— Обними меня, любимый… В последний раз…
   Столь необычное желание этой жуткой твари было таким потрясающим, что Лесь проснулся в холодном поту. Ещё в полудрёме к нему вернулось нервное напряжение. Он взглянул на часы и увидел, что они показывают начало девятого. Лесь ахнул. Он вскочил было на ноги, чтобы в бешеном темпе собраться на работу, но вспомнил вчерашнюю катастрофу и снова рухнул на диван. Он так и остался бы на нем, погруженный в безысходное отчаяние и подавленность, но желание узнать результат своей вчерашней преступной деятельности подняло его на ноги. Он просто обязан был появиться в бюро, где все уже, конечно, знали о случившемся. Он должен был идти с повинной…
   С выражением грустной меланхолии на лице Лесь медленно собрался на работу.
* * *
   Перед входом в бюро он остановился, несколько раз глубоко вдохнул воздух, а затем открыл дверь… Пани Матильда находилась на своём месте. Лесь замер, ничего не понимая. Ему сперва показалось, что это не пани Матильда, а призрак. Он остолбенел, не в состоянии произвести ни малейшего движения, словно его разбил паралич. Неизвестно, сколько бы продолжалось это остолбенение, если бы входная дверь не открылась и не толкнула его сзади, когда кто-то вошёл в бюро. Толчок вернул ему способность двигаться и говорить. Он поздоровался в полном недоумении и спросил с опаской, отмечая своё прибытие на работу:
   — Как вы себя чувствуете, пани Матильда?
   — Благодарю вас, но неважно. По такой погоде что-то пошаливает сердце. Пан Лесь, вам ещё надо отметиться в этой книге…
   Знакомым жестом начальница отдела кадров подала ему книгу опозданий. У Леся подогнулись колени. Сердце его бешено заколотилось. Трясущимися руками взял он проклятую книгу и неровным почерком написал: «Сам не знаю». Другого объяснения опоздания он дать не мог. Внезапно ему пришло в голову, что в живых осталась лишь пани Матильда, а все остальные… Он выронил портфель и бросился к отделу. На его пути оказался главный инженер. Лесь оттолкнул его и ворвался в отдел.
   Барбара, Каролек и Януш сидели на своих местах и спокойно работали.
   — Как… вы… себя… чувствуете?.. — заикаясь, еле вымолвил Лесь, после долгой паузы.
   — Нормально, — любезно ответил ему Каролек. — А что?
   Потрясение Леся передать невозможно. Еле-еле он доковылял до своего рабочего места и упал на стул. Затем он принялся украдкой разглядывать своих соседей, особенно Барбару, — живых и невредимых, и ничего не мог уразуметь. Каким чудом им удалось остаться в живых? Почему стафилококки не причинили им никакого вреда? Прививки они сделали, что ли?..
   Неописуемое облегчение сменилось в нем с чем-то вроде недовольства собой. Все же он потратил столько сил, чтобы уговорить себя стать убийцей, влез в эту роль по самые уши, затратил столько духовных и физических сил, и все напрасно. И ничего! Столько мучений! Безмерность отчаяния! И все — псу под хвост!..
   При более же пристальном взгляде Лесь все же остался довольным, хотя теперь, когда все благополучно миновало и опасность стать преступником исчезла, роль убийцы показалась даже более привлекательной, чем вчера. С другой стороны, тот факт, что все его предполагаемые жертвы, особенно Барбара, живы, наполнил его давно забытым счастьем. К тому же вымытые минеральной водой документы уже высохли и, несмотря на несколько неэстетический вид, могли быть приобщены ко всем остальным бумагам.
   Но это счастливое состояние длилось недолго. Первым камнем, брошенным в его счастье, было появление в отделе пани Матильды. Она была немного тронута неожиданным вниманием Леся и принесла забытый им портфель. Над пани Матильдой витал мрачный дух книги опозданий, и ощущение счастья немного потускнело.
   Почти сразу вслед за этим его вызвал директор и попытался бессовестно выяснить, что имел в виду Лесь, делая сегодняшнюю запись в книге опозданий. Общение с директором оказалось весьма мучительным, и, выходя из его кабинета, Лесь утирал выступивший на лбу пот. От радостного настроения осталась едва уловимая тень.
