Страница:
– Только что получена, господин полковник. От Звездочки, миссис Грей. Он прибыл благополучно. Теперь он с ней.
Радл смотрел на клочок папиросной бумаги с благоговением.
– Господи, Девлин, – прошептал он. – Ты выполнил это. Сработало.
На него нахлынуло чувство физического облегчения. Из нижнего ящика стола он вытащил еще один бокал:
– Карл, за это надо обязательно выпить.
Радл встал, полный неудержимой радости, такого он не испытывал уже много лет, со времен той невероятной эйфории, когда мчался к берегам Франции во главе своих солдат летом 1940 г.
Подняв бокал, он сказал Хоферу:
– Мой тост, Карл. За Лайама Девлина и за республику!
Утром он получил в Холте без малейших трудностей права и Другие документы. Где бы он ни появлялся, от полицейского участка до местной биржи труда, его легенда о службе в пехоте до демобилизации по ранению срабатывала как заклинание. Чиновники прямо-таки из кожи вон лезли, чтобы быстро продвинуть его дела. Правду говорили люди, что в войну все любят солдата, а уж раненого героя и того больше.
Мотоцикл оказался довоенным и видел лучшие дни, но когда Девлин решил прибавить газу на прямом отрезке дороги, спидометр легко показал шестьдесят миль в час. Девлин быстро убрал газ, убедившись, что машина достаточно мощная. Нет смысла лезть на рожон. В деревне полицейского не было, но Джоанна Грей предупреждала, что иногда полицейский на мотоцикле появлялся из Холта.
Девлин съехал по крутому холму к деревне мимо старой мельницы, колесо которой, видимо, уже давно не вращалось, и притормозил, чтобы пропустить молоденькую девушку, едущую на запряженной пони двуколке, на которой стояли три маслобойки. На девушке был синий берет, очень старая шинель образца первой мировой войны, явно большая ей, размера на два. Девлин отметил широкие скулы девушки, ее большие глаза, слишком широкий рот и рваные шерстяные перчатки, Сквозь которые вылезали три пальца.
– Добрый тебе день, collen[5]? – весело сказал он, пропуская ее на мост. – Бог в помощь.
Она с изумлением широко раскрыла глаза и слегка открыла рот. Казалось, она онемела и только поцокала языком, погоняя пони на мосту, а затем пустив его рысью вверх по склону мимо церкви.
– Милая уродливая крестьяночка, – тихо процитировал Девлин, – которая вскружила мне голову не раз, а дважды. – Он ухмыльнулся. – Ну нет, Лайам, любовь моя. Не эта. Не сейчас.
Он направил мотоцикл к трактиру «Стадли Армс» и увидел человека, который стоял у окна и глядел на него. Огромный детина лет тридцати со всклокоченной черной бородой. На нем была твидовая кепка и старый бушлат.
«А что, черт побери, я тебе сделал, сынок?» – подумал Девлин. Мужчина перевел взгляд на девушку, потом на двуколку, поднимающуюся на холм у церкви, и снова посмотрел на Девлина. Этого было достаточно. Девлин остановил машину, снял с шеи двустволку в парусиновом чехле, взял ее под мышку и вошел в трактир.
В большой просторной комнате с низкими балками потолка стояло несколько скамеек с высокими спинками и два деревянных стола. В открытом очаге пылал яркий огонь.
В комнате находились три человека. Один около очага играл на губной гармошке, человек с черной бородой стоял у окна, третий – толстый коротышка без пиджака, на вид лет под тридцать, вытирал бокал.
– Благослови всех бог, – произнес Девлин, разыгрывая до конца болотного ирландца.
Он положил двустволку в чехле на стол. Человек в рубашке улыбнулся и протянул руку:
– Я трактирщик Джордж Уайльд, а ты новый смотритель болота сэра Генри. Мы о тебе все слышали.
– Уже? – спросил Девлин.
– Знаешь, как это бывает в деревне.
– Уж так и знает? – хрипло спросил высокий у окна.
– Да я сам с фермы из глубинки, – сказал Девлин.
У Уайльда стал озабоченный вид, но он попытался всех познакомить:
– Артур Сеймур, а старый козел у огня – Лейкер Армсби.
Как позже узнал Девлин, Лейкеру было под пятьдесят, но выглядел он старше. Он был невероятно оборван: твидовая кепка порвана, пальто подвязано веревкой, а брюки и башмаки залеплены грязью.
– Не выпьете ли вы, джентльмены, со мной? – предложил Девлин.
– Не откажусь, – отозвался Лейкер Армсби, – пинта темного эля меня очень устроит.
Сеймур осушил свою кружку и со стуком поставил ее на стол:
– Я пью на свои. – Он поднял двустволку и взвесил ее на руке: – Сквайр о тебе заботится, верно? У тебя и мотоцикл. Интересно, почему это ты, новичок здесь, получил все, когда некоторые из нас, проработавшие в поместье много лет, должны довольствоваться меньшим?
– Верно, и я отношу это только за счет своей красоты, – сказал ему Девлин.
В глазах у Сеймура мелькнуло сумасшествие, как будто выглянул дьявол, горячий и дикий:
– Не смейся надо мной, коротышка. Никогда этого не делай, а то наступлю на тебя и раздавлю, как слизняка.
Уайльд схватил его за руку:
– Ну, ну, Артур, – но Сеймур оттолкнул его.
– Ты тут веди себя смирно, знай свое место, и, может, уживемся. Понял?
Девлин подобострастно улыбнулся:
– Ясное дело, и если я обидел, прошу прощения.
– Так-то лучше. – Сеймур разжал руки и потер лицо. – Так-то гораздо лучше. Только на будущее запомни одну вещь: когда я вхожу, ты выходи.
Он вышел, хлопнув дверью. Лейкер Армсби ехидно захихикал:
– Ну и шельмец, этот Артур.
Джордж Уайльд вышел в заднюю комнату и вернулся с бутылкой шотландского виски и несколькими рюмками:
– Сейчас это достать трудно, но я считаю, что вы заслужили рюмку за мой счет, мистер Девлин.
– Лайам, – сказал Девлин. – Зовите меня Лайам. – Он взял рюмку виски. – Он всегда такой?
– Всегда, сколько я его знаю.
– Когда я приехал, на улице была девушка на двуколке с пони. Он ею особенно интересуется?
– Считает, что у него есть шанс, – Лейкер Армсби снова захихикал. – Только она его не принимает.
– Это Молли Прайор, – сказал Уайльд. – У них с матерью ферма милях в двух по эту сторону Хобс Энда. Ведут на ней хозяйство с прошлого года, когда умер ее отец. Лейкер помогает им по нескольку часов, когда не занят в церкви.
– Сеймур тоже у них что-то делает. Тяжелую работу.
– И наверно, считает, что уже владелец? А почему он не в армии?
