— А вы где обитаете?
   — На Нижнем Мокотове.
   — Что вы говорите, совсем близко! Значит, судьба. Где мне вас ждать?
   — Нигде. Переться куда-то на ночь глядя, хотя бы и к вам на свидание? Нет уж, увольте. Правда, если честно, любопытство меня гложет, не мешало бы на вас взглянуть. Но я намерена свою любознательность укротить, покончить со статьёй и завалиться спать.
   — Ну так слушайте меня. Я сейчас положу трубку, мы с вами оба ещё потрудимся, а через час я вам перезвоню, вдруг к тому времени вы настроитесь иначе. По рукам?
   — По рукам. Навряд ли настроюсь иначе, но насчёт звонка не возражаю. Ваши звонки на меня действуют благотворно.
   — Отлично, тогда пока.
   — Пока.
   И он дал отбой. А меня с новой силой стали терзать те же муки, не надолго же я от них отвлеклась. Женщина с отнюдь не интеллигентным голосом? Ну уж нет! Этого я так не оставлю!
   — Пожалуйста, номер триста тридцать шестой…
   Гудки.., гудки.., гудки…
   — Номер не отвечает…
   — Спасибо.
   Как это не отвечает? А та женщина?.. Правильно я сделала, что не поверила. Была она в номере или не была, сейчас её нет! А если он у себя, то непременно подошёл бы к телефону, он всегда подходит. Черт подери, меня обманули!
   Значит, его нет на месте. Но ведь приехал — и не объявился. Не мотался же он все три дня по городу. Не мог выкроить минутки для звонка? А я трое суток сижу тут сиднем, мчусь как оголтелая с работы на такси… Чего уж гадать: я ему не нужна или нужна как собаке пятая нога.
   Ненавижу! Выбить его из головы, выбить любой ценой! Клин клином!..
   Клин клином? Такой приятный голос… Что за человек? Надо его прощупать, подольше с ним поболтать… В четверть первого? Ещё чего! Буду я болтаться невесть где в четверть первого! Делать мне больше нечего, как встречаться за полночь с незнакомым мужчиной, о котором я только и знаю, что у него приятный голос…
   Клин клином…
   Да что ж это я себе думаю, надо ведь писать статью!
   Через час телефон зазвонил. Я взяла инициативу в свои руки и стала затягивать разговор, переводя то на одно, то на другое. Придраться было не к чему, полная непринуждённость. Очень интересный тип, все при нем — полет мысли, чувство юмора, а голос! Один голос чего стоит…
   Через сорок пять минут я сломалась. А может, и правда?.. В конце концов, что тут такого? Может, он и в самом деле симпатичный, культурный человек, ну, решил почудить. Велика беда, на меня тоже иногда находит. Нет, дудки! Чего ради я стану вылезать из дому?
   — Через полчаса я вам ещё перезвоню…
   Буря в моей душе переходила в лёгкую зыбь. Оскорблённая гордость брала своё. Ах, не позвонил? Тем хуже для него. Поставим точку. Хватит ждать и терзаться. Завьём горе верёвочкой. Вот возьму и соглашусь на встречу. И будь что будет!
   Чего тут думать, ведь если я удержусь от одной глупости, то натворю тьму других. Или — или: или встречаюсь со странным типом, решившим обзавестись знакомством на ночь глядя, или теряю над собой контроль и начинаю обрывать гостиничный телефон. Лучше уж первое. А то как я буду выглядеть? Жалкая настырная дура, никакой женской гордости…
   — На чем порешим? — с магнетической мягкостью прогудело в трубке.
   — Эх, где наша не пропадала, — решилась я. — Но шастать невесть где в потёмках не собираюсь. Приезжайте сюда.
