— Прекрасно. Все в порядке, все на месте.
— Олл райт, старина, двинулись, — сказал Грант. Они вышли из помещения и побежали под дождем к "лизандру".
Было девять тридцать, но Артур не пришел завтракать на кухню, и Баум спустился вниз посмотреть, в чем дело. Он впал в панику и заперся в своем кабинете, потея от страха. В десять часов он наконец собрался с духом и позвонил на Хастон-Плейс.
Мунро работал с бумагами почти всю ночь и только собирался завтракать, когда вошел Картер. Капитан стоял у окна с чашкой чаю в руке.
— Что вы собираетесь делать с Крэйгом Осборном, сэр?
— Если этот молодой дурак не поймет смысла происходящего, я надолго засажу его в камеру, — спокойно ответил Мунро, намазывая маслом тост. — Вам это не по душе, Джек, не так ли?
— Это грязное дело, сэр.
Зазвонил телефон.
— Поднимите трубку, — сказал бригадир.
Картер взял трубку, послушал, потом прижал ее к груди со слабой улыбкой на лице:
— Баум, сэр. Кажется, Крэйг оказался слишком сильным противником для Артура. Он сбежал.
— Боже правый, этот мальчик изобретательнее Гудини.
— Что будем делать, сэр? Мунро швырнул салфетку на стол:
— Скажите Бауму, что я сам займусь этим делом. — Картер передал приказание, и Мунро поднялся из-за стола. — Одно ясно. Мы не можем допустить скандала. Ни в коем случае.
— Конечно, сэр.
— Приготовьте машину, Джек. Я переоденусь, и мы отправимся на Бейкер-стрит.
В буфете на Бейкер-стрит прекрасно кормили. Уоллейс все еще был в здании и как раз спускался вниз, когда появились Мунро и Картер.
— Доброе утро, сэр, — сказал он. — Планы изменились?
— О чем это вы? — рявкнул Мунро. И Уоллейс рассказал ему все.
Джо Едж стоял у ангара в Холодной гавани и наблюдал, как «лизандр» поднялся и стал таять в тумане, набегавшем с моря, когда Грант полетел обратно в Кройдон. В маленькой стеклянной каморке в ангаре зазвонил телефон. Едж крикнул механикам:
— Я отвечу! — Он вошел внутрь и взял трубку: — Да?
— Это вы, Едж? Говорит Мунро.
— Да, бригадир.
— Осборн появился?
— Да, сэр, приземлился полчаса назад. Грант только что поднялся в воздух, сейчас он на пути в Кройдон.
— А где Осборн?
Едж почувствовал неладное и быстро ответил:
— Его встретил Хейр на одном из джипов. С ним была Джулия. Они пошли в паб.
— Теперь слушайте внимательно, Едж, — сказал Мунро. — Думаю, что у Осборна могла возникнуть дикая идея уговорить Хейра сделать рейс во Францию без разрешения. Вы должны этому помешать.
— Но как, сэр?
— Господи, любым способом. Действуйте самостоятельно. Мы прибудем к вам, как только Грант появится здесь и заправит самолет. — Он дал отбой.
Едж положил трубку, на его лице была неприятная улыбка. Потом открыл шкафчик и достал оттуда свой форменный пояс Люфтваффе с кобурой, в которой был вальтер. Быстро вышел, сел в джип и проехал через поселок, остановив машину ярдах в пятидесяти от паба. Он миновал задний дворик и заглянул в окно кухни. Там никого не было. Едж тихо открыл дверь и вошел.
Экипаж "Лили Марлен" стоял у стойки, слушая Хейра.
— Вы слышали факты. Все, что вам нужно знать. Мисс Треванс оказалась в ужасном положении, и все это из-за Мунро. Теперь мы с майором собираемся кое-что предпринять, но у нас нет разрешения. Если кто-нибудь считает, что он не может идти с нами, пусть скажет об этом сейчас. Я не могу вам приказывать.
— Ради Бога, шеф, на что мы тратим время? — вмешался Шмидт. — Нам же надо еще подготовиться.
— Он прав, герр капитан, — солидно заметил Лангсдорф. — Если мы выйдем в полдень, то будем у Гросне около шести, если вы захотите снова воспользоваться тем причалом.
Крэйг и Джулия сидели за стойкой, наблюдая. Едж на кухне мог слышать все достаточно ясно.
— Дневной рейс, — сказал Хейр, — это всегда опасно.
— Мы уже делали это, — напомнил ему Лангсдорф.
— Для бравых парней из Кригсмарин нет ничего невозможного, — ухмыльнулся Шмидт.
Хейр повернулся к Крэйгу:
— Тогда действуйте.
— Я отвезу Джулию в дом, — сказал Крэйг. — Мне нужно кое-что из одежды, и потом, она может устроить передачу сообщения для Большого Пьера.
Едж выбежал через заднюю дверь и помчался к своему джипу. Он уселся за руль и успел уехать, прежде чем экипаж вышел из "Висельника".
Когда Крэйг и Джулия сели в машину, Хейр криво улыбнулся:
— Моей карьере конец.
— Какой карьере? — спросил Крэйг с усмешкой и тронулся с места.
В костюмерной Джулии Крэйг выбрал черный мундир штандартенфюрера СС бригады Шарлеманя. Вошла Джулия.
— Вот удостоверение СС, которое вы просили. Я сделала его на имя Анри Леграна. Просто на счастье.
Крэйг сложил мундир.
— Я всегда предпочитаю черный, когда дело пахнет жареным, — сказал он. — Это вызывает у всех божественный страх.
— Что мне сказать Большому Пьеру?
— Он должен быть у причала в Гросне около шести и обеспечить меня военным транспортом соответствующего вида. «Кюбельвагеном» — чем-нибудь в этом духе.
— Хорошо. Я все передам. Крэйг улыбнулся ей:
— Вы понимаете, что Мунро прикажет расстрелять вас или что-нибудь в этом роде, когда доберется сюда?
— Черт с ним, с этим Мунро.
Дверь скрипнула. На пороге стоял Едж с вальтером в руке:
— Ты никуда не пойдешь, сынок. Только что мне звонил бригадир Мунро и приказал задержать тебя.
— Разве? — притворно удивился Крэйг и швырнул мундир СС на руку Еджа, накрыв вальтер. Потом захватил кисть его руки, ударил о стену, так что тот выронил оружие, одновременно обрушив мощнейший боковой удар на его челюсть. Пилот упал. Крэйг схватил его за воротник и подтащил к тяжелому кухонному столу. — Дайте мне пару наручников, Джулия. — Она исполнила его просьбу. Он сковал Еджа, обмотав цепь вокруг ножки стола. — Оставьте его здесь до приезда Мунро и Джека Картера.
Она привстала и поцеловала его.
— Берегите себя, Крэйг.
— Так я всегда и поступаю!
Он вышел, хлопнула дверь, и через минуту Джулия услышала урчание джипа. Она вздохнула, оставила Еджа лежать под столом и пошла в комнату радиосвязи.
