Страница:
– Оливер! – прошептала она, чувствуя его горячие губы на шее. Целуя, он коленями раздвигал ее ноги, и она, к собственному немалому удивлению и даже испугу, нисколько этому не сопротивлялась.
– Что? – глухо отозвался он.
Его надо остановить, пока у нее осталось хоть немного здравого смысла.
– Нам нельзя этого делать, – сказала Сесили, стараясь, чтобы слова прозвучали как можно убедительнее.
Оливер на мгновение замер.
– Очень даже можно, – прошептал он в следующее мгновение, снова целуя сначала ее шею, потом ямочку между грудей. – Ты сама завлекла меня сюда…
– Ничего подобного! – запротестовала Сесили.
– …соблазнила с помощью древней родовой магии… твое ангельское лицо, твое тело…
– Нет!
Он снова поднял голову, еще плотнее прижимаясь бедрами к ее лону. Сесили слабо вскрикнула, почувствовав горячее прикосновение возбужденной мужской плоти.
– Ты околдовала меня своими чувственными губами…
– Я не ведьма, Оливер, – прерывисто прошептала она, – ты просто пьян и плохо соображаешь…
– Да, я пьян, – согласился он, – но сегодня вечером я понял, почему мой брат был без ума от твоей сестры – холодной, бессердечной, бесстыжей соблазнительницы! Ты такая же, как твоя сестра. Думаешь, можно безнаказанно дразнить меня?
– Нет, прости, – простонала она. Она недоумевала, почему он медлит.
– Поздно просить прощения, – прорычал Оливер, – теперь я намерен отомстить.
Кровь стучала в висках, пульсировала в самых сокровенных местах тела, голова кружилась, мысли путались… Она явно чувствовала только жар его тела, крепкое объятие и бесстыдную обнаженность лона в темноте развалин.
– Сесили, сейчас я накажу тебя, – прорычал Оливер, начиная медленно входить в нее. – Ты готова?
И тут тьма вокруг нее словно взорвалась ослепительным многоцветьем, заставив замолчать робкую богобоязненную девочку, которой она была много лет, и превратив в женщину из магического родового круга Фоксов.
– Да, делай со мной все, что хочешь! – прошептала она, прижимаясь к нему всем телом.
В следующее мгновение он страстно прильнул к губам, откинув ее голову так быстро, что она слегка ударилась о землю. Это был глубокий и жадный поцелуй. Она чувствовала легкое покалывание щетины его небритых щек, вдыхала запах мужского пота и какого-то приятного аромата, ощущала во рту привкус выпитого им вина. Ей даже показалось, что это она пьяна.
Наконец, он оторвался от ее губ и, прерывисто дыша, прошептал:
– Ты издеваешься надо мной?
– Просто пока я не чувствую себя по-настоящему наказанной, – выдохнула она. – Ты все говоришь, говоришь и…
Оливер что-то прорычал и одним сильным движением вошел в девственное лоно. Сесили вскрикнула, но это его не остановило.
Она слабо вскрикивала при каждом толчке, потому что боль оказалась весьма ощутимой, и все же выгибалась навстречу его без устали двигавшимся бедрам. Ее любовный голод еще не был утолен.
– А теперь ты довольна наказанием? – хрипло спросил он, не останавливаясь.
– Да!
– Вот и хорошо. Вспомни об этом в следующий раз, когда тебе захочется говорить со мной в оскорбительном тоне, Сесили Фокс.
На мгновение он отвернулся с едва слышным стоном, глубоко вошел в нее и остановился. Снова вошел и снова остановился. Он старался дышать носом, словно пытаясь успокоиться.
Теперь Сесили уже не чувствовала боли, вместо нее она испытывала необъяснимую и настойчивую потребность в продолжении. Она снова прижалась к нему и прошептала:
– Оливер!
В ее голосе отчетливо прозвучал любовный призыв.
– Что, Сесили? – хрипло спросил он, медленно погружаясь в пучину женского естества и столь же медленно выныривая из нее. От этого Сесили просто сходила с ума. – Чего ты хочешь? Скажи мне…
– Еще, – жалобно прошептала она.
– Еще? – переспросил он, и она почувствовала содрогание его бедер.
Сесили молча кивнула в подтверждение.
– Ах, вот оно что! – мрачно констатировал он. – Ты должна сказать это еще раз. Это твое наказание, и ты должна делать все, что я велю.
– Пожалуйста, еще! – простонала она, выгибая спину и откидывая назад голову.
Он дважды вошел в нее быстрыми толчками и снова остановился.
– Этого ты хочешь? – уточнил он.
– Да!
– Скажи, чего именно ты хочешь, – настаивал он.
– Хочу еще, хочу быстрее, хочу сильнее! – горячо зашептала она.
И в ту же секунду он вошел в нее – так сильно и глубоко, что у нее перехватило дыхание и из горла вырвался сдавленный крик.
– Так? – выдохнул он. – Так тебе хочется?
– Да! Да!
– Много лет я смотрел на тебя и пытался угадать, что скрывается под твоим стареньким платьем, – шептал он ей на ухо, – фантазировал о том, как милая невинная Сесили лежит со мной в постели…
Он говорил неслыханные вещи! И Сесили чувствовала, что каждое его слово приближает ее к неизведанной чудесной кульминации.
– Только не останавливайся! – взмолилась она.
– Ни за что не остановлюсь, маленькая лгунья, – пообещал он, двигаясь внутри нее все быстрее и сильнее, одновременно впиваясь в ее губы жарким поцелуем.
Наступивший оргазм показался ей падением с самой высокой башни за́мка Фолстоу. Все ее тело словно охватило пламенем, дыхание остановилось, и только сердце бешено стучало. Оливер оторвался от ее губ, и она дала волю рвавшемуся из груди крику запретного наслаждения, многократно повторенному эхом каменных развалин.
– О Сесили! – выдохнул довольный Оливер. – Это так прекрасно, так…
Он не договорил, потому что в этот момент оргазм обрушился и на него. Оливер в последний раз сильно и глубоко вошел в нее, и вдогонку женскому крику раздался хриплый мужской стон, пустившийся в череду отражений от каменных стен.
Потом он склонился над ней, бормоча что-то невнятное, пока изливалось семя. Неожиданно Сесили поняла, что плачет от грандиозности произошедшего.
Оливер наклонился к ней и снова поцеловал. На этот раз поцелуй был медленным и нежным. Потом он отстранился от нее и перекатился на спину. Часто дыша, Сесили провела тыльной стороной ладони по горячей щеке.
Она определенно чувствовала себя родившейся заново. Она стала совершенно другой.
– О Боже! – простонал Оливер.
