Хейз Мэри-Роуз
Греховные тайны (Том 1)

   Мэри-Роуз ХЕЙЗ
   ГРЕХОВНЫЕ ТАЙНЫ
   ТОМ 1
   Перевод с английского Е.Б. Черной
   Анонс
   Три красавицы, рожденные в бедности и вознесшиеся к вершинам богатства и славы. Три сестры. Три судьбы.
   Изабель - ослепительная дива киноэкрана, о которой мечтают сотни мужчин. Она страдает, много лет из гордости скрывая свою мучительно-страстную любовь...
   Кристиан - прелестная невеста обаятельного миллиардера. Она готова в одно мгновение бросить все - ради того, кому подарила свое сердце...
   Арран - знаменитая писательница. На первый взгляд - счастливая и уверенная в себе женщина. В действительности - жертва своих темных страстей...
   Три сестры, три судьбы - и одна таинственная, странная загадка...
   Посвящается Патрику, Джульетт и Николасу
   ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
   Глава 1
   1985 год
   Изабель Уинн сидела на грязных ступеньках большого многоквартирного дома и жевала яблоко. На ней были очень короткие, плотно облегающие шорты из джинсовки, расшитые ковбойские ботинки с высокими каблуками и ярко-красный топ-бикини, едва вмещавший роскошную грудь. Вообще весь костюм скорее безжалостно обнажал, чем скрывал ее пышные формы. Приходилось постоянно помнить о том, что надо втягивать живот, и сейчас ее мучил голод, но ничего, кроме яблока, на ленч она себе позволить не могла.
   Шли натурные съемки в заброшенном местечке к югу от Лос-Анджелеса. Снимался фильм под названием "Война Роупера", в котором Изабель играла крутую, но сексапильную женщину-полицейского, пытающуюся под видом проститутки внедриться в банду торговцев наркотиками. Изабель с самого начала не хотела сниматься в этом фильме. Ни роль, ни сценарий ей не нравились. И в довершение ко всему ее партнером был Карло Норт - король среди актеров, создававших образы насильников и головорезов.
   Но самое ужасное - это то, что она согласилась сниматься в этом фильме ради Харта, а в результате их отношения безнадежно испортились.
   Изабель откусила от яблока, обратив отсутствующий взгляд на толпу, которая все увеличивалась, достигнув уже нескольких сотен человек. По округе прокатилась весть о том, что с минуты на минуту ожидается нечто потрясающее.
   Этот квартал находился недалеко от проезжей части.
   По обеим сторонам улицы толпились люди в синей полицейской форме. Однако лишь половина из них на самом деле были полицейскими, остальные актеры.
   Им, по-видимому, тоже надоело бесконечное ожидание. Подготовки к съемкам, казалось, длились уже целую вечность. Когда все будет готово и режиссер наконец рявкнет "Мотор!", автомобиль, припаркованный за углом, рванет вниз по улице, так что шины завизжат. Не успеют зрители разглядеть водителя - пышную черноволосую женщину, похожую на Изабель, - как автомобиль с грохотом врежется в стеклянную витрину углового магазина спиртных напитков. Конечно, стекло на самом деле вовсе не стекло, а сахарная пластина. Так же как и кирпичная стена - всего лишь разрисованный под кирпич пластик. Но на экране все будет выглядеть вполне достоверно. Женщина-каскадерша, "потеряв сознание", уронит голову прямо на руль, потом после соответствующей команды выберется из разбитой машины, а ее место займет Изабель и примет то же положение. После очередной команды ее "в бессознательном состоянии" вытащат из развалин. Ну и так далее.
   Изабель понятия не имела, в какой части фильма происходит этот эпизод, и не потрудилась перечитать сценарий. Она подозревала, что он появится в фильме позже, для того чтобы занять те несколько минут, когда нет ни стрельбы, ни поножовщины, ни насилия.
   Нет, "Война Роупера" ей не просто не нравится. Она ненавидит этот фильм. И Харт Джэрроу с самого начала его возненавидел.
