Хмелевская Иоанна. Инопланетяне в Гарволине

   — Тёмный народ, тёмный народ, — недовольно продолжал бормотать ксёндз, однако, зная, что с этим народом ничего не поделаешь, выхватил из рук служки кропило и принялся кропить все подряд, что ему попадалось по пути, не замедляя шага. В том числе окропил и попавшегося под руку оператора кинохроники.
   Довольные бабы истово осеняли себя крестом. К их кучке присоединялись по дороге осмелевшие верующие.
   — Тёмный народ! — твердил своё ксёндз, не переставая, однако, кропить все подряд направо и налево. — Не понимают того, что, если эти существа и в самом деле явились к нам с другой планеты, могут усмотреть в моих действиях покушение на их свободу совести. Или вообще воспримут как акт агрессии…
   Тут шествие выбралось на площадь. Узрев блистающий космический аппарат, над которым продолжал таинственно кружиться, рассыпая искры, светящийся круг, ксёндз застыл как вкопанный. К этому времени на площадь вернулись многие из тех, кто в панике драпанул, приняв за нападение защитную реакцию инопланетян. Теперь-то гарволинцы поняли — гостям просто не понравилось, что пожарники собираются поливать их из своих шлангов, сами же гости явились явно с мирными целями. Вон как спокойно стоят, никому ничего плохого не делают.
   И постепенно вокруг космического корабля опять собрались зеваки, стоя, однако, на почтительном расстоянии от него почти правильным полукругом. К ним постепенно присоединялись и другие беглецы, выглядывавшие из своих укрытий и убедившиеся, что первым смельчакам космиты ничего плохого не сделали.
   Космические пришельцы тем временем поделили между собой обязанности. Двое из них взяли на себя охрану своего корабля, трое остальных приступили к установлению контактов с землянами.
   Директор школы, он же учитель математики, мелом чертил на булыжниках мостовой формулу теоремы Пифагора. Бедный математик уже пятый раз изображал формулу, пытаясь заставить непонятливое космическое существо перейти с неровного, выщербленного участка мостовой на более ровный тротуар, где теорема Пифагора предстанет если не во всей красе, то по крайней мере в приемлемой форме. Издали математик очень напоминал хозяйку, заманивающую в курятник упрямую курицу, подбрасывая ей зерно. Космический пришелец послушно топал за математиком, позволяя себя завлечь, за ним последовали и остальные, смешно ступая своими гусиными лапами.
   Добравшись до ровных квадратов тротуара, математик начал наконец проводить полноценный эксперимент. В пятый раз изобразив треугольник, он дорисовал квадраты к двум его сторонам, вопросительно взглянул на космическое существо и протянул ему мел, всем видом приглашая продолжить общение. Три космических чудовища, с трудом согнувшись над чертежом, похоже, изучали его внимательно, затем выпрямились, сдвинув свои круглые головы.
   — Как вы думаете, чего он от нас хочет? — взволнованно поинтересовался социолог, на всякий случай шёпотом.
   — Он изобразил теорему Пифагора, — так же взволнованно ответил консультант. — Насколько я её помню, мы должны дорисовать третий квадрат на оставшейся стороне треугольника. Это я ещё со школы помню. А вот если он перейдёт к высшей математике…
   — Ну так дорисуйте ему этот квадрат!
   — Я? — возмутился консультант. — Да мне ни в жизнь не согнуться!
   Тем временем закалённый в общении с дубиноголовыми учениками преподаватель ласково и терпеливо уговаривал пришельца:
   — Ну возьми же мелок! Не бойся! Что надо тут изобразить? Подумай хорошенько…
   Толпа на площади, затаив дыхание, с напряжением следила за исторической сценой установления контактов землян с пришельцами из глубин Вселенной. Ни один из зевак не остался равнодушным, каждый на свой лад переживал торжественные мгновения, стараясь не помешать. Если и обменивались замечаниями, то только шёпотом.
   — Гляди, совсем ходить не умеют, как паралитики какие…
   — Может, они у себя и вовсе не ходят.
   — А что, летают?
   — Кто их там знает. Или летают, или ездят на чем…
   — Да, не скажешь, что они спортивного склада, — недовольно заметил местный футболист.
   — Спортсмены не спортсмены, а видишь, откуда прилетели! — возражали ему.
   — По-русски никто не пробовал с ними заговорить? — интересовались в толпе.