Сесили повернула голову, пытаясь разглядеть его во влажной тьме, все еще напоенной запахами их любви.
– Рука чертовски болит, – простонал он, – и ребра тоже.
– Утром вернемся в Фолстоу и будем тебя лечить, – неуверенно проговорила Сесили. Она не знала, как теперь с ним разговаривать. – Может, твой конь все еще пасется где-нибудь неподалеку, тогда нам не придется идти пешком.
Стыдливо оправив задранные юбки, она повернулась на бок, чтобы взглянуть на Оливера.
– Ты чувствуешь свою правую руку? – тихо спросила она.
Он ничего не ответил.
– Оливер? Ты меня слышишь?
В ответ раздался громкий храп.
Глава 4
Глава 5
– Что? – глухо отозвался он.
Его надо остановить, пока у нее осталось хоть немного здравого смысла.
– Нам нельзя этого делать, – сказала Сесили, стараясь, чтобы слова прозвучали как можно убедительнее.
Оливер на мгновение замер.
– Очень даже можно, – прошептал он в следующее мгновение, снова целуя сначала ее шею, потом ямочку между грудей. – Ты сама завлекла меня сюда…
– Ничего подобного! – запротестовала Сесили.
– …соблазнила с помощью древней родовой магии… твое ангельское лицо, твое тело…
– Нет!
Он снова поднял голову, еще плотнее прижимаясь бедрами к ее лону. Сесили слабо вскрикнула, почувствовав горячее прикосновение возбужденной мужской плоти.
– Ты околдовала меня своими чувственными губами…
– Я не ведьма, Оливер, – прерывисто прошептала она, – ты просто пьян и плохо соображаешь…
– Да, я пьян, – согласился он, – но сегодня вечером я понял, почему мой брат был без ума от твоей сестры – холодной, бессердечной, бесстыжей соблазнительницы! Ты такая же, как твоя сестра. Думаешь, можно безнаказанно дразнить меня?
– Нет, прости, – простонала она. Она недоумевала, почему он медлит.
– Поздно просить прощения, – прорычал Оливер, – теперь я намерен отомстить.
Кровь стучала в висках, пульсировала в самых сокровенных местах тела, голова кружилась, мысли путались… Она явно чувствовала только жар его тела, крепкое объятие и бесстыдную обнаженность лона в темноте развалин.
– Сесили, сейчас я накажу тебя, – прорычал Оливер, начиная медленно входить в нее. – Ты готова?
И тут тьма вокруг нее словно взорвалась ослепительным многоцветьем, заставив замолчать робкую богобоязненную девочку, которой она была много лет, и превратив в женщину из магического родового круга Фоксов.
– Да, делай со мной все, что хочешь! – прошептала она, прижимаясь к нему всем телом.
В следующее мгновение он страстно прильнул к губам, откинув ее голову так быстро, что она слегка ударилась о землю. Это был глубокий и жадный поцелуй. Она чувствовала легкое покалывание щетины его небритых щек, вдыхала запах мужского пота и какого-то приятного аромата, ощущала во рту привкус выпитого им вина. Ей даже показалось, что это она пьяна.
Наконец, он оторвался от ее губ и, прерывисто дыша, прошептал:
– Ты издеваешься надо мной?
– Просто пока я не чувствую себя по-настоящему наказанной, – выдохнула она. – Ты все говоришь, говоришь и…
Оливер что-то прорычал и одним сильным движением вошел в девственное лоно. Сесили вскрикнула, но это его не остановило.
Она слабо вскрикивала при каждом толчке, потому что боль оказалась весьма ощутимой, и все же выгибалась навстречу его без устали двигавшимся бедрам. Ее любовный голод еще не был утолен.
– А теперь ты довольна наказанием? – хрипло спросил он, не останавливаясь.
– Да!
– Вот и хорошо. Вспомни об этом в следующий раз, когда тебе захочется говорить со мной в оскорбительном тоне, Сесили Фокс.
На мгновение он отвернулся с едва слышным стоном, глубоко вошел в нее и остановился. Снова вошел и снова остановился. Он старался дышать носом, словно пытаясь успокоиться.
Теперь Сесили уже не чувствовала боли, вместо нее она испытывала необъяснимую и настойчивую потребность в продолжении. Она снова прижалась к нему и прошептала:
– Оливер!
В ее голосе отчетливо прозвучал любовный призыв.
– Что, Сесили? – хрипло спросил он, медленно погружаясь в пучину женского естества и столь же медленно выныривая из нее. От этого Сесили просто сходила с ума. – Чего ты хочешь? Скажи мне…
– Еще, – жалобно прошептала она.
– Еще? – переспросил он, и она почувствовала содрогание его бедер.
Сесили молча кивнула в подтверждение.
– Ах, вот оно что! – мрачно констатировал он. – Ты должна сказать это еще раз. Это твое наказание, и ты должна делать все, что я велю.
– Пожалуйста, еще! – простонала она, выгибая спину и откидывая назад голову.
Он дважды вошел в нее быстрыми толчками и снова остановился.
– Этого ты хочешь? – уточнил он.
– Да!
– Скажи, чего именно ты хочешь, – настаивал он.
– Хочу еще, хочу быстрее, хочу сильнее! – горячо зашептала она.
И в ту же секунду он вошел в нее – так сильно и глубоко, что у нее перехватило дыхание и из горла вырвался сдавленный крик.
– Так? – выдохнул он. – Так тебе хочется?
– Да! Да!
– Много лет я смотрел на тебя и пытался угадать, что скрывается под твоим стареньким платьем, – шептал он ей на ухо, – фантазировал о том, как милая невинная Сесили лежит со мной в постели…
Он говорил неслыханные вещи! И Сесили чувствовала, что каждое его слово приближает ее к неизведанной чудесной кульминации.
– Только не останавливайся! – взмолилась она.
– Ни за что не остановлюсь, маленькая лгунья, – пообещал он, двигаясь внутри нее все быстрее и сильнее, одновременно впиваясь в ее губы жарким поцелуем.
Наступивший оргазм показался ей падением с самой высокой башни за́мка Фолстоу. Все ее тело словно охватило пламенем, дыхание остановилось, и только сердце бешено стучало. Оливер оторвался от ее губ, и она дала волю рвавшемуся из груди крику запретного наслаждения, многократно повторенному эхом каменных развалин.
– О Сесили! – выдохнул довольный Оливер. – Это так прекрасно, так…
Он не договорил, потому что в этот момент оргазм обрушился и на него. Оливер в последний раз сильно и глубоко вошел в нее, и вдогонку женскому крику раздался хриплый мужской стон, пустившийся в череду отражений от каменных стен.