   Харт - сценарист, завоевавший первую премию Национальной академии, безусловно, был не только очень талантливым человеком, но к тому же и здравомыслящим - сочетание исключительно редкое в Голливуде.
   К его советам Изабель всегда прислушивалась.
   Они с Хартом соединились в апреле. Впервые в жизни независимая Изабель, всегда гордившаяся тем, что не нуждается в мужчине, по крайней мере в каком-либо конкретном мужчине, начала осторожно подумывать о замужестве.
   Услышав о "Войне Роупера", Харт недоверчиво поднял брови.
   - Не может быть, чтобы они думали об этом всерьез.
   Дешевка, рассчитанная на дураков.
   С этими словами он швырнул сценарий в другой конец комнаты, да так, что тот угодил прямо в корзинку для мусора.
   - Что, это в самом деле так плохо?
   - Просто дрянь. Забудь о нем. Ты не можешь себе позволить в этом участвовать.
   На следующий день за ленчем в ресторане "Ма Мэзон" Изабель так и сказала своему агенту:
   - Ничего не выйдет. Это не для меня. И не так уж мне нужна еще одна роль в этом году.
   Последнее было сущей правдой. Она работала без передышки восемнадцать месяцев и теперь нуждалась в отдыхе, в настоящем, длительном отдыхе. Она подумывала о поездке в Южную Америку. Никогда там не была.
   В последнее время ей вообще некогда было ездить.
   Между тем она давно мечтала увидеть Рио-де-Жанейро.
   Может быть, осенью они поедут вместе с Хартом.
   Однако ее агент считал иначе:
   - Подумай еще. "Война Роупера" произведет настоящий фурор. Не стоит упускать такую возможность.
   С этим согласился и ее менеджер.
   - Действительно, - сказал он. - Ты просто не можешь себе позволить упустить такую возможность.
   - Что значит не могу себе позволить?! - взорвалась Изабель.
   В минувшем году она заработала больше четырех миллионов долларов.
   - Ну.., я, конечно, не хочу сказать, что ты разорена, Изабель, но в последнее время у тебя были значительные расходы. И потом, я предупреждал тебя насчет покупки "феррари".
   - Только не говори, что я не могу купить себе паршивый автомобиль!
   - Ну и всякие другие вещи. - Он помахал перед ее носом какими-то бумагами.
   - Что еще за другие вещи?
   - Вот, например, лошадки от Тэкера и Фрайбурга, двадцать две тысячи четыреста семьдесят долларов.
   - Пони Паломино. Это на день рождения близнецам. Цена включает сбрую и все оборудование.
   - А вот еще. Счета от Магнин, Сакс, с Пятой авеню, и от Нейман-Маркуса в Сан-Франциско. Общей стоимостью сорок шесть тысяч долларов. Ну в самом деле, Изабель! Неужели тебе уже недостаточно магазинов на Родео-драйв?
   - Это не для меня. Это для сестры.
   - Но на твои деньги! Не могу поверить, что такая популярная писательница, как Арран Уинтер, не в состоянии сама купить себе одежду.
   - Да, разумеется, но...
   Как объяснить ему, что без вмешательства Изабель Арран вполне может появиться на премьере или на каком-нибудь торжественном приеме в затрапезном свитере и выцветших джинсах? Что она, Изабель, безумно гордится сестрой и хочет, чтобы та всегда выглядела элегантно.
   - Понимаешь, ей всегда нечего надеть, а по магазинам ходить она терпеть не может.
   Последовал тяжелый вздох:
   - Понятно... Ну а как насчет галереи Ардмора в Беверли-Хиллз? Такой пустячок стоимостью в двести пятьдесят тысяч долларов...
   Выражение лица Изабель сразу смягчилось.
   - Ах, это...
   Бронзовая статуэтка работы Гвидо Ло Веччио. Это для Харта. Сюрприз ко дню рождения. Великолепная фигура лошади. Сплошные мышцы, раздувающиеся ноздри, огромные копыта. В первый же момент, едва увидев статуэтку, Изабель поняла - она просто создана для Харта. Он обожает лошадей.