   — С превеликим удовольствием. Куда ехать? Я назвала улицу и номер дома. Мне уже было море по колено. В конце концов, ничего страшного, если загадочный тип окажется из породы банальных хамов. Уже не раз я имела счастье сталкиваться с такого сорта особями, и худо-бедно удавалось поставить их на место. А насчёт того, что прямо в прихожей набросятся, убьют или изнасилуют, то в это, простите, верится с трудом. Не так это просто, как кажется. Да будь он хоть трижды грабитель, невелика беда. У любого злодея при виде моих хором опустятся руки. Не на что глаз положить, часы и те плохо ходят.
   — Только не рассчитывайте, что я вас покормлю, — затревожилась я, вдруг вспомнив о законах гостеприимства. — В лучшем случае могу угостить чаем, больше потчевать нечем.
   — Не беспокойтесь, я поужинал. А., простите за нескромный вопрос, вы замужем?
   — Нет, бог миловал. Свободна в полном смысле слова. Кстати, а у вас жена имеется?
   — Нет.
   — А была?
   — Была.
   — И что вы с нею сделали?
   — Во всяком случае, не задушил. Что можно сделать с женой? Развёлся.
   — Очень любезно с вашей стороны. Ну что же, ехать так ехать. А то с меня станет и передумать.
   — Сию минуту. Только у меня к вам просьба. Окажите милость, сойдите вниз к подъезду, чтобы мне не плутать ночью в чужом доме. Буду вам очень признателен.
   — Хорошо. Подожду у подъезда.
   — Тогда уж заодно скажите, в чем вы меня встретите, а то как бы не обознаться.
   — В фиолетовом пальто.
   — Фиолетовое, в потёмках? Нет, не разгляжу. Может, водрузите на голову что-нибудь примечательное? А то вдруг там выстроятся сразу две дамы!
   — В такую-то пору — и напороться на столпотворение аж из двух дам? Но если хотите, могу прихватить с собой какой-нибудь опознавательный предмет. Скажем, половую щётку.
   — Прекрасная идея. Договорились, дама со щёткой — это вы.
   — Значит, замётано. Хотя нет, не очень удобно носиться по этажам со щёткой, лучше я возьму в руки длинную такую трубку из технической кальки. Белого цвета, сразу видна.
   — Хорошо, пусть будет калька. Через двадцать минут я у вас. До скорого.
   — Честь труду, — бросила я и положила трубку. Слезла с дивана, выкарабкавшись из вороха подушек, одеял и шпаргалок, образующих живописный бардак. Огляделась окрест и стала расчищать ристалище.
   …Через двадцать минут… Вот чудак! Неужто рассчитывает в такое время, ещё и в Аллее Лётчиков, поймать такси? Да ни в жизнь не успеет.
   Можно не спешить.
   …Но ведь неспроста же он сказал это так уверенно.., вдруг машина у него под рукой? Тогда, конечно, успеет. Зато мне не успеть навести порядок и красоту.
   И я засуетилась.
   Ровно в пятнадцать минут первого я сошла вниз в пальто, в чёрных шлёпанцах на ногах и с белой трубкой в руках. Перед домом, по другую сторону проезжей части, стояла “Варшава” с работающим мотором, а в ней сидел за рулём джентльмен в шляпе. Я остановилась на тротуаре на своей стороне, усиленно в него вглядываясь.
   Джентльмен в шляпе опустил стекло, высунул голову и крикнул:
   — Садитесь!
   — Не могу.
   — Почему?
   — У меня там чайник кипит.
   — Так снимите его и возвращайтесь.
   — Ну вот ещё, носиться по этажам я не нанималась! Вылезайте.
   Во время нашего препирательства я стояла в шлёпанцах, утопая в слякоти, и мы с ним перекрикивались через всю улицу. Припомнив, что время позднее и для таких акустических эффектов скорей неподходящее, я стала перебираться на его сторону. Мой собеседник молча наблюдал с проезжей части за моими усилиями, потом сказал:
   — Стойте. Ждите меня там, где стоите.
   Он тронул машину и подъехал прямо ко мне. Туг уж не оставалось ничего другого, как подсесть к нему. Джентльмен поцеловал мне руку и что-то в неё буркнул — учитывая общепринятые нормы вежливости, скорей всего представился. Я всматривалась в него во все глаза, но попробуй в темноте разгляди.