Потом он склонился над ней, бормоча что-то невнятное, пока изливалось семя. Неожиданно Сесили поняла, что плачет от грандиозности произошедшего.
Оливер наклонился к ней и снова поцеловал. На этот раз поцелуй был медленным и нежным. Потом он отстранился от нее и перекатился на спину. Часто дыша, Сесили провела тыльной стороной ладони по горячей щеке.
Она определенно чувствовала себя родившейся заново. Она стала совершенно другой.
– О Боже! – простонал Оливер.
Сесили повернула голову, пытаясь разглядеть его во влажной тьме, все еще напоенной запахами их любви.
– Рука чертовски болит, – простонал он, – и ребра тоже.
– Утром вернемся в Фолстоу и будем тебя лечить, – неуверенно проговорила Сесили. Она не знала, как теперь с ним разговаривать. – Может, твой конь все еще пасется где-нибудь неподалеку, тогда нам не придется идти пешком.
Стыдливо оправив задранные юбки, она повернулась на бок, чтобы взглянуть на Оливера.
– Ты чувствуешь свою правую руку? – тихо спросила она.
Он ничего не ответил.
– Оливер? Ты меня слышишь?
В ответ раздался громкий храп.
Глава 4
Оливер проснулся от сильной боли.
Он глубоко вздохнул, и грудную клетку пронзила такая острая боль, что он едва мог дышать. Он лежал, стараясь не двигаться, зажмурив глаза и сжав зубы. Губы скривила гримаса невыносимой боли. Он попытался дотянуться до источника этой боли, но движение вызвало новый приступ такой силы, словно травмированное тело предостерегало его от неосторожного прикосновения.
– А-а-а! – вырвался у него крик, и рука бессильно упала на холодную твердую поверхность.
Оливер открыл глаза. Над ним виднелась крыша. Вернее, то, что когда-то ею было. Одна половина обрушилась, другая уцелела. В проем на него смотрело серое предрассветное небо.
Где он?
У него страшно болела голова. Он попытался припомнить события предыдущего вечера – пир в Фолстоу… Он вспомнил, что много выпил, потом тщетно пытался уединиться с Джоан Барлег, но та сбежала, пытаясь вовлечь его в одну из своих обычных игр. Он погнался за ней на уведенном из конюшни за́мка коне и преследовал в течение нескольких часов. Во всяком случае, именно так ему теперь казалось. А потом…
Что же было потом? Этого он вспомнить не мог.
Повернув голову, Оливер посмотрел на свою правую руку – она распухла до такой степени, что рукав, казалось, вот-вот лопнет. Он попробовал сжать пальцы в кулак, но не смог. Кроме того, было понятно, что сломаны по крайней мере два ребра. О Боже! Даже колени были ободраны до крови.
Внезапно он услышал приглушенный звук приближавшихся шагов.
– Кто здесь? – крикнул он, и голову пронзила сильная боль, грозившая расколоть череп надвое. Сощурившись, он не сразу сфокусировал зрение.
На него смотрело бледное, но очень красивое, серьезное женское лицо под темным капюшоном длинной накидки.
– Доброе утро, лорд Белкот, – раздался женский голос. – Как ваша рука?
– Леди Сесили? – недоуменно нахмурился Оливер и в ту же секунду вспомнил, как вылетел из седла и неудачно приземлился на что-то твердое.
– Да.
Она тоже слегка нахмурилась, в ее взгляде читалась настороженность. Пока ее карие глаза полувопросительно смотрели на него, в памяти Оливера мелькали несуразные картинки, в том числе и обнаженная леди Сесили – давняя сексуальная фантазия на сей раз показалась ему реальным воспоминанием вплоть до хриплого тембра голоса и слов, гораздо более подходящих шлюхе, нежели аристократке.
Озадаченный воспоминаниями, Оливер молчал, продолжая глядеть на леди Сесили, и ее щеки стали покрываться румянцем смущения. Вернувшись к реальности, он отвел взгляд в сторону и негромко сказал:
– Прошу прощения…
Оливер понимал, что смутил ее своим слишком долгим и пристальным взглядом.
– Где это мы? И как я здесь оказался?
На лице Сесили мелькнуло выражение удивления, или это ему только показалось?
– Мы в развалинах старой цитадели, – невозмутимым тоном сказала она. – Вы… Вас сбросила лошадь, и вы упали, ударившись об один из камней родового круга Фоксов.
Да, падение с лошади он помнил. Не прошло и месяца, как он схоронил старшего брата, Огаста, погибшего точно так же – в результате падения с лошади. Оливер почувствовал, как все его тело стала бить дрожь.
– Похоже, у меня сломана рука, – сказал он Сесили, когда та опустилась на колени рядом с ним и откинула капюшон. – И ребра тоже.
– Похоже, вы правы, – кивнула она. – Я бы разрезала рукав, чтобы осмотреть вашу руку, но у меня с собой нет ножа. К тому же я боюсь, что у вас будет переохлаждение. Кто знает, сколько времени пройдет, прежде чем мы окажемся в Фолстоу. Ваш плащ наверняка остался лежать под дождем и теперь ни на что не годен.
– Вы ухаживали за мной со вчерашнего вечера? – недоверчиво спросил Оливер.
После некоторого колебания она коротко кивнула.
Бог мой, да она и впрямь святая! Одна в кромешной тьме, да еще в таком страшном для любой женщины месте! Он же был настолько пьян, что не помнил ровным счетом ничего из того, что произошло с ним после падения с лошади. Оставалось только надеяться, что в пьяном виде он ничем не оскорбил леди Сесили.
– Я в огромном долгу перед вами, – искренне произнес он, понимая, что оставшись без присмотра в столь травмированном и, что уж греха таить, пьяном состоянии, он мог бы запросто умереть. – Надеюсь, вам не пришлось тащить меня сюда?
Она была столь хрупкой и маленькой, что в это просто нельзя было поверить.
– Я… я всего лишь немного умыла вас, – призналась она, заливаясь краской смущения. – Но сюда вы пришли на своих ногах. – Она слегка улыбнулась, хотя ее взгляд оставался настороженным. – Вы чуть было не свалились в яму. Разве вы этого не помните?
– Нет, не помню. Я… – Он остановился на полуслове, потому что в памяти вновь возникла бесстыдная картина: девственница, умоляющая его овладеть ею. С трудом прогнав это видение, он снова взглянул на Сесили: – Я ударился головой?
– Да, – кивнула она. – К тому же вы были весьма…
– Пьян? – догадался он, пытаясь иронически улыбнуться. Боль в голове тут же усилилась.
Она кивнула и перевела взгляд на его колени. Судя по всему, этот разговор не доставлял ей удовольствия.