   - Это же сувенир. - Внезапно ее охватил гнев. - Надеюсь, я имею право покупать подарки для родных и друзей?!
   - Ты просто неисправимая мотовка, Изабель. Должен предупредить, что дела твои далеко не блестящи.
   - Но мне нужен отдых. Мне просто необходимо уехать.
   - Поезжай обязательно. После съемок.
   ***
   Когда Изабель наконец решилась рассказать Харту, что все-таки согласилась сниматься в "Войне Роупера", он вышел из себя и не хотел ничего слушать. Она именно этого и ожидала. В тот раз они впервые всерьез поссорились.
   - Ты что, идешь на это только из-за денег, будь они прокляты?!
   Как бы ей хотелось рассказать ему о статуэтке Ло Веччио! Но она прекрасно знала, что он ответит. "Это же безумие, Изабель. Рисковать собственной карьерой из-за какой-то там статуэтки!" Все будет испорчено. Конечно, когда он увидит эту скульптурку, он сразу поймет. Может быть, даже согласится с ней.
   - Да, мне нужны деньги.
   - Но ведь не до такой же степени.
   Изабель вздохнула. Харт, чистая душа, не в состоянии понять, что для нее актерское мастерство еще не вся жизнь и что возможность быть щедрой, осуществлять желания родных и близких людей значит в ее жизни едва ли не столько же. Своеобразная компенсация за все годы нужды и лишений в мрачных, закопченных городах Центральной и Северной Англии, где она выросла.
   Она уже рассказывала Харту о своем детстве. Конечно, это была ее собственная, отредактированная версия.
   Его это не слишком тронуло. Возможно, в один прекрасный день она расскажет ему всю правду. Когда-нибудь... но не теперь.
   - Изабель, - настойчиво продолжал Харт, - ты ведь не какая-нибудь глупенькая старлетка, которая не может устоять перед большими деньгами. Ты покупаешь себе нарядов больше, чем в состоянии износить за всю жизнь. У тебя такое количество машин, что в пору открывать европейский салон. А детей ты просто портишь бесконечными подарками, игрушками, лошадками, на которых они все равно не могут кататься.
   - Харт, мне просто хочется, чтобы у них было все то, чего никогда не было у меня.
   - А этот претенциозный белый дом! Он съедает денег больше, чем...
   Это замечание оказалось последней каплей. Нервы у Изабель были на пределе, к тому же адски болела голова, и она сорвалась:
   - Если тебе не нравится мой дом, можешь убираться отсюда! Давай, давай, уматывай!
   Она могла стерпеть, когда критиковали ее платья, ее машины, детских пони. Кое с чем она даже могла согласиться. Но никому не позволялось ругать ее прекрасный белый дом. Даже Харту. Дом был воплощением самой давней, самой заветной мечты. Все здесь подбиралось с особой тщательностью, от старинного индийского сундука, окованного медью, до тканых ковров ручной работы в комнатах Марка и Мелиссы и картин кисти Дэвида Хокни над мраморным камином.
   И все же ни у картин, ни у ковров, ни у старинного сундука не было теплых рук, которые бы обнимали ее по ночам.
   Харт ушел и не объявлялся с тех пор. Никогда в жизни Изабель не чувствовала себя такой несчастной.
   Тщетно пыталась она убедить себя, что без него ей даже лучше. Да кто он такой в конце концов! Какое право он имеет учить ее, как тратить деньги! Это ведь ее собственные деньги! Как смеет он утверждать, что она торгует собой! "А впрочем, чего еще от него ждать, - язвительно напомнила себе Изабель. - Хоть он и завоевал первую премию Академии, но вышел-то он из фермеров. Да что ему вообще известно о жизни! Пусть только вернется, думала Изабель, - я ему покажу!"
   Однако ей так и не представилась эта возможность.
