Лихорадочно рассматривая зад собственной машины, я вдруг сообразила: моя «тойота» намного легче «мерседеса», и, если Мизюне придёт в голову свалиться в озеро в тот момент, когда я к ней прилеплюсь, «тойота», которую я оставила на ручном тормозе и с включённым двигателем, потянется за «мерседесом». Да ещё и меня раздавит, пока я тут ползаю под ней, разыскивая, за что бы уцепиться. Спешно нашарила какую-то торчащую железяку, холера её знает, что такое, но удалось протянуть через неё трос и даже подтянуть, чтобы не болтался лишний. Вот он уже не валяется на земле, завис между двумя машинами.
   Осторожно поднялась с земли — слава Богу, меня не раздавило! — и недоверчиво оглядела дело рук своих. Сомнительное устройство, держится на соплях. Там Мизюня без сознания раскачивается на кусте можжевельника, а тут мне надо преодолеть десять метров — девять по шоссе и метр обочины, все мокрое и скользкое, трос провисает ещё почти на целый метр, а требуется вытащить «мерседес» на вот этот ровный участок полянки. Да какой там ровный, очень условно ровный, просто не такой крутой, как нависший береговой откос. С этого — ровного — участка «мерседес» очень даже свободно может опять свалиться под откос и меня потянет. И что, так навсегда и останемся, привязанные друг к другу, я с одной стороны шоссе, она по другую сторону? А может, мне сразу съехать в кювет, на всякий случай? Там, по другую сторону шоссе, очень подходящий кювет. Хотя, насколько я знаю вредную Мизюню, она способна меня и из кювета извлечь…
   И перед моим внутренним взором тут же предстала жуткая картина. Проклятое воображение!
   Решительно тряхнув головой, отогнала прочь все сомнения. Ширина шоссе достаточная, возможно, удастся вытащить «мерседес» на асфальт, а в случае чего выскочу из «тойоты» на ходу. Раз козе смерть! Была не была!
   Проклятый «мерседес» весил, наверное, не меньше десяти тонн. Примериваться к нему у меня возможностей не было, следовало вытащить первым же мощным рывком. Откуда только взять мощь? Потихоньку натянула трос до упора и всем телом ощутила за собой жуткую тяжесть. Сразу же взопрела от эмоций — выдержит ли «тойота»? Может, немного наискосок…
   В зеркальце я осмелилась взглянуть лишь тогда, когда выбралась на ту сторону шоссе. Мизюнина машина выползла наверх, но её передние колёса все ещё нависали над откосом. В чем дело? Вроде бы я все рассчитала, достаточно мне оказаться по ту сторону шоссе. Неужели подвела математика? А, сообразила! Я же не приняла во внимание размеров обеих машин.
   И я замерла, не зная, на что решиться. Въезжать в злополучный кювет? Ведь каждую минуту «мерседес» может сверзиться вниз. Удерживая в воздухе половину «мерседеса» на натянувшемся тросе, я боялась пошевелиться, боялась сделать одно неверное движение.
   И тут из-за поворота шоссе вывернула машина. «Полонез» приближался на нормальной скорости, но видимость из-за дождя ограниченная, моя машина — по одну сторону шоссе, Мизюнина — по другую, а трос поперёк шоссе, можно и не заметить. Не дай Бог, врежется в него! Молодец, притормозил, наверное, разглядел наши машины. Остановился. Постоял. Лишь спустя несколько веков водитель решился выйти из машины и подойти ко мне. Мужнина, большой и в самом расцвете сил.
   К счастью, он первый заговорил, я бы не знала, с чего начать.
   — Что-нибудь случилось? — спросил водитель «полонеза».
   — Случилось и ещё не кончилось, сами видите.
   Водитель сбегал к «мерседесу» и той же рысцой вернулся ко мне с раскрытым ртом. Теперь я уже не дала ему возможности задавать вопросы.