– Кажется, я действительно был пьян. Примите мои искренние извинения, – сказал он и, помедлив, спросил: – Леди Сесили, я случайно не говорил вчера… чего-нибудь неподобающего?
Она снова взглянула на него, и ее лицо приняло непонятное для Оливера выражение.
– Нет, лорд Белкот, – коротко ответила она.
– Вы уверены? – настойчиво переспросил он. – Не думайте, что вы должны щадить мои чувства. Я отлично знаю, насколько грубым и невыносимым бываю в сильном подпитии, и мне бы не хотелось, чтобы…
– Я нисколько на вас не обижена, – прервала его Сесили, но в ее взгляде читался какой-то немой вопрос, который она, по всей видимости, не осмеливалась задать вслух.
Внезапно Оливер осознал (и уже не в первый раз), как хороша леди Сесили. Гораздо мягче, теплее и человечнее, чем ее старшая сестра Сибилла. Неожиданно ему в голову пришло странное убеждение – от нее должно пахнуть чем-то очень милым, вроде меда на теплом пшеничном хлебе. Он даже потянулся к ней, чтобы почувствовать этот замечательный запах, но тут же осекся.
– Прошу прощения… Должно быть, мне снилось что-то странное…
– Да, вы действительно очень крепко спали. Едва вы легли, как сразу уснули. Думаю, ваш храп был слышен очень далеко.
Если бы не ужасная головная боль, он бы с удовольствием рассмеялся.
– Надеюсь, мой храп не помешал вам… спать, – с трудом улыбаясь, сказал он.
– Собственно, мне не хотелось спать, – пожала она плечами, – потому что за вами нужно было присматривать. К тому же нас могли разыскивать, и мне не хотелось, чтобы люди прошли мимо.
Оливер понимал, что не заслуживает такой доброты и сочувствия, после того как свалял дурака. Фолстоу очень много потеряет, когда Сесили Фокс посвятит свою жизнь Богу. От этой мысли ему стало как-то не по себе.
– Хотите воды? – спросила Сесили. – В здешнем старом колодце вода все еще вполне пригодна для питья.
Оливер вдруг почувствовал, что во рту все пересохло и ему нестерпимо хочется пить. Она понимающе улыбнулась и поднялась на ноги.
– Я скоро вернусь, – сказала она.
Повернувшись, она направилась в сторону колодца, и Оливер вдруг заметил, что ее накидка сзади совсем протерта. Или порвана? К тому же Сесили двигалась как-то скованно, словно у нее что-то болело.
Неужели она тоже пострадала от его падения с лошади?
– Миледи! – поспешно позвал он.
– Что такое, лорд Белкот? – обернулась к нему Сесили.
– Ваша накидка… вы тоже пострадали вчера от моего падения?
Порыв холодного ветра разметал волосы Сесили за ее спиной. Она едва слышно рассмеялась.
У Оливера захватило дух от этой прелестной картины.
– Вы имеете в виду эту старую тряпку? Знаю, носить ее позорно, но ее сшила мне много лет назад моя мать. Ткань уже отжила свое. Ее плачевное состояние и моя скованность в движениях – результат проведенной на камнях ночи, не более того.
Оливер с облегчением улыбнулся, и Сесили вскоре исчезла из виду. Он уставился на ветхую обвалившуюся крышу и стал ждать ее возвращения.
Сесили хотелось плакать не то от чувства облегчения, не то от отчаяния, потому что ей никак не удавалось вытащить из сумочки на поясе маленькую складную кожаную фляжку. Что и говорить, она с волнением ждала разговора с Оливером утром, при свете дня, после ночи, полной греховной страсти. Будет ли он после этого считать ее шлюхой? Станет ли рассказывать друзьям о своей победе над робкой и целомудренной Сесили, навсегда уничтожая ее добрую репутацию и обрекая ее на гнусные сплетни?
Ночью она лелеяла глупые мечты о том, что утром Оливер проснется и, пораженный в самое сердце ее смелостью и откровенностью, поклянется отныне всегда любить только ее. Несмотря на сломанную руку и прочие травмы, он помчится к Сибилле просить руки ее сестры, Сесили. Она станет леди Белмонт, выйдя замуж за самого желанного и завидного жениха во всем графстве. Их внезапный роман взбудоражит всю Англию!
В действительности же он ничего не помнил.
Наполняя фляжку водой, она прикусила губу, чтобы не заплакать. Кроме падения с лошади, он не помнил ровным счетом ничего. Оливер Белкот лишил ее девственности, но об этом знала только Сесили.
Выпив половину фляжки, она снова медленно наполнила ее водой, оттягивая время возвращения к Оливеру. И все же – не пострадает ли ее репутация оттого, что она, незамужняя девица, провела целую ночь наедине с мужчиной, пусть даже серьезно травмированным? Особенно если этот мужчина не кто иной, как печально известный ловелас Оливер Белкот. Если говорить откровенно, Сесили сама легла под него. И все же она надеялась, что ей не придется ловить на себе косые взгляды. Впрочем, где-то в глубине души ей было интересно, каково это – иметь репутацию безрассудной и опасной женщины.
А как же бедная Джоан Барлег? Как она воспримет новость о том, что ее нареченный провел долгую темную ночь наедине с незамужней девицей? Пойдут сплетни, одна грязнее другой…
Сесили вдруг стало стыдно. Она почувствовала себя лгуньей, блудницей, женщиной без каких бы то ни было нравственных принципов. Слава Богу, об этом не знает никто, кроме нее самой.
Взяв себя в руки, она постаралась принять обычный вид и отправилась назад, к Оливеру.
Он уже сумел сесть и опереться спиной на каменную стену, и у Сесили сжалось сердце от его изможденного вида. Отросшая за ночь щетина ярко выделялась на смертельно-бледной коже, под глазами виднелись большие темные круги. Правая рука была прижата к боку и согнута в локте. Правая нога была приподнята и согнута в колене. Неожиданно ей бросились в глаза неправильно застегнутые брюки. Ночью в темноте она не сумела застегнуть их как надо. От испуга она споткнулась, но тут же выпрямилась и, еще не дойдя до Оливера, протянула ему фляжку с водой.
– Вот, пейте, – ровным голосом сказала она, опускаясь на колени и вкладывая фляжку в его левую руку. – Пейте маленькими глотками, чтобы не потревожить ребра.
Оливер стал послушно пить воду мелкими глотками, делая частые паузы для неглубокого дыхания, и Сесили поняла, какую сильную боль ему приходится терпеть. Когда фляжка опустела, она осторожно забрала ее у него из левой руки.