   Харт, с его гордостью фермера из штата Айдахо, не вернулся. Целых три недели она его не видела. И тосковала невероятно. Ей не хватало его мощного глубокого голоса, внезапных раскатов его смеха, бьющей через край энергии, его большого сильного тела, прикосновений его рук.
   Без Харта дом стал огромным, холодным и пустым. Бездушным... А может быть, он и всегда был таким. Не дом, а какой-то музей.
   Зато теперь здесь всегда было чисто. Никаких следов от грязных ботинок. И мокрые полотенца больше не валяются на полу в ванной. И нет пустых банок из-под пива на кухне. Всюду блеск и стерильная чистота. Как на журнальных фотографиях. Однако не только пустота разрывала ей душу. Исчезло ощущение защищенности, пропало чувство, что она нужна кому-то.
   Каждый день одиннадцатилетние близнецы Марк и Мелисса спрашивали, где Харт. На их глазах в жизни Изабель сменилось немало мужчин, однако к нему они особенно привязались. С ним они вели себя как нормальные человеческие существа, а не как маленькие террористы.
   - Мам, а где Харт? Он скоро вернется?
   Изабель отвечала им, что Харт работает.
   - Но ведь он всегда приезжает на выходные.
   - Ему скоро сдавать работу.
   Однако они, по-видимому, все поняли, и глаза у них погрустнели. Изабель не решалась думать о том, что будет, если Харт не вернется. Даже прислуга казалась расстроенной.
   Изабель в ярости решила, что не станет звать его. Ни за что на свете, будь она проклята! Руки сами собой сжались в кулаки, длинные наманикюренные ногти впились в ладони. Она никогда в жизни не ползала перед мужчиной на коленях. И теперь не станет.
   Сейчас она с сумрачной усмешкой думала об иронии судьбы. Вот она, Изабель Уинн, кумир восьмидесятых, богиня, у которой, как считает публика, есть все, сидит на грязных ступеньках, раздраженная, несчастная, одинокая.., и голодная.
   ***
   - Мисс Уинн! Извините, мисс Уинн...
   Изабель взглянула на взволнованное лицо молодой девчушки, по-видимому, только что окончившей киноинститут и с благоговением смотревшей на звезду экрана Изабель Уинн, которая, конечно, когда-нибудь станет знаменитым кинорежиссером. От этой почтительности Изабель, в свои тридцать три года, почувствовала себя древней старухой.
   - Вас к телефону, мисс Уинн. Звонят из Англии, ваша мать миссис Уинтер. Она говорит, это срочно.
   И действительно, Элизабет Уинтер сообщила новость, которая должна была бы потрясти дочь:
   - Изабель, твой отец умер.
   Но Изабель не ощутила ровным счетом никаких эмоций. Как будто со стороны, она услышала свой собственный голос:
   - О, мама, я так огорчена! Это ужасно!
   Ее слова прозвучали так, как будто она говорила о каком-нибудь дальнем родственнике или случайном знакомом.
   Изабель не виделась с родителями уже много лет.
   Постепенно под влиянием времени и расстояния их образы стерлись из памяти, как старые фотографии. Одновременно стирались и горечь, и память о старых обидах.
   Теперь она писала им лишь на Рождество, посылая вместе с письмом дорогие, тщательно выбранные подарки.
   Через некоторое время получала короткие туманные ответы со словами благодарности от матери. Изабель давно уже решила, что так лучше для всех.
   - Ты слышишь меня, Изабель? Он умер!
   - Да, мама, я слышу.
   С другого конца провода донесся шепот:
   - Я не знаю, что мне делать.
   Изабель чувствовала, что не в состоянии воспринять чью-либо смерть всерьез. Только сегодня утром актер, падавший на тротуар от смертельного выстрела, несчетное число раз поднимался и снова падал в повторных дублях. Вчера Джулио Санчеса, характерного актера из Мексики, облили бензином и подожгли. На глазах Изабель он умирал с душераздирающими криками, а немного позже сидел в здании комиссариата, жуя булочку и перелистывая иллюстрированный журнал. Торопился домой на день рождения дочери, которой исполнилось семь лет.