   Ему отвечало сразу несколько голосов:
   — Да по-всякому пробовали. И по-русски, и по-английски, дворник Шварц вспомнил свои военные годы и по-немецки попробовал, а парикмахер, тот даже по-французски спросил, парле ву Франсе?
   — И что?
   — А ничего! Не знают иностранных языков, молчат как пни.
   — Аптекарь по-латыни к ним обратился!
   — Интересно, что он им по-латыни сказал?
   — Названия лекарств, больше он ничего не знает, да они все одно не поняли.
   — Жаль, по-китайски никто у нас не умеет…
   — Пан, ты в своём уме? Храни нас Господь от китайцев…
   — Люди, а что там в серёдке у них такое жёлтенькое чернеется?
   — Я бы уж скорее с ними по-японски попробовал.
   — Так попробуй. Люди, дайте человеку с японским пройти!
   — Да нет, я-то сам не говорю, думал, может, кто умеет.
   — О, председатель местной кооперации два года во Вьетнаме сидел! Надо за ним сбегать!
   — Какой смысл? Они вообще не говорят по— человечески!
   — Глядите, глядите, наконец до них дошло! Одно из космических чудовищ неуклюже взяло мел в лапу и, шагнув через тротуар, с трудом накорябало на стене дома косую линию, долженствующую соответствовать третьей стороне треугольника. Площадь замерла, даже ничего не смыслящие в геометрии гарволинцы поняли, что настал исторический момент. И когда пришелец вкривь и вкось изобразил на черте нечто отдалённо напоминающее квадрат, зеваки разразились рукоплесканиями, криками и одобрительным свистом.
   Безумно взволнованный историк шептал на ухо директору школы:
   — Видите, они оперируют мысленными аббревиатурами. Высшая степень цивилизации! Надо бы им нарисовать нашу солнечную систему, а ещё лучше — всю нашу галактику, может, покажут, откуда прилетели. Потрясающе! Колоссально! Наверняка их космический корабль двигался с помощью умственной энергии! Рисуйте же!
   — Солнечную систему я ещё изображу, — сконфузился математик, — а вот галактики наизусть не помню. И вообще мне проще общаться с ними математически.
   И, вынув из кармана запасной кусок мела, директор школы принялся что-то писать на стене дома.
   Оставшиеся караулить вертолёт сатирик с пилотом были очень недовольны поведением своих коллег.
   — Ведут себя как бараны безмозглые! — выходил из себя сатирик. — Люди им аплодируют, поздравляют, а им хоть бы хны! Кретины!
   — А что бы вы делали на их месте? — поинтересовался пилот. — Раскланивались бы?
   — Да хоть как-то прореагировать же надо! Представьте, что вы приземлились на какой-нибудь Альфе Центавра. Приземлились, значит, приступили к установлению дружеских контактов, а тут вдруг центавряне принимаются испускать какие— то непонятные звуки. Для вас совсем непонятные, на земные не похожие, то ли хрюкают, то ли стенают. Ведь это наверняка заставит вас как минимум встревожиться!
   — Точно! — согласился пилот. — Я бы обернулся и посмотрел, чего это они. Какое у них, к примеру, выражение на лицах…
   — Да нет, — засомневался вдруг сатирик, — по выражению правильной реакции не определишь, вы ведь не у себя на Земле. Вдруг тамошние жители в приливе дружелюбия начинают скалить зубы или плеваться? Нет, нам правильно их реакцию никак не оценить.
   Сообразительный пилот сразу усёк суть проблемы и задумался.
   — Холера! Вы правы. Тогда, может, дать им понять, что мы не первый раз на Земле, что случалось незаметным образом навещать гарволинцев и раньше, так что мы знакомы с их обычаями и чрезвычайно признательны?
   Сатирик полез было в затылок, чтобы почесать его, да вовремя одумался. Пилот тоже непроизвольно привёл в движение своё оружие — автомобильное шасси, которое тут же оглушительно загрохотало. Грохот заставил ближайших зевак отскочить, а сатирика с пилотом привёл в чувство.
   — Неплохо было бы приблизиться к людям и дружески дать им понять… Только как?
   Пилот помнил о дисциплине.
   — Мы не можем покинуть свой пост, — сурово сказал он. — Нам с места двигаться нельзя.
   За разговором и раздумьями пилот с сатириком не заметили, как к космическому кораблю приблизился ксёндз — бабы немного отстали — и, вытащив кропило, замахнулся им на корабль. В этот момент одно из стерегущих машину страшилищ направило на него какую-то странную штуку, оглушительно загремевшую. Ксёндз было попятился, но, услышав, как за спиной заголосили правоверные католички, с отчаянной решимостью ступил шаг вперёд и окропил машину, страшилищ— марсиан и передний ряд зевак. Многие из последних преклонили колени и принялись истово молиться.