Через полчаса Джулия вышла в сад, откуда был виден весь поселок. С моря, клубясь, надвигался туман. Рейс обещал быть очень трудным. Она смотрела, как "Лили Марлен" выходит из гавани. На флагштоке трепетал алый с черным вымпел Кригсмарин. Катер медленно исчезал в тумане, словно привидение.
Глава 14
— Олл райт, старина, двинулись, — сказал Грант. Они вышли из помещения и побежали под дождем к "лизандру".
Было девять тридцать, но Артур не пришел завтракать на кухню, и Баум спустился вниз посмотреть, в чем дело. Он впал в панику и заперся в своем кабинете, потея от страха. В десять часов он наконец собрался с духом и позвонил на Хастон-Плейс.
Мунро работал с бумагами почти всю ночь и только собирался завтракать, когда вошел Картер. Капитан стоял у окна с чашкой чаю в руке.
— Что вы собираетесь делать с Крэйгом Осборном, сэр?
— Если этот молодой дурак не поймет смысла происходящего, я надолго засажу его в камеру, — спокойно ответил Мунро, намазывая маслом тост. — Вам это не по душе, Джек, не так ли?
— Это грязное дело, сэр.
Зазвонил телефон.
— Поднимите трубку, — сказал бригадир.
Картер взял трубку, послушал, потом прижал ее к груди со слабой улыбкой на лице:
— Баум, сэр. Кажется, Крэйг оказался слишком сильным противником для Артура. Он сбежал.
— Боже правый, этот мальчик изобретательнее Гудини.
— Что будем делать, сэр? Мунро швырнул салфетку на стол:
— Скажите Бауму, что я сам займусь этим делом. — Картер передал приказание, и Мунро поднялся из-за стола. — Одно ясно. Мы не можем допустить скандала. Ни в коем случае.
— Конечно, сэр.
— Приготовьте машину, Джек. Я переоденусь, и мы отправимся на Бейкер-стрит.
В буфете на Бейкер-стрит прекрасно кормили. Уоллейс все еще был в здании и как раз спускался вниз, когда появились Мунро и Картер.
— Доброе утро, сэр, — сказал он. — Планы изменились?
— О чем это вы? — рявкнул Мунро. И Уоллейс рассказал ему все.
Джо Едж стоял у ангара в Холодной гавани и наблюдал, как «лизандр» поднялся и стал таять в тумане, набегавшем с моря, когда Грант полетел обратно в Кройдон. В маленькой стеклянной каморке в ангаре зазвонил телефон. Едж крикнул механикам:
— Я отвечу! — Он вошел внутрь и взял трубку: — Да?
— Это вы, Едж? Говорит Мунро.
— Да, бригадир.
— Осборн появился?
— Да, сэр, приземлился полчаса назад. Грант только что поднялся в воздух, сейчас он на пути в Кройдон.
— А где Осборн?
Едж почувствовал неладное и быстро ответил:
— Его встретил Хейр на одном из джипов. С ним была Джулия. Они пошли в паб.
— Теперь слушайте внимательно, Едж, — сказал Мунро. — Думаю, что у Осборна могла возникнуть дикая идея уговорить Хейра сделать рейс во Францию без разрешения. Вы должны этому помешать.
— Но как, сэр?
— Господи, любым способом. Действуйте самостоятельно. Мы прибудем к вам, как только Грант появится здесь и заправит самолет. — Он дал отбой.
Едж положил трубку, на его лице была неприятная улыбка. Потом открыл шкафчик и достал оттуда свой форменный пояс Люфтваффе с кобурой, в которой был вальтер. Быстро вышел, сел в джип и проехал через поселок, остановив машину ярдах в пятидесяти от паба. Он миновал задний дворик и заглянул в окно кухни. Там никого не было. Едж тихо открыл дверь и вошел.
Экипаж "Лили Марлен" стоял у стойки, слушая Хейра.
— Вы слышали факты. Все, что вам нужно знать. Мисс Треванс оказалась в ужасном положении, и все это из-за Мунро. Теперь мы с майором собираемся кое-что предпринять, но у нас нет разрешения. Если кто-нибудь считает, что он не может идти с нами, пусть скажет об этом сейчас. Я не могу вам приказывать.
— Ради Бога, шеф, на что мы тратим время? — вмешался Шмидт. — Нам же надо еще подготовиться.
— Он прав, герр капитан, — солидно заметил Лангсдорф. — Если мы выйдем в полдень, то будем у Гросне около шести, если вы захотите снова воспользоваться тем причалом.
Крэйг и Джулия сидели за стойкой, наблюдая. Едж на кухне мог слышать все достаточно ясно.
— Дневной рейс, — сказал Хейр, — это всегда опасно.
— Мы уже делали это, — напомнил ему Лангсдорф.
— Для бравых парней из Кригсмарин нет ничего невозможного, — ухмыльнулся Шмидт.
Хейр повернулся к Крэйгу:
— Тогда действуйте.
— Я отвезу Джулию в дом, — сказал Крэйг. — Мне нужно кое-что из одежды, и потом, она может устроить передачу сообщения для Большого Пьера.
Едж выбежал через заднюю дверь и помчался к своему джипу. Он уселся за руль и успел уехать, прежде чем экипаж вышел из "Висельника".
Когда Крэйг и Джулия сели в машину, Хейр криво улыбнулся:
— Моей карьере конец.
— Какой карьере? — спросил Крэйг с усмешкой и тронулся с места.
В костюмерной Джулии Крэйг выбрал черный мундир штандартенфюрера СС бригады Шарлеманя. Вошла Джулия.
— Вот удостоверение СС, которое вы просили. Я сделала его на имя Анри Леграна. Просто на счастье.
Крэйг сложил мундир.
— Я всегда предпочитаю черный, когда дело пахнет жареным, — сказал он. — Это вызывает у всех божественный страх.
— Что мне сказать Большому Пьеру?
— Он должен быть у причала в Гросне около шести и обеспечить меня военным транспортом соответствующего вида. «Кюбельвагеном» — чем-нибудь в этом духе.
— Хорошо. Я все передам. Крэйг улыбнулся ей:
— Вы понимаете, что Мунро прикажет расстрелять вас или что-нибудь в этом роде, когда доберется сюда?
— Черт с ним, с этим Мунро.
Дверь скрипнула. На пороге стоял Едж с вальтером в руке:
— Ты никуда не пойдешь, сынок. Только что мне звонил бригадир Мунро и приказал задержать тебя.
— Разве? — притворно удивился Крэйг и швырнул мундир СС на руку Еджа, накрыв вальтер. Потом захватил кисть его руки, ударил о стену, так что тот выронил оружие, одновременно обрушив мощнейший боковой удар на его челюсть. Пилот упал. Крэйг схватил его за воротник и подтащил к тяжелому кухонному столу. — Дайте мне пару наручников, Джулия. — Она исполнила его просьбу. Он сковал Еджа, обмотав цепь вокруг ножки стола. — Оставьте его здесь до приезда Мунро и Джека Картера.
