размышлял о причинах ревности Лоури и прикидывал, сколько пройдет времени, прежде чем они с Джулианом столкнутся всерьез, когда до него донесся скрип колес подъезжающего экипажа и голос Джулиана, пожелавшего кому-то спокойной ночи. Через несколько минут Джулиан вошел в комнату и сказал:
   – Уолдо! Вот ты где! Наверное, не рассчитывал меня уже увидеть? Я приношу свои извинения, но я знал, что ты не будешь волноваться!
   – Не буду волноваться! Когда я уже несколько часов хожу из угла в угол, не нахожу себе места… Джулиан рассмеялся.
   – Вид у тебя вполне довольный!
   – Просто устал и присел отдохнуть. Ты поужинал?
   – Да, у священника. Когда мы приехали, они как раз садились за стол, и миссис Чартли силком усадила и меня. Мисс Трент отказалась, а пастор сказал, что мне не придется идти домой пешком, если я останусь, потому что его слуга отвезет меня. Я и остался. Я не думал, что задержусь так долго, но мы болтали обо всем на свете, и я как-то забыл про время. Ты меня не ждал?
   – Ни секунды! Ты доставил юного воришку его родителям?
   – Да, только не называй бедного маленького мальчика воришкой – Бог мой, ему только шесть лет, и он украл всего лишь одно яблоко! Мисс Трент рассказала тебе, что случилось, не так ли? Это был ужасный момент!
   – Представляю себе. Мисс Чартли проявила незаурядное присутствие духа.
   – Да, и удивительную храбрость! Единственное, что ее волновало – это мальчик. Остается только удивляться, глядя на нее, ведь она настолько робка и спокойна, что трудно было представить себе, что она может вести себя так бесстрашно и оставаться настолько сдержанной. И это при том, что вокруг было столько людей! Она не обращала на них никакого внимания, даже не взглянула на того, кто с таким возмущением грозил предать мальчика в руки правосудия. Господи, Уолдо, я никогда раньше в тебе так не нуждался, как в тот момент!
   – Почему? Ты что, не мог справиться с кровожадной толпой без моей помощи?
   – Конечно, мог! Но я не знал, что мне делать с мальчишкой! Однако, мисс Чартли знала, как знала и то, что нужно сказать его родителям! Единственное, что ее смутило на какое-то время… – он запнулся.
   – Я догадываюсь, – пришел ему на помощь сэр Уолдо. Джулиан бросил на него быстрый настороженный взгляд, но после небольшой паузы, краснея, произнес с напряженной улыбкой:
   – Еще бы – ты ведь отвозил мисс Вилд обратно в Степлз! Кстати, весьма тебе признателен. Она сильно на тебя ругалась?
   – Да, но не сильнее, чем я ожидал! Ты понимаешь, общепризнанные красавицы не любят, когда их отодвигают в тень. Было очевидно, что я должен был убрать ее со сцены, но я всегда буду сожалеть о том, что я был лишен чести встретиться с «грубым, вульгарным молодым джентльменом с отвратительными манерами», который был в экипаже.
   Джулиан непроизвольно расхохотался.
   – Бэлдок! Сначала он сказал ей, что не понимает, почему это она должна упасть в обморок, а потом обозвал ее мегерой! Я не знаю, почему я тогда рассмеялся, ведь мне было не до смеха. Что я за олух! – Он немного помолчал, потом с трудом добавил: – Ты меня считаешь олухом, так ведь? Но я знал это с той самой неудачной поездки в Кнарсборо. Сначала мне казалось, что она слишком молода и избалована, но… но за этим красивым личиком совсем нет души, нет сердца, Уолдо! Ничего… Но, по-моему, ты предполагал, что она поразит мое воображение с первого взгляда!
   – Я был бы очень удивлен, если бы это было не так, – спокойно заметил сэр Уолдо. – Не припомню, когда я видел более красивую девушку. Жаль, что ни характером, ни умом она не может похвастаться так же, как своей красотой, но не сомневаюсь, что она прекрасно обойдется и без них. Если счастье ей не изменит, она найдет своего маркиза!
   – Найдет маркиза? – непонимающе спросил Джулиан. – Какого маркиза?