   — Куда мы едем? — спросила я, глазами души видя перед собой выкипающий чайник.
   — В таких случаях говорят — куда прикажете. Жаль, но приходится сказать другое — ищу, где бы развернуться к дому.
   Обогнув несколько корпусов, мы возвратились к подворотне. Тут он спросил, нельзя ли поставить машину во дворе, а то у него несколько раз её угоняли и ему это уже надоело.
   Я вышла, открыла ворота и прошествовала вперёд, чтобы показать место, где можно припарковаться, — при этом от меня не ускользнуло, что со всех сторон я освещена фонарями и представляю собой идеальную мишень для наблюдения.
   "Любуйся, любуйся, — ехидно подумала я. — Ничего, сейчас я тобой тоже полюбуюсь…” Прислонившись к двери, я стала ждать своего часа. Он поставил машину, выключил мотор и вылез наружу.
   В первую минуту я оторопела — ожидала увидеть так себе мужичка, средней плюгавости, а вылезла такая каланча, что я тихо ахнула. Сколько в нем могло быть? Метр девяносто пять? Или все два? Во всяком случае, в первую минуту у меня аж дух перехватило, но только в первую минуту, а потом я возрадовалась: слава богу, такому росту любые каблуки не обида.
   Я провела его наверх и впустила в квартиру. Сняла пальто, мой гость тоже, проследила, чтобы он не сунул нос на кухню, где за нехваткой времени идеальный порядок навести не удалось, ловко затолкала его в комнату и, усадив в кресло, пристроилась напротив. Покончив со вступительной частью, я поймала себя на том, что чувствую себя довольно глупо. Ситуация сложилась, мягко говоря, неординарная. Резкий переход от телефонного контакта к непосредственному выбил меня из колеи. Как-то странно было осознавать, что мужчина, с которым я сейчас сижу с глазу на глаз, — тот самый, с которым я только что ворковала по телефону.
   — А вы точно тот самый? — вырвалось у меня помимо воли.
   — Да вроде бы точно, — улыбнулся он. Улыбка у него оказалась на редкость обаятельная. И вообще весь он был вполне симпатичным, хотя совершенно не мой тип. Не говоря уж о росте, которым природа наградила его чересчур щедро, глаза у него были тёмные, а тёмные глаза не в моем вкусе. Волосы тоже тёмные, почти чёрные, гладко зачёсанные назад, очень красивые зубы и что-то с подбородком. Не дефект, ничего особенного, просто какая-то такая форма, которая мне тоже не понравилась. Но если без придирок, то общее впечатление складывалось довольно благоприятное. Намётанным взглядом я успела по достоинству оценить и хороший костюм, и ухоженные руки.
   А дальше-то что? Я внимательно и бесстрастно разглядывала его, чувствуя некоторое приятное волнение от неординарности ситуации, а где-то глубоко в душе деликатно давало о себе знать лёгкое сожаление… Передо мной всплыло другое лицо, с другими, голубыми глазами… Вот бы сейчас напротив меня сидел не этот, а тот!.. Тот, который за целых три дня не нашёл минутки мне позвонить. Тот, с которым какая-то дама общалась не слишком интеллигентным тоном…
   Нет, к черту! Клин клином!
   Я вернулась к действительности, которая, надо отдать должное, на поверку оказалась не так уж плоха, хоть и требовала от меня кое-каких, минимальных впрочем, усилий. Хозяйка дома не может до бесконечности сидеть набрав в рот воды и по-идиотски таращиться на гостя. Я встала с кресла.
   — Хотите чаю? С прискорбием должна признаться, что ничего другого в этом доме не найдётся, зато чаю могу предложить в неограниченном количестве.