Она привстала и поцеловала его.
— Берегите себя, Крэйг.
— Так я всегда и поступаю!
Он вышел, хлопнула дверь, и через минуту Джулия услышала урчание джипа. Она вздохнула, оставила Еджа лежать под столом и пошла в комнату радиосвязи.
Через полчаса Джулия вышла в сад, откуда был виден весь поселок. С моря, клубясь, надвигался туман. Рейс обещал быть очень трудным. Она смотрела, как "Лили Марлен" выходит из гавани. На флагштоке трепетал алый с черным вымпел Кригсмарин. Катер медленно исчезал в тумане, словно привидение.
Глава 14
В тот момент, когда "Лили Марлен" покидала Холодную гавань, фельдмаршал Эрвин Роммель прибыл в замок Вуанкур. Женевьева ждала наверху парадной лестницы, чтобы приветствовать его вместе с тетушкой, Максом Примом, Земке и сотрудниками его штаба.
Эскорт был на удивление небольшим, особенно если учесть ранг визитера. Три машины и четверо военных полицейских на мотоциклах. Роммель сидел в открытом «мерседесе» — небольшого роста, плотный, в длинном кожаном плаще, с небрежно завязанным на шее белым шарфом. Свои знаменитые защитные очки он по-пижонски сдвинул на тулью фуражки. Женевьева видела, как он обменялся рукопожатиями с генералом Земке и бригадиром СС Зайльхаймером, потом Земке представил ему тетушку. Через минуту настала очередь Женевьевы.
Его французский был великолепен:
— К вашим услугам, мадемуазель. — Он посмотрел ей прямо в глаза, словно оценивая, и Женевьева ощутила силу, огромную мощь. Роммель склонил голову и поднес ее руку к своим губам.
Они прошли в прихожую. Гортензия обратилась к Земке:
— Мы теперь оставим вас, генерал. Я не сомневаюсь, вам нужно многое обсудить. Маршал, надеюсь, мы увидимся с вами сегодня вечером?
— Буду ждать с нетерпением, графиня. — Роммель вежливо отдал ей честь.
Когда они поднимались по лестнице, Женевьева заметила:
— В 1942 году жителей Великобритании попросили назвать самого выдающегося генерала — из действующих. Большинство из них выбрали нашего приятеля.
— Теперь ты знаешь почему, — сказала Гортензия. — Я хочу поговорить с тобой, но не здесь. В старом летнем домике через пятнадцать минут. — И она ушла в свою комнату.
Когда Женевьева вошла в спальню, Мариза заканчивала застилать постель.
— Я пойду прогуляюсь, — сказала Женевьева. — Найди мне что-нибудь теплое. На улице прохладно.
Мариза подошла к шкафу и достала охотничий жакет с меховым воротником.
— Это подойдет, ма-амзель?
— Думаю, да.
Девушка казалась очень бледной, ее глаза ввалились.
— Ты неважно выглядишь, — сказала Женевьева. — С тобой все в порядке?
— О, ма-амзель, я так боюсь!
— Я тоже, — сказала ей Женевьева, — но буду делать то, что нужно, и ты тоже. — Она крепко взяла ее за плечи и с минуту смотрела в глаза.
Мариза устало кивнула:
— Да, ма-амзель.
— Хорошо, — бросила Женевьева. — Можешь приготовить мне белое вечернее платье. Сегодня вечером я надену его. — И, оставив встревоженную Маризу, она вышла.
В саду приятно ощущалось дыхание весны в воздухе, под деревьями зеленела трава, проникающее сквозь листву солнце оставляло на ней странные блики, окрашивая листья золотом. Нежданная минута покоя. Она прошла под аркой в серой каменной стене и увидела Гортензию, сидящую на краю фонтана перед белым летним домиком. На его стенах рос зеленый мох, несколько окон было разбито.
— Я всегда была счастлива здесь, — сказала Женевьева. — Когда мы были совсем маленькими, вы поили нас чаем в летнем домике.
— Все проходит.
— Я знаю. Это очень грустно.
— Дай мне сигарету, — попросила Гортензия. — Я предпочитаю увядание. Например, мох. Темно-зеленое на белом. Это создает атмосферу, какой здесь раньше не было. Ощущение потери.
— Философия старости?
В глазах тетушки появилось выражение удовольствия.
— Останови меня, если я опять вдруг размякну. Один из дежурных охранников прошел мимо них. С его плеча свисал автомат, эльзасский сторожевой пес натягивал стальную цепь, мягко ступая рядом.
— Ты слышала, что случилось прошлой ночью?
— Я все видела.
— Дела обстоят плохо. Филипп Гамлен из деревни. Он браконьерствовал в имении многие годы. Я попросила Земке не быть с ним очень жестоким, но он хочет на его примере научить остальных.
— Что они с ним сделают?
— Полагаю, отправят в какой-нибудь концлагерь. — Она передернула плечами. — Жизнь с каждым днем становится все неприятнее. Молю Бога, чтобы союзники наконец решились на высадку десанта, которую так давно обещали нам. Так что насчет сегодняшнего вечера? Ты точно знаешь, что будешь делать?
— Думаю, да.
— "Думаю" не годится, дорогая моя, ты должна знать наверняка. — Гортензия прикрыла ладонью глаза и посмотрела на фасад дома и на Розовую комнату. — Сколько от твоего балкона до террасы? Футов двадцать? Ты уверена, что сможешь одолеть их?
— Я этим занимаюсь с десятилетнего возраста, — успокоила ее Женевьева, — даже в темноте. Кирпичная кладка за колонной сложена в виде ступенек.
— Очень хорошо. Бал начнется около семи. Они не хотят начинать слишком поздно, потому что Роммель возвращается ночью в Париж на машине. Я спущусь вниз за несколько минут до восьми. Ты не должна слишком задерживаться.
— Мариза договорилась встретиться с Эрихом в летнем домике в восемь.
— Каковы бы ни были ее чары, не думаю, что она сумеет удержать его больше двадцати минут, — заметила Гортензия. — Шанталь будет ждать тебя в твоей комнате, чтобы оказать любую помощь, если потребуется.
— По нашему плану я должна попасть в библиотеку, сфотографировать документы — и потратить на все это не больше десяти минут, — сказала Женевьева. — Потом спуститься в зал — примерно в восемь двадцать, сейф будет закрыт, все документы целы, и никто ничего не узнает.
— Кроме нас, — заметила Гортензия с холодной улыбкой. — И это, радость моя, в высшей степени приятно.
Было около шести, уже опускались сумерки, когда "Лили Марлен", круто свернув, подошла к пустынному причалу у Гросне. Несмотря на легкую дымку, море было спокойным, и вымпел Кригсмарин безвольно свисал с флагштока. Лангсдорф стоял у руля, а Хейр осматривал берег в бинокль.