   – Который к ней посватается. Я знаю, это может показаться абсурдом, но такое впечатление, что она решила стать по крайней мере маркизой. И я не удивлюсь, если ее мечта осуществится. Кстати, что миссис Чартли думает об этом волнующем приключении?
   – Она, разумеется, была потрясена, – ответил Джулиан. – Но пастор сказал, что Пейшенс – из рода Чартли, то есть вела себя достойным образом, как и положено! Естественно, миссис Чартли только пожалела, что это вообще произошло, и никого не винила. Честно говоря, ни она, ни пастор не придали этому событию слишком большого значения, как и сама мисс Чартли. Естественно, я заверил их в том, что она даже на заходила в эту ужасную хибару, которая служит мальчику домом. Мисс Чартли сказала мне, что ей не раз доводилось видеть жилища гораздо хуже, но, клянусь тебе, Уолдо, мои свиньи живут лучше! А мисс Чартли только заметила, что дочери священника не привыкать общаться с бедняками. Я думал, что она будет раздражена; напротив, мы провели чудесный вечер! И вообрази мое удивление, когда я выяснил, что она одна из Йейтли! Каким-то образом разговор зашел о Тимперли, и мисс Чартли сказала, что она родилась неподалеку от него. Точнее, в соседнем графстве. Представляешь, как я остолбенел, когда она упомянула это имя!
   – Прошу прощения, – сказал сэр Уолдо. – Я или слишком туп, или забывчив, но мне это имя ничего не говорит! Кто такие эти Йейтли?
   – Это семья из Йоркшира. Я не слишком много о них знаю, но ты наверняка слышал, как мама рассказывала о своей лучшей подруге Мэри Йейтли! Теперь она леди Стоун, настоящая старая перечница! Но мама знала ее целую вечность и всегда говорила о ней, как о Мэри Йейтли. Так вот, поверишь ли – мисс Чартли ее двоюродная сестра!
   Сэр Уолдо не видел ничего выдающегося в этом открытии, однако ответил ему подобающим образом, и Джулиан продолжил свою радостную болтовню, забыв про свое разочарование, рассказывая о чудесном вечере и пытаясь убедить своего кузена, что протеже мисс Чартли, в настоящий момент обитающий в трущобах со своими родителями и бабушкой, является достойным кандидатом в Сиротский приют Брум Холла. Получив отказ, он сказал, что обсудит это дело с пастором – может быть, мальчика можно устроить в приют для бедных детей.
   – Я чувствую, что я должен что-то сделать, – добавил он. – После того, как мисс Чартли не дала его затоптать, как-то грустно представить, что ему придется идти работать на одну из мануфактур. Если бы ты поговорил с управляющим, или директором, или как они там называются…
   – Нет, лучше тебе поговорить с пастором, – сказал сэр Уолдо.
   – Хорошо. – Джулиан зевнул. – О, Господи, как я хочу спать! Если не возражаешь, я пойду прилягу.
   – Ради Бога. Да, кстати! Лоури здесь. Он тоже рано пошел спать.
   Услышав это, Джулиан уже в дверей резко обернулся.
   – Лоури? Какого черта он сюда приехал?
   – Он сказал мне, что был в гостях у друзей в Йорке и заехал проведать нас.
   – Чушь! – презрительно воскликнул Джулиан. – И что ему нужно, черт возьми?
   Сэр Уолдо слегка приподнял брови.
   – Тебе лучше спросить у него, – ответил он холодно. Джулиан покраснел.
   – Я совсем не собирался… Я понимаю, что это твой дом, и не мое дело, кого ты приглашаешь, но, Уолдо, согласись, это крайне неприятно! Ты ведь не приглашал его, правда?
   – Нет, не приглашал, – вынужден был признать сэр Уолдо, криво улыбаясь. – Извини, Джулиан, но я не мог ему отказать, ты же знаешь!
   – Наверное, так и есть. Ну, что ж! Пока он не начнет оскорблять тебя…
   – Я не думаю, что дойдет до этого. Но если он все-таки решит выяснять отношения, то, будь добр, помни о двух обстоятельствах: во-первых, он будет делать это не в твоем доме, а во-вторых, я сам могу за себя постоять!