   — Не откажусь, хотя вовсе не обязательно. Я приготовила чай, принесла сигареты и снова плюхнулась в кресло, чувствуя себя уже более-менее хозяйкой положения. Почему-то чай показался мне фактором, стабилизирующим обстановку. Слегка смущала, правда, мысль о щербатом потолке, с которого в любой момент могла посыпаться штукатурка — она взяла себе за правило отваливаться в самые неподходящие моменты и норовила, подлая, угодить гостям прямо в чашку, но я успокоилась на здравом рассуждении, что не штукатурку же, в самом деле, он пришёл сюда рассматривать, а меня, и если уж на то пошло, так это я устраиваю ему смотрины, а не наоборот. Любопытно, как он себя поведёт и как станет объяснять свой странный визит. Ради чего он его затеял? Потянуло на пикантное приключение? Вообще-то обстоятельства укладываются в тривиальную схему, ситуация типична до банальности, вся загвоздка в том, что я-то особа ни в коем случае не типичная, не вписываюсь ни в какие схемы. И на дух не выношу всяческой тривиальности.
   — Может, вы расскажете немного о себе, — сказал мой гость, слегка улыбаясь. Вид у него был такой, словно он ждал с моей стороны некой инициативы.
   — По-моему, вы и так чересчур посвящены в мои дела, — запротестовала я. — Пора бы уж и мне кое-что о вас услышать.
   — Где же чересчур, ничего не знаю, кроме того, что у вас оригинальный склад ума и вы интересуетесь человеком из номера триста тридцать шестого. И расстраиваетесь из-за него — на мой взгляд, совершенно напрасно.
   — Да ещё пускаюсь в сумасбродства, довольно рискованные и глупые.
   — Что вы называете сумасбродством?
   — А как иначе можно назвать нашу встречу? Приглашать незнакомца в такое дикое время! По телефону вы могли быть неотразимы, а на поверку оказаться заурядным бандитом.
   — Надеюсь, не оказался?
   — Просто повезло, дураков бог бережёт. Впрочем, с вами ещё надо разобраться. Хорошо бы взять интервью на манер читательской анкеты в “Пшекрое”: ваш духовный паспорт. Каков ваш идеал счастья?
   — Спокойствие. Спокойствие, спокойствие, и ещё раз спокойствие.
   — В таком случае вы не туда попали. Спокойствие — это последнее, что вы можете найти в моем обществе. А что вам больше всего не нравится?
   — Раки. У меня от одного их вида аллергия. И хамство.
   Я задумчиво приглядывалась к нему. Кем этот человек может быть?
   — Кто вы, собственно? — не удержалась я от вопроса.
   — Законопослушный гражданин ПНР. Кроме того, как я уже говорил, коммерсант, разведён, детей нет. Очень много работаю, имею прекрасную квартиру, словом, живу себе поживаю.
   — И где же вы поживаете?
   — В центре. Но речь не обо мне, речь о вас. Ведь это вам докучало скверное настроение! Вы вот обмолвились насчёт своих сумасбродств, интересно послушать.
   О сумасбродствах, которые я за свою жизнь натворила, можно рассказывать бесконечно, тема неисчерпаемая. Но что-то меня удержало от исповеди. Я на ходу придумала пару идиотских историй, которые, учитывая мой прошлый жизненный опыт, не произошли со мной по чистой случайности и потому выглядели столь же не правдоподобно, как и правдивые. Несколько раз во время нашего разговора мой гость отпускал экивоки, давая понять, что не такой уж он сторонник исключительно интеллектуального времяпрепровождения, но я уже крепко стояла на твёрдой почве. Нет, решительно по телефону он мне нравился больше. Вот только голос, неотразимый его голос ничуть не проигрывал от непосредственного общения.
   В полтретьего он согласился, что пора и честь знать. Прощаясь с ним, я спросила:
   — А как, собственно, вас зовут? Лично мне представляться нет необходимости, табличку на моих дверях и слепой прочтёт. Теперь ваша очередь отрапортоваться.
   — Владислав, — сказал он, и почему-то мне показалось, что он соврал.