– Простите меня, леди Сесили, – серьезно сказал Оливер, глядя на нее.
– Простить? Но за что? – удивилась она, поворачиваясь к нему спиной, чтобы вытряхнуть из фляжки остатки воды и снова засунуть ее в сумочку на поясе.
– Вы знаете за что, – тихо сказал он.
Сердце Сесили бешено забилось в испуге, она заметно побледнела и молча повернулась к Оливеру.
– Я поставил вас в такое ужасное положение и причинил столько неудобств, – опустил он голову. – Вам, невинной девушке, пришлось ухаживать за пьяным, да еще раненым грубияном… Позвольте мне все же надеяться на ваше прощение.
– Ах, вот вы о чем, – с облегчением рассмеялась Сесили, чувствуя, как сердце понемногу успокаивается. – Ну, все мы порой делаем ошибки, лорд Белкот.
– Только не вы, – возразил он.
– И даже я делаю ошибки, уверяю вас, – покачала она головой. От волнения затягивая шнурок на сумочке сильнее, чем это было нужно, она все же сохраняла на лице спокойную улыбку. – Если я и оказалась в затруднительном положении, то в этом виновата только я сама. Если бы я не ушла вчера с праздничного пира, то не оказалась бы сейчас здесь, с вами.
– Слава Богу, что все произошло именно так, как произошло! – воскликнул Оливер, все еще с потупленным взором, и Сесили заметила, как заходили желваки на его скулах.
– Что с вами, лорд Белкот? – озабоченно спросила она, снимая с себя накидку и разрывая ветхую материю по шву на спине.
Он поднял голову и буквально ошеломил Сесили неприкрытой яростью, светившейся в его глазах.
– Мой брат, Огаст… он тоже погиб, упав с лошади. Только тогда рядом не нашлось никого, кто позаботился бы о нем, – с трудом проговорил он и отвернулся.
Оторвав от накидки большой кусок ткани, Сесили снова опустилась рядом с ним на колени.
– Послушайте, лорд Белкот, ваш брат сломал себе шею во время падения. Ему уже не нужна была помощь.
– Он умер не сразу, – покачал головой Оливер. – Разве Сибилла ничего не говорила вам об этом?
Он поднял на нее глаза, полные боли и скорби.
Сесили отрицательно покачала головой, складывая ткань треугольником и завязывая вместе длинные концы. Потом она знаком велела Оливеру наклониться вперед, надела ему на шею импровизированную перевязь и помогла продеть в нее сломанную руку.
– Спасибо, – выдохнул он и снова прислонился к стене, прикрыв глаза. – Это очень страшно. Вам и без того пришлось много пережить.
– Расскажите об этом, лорд Белкот, – попросила Сесили. – Я не сахарная, не растаю.
Некоторое время Оливер молчал. Потом с трудом сглотнул подступивший к горлу комок и, не открывая глаз, заговорил:
– Он упал лицом в широкую канаву. Нет никаких сомнений в том, что его тут же парализовало, потому что ноги и руки так и остались в том положении, в котором оказались после падения. Но его лицо… – у него внезапно пресекся голос, – его лицо было повернуто к небу. Очевидно, это стоило ему невероятных усилий. Никто, кроме меня и матери, не знает, что Огаст боялся темноты… Он лежал там в полном одиночестве, совершенно беспомощный, жадно глядя в небо… потом умер.
У Сесили сдавило горло, на глаза навернулись слезы. Она даже не догадывалась, что Оливеру свойственны подобные переживания. Эта сторона его натуры открылась для нее впервые.
Она тут же вспомнила все плохое, что говорила и думала о нем накануне во время праздничного застолья. Вспомнила слова, сказанные ею Сибилле, которую любил Огаст и которая знала все подробности его страшной смерти. Потом в памяти всплыли картины страстной любви, подаренной ей Оливером ночью… Она почувствовала в своем сердце глубокую досаду.
– Мы должны были встретиться в тот день, – продолжал Оливер. – Я тогда только что вернулся из Франции, и Огаст хотел поговорить со мной о делах семьи. Но я опоздал… Когда я приехал, Огаста уже не было дома. Мне не терпелось встретиться с друзьями, поэтому я даже не стал спрашивать, куда уехал брат и что происходило в поместье во время моего отсутствия. Для меня это не имело никакого значения. Когда все это случилось… его камердинер, Арго, вытащил меня из постели еще не совсем протрезвевшего…
Он замолчал, а когда снова заговорил, в его голосе звучала грусть.
– И вот теперь Огаста нет, родовое поместье принадлежит мне… Но я совсем не хочу быть лордом. Мне не нужно это поместье.
– Мне очень жаль, что ваш брат погиб, лорд Белкот, – с искренним чувством проговорила Сесили.
Оливер грустно усмехнулся:
– Всякий раз, когда кто-то обращается ко мне «лорд Белкот», мне кажется, что Огаст, должно быть, где-то рядом и эти слова обращены к нему.
Он, наконец, открыл глаза и взглянул на Сесили.
– Так или иначе, я благодарен Богу за то, что вы, леди Сесили, оказались вчера рядом со мной. Вы спасли меня.
– Это не так, – энергично возразила она, – не надо делать из меня…
– Святая Сесили, – со вздохом восхищения произнес Оливер и снова закрыл глаза. – Добрая, великодушная… достойная причисления к лику блаженных…
Сесили зарделась от смущения.
– Вы устали, вам больно, – пробормотала она, – вам нужно отдохнуть…
Его глаза внезапно открылись, лоб слегка нахмурился.
– Что такое? – встревожилась она.
– Кажется, мы спасены, – едва слышно проговорил Оливер.
Повернув голову в сторону дверного проема, она прислушалась – отдаленный топот лошадей, крики людей… Она вздохнула и слегка нахмурилась. Оливер был прав. К ним приближались всадники.
Теперь начнутся всякие разговоры и сплетни, и, может быть, тогда…
– Пойду помашу им рукой, – сказала она, поднимаясь на ноги. Оливер схватил ее за руку и торопливо проговорил:
– Прошу прощения за дерзость, но, клянусь, я не допущу ни одного грязного намека или двусмысленного слова в ваш адрес. Каждый, кто посмеет поставить под сомнение вашу репутацию, станет моим личным врагом.
Сесили с трудом улыбнулась:
– Я не боюсь пустых сплетен, лорд Белкот.
– Разумеется, – улыбнулся он, отпуская ее руку. – Разве могут лживые слова запятнать вашу добродетельность?
– Я скоро вернусь, – пообещала она и направилась к выходу. Оказавшись снаружи, она остановилась в смятении. Неужели все уверены в том, что она не способна на обычную человеческую ошибку? Неужели так думает даже мужчина, в объятиях которого она провела всю ночь?