   – Разве я этого не знаю? – возмутился Джулиан. – Очень хорошо! Я буду сама любезность – если смогу удержаться! – Он открыл дверь, но тут, видимо, ему в голову пришла какая-то мысль и, обернувшись, он усмехнулся. – Интересно, удастся ли нашему щеголю с Бонд-стрит потрясти наших соседей?

11

   Если вначале поведение Джулиана на следующее утро, когда он встретился со своим кузеном Лоуренсом, и вызвало у сэра Уолдо ассоциации с напрягшимся терьером, не то чтобы агрессивно настроенным, но, судя по ощетинившемуся загривку, предупреждающем о готовности отразить любую атаку, то вскоре эта враждебность прошла. Лоуренс приветствовал его самым что ни на есть дружеским образом, ничем не показывая, что он помнит их прошлую бурную стычку; поэтому Джулиан, по природе человек незлобивый и отходчивый, немедленно оттаял. Лоуренс выглядел очень жизнерадостным и блистал остроумием, забавно рассказывая об ужасе своего слуги, столкнувшегося с трудностями полной лишений жизни в Брум Холле, и описывая некоторые ситуации, с которыми ему пришлось столкнуться самому.
   – Нет, я совсем не жалуюсь, кузен! – заверил он сэра Уолдо. – В конце концов, теперь я знаю, где находятся прогнившие половицы, и даже если потолок действительно начнет рушиться, я не буду в это время беспомощно лежать в постели. Вообще, я не считаю, что несколько кусков обвалившейся мне на голову штукатурки – это катастрофа! И кто мог вообразить, что я буду обижаться, что старик Джозеф оставил эту рухлядь тебе! Да ради Бога, пользуйся, Уолдо!
   Это прозвучало так по-дружески тепло, что Джулиан тут же дополнил его рассказ сообщением о своей первой ночи в этом доме, и вскоре они уже вместе посмеивались над сэром Уолдо, объединившись в беззаботном, пусть и недолговечном союзе.
   – Шуты гороховые! – прокомментировал сэр Уолдо. – Еще немного в том же духе, и весь свет у ваших ног! Теперь вот что, Лоури. Если ты хочешь ездить верхом, то проблем нет. Однако, если ты предпочитаешь ездить в экипаже, то дело усложняется. Есть мой фаэтон и есть двуколка. А вот эта колымага, по всей вероятности, досталась старику Джозефу в наследство от своего дедушки. На ней мы с грохотом ездим на балы и приемы. Джулиан считает, что это идеальный экипаж, но я знаю, что тебе он не подойдет, и в этом я с тобой солидарен. Ты можешь пользоваться фаэтоном, когда он мне не нужен, но…
   – О, нет! – прервал его Лоуренс. – Я и не думал пользоваться твоими лошадьми! Если я захочу куда-нибудь съездить, двуколка вполне подойдет.
   – Послушай, Уолдо! – вмешался Джулиан. – Хозяин «Короны» сдает в наем легкий двухколесный экипаж, это то, что нужно Лоури! Ему не понравится двуколка!
   – Ты просто боишься, что он возьмет ее, когда она тебе понадобится, – сказал сэр Уолдо. – Хорошо, отвези его в деревню и наймите экипаж.
   – Я так и сделаю. Еще я собираюсь заехать к пастору, узнать, как там мисс Чартли после вчерашнего приключения. Тебе сегодня утром нужен фаэтон? – с надеждой спросил Джулиан.
   – Нет, можешь его взять.
   – Очень тебе признателен! Ты когда-нибудь правил лошадьми Уолдо, Лоури?
   – О, нет, это я предоставляю тебе! Я же не являюсь учеником Совершенного! – со смехом воскликнул Лоуренс.
   – В любом случае мне кажется, ты лучше меня управишься с лошадьми! – с вежливой настойчивостью ответил Джулиан.
   – Уолдо этого бы не сказал!
   – Ерунда! Твое мнение, Уолдо?
   Сэр Уолдо, погруженный в чтение какого-то письма, спросил, не отрывая глаз от бумаги:
   – Мнение насчет чего?
   – Насчет того, кто лучше правит лошадьми. Кто из нас двоих лучший возница? Тебе решать!
   – Это невозможно! Два сапога – пара! Вы одинаково плохо управляетесь с вожжами!
   – Вечно ты говоришь гадости! – возмущенно воскликнул Джулиан. – Если ты такого мнения о нас, я удивляюсь, как ты вообще позволяешь нам брать твоих драгоценных лошадей!