— Да вот они, — усмехнулся он. — Для вас приготовлен цыпленок. Он привел две машины. Что-то вроде «кюбельвагена» и седан, а они все в мундирах. — Он передал бинокль Крэйгу, и тот навел его на причал. Трое людей в немецких армейских мундирах стояли у «кюбельвагена». Большой Пьер курил, облокотясь о машину.
— Этот бродяга в своем репертуаре, — заметил Крэйг. — Я лучше спущусь вниз и надену мундир.
Он вышел из рулевой рубки, и Хейр бросил Лангсдорфу:
— Малый вперед. — Потом, не торопясь, спустился на палубу, где экипаж занял боевые посты около пулеметов, и спустился еще ниже. Когда он вошел в крохотную каюту, Крэйг уже застегивал форменный плащ офицера СС. — Как вам вообще все это нравится? — спросил Хейр, закуривая сигарету.
— Во всех книжках, которые я читал подростком, герой всегда возвращался за своей девушкой. Это в какой-то мере запрограммировало мое мышление. У меня просто нет выбора. — Теперь он был совершенно готов: у пояса вальтер, серебряная пряжка блестит. Он надел фуражку: — Ну как, идет мне?
— Никто не усомнится — ни военный полисмен, ни часовой у ворот, — когда вы в этом мундире! — ответил Хейр и первым вышел из каюты.
Когда они причалили к нижнему пирсу, Большой Пьер спустился по трапу вниз, чтобы встретить их. Он улыбнулся:
— Бог мой, все это напоминает мне костюмированные вечера в Оксфорде. Осборн, вы выглядите весьма эффектно.
— Хочу, чтобы вы знали одно, — сказал Крэйг. — Эта операция носит частный характер. Мы прибыли за девушкой по собственной инициативе.
— Успокойтесь, приятель. Джулия Легран ввела меня в курс дела. Откровенно говоря, мои парни не очень горели желанием впутываться в это дело. Жизнь молодой женщины, даже если она британский агент, для них не много значит. Они привыкли к страшным потерям, в том числе среди своих близких. Но я сумел убедить их. Я достал вам вполне приличный «мерседес» и «кюбельваген», трое моих парней в мундирах будут сопровождать вас. Внешне все прекрасно. Они сбросят с себя все это, как только вы доберетесь до замка.
— Вы будете где-то поблизости?
— Конечно, в лесу, кое с кем из моих ребят. А катер будет ждать?
Хейр повернулся к Лангсдорфу:
— Я думаю, вам нужно кое-что починить в моторе? Лангсдорф кивнул.
— В любом случае скоро стемнеет, герр капитан.
— Бог знает, когда мы вернемся… — сказал Крэйг.
— Мы будем здесь, — улыбнулся Хейр.
Экипаж застыл на палубе в ожидании. Крэйг торжественно отдал им честь.
— Парни, — сказал он по-английски, — для меня было честью служить с вами.
Моряки молча слушали его. Только Шмидт ответил:
— Удачи вам, шеф. Обставьте всех этих ублюдков! Они поднялись по трапу на причал и подошли к машинам. Большой Пьер обратился к своим людям:
— Висельники, берегите его. Если прозеваете, лучше назад не возвращайтесь.
Они ухмыльнулись в ответ и полезли в «кюбельваген». Крэйг скользнул за руль «мерседеса». Большой Пьер повернулся к нему:
— Поезжайте. Будьте осторожны. Между прочим, у них сегодня бал. Звучит занятно. Я бы присоединился к вам, но у меня нет с собой смокинга!
"Кюбельваген" тронулся, Крэйг включил зажигание и двинулся следом. Фигура Пьера отдалялась от них и наконец совсем исчезла, когда машина стала подниматься на холм.
Платье было действительно красивым. Сшитое из шелковистого белого джерси, оно ласкало кожу. Мариза помогла Женевьеве одеться и накрыла ее плечи полотенцем, чтобы та могла закончить макияж.
— Ты не видела сегодня Рене? — спросила рассеянно Женевьева.
— Нет, ма-амзель. Он не был в столовой для прислуги во время ужина. Послать кого-нибудь поискать его?
— Нет, это неважно. Тебе нужно многое продумать. Ты знаешь, что должна делать? Ты уверена?
— Встретиться с Эрихом в летнем домике и задержать его как можно дольше.
— То есть, по крайней мере, на двадцать минут, — сказала Женевьева. — Если меньше, то это плохо. — Она похлопала девушку по щеке: — Не надо бояться, Мариза. Мы хотим просто пошутить над генералом, вот и все.
Женевьева видела, что девушка не поверила ей, но это не имело значения. Она взяла вечернюю сумочку, ободряюще улыбнулась и вышла.
Бал был устроен в Большой галерее, они постарались, готовя его. Когда Женевьева вошла, ей показалось, что все гости уже в зале. Люстры сверкали, вокруг были цветы, а небольшой оркестр играл вальс Штрауса. Роммель еще не появлялся, но генерал Земке стоял с Зайльхаймером и его женой. Когда он увидел Женевьеву, то извинился и пошел через зал ей навстречу. Танцующие расступались перед ним.
— А ваша тетя? — спросил он с тревогой. — Она спустится? Ничего не случилось?
— Нет, насколько я знаю. А где маршал?
— Он был здесь минуту назад, но его вызвал по телефону Берлин. По-видимому, сам фюрер. — Он вытер лоб платком. — Здесь много ваших знакомых. Например, Комболи.
Они стояли в другом конце зала. Морис Комболь, папа Комболь, как его называли рабочие, с женой и дочерью. Пять винодельческих заводов, два консервных завода и предприятия по выпуску разных сельскохозяйственных машин. Богатейший человек провинции, который становился еще богаче от сотрудничества с немцами. Женевьева резким усилием подавила свой гнев.
В дверях появился маршал Роммель. Прим следовал за ним, и Земке, извинившись, направился к ним.
Подошел молодой лейтенант, который прошлым вечером показал себя отличным танцором, и попросил у нее следующий вальс. Он был очень галантен и предложил ей принести шампанского, когда музыка стихла.
Она стояла у колонны, ожидая Гортензию, и вдруг услышала сзади себя голос Прима:
— Я думал, что красивее быть невозможно, но вы сегодня необыкновенно хороши.
— Благодарю вас, — ответила она и почувствовала, что ей действительно приятно.
Оркестр заиграл вальс, он молча взял ее под руку, и они закружились в танце. Она увидела лейтенанта, который появился, держа в каждой руке по бокалу, и теперь укоризненно глядел ей вслед. Казалось, эта музыка звучала здесь всегда, все происходящее нереально, они только вдвоем, а все окружающие не больше чем заводные игрушки. Вальс кончился, раздались редкие хлопки. Роммеля не было, но Земке знаком подозвал Прима, который, извинившись, удалился.