   Редактор с микрофоном в руке и блаженным выражением на лице растроганно наблюдал с близкого расстояния церемонию окропления. Внезапно его схватил за локоть какой-то мужчина.
   — Вы журналист? — спросил он и, не дожидаясь ответа, продолжал: — Впрочем, это не имеет значения, главное, у вас есть магнитофон, так что запишите это!
   — Что именно? — не понял редактор.
   — Грохот их странной машинки! Может, это вовсе не оружие, а их речь! Может, они с помощью машинки выражают свои мысли! Пусть потом наши учёные исследуют! Ну, скорей же!
   Прекрасно зная, что представляет собой машинка, редактор попытался отделаться от любознательного земляка.
   — Да нет же, не может быть! Просто грохочет, когда её по булыжникам возят, слышите? На неровностях подпрыгивает и грохочет. Это никак не может быть их речью. Зачем морочить голову нашим учёным?
   Однако любознательный гарволинец мёртвой хваткой вцепился в редактора и поволок его к марсианину, громко возмущаясь:
   — Вот у нас всегда так! Отсталый народ, двигай с такими вперёд науку! Поймите же, в данном случае от вас может зависеть новый виток в развитии межпланетарных взаимоотношений! Да что вы упираетесь? Ну вот, теперь доставайте свой микрофон, пониже установите… Он сейчас опять пустит в ход свою машинку. Ну!
   Межпланетное чудище и в самом деле в этот момент с грохотом двинуло свою машинку. Обалдевший от натиска любознательного гарволинца редактор послушно поднёс свой микрофон к дьявольской машинке. Люди на площади замерли, а чудище любезно принялось шуровать машинкой по булыжникам мостовой, словно понимая, что именно это от него требуется. Прижатый мощной дланью любознательного к земле, редактор старательно записывал грохот игрушечного грузовика…
   Тем временем учитель математики кончил выводить на стене дома какое-то математическое уравнение и выжидательно обратился к марсианину. Консультант по вопросам науки и техники, понимающе наклонив огромную круглую голову, приподняв руку с зажатым мелом, шагнул к стене и чуть не свалился с ног от мощного удара шлемом. Удар нанёс стоящий рядом художник, излишне резко приблизивший свой шлемофон к шлемофону консультанта.
   — Ты что, спятил? — цыкнул консультант. — Я и без того плохо соображаю.
   — А что ты собираешься написать? — грозно поинтересовался художник.
   — Да любое другое уравнение, кое-что ещё помню.
   — Соображай! Мы же не знаем ни их языка, ни их алфавита.
   — А я помню, как пишется альфа и омега, вот и напишу, — стал было хвастаться консультант, но художник закричал на него страшным голосом:
   — Осел! Никаких букв, даже греческих!
   — Так что же мне делать? — растерялся консультант.
   — Нарисуй ему что-нибудь!
   — Не умею я рисовать! И из геометрии ничего, кроме Пифагора, не помню.
   — Ну так изобрази ему строение атома.
   Поднапрягшись, консультант вспомнил, как на занятиях в Политехническом рисовали на доске строение атома, кивнул своей огромной головой и сделал шаг к стене, наступив при этом одной ластой на другую. Однако на ногах устоял и, неуклюже приподняв руку, принялся на уровне желудка чертить на стене какие-то безобразные эллипсы. Математик с волнением наблюдал за его творчеством.
   Социолог решил отметить и реакцию детей на прилёт космонавтов. Для наблюдений он выбрал маленькую девочку, с увлечением евшую яблоко и во все глаза уставившуюся на него. Он, в свою очередь, уставился на неё. В толпе это заметили. Девочка на всякий случай спряталась за спинами взрослых.
   Один из зевак вслух предположил:
   — А может, оно голодное?
   — Э, какое голодное, — не согласился второй. — Наверное, просто хочет понять, что это такое.
   Второй вытолкнул девочку вперёд, ласково приговаривая:
   — Не бойся, малышка, не бойся! Покажи ему, как у нас едят.
   — Оставьте ребёнка в покое! — истерично вскричала какая— то женщина. — Ещё что ей сделает… Глядите, какой он огромный и страшный! И неуклюжий.
   — Слон тоже огромный и неуклюжий, — возразил ей кто— то, — но ребёнка никогда не обидит.