– Это тоже больное место. Его не взяли из-за порванной барабанной перепонки.
– И он, надо думать, считает это оскорблением своему великому мужскому достоинству, – сказал Девлин.
Уайльду стало неловко, он счел необходимым объяснить:
– Я сам схватил пулю в артиллерии у Нарвика в апреле 1940 года. Потерял коленную чашечку, так что война для меня была короткой. А ты свою получил во Франции, как я понял?
– Точно, – спокойно сказал Девлин. – Около Арра. Отбыл на носилках через Дюнкерк и ничего другого и не помню.
– И провалялся больше года по госпиталям, как мне сказала миссис Грей?
Девлин кивнул:
– Великая женщина. Я ей очень благодарен. Ее муж знал моих дома еще много лет назад. Если б не она, не получить бы мне этого места.
– Леди, – сказал Уайльд. – Настоящая леди. Никого в округе так не любят, как ее.
Лейкер Армсби сказал:
– Теперь возьмем меня. Я схватил свою первую пулю на Сомме в 1916 году. Служил в шотландском гвардейском полку.
– Ну и ну! – Девлин вытащил из кармана шиллинг, шлепнул его на стол и подмигнул Уайльду: – Поднеси ему пинту, а я поехал. Работы много.
Добравшись до прибрежной дороги, Девлин поехал по тропинке вдоль дамбы на северной стороне болота Хобс Энда к опушке сосновой рощи. Был свежий осенний день, холодный, но бодрящий, по голубому небу мчались друг за другом белые облака. Он прибавил газ, и мотоцикл с треском помчался вперед. Риск дьявольский, потому что, сделай Девлин хоть одно неверное движение, свалился бы в болото. Глупый риск, но уж такое у него было настроение, уж больно бросилось в голову чувство свободы.
Девлин снизил скорость, притормозил, чтобы свернуть на другую тропинку, и стал пробираться по сети дамб к берегу, когда из зарослей тростника ярдах в тридцати – сорока справа от него неожиданно выскочила всадница на лошади и вскарабкалась на дамбу. Это была та девушка, которую он видел в деревне на двуколке с пони, Молли Прайор. Когда он снизил скорость, она низко пригнулась к шее лошади и пустила ее галопом наперегонки параллельно с ним.
Девлин, мгновенно отреагировав, поддал газу и ринулся вперед на отчаянной скорости, разбрызгивая широким веером грязь. У девушки было преимущество в том, что дамба, по которой она мчалась, напрямую вела к соснам, а Девлину приходилось петлять с тропы на тропу, и он запутался.
Она уже приближалась к деревьям, и когда он нашел наконец открытое место, направила лошадь в болото и погнала ее через камыш кратчайшим путем. Лошадь хорошо ее слушалась и несколько мгновений спустя выскочила из болота и исчезла среди сосен. Девлин на большой скорости сошел с тропы, взметнулся на первую же песчаную дюну, пролетел немного по воздуху и опустился на белый мягкий песок.
Молли Прайор сидела у сосны, опустив подбородок на колени, и глядела на море. Одета она была так же, как в их первую встречу, с той лишь разницей, что сняла берет, открыв коротко остриженные темно-рыжие волосы. Лошадь пощипывала траву, пробивавшуюся сквозь песок.
Девлин остановил мотоцикл и бросился на землю рядом с ней:
– Прекрасный день, слава богу.
Она повернулась к нему и спокойно спросила:
– Что тебя задержало?
Девлин снял кепку, чтобы стереть пот со лба, и с удивлением взглянул на нее:
– Значит, что меня задержало? Ах ты, маленькая...
Молли улыбнулась. Более того, откинув голову, расхохоталась. Девлин тоже рассмеялся.
– Ей-богу, я буду помнить тебя до колоколов страшного суда, это уж точно.
– А что это должно означать? – Она говорила с сильным норфолкским акцентом, который был ему еще внове.
– А, так говорят там, откуда я родом.
Он взял в рот сигарету:
– Ты это употребляешь?
– Нет.
– Молодец, сигареты не дадут тебе вырасти, а тебе еще расти и расти.
– Да будет тебе известно, мне семнадцать лет, – сказала она. – В феврале будет восемнадцать.
Девлин закурил и лег, положив руки под голову, прикрыв глаза козырьком кепки.
– А какого числа?
– Двадцать второго.
– А, Рыбка, верно? Созвездие Рыбы. Нам должно быть вместе хорошо. Я Скорпион. Кстати, никогда не выходи замуж за Деву. Они с Рыбами не уживаются. Возьмем, например, Артура. У меня большое подозрение, что он Дева. Я бы на твоем месте был осторожен.
– Артур? – спросила она. – Ты говоришь об Артуре Сеймуре? Ты в своем уме?
– Я-то да, но вот он, думаю, не в своем, – ответил Девлин и продолжал: – Чистая, свежая, добродетельная и не очень страстная, что очень жаль, с моей точки зрения.
Она обернулась, чтобы посмотреть на него, и старая шинель раскрылась. Груди ее, полные и твердые, прикрывала только ситцевая блузка.
– А, девочка, у тебя будут большие неприятности с весом года через два, если ты не ограничишь себя в еде.
Глаза ее вспыхнули, она опустила их и инстинктивно натянула отвороты шинели.
– Ты, недоносок! – сказала она, с трудом произнося это слово. Но, заметив, что губы его подергиваются, нагнулась, чтобы посмотреть под козырек его кепки: – Ты смеешься надо мной!
Она сдернула с него кепку и забросила ее.
– А что мне еще с тобой делать, Моли Прайор? – он поднял, как бы защищаясь, руку: – Не надо, не отвечай!
Она оперлась спиной о дерево, засунув руки в карманы:
– Откуда ты знаешь, как меня зовут?
– Джордж Уайльд сказал мне в трактире.
– Понятно. А Артур был там?
– О да. У меня сложилось впечатление, что он смотрит на тебя как на собственность.
– Тогда пусть идет к черту! – воскликнула она, приходя вдруг в ярость. – Я не принадлежу никому.
Он посмотрел на нее и улыбнулся:
– У тебя нос вздернутый, кто-нибудь говорил тебе об этом? И когда ты злишься, уголки губ опускаются.
Он зашел слишком далеко, дотронулся до тайного больного места. Она вспыхнула и горько сказала:
– А, я уродина, мистер Девлин. Я слишком часто просиживала ночи напролет на танцах в Холте, когда никто меня не приглашал, чтобы не знать своего места. Я знаю, вы бы меня не выбросили в дождливую субботнюю ночь. Ведь лучше хоть что-нибудь, чем ничего.
Она хотела встать, но Девлин потянул ее за ногу, крепко удерживая рукой и не давая подняться:
– Ты знаешь мое имя? Откуда?
– Не воображайте. Все о вас знают. Все, что надо знать.