   – Да я и сам себе удивляюсь, – согласился сэр Уолдо, вставая из-за стола. – Не хочешь ли съездить на бал, Лоури?
   – Бог мой, кузен, у вас в этой глуши еще и балы бывают? И что же там танцуют? Менуэты?
   – Обычно контрданс и рилРил – шотландский народный хороводный танец (прим. пер.)., но это будет бал вальсов, не правда ли, Джулиан?
   – В любом случае, вальсов там будет достаточно, – рассмеялся Джулиан. – Ты будешь удивлен, Лоури, когда увидишь, как весело мы тут проводим время!
   – Я думаю, тебе лучше съездить с ним с визитом к леди Коулбатч, – сказал сэр Уолдо.
   – Представить его соседям? Отличная идея!
   Лоуренс совсем не был уверен, что ему очень уж хочется познакомиться с новыми друзьями своего кузена. Он привык к великосветским приемам, где все гости были из высшего общества, а деревенские развлечения представлялись ему невыносимо скучными. Однако когда он понял, что его кузены почти каждый вечер будут проводить в гостях и что если он не хочет обречь себя на одиночество, то ему придется присоединиться к ним в их времяпрепровождении. Поэтому он смирился с неизбежностью и удалился сменить свой украшенный тесьмой халат, в котором он спустился к завтраку, на платье, более подходящее для деревенских утренних визитов.
   Джулиан, предвкушавший эффект, который должен был произвести обычный для его кузена наряд денди на соседей, был разочарован, увидев входящего в конюшню Лоуренса, одетого не в городской наряд щеголя с Бонд-стрит – вместо нарядных панталон и начищенных до зеркального блеска высоких сапог он был одет в бледно-желтые бриджи и ботинки с белым верхом, а полагающийся длинный сюртук был заменен на редингот. Однако, его наряд все-таки был незауряден – плечи редингота были подняты, а лацканы были гораздо шире обычного. Галстук, повязанный с математической точностью, и оригинальные застежки на рубашке дополняли картину. Кроме того, плащ, который он небрежно бросил на сиденье фаэтона, был украшен не менее чем дюжиной пелерин. Джулиан искренне посоветовал ему надеть его, предупредив, что дороги очень пыльные.
   – Просто дышать невозможно, – сказал он. – Жаль будет твой костюмчик – ты выглядишь просто как денди!
   – Сожалею, но не могу ответить тем же комплиментом, кузен, – произнес Лоуренс, изучающе поглядев на него сквозь свой монокль. – Не сердись, но ты в этом костюме похож скорее на деревенщину, чем на нашего Совершенного!
   – О, я бросил подражать Уолдо в манере одеваться, когда понял, что не смогу скопировать его манеры и ум! – широко улыбнувшись, сказал Джулиан.
   К счастью для этого мирно начавшегося дня Лоуренс вовремя сообразил, что ссора с Джулианом вряд ли продвинет его дело с сэром Уолдо, поэтому он сдержался от готового было уже сорваться с его уст ядовитого ответа, и он лишь весело рассмеялся.
   – Разумно! – сказал он и, лениво отмахнувшись от предложения править лошадьми, забрался в фаэтон.
   Несколько минут они молчали, потом Лоуренс, критическим взглядом оценив манеру, с которой Джулиан обращался с парой ретивых лошадок, заметил:
   – Ты скоро станешь настоящим мастером. Резвы, правда? Послушай, Джулиан, что держит Уолдо здесь столько времени?
   – Ты же сам знаешь! Он хочет превратить Брум Холл в сиротский приют.
   – Да, это я знаю! Он устроил один такой приют в местечке, которое он купил в Сюррее, но что-то я не слышал, чтобы он там провел хотя бы одну ночь!
   – Здесь совсем другое дело! – возразил Джулиан. – Здесь целое поместье, которое нужно привести в порядок. И оно, скажу тебе, в ужасном состоянии! Уолдо хочет восстановить дом, а это означает уйму работы!
   – Он мог бы нанять для этого хоть дюжину человек, – нетерпеливо воскликнул Лоуренс.