   "Она ни за что не станет задувать свечи, пока папа не придет", говорил он Изабель, покатываясь со смеху.
   Не стоит маме так расстраиваться, неожиданно для самой себя подумала Изабель. Папа тоже встанет и пойдет по своим делам.
   - Тебе больше нечего мне сказать? Ты даже не хочешь знать, как он умер? - Голос матери дрогнул. - Он ведь такой молодой. Ему еще шестидесяти не было.
   Изабель попыталась осознать, что произошло. Умер ее отец...
   - Да, мама. Мне так жаль. А что произошло? Несчастный случай?
   Шепот матери был едва слышен в трубке:
   - Нет, Изабель, он покончил с собой. Наложил на себя руки. А перед этим напился. Около него нашли пустую бутылку. Наверное, был не в себе.
   Рядом с Изабель заведующий реквизитом раздавал автоматы молодым людям в итальянских костюмах и темных очках. Ассистент режиссера делал пометки на доске.
   - О Боже! Он.., он застрелился?
   - Застрелился?! Нет, он отравился газом. С помощью выхлопной трубы от моей машины. Той самой, что ты мне подарила. - Это прозвучало так, будто на Изабель теперь лежала часть вины. - Это все ужасно! Разговоры, пересуды и все эти репортеры. Они, конечно, все знают о тебе, и о Кристиан, и об Арран. Все это так недостойно. Он терпеть этого не мог. Я не знаю что делать. Не могу разговаривать с ними. Изабель, ты должна приехать! Ты мне нужна. Я знаю, ты страшно занята, но.., пожалуйста...
   - Я понимаю, мама.
   Уехать в самом разгаре съемок фильма стоимостью в тридцать миллионов долларов!.. С другой стороны, завтра пятница. Она постарается обернуться как можно быстрее, а они пока могут отснять другие эпизоды.
   - Я постараюсь приехать как можно скорее. Надеюсь вылететь завтра с первым утренним рейсом.
   - Слава Богу! И еще, Изабель, пожалуйста, позвони остальным. Я даже не знаю, где Кристиан сейчас живет.
   - Хорошо, мама.
   - Скажи им, пусть приедут. Я хочу видеть вас троих.
   Есть кое-что такое, о чем вы все должны знать.
   "Слишком поздно, - подумала Изабель. - Ты уже не можешь сказать мне ничего нового".
   Она позвонила Арран в Сан-Франциско и оставила сообщение на автоответчике. Когда Арран работала - писала очередной роман, - она до пяти вечера не снимала трубку.
   Потом Изабель попыталась связаться с Кристиан.
   В последнее время ни она, ни Арран не могли дозвониться до средней сестры. Изредка та звонила им из каких-нибудь отдаленных мест с экзотическими названиями.
   Год назад Кристиан внезапно оставила блестящее общество светских бездельников, готовых в любую минуту сесть в самолет и мчаться за развлечениями на другой конец света. Исчезновение Кристиан произошло за день до ее свадьбы с Сэмом Старком - миллиардером, многообещающим яхтсменом, победителем многочисленных гонок, надеявшимся завоевать кубок Америки. Кристиан исчезла, оставив Сэму лишь короткую записку с вежливыми сожалениями. Вместе с запиской в конверт был вложен обручальный перстень с огромным бриллиантом, подаренный ей Старком. Кристиан покинула блестящее светское общество ради полуцыганской бродячей жизни на корабле с неизвестным и загадочным человеком по имени Лудо Корей, и с тех пор ни Изабель, ни Арран не видели сестру. Они ничего не знали о Лудо, за исключением того, что Кристиан в него безумно влюблена и счастлива от этого.
   Теперь Изабель оставила для сестры сообщение в каком-то спортивном клубе в западной части Пуэрто-Рико. Она передала сообщение человеку, с трудом говорившему по-английски и, судя по голосу, пьяному вдрызг.