   — Да ведь это не слон! А ты если такой умный, сам и покажи.
   И немедленно из тесных рядов зевак выдвинулся вперёд какой-то молодой человек с яблоком в руке, прочно встал перед марсианским чудищем и бесстрашно обратился к нему:
   — Ты, гляди внимательно. У нас вот так это делается, видишь? — И он принялся демонстративно пожирать яблоко, нарочно выразительно двигая челюстями и причмокивая. — Это у нас еда такая, дошло?
   И он протянул неземному существу второе яблоко.
   — Вот, возьми, попробуй. Да не бойся ты!
   Немного поколебавшись, марсианское чудовище приняло подарок. А перед ним уже, став рядком, пятеро добровольцев показательно пожирали яблоки, чтобы небесный гость имел возможность в деталях изучить процесс поглощения пищи на Земле. Растолкав их, к марсианину протиснулся какой— то оборванец с колбасой и протянул её пришельцу.
   — Что вы все яблоками его угощаете? Может ему пожрать охота.
   У социолога от умиления слезы показались на глазах, что, к счастью, не было заметно со стороны. Сердце социолога переполняли поистине неземные восторг и эйфория. И безграничная любовь к этой чудесной общественности, которая столь благожелательно отнеслась к страшному созданию с далёкой планеты, нежданно-негаданно прилетевшему в их тихий городок. Вот только что делать с полученными яблоком и колбасой? Съесть их он не мог, понятное дело, спрятать тоже некуда, бросить на землю — невежливо по отношению к дарителям, опять же можно испортить столь хорошее начало завязавшихся контактов. Вот и стоял он, держа в серебряных лапах земные дары, и потел от эмоций и от жары в своей металлической сбруе. И тут ему в голову пришла спасительная мысль. Неуклюже развернувшись, он зашлёпал к оставшимся у космолёта коллегам и протянул дары пилоту, которого опознал по оружию.
   — И что мне с этим делать? — спросил пилот, переняв дары землян.
   — Осматривайте, как нечто никогда вами не виданное, — посоветовал социолог. — Ах, что за реакция! Что за общественность! Славянское гостеприимство! Нельзя их разочаровать. Просто некрасиво будет с нашей стороны.
   — Хорошо. Если что ещё путное дадут, берите…
   На почте и телеграфе клубились толпы людей. Все требовали немедленно соединить их с разными городами Польши или желали отправить телеграммы-молнии. Телефонистки и телеграфистки сбились с ног. Из толпы с трудом выбрался мужчина, который раньше других сообразил кинуться на телеграф, чтобы заказать разговор с Гданьском. Десять минут назад он, не помня себя, орал в трубку:
   — Помереть мне на этом месте! Клянусь, святая правда! Нет, ни капли во рту не было! Да, своими глазами видел! Так что садись на что угодно — машину, самолёт — и двигай сюда! Важно первому это осветить! Видел я тут машину телевидения и кинохроники, но они здесь оказались случайно, так что никто заранее не знал! По-моему, представителей столичной прессы ещё нет! Уверен, не розыгрыш. Не слышу, что? А, в данный момент рисуют друг дружке геометрические теоремы! Да не люди же, уверен! Пока неизвестно откуда, говорят, прямо из космоса…
 
 
   В редакции центральной гданьской газеты редактор положил трубку и с совершенно обалделым выражением лица посмотрел на окруживших его сотрудников.
   — Космический корабль приземлился в Гарволине, — потрясённо сообщил он. — Звонил брат.
   — А какой корабль? — деловито поинтересовался спортивный обозреватель. — Наверняка американский?
   — Да нет, вроде бы вообще не наш. Не с Земли, значит. Неизвестно откуда.
   Теперь потрясённо молчали сотрудники, не зная, как отнестись к такому необычному сообщению.
   — А твой брат… эээ… как бы сказать помягче… здоров? — наконец выговорил театральный критик.
   — Нормальный мужик. И не пьяница. Я уверен — звонил трезвым…
   Сотрудников прорвало, все заговорили одновременно.
   — Пришельцы в Гарволине? Почему именно в Гарволине?
   — А почему бы и нет? Если они из космоса, им все равно, где сесть.
   — Быть такого не может! Позвонил, чтобы тебя разыграть!
   — Нет, клялся-божился, что говорит правду. И собственными глазами видел их!
   — Да бросьте вы! Если бы к нам что-то такое из космоса летело, их бы уже давно засекли. И все бы знали!
   — Так бы тебе и сообщили, держи карман…
   — А я разве говорю, что мне? У них, за бугром, растрезвонили бы сразу.