   — Помогите! Я стала свидетельницей столкновения на шоссе, от чего вон тот «мерседес» чуть не свалился в озеро, завис на обрыве, я пытаюсь его оттащить и не знаю, как это сделать. Боюсь ослабить трос, видите же, он опять может скатиться к обрыву. Подоприте его чем-нибудь, что ли, или хотя бы проверьте, насколько он прочно держится, могу ли я немного свернуть в сторону. Ну, шевелитесь же, сколько времени мне тут жать на тормоза?!
   Услышав мои истошные крики, из «полонеза» выскочила женщина и кинулась осматривать «мерседес». Осмотрела и прибежала ко мне.
   — Езус-Мария, там кто-то есть! Мужчина или женщина?
   — Женщина.
   — Живая или мёртвая?
   — Кажется, живая, я видела, как дышит. Но потеряла сознание. Хватит болтать, сделайте же что-нибудь! Можно под задние колёса подложить что-то, чтобы больше не скатывались.
   Мужчина возразил:
   — Как же женщина, когда мужчина!
   — И к тому же лысый! — поддержала его спутница.
   Я разозлилась.
   — Какая разница, лысый или нет, мужчина или женщина? Все равно надо спасать!
   И ни с того ни с сего мною овладела совершенно иррациональная жалость к Мизюне. Она сидит там совсем беспомощная, без сознания, а они тут над её лысиной потешаются. Будь у меня возможность, сбегала бы, натянула ей парик на лысую голову. Ну что за люди, топчутся бестолково, говорят о глупостях вместо того, чтобы делом помочь!
   — Немедленно стабилизируйте «мерседес»! — рявкнула я на мужчину.
   Нервно вздрогнув, тот перестал пялиться на лысую Мизюню, потянул свою бабу за рукав, велел ей стать по другую сторону «мерседеса», дал мне знак. Они упёрлись с двух сторон в дверцы машины, я сняла ногу с тормоза своей, и совместными усилиями мы вытащили наконец проклятый «мерседес» на обочину шоссе.
   Вытерев пот со лба, я вышла из машины, и теперь мы уже втроём уставились на Мизюню. Нет, это все-таки судьба. Не могу я напялить на неё съехавший набок парик, все дверцы в «мерседесе» заперты, окна тоже, вот, проверила. Выходит, решение оттащить машину на буксире было единственно правильным, попытки открыть дверь или окна закончились бы тем, что она рухнула бы в озеро. А теперь с меня достаточно, я сделала, что могла, окна пусть выбивает кто-нибудь другой, хотя бы полиция или «скорая помощь».
   А Мизюня вроде бы стала приходить в себя. Да, вон пошевелилась и, кажется, простонала.
   И я вежливо обратилась к случайным помощникам:
   — Вы могли бы остаться здесь ещё какое-то время? Я съезжу за полицией, кстати, сразу же дам показания, пусть составят протокол. И «скорую» вызову. Нельзя оставлять машину без присмотра, ещё уведут или обчистят.
   Помощники охотно согласились. Думаю, главным образом по той причине, что так и не решили спора о половой принадлежности жертвы катастрофы и в моё отсутствие намеревались эту жертву ещё раз с пристрастием рассмотреть.
   Свернув и спрятав трос, я уехала, оставив их наедине с Мизюней.
* * *
   Полицию я разыскивала простейшим способом — гнала по шоссе во всю мощь, надеясь, что где-нибудь меня остановит ГАИ. Опять же по закону подлости, когда нужно, никому в голову не пришло меня остановить, пришлось прибегнуть к посторонней помощи. На бензоколонке в каких-то Сорквитах я дорвалась до телефона и связалась и с полицией, и со «скорой помощью». Не знаю, добрались ли обе бригады до Мизюни, а я свои показания давала уже в Щитне.