– Я тебе скажу что-то новое, – сказал он, опершись на локоть и наклонившись к ней. – Ты ничего обо мне не знаешь, потому что тебе неизвестно, что я предпочитаю прекрасные осенние дни под соснами дождливым субботним ночам. Но, однако, песок имеет отвратительное свойство набиваться туда, куда ему не следует. – Молли замерла. Девлин быстро поцеловал ее в губы и отодвинулся: – Теперь катись отсюда, прежде чем я дам волю своей дикой страсти.
Она схватила берет, вскочила на ноги и ухватилась за уздечку лошади. Когда обернулась и взглянула на него, лицо ее было серьезным, но только она взобралась на седло и повернула лошадь, чтобы еще раз взглянуть на него, как улыбнулась:
– Мне говорили, что все ирландцы сумасшедшие. Теперь я верю. Я буду на мессе в воскресенье вечером. А ты?
– Разве похоже, что я приду?
Лошадь переступала, поворачиваясь то в одну, то в другую сторону, но Молли держала ее крепко.
– Да, – сказала она серьезно. – Думаю, что так, – и пустила лошадь вскачь.
– Ну и идиот ты, Лайам, – тихо ругнул себя Девлин, выводя мотоцикл вдоль дюны между деревьями на тропинку. – Неужели ты никогда не угомонишься?
Он спокойно проехал по главной дамбе и, добравшись до сарая, поставил в него мотоцикл. Ключ от дома он нашел под камнем у двери, где и оставлял его. Войдя, поставил двустволку коридоре, прошел на кухню, расстегивая плащ, и застыл на месте. На столе он увидел кувшин молока и дюжину коричневых яиц в белой миске.
– Матушка богородица, – тихо произнес он. – Посмотри-ка на это.
Девлин нежно потрогал миску пальцем. Лицо его было бледным.
Глава 8
Радл смотрел на клочок папиросной бумаги с благоговением.
– Господи, Девлин, – прошептал он. – Ты выполнил это. Сработало.
На него нахлынуло чувство физического облегчения. Из нижнего ящика стола он вытащил еще один бокал:
– Карл, за это надо обязательно выпить.
Радл встал, полный неудержимой радости, такого он не испытывал уже много лет, со времен той невероятной эйфории, когда мчался к берегам Франции во главе своих солдат летом 1940 г.
Подняв бокал, он сказал Хоферу:
– Мой тост, Карл. За Лайама Девлина и за республику!
* * *
Еще будучи штабным офицером бригады Линкольна в Испании, Девлин обнаружил, что мотоцикл – самое лучшее средство для поддержания контакта между подчиненными ему частями, разбросанными в трудной горной местности. Норфолк не походил на те места, но здесь было то же чувство свободы – чувство, что тебя спустили с поводка, – он ощутил его на спокойных проселках от Стадли Грэнджа до деревни.Утром он получил в Холте без малейших трудностей права и Другие документы. Где бы он ни появлялся, от полицейского участка до местной биржи труда, его легенда о службе в пехоте до демобилизации по ранению срабатывала как заклинание. Чиновники прямо-таки из кожи вон лезли, чтобы быстро продвинуть его дела. Правду говорили люди, что в войну все любят солдата, а уж раненого героя и того больше.
Мотоцикл оказался довоенным и видел лучшие дни, но когда Девлин решил прибавить газу на прямом отрезке дороги, спидометр легко показал шестьдесят миль в час. Девлин быстро убрал газ, убедившись, что машина достаточно мощная. Нет смысла лезть на рожон. В деревне полицейского не было, но Джоанна Грей предупреждала, что иногда полицейский на мотоцикле появлялся из Холта.
Девлин съехал по крутому холму к деревне мимо старой мельницы, колесо которой, видимо, уже давно не вращалось, и притормозил, чтобы пропустить молоденькую девушку, едущую на запряженной пони двуколке, на которой стояли три маслобойки. На девушке был синий берет, очень старая шинель образца первой мировой войны, явно большая ей, размера на два. Девлин отметил широкие скулы девушки, ее большие глаза, слишком широкий рот и рваные шерстяные перчатки, Сквозь которые вылезали три пальца.
– Добрый тебе день, collen[5]? – весело сказал он, пропуская ее на мост. – Бог в помощь.
Она с изумлением широко раскрыла глаза и слегка открыла рот. Казалось, она онемела и только поцокала языком, погоняя пони на мосту, а затем пустив его рысью вверх по склону мимо церкви.
– Милая уродливая крестьяночка, – тихо процитировал Девлин, – которая вскружила мне голову не раз, а дважды. – Он ухмыльнулся. – Ну нет, Лайам, любовь моя. Не эта. Не сейчас.
Он направил мотоцикл к трактиру «Стадли Армс» и увидел человека, который стоял у окна и глядел на него. Огромный детина лет тридцати со всклокоченной черной бородой. На нем была твидовая кепка и старый бушлат.
«А что, черт побери, я тебе сделал, сынок?» – подумал Девлин. Мужчина перевел взгляд на девушку, потом на двуколку, поднимающуюся на холм у церкви, и снова посмотрел на Девлина. Этого было достаточно. Девлин остановил машину, снял с шеи двустволку в парусиновом чехле, взял ее под мышку и вошел в трактир.
В большой просторной комнате с низкими балками потолка стояло несколько скамеек с высокими спинками и два деревянных стола. В открытом очаге пылал яркий огонь.
В комнате находились три человека. Один около очага играл на губной гармошке, человек с черной бородой стоял у окна, третий – толстый коротышка без пиджака, на вид лет под тридцать, вытирал бокал.
– Благослови всех бог, – произнес Девлин, разыгрывая до конца болотного ирландца.
Он положил двустволку в чехле на стол. Человек в рубашке улыбнулся и протянул руку:
– Я трактирщик Джордж Уайльд, а ты новый смотритель болота сэра Генри. Мы о тебе все слышали.
– Уже? – спросил Девлин.
– Знаешь, как это бывает в деревне.
– Уж так и знает? – хрипло спросил высокий у окна.
– Да я сам с фермы из глубинки, – сказал Девлин.
У Уайльда стал озабоченный вид, но он попытался всех познакомить:
– Артур Сеймур, а старый козел у огня – Лейкер Армсби.
Как позже узнал Девлин, Лейкеру было под пятьдесят, но выглядел он старше. Он был невероятно оборван: твидовая кепка порвана, пальто подвязано веревкой, а брюки и башмаки залеплены грязью.
– Не выпьете ли вы, джентльмены, со мной? – предложил Девлин.
– Не откажусь, – отозвался Лейкер Армсби, – пинта темного эля меня очень устроит.
Сеймур осушил свою кружку и со стуком поставил ее на стол:
– Я пью на свои. – Он поднял двустволку и взвесил ее на руке: – Сквайр о тебе заботится, верно? У тебя и мотоцикл. Интересно, почему это ты, новичок здесь, получил все, когда некоторые из нас, проработавшие в поместье много лет, должны довольствоваться меньшим?