   Закрыв за ним дверь, я попыталась собраться с мыслями. Нет слов, субъект интересный и на уровне. Похоже, его слегка разочаровала стерильная благочинность наших посиделок. Тому факту, что он, строго говоря, не представился, я как-то не придала значения. Меня больше занимало, настроен ли он продолжать знакомство.
   "Если ты признаешь только таких баб, которые готовы на все с первым встречным, — телепатически заявила я ему, — то можешь повеситься”. Отправив это послание, я залегла в ванну.
   В полчетвёртого меня вытащил из купели звонок. Значит, вот оно как! Следующие полчаса мы вели разговор, из которого следовало, что знакомство наше, состоявшееся при столь оригинальных обстоятельствах, стоит тем не менее поддерживать.
* * *
   Телефон затрезвонил сразу же, как только я вошла в квартиру. На этот раз я не мчалась домой сломя голову, не хватала такси и даже прошвырнулась по магазинам. Недрогнувшей рукой сняла я трубку.
   — Иоанна? — раздался до боли знакомый голос.
   Ох! После четырех дней ожидания! Случись это вчера, я бы от волнения потеряла дар речи. А сегодня? Неужто все-таки клин?..
   — Как дела? — с дружелюбной мягкостью отозвалась я. — Рада слышать твой голос.
   — Я звонил тебе уже в понедельник, приехал в Варшаву в субботу вечером. Тебя не было дома. Хотел позвонить на работу, да посеял записную книжку со всеми телефонами. А помню только твой домашний. Извини, что больше не перезванивал. Совсем зашился, не соображаю, на каком я свете.
   — Жаль, а я надеялась с тобой повидаться.
   — Непременно повидаемся. Договоримся о встрече, как только немного управлюсь с делами. А вообще какие новости?
   Всякие, но мне как-то несподручно было ему выкладывать. В понедельник, значит, звонил… Я почувствовала, как благостный покой нисходит на истерзанное моё сердце. Ну хорошо, подожду, когда у тебя найдётся на меня время. Главное, что ты есть на свете, что позвонил, что можно с тобой поговорить и, уже не таясь, звонить.
   Через сорок пять минут я положила трубку, ни до чего, правда, не договорившись, зато до краёв переполненная надеждами и счастьем. Блаженство моё слегка лишь омрачала мысль, что если кому-то очень чего-то хочется, то всегда найдётся возможность на это что-то выкроить время. Но я все равно чувствовала себя счастливой, особенно по сравнению с недавними муками.
   Я снова уселась за статью, но и на этот раз мне не суждено было с нею разделаться. От борения с родным языком меня опять отвлёк телефон.
   — Добрый вечер, — хлынул мне в ухо мягкий, чарующий голос.
   — Вечер добрый, — отозвалась я, стараясь извлечь из себя те же чарующие модуляции и посылая своей душе заговорщицкую улыбку.
   — Как самочувствие?
   — Немного лучше. Хотя до идеала ещё далеко. Откуда вы звоните, с работы?
   — Нет, как ни странно, из дома. Сегодня управился с делами пораньше, успел даже выбраться в город и купить на тахту покрывало, очень даже приличное.
   — Какое? Опишите.
   — Мягкое такое, серое, пушистое, как мех. Красивое. Я, видите ли, люблю обставлять свой дом. Вообще я к нему очень привязан.
   — А какая у вас квартира?
   — Неплохая, грех жаловаться. Две комнаты с кухней и всякими мыслимыми удобствами.
   — И какой компанией вы там живёте?
   — Один.
   — Значит, приходится платить за лишний метраж?
   — Представьте себе, не плачу ни гроша.
   — Как это? Квартира кооперативная?
   — Нет, государственная. Да, ещё тут со мной обитает собака.
   — У вас есть собака? Обожаю собак. А какой породы?
   — Ньюфаундленд. Чистопородный, с родословной, особой выводки, один такой на всю Польшу.
   Я и в самом деле в собаках души не чаю, долгие годы, можно сказать, воспитывалась вместе с собакой, так что у нас сразу же завязалась оживлённая дискуссия насчёт всяких собачьих достоинств, недостатков, темперамента и прочего. Договорилась я до того, что, когда улеглась спать, перед моими глазами клубились своры тявкающих барбосов.