   По возвращении немедля осчастливила информацией о случившемся капитана Борковского, благодаря чему смогла узнать многие интересующие меня детали. Оказалось, Мизюню столкнул с шоссе Новаковский собственной персоной. Видимо, наконец ему подвернулся удобный случай, свидетелей не было, так что Новаковский даже не стал утруждать себя заменой номеров машины на поддельные. Хорошо, что меня с «тойотой» скрывали придорожные заросли. И в самом деле, шоссе безлюдное, Мизюня со своим «мерседесом» затонет, очень удобный случай…
   По всей вероятности, Мизюня знала о Новаковском нечто такое, что могло ему здорово повредить. Ну да пошли они все к черту, надоели — дальше некуда, пусть варятся в собственном соку! И я не стала расспрашивать, что именно она знает, в этом отношении прошлое Новаковского представляло широкое поле деятельности. С меня вполне хватило Мизюниной лысины.
   И я переключилась на собственные проблемы. Итак, я спасла жизнь этой гиене. Прекрасно! Пусть живёт и процветает со своей лысой головой, одно воспоминание о которой сразу же приводило меня в расчудесное настроение. Надо сказать, повезло мерзавке с покушением, ни один волос… с лысой головы не упал, даже стёкол в машине не пришлось разбивать, чтобы извлечь жертву покушения. Жертва очухалась и сама открыла дверцу. Опять же сама, собственноручно поправила съехавший парик, так что никто, кроме супружеской пары из «полонеза», не видел её лысой головы. Но я не сомневалась — баба из «полонеза» на весь мир растрезвонит об отсутствии волосиков у жертвы автомобильной катастрофы. И этого мне было вполне достаточно. Происшествие удовлетворяло меня до такой степени, что я бы сама не стала распространяться об изъянах во внешности Мизюни, не позвони мне Эва Гурская.
   — Привет, ты как? — начала она и, не дожидаясь ответа, понеслась во весь опор: — А у меня новости о Мизюне, думаю, тебе понравятся.
   Естественно, я живо отреагировала на такое вступление. Даже если опять какие гадости со стороны Мизюни, меня уже ничто не огорчит.
   А Эва самозабвенно щебетала:
   — Знаешь, всегда так бывает. Вот ты тогда заговорила о Мизюне, напомнила. Я ведь долгие годы и не вспоминала о ней, не сталкивались мы, разошлись наши жизненные пути-дороги, но после того нашего разговора я вдруг стала на неё натыкаться на каждом шагу. Такое впечатление, что мир состоит из одних Мизюнь. Ну, прямо куда ни повернусь — везде она. И собственной персоной, и через посредников, и слышу о ней, и вижу её. Представь, ей вдруг захотелось, чтобы я обновила её гардероб…
   — Что же в этом удивительного? — отозвалась я. — Меня это совсем не удивляет.
   — Да и меня, сознаюсь, тоже, — скромно согласилась со мной Эва. — Не в том дело. Мы, я имею в виду больших кутюрье, заботимся о своих клиентах, каждый Дом моды дорожит своей репутацией, мы всегда блюдём профессиональную этику, ну как ксёндз хранит тайну исповеди, адвокат или там врач, так и мы свято храним тайны своих клиентов. А вот насчёт Мизюни… тут меня так и распирает, я просто не в силах удержаться. Естественно, не стану делать заявления для печати, однако с тобой не могу не поделиться… Ты знаешь, что она лысеет со страшной силой?
   Ну вот, пожалуйста! Опять та же схема развития событий. Не я раструбила о тайне Мизюни, но о ней стало известно всем. Ни секунды не сомневаюсь — Мизюня предпочла бы сознаться во всем прочем, только не в этом. Призналась бы в махинациях с наследством, в злоупотреблении наркотиками, в убийстве собственного мужа, наконец, но не в том, что лысеет! Хуже этого для неё ничего и быть не может. Позор, страшный позор!
   — А ты откуда узнала? — поинтересовалась я.
   — Так я же говорю — мы для неё шьём, и одна из моих девушек видела собственными глазами. Пришла Мизюня на примерку, стала платье надевать, и вдруг волосы её… Нет, ты представляешь! Перекосились! Оказывается, парик носит, а под париком — ничего! Она раздевалась в примерочной, не знала, что за ней подглядывают. Я слышала, такое случается с женщинами в возрасте, что-то происходит в организме, выпадают все волосы. Да и сама встречала пожилых женщин с головой, лысой, как кегельный шар. Хотя нашу Мизюню к пожилым никак не отнесёшь. И скажу тебе — это самое неприятное, что может приключиться с женщиной, потому как от лысения нет спасения. Вот, стихи получились. Но я знаю, иначе не было бы лысых, ведь среди моих клиенток есть женщины весьма состоятельные. Я и подумала — позвоню тебе, чтобы порадовать. Я, например, порадовалась.