В этот момент она увидела приближавшихся к крепости всадников, и все ее мысли куда-то улетучились. Впереди всех на огромном норовистом жеребце Октавиане скакала Сибилла. За ней следовали Элис и ее муж Пирс. Каждый вел в поводу свободную оседланную лошадь.
Позади всех скакала Джоан Барлег.
Он глубоко вздохнул, и грудную клетку пронзила такая острая боль, что он едва мог дышать. Он лежал, стараясь не двигаться, зажмурив глаза и сжав зубы. Губы скривила гримаса невыносимой боли. Он попытался дотянуться до источника этой боли, но движение вызвало новый приступ такой силы, словно травмированное тело предостерегало его от неосторожного прикосновения.
– А-а-а! – вырвался у него крик, и рука бессильно упала на холодную твердую поверхность.
Оливер открыл глаза. Над ним виднелась крыша. Вернее, то, что когда-то ею было. Одна половина обрушилась, другая уцелела. В проем на него смотрело серое предрассветное небо.
Где он?
У него страшно болела голова. Он попытался припомнить события предыдущего вечера – пир в Фолстоу… Он вспомнил, что много выпил, потом тщетно пытался уединиться с Джоан Барлег, но та сбежала, пытаясь вовлечь его в одну из своих обычных игр. Он погнался за ней на уведенном из конюшни за́мка коне и преследовал в течение нескольких часов. Во всяком случае, именно так ему теперь казалось. А потом…
Что же было потом? Этого он вспомнить не мог.
Повернув голову, Оливер посмотрел на свою правую руку – она распухла до такой степени, что рукав, казалось, вот-вот лопнет. Он попробовал сжать пальцы в кулак, но не смог. Кроме того, было понятно, что сломаны по крайней мере два ребра. О Боже! Даже колени были ободраны до крови.
Внезапно он услышал приглушенный звук приближавшихся шагов.
– Кто здесь? – крикнул он, и голову пронзила сильная боль, грозившая расколоть череп надвое. Сощурившись, он не сразу сфокусировал зрение.
На него смотрело бледное, но очень красивое, серьезное женское лицо под темным капюшоном длинной накидки.
– Доброе утро, лорд Белкот, – раздался женский голос. – Как ваша рука?
– Леди Сесили? – недоуменно нахмурился Оливер и в ту же секунду вспомнил, как вылетел из седла и неудачно приземлился на что-то твердое.
– Да.
Она тоже слегка нахмурилась, в ее взгляде читалась настороженность. Пока ее карие глаза полувопросительно смотрели на него, в памяти Оливера мелькали несуразные картинки, в том числе и обнаженная леди Сесили – давняя сексуальная фантазия на сей раз показалась ему реальным воспоминанием вплоть до хриплого тембра голоса и слов, гораздо более подходящих шлюхе, нежели аристократке.
Озадаченный воспоминаниями, Оливер молчал, продолжая глядеть на леди Сесили, и ее щеки стали покрываться румянцем смущения. Вернувшись к реальности, он отвел взгляд в сторону и негромко сказал:
– Прошу прощения…
Оливер понимал, что смутил ее своим слишком долгим и пристальным взглядом.
– Где это мы? И как я здесь оказался?
На лице Сесили мелькнуло выражение удивления, или это ему только показалось?
– Мы в развалинах старой цитадели, – невозмутимым тоном сказала она. – Вы… Вас сбросила лошадь, и вы упали, ударившись об один из камней родового круга Фоксов.
Да, падение с лошади он помнил. Не прошло и месяца, как он схоронил старшего брата, Огаста, погибшего точно так же – в результате падения с лошади. Оливер почувствовал, как все его тело стала бить дрожь.
– Похоже, у меня сломана рука, – сказал он Сесили, когда та опустилась на колени рядом с ним и откинула капюшон. – И ребра тоже.
– Похоже, вы правы, – кивнула она. – Я бы разрезала рукав, чтобы осмотреть вашу руку, но у меня с собой нет ножа. К тому же я боюсь, что у вас будет переохлаждение. Кто знает, сколько времени пройдет, прежде чем мы окажемся в Фолстоу. Ваш плащ наверняка остался лежать под дождем и теперь ни на что не годен.
– Вы ухаживали за мной со вчерашнего вечера? – недоверчиво спросил Оливер.
После некоторого колебания она коротко кивнула.
Бог мой, да она и впрямь святая! Одна в кромешной тьме, да еще в таком страшном для любой женщины месте! Он же был настолько пьян, что не помнил ровным счетом ничего из того, что произошло с ним после падения с лошади. Оставалось только надеяться, что в пьяном виде он ничем не оскорбил леди Сесили.
– Я в огромном долгу перед вами, – искренне произнес он, понимая, что оставшись без присмотра в столь травмированном и, что уж греха таить, пьяном состоянии, он мог бы запросто умереть. – Надеюсь, вам не пришлось тащить меня сюда?
Она была столь хрупкой и маленькой, что в это просто нельзя было поверить.
– Я… я всего лишь немного умыла вас, – призналась она, заливаясь краской смущения. – Но сюда вы пришли на своих ногах. – Она слегка улыбнулась, хотя ее взгляд оставался настороженным. – Вы чуть было не свалились в яму. Разве вы этого не помните?
– Нет, не помню. Я… – Он остановился на полуслове, потому что в памяти вновь возникла бесстыдная картина: девственница, умоляющая его овладеть ею. С трудом прогнав это видение, он снова взглянул на Сесили: – Я ударился головой?
– Да, – кивнула она. – К тому же вы были весьма…
– Пьян? – догадался он, пытаясь иронически улыбнуться. Боль в голове тут же усилилась.
Она кивнула и перевела взгляд на его колени. Судя по всему, этот разговор не доставлял ей удовольствия.
– Кажется, я действительно был пьян. Примите мои искренние извинения, – сказал он и, помедлив, спросил: – Леди Сесили, я случайно не говорил вчера… чего-нибудь неподобающего?
Она снова взглянула на него, и ее лицо приняло непонятное для Оливера выражение.
– Нет, лорд Белкот, – коротко ответила она.
– Вы уверены? – настойчиво переспросил он. – Не думайте, что вы должны щадить мои чувства. Я отлично знаю, насколько грубым и невыносимым бываю в сильном подпитии, и мне бы не хотелось, чтобы…
– Я нисколько на вас не обижена, – прервала его Сесили, но в ее взгляде читался какой-то немой вопрос, который она, по всей видимости, не осмеливалась задать вслух.