– Верно, и я отношу это только за счет своей красоты, – сказал ему Девлин.
В глазах у Сеймура мелькнуло сумасшествие, как будто выглянул дьявол, горячий и дикий:
– Не смейся надо мной, коротышка. Никогда этого не делай, а то наступлю на тебя и раздавлю, как слизняка.
Уайльд схватил его за руку:
– Ну, ну, Артур, – но Сеймур оттолкнул его.
– Ты тут веди себя смирно, знай свое место, и, может, уживемся. Понял?
Девлин подобострастно улыбнулся:
– Ясное дело, и если я обидел, прошу прощения.
– Так-то лучше. – Сеймур разжал руки и потер лицо. – Так-то гораздо лучше. Только на будущее запомни одну вещь: когда я вхожу, ты выходи.
Он вышел, хлопнув дверью. Лейкер Армсби ехидно захихикал:
– Ну и шельмец, этот Артур.
Джордж Уайльд вышел в заднюю комнату и вернулся с бутылкой шотландского виски и несколькими рюмками:
– Сейчас это достать трудно, но я считаю, что вы заслужили рюмку за мой счет, мистер Девлин.
– Лайам, – сказал Девлин. – Зовите меня Лайам. – Он взял рюмку виски. – Он всегда такой?
– Всегда, сколько я его знаю.
– Когда я приехал, на улице была девушка на двуколке с пони. Он ею особенно интересуется?
– Считает, что у него есть шанс, – Лейкер Армсби снова захихикал. – Только она его не принимает.
– Это Молли Прайор, – сказал Уайльд. – У них с матерью ферма милях в двух по эту сторону Хобс Энда. Ведут на ней хозяйство с прошлого года, когда умер ее отец. Лейкер помогает им по нескольку часов, когда не занят в церкви.
– Сеймур тоже у них что-то делает. Тяжелую работу.
– И наверно, считает, что уже владелец? А почему он не в армии?
– Это тоже больное место. Его не взяли из-за порванной барабанной перепонки.
– И он, надо думать, считает это оскорблением своему великому мужскому достоинству, – сказал Девлин.
Уайльду стало неловко, он счел необходимым объяснить:
– Я сам схватил пулю в артиллерии у Нарвика в апреле 1940 года. Потерял коленную чашечку, так что война для меня была короткой. А ты свою получил во Франции, как я понял?
– Точно, – спокойно сказал Девлин. – Около Арра. Отбыл на носилках через Дюнкерк и ничего другого и не помню.
– И провалялся больше года по госпиталям, как мне сказала миссис Грей?
Девлин кивнул:
– Великая женщина. Я ей очень благодарен. Ее муж знал моих дома еще много лет назад. Если б не она, не получить бы мне этого места.
– Леди, – сказал Уайльд. – Настоящая леди. Никого в округе так не любят, как ее.
Лейкер Армсби сказал:
– Теперь возьмем меня. Я схватил свою первую пулю на Сомме в 1916 году. Служил в шотландском гвардейском полку.
– Ну и ну! – Девлин вытащил из кармана шиллинг, шлепнул его на стол и подмигнул Уайльду: – Поднеси ему пинту, а я поехал. Работы много.
Добравшись до прибрежной дороги, Девлин поехал по тропинке вдоль дамбы на северной стороне болота Хобс Энда к опушке сосновой рощи. Был свежий осенний день, холодный, но бодрящий, по голубому небу мчались друг за другом белые облака. Он прибавил газ, и мотоцикл с треском помчался вперед. Риск дьявольский, потому что, сделай Девлин хоть одно неверное движение, свалился бы в болото. Глупый риск, но уж такое у него было настроение, уж больно бросилось в голову чувство свободы.
Девлин снизил скорость, притормозил, чтобы свернуть на другую тропинку, и стал пробираться по сети дамб к берегу, когда из зарослей тростника ярдах в тридцати – сорока справа от него неожиданно выскочила всадница на лошади и вскарабкалась на дамбу. Это была та девушка, которую он видел в деревне на двуколке с пони, Молли Прайор. Когда он снизил скорость, она низко пригнулась к шее лошади и пустила ее галопом наперегонки параллельно с ним.
Девлин, мгновенно отреагировав, поддал газу и ринулся вперед на отчаянной скорости, разбрызгивая широким веером грязь. У девушки было преимущество в том, что дамба, по которой она мчалась, напрямую вела к соснам, а Девлину приходилось петлять с тропы на тропу, и он запутался.
Она уже приближалась к деревьям, и когда он нашел наконец открытое место, направила лошадь в болото и погнала ее через камыш кратчайшим путем. Лошадь хорошо ее слушалась и несколько мгновений спустя выскочила из болота и исчезла среди сосен. Девлин на большой скорости сошел с тропы, взметнулся на первую же песчаную дюну, пролетел немного по воздуху и опустился на белый мягкий песок.
Молли Прайор сидела у сосны, опустив подбородок на колени, и глядела на море. Одета она была так же, как в их первую встречу, с той лишь разницей, что сняла берет, открыв коротко остриженные темно-рыжие волосы. Лошадь пощипывала траву, пробивавшуюся сквозь песок.
Девлин остановил мотоцикл и бросился на землю рядом с ней:
– Прекрасный день, слава богу.
Она повернулась к нему и спокойно спросила:
– Что тебя задержало?
Девлин снял кепку, чтобы стереть пот со лба, и с удивлением взглянул на нее:
– Значит, что меня задержало? Ах ты, маленькая...
Молли улыбнулась. Более того, откинув голову, расхохоталась. Девлин тоже рассмеялся.
– Ей-богу, я буду помнить тебя до колоколов страшного суда, это уж точно.
– А что это должно означать? – Она говорила с сильным норфолкским акцентом, который был ему еще внове.
– А, так говорят там, откуда я родом.
Он взял в рот сигарету:
– Ты это употребляешь?
– Нет.
– Молодец, сигареты не дадут тебе вырасти, а тебе еще расти и расти.
– Да будет тебе известно, мне семнадцать лет, – сказала она. – В феврале будет восемнадцать.
Девлин закурил и лег, положив руки под голову, прикрыв глаза козырьком кепки.
– А какого числа?
– Двадцать второго.
– А, Рыбка, верно? Созвездие Рыбы. Нам должно быть вместе хорошо. Я Скорпион. Кстати, никогда не выходи замуж за Деву. Они с Рыбами не уживаются. Возьмем, например, Артура. У меня большое подозрение, что он Дева. Я бы на твоем месте был осторожен.
– Артур? – спросила она. – Ты говоришь об Артуре Сеймуре? Ты в своем уме?