   — Да вознагради тебя Господь за доброе сердце! — с чувством поблагодарила я. — Если честно, я недавно сама узнала об этом, но пока не стала тебе говорить. Знаешь, после всего, что она мне сделала, я думала: что бы такого ей пожелать, самого страшного? И когда увидела её лысую, как сапог, голову, чуть не померла на месте от счастья.
   Эва удивилась.
   — Это где же ты могла её увидеть? Мне казалось, вы с ней не встречаетесь.
   Я не стала темнить и рассказала Эве все без утайки о катастрофе с Мизюней. И о Новаковском не умолчала, с большим удовлетворением выдала его, так сказать, с потрохами. Эва была потрясена.
   — И ты её вытащила? — повторяла она. — Спасла этой мерзавке жизнь? Да ты что, совсем спятила? Рехнулась на старости лет, не иначе.
   — Да нет же. Слушай, Эва, как только я увидела её лысину, тут же решила — нет, не дам ей умереть! Сколько раз она в своей жизни выкручивалась из неприятностей, выходила сухой из воды! На сей раз, думаю, не выйдет, уж я об этом позабочусь. Какая мне радость с того, что лысой окажется мёртвая Мизюня? Совсем другое дело, когда живая! Ну, доходит?
   Подумав, Эва не могла не согласиться со мной.
   — Может, ты и права… Слушай, конечно же, ты права! Каждый день думать об этом… да ещё бояться, что раскроют твою тайну. Ведь она наверняка никому об этом не говорила. Интересно, а как же её любовники?… Нет, потеха, да и только!
   И Эва весело расхохоталась. Отсмеявшись, она спросила:
   — А ты не знаешь, с каких пор?
   — Мизюня умна, так что, возможно, с самого детства ощущала в себе задатки, так сказать. Склонность. Ведь сама знаешь, лысых кретинов не бывает, а если и встретится, так это исключение из правила. Лысеют только умные люди, чаще всего гении и научные работники. Наверное, серые клеточки влияют, я уж не знаю…
   Мне громадное наслаждение доставлял разговор о Мизюниной лысине, и я просто не могла остановиться. В конце концов, имеет человек право на маленькие радости? Не все же стрессы. Вот я и разговорилась.
   — Да ты, наверное, и сама заметила — самые роскошные, самые пышные волосы встречаются у очень глупых женщин. Как правило, разумеется, в котором я тоже допускаю исключения.
   Эва радостно подхватила.
   — Целиком и полностью согласна с тобой. Думаю, правильно рассуждали наши предки, придумав пословицу: волос долог — ум короток.
   — Наверняка исходили из жизненного опыта. Вот только странно, почему со своим жизненным опытом они не придумали пословицы о касторке.
   Касторка Эву ошеломила. Она помолчала, словно не веря своим ушам, потом повторила:
   — Как ты сказала? Касторка? Та самая, которую пьют, чтобы пронесло?
   Я была не только удивлена, но просто шокирована.
   — Ты что, и в самом деле не знаешь? Уж кто-кто, а ты-то должна бы знать, раз красота — твоя специальность. Ведь касторка — это единственное действенное средство для волос, существующее в нашем мире!
   — Внутреннее?!
   — Спятила! Наружное!!!
   — На голову, что ли?
   — Не на задницу же! И не коленки смазывать! Ясное дело, на голову, втирать в кожу головы, раздвигая волосы. Не скажу, что лёгкий способ похорошеть, лошадиное здоровье требуется, но зато и результаты потрясающие!
   — Ты просто обязана подробно описать мне этот чудесный способ, — сказала Эва совсем другим голосом, и по её голосу я почувствовала, как она внутренне напряглась и стала серьёзной, отбросив легкомысленный тон.