   О Кристиан, Кристиан, думала Изабель, что же ты сделала со своей жизнью! Она все больше укреплялась в мысли, что сестра связалась с каким-нибудь торговцем наркотиками. "А что же еще можно предположить?" - не раз с тревогой спрашивала она Арран.
   Но сейчас Изабель решительно прогнала эти мысли.
   Она вновь стала холодной и практичной. Позвонила своему агенту, занимавшемуся путешествиями, и попросила заказать билет первого класса до Лондона и номер-люкс в отеле "Дорчестер". Потом вернулась к работе.
   Оставшаяся часть дня прошла очень продуктивно.
   Она почти без проблем закончила свою сцену, затем просмотрела вместе с режиссером отснятый за день материал.
   Вернувшись домой, Изабель дала указания прислуге на время своего отсутствия, пообещала француженке-гувернантке отпуск, как только вернется из Англии, и сказала близнецам, что на этот раз не сможет взять их с собой. После чего начались долгие, утомительные споры.
   К вечеру в ответ на ее сообщение позвонила Кристиан. Она, видимо, была потрясена новостью. Еще через полчаса последовал звонок от Арран, которая казалась такой же отстраненной и равнодушной, как и сама Изабель, когда утром разговаривала с матерью. Однако, к величайшему облегчению Изабель, обе сестры в конце концов согласились поехать в Лондон. Как здорово будет снова увидеть их. Прошло столько времени, столько изменилось в их жизни...
   Только когда Изабель упаковывала чемодан, до нее наконец дошел смысл случившегося. Она выложила одежду на кровать и неожиданно поняла, что не может решить, какие вещи взять с собой. Она бессмысленно глядела на разбросанную одежду, непроизвольно сотрясаясь всем телом.
   Джордж Уинтер умер. Ее отец мертв.
   Инстинктивно она потянулась к фотографии в массивной золотой рамке, стоявшей на ночном столике.
   В трудные минуты она всегда служила ей поддержкой, вселяла чувство уверенности. Как напоминание о том, что она не одна на свете. На фотографии три сестренки Уинтер в возрасте семи, девяти и десяти лет, чисто вымытые и причесанные, смущенно позировали на фоне большого универсального магазина. Подарок отцу ко дню рождения. Изабель - с черными кудряшками, голубыми глазами, розовыми щечками и потешными ямочками.
   Кристиан - слишком рослая для своего возраста, стесняющаяся своего роста, больших рук и ног. Арран - с широко раскрытыми глазами, выглядывающими из-под прямой челки. Один носок на ноге спущен. Мама так расстраивалась из-за этого носка. Говорила, что он портит всю фотографию.
   Изабель нашла эту фотографию в мусорном ведре под раковиной, куда ее выкинул отец. Она достала ее, разгладила и с тех пор берегла, как драгоценность. Она всегда любила эту фотографию. Гораздо больше, чем все последующие снимки знаменитых сестер Уинтер в журнале "Люди". Там их лица благополучно скрывались за профессиональными улыбками.
   Что же означает для них троих смерть отца? Для нее самой, в частности? И что теперь будет?
   Она наконец поняла, как погиб Джордж Уинтер.
   Нахлынувшее чувство не было горем. Ранняя любовь Изабель к отцу, так же как и сменившая ее впоследствии ненависть, давно изжили себя. Все перегорело. Не испытывала она и сочувствия. В любом случае смерть для Джорджа Уинтера была избавлением.
   Не было и потрясения. Известие это не явилось столь уж неожиданным. Можно лишь удивляться, что он протянул так долго. Чувство, которое она сейчас испытывала, было не чем иным, как внезапным и сокрушительным страхом.
   Сильная, волевая, здравомыслящая и прагматичная Изабель никогда в жизни не ощущала такого ужаса.