   На следующий день он опять позвонил. Я уже начинала свыкаться с его звонками и, когда на третий день ни одного не было, почувствовала себя не в своей тарелке. Снова стало тоскливо и жалко себя, несчастную и заброшенную. Телефонный справочник сам собой раскрылся на букве “Г”. Позвонить? А ведь обещал, что даст о себе знать, как только немного освободится… Гостиница “Варшава”…
   — Пожалуйста, номер триста тридцать шесть…
   При звуке знакомого голоса моё сердце снова зашлось как безумное. Времени на меня не хватает? Черт подери! Если чего и не хватает, так только желания, время — понятие растяжимое. В конце концов, в Варшаву он наезжает недели на две, на три, и что же? Трудно выкроить часок для встречи? Все очень просто: ему на меня наплевать. Ну ничего, переживём, плакать не будем, но как все-таки хочется повидаться…
   Уговорились мы на воскресенье, так что в субботу мне было не до звонков, всю субботу я просидела как на иголках, взвинченная до предела. Телефон целый день молчал, ну и пусть себе молчит на здоровье, мне нет дела, у меня завтра свидание…
   В воскресенье я сидела в многолюдном ресторане и не спускала глаз с единственного для меня на свете лица. Боже ты мой, до чего же прекрасны на фоне загара эти его голубые глаза!..
   Ну много ли мне проку с того, что я, оказывается, тоже прекрасно выгляжу? Что он заметил новую мою причёску? Что он держал меня на улице под руку? Все это абсолютное НЕ ТО, всего лишь милая, задушевная дружба… Конечно же, я не какая-нибудь уродина, со мной приятно показаться на людях, в моем обществе не соскучишься, а дальше-то что? Что дальше?
   Но как бы там ни было, вопреки всяческой логике и здравому смыслу, на самом дне глупого моего сердца теплилась робкая надежда. А вдруг?.. Вдруг у него и впрямь туго со временем? Вдруг ещё наступит ни с чем не сравнимый момент, когда снова можно будет уткнуться лицом во фланелевую его рубашку с ощущением, что я для него единственная, дороже всех на свете…
   Ох, не обманывай себя! Не дождёшься… Все мы, бабы, дурёхи…
   Как можно писать серьёзную статью, когда тебя бросает то в отчаяние, то в надежду? Какая, к бесу, статья! Когда зазвонил телефон, я снова сидела на диване, терзаясь чёрными думами, ничего общего не имеющими с эстетикой интерьера в домах культуры. Резкое треньканье сорвало меня с места как труба боевого коня. Ну конечно же, клин клином! Хватит киснуть и убиваться!
   — .. Добрый вечер…
   — Наконец-то! — сердито проворчала я.
   — Что значит “наконец-то”? Разве так приветствуют добрых старых знакомых?
   — Только так. Что вы себе позволяете? Стоило вам замолкнуть на пару дней, как постоялец из триста тридцать шестого снова завладел моими мыслями.
   — Срочно постараюсь наверстать упущенное. Я отъезжал в командировку, но уже, как изволите слышать, вернулся и сразу решил напомнить о себе.
   — И правильно решили. А я туг на досуге все гадала, кем вы можете быть, и остановилась на двух вариантах. В Аллее Лётчиков расположены столичный мясокомбинат и тюрьма. Вы либо мясник, либо начальник тюрьмы. Не исключено также, учитывая ваше пристрастие к ночной работе, что вы служите портье в “Патрии”, но тогда место не сходится. А может, вы ночной сторож?
   — Ни то, ни другое, ни третье. Что же касается ночного сторожа, то это была моя розовая мечта, но она так и не осуществилась.
   — Чем вы заняты помимо службы?
   — Почти ничем, я ведь, кроме шуток, тружусь не покладая рук. Иногда хожу в кино, иногда в театр или на концерт, а большей частью домовничаю, почитываю кое-что, а то и просто бью баклуши.