   — С удовольствием, — охотно согласилась я. — Слушай и запоминай. Уж не знаю, почему принято считать, что касторка воняет. Чушь! Возможно, когда-то раньше она и отличалась неприятным запахом, в средневековье или в древности, сейчас же ничем не воняет, а если даже немного и пахнет — где ей до чеснока! Вот уж от него вонь, а ведь считается хорошим средством для роста волос и используется многими, невзирая на запах…
   — Ближе к делу! — потребовала деловая женщина.
   — Слушаюсь! Вся процедура займёт у тебя в неделю немного меньше суток…
   — Ты что, целые сутки?! — ужаснулась Эва.
   — Немного меньше, — сказала я, — но в принципе процедура отнимает довольно много времени. Слушай внимательно: перед тем как мыть голову, наливаешь немного касторки на блюдечко, блюдечко ставишь на чашку с горячей водой, чтобы касторка была тёплой, берёшь старую зубную щётку…
   Эва опять перебила меня:
   — А новую можно?
   — Можно, просто старую не жалко. Макаешь, значит, старую зубную щётку в касторку и начинаешь втирать её в кожу головы, раздвигая пряди волос. Всю голову мажешь, не жалей касторки! И сама чувствуешь, как твоей голове становится тепло и приятно. Затем закручиваешь голову сухим махровым полотенцем, которое ты уже предназначила для стирки…
   — А чистым нельзя?
   — Можно, но жалко. Закрутила, значит, волосы полотенцем и держишь их в таком состоянии как минимум пять часов. Можно и восемь, но больше не стоит, больше — уже слишком. Потом моешь голову обычным шампунем очень тёплой водой. Одна моя подруга мыла чуть тёплой и потом жаловалась, что касторка плохо смывается. А как же ей хорошо смываться, если вода чуть тёплая?! Да, ты права, лучше горячей, но не такой, чтобы обжигаться. А потом делаешь со своими волосами, что считаешь нужным, укладываешь или что другое.
   — Где же тут сутки?
   — Ты права, я ошиблась, четверти суток достаточно. Просто я мыслю категориями прошлых лет, когда ещё не изобрели фенов, и после восьми часов в касторке волосам требовалось ещё восемь для того, чтобы просохнуть после мытья. И так каждую неделю! Первые результаты станут заметны лишь после трех месяцев намазывания касторкой, но зато какие!!! И если ты сумеешь продержаться целый год, то в течение последующих двадцати будешь слышать лишь крики восторга по поводу своих волос и наблюдать пароксизмы зависти у лучших подруг.
   — А ты откуда знаешь?
   — А я сама была знакома с девушкой, выдержавшей год. До этого она была совсем лысой. Сама же я года никогда не могла выдержать, терпения не хватало, хотя волосики мои очень нуждались в касторке.
   — Значит, ты лично…
   Теперь я перебила Эву.
   — Я лично целых три раза выдерживала по четыре месяца и, если бы не касторка, уверена, уподобилась бы Циранкевичу[10]. Волосы у меня выпадали целыми клочьями, а после курсов касторочного лечения, даже если драть с силой, теряю одну-две волосинки.
   — А с чего они клочьями у тебя выдирались?
   — В результате всевозможных катаклизмов со здоровьем, не будем сейчас об этом. И у той девушки, о которой я упоминала, тоже. А через год у неё уже отросла такая грива, как у двух львов вместе взятых!
   — Почему же тогда все человечество не прибегает к такому методу? — недоверчиво поинтересовалась Эва.
   — Мне кажется, по двум причинам. Во-первых, сама попробуй. Каждую неделю заниматься касторкой — это, я тебе скажу, не всякому под силу. То времени нет, то сил, то настроения. Даже пресловутые восемь часов не всегда найдутся. А во-вторых, от касторочных процедур волосы темнеют, так что блондинок это может отпугнуть. Я сама замечала, что после касторки волосы отрастают темнее прежних.