Именно этот момент Гортензия выбрала для своего появления. Ее лицо казалось высеченным из белого мрамора, красивые красновато-золотистые волосы были уложены в высокую прическу. Шлейф ее бального бархатного платья цвета темно-синей ночи скользил по полу, выгодно оттеняя пышные волосы и влажно блестевшие глаза. Голоса постепенно смолкли, присутствующие поворачивались, чтобы взглянуть на нее, а Земке торопился через всю галерею, чтобы встретить ее и поцеловать руку. Он проводил Гортензию в дальний конец зала, где стояли стулья в стиле Людовика Четырнадцатого.
Женевьева взглянула на часы. Было как раз без пяти восемь, и, когда оркестр заиграл вновь, она пробралась сквозь толпу, открыла дверь в музыкальный зал и проскользнула туда. Она хотела побыстрее попасть в прихожую, но внезапно заметила Роммеля, который сидел на стуле у фортепиано и курил сигару.
— А, это вы, мадемуазель. Он встал. — Что, уже надоело?
— У меня немного болит голова, — ответила она с бьющимся сердцем и совершенно непроизвольно пробежала пальцами по клавишам.
— О, вы играете, как приятно, — сказал Роммель.
— Немного. — Она села (это было вполне естественно) и заиграла "Лунную сонату". Она вдруг вспомнила Крэйга и тот вечер в Холодной гавани. Роммель откинулся на спинку стула; он явно наслаждался музыкой.
Женевьеву спасла сама судьба: внезапно открылась дверь и появился Макс Прим.
— О, вот вы где, господин маршал. Вас опять к телефону. Теперь из Парижа.
— Видите, ма-амзель? Они не оставят меня в покое. — Роммель очаровательно улыбнулся. — Может быть, продолжим позже?
— Конечно, — согласилась Женевьева.
Он вышел. Прим мельком улыбнулся ей и последовал за маршалом. Она поспешила через другую дверь, вышла в прихожую и быстро поднялась по главной лестнице.
Когда она вошла в спальню, Шанталь уже ждала ее. На кровати лежали черный свитер и пара темных брюк.
— Вы опоздали, — рявкнула она. — Уже десять минут девятого!
— Не беспокойтесь. Быстро помогите мне снять платье. — Шанталь расстегнула молнию, и белое чудо соскользнуло на пол. Женевьева быстро влезла в брюки и натянула через голову свитер. Серебряный, украшенный ониксом, портсигар скользнул в один карман вместе с ключом, фонарик — в другой. Она повернулась: — Теперь вперед!
Шанталь крепко поцеловала ее в щеку.
— Действуй и возвращайся невредимой, Женевьева Треванс.
Женевьева удивленно уставилась на нее:
— Когда вы узнали?..
— Вы с графиней думаете, что я дура? Глупая старая Шанталь? Я меняла вам пеленки, когда вам не было и года, моя девочка. Думаешь, я не знаю, в чем разница между вами теперь?
Но сейчас им было не до объяснений. Женевьева улыбнулась и проскользнула между занавесками в темноту, на балкон. Было очень тихо, музыка раздавалась где-то вдалеке. Ей снова было двенадцать лет, и она сбегала ночью с Анн-Мари, чтобы путешествовать в темноте, потому что ей хватало на это решимости. Она перелезла через балконную ограду, твердо встала на кирпичную кладку и быстро спустилась вниз.
Когда она заглянула за угол, на террасе было тихо и пусто. Пятнадцать минут девятого. Она двинулась к третьему сводчатому окну, взялась за створки и толкнула их. Как всегда, окно открылось не сразу.
Библиотека утопала в темноте, но звуки музыки слышались здесь немного громче. Женевьева включила свой фонарик и отыскала на стене портрет Елизаветы, одиннадцатой графини де Вуанкур. Она смотрела сверху на Женевьеву, удивительно напоминая Гортензию. Женевьева сдвинула портрет вверх на шарнирах, под ним открылся сейф. Ключ мягко повернулся в замке, и дверца отошла в сторону.
Сейф, как она и ожидала, был забит бумагами. Она запаниковала, сердце готово было выскочить из груди, но вдруг она увидела кожаный дипломат с единственной надписью «Роммель», вытисненной на крышке золотыми буквами. Женевьева дрожащими руками быстро открыла его. В нем была только одна папка; раскрыв ее, она нашла то, что искала: фотографии карт расположения орудий и оборонительных прибрежных укреплений. Поставив дипломат на место, она положила папку на стол Прима и включила настольную лампу. Потом достала портсигар. И вдруг совершенно отчетливо услышала голос Прима за дверью. Никогда в жизни она не действовала так быстро. Женевьева закрыла дверцу сейфа и, хотя запереть его уже не было времени, вернула портрет на место. Потом выключила лампу, забрала фонарик и папку. Она была уже между занавесками, когда в замке начал поворачиваться ключ, и успела закрыть окно как раз в тот момент, когда дверь открылась и зажегся свет. Женевьева заглянула в щель между занавесками и увидела, как Прим вошел в комнату.
Она постояла в темноте на террасе, размышляя о случившемся, но выбора у нее не было. Она скользнула за угол и полезла обратно вверх, на свой балкон.
Шанталь задернула за ней шторы.
— Что случилось? — спросила она встревоженно. — Что случилось?
— Пришел Прим. Чуть не поймал меня. Я не смогла сфотографировать документы и займусь этим сейчас. — Она положила папку на туалетный столик и принесла торшер, чтобы было больше света.
— А что же ты будешь делать с ними потом?
— Спущусь туда снова. Надеюсь, Прим ушел на галерею, и я смогу все вернуть на место, пока пропажу не обнаружили.
— А Эрих?
— Нам остается только уповать на обаяние Маризы. — Она взяла портсигар, раскрыла папку и начала снимать, как учил ее Крэйг Осборн. Шанталь переворачивала страницы. Двадцать снимков, сказал он ей, но листов в папке оказалось больше. Их тоже нужно было снять. Когда она закончила, в дверь постучали. Женщины замерли. Шанталь прошептала:
— Я заперла дверь.
Стук повторился, ручка двери задергалась. Женевьева поняла, что лучше ответить.
— Кто там? — спросила она. Никто не ответил. Она толкнула Шанталь к ванной: — Ступайте туда и сидите молча.
Шанталь повиновалась. Женевьева спрятала папку в ближайший ящик шкафа и протянула руку к своему платью. Послышался звук вставляемого в замок ключа, дверь распахнулась, и вошел Прим.
Он сел на край столика, положив ногу на ногу и, внимательно глядя на Женевьеву, протянул руку:
— Отдайте ее мне.
— Боже, о чем вы?
— Папку, которую вы только что взяли из дипломата маршала Роммеля. Я могу, конечно, обыскать вашу комнату, но уверен, что это сделали вы. Больше некому. Да еще это ваше загадочное переодевание…
— Ладно, — резко прервала его Женевьева, открыла ящик и взяла папку.
Он положил ее рядом с собой.
— Сожалею, что все произошло именно так.
— Тогда вы занимаетесь не своим делом. — Она взяла портсигар и достала "Житан".