– Я-то да, но вот он, думаю, не в своем, – ответил Девлин и продолжал: – Чистая, свежая, добродетельная и не очень страстная, что очень жаль, с моей точки зрения.
Она обернулась, чтобы посмотреть на него, и старая шинель раскрылась. Груди ее, полные и твердые, прикрывала только ситцевая блузка.
– А, девочка, у тебя будут большие неприятности с весом года через два, если ты не ограничишь себя в еде.
Глаза ее вспыхнули, она опустила их и инстинктивно натянула отвороты шинели.
– Ты, недоносок! – сказала она, с трудом произнося это слово. Но, заметив, что губы его подергиваются, нагнулась, чтобы посмотреть под козырек его кепки: – Ты смеешься надо мной!
Она сдернула с него кепку и забросила ее.
– А что мне еще с тобой делать, Моли Прайор? – он поднял, как бы защищаясь, руку: – Не надо, не отвечай!
Она оперлась спиной о дерево, засунув руки в карманы:
– Откуда ты знаешь, как меня зовут?
– Джордж Уайльд сказал мне в трактире.
– Понятно. А Артур был там?
– О да. У меня сложилось впечатление, что он смотрит на тебя как на собственность.
– Тогда пусть идет к черту! – воскликнула она, приходя вдруг в ярость. – Я не принадлежу никому.
Он посмотрел на нее и улыбнулся:
– У тебя нос вздернутый, кто-нибудь говорил тебе об этом? И когда ты злишься, уголки губ опускаются.
Он зашел слишком далеко, дотронулся до тайного больного места. Она вспыхнула и горько сказала:
– А, я уродина, мистер Девлин. Я слишком часто просиживала ночи напролет на танцах в Холте, когда никто меня не приглашал, чтобы не знать своего места. Я знаю, вы бы меня не выбросили в дождливую субботнюю ночь. Ведь лучше хоть что-нибудь, чем ничего.
Она хотела встать, но Девлин потянул ее за ногу, крепко удерживая рукой и не давая подняться:
– Ты знаешь мое имя? Откуда?
– Не воображайте. Все о вас знают. Все, что надо знать.
– Я тебе скажу что-то новое, – сказал он, опершись на локоть и наклонившись к ней. – Ты ничего обо мне не знаешь, потому что тебе неизвестно, что я предпочитаю прекрасные осенние дни под соснами дождливым субботним ночам. Но, однако, песок имеет отвратительное свойство набиваться туда, куда ему не следует. – Молли замерла. Девлин быстро поцеловал ее в губы и отодвинулся: – Теперь катись отсюда, прежде чем я дам волю своей дикой страсти.
Она схватила берет, вскочила на ноги и ухватилась за уздечку лошади. Когда обернулась и взглянула на него, лицо ее было серьезным, но только она взобралась на седло и повернула лошадь, чтобы еще раз взглянуть на него, как улыбнулась:
– Мне говорили, что все ирландцы сумасшедшие. Теперь я верю. Я буду на мессе в воскресенье вечером. А ты?
– Разве похоже, что я приду?
Лошадь переступала, поворачиваясь то в одну, то в другую сторону, но Молли держала ее крепко.
– Да, – сказала она серьезно. – Думаю, что так, – и пустила лошадь вскачь.
– Ну и идиот ты, Лайам, – тихо ругнул себя Девлин, выводя мотоцикл вдоль дюны между деревьями на тропинку. – Неужели ты никогда не угомонишься?
Он спокойно проехал по главной дамбе и, добравшись до сарая, поставил в него мотоцикл. Ключ от дома он нашел под камнем у двери, где и оставлял его. Войдя, поставил двустволку коридоре, прошел на кухню, расстегивая плащ, и застыл на месте. На столе он увидел кувшин молока и дюжину коричневых яиц в белой миске.
– Матушка богородица, – тихо произнес он. – Посмотри-ка на это.
Девлин нежно потрогал миску пальцем. Лицо его было бледным.
Глава 8
В Бирмингеме по городу носился холодный ветер, швыряя пригоршни дождя в окна квартиры Бена Гарвальда, расположенной над гаражом в Солтли. В шелковом халате, с шарфом на шее, с аккуратно расчесанными темными вьющимися волосами, он являл собой представительную фигуру, а сломанный нос придавал ему какое-то грубое величие. При ближайшем рассмотрении наружность его оказывалась не столь приятной: на мясистом лице с заносчивым выражением ясно проступали следы разгульного образа жизни.
Но в это утро его лицо выражало еще и досаду на весь мир. Накануне, в одиннадцать тридцать вечера, одно из его коммерческих предприятий – маленький нелегальный игорный клуб – в доме на безусловно респектабельной улице в Астоне было захвачено бирмингемской полицией. Это не грозило арестом лично Гарвальду. Для чего же тогда платил он подставному лицу, которое знало, что о нем позаботятся. Гораздо более серьезной потерей были три с половиной тысячи фунтов на игральных столах, конфискованные полицией.
Кухонная дверь широко распахнулась, и вошла молоденькая девушка лет семнадцати-восемнадцати. На ней был розовый кружевной халатик, ее крашенные перекисью волосы всклокочены, лицо покрыто пятнами, а глаза распухли от слез.
– Вам еще что-нибудь дать, мистер Гарвальд? – тихо спросила она.
– Дать? – воскликнул он. – Это здорово. Это дьявольски здорово, если принять во внимание, что ты мне вообще ни черта не давала еще.
Он говорил с ней, не оборачиваясь, и с интересом следил за человеком на мотоцикле, который въехал во двор и поставил мотоцикл около одного из грузовиков.
Девушка, которая не смогла удовлетворить некоторые весьма эксцентричные требования Гарвальда накануне ночью, сказала плачущим голосом:
– Простите, мистер Гарвальд.
Человек прошел через двор и исчез. Гарвальд повернулся к девушке:
– Ладно, одевайся и сматывайся.
Она испугалась, затряслась от страха и, как загипнотизированная, смотрела на него. Сладкое чувство власти, почти сексуальное по силе, охватило его. Он схватил ее за волосы и жестоко дернул.
– И научись делать, что тебе велят. Понятно?
Девушка убежала, в открытую входную дверь вошел младший брат Бена Рубен Гарвальд. Он был низкого роста, болезненный на вид, но черные глаза на бледном лице непрерывно двигались, ничего не упуская. Сейчас глаза его с неодобрением смотрели вслед девушке.
– Зря ты это, Бен. Этакая грязная телка. Ты можешь схватить что-нибудь.
– Для этого изобрели пенициллин, – сказал Гарвальд. – Ладно, что тебе надо?
– Там к тебе тип какой-то. Только что приехал на мотоцикле.
– Я видел. Что ему нужно?
– Не говорит. Хитрый ирландишка, воображает уж очень. – Рубен вытащил половинку пятифунтового билета. – Велел мне отдать это тебе. Сказал, что у тебя может оказаться вторая половинка, если с ним увидишься.