   Последней каплей, уничтожившей все следы его радости, был призрак директора подрядной организации, появившийся после поездки с какой-то там делегацией. На сей раз требовалось обязательно подписать у него проект и сделать это до прихода заказчика. От Леся потребовались поистине нечеловеческие усилия, преступающие всякие разумные пределы. Эти усилия чуть было не привели его к умопомешательству. В одной комнате он бегал за подрядчиком, недовольным как непонятной спешкой, так и отсутствием каких-то печатей из-за недосмотра Леся. В другой комнате он пытался уговорить ждущего с нетерпением заказчика, чтобы тот не устроил грандиозного скандала. В итоге оба — и заказчик и подрядчик — прониклись к Лесю глубочайшей неприязнью, ибо Лесь, по их мнению, вёл себя совершенно странным образом.
   Служебный кошмар, к счастью, окончился, когда заказчик удалился наконец с проектом в руках. Но от утреннего настроения у Леся не осталось ничего. Бледный и морально опустошённый, Лесь выскочил на балкон отдела и потихоньку стал приходить в себя.
   В нем окончательно вызрело убеждение, что причиной всех его несчастий, неудач и идиотских положений, той кошмарной колодой, лежавшей на его пути, о которую он постоянно спотыкается, камнем на шее является пани Матильда с её проклятой книгой опозданий. Невероятные переживания сегодняшнего дня неопровержимо доказывали, что только ликвидация этого монстра, преследующего его с завидным постоянством и принявшего почему-то образ женщины, может хоть как-то исправить положение, спасти его. Только этот один единственный выход! Иного решения быть не может! Администраторша обязана умереть!
   После стафилококков, показавших полную несостоятельность, Лесь остановился было на грибах, но эту идею сразу же пришлось отбросить. Не было никаких шансов, что пани Матильда согласится съесть хоть один, пусть даже самый маленький мухоморчик в сыром виде, а готовить соответствующее блюдо Лесь не умел. К тому же он стал весьма основательно сомневаться в своих способностях отравителя. И вообще в глубине души он чувствовал, что не в состоянии стать убийцей. Эх, если бы вместо него это устроил кто-нибудь другой!..
   Продолжительные и интенсивные размышления, однако, ни к чему не привели. Исполнителя его преступного замысла не было. Кошмар будет продолжаться. Книга опозданий по-прежнему будет висеть дамокловым мечом у него над головой. Страшное сознание ежедневных неизбежных мучений пробудило в его душе безграничную тоску по покою. Хоть на один день! Любой ценой!
   И вот в голове у Леся мелькнула новая необычная идея, о которой он до сих пор и не смел подумать, считая её невыполнимой: а что если хоть раз прийти на работу вовремя?
   Через мгновение он уже и сам не знал, что труднее — совершить убийство или не опоздать на работу. Его стали раздирать противоречивые мысли. Он ощутил непреодолимую потребность как-то помочь самому себе. Гонимый этим желанием, он решительно вошёл с балкона в отдел, без колебаний пересёк комнату и не колеблясь продолжил движение — куда несли ноги.
   Ноги не предъявили никаких особых претензий к расстоянию, вышли на улицу, преодолели несколько десятков метров и свернули в подъезд, спустились по лестничке и оказались в баре при гостинице «Амица». Здесь они уступили поле деятельности верхним частям Лесева тела.
   Такой метод успокоения нервов сразу же показался Лесю весьма полезным, существенным и эффективным. Используя этот метод, он мог приступить к планированию дальнейших действий.
   Итак, чтобы не опоздать на работу, необходимо лишь одно — остаться ночевать на рабочем месте. По собственному опыту он знал, что никакой иной способ не приведёт к желаемому результату. Разумеется, он должен остаться в отделе незаметно от всех, подождать, пока отдел опустеет, потом выйти поужинать, оставив открытыми входные двери, а затем вернуться. Тогда он хоть раз сможет появиться в отделе без опоздания, ровно к восьми часам утра. Только все это необходимо сохранить в строжайший тайне, иначе, чего доброго, начнутся нескромные вопросы и неуместные шутки, или ещё что-нибудь…
   Да, Лесь понимал, что разглашение причин и методов его деятельности не может принести ему лавров. Он и так слишком часто оказывается в идиотских ситуациях. То и дело он попадает в глупейшие положения!..
   И с новой силой в нем вспыхнули печаль и разочарование. Тогда его мозг переключился на поиски другого выхода, и вскоре он ощутил некоторое удовлетворение. Его воображение стало рисовать перед ним все более соблазнительные и упоительные картины. И вот он явственно увидел банду хулиганов, нападающих на пани Матильду; затем кусающую её бешеную собаку; американского миллионера, женящегося на ней и увозящего её за океан (возраст администраторши при этом во внимание не принимался). Неодолимое желание вовремя прийти на работу, огромная потребность любым способом устранить пани Матильду, глубокое сожаление, что он сам не в состоянии её ликвидировать, растущее желание сделать хоть что-то в конце концов — все это, собранное вместе и склеенное изрядной порцией коктейля, привело к тому, что в голове у Леся воцарился мощнейший беспорядок.
   Он вышел из бара и, размышляя о варианте с хулиганами, подался в Аргед, где купил огромных размеров кухонный нож. Он не представлял себе, зачем ему этот нож, но в его больном воображении вертелись и мелькали обрывки разнообразнейших проектов. Хулиганы всегда ходят с ножами. Но все равно он обязан позаботиться об их экипировке, потому что они могут оказаться рассеянными или просто быть неподготовленными к предстоящей акции и не иметь ножа… Или самому броситься на неё с ножом с криком: «Жизнь или кошелёк!». Нет, не так! «Жизнь или книга опозданий!»
   Тщательно спрятав нож под одеждой, Лесь вернулся в бюро к самому концу рабочего дня. Остатки здравого смысла подсказали ему, что надо позвонить жене и убедить её в необходимости заночевать у коллеги из-за срочной работы. Затем он стал поджидать удобного момента спрятаться.
   В четыре часа работники бюро стали расходиться. Лесь использовал момент, когда в отделе никого не осталось, и быстро нырнул под стол Каролека, замаскировавшись за прислонённой к столу чертёжной доской. Он решил сидеть в своём укрытии до тех пор, пока не останется один. Сидеть на полу было очень неудобно. К тому же в голове царил невообразимый хаос, а вокруг то и дело раздавались голоса множества людей. Через некоторое время голоса стихли, но зато послышались шаги. Шаги приблизились. Он понял, что это были ноги Барбары. Ноги остановились, и на засмотревшегося Леся уже стала набегать волна знакомой милой сладости, когда к ногам прекрасной Барбары вдруг присоединились другие ноги — на этот раз мужские. Ноги остановились позади ног Барбары, затем её ноги пришли в движение и повернулись носками навстречу мужским. При этом не раздалось ни звука.
   И тут Лесь почувствовал, что ситуация явно перестаёт ему нравиться. Обе пары ног изменили положение, и ситуация стала не нравиться Лесю ещё больше. Лесь побледнел, ревность и гнев рванулись наружу из глубины сердца, а беспорядок в голове усилился, но принял иное направление. Ах, вот вы как!!! Он предпринял попытку узнать, кому принадлежат мужские ноги. Темно-серые брюки носят почти все сотрудники бюро мужского пола. Кто же из них, черт возьми, носит лёгкие, серые, в дырочках туфли с узкими носками?! Кто?! Кто с этого момента стал его злейшим, смертельным врагом?! Кто из этих отвратительных, омерзительных ублюдков стал избранником прекрасной Барбары, теперь уже недосягаемой для него, Леся? Итак, выбран не он, а… кто?!! Увидеть его, узнать, а потом убить!!!
   Лесь осторожно, тихо, с невероятным напряжением передвинулся по полу, стараясь взглянуть выше, и это ему удалось, но то, что он увидел, стало источником такого гнева, что красная пелена ярости ослепила его. Он уже готов был в бешенстве выскочить из-под стола и, презрев осторожность, подвергнуться непредвиденной опасности, когда ноги в серых брюках вдруг обрели подвижность и направились к выходу. По пути они остановились, словно приглашая, и ноги Барбары послушно последовали за ними. Вновь наступила тишина, и Лесь понял, что ноги снова остановились. Страшные душевные пытки Леся достигли апогея, когда со стороны коридора донеслись голоса и четыре ноги моментально исчезли.
   Лесь облегчённо вздохнул и ощутил что-то вроде злорадного удовлетворения. Он принялся вслушиваться в голоса, надеясь узнать среди них владельца таинственных конечностей, связанных с Барбарой. Но голосов было несколько, и к тому же Лесь не смог узнать ни одного.
   И снова стало тихо. Но Лесь все равно сидел в своём укрытии, прекрасно зная, что в силу давно сложившейся традиции последний уходящий должен закрывать все окна. Поэтому он и продолжал неподвижно сидеть. Время тянулось ужасающе медленно, а этот последний дурак-служака все не приходил и, вероятно, даже и не думал покидать отдел. У Леся уже затекло все, что может затечь, в сердце бушевали и ревность, и бешенство, и безмерное отчаяние — все сразу, и вот новые чувства выступили на первое место. Он стал усиленно думать о загадочном избраннике Барбары и представлять себе разоблачение этой мерзкой личности. Перед его глазами мелькнула картина дикого мордобития и блеск восхищения в глазах Барбары, падающей в объятия победителя, то есть в его — Леся — объятия, и этот образ вытеснил все остальное. Он перестал обращать внимание на время и неудобство своего положения и чуть не забыл, где находится. Машинально он вытащил сигарету, сунул её в рот, достал спички…
   — Черт возьми! — вдруг услышал он раздражённый голос главного инженера. — Посмотри, Анджей, они снова оставили открытыми все окна! Вот разгильдяи! Что они себе думают? Ты закрой здесь, а я загляну в бухгалтерию.
   Лесь так и замер с сигаретой во рту. Ведь он не слышал шагов главного инженера. Его голос раздался изнутри! Не был ли он здесь все время? Да и шагов того, с узкими носками на туфлях, он тоже не слышал! Так-так! Любой ценой он должен увидеть ноги главного инженера!
   Анджей закрыл окна и вышел. Лесь только этого и ждал. Он немедленно покинул своё убежище и пополз под столами на четвереньках к двери. Вытянув шею наружу, он увидел главного инженера, стоящего у выхода в кабинете начальницы отдела кадров, но только его голову и туловище. На инженере были темно-серые брюки, которые, как назло, носили почти все, а вот туфли Лесю рассмотреть не удалось!
   С глубоким сожалением проводил Лесь взглядом уходящих. Дверь за ними захлопнулась. Лесь остался один. Он с наслаждением поднялся и потянулся. Теперь до самого утра у него была уйма времени.
   Приведя в порядок свои мысли, Лесь ощутил зверский голод. Он ничего не купил себе на ужин, а выходить так рано ему не хотелось. И он бросился на поиски съестного. Он обшарил все бюро, нашёл кусочек чёрствого хлеба с немного уже подпорченным маслом, съел это, запил водой, снял с полки большой глиняный вазон и, погрузившись в невесёлые раздумья, принялся автоматически точить о него кухонный нож. Наточив нож, он нашёл в шкафу длинный кусок толстой верёвки, покрутил его в руках и, не представляя хорошенько, для чего он может ему пригодиться, положил его рядом с ножом на стол. До вечера было ещё довольно далеко. От скуки можно было сойти с ума. Лесь машинально направился к своему столу и посмотрел на начатый чертёж. Взял карандаш и провёл линию. Потом другую. Обе линии оказались на своих местах. Воодушевившись, Лесь принялся за работу.
   Когда он снова посмотрел на часы, было уже довольно поздно — шёл десятый час. Рабочий чертёж был, собственно, уже окончен, и Лесь прекратил работу. Он быстро вышел из бюро, не захлопывая входную дверь, и отправился на запланированный ужин.
   Было около полуночи, когда он возвращался назад несколько неуверенной походкой и с полной путаницей в голове. Блаженное состояние и приятное ощущение достигнутой цели не оставляли его. Правда, он не смог бы определить эту цель, но такая мелочь не принималась им во внимание. Но оказалось, что нормальная дорога в бюро была закрыта, поскольку сторож запер входные ворота, и Лесю надо было преодолеть два забора и лезть в окно.
   Принятый за ужином алкоголь действовал возбуждающе и придавал бодрость духа. Перелезая через второй забор, Лесь ощутил непреодолимое желание запеть, даже просто громко проорать что-нибудь и уже открыл было рот, но потерял равновесие и упал, благодаря чему желание петь пропало. Но вот он добрался до заднего двора, и ему осталось лишь забраться в окно. И в этот момент он услышал лай и вспомнил, что у сторожа есть собака, которую тот выпускает по ночам во двор. И вот теперь этот кобель с громким лаем пер на Леся из темноты.
   В нормальном состоянии, то есть при отсутствии алкоголя в крови, форсирование высоко расположенного окна было бы для Леся весьма трудной задачей и заняло бы продолжительное время, но в данном положении, при наличии лающего допинга, у него появились нечеловеческие силы. Во мгновение ока он перемахнул через подоконник и очутился по другую сторону окна. И тут он услышал, что сторож проснулся от лая собаки. Смертельно испугавшись, Лесь поспешил спрятаться в подвале, не представляя хорошенько, что будет, если сторож обнаружит его здесь.
   На его счастье, собака прекратила свою слишком шумную деятельность, а сторож не появился по той простой причине, что был пьян в большей степени, нежели Лесь, и никакая сила не могла заставить выйти его из сторожки. Но Лесь не знал об этом и поэтому тихонько, на четвереньках, пополз по лестнице вверх, затаив дыхание и замирая от страха при каждом всхрапывании сторожа.
   Преодоление расстояния до третьего этажа заняло много времени и потребовало значительных усилий. Но вот Лесь закрыл за собой дверь в отдел и попытался вспомнить что-то ужасно важное. Что-то он обязательно должен был сделать, но что? Память решительно отказывалась ему служить. Он только помнил о каких-то хулиганах, о нападении кого-то на кого-то, о том, что он должен что-то приготовить для этого. Все это было таким непосильным для его памяти, что он решил сперва выспаться. Он с трудом снял с вешалки несколько рабочих халатов и соорудил себе нечто вроде постели, бросив их на пол в коридоре, возле входных дверей, где было чуть прохладнее и тянуло сквозняком. Возле своего лежбища он старательно уложил обнаруженные на столе острый кухонный нож и моток верёвки, в общем-то не понимая, зачем это ему нужно. Затем он разделся до трусов, упал на импровизированную постель и уснул…
* * *
   В шесть часов утра в квартире главного инженера раздался телефонный звонок.
   — Ну так что? — спросил директор бюро сонным голосом. — Вы будете через полчаса, как договорились?
   — Через сорок пять минут, — ответил главный инженер. — Все равно у нас ещё будет целый час на обсуждение. Хватит?
   — Должно хватить. Итак, я буду в бюро без четверти семь…
* * *
   Спящего сном праведника Леся внезапно разбудил скрип открывающейся двери. Он спал довольно чутко, так как в халатах находилось что-то твёрдое и это выводило его из себя. Он хотел было повернуться на другой бок, но вдруг все вспомнил. Это было уже слишком. Необходимость скрыть своё присутствие в бюро, нападение на начальницу отдела кадров, хулиганы, таинственный поклонник Барбары… В его голове снова забушевал мощный протуберанец, и необходимость что-то делать заставила его сесть. Ещё в полусознательном состоянии, ещё не стряхнув с себя сон, он схватил лежащий на полу нож, увидел моток верёвки и хотел было вскочить, не зная толком, что делать: бежать ли в отдел или ринуться с ножом на администраторшу, которая всегда первой приходила на работу, но не успел решить этот вопрос, потому что на пороге распахнувшейся двери появился главный инженер.
   А тот замер в дверях, потрясённый необычной картиной, явившейся его глазам. Лесь сидел на полу, в трусах, с большим кухонным ножом в одной руке и с корабельным канатом в другой и диким взором смотрел на его туфли. Он не успел встать, и его взгляд невольно остановился на туфлях главного инженера. Господи! Серые, в дырочках, о острыми итальянскими носками, так хорошо знакомые ему туфли…
   Главный инженер невольно тоже посмотрел на свои туфли, потом на Леся и решил, что все это ему чудится, что от страшной жары у него началась галлюцинация. Голый Лесь, с ножом, в бюро, которое он вчера закрыл лично, — это в высшей степени было невероятное зрелище.
   А Лесь был потрясён туфлями главного инженера. Он замер в своей позе и уже не думал об администраторше, но зато подумал, что сама судьба вынесла приговор и вместо какого-то очень сложного решения он попросту убьёт главного инженера.
   Лёгкое беспокойство зашевелилось в голове главного инженера: а не сошёл ли часом его сотрудник с ума? Но он был смелым человеком и отважно вошёл внутрь и захлопнул дверь.
   — Ради Бога, что вы тут делаете?! — изумлённо спросил он.
   Лесь сделал движение, чтобы вскочить и ринуться на главного инженера, как тигр, пантера, рысь или похожий зверь, но не успел. Дверь снова открылась и впустила самого директора. Тот уже открыл было рот, чтобы произнести традиционное «извините», но не успел, потому что его взгляд пал на Леся и он изумился в не меньшей степени, чем главный инженер. А Лесь перевёл взгляд на туфли директора и вздрогнул: директор носил точно такие же туфли, что и главный инженер — серые, в дырочку, с итальянскими носками. Все трое замерли, глядя друг на друга.
   Первым пришёл в себя главный инженер, так как успел уже немного освоиться с обстановкой. Он сделал шаг вперёд и повторил вопрос:
   — Что вы здесь делаете?
   — Что все это значит? — спросил ошеломлённый директор. — Пан Лесь, вы ночевали здесь?
   Сам факт того, что Лесь ночевал в бюро, ещё ни о чем не говорил: работники бюро, подпираемые сроками, могли ночевать здесь. Но никто ещё из них никогда не спал в коридоре на груде рабочих халатов, в трусах и, в довершение, с кухонным ножом в руках. И никто никогда из них не смотрел на начальство таким взглядом…
   — Туфли, — еле слышно пробормотал Лесь.
   — Что? — не понял директор.
   — Туфли, — повторил Лесь. — Откуда у вас такие туфли?
   Директор и главный инженер переглянулись. Они явно видели перед собой ненормального.
   — Какие туфли? — машинально спросил директор.
   — Вот эти, — сказал Лесь и показал ножом на его ноги. Директор и главный инженер, как по команде, посмотрели на свои ноги, а потом перевели взгляд на туфли друг друга. Директор почувствовал себя несколько неуютно.
   — У Збышека тоже такие туфли, — неуверенно, с ноткой протеста сказал он.
   — То-то и оно! — горько констатировал Лесь. Возмущение происходящим отодвинуло на задний план все остальное. Он ещё колебался, не следует ли ему убить обоих, но уже твёрдо понимал, что это будет очень плохо, что это вообще невозможно.
   — Где вы их покупали? — спрашивал тем временем главный инженер у директора.
   — На Врацкой. За четыреста пятьдесят злотых. А вы?
   — Там же. Прекрасные туфли, правда?
   — Что и говорить! Кажется, это югославский импорт…
   У приготовившегося к прыжку Леся мышцы внезапно расслабились, и он с тяжёлым стоном опустился на халаты. Не выпуская из рук ножа, он меланхолически смотрел на четыре стоящие перед ним ноги. Но вот начальники, увлечённые своими туфлями, вдруг вспомнили о Лесе и прервали оживлённую беседу.
   — И все же, пан Лесь, — добродушно сказал директор, — встаньте. Сейчас придут сотрудники — неудобно. И скажите, наконец, что вы здесь все же делаете? Почему вы здесь спали?
   Решив не говорить правды, Лесь не представлял себе, как объяснить своё поведение. К тому же он уже на самом деле забыл, почему оказался здесь. В довершение, он явственно ощущал похмелье. Поэтому он бессмысленно посмотрел на директора и так же бессмысленно сказал:
   — Я хотел быть здесь пораньше.
   — Но как вы попали сюда?! — воскликнул главный инженер. Для него эта подробность была совершенно непонятной. — У вас есть ключи?
   — Откуда?! Нет у меня ключей.
   — А как же… как вы сюда попали?!
   — Кто вчера закрывал бюро? — спросил директор.
   — Я же сам и закрывал. Поэтому и не могу понять…
   — Так как же вы сюда проникли, Лесь?
   — Не знаю, — решительно произнёс Лесь. — Я сюда вообще не входил.
   Лесь говорил сейчас правду, потому что он и в самом деле не вошёл в бюро, а влез в него. Но ни директор, ни главный инженер этого не знали, и ответ ничего не прояснил.
   — Как это вы не знаете? Вы что, были до такой степени пьяны?
   — Да, я был пьян и ничего не знаю и не помню.
   — Боже мой! Так нализаться в такую жару! Как вас удар не хватил?!
   — Мне было холодно, — решительно сообщил Лесь, сказав себе твёрдо: ни за какие коврижки не признаваться и держаться того, что ничего не помнит. Иного способа скрыть правду не было. Его собеседники переглянулись.