   — Слушайте, а может, он запутался среди спутников, вот его и проглядели…
   — И за бугром могли не афишировать…
   — Братцы, вы никак спятили! Ну как же можно всерьёз такую ерунду принимать? Ведь всем известно — в космосе нет жизни. Все новейшие исследования…
   — Поцелуй меня знаешь куда со своими новейшими исследованиями!
   — Дорогие мои! — размечтался вдруг обычно суровый литературный критик. — Представьте, вдруг они и в самом деле прилетели! То, о чем мечтало человечество — свершилось! Помните загадочные рисунки ацтеков, майя и прочих инков? Совсем другая жизнь…
   — Уже и коммунизм построен! — ядовито добавил другой критик, театральный.
   — Но ведь и в самом деле что-то там прилетело и село на рыночной площади!
   — А где гарантия, что прилетело действительно из космоса? Бред какой-то! Кто в такое может поверить? Просто один из спутников по ошибке сел не там, где надо, вот и весь секрет!
   — Заткнитесь! — прикрикнул на сотрудников редактор. — Брат чёрным по белому сказал — приземлился межпланетный корабль и инопланетяне из него вышли! И все их видели!
   — Подумаешь! Из спутников тоже могут выйти…
   — Так ведь он сказал: они не люди!!!
   В комнате воцарилась тишина, даже у скептиков не нашлось возражений. Все вздрогнули от неожиданности, когда заведующая колонкой по науке и технике вдруг с криком сорвалась с места.
   — Мой муж! — вскричала она, задыхаясь от волнения.
   — При чем тут твой муж? — не поняли коллеги.
   — Он тоже видел! Сегодня рано утром он мне сказал, да я не поняла! Видел ночью на шоссе, как оно летело в сторону Гарволина!
   Нелегко было добиться от потрясённой жены врача связного рассказа о ночном путешествии мужа. Очень мешал то и дело всплывающий заяц. Тем не менее это косвенное подтверждение заставило газетчиков поверить в сообщение брата редактора.
   — Ну и дура баба, только сейчас вспомнила! — ворчал спортивный обозреватель.
   — Так ведь до неё и сейчас не дошло, в чем дело! Услышала, как мы обсуждаем необычное явление, и в её мозгу возникли подсознательные ассоциации, — привычно подвёл теоретическую базу критик. — A самостоятельно соображать женщины просто по своей природе не могут.
   — Тоже мне умник нашёлся! — отбивалась жена врача. — Просто не до вас мне, вон из статьи надо три абзаца выкинуть, голову ломаю.
   Редактор решился.
   — Что бы там ни село — едем! На всякий случай, а вдруг… Быстрее, может, ещё успеем!
 
 
   Тем временем на центральной площади Гарволина межзвёздные контакты постепенно расширялись и крепли. За ними с неослабевающим вниманием наблюдали редактор и фоторепортёр, которым удалось найти друг друга в толпе. Теперь они подобрались возможно ближе к кораблю с пришельцами старались зафиксировать наиболее интересные моменты.
   Вот к пришельцам осторожно приближаются два пожарника, на сей раз с пустыми руками, без шлангов, но зато в асбестовых костюмах. Видимо, самые отчаянные. Они подходят все ближе…
   Один из оставшихся у корабля космитов бдительно обернулся к пожарникам и легонько двинул вперёд своё страшное оружие. Пожарники остановились, пришелец тоже замер. Стражники шагнули вперёд, и пришелец пустил в ход оружие. Оглушительно загрохотав, его адская машина выстрелила тучей серебристой пыли. Пожарники пустились наутёк.
   — А я ведь говорил — им не нравится, когда подходят к кораблю слишком близко! — удовлетворённо заметил один из зрителей, тесно сгрудившихся за спиной фоторепортёра.
   Опустив фотоаппарат, чтобы немного отдохнули онемевшие от тяжести руки, фоторепортёр шёпотом поделился с редактором своими впечатлениями.
   — Надо же, а ведь всего-навсего фен для сушки волос! Я сам поверил бы в пришельцев, если бы не знал.
   — Пришлось записать проклятый фен, — тоже шёпотом отозвался редактор, — общественность заставила. Записал, чтобы подозрений не вызвать.
   И редактор опять незаметно включил магнитофон, чтобы записать обмен мнениями между зеваками.
   — Вот интересно, это живые существа или автоматы? — спрашивал кто-то у ветеринара, видимо слывшего большим специалистом по живым существам.