Гарвальд неожиданно рассмеялся и выхватил порванную пятерку из рук брата:
– Это мне нравится. Да, я обязательно этим займусь. – Он подошел к окну и начал рассматривать половинку купюры. – Похоже, настоящая. – Потом обернулся, улыбаясь: – Интересно, у него еще есть, Рубен? Посмотрим.
Рубен вышел, а Гарвальд в хорошем настроении подошел к буфету и налил себе стакан виски. Возможно, это утро в конце концов принесет не только убыток. И вообще может оказаться очень интересным. Он уселся в кресло у окна.
Дверь открылась, и Рубен ввел в комнату Девлина. Тот промок насквозь, с плаща текло, а кепку он снял и отжал над китайской фарфоровой вазой, полной луковиц.
– Посмотрели?
– Ладно, – сказал Гарвальд. – Я знаю, что вы, чертовы мики,[6]все психи. Не тяни. Как зовут?
– Мерфи, мистер Гарвальд, – сказал Девлин, – как на духу.
– Я верю этому тоже, – сказал Гарвальд. – Ради бога, сними ты свой плащ. Испортишь этот чертов ковер. Настоящий Аксминстер. В наши дни, чтобы его достать, отдают состояние.
Девлин снял плащ и отдал его Рубену. Тот вспыхнул от злости, но тем не менее взял плащ и сложил на стуле у окна.
– Ладно, миленок, – сказал Гарвальд. – Время у меня ограничено, так что к делу.
Девлин вытер руки о пиджак и вытащил пачку сигарет.
– Мне сказали, что вы занимаетесь транспортом, – сказал он, – помимо прочего.
– Кто сказал?
– Да ходят такие разговоры.
– Итак?
– Мне нужен грузовик. Трехтонка армейского образца.
– И это все? – Гарвальд еще улыбался, но глаза насторожились.
– Нет, еще мне нужны «джип», компрессор, распылитель и два галлона краски цвета хаки.
Гарвальд громко рассмеялся:
– Ты что собираешься делать? Открывать собственный второй фронт или еще что?
Девлин вынул из нагрудного кармана большой конверт и протянул его:
– Здесь пятьсот фунтов, чтобы вы были уверены, что я не трачу зря ваше время.
Гарвальд кивнул брату, который взял конверт, открыл его и пересчитал деньги:
– Он говорит правду Бен. И притом новенькими пятерками.
Рубен отдал деньги Гарвальду. Тот взвесил конверт на руке, бросил его на кофейный столик перед собой и откинулся в кресле.
– Ладно, поговорим. На кого ты работаешь?
– На себя, – ответил Девлин.
Гарвальд, ни на мгновение ему не поверив и не скрывая этого, не стал спорить:
– У тебя, должно быть, заваривается хорошее дельце. Может, нужна помощь?
– Я сказал вам, что мне надо, мистер Гарвальд, – сказал Девлин, – одна трехтонка, «джип», компрессор и два галлона краски цвета хаки. Если вы считаете, что помочь не можете, я могу достать в другом месте.
Рубен сердито произнес:
– Кем ты себя воображаешь, черт возьми? Войти сюда – это одно, а выйти бывает не так легко.
Лицо Девлина побледнело, и когда он обернулся к Рубену, голубые глаза, холодные и отрешенные, казалось, были устремлены далеко.
– Так?
Он протянул руку за стопкой пятерок, не отпуская левой рукой в кармане курок «вальтера». Гарвальд с силой хлопнул по деньгам.
– Это тебе обойдется, – тихо сказал он, – в хорошую круглую сумму. Скажем, две тысячи фунтов.
Он посмотрел в глаза Девлину с вызовом. Наступило молчание. Девлин улыбнулся:
– Бьюсь об заклад, у вас была крепкая левая рука в молодости.
– И до сих пор, парень, – Гарвальд сжал кулак. – Лучше, чем у кого бы то ни было.
– Хорошо, – сказал Девлин, – подкиньте пятьдесят галлонов бензина в армейских канистрах, и мы договорились.
Гарвальд протянул руку:
– Идет. Выпьем за это. Ты что пьешь?
– Ирландское виски, если у вас есть.
– У меня все есть, парень. Все, что угодно. – Он щелкнул пальцами. – Рубен, как насчет виски нашему другу? – Рубен стоял в нерешительности, лицо у него было напряженное и злое, и Гарвальд сказал тихим опасным голосом: – Виски, Рубен.
Брат подошел к буфету, открыл его, и стали видны десятки бутылок внизу.
– Вы для себя ничего не жалеете, – заметил Девлин.
– А как же иначе? – Гарвальд взял сигару из ящика на кофейном столике. – Ты заберешь все в Бирмингеме или где-нибудь еще?
– Где-нибудь около Питерборо, на шоссе А будет как раз, – сказал Девлин.
Рубен подал ему бокал:
– Ты чертовски привередлив, а?
Гарвальд вмешался:
– Нет, все правильно. Знаешь Норман-Кросс? Он на А, милях в пяти от Питерборо. Там в нескольких милях от дороги есть гараж, его называют гаражом Фогарти. Сейчас он закрыт.
– Найду, – сказал Девлин.
– Когда хочешь получить товар?
– В четверг, двадцать восьмого и в пятницу, двадцать девятого. В первую ночь я возьму грузовик, компрессор и канистры, а во вторую – «джип».
Гарвальд нахмурился:
– Ты хочешь сказать, что сам все это получишь?
– Точно.
– Ну что ж – в какое время?
– Когда стемнеет. Скажем, от девяти до девяти тридцати.
– А деньги?
– Вы оставьте эти пятьсот как задаток. Семьсот пятьдесят отдам, когда буду брать грузовик, ту же сумму – за джип и, конечно, за путевые листы на обе машины.
– Ладно, – сказал Гарвальд. – Но надо указать цель поездки и место назначения.
– Это я сам сделаю, когда все получу.
Гарвальд медленно кивнул, размышляя:
– Я согласен. Ладно, заказ принят. Может, еще выпьем?
– Нет, спасибо, – сказал Девлин, – мне еще надо кое-куда заехать.
Он надел мокрый плащ и быстро застегнул его. Гарвальд встал, подошел к буфету и взял открытую бутылку виски:
– Выпей за мой счет, просто чтобы не осталось дурных чувств.
– Вот уж о чем не думал, – улыбнулся Девлин. – Но все равно, благодарю. Кое-что в ответ. – Он вытащил из нагрудного кармана вторую половину пятерки: – По-моему, ваша.
Гарвальд взял ее и ухмыльнулся:
– Знаешь, Мерфи, ты дьявольски нагл.
– Мне говорили.
– Ладно, увидимся в Норман-Кроссе двадцать восьмого. Проводи его, Рубен, и веди себя как следует.