— Я не выбирал его, но хочу, чтобы между нами была ясность: я знаю, кто вы.
Она глубоко затянулась, чтобы успокоиться.
— Я не понимаю вас.
— Ваши глаза, Женевьева, — мягко сказал он. — Вы никогда не избавитесь от этого. Тот же цвет, что у нее, но свет в них… совершенно другой. Да и все остальное — как будто то же самое и одновременно совершенно другое.
Женевьева стояла, не в силах вымолвить ни слова, ожидая, когда упадет топор.
Эскорт был на удивление небольшим, особенно если учесть ранг визитера. Три машины и четверо военных полицейских на мотоциклах. Роммель сидел в открытом «мерседесе» — небольшого роста, плотный, в длинном кожаном плаще, с небрежно завязанным на шее белым шарфом. Свои знаменитые защитные очки он по-пижонски сдвинул на тулью фуражки. Женевьева видела, как он обменялся рукопожатиями с генералом Земке и бригадиром СС Зайльхаймером, потом Земке представил ему тетушку. Через минуту настала очередь Женевьевы.
Его французский был великолепен:
— К вашим услугам, мадемуазель. — Он посмотрел ей прямо в глаза, словно оценивая, и Женевьева ощутила силу, огромную мощь. Роммель склонил голову и поднес ее руку к своим губам.
Они прошли в прихожую. Гортензия обратилась к Земке:
— Мы теперь оставим вас, генерал. Я не сомневаюсь, вам нужно многое обсудить. Маршал, надеюсь, мы увидимся с вами сегодня вечером?
— Буду ждать с нетерпением, графиня. — Роммель вежливо отдал ей честь.
Когда они поднимались по лестнице, Женевьева заметила:
— В 1942 году жителей Великобритании попросили назвать самого выдающегося генерала — из действующих. Большинство из них выбрали нашего приятеля.
— Теперь ты знаешь почему, — сказала Гортензия. — Я хочу поговорить с тобой, но не здесь. В старом летнем домике через пятнадцать минут. — И она ушла в свою комнату.
Когда Женевьева вошла в спальню, Мариза заканчивала застилать постель.
— Я пойду прогуляюсь, — сказала Женевьева. — Найди мне что-нибудь теплое. На улице прохладно.
Мариза подошла к шкафу и достала охотничий жакет с меховым воротником.
— Это подойдет, ма-амзель?
— Думаю, да.
Девушка казалась очень бледной, ее глаза ввалились.
— Ты неважно выглядишь, — сказала Женевьева. — С тобой все в порядке?
— О, ма-амзель, я так боюсь!
— Я тоже, — сказала ей Женевьева, — но буду делать то, что нужно, и ты тоже. — Она крепко взяла ее за плечи и с минуту смотрела в глаза.
Мариза устало кивнула:
— Да, ма-амзель.
— Хорошо, — бросила Женевьева. — Можешь приготовить мне белое вечернее платье. Сегодня вечером я надену его. — И, оставив встревоженную Маризу, она вышла.
В саду приятно ощущалось дыхание весны в воздухе, под деревьями зеленела трава, проникающее сквозь листву солнце оставляло на ней странные блики, окрашивая листья золотом. Нежданная минута покоя. Она прошла под аркой в серой каменной стене и увидела Гортензию, сидящую на краю фонтана перед белым летним домиком. На его стенах рос зеленый мох, несколько окон было разбито.
— Я всегда была счастлива здесь, — сказала Женевьева. — Когда мы были совсем маленькими, вы поили нас чаем в летнем домике.
— Все проходит.
— Я знаю. Это очень грустно.
— Дай мне сигарету, — попросила Гортензия. — Я предпочитаю увядание. Например, мох. Темно-зеленое на белом. Это создает атмосферу, какой здесь раньше не было. Ощущение потери.
— Философия старости?
В глазах тетушки появилось выражение удовольствия.
— Останови меня, если я опять вдруг размякну. Один из дежурных охранников прошел мимо них. С его плеча свисал автомат, эльзасский сторожевой пес натягивал стальную цепь, мягко ступая рядом.
— Ты слышала, что случилось прошлой ночью?
— Я все видела.
— Дела обстоят плохо. Филипп Гамлен из деревни. Он браконьерствовал в имении многие годы. Я попросила Земке не быть с ним очень жестоким, но он хочет на его примере научить остальных.
— Что они с ним сделают?
— Полагаю, отправят в какой-нибудь концлагерь. — Она передернула плечами. — Жизнь с каждым днем становится все неприятнее. Молю Бога, чтобы союзники наконец решились на высадку десанта, которую так давно обещали нам. Так что насчет сегодняшнего вечера? Ты точно знаешь, что будешь делать?
— Думаю, да.
— "Думаю" не годится, дорогая моя, ты должна знать наверняка. — Гортензия прикрыла ладонью глаза и посмотрела на фасад дома и на Розовую комнату. — Сколько от твоего балкона до террасы? Футов двадцать? Ты уверена, что сможешь одолеть их?
— Я этим занимаюсь с десятилетнего возраста, — успокоила ее Женевьева, — даже в темноте. Кирпичная кладка за колонной сложена в виде ступенек.
— Очень хорошо. Бал начнется около семи. Они не хотят начинать слишком поздно, потому что Роммель возвращается ночью в Париж на машине. Я спущусь вниз за несколько минут до восьми. Ты не должна слишком задерживаться.
— Мариза договорилась встретиться с Эрихом в летнем домике в восемь.
— Каковы бы ни были ее чары, не думаю, что она сумеет удержать его больше двадцати минут, — заметила Гортензия. — Шанталь будет ждать тебя в твоей комнате, чтобы оказать любую помощь, если потребуется.
— По нашему плану я должна попасть в библиотеку, сфотографировать документы — и потратить на все это не больше десяти минут, — сказала Женевьева. — Потом спуститься в зал — примерно в восемь двадцать, сейф будет закрыт, все документы целы, и никто ничего не узнает.
— Кроме нас, — заметила Гортензия с холодной улыбкой. — И это, радость моя, в высшей степени приятно.
Было около шести, уже опускались сумерки, когда "Лили Марлен", круто свернув, подошла к пустынному причалу у Гросне. Несмотря на легкую дымку, море было спокойным, и вымпел Кригсмарин безвольно свисал с флагштока. Лангсдорф стоял у руля, а Хейр осматривал берег в бинокль.
— Да вот они, — усмехнулся он. — Для вас приготовлен цыпленок. Он привел две машины. Что-то вроде «кюбельвагена» и седан, а они все в мундирах. — Он передал бинокль Крэйгу, и тот навел его на причал. Трое людей в немецких армейских мундирах стояли у «кюбельвагена». Большой Пьер курил, облокотясь о машину.
— Этот бродяга в своем репертуаре, — заметил Крэйг. — Я лучше спущусь вниз и надену мундир.