Внезапно Оливер осознал (и уже не в первый раз), как хороша леди Сесили. Гораздо мягче, теплее и человечнее, чем ее старшая сестра Сибилла. Неожиданно ему в голову пришло странное убеждение – от нее должно пахнуть чем-то очень милым, вроде меда на теплом пшеничном хлебе. Он даже потянулся к ней, чтобы почувствовать этот замечательный запах, но тут же осекся.
– Прошу прощения… Должно быть, мне снилось что-то странное…
– Да, вы действительно очень крепко спали. Едва вы легли, как сразу уснули. Думаю, ваш храп был слышен очень далеко.
Если бы не ужасная головная боль, он бы с удовольствием рассмеялся.
– Надеюсь, мой храп не помешал вам… спать, – с трудом улыбаясь, сказал он.
– Собственно, мне не хотелось спать, – пожала она плечами, – потому что за вами нужно было присматривать. К тому же нас могли разыскивать, и мне не хотелось, чтобы люди прошли мимо.
Оливер понимал, что не заслуживает такой доброты и сочувствия, после того как свалял дурака. Фолстоу очень много потеряет, когда Сесили Фокс посвятит свою жизнь Богу. От этой мысли ему стало как-то не по себе.
– Хотите воды? – спросила Сесили. – В здешнем старом колодце вода все еще вполне пригодна для питья.
Оливер вдруг почувствовал, что во рту все пересохло и ему нестерпимо хочется пить. Она понимающе улыбнулась и поднялась на ноги.
– Я скоро вернусь, – сказала она.
Повернувшись, она направилась в сторону колодца, и Оливер вдруг заметил, что ее накидка сзади совсем протерта. Или порвана? К тому же Сесили двигалась как-то скованно, словно у нее что-то болело.
Неужели она тоже пострадала от его падения с лошади?
– Миледи! – поспешно позвал он.
– Что такое, лорд Белкот? – обернулась к нему Сесили.
– Ваша накидка… вы тоже пострадали вчера от моего падения?
Порыв холодного ветра разметал волосы Сесили за ее спиной. Она едва слышно рассмеялась.
У Оливера захватило дух от этой прелестной картины.
– Вы имеете в виду эту старую тряпку? Знаю, носить ее позорно, но ее сшила мне много лет назад моя мать. Ткань уже отжила свое. Ее плачевное состояние и моя скованность в движениях – результат проведенной на камнях ночи, не более того.
Оливер с облегчением улыбнулся, и Сесили вскоре исчезла из виду. Он уставился на ветхую обвалившуюся крышу и стал ждать ее возвращения.
Сесили хотелось плакать не то от чувства облегчения, не то от отчаяния, потому что ей никак не удавалось вытащить из сумочки на поясе маленькую складную кожаную фляжку. Что и говорить, она с волнением ждала разговора с Оливером утром, при свете дня, после ночи, полной греховной страсти. Будет ли он после этого считать ее шлюхой? Станет ли рассказывать друзьям о своей победе над робкой и целомудренной Сесили, навсегда уничтожая ее добрую репутацию и обрекая ее на гнусные сплетни?
Ночью она лелеяла глупые мечты о том, что утром Оливер проснется и, пораженный в самое сердце ее смелостью и откровенностью, поклянется отныне всегда любить только ее. Несмотря на сломанную руку и прочие травмы, он помчится к Сибилле просить руки ее сестры, Сесили. Она станет леди Белмонт, выйдя замуж за самого желанного и завидного жениха во всем графстве. Их внезапный роман взбудоражит всю Англию!
В действительности же он ничего не помнил.
Наполняя фляжку водой, она прикусила губу, чтобы не заплакать. Кроме падения с лошади, он не помнил ровным счетом ничего. Оливер Белкот лишил ее девственности, но об этом знала только Сесили.
Выпив половину фляжки, она снова медленно наполнила ее водой, оттягивая время возвращения к Оливеру. И все же – не пострадает ли ее репутация оттого, что она, незамужняя девица, провела целую ночь наедине с мужчиной, пусть даже серьезно травмированным? Особенно если этот мужчина не кто иной, как печально известный ловелас Оливер Белкот. Если говорить откровенно, Сесили сама легла под него. И все же она надеялась, что ей не придется ловить на себе косые взгляды. Впрочем, где-то в глубине души ей было интересно, каково это – иметь репутацию безрассудной и опасной женщины.
А как же бедная Джоан Барлег? Как она воспримет новость о том, что ее нареченный провел долгую темную ночь наедине с незамужней девицей? Пойдут сплетни, одна грязнее другой…
Сесили вдруг стало стыдно. Она почувствовала себя лгуньей, блудницей, женщиной без каких бы то ни было нравственных принципов. Слава Богу, об этом не знает никто, кроме нее самой.
Взяв себя в руки, она постаралась принять обычный вид и отправилась назад, к Оливеру.
Он уже сумел сесть и опереться спиной на каменную стену, и у Сесили сжалось сердце от его изможденного вида. Отросшая за ночь щетина ярко выделялась на смертельно-бледной коже, под глазами виднелись большие темные круги. Правая рука была прижата к боку и согнута в локте. Правая нога была приподнята и согнута в колене. Неожиданно ей бросились в глаза неправильно застегнутые брюки. Ночью в темноте она не сумела застегнуть их как надо. От испуга она споткнулась, но тут же выпрямилась и, еще не дойдя до Оливера, протянула ему фляжку с водой.
– Вот, пейте, – ровным голосом сказала она, опускаясь на колени и вкладывая фляжку в его левую руку. – Пейте маленькими глотками, чтобы не потревожить ребра.
Оливер стал послушно пить воду мелкими глотками, делая частые паузы для неглубокого дыхания, и Сесили поняла, какую сильную боль ему приходится терпеть. Когда фляжка опустела, она осторожно забрала ее у него из левой руки.
– Простите меня, леди Сесили, – серьезно сказал Оливер, глядя на нее.
– Простить? Но за что? – удивилась она, поворачиваясь к нему спиной, чтобы вытряхнуть из фляжки остатки воды и снова засунуть ее в сумочку на поясе.
– Вы знаете за что, – тихо сказал он.
Сердце Сесили бешено забилось в испуге, она заметно побледнела и молча повернулась к Оливеру.
– Я поставил вас в такое ужасное положение и причинил столько неудобств, – опустил он голову. – Вам, невинной девушке, пришлось ухаживать за пьяным, да еще раненым грубияном… Позвольте мне все же надеяться на ваше прощение.
– Ах, вот вы о чем, – с облегчением рассмеялась Сесили, чувствуя, как сердце понемногу успокаивается. – Ну, все мы порой делаем ошибки, лорд Белкот.