   — А ваше любимое увлечение?
   — Вы не поверите — вождение автомобиля.
   — Почему не поверю, даже одобряю. У вас есть машина?
   — Есть.
   — Какая? “Варшава”, на которой вы приезжали?
   — А, нет. Это машина моего сослуживца. У меня другая, она сейчас в ремонте.
   — А что с ней? Вы попали в аварию?
   — Нет, аварий со мной не бывает, лихачить я не люблю. Что-то там случилось с передней подвеской, поломка мне стоила адских хлопот — машина у меня, видите ли, нестандартная, трудно достать запчасти. А теперь давайте сменим тему, поговорим о другом…
   Действительно, дальше была затронута тема абсолютно другая. Проблема гипотетической смены контактов с телефонных на непосредственные не могла иметь ничего общего с передней подвеской, будь это даже подвеска нестандартной машины. Я ещё не созрела до такого радикального шага, но, так или иначе, обсуждение вопроса продвигалось на удивление гладко. Через час мой собеседник попросил на некоторое время тайм-аут.
   В перерыве я интенсивно мыслила, и плодом моих размышлений стало заявление, которое я сделала при вторичном выходе на связь.
   — Знаете что, — кротко заявила я, — педантизмом я не страдаю, натура у меня довольно широкая. Можете себе быть хоть золотарём, хоть членом правительства, хоть черт знает кем, мне все равно. Но человек без имени — это уж слишком. Признавайтесь: как вас по правде зовут?
   Трубка какое-то время молчала, потом я услышала ответ:
   — Простите меня великодушно за эту таинственность. Я понимаю, такая конспирация выглядит по-дурацки, но в данный момент я занимаюсь очень серьёзным и ответственным делом и при всем желании не могу раскрыть своё инкогнито. Буду вам очень признателен, если у вас хватит терпения подождать этак с месяц — скажем, пока вы не вернётесь из отпуска и я тоже. И тогда я вам все откровенно объясню. А сейчас, поверьте, не вправе.
   — Ну хорошо, — небрежно сказала я, в меру скромных своих сил стараясь скрыть охватившую меня оторопь. — Сохраняйте себе на здоровье своё инкогнито. Но хоть имя-то вы можете назвать!
   — Если я скажу, вы меня сразу вычислите.
   — Ну не Юзеф же вы Циранкевич.
   — Что нет, то нет.
   — Тогда чего вы боитесь? Имён в святцах великое множество, каким образом я вас вычислю? А я не могу держать в знакомых человека без имени. Без фамилии, профессии, места работы — ещё куда ни шло, но без имени — это уж извините.
   — Тогда присвойте мне имя, какое вам нравится. Согласен на любое.
   — А если я угадаю, вы признаетесь?
   — Признаюсь.
   Я с вожделением ухватилась за святцы как черт за невинную душу и начала с первого января. Мечислав!
   — Вы не Мечислав, — решительно сказала я. — На Мечислава вы не похожи. На Макария тоже. Данута и Геновефа отпадают. Тит? Вас случайно не Титом нарекли?
   — Нет, не Титом.
   — Евгений? Евгений вам бы подошёл. Эдвард, пожалуй, тоже. Надеюсь, не Телесфор? Каспер? Бальтазар? Самое тут из всего приемлемое — Каспер. Бальтазар больше подходит коту. Юлиан мне не нравится. Люциан — это, конечно, Кидринский. Кстати, а как уменьшительное? Люцусь? Нет, не годится.
   Так я дошла до двадцатого января и вдруг, осенённая свыше, спросила:
   — Послушайте, а может, я по вашему имени уже прошлась?
   — Точно, уже промелькнуло.
   — Вот незадача. И что же теперь делать?
   — Значит, не судьба, ничем не могу помочь. Скажу лишь, что тому, кто читает “Пшекрой”, вычислить меня ничего не стоит.
   — Вы имеете в виду последний номер? Он у меня есть, я в него ещё не заглядывала.