   Глава 2
   Кристиан Уинтер-Петрочелли сидела рядом с Лудо Кореем за столиком ресторана, в западной части Пуэрто-Рико, в шести милях к югу от Маягуэса. Ресторан нельзя было назвать шикарным, поэтому американские туристы сюда не ходили. Яркие флуоресцентные лампы, линолеум на полу, пластмассовые столики, и на каждом - пластиковый цветок в банке из-под пива. Сейчас ресторан переполняли пуэрто-риканские семьи - папы, мамы, бабушки, дети и даже младенцы. Шум стоял невероятный. Все кругом кричали. Радиоприемник надрывался в бравурной музыке. Однако кормили здесь отлично, а цены были по меньшей мере втрое ниже, чем в шикарных ресторанах по соседству, обслуживавших туристов.
   Кристиан и Лудо ели жаренную в масле свежую рыбу корифену с чесноком и пили пиво "Корона". Столик стоял у окна, обращенного к океану, точнее, к проливу Мона. Гладкая бледно-лиловая поверхность воды с редкими мягкими волнами местами отливала ярко-красным под розовым закатным небом. Вдалеке, у самой линии горизонта, там, где сейчас заходило кроваво-красное солнце, виднелись острые пики гор Доминиканской Республики.
   Кристиан думала о том, что никогда в жизни не была так счастлива. Две минуты назад Лудо пообещал, что определенно завяжет, что больше не будет этих рискованных поездок и что пришло время начать безопасный чартерный бизнес. При его связях в больших отелях, при том что у них есть две яхты вторую водил его друг Мигель - они могут начать бизнес хоть сейчас.
   - В конце концов, я ведь не молодею, - говорил Лудо. - Пора подумать о постоянной работе, о доме, ну и все такое.
   Кристиан откинула густые каштановые волосы с гладкого загорелого лба. Пытливо взглянула на Лудо, не решаясь поверить.
   - Ты это серьезно?! Действительно серьезно?
   Он кивнул:
   - Да. Время пришло.
   Лицо Кристиан озарилось улыбкой, глаза сверкнули золотом.
   - О, Лудо! Это чудесно!
   Она вспомнила длинные одинокие дни и еще более одинокие бессонные ночи, проведенные в ожидании, в опасениях за его жизнь. Он никогда не рассказывал, куда едет или что собирается делать. Просто исчезал, испарялся, как дымка над Карибским морем. В такие периоды он как бы надевал на себя другую кожу - становился латиноамериканцом. Перекрашивал густые светлые волосы в черный цвет, снова начинал говорить на том трущобном испанском языке, к которому привык в детстве. Все это - в особенности испанский язык - настолько меняло его, что Кристиан с трудом узнавала своего Лудо.
   Изменялись даже черты лица, фигура, походка - другие мышцы вступали в игру. Он казался более худощавым, более напряженным. И более опасным. Лудо Корей больше не существовал. Его место занимал Лудовико Гименес - так назвали его тридцать восемь лет назад. Лудовико Гименес носил оружие.
   Кристиан никогда не спрашивала, куда он отправляется и зачем. Она не хотела об этом знать. Из какого-то необъяснимого суеверия она считала, что, если начнет задавать вопросы, это будет означать конец для них обоих.
   Итак, Лудо исчезал, а Кристиан пыталась выбросить из головы этого незнакомца с суровыми, жесткими глазами. Говорила себе, что Лудо просто уехал по делам, как другие люди, и ничего особенного в этом нет.
   Но теперь все будет по-другому. Она сможет спокойно спать по ночам. Он будет в безопасности.
   ***
   Солнце скрылось за горизонтом. Воды пролива Мона, такие обманчиво спокойные сегодня вечером, окрасились в темно-фиолетовый бархатный цвет. Лудо сидел напротив и улыбался Кристиан ослепительной улыбкой. Так он не улыбался больше никому. Лицо чудесным образом смягчалось, глаза, порой сверкавшие, как стальные клинки, сейчас светились любовью. Потому что он действительно любил ее. Он, конечно, никогда этого не говорил - просто не знал, как сказать. Но Кристиан знала, что он ее любит, и сама любила его до самозабвения. Она чувствовала, что обязана ему всем на свете.