   — Оно и понятно, — авторитетно заметила Эва. — Биологически обосновано: тёмные волосы вообще сильнее, крепче светлых.
   — Так оно и есть. Я в конце концов отказалась от касторки, потому как после третьего раза стала превращаться в шатенку.
   — Так ведь ничто не мешает при желании сделать волосы светлее. Слушай, гениальный способ! Ты меня не обманываешь? Знаю ведь, ты любишь людей разыгрывать.
   — Тогда давай встретимся, — обиделась я. — И ты сама увидишь на моей голове копну волос. Может, и не очень красивые, но свои. А если бы не касторка, то сейчас у меня вместо волос было бы… ладно, не стану выражаться.
   — А чего выражаться? Был бы парик, только и делов-то! Ладно, я тебе верю.
   — Ну, и в-третьих. Я уже сказала, результат будет заметён лишь через три месяца. Ну кто такое выдержит?
   — Тот, у кого голова на плечах! — твёрдо заявила Эва. — И тем самым можно переиначить народную мудрость об уме и волосах. Умные женщины и не такое выдержат! Послушай, ты мне открыла глаза. Теперь всем стану рекламировать твой способ. Смотри, как все-таки судьба вознаграждает человека за добрые поступки. Я ведь позвонила, чтобы сделать тебе приятное, и какую пользу извлекла из разговора для себя!
   Я полностью согласилась с подругой. Лучшее доказательство того, что добро всегда вознаграждается — моё поведение по отношению к Мизюне. Ведь, невзирая на все её пакости, я отказалась от мести — и пожалуйста, какую радость мне суждено было испытать!
   — Мизюня, конечно, не знает, что ты знаешь? — пожелала я убедиться.
   — Конечно, не знает, — подтвердила Эва, — и я не желаю, чтобы узнала. Тогда наверняка попросила бы меня держать в тайне это известие, и, представляешь, я вынуждена была бы держать рот на замке! Ужас! А так — сама решу, кому сказать, кому не стоит.
   Трудно было не согласиться с Эвой. Мизюня как бы оказывалась в наших руках, и сознание этого доставляло чрезвычайное удовлетворение. Можно было ничего не предпринимать, только смотреть и слушать, как приятная информация распространяется без нашего участия.
   Вот так последняя история с Мизюней разом вознаградила меня за все беды, доставленные ею раньше, и прекратила мои душевные терзания. Я пришла в такое расчудесное настроение, что проблема с приготовлением Гжегожу обедов уже не казалась неразрешимой, в конце концов, готовить я умею, можно ограничиться не очень трудоёмкими блюдами. А уж стирка в стиральной машине его рубашек, трусов и носков стала представляться прямо-таки развлечением. Да как мне вообще могла прийти в голову такая глупость — отказаться от поездки к нему?!
   Лысая голова Мизюни как-то уравновесила мою собственную. Нет, есть ещё справедливость в этом мире. С самой весны мучилась я с головами, и вот последняя меня одним махом вознаградила за все страдания с продуктами. Две головы Елены Выстраш, потом моя и Мизюнина, но у меня, по крайней мере, волос достаточно. И хотя моя голова доставляет мне множество хлопот, лучше уж иметь такую…
   И тут я вдруг почувствовала совершенно отчётливо — если сейчас не покончу со всеми этими головами — спячу, самым натуральным образом сойду с ума, и меня отвезут в сумасшедший дом. А мне это ни к чему, так что надо срочно переключиться на что-то другое.
   И вот в третий раз за этот год я ехала на свидание с мужчиной моей жизни, но теперь все было совсем не так, как тогда.
   В багажнике я не везла никаких предметов, на каждой стоянке проверяла, не подбросили ли мне чего. Голову я упорядочила, сделала химию, получилось неплохо, укладка держалась дней пять, и теперь я уже могла не бояться дождя. Очень надеюсь, что хоть два месяца эта благодать продержится. И нога была в полном порядке.
   Все вышесказанное не означало, что меня ничто не беспокоило. Нет, проблемы были, хотя и другого плана.