– Только не вы, – возразил он.
– И даже я делаю ошибки, уверяю вас, – покачала она головой. От волнения затягивая шнурок на сумочке сильнее, чем это было нужно, она все же сохраняла на лице спокойную улыбку. – Если я и оказалась в затруднительном положении, то в этом виновата только я сама. Если бы я не ушла вчера с праздничного пира, то не оказалась бы сейчас здесь, с вами.
– Слава Богу, что все произошло именно так, как произошло! – воскликнул Оливер, все еще с потупленным взором, и Сесили заметила, как заходили желваки на его скулах.
– Что с вами, лорд Белкот? – озабоченно спросила она, снимая с себя накидку и разрывая ветхую материю по шву на спине.
Он поднял голову и буквально ошеломил Сесили неприкрытой яростью, светившейся в его глазах.
– Мой брат, Огаст… он тоже погиб, упав с лошади. Только тогда рядом не нашлось никого, кто позаботился бы о нем, – с трудом проговорил он и отвернулся.
Оторвав от накидки большой кусок ткани, Сесили снова опустилась рядом с ним на колени.
– Послушайте, лорд Белкот, ваш брат сломал себе шею во время падения. Ему уже не нужна была помощь.
– Он умер не сразу, – покачал головой Оливер. – Разве Сибилла ничего не говорила вам об этом?
Он поднял на нее глаза, полные боли и скорби.
Сесили отрицательно покачала головой, складывая ткань треугольником и завязывая вместе длинные концы. Потом она знаком велела Оливеру наклониться вперед, надела ему на шею импровизированную перевязь и помогла продеть в нее сломанную руку.
– Спасибо, – выдохнул он и снова прислонился к стене, прикрыв глаза. – Это очень страшно. Вам и без того пришлось много пережить.
– Расскажите об этом, лорд Белкот, – попросила Сесили. – Я не сахарная, не растаю.
Некоторое время Оливер молчал. Потом с трудом сглотнул подступивший к горлу комок и, не открывая глаз, заговорил:
– Он упал лицом в широкую канаву. Нет никаких сомнений в том, что его тут же парализовало, потому что ноги и руки так и остались в том положении, в котором оказались после падения. Но его лицо… – у него внезапно пресекся голос, – его лицо было повернуто к небу. Очевидно, это стоило ему невероятных усилий. Никто, кроме меня и матери, не знает, что Огаст боялся темноты… Он лежал там в полном одиночестве, совершенно беспомощный, жадно глядя в небо… потом умер.
У Сесили сдавило горло, на глаза навернулись слезы. Она даже не догадывалась, что Оливеру свойственны подобные переживания. Эта сторона его натуры открылась для нее впервые.
Она тут же вспомнила все плохое, что говорила и думала о нем накануне во время праздничного застолья. Вспомнила слова, сказанные ею Сибилле, которую любил Огаст и которая знала все подробности его страшной смерти. Потом в памяти всплыли картины страстной любви, подаренной ей Оливером ночью… Она почувствовала в своем сердце глубокую досаду.
– Мы должны были встретиться в тот день, – продолжал Оливер. – Я тогда только что вернулся из Франции, и Огаст хотел поговорить со мной о делах семьи. Но я опоздал… Когда я приехал, Огаста уже не было дома. Мне не терпелось встретиться с друзьями, поэтому я даже не стал спрашивать, куда уехал брат и что происходило в поместье во время моего отсутствия. Для меня это не имело никакого значения. Когда все это случилось… его камердинер, Арго, вытащил меня из постели еще не совсем протрезвевшего…
Он замолчал, а когда снова заговорил, в его голосе звучала грусть.
– И вот теперь Огаста нет, родовое поместье принадлежит мне… Но я совсем не хочу быть лордом. Мне не нужно это поместье.
– Мне очень жаль, что ваш брат погиб, лорд Белкот, – с искренним чувством проговорила Сесили.
Оливер грустно усмехнулся:
– Всякий раз, когда кто-то обращается ко мне «лорд Белкот», мне кажется, что Огаст, должно быть, где-то рядом и эти слова обращены к нему.
Он, наконец, открыл глаза и взглянул на Сесили.
– Так или иначе, я благодарен Богу за то, что вы, леди Сесили, оказались вчера рядом со мной. Вы спасли меня.
– Это не так, – энергично возразила она, – не надо делать из меня…
– Святая Сесили, – со вздохом восхищения произнес Оливер и снова закрыл глаза. – Добрая, великодушная… достойная причисления к лику блаженных…
Сесили зарделась от смущения.
– Вы устали, вам больно, – пробормотала она, – вам нужно отдохнуть…
Его глаза внезапно открылись, лоб слегка нахмурился.
– Что такое? – встревожилась она.
– Кажется, мы спасены, – едва слышно проговорил Оливер.
Повернув голову в сторону дверного проема, она прислушалась – отдаленный топот лошадей, крики людей… Она вздохнула и слегка нахмурилась. Оливер был прав. К ним приближались всадники.
Теперь начнутся всякие разговоры и сплетни, и, может быть, тогда…
– Пойду помашу им рукой, – сказала она, поднимаясь на ноги. Оливер схватил ее за руку и торопливо проговорил:
– Прошу прощения за дерзость, но, клянусь, я не допущу ни одного грязного намека или двусмысленного слова в ваш адрес. Каждый, кто посмеет поставить под сомнение вашу репутацию, станет моим личным врагом.
Сесили с трудом улыбнулась:
– Я не боюсь пустых сплетен, лорд Белкот.
– Разумеется, – улыбнулся он, отпуская ее руку. – Разве могут лживые слова запятнать вашу добродетельность?
– Я скоро вернусь, – пообещала она и направилась к выходу. Оказавшись снаружи, она остановилась в смятении. Неужели все уверены в том, что она не способна на обычную человеческую ошибку? Неужели так думает даже мужчина, в объятиях которого она провела всю ночь?
В этот момент она увидела приближавшихся к крепости всадников, и все ее мысли куда-то улетучились. Впереди всех на огромном норовистом жеребце Октавиане скакала Сибилла. За ней следовали Элис и ее муж Пирс. Каждый вел в поводу свободную оседланную лошадь.
Позади всех скакала Джоан Барлег.
Глава 5
Скакавшая впереди всех Сибилла была похожа на богиню охоты. Пришпорив Октавиана, она ворвалась в круг Фоксов и промчалась сквозь него. Из-под широких копыт огромного боевого рыцарского коня серой масти во все стороны летели комья грязи. Она была в светлом утреннем платье с прозрачной нарядной пелериной. Густые черные волосы развевались по ветру вместе с накидкой темно-фиолетового цвета.