   Поддерживая свою репутацию, ветеринар постарался ответить как можно солиднее:
   — Автоматы в таких комбинезонах? Полагаю, это все-таки люди. Вернее, не люди, но живые организмы. Скорее всего, организмы белковые.
   — Так чего же эти организмы напялили скафандры?
   — Видимо, наша атмосфера для них гибельна.
   — Ещё бы! — подхватил женский голос. — Не только для них. Столько вони от этих автобусов, свободно задохнуться можно!
   — Вам не кажется странным, что тут космиты, а до сих пор нет ни газетчиков, ни телевизионщиков. Такого не передать на всю страну!
   — Окстись, пан! И телевидение, и радио давно примчались, вон, за углом стоят, высунуться боятся.
   — И все равно, в кои-то веки марсиане прилетели…
   — Да не марсиане это! На Марсе нет жизни!
   — А тебе не все равно, откуда они? С Марса или нет, главное — к нам прилетели. Только бы с ними удалось договориться.
   — Надо срочно специалистов вызвать, учёных людей. Уж они бы с ними сумели поговорить.
   — Не беспокойтесь, я видел — тут у одного коротковолновый передатчик, так он всю дорогу куда попало сообщает. Всем растрезвонил на всю Европу…
   — Вся Европа польского не понимает.
   — Так ведь слова «космос», «марсиане», «НЛО» — не польские, всем понятные. Ну, а Гарволин наш прославится на весь мир, факт!
   Услышав последний разговор, фоторепортёр переглянулся с редактором, и они незаметно выбрались из толпы.
   — Холера, рановато крик на весь мир подняли, — озабоченно сказал редактор.
   — Того и гляди прилетит что-нибудь серьёзное…
   — Не волнуйся, — успокоил его фоторепортёр, — так сразу не прилетит. Сначала ведь никто не поверит, им надо будет согласовать с руководством свои действия, а на это потребуется время. Так что у нас ещё в запасе час-другой…
   Оптимизм коллеги придал силы редактору, тот оживился.
   — В таком случае не станем терять драгоценные минуты, за дело.
   — Послушай, Адам! — вскричал вдруг фоторепортёр, которому в голову внезапно пришла блестящая идея. — А что, если нам задержать их тут дня на два? Сколько можно нафотографировать, позаписывать. Нет, ты представляешь, какие это деньги? На всю жизнь хватит! И неважно, верит общественность или нет, пусть сомневается, этого вполне достаточно!
   У энтузиаста-редактора загорелись глаза, но тут же потухли. Подумав, он покачал головой и вздохнул.
   — Нет, номер не пройдёт. Наверняка в кодексе найдётся какая-нибудь статья об «использовании в целях наживы»… Не успеешь моргнуть, как окажешься за решёткой.
   Фоторепортёр тоже вздохнул.
   — А жаль, ведь уникальные возможности… Ну ладно, что будем делать? Кончаем представление или подождём, может, ещё кто подъедет? Рискнём?
   — Я бы рискнул, только надо предупредить Ольшевского, чтобы взял ответственность на себя. И пусть действует в зависимости от обстоятельств, может, и скажет правду, и так ведь без опровержения не обойдётся. Ты прав в одном: уникальную возможность следует использовать на всю железку!
   Фоторепортёр огляделся по сторонам.
   — Ольшевский вон там сшивается, — мотнул он подбородком в сторону аптеки, где замдиректора Центра по изучению общественного мнения с блаженным выражением лица направо и налево задавал вопросы общественности, первый раз без труда получая на них добровольные и искренние ответы. Он уже отказался от намерения записывать ответы, поняв, что все равно всех записать не сумеет, просто не успеет. А люди охотно отвечали на его вопросы, полагая, что это только обмен мнениями в небанальной ситуации. Ведь ответов не записывают, фамилий не спрашивают, вот люди и не пугались, откровенно высказывая своё мнение.
   Протолкавшись к замдиректора, редактор с фоторепортёром высказали ему свои соображения относительно использования на всю железку уникальной возможности изучить общественное мнение. Да, да, протянуть эксперимент как можно дольше!
 
 
   Диспетчер автовокзала охрип от напрасных криков, пытаясь отправить в рейс очередной автобус.
   — Ты хоть соображаешь, что уже на два часа опаздываешь? — орал он на шофёра. — Да плевать я хотел на космос с его пришельцами, у меня график! Немедленно отправляйся, потом не расхлебаешь неприятностей! Не только мне шею намылят, и ты поплатишься!