Рубен угрюмо двинулся к двери и вышел. Девлин пошел, было за ним, но обернулся к Гарвальду:
– Еще одно дело, мистер Гарвальд.
– Ну что?
– Я слово держу.
– Приятно это слышать.
– Смотрите, вы тоже держите.
Теперь Девлин не улыбался, и, когда смотрел Гарвальду в глаза, лицо было непроницаемым. Он повернулся и вышел.
Гарвальд встал, подошел к буфету, налил себе еще виски. Подошел к окну и посмотрел во двор. Девлин развернул мотоцикл и завел мотор. В комнату вошел Рубен. Он был в ярости:
– Что в тебя вселилось, Бен? Ты позволяешь коротышке мику, у которого еще болотная грязь на сапогах не обсохла, делать с тобой все, что ему угодно. Хотя с него ты взял больше, чем с кого-либо в жизни.
Гарвальд проследил, как Девлин выехал на дорогу и исчез под проливным дождем.
– Он что-то затеял, Рубен, мой мальчик, – тихо сказал он, – что-то славное и жирненькое.
– Но зачем ему армейские машины?
– Масса возможностей. Может быть что угодно. Вспомни дело в Шропшире на той неделе. Какой-то тип в солдатской форме въезжает на армейском грузовике на большой армейский склад и выезжает оттуда с шотландским виски на тридцать тысяч. Представляешь, сколько это потянет на черном рынке?
– И ты думаешь, он затеял что-то в этом роде?
– Обязательно, – сказал Гарвальд, – и что бы это ни было, я вхожу в долю, хочет он или нет. – Он в изумлении покачал головой: – Знаешь, Рубен, он угрожал мне. Мне! Этого уж мы не потерпим, верно?
Мюллер, склонившись над картой, сказал:
– Скоро сильный шторм, господин лейтенант.
Кениг выглянул в окно:
– Минут пятнадцать пройдет, пока он разыграется. Мы к тому времени уже подойдем.
Грозно загремел гром, небо совсем потемнело, и команда сбившаяся на палубе в ожидании, когда покажется причал странно примолкла.
Но в это утро его лицо выражало еще и досаду на весь мир. Накануне, в одиннадцать тридцать вечера, одно из его коммерческих предприятий – маленький нелегальный игорный клуб – в доме на безусловно респектабельной улице в Астоне было захвачено бирмингемской полицией. Это не грозило арестом лично Гарвальду. Для чего же тогда платил он подставному лицу, которое знало, что о нем позаботятся. Гораздо более серьезной потерей были три с половиной тысячи фунтов на игральных столах, конфискованные полицией.
Кухонная дверь широко распахнулась, и вошла молоденькая девушка лет семнадцати-восемнадцати. На ней был розовый кружевной халатик, ее крашенные перекисью волосы всклокочены, лицо покрыто пятнами, а глаза распухли от слез.
– Вам еще что-нибудь дать, мистер Гарвальд? – тихо спросила она.
– Дать? – воскликнул он. – Это здорово. Это дьявольски здорово, если принять во внимание, что ты мне вообще ни черта не давала еще.
Он говорил с ней, не оборачиваясь, и с интересом следил за человеком на мотоцикле, который въехал во двор и поставил мотоцикл около одного из грузовиков.
Девушка, которая не смогла удовлетворить некоторые весьма эксцентричные требования Гарвальда накануне ночью, сказала плачущим голосом:
– Простите, мистер Гарвальд.
Человек прошел через двор и исчез. Гарвальд повернулся к девушке:
– Ладно, одевайся и сматывайся.
Она испугалась, затряслась от страха и, как загипнотизированная, смотрела на него. Сладкое чувство власти, почти сексуальное по силе, охватило его. Он схватил ее за волосы и жестоко дернул.
– И научись делать, что тебе велят. Понятно?
Девушка убежала, в открытую входную дверь вошел младший брат Бена Рубен Гарвальд. Он был низкого роста, болезненный на вид, но черные глаза на бледном лице непрерывно двигались, ничего не упуская. Сейчас глаза его с неодобрением смотрели вслед девушке.
– Зря ты это, Бен. Этакая грязная телка. Ты можешь схватить что-нибудь.
– Для этого изобрели пенициллин, – сказал Гарвальд. – Ладно, что тебе надо?
– Там к тебе тип какой-то. Только что приехал на мотоцикле.
– Я видел. Что ему нужно?
– Не говорит. Хитрый ирландишка, воображает уж очень. – Рубен вытащил половинку пятифунтового билета. – Велел мне отдать это тебе. Сказал, что у тебя может оказаться вторая половинка, если с ним увидишься.
Гарвальд неожиданно рассмеялся и выхватил порванную пятерку из рук брата:
– Это мне нравится. Да, я обязательно этим займусь. – Он подошел к окну и начал рассматривать половинку купюры. – Похоже, настоящая. – Потом обернулся, улыбаясь: – Интересно, у него еще есть, Рубен? Посмотрим.
Рубен вышел, а Гарвальд в хорошем настроении подошел к буфету и налил себе стакан виски. Возможно, это утро в конце концов принесет не только убыток. И вообще может оказаться очень интересным. Он уселся в кресло у окна.
Дверь открылась, и Рубен ввел в комнату Девлина. Тот промок насквозь, с плаща текло, а кепку он снял и отжал над китайской фарфоровой вазой, полной луковиц.
– Посмотрели?
– Ладно, – сказал Гарвальд. – Я знаю, что вы, чертовы мики,[6]все психи. Не тяни. Как зовут?
– Мерфи, мистер Гарвальд, – сказал Девлин, – как на духу.
– Я верю этому тоже, – сказал Гарвальд. – Ради бога, сними ты свой плащ. Испортишь этот чертов ковер. Настоящий Аксминстер. В наши дни, чтобы его достать, отдают состояние.
Девлин снял плащ и отдал его Рубену. Тот вспыхнул от злости, но тем не менее взял плащ и сложил на стуле у окна.
– Ладно, миленок, – сказал Гарвальд. – Время у меня ограничено, так что к делу.
Девлин вытер руки о пиджак и вытащил пачку сигарет.
– Мне сказали, что вы занимаетесь транспортом, – сказал он, – помимо прочего.
– Кто сказал?
– Да ходят такие разговоры.
– Итак?
– Мне нужен грузовик. Трехтонка армейского образца.
– И это все? – Гарвальд еще улыбался, но глаза насторожились.
– Нет, еще мне нужны «джип», компрессор, распылитель и два галлона краски цвета хаки.
Гарвальд громко рассмеялся:
– Ты что собираешься делать? Открывать собственный второй фронт или еще что?
Девлин вынул из нагрудного кармана большой конверт и протянул его:
– Здесь пятьсот фунтов, чтобы вы были уверены, что я не трачу зря ваше время.