Он вышел из рулевой рубки, и Хейр бросил Лангсдорфу:
— Малый вперед. — Потом, не торопясь, спустился на палубу, где экипаж занял боевые посты около пулеметов, и спустился еще ниже. Когда он вошел в крохотную каюту, Крэйг уже застегивал форменный плащ офицера СС. — Как вам вообще все это нравится? — спросил Хейр, закуривая сигарету.
— Во всех книжках, которые я читал подростком, герой всегда возвращался за своей девушкой. Это в какой-то мере запрограммировало мое мышление. У меня просто нет выбора. — Теперь он был совершенно готов: у пояса вальтер, серебряная пряжка блестит. Он надел фуражку: — Ну как, идет мне?
— Никто не усомнится — ни военный полисмен, ни часовой у ворот, — когда вы в этом мундире! — ответил Хейр и первым вышел из каюты.
Когда они причалили к нижнему пирсу, Большой Пьер спустился по трапу вниз, чтобы встретить их. Он улыбнулся:
— Бог мой, все это напоминает мне костюмированные вечера в Оксфорде. Осборн, вы выглядите весьма эффектно.
— Хочу, чтобы вы знали одно, — сказал Крэйг. — Эта операция носит частный характер. Мы прибыли за девушкой по собственной инициативе.
— Успокойтесь, приятель. Джулия Легран ввела меня в курс дела. Откровенно говоря, мои парни не очень горели желанием впутываться в это дело. Жизнь молодой женщины, даже если она британский агент, для них не много значит. Они привыкли к страшным потерям, в том числе среди своих близких. Но я сумел убедить их. Я достал вам вполне приличный «мерседес» и «кюбельваген», трое моих парней в мундирах будут сопровождать вас. Внешне все прекрасно. Они сбросят с себя все это, как только вы доберетесь до замка.
— Вы будете где-то поблизости?
— Конечно, в лесу, кое с кем из моих ребят. А катер будет ждать?
Хейр повернулся к Лангсдорфу:
— Я думаю, вам нужно кое-что починить в моторе? Лангсдорф кивнул.
— В любом случае скоро стемнеет, герр капитан.
— Бог знает, когда мы вернемся… — сказал Крэйг.
— Мы будем здесь, — улыбнулся Хейр.
Экипаж застыл на палубе в ожидании. Крэйг торжественно отдал им честь.
— Парни, — сказал он по-английски, — для меня было честью служить с вами.
Моряки молча слушали его. Только Шмидт ответил:
— Удачи вам, шеф. Обставьте всех этих ублюдков! Они поднялись по трапу на причал и подошли к машинам. Большой Пьер обратился к своим людям:
— Висельники, берегите его. Если прозеваете, лучше назад не возвращайтесь.
Они ухмыльнулись в ответ и полезли в «кюбельваген». Крэйг скользнул за руль «мерседеса». Большой Пьер повернулся к нему:
— Поезжайте. Будьте осторожны. Между прочим, у них сегодня бал. Звучит занятно. Я бы присоединился к вам, но у меня нет с собой смокинга!
"Кюбельваген" тронулся, Крэйг включил зажигание и двинулся следом. Фигура Пьера отдалялась от них и наконец совсем исчезла, когда машина стала подниматься на холм.
Платье было действительно красивым. Сшитое из шелковистого белого джерси, оно ласкало кожу. Мариза помогла Женевьеве одеться и накрыла ее плечи полотенцем, чтобы та могла закончить макияж.
— Ты не видела сегодня Рене? — спросила рассеянно Женевьева.
— Нет, ма-амзель. Он не был в столовой для прислуги во время ужина. Послать кого-нибудь поискать его?
— Нет, это неважно. Тебе нужно многое продумать. Ты знаешь, что должна делать? Ты уверена?
— Встретиться с Эрихом в летнем домике и задержать его как можно дольше.
— То есть, по крайней мере, на двадцать минут, — сказала Женевьева. — Если меньше, то это плохо. — Она похлопала девушку по щеке: — Не надо бояться, Мариза. Мы хотим просто пошутить над генералом, вот и все.
Женевьева видела, что девушка не поверила ей, но это не имело значения. Она взяла вечернюю сумочку, ободряюще улыбнулась и вышла.
Бал был устроен в Большой галерее, они постарались, готовя его. Когда Женевьева вошла, ей показалось, что все гости уже в зале. Люстры сверкали, вокруг были цветы, а небольшой оркестр играл вальс Штрауса. Роммель еще не появлялся, но генерал Земке стоял с Зайльхаймером и его женой. Когда он увидел Женевьеву, то извинился и пошел через зал ей навстречу. Танцующие расступались перед ним.
— А ваша тетя? — спросил он с тревогой. — Она спустится? Ничего не случилось?
— Нет, насколько я знаю. А где маршал?
— Он был здесь минуту назад, но его вызвал по телефону Берлин. По-видимому, сам фюрер. — Он вытер лоб платком. — Здесь много ваших знакомых. Например, Комболи.
Они стояли в другом конце зала. Морис Комболь, папа Комболь, как его называли рабочие, с женой и дочерью. Пять винодельческих заводов, два консервных завода и предприятия по выпуску разных сельскохозяйственных машин. Богатейший человек провинции, который становился еще богаче от сотрудничества с немцами. Женевьева резким усилием подавила свой гнев.
В дверях появился маршал Роммель. Прим следовал за ним, и Земке, извинившись, направился к ним.
Подошел молодой лейтенант, который прошлым вечером показал себя отличным танцором, и попросил у нее следующий вальс. Он был очень галантен и предложил ей принести шампанского, когда музыка стихла.
Она стояла у колонны, ожидая Гортензию, и вдруг услышала сзади себя голос Прима:
— Я думал, что красивее быть невозможно, но вы сегодня необыкновенно хороши.
— Благодарю вас, — ответила она и почувствовала, что ей действительно приятно.
Оркестр заиграл вальс, он молча взял ее под руку, и они закружились в танце. Она увидела лейтенанта, который появился, держа в каждой руке по бокалу, и теперь укоризненно глядел ей вслед. Казалось, эта музыка звучала здесь всегда, все происходящее нереально, они только вдвоем, а все окружающие не больше чем заводные игрушки. Вальс кончился, раздались редкие хлопки. Роммеля не было, но Земке знаком подозвал Прима, который, извинившись, удалился.
Именно этот момент Гортензия выбрала для своего появления. Ее лицо казалось высеченным из белого мрамора, красивые красновато-золотистые волосы были уложены в высокую прическу. Шлейф ее бального бархатного платья цвета темно-синей ночи скользил по полу, выгодно оттеняя пышные волосы и влажно блестевшие глаза. Голоса постепенно смолкли, присутствующие поворачивались, чтобы взглянуть на нее, а Земке торопился через всю галерею, чтобы встретить ее и поцеловать руку. Он проводил Гортензию в дальний конец зала, где стояли стулья в стиле Людовика Четырнадцатого.