   — Совсем не ожидал, — огорчённо признался по телефону Гжегож. — Возникли две проблемы, прямо и не знаю, с которой начать.
   — Начни с плохой, — посоветовала я.
   — Обе неприятные, ну, изложу в хронологическом порядке. Как я тебе уже говорил, после визита экстрасенса жена почувствовала себя лучше и составила новое завещание. Наверняка её подговорила кузина. Я унаследую все состояние, но при условии, что за время болезни жены ни с одной женщиной не буду иметь дела. Условие не вызвало возражений со стороны юристов, видимо, приняли во внимание мой почтённый возраст.
   — И что, станут следить за тобой?
   — Во всяком случае, эта гарпия станет. Знаешь, я начинаю испытывать к ней те же чувства, что и к Мизюне, и денег ей не отдам! Лучше в Сену выброшу.
   — Так что, мне не приезжать?
   — Ещё чего! Напротив. Погоди, это ещё не все. Тут мне пришлось пережить два весёленьких денёчка. Как тебе известно, я отвёз их в санаторий, пожил там немного, убедился, что состояние жены вполне удовлетворительное, и улетел. И надо же так случиться, что именно в день моего отлёта в горах разбился небольшой пассажирский самолёт, который отправлялся через полчаса после нас. О катастрофе сообщили по телевидению. Жена смотрела передачу — и привет! Когда вечером я позвонил ей, мне сообщили, что у жены сильный нервный приступ, грозящий кровоизлиянием, и мне необходимо срочно вернуться. Я тут же прилетел в санаторий, жена была в ужасном состоянии, меня не узнала, ну да что я тебе буду все это рассказывать… Единственная радость — облегчил душу, сказал пару ласковых слов кузине.
   — Правильно!
   — Рад, что ты одобряешь. Но в результате болезнь жены настолько обострилась, что уже ни о каком улучшении не может быть и речи, от врачей требуются невероятные усилия, чтобы вообще сохранить ей жизнь.
   Я выразила Гжегожу соболезнования.
   — Вот я и решил тебе обо всем рассказать, чтобы знала, на что идёшь. Не очень-то здесь будет весело. Выдержишь?
   — Надеюсь, я сильная.
   — Закажу тебе номер в той гостинице, на углу.
   — Думаю, что я получила бы там номер и без предварительного заказа, а тебе не стоит рисковать. Гжесь, неужели в самом деле станут следить за каждым твоим шагом? И тебе нельзя даже ни одного раза ни с одной бабой встретиться? Ведь одна встреча ещё не означает, что ты с этой бабой связался. И даже две встречи.
   — Ладно, перестань болтать глупости, придумаем что-нибудь.
   И вот теперь, на полпути, я придумала. Поеду через Кобленц и Люксембург. В Кобленце куплю три разных парика. Полностью разделяя чувства Гжегожа по отношению к кузине, я бы, будь это в моей власти, с удовольствием лишила состояния его жену, назло упомянутой кузине. Гжегож от этого не обеднеет. К сожалению, не в моей власти такое. В моей власти лишь таиться и скрываться, чтобы избавить его от лишних неприятностей.
   Вот интересно, как они себе все это представляют? Они — жена, кузина, все эти адвокаты, юристы. Очень легко доказать в этих случаях «да», и намного труднее — «нет». Попробуй доказать, что ты не знаешь, сколько будет пятью пять. Или не помнишь собственный адрес. Как такое докажешь? Бродить под дождём по улицам и делать вид, что ищешь собственный дом? А с пятью пять и того хуже. В конкретном случае с Гжегожем вообще непонятно, что значит «связаться с бабой». Нет, не так. «Не иметь дела ни с одной женщиной». Здорово! Поди докажи, что не имеешь. И дефиниция какая-то расплывчатая. «Иметь дело». Что под этим подразумевается? Поселиться у этой женщины? Спать с ней в публичных местах? Ну, скажем, на скамейках в парке. Ежедневно посещать её? В таком случае кому-то поручили следить за Гжегожем день и ночь, не спускать с него глаз? Наняли специального человека?