Гарвальд кивнул брату, который взял конверт, открыл его и пересчитал деньги:
– Он говорит правду Бен. И притом новенькими пятерками.
Рубен отдал деньги Гарвальду. Тот взвесил конверт на руке, бросил его на кофейный столик перед собой и откинулся в кресле.
– Ладно, поговорим. На кого ты работаешь?
– На себя, – ответил Девлин.
Гарвальд, ни на мгновение ему не поверив и не скрывая этого, не стал спорить:
– У тебя, должно быть, заваривается хорошее дельце. Может, нужна помощь?
– Я сказал вам, что мне надо, мистер Гарвальд, – сказал Девлин, – одна трехтонка, «джип», компрессор и два галлона краски цвета хаки. Если вы считаете, что помочь не можете, я могу достать в другом месте.
Рубен сердито произнес:
– Кем ты себя воображаешь, черт возьми? Войти сюда – это одно, а выйти бывает не так легко.
Лицо Девлина побледнело, и когда он обернулся к Рубену, голубые глаза, холодные и отрешенные, казалось, были устремлены далеко.
– Так?
Он протянул руку за стопкой пятерок, не отпуская левой рукой в кармане курок «вальтера». Гарвальд с силой хлопнул по деньгам.
– Это тебе обойдется, – тихо сказал он, – в хорошую круглую сумму. Скажем, две тысячи фунтов.
Он посмотрел в глаза Девлину с вызовом. Наступило молчание. Девлин улыбнулся:
– Бьюсь об заклад, у вас была крепкая левая рука в молодости.
– И до сих пор, парень, – Гарвальд сжал кулак. – Лучше, чем у кого бы то ни было.
– Хорошо, – сказал Девлин, – подкиньте пятьдесят галлонов бензина в армейских канистрах, и мы договорились.
Гарвальд протянул руку:
– Идет. Выпьем за это. Ты что пьешь?
– Ирландское виски, если у вас есть.
– У меня все есть, парень. Все, что угодно. – Он щелкнул пальцами. – Рубен, как насчет виски нашему другу? – Рубен стоял в нерешительности, лицо у него было напряженное и злое, и Гарвальд сказал тихим опасным голосом: – Виски, Рубен.
Брат подошел к буфету, открыл его, и стали видны десятки бутылок внизу.
– Вы для себя ничего не жалеете, – заметил Девлин.
– А как же иначе? – Гарвальд взял сигару из ящика на кофейном столике. – Ты заберешь все в Бирмингеме или где-нибудь еще?
– Где-нибудь около Питерборо, на шоссе А будет как раз, – сказал Девлин.
Рубен подал ему бокал:
– Ты чертовски привередлив, а?
Гарвальд вмешался:
– Нет, все правильно. Знаешь Норман-Кросс? Он на А, милях в пяти от Питерборо. Там в нескольких милях от дороги есть гараж, его называют гаражом Фогарти. Сейчас он закрыт.
– Найду, – сказал Девлин.
– Когда хочешь получить товар?
– В четверг, двадцать восьмого и в пятницу, двадцать девятого. В первую ночь я возьму грузовик, компрессор и канистры, а во вторую – «джип».
Гарвальд нахмурился:
– Ты хочешь сказать, что сам все это получишь?
– Точно.
– Ну что ж – в какое время?
– Когда стемнеет. Скажем, от девяти до девяти тридцати.
– А деньги?
– Вы оставьте эти пятьсот как задаток. Семьсот пятьдесят отдам, когда буду брать грузовик, ту же сумму – за джип и, конечно, за путевые листы на обе машины.
– Ладно, – сказал Гарвальд. – Но надо указать цель поездки и место назначения.
– Это я сам сделаю, когда все получу.
Гарвальд медленно кивнул, размышляя:
– Я согласен. Ладно, заказ принят. Может, еще выпьем?
– Нет, спасибо, – сказал Девлин, – мне еще надо кое-куда заехать.
Он надел мокрый плащ и быстро застегнул его. Гарвальд встал, подошел к буфету и взял открытую бутылку виски:
– Выпей за мой счет, просто чтобы не осталось дурных чувств.
– Вот уж о чем не думал, – улыбнулся Девлин. – Но все равно, благодарю. Кое-что в ответ. – Он вытащил из нагрудного кармана вторую половину пятерки: – По-моему, ваша.
Гарвальд взял ее и ухмыльнулся:
– Знаешь, Мерфи, ты дьявольски нагл.
– Мне говорили.
– Ладно, увидимся в Норман-Кроссе двадцать восьмого. Проводи его, Рубен, и веди себя как следует.
Рубен угрюмо двинулся к двери и вышел. Девлин пошел, было за ним, но обернулся к Гарвальду:
– Еще одно дело, мистер Гарвальд.
– Ну что?
– Я слово держу.
– Приятно это слышать.
– Смотрите, вы тоже держите.
Теперь Девлин не улыбался, и, когда смотрел Гарвальду в глаза, лицо было непроницаемым. Он повернулся и вышел.
Гарвальд встал, подошел к буфету, налил себе еще виски. Подошел к окну и посмотрел во двор. Девлин развернул мотоцикл и завел мотор. В комнату вошел Рубен. Он был в ярости:
– Что в тебя вселилось, Бен? Ты позволяешь коротышке мику, у которого еще болотная грязь на сапогах не обсохла, делать с тобой все, что ему угодно. Хотя с него ты взял больше, чем с кого-либо в жизни.
Гарвальд проследил, как Девлин выехал на дорогу и исчез под проливным дождем.
– Он что-то затеял, Рубен, мой мальчик, – тихо сказал он, – что-то славное и жирненькое.
– Но зачем ему армейские машины?
– Масса возможностей. Может быть что угодно. Вспомни дело в Шропшире на той неделе. Какой-то тип в солдатской форме въезжает на армейском грузовике на большой армейский склад и выезжает оттуда с шотландским виски на тридцать тысяч. Представляешь, сколько это потянет на черном рынке?
– И ты думаешь, он затеял что-то в этом роде?
– Обязательно, – сказал Гарвальд, – и что бы это ни было, я вхожу в долю, хочет он или нет. – Он в изумлении покачал головой: – Знаешь, Рубен, он угрожал мне. Мне! Этого уж мы не потерпим, верно?
* * *
Был еще день, но начало темнеть от непогоды, когда Кениг повел торпедный катер к пологому берегу. Все небо покрывалось розовыми тучами, черными раздувшимися, с розовыми краями.Мюллер, склонившись над картой, сказал:
– Скоро сильный шторм, господин лейтенант.
Кениг выглянул в окно:
– Минут пятнадцать пройдет, пока он разыграется. Мы к тому времени уже подойдем.
Грозно загремел гром, небо совсем потемнело, и команда сбившаяся на палубе в ожидании, когда покажется причал странно примолкла.