Женевьева взглянула на часы. Было как раз без пяти восемь, и, когда оркестр заиграл вновь, она пробралась сквозь толпу, открыла дверь в музыкальный зал и проскользнула туда. Она хотела побыстрее попасть в прихожую, но внезапно заметила Роммеля, который сидел на стуле у фортепиано и курил сигару.
— А, это вы, мадемуазель. Он встал. — Что, уже надоело?
— У меня немного болит голова, — ответила она с бьющимся сердцем и совершенно непроизвольно пробежала пальцами по клавишам.
— О, вы играете, как приятно, — сказал Роммель.
— Немного. — Она села (это было вполне естественно) и заиграла "Лунную сонату". Она вдруг вспомнила Крэйга и тот вечер в Холодной гавани. Роммель откинулся на спинку стула; он явно наслаждался музыкой.
Женевьеву спасла сама судьба: внезапно открылась дверь и появился Макс Прим.
— О, вот вы где, господин маршал. Вас опять к телефону. Теперь из Парижа.
— Видите, ма-амзель? Они не оставят меня в покое. — Роммель очаровательно улыбнулся. — Может быть, продолжим позже?
— Конечно, — согласилась Женевьева.
Он вышел. Прим мельком улыбнулся ей и последовал за маршалом. Она поспешила через другую дверь, вышла в прихожую и быстро поднялась по главной лестнице.
Когда она вошла в спальню, Шанталь уже ждала ее. На кровати лежали черный свитер и пара темных брюк.
— Вы опоздали, — рявкнула она. — Уже десять минут девятого!
— Не беспокойтесь. Быстро помогите мне снять платье. — Шанталь расстегнула молнию, и белое чудо соскользнуло на пол. Женевьева быстро влезла в брюки и натянула через голову свитер. Серебряный, украшенный ониксом, портсигар скользнул в один карман вместе с ключом, фонарик — в другой. Она повернулась: — Теперь вперед!
Шанталь крепко поцеловала ее в щеку.
— Действуй и возвращайся невредимой, Женевьева Треванс.
Женевьева удивленно уставилась на нее:
— Когда вы узнали?..
— Вы с графиней думаете, что я дура? Глупая старая Шанталь? Я меняла вам пеленки, когда вам не было и года, моя девочка. Думаешь, я не знаю, в чем разница между вами теперь?
Но сейчас им было не до объяснений. Женевьева улыбнулась и проскользнула между занавесками в темноту, на балкон. Было очень тихо, музыка раздавалась где-то вдалеке. Ей снова было двенадцать лет, и она сбегала ночью с Анн-Мари, чтобы путешествовать в темноте, потому что ей хватало на это решимости. Она перелезла через балконную ограду, твердо встала на кирпичную кладку и быстро спустилась вниз.
Когда она заглянула за угол, на террасе было тихо и пусто. Пятнадцать минут девятого. Она двинулась к третьему сводчатому окну, взялась за створки и толкнула их. Как всегда, окно открылось не сразу.
Библиотека утопала в темноте, но звуки музыки слышались здесь немного громче. Женевьева включила свой фонарик и отыскала на стене портрет Елизаветы, одиннадцатой графини де Вуанкур. Она смотрела сверху на Женевьеву, удивительно напоминая Гортензию. Женевьева сдвинула портрет вверх на шарнирах, под ним открылся сейф. Ключ мягко повернулся в замке, и дверца отошла в сторону.
Сейф, как она и ожидала, был забит бумагами. Она запаниковала, сердце готово было выскочить из груди, но вдруг она увидела кожаный дипломат с единственной надписью «Роммель», вытисненной на крышке золотыми буквами. Женевьева дрожащими руками быстро открыла его. В нем была только одна папка; раскрыв ее, она нашла то, что искала: фотографии карт расположения орудий и оборонительных прибрежных укреплений. Поставив дипломат на место, она положила папку на стол Прима и включила настольную лампу. Потом достала портсигар. И вдруг совершенно отчетливо услышала голос Прима за дверью. Никогда в жизни она не действовала так быстро. Женевьева закрыла дверцу сейфа и, хотя запереть его уже не было времени, вернула портрет на место. Потом выключила лампу, забрала фонарик и папку. Она была уже между занавесками, когда в замке начал поворачиваться ключ, и успела закрыть окно как раз в тот момент, когда дверь открылась и зажегся свет. Женевьева заглянула в щель между занавесками и увидела, как Прим вошел в комнату.
Она постояла в темноте на террасе, размышляя о случившемся, но выбора у нее не было. Она скользнула за угол и полезла обратно вверх, на свой балкон.
Шанталь задернула за ней шторы.
— Что случилось? — спросила она встревоженно. — Что случилось?
— Пришел Прим. Чуть не поймал меня. Я не смогла сфотографировать документы и займусь этим сейчас. — Она положила папку на туалетный столик и принесла торшер, чтобы было больше света.
— А что же ты будешь делать с ними потом?
— Спущусь туда снова. Надеюсь, Прим ушел на галерею, и я смогу все вернуть на место, пока пропажу не обнаружили.
— А Эрих?
— Нам остается только уповать на обаяние Маризы. — Она взяла портсигар, раскрыла папку и начала снимать, как учил ее Крэйг Осборн. Шанталь переворачивала страницы. Двадцать снимков, сказал он ей, но листов в папке оказалось больше. Их тоже нужно было снять. Когда она закончила, в дверь постучали. Женщины замерли. Шанталь прошептала:
— Я заперла дверь.
Стук повторился, ручка двери задергалась. Женевьева поняла, что лучше ответить.
— Кто там? — спросила она. Никто не ответил. Она толкнула Шанталь к ванной: — Ступайте туда и сидите молча.
Шанталь повиновалась. Женевьева спрятала папку в ближайший ящик шкафа и протянула руку к своему платью. Послышался звук вставляемого в замок ключа, дверь распахнулась, и вошел Прим.
Он сел на край столика, положив ногу на ногу и, внимательно глядя на Женевьеву, протянул руку:
— Отдайте ее мне.
— Боже, о чем вы?
— Папку, которую вы только что взяли из дипломата маршала Роммеля. Я могу, конечно, обыскать вашу комнату, но уверен, что это сделали вы. Больше некому. Да еще это ваше загадочное переодевание…
— Ладно, — резко прервала его Женевьева, открыла ящик и взяла папку.
Он положил ее рядом с собой.
— Сожалею, что все произошло именно так.
— Тогда вы занимаетесь не своим делом. — Она взяла портсигар и достала "Житан".
— Я не выбирал его, но хочу, чтобы между нами была ясность: я знаю, кто вы.
Она глубоко затянулась, чтобы успокоиться.
— Я не понимаю вас.
— Ваши глаза, Женевьева, — мягко сказал он. — Вы никогда не избавитесь от этого. Тот же цвет, что у нее, но свет в них… совершенно другой. Да и все остальное — как будто то же самое и одновременно совершенно другое.
Женевьева стояла, не в силах вымолвить ни слова, ожидая, когда упадет топор.