   – Он предпочитает этого не делать. А вот и сквайр! Хороший человек, жена с претензиями, сын и две дочери, – скороговоркой прошептал Джулиан, натягивая поводья. – Доброе утро, сэр! Не жарко сегодня, не правда ли? Позвольте представить вам моего кузена. Мистер Кальвер – мистер Миклби!
   Сквайр, ответив на вежливый изящный поклон Лоуренса коротким кивком, пристально уставился на него и вдруг воскликнул:
   – Ха! Кальвер! Вы очень похожи на старика Джозефа! Лоуренс никогда не видел Джозефа Кальвера, но ему не понравилось это замечание, и когда сквайр потрусил дальше на своей кобылке, он сказал Джулиану, что если манеры сквайра являются образцом того, что следует ожидать в этом захолустье, то он просит избавить его от дальнейших представлений кому бы то ни было. Однако, когда они уладили вопрос об экипаже для него, Лоуренс согласился сопровождать Джулиана к пастору. Оставив фаэтон у «Короны», они отправились пешком вдоль деревенской улицы и подошли к дому пастора как раз в тот момент, когда из него выходила миссис Андерхилл и садилась в свое ландо, стоящее у ворот.
   Миссис Андерхилл приехала из Степлза расспросить про Пейшенс, а также сказать миссис Чартли, что ей очень жаль, что это прискорбное происшествие случилось как раз тогда, когда она была на попечении мисс Трент, и поэтому она прибыла в дом пастора в таком возбужденном состоянии, насколько это вообще было возможно с ее спокойным характером. Ее упрямая племянница отказалась сопровождать ее в этом визите примирения. Миссис Андерхилл, возможно, была не очень сильна в правилах хорошего тона, но в одной вещи она была твердо уверена (и она сказала об этом) – в том, что Теофания очень плохо вела себя с мисс Чартли и должна перед ней извиниться. В ответ на что Теофания, разразившись потоком гневных обвинений, что это Пейшенс должна перед ней извиняться за то, что поставила ее в глупое положение, хлопнула дверью и заперлась у себя в спальне. Поэтому миссис Андерхилл пришлось самой извиняться за нее перед мисс Чартли. Она сказала, что Теофания слегка с головной болью; но когда Пейшенс воскликнула, что ей так жаль, что бедной Теофании пришлось так тяжело, когда вся толпа толкала ее, то миссис Андерхилл отбросила свое притворство.
   – Это в твоем духе, дорогая, говорить так! Но, насколько я знаю, она вела себя недостойным образом, и я оскорблена, как никогда в жизни! И если она не попросит у тебя прощения – а она никогда не признает своей вины, я буду твердить это до Страшного суда, – то я попрошу, что я и делаю!
   Чувствуя, что она очень расстроена, миссис Чартли сделала знак Пейшенс выйти из комнаты и принялась успокаивать взволнованную леди. Ей это так хорошо удалось, что уже вскоре миссис Андерхилл жаловалась ей на трудности и неудобства, связанные с заботой об избалованной красотке, которая ее ни капельки не любит. Миссис Чартли слушала ее с состраданием и согласилась, что Теофания была бы совсем другой, если бы ее дядя не послал ее учиться в школу, и поддержала миссис Андерхилл в горячей надежде, что все эти вспышки ее племянницы пройдут, когда она станет взрослее и немного поумнеет. Облегчив свою душу, миссис Андерхилл почувствовала себя гораздо лучше. Стаканчик наливки и непринужденная болтовня с хозяйкой дома еще больше освежили ее, и к тому времени, когда обе леди Чартли вышли проводить ее до экипажа, она уже вновь обрела уравновешенное состояние духа и была готова к встрече с лордом Линдетом, не страдая от приступов подавленности или обиды. Он представил ей кузена, и, пока Лоуренс обменивался любезностями с миссис и мисс Чартли, спросил о Теофании, выразив сожаление, что события вчерашнего дня потребовали от нее слишком много выдержки.
   – Выдержки? – воскликнула миссис Андерхилл, отвергая его тактичные формулировки. – Да у нее никогда ее не было! Отвратительный, вредный характер, который всех нас в гроб вгонит! Нет, если она захочет, она может быть ласковой и сладкой как мед, не если что-то не по ее, то она словно с цепи срывается! – Она понизила голос, и бросив многозначительный взгляд в сторону Лоуренса, спросила: