И ещё кое-что я решила для себя. С Гастоном я не расстанусь. Однако сама не стану никакой инициативы проявлять, пусть он предпримет первые шаги. А для этого каждому из своих друзей в отдельности рассказала о своих планах на вечер: экскурсия по окрестным достопримечательностям, выход в театр, посещение казино, визит к Эве. Эву я предупредила — ей мой визит не грозит, пусть не беспокоится. И лишь одному Гастону сказала правду — намерена вечер провести дома, читая книги. Я и в самом деле горела желанием ознакомиться с историей автомобиля.
   И вот я сижу, удобно устроившись в своей библиотеке, и с интересом читаю книгу, позабыв обо всем на свете. Ах, если бы мой дорогой батюшка мог взять в руки эту книгу!
   Я и не предполагала, что человечество уже давно подумывало над изобретением какого-нибудь экипажа, который мог бы ехать сам по себе, без посторонней тягловой силы. Ах, чего только не напридумывали изобретатели на протяжении истории человечества! Как забавно было разглядывать все эти рисунки. А вот такой висел на стенке в батюшкином кабинете…
   На рисунках, показывающих постепенное шествие автомобиля к его современной ипостаси, изображались и люди, современники изобретений, соответственно в костюмах определённой эпохи. Так что заодно я могла изучить и историю костюма, и не знаю, что меня больше занимало. Я уже добралась до парового двигателя и жутко неизящных женских платьев, когда пришёл Гастон.
   Пришёл он пешком, отказавшись от машины. Очень тактично поступил: зачем это нужно, чтобы у порога моего дома стоял его «БМВ» и извещал всех о присутствии Гастона вот в этом здании? А я и не слышала, как звонили в дверь, так увлеклась чтением. Впрочем, выяснилось — звонка и не было, Гастон встретился у дома с Романом, и тот провёл его прямо ко мне в библиотеку.
   Услышала любимый голос — и сердце забилось. С радостью отложила я книгу, которую только что читала с захватывающим интересом. Присутствие Романа не казалось мне необходимым, однако, как выяснилось, Гастон был другого мнения. Он тут же заговорил с Романом, словно это он к нему пришёл с визитом! Правда, заговорил он с Романом о моих делах, что несколько смягчило обиду, я тоже могла подключиться к их разговору. Гастон, собственно, спрашивал у Романа его мнение относительно совета, который дал мне во время нашей прогулки по пляжу, и выяснилось — Роман полностью согласен с ним. И насчёт того, чтобы съехать из «Ритца» и на время снять квартиру в Париже, и чтобы немедленно приступить к ремонту дома в Монтийи. Ведь от Парижа до Монтийи рукой подать.
   — Мадам графиня вольна распланировать своё время, как сочтёт для себя удобным. А свободу действий значительно облегчит вторая машина, которую придётся графине купить и получить права вождения.
   Вот так сюрприз! Я и рот раскрыла от удивления. Гастон же удивился другому.
   — Как? У тебя до сих пор нет прав? Ты не водишь машину?
   — Видишь ли, до сих пор у меня не было в этом потребности, — ответила я чистую правду, хотя ляпнула не подумав. И в самом деле, на кой мне права на вождение машины при отсутствии машин вообще и обилии в моем распоряжении лошадей, карет и кучеров? Однако пришлось приспосабливаться к обстоятельствам, и я добавила: — Но Роман прав, сама вижу — без второй машины не обойтись.
   — Придётся тебе записаться на какие-нибудь курсы вождения, — рассуждал вслух Гастон.
   Роман его перебил:
   — Вообще-то мадам графиня умеет водить машину, но права получить надо. Соблюсти, так сказать, формальности.
   Ничего себе! Если я всегда внимательно наблюдала за Романом, когда он вёл машину, и несколько раз на пустой полевой дороге он давал мне порулить — это ещё не значит, что я умею водить и дело только в получении нужной бумажки. У меня даже волосы на голове поднялись от ужаса, когда я представила себя за рулём, а Романа рядом нет. Разумеется, мне требуются практические навыки, ну точь-в-точь как в те времена, когда тот же Роман обучал меня ездить на лошадях. А потом — управлять лёгким экипажем. Правда, начинали мы с самых смирных лошадок, и Роман всегда был рядом, и необъезженных лошадей я как огня боялась, Вот интересно, бывают машины необъезженные? Как-то не довелось поговорить об этом с Романом, сейчас же я не стала задавать такой вопрос, отлично понимая, что Гастону он, по меньшей мере, покажется странным. И все равно, твёрдо уверена — мне надо порядочно поездить на машине, к которой я уже привыкла и которой не боюсь. Вот поезжу, наберусь опыта, тогда и на курсы определюсь, чтобы сдать экзамены и получить права.
   Гастон жил в другом мире, и все мои сомнения ему даже в голову не могли прийти. Он рассуждал по-своему:
   — Есть тут неподалёку отличная автошкола, по направлению на Гавр. Если хочешь, я хоть завтра с ними свяжусь, и, возможно, тебе не придётся долго ждать, разрешат сдать экзамен экстерном.
   Этого мне только не хватало!
   Роман внимательно и заботливо поглядел на меня, а поскольку я не отреагировала на заманчивое предложение Гастона, одобрительно кивнул и незаметно подмигнул, давая понять, что с этими сложностями он сам справится. И мне кажется, я поняла, каким образом: наверняка с восхода солнца до завтрака я буду ездить с ним по округе, выбирая наиболее просёлочные дороги и набираясь опыта. Ну как в те времена, когда он обучал меня прыжкам на лошадях…
   А не достаточно ли о вождении машины? Сколько можно? Роман словно отгадал моё нетерпение, проявил деликатность, распрощался и отправился по своим делам, пообещав к утру все хорошенько продумать и представить мне конкретные предложения. Не знаю почему, но я как-то интуитивно чувствовала, что Гастона Роман одобряет, в отличие от Армана, которого не выносит. И такое отношение Романа к избранному мной молодому человеку меня очень радовало.
   При моей безоглядной вере в Романа я и тут ему поверила — значит, сделала правильный выбор.
   Позвонив Флорентине, я попросила её приготовить нам лёгкий ужин, чтобы не выходить из дому. Почему-то не хотелось. Вино же в погребах было, это я знала.
   Я даже не поинтересовалась мнением Гастона относительно такого плана — провести вечер в моем доме, отказавшись от шумных курортных развлечений. И без слов было ясно — на все мои предложения заранее согласен, вон как смотрит на меня, глаза так и сверкают, хотя лишнего себе ничего не позволяет. У меня создалось впечатление, что он не разбирал, какая еда стоит перед ним, можно было с равным успехом поставить миску с отрубями или капусту, не политую маслом — смел бы и ещё похвалил. Вот уж точно — мне нет необходимости искать путь к его сердцу через желудок.
   А я прямо на две половины разделилась. И любовь все сильнее овладевала мною, несколько отупляя ум, и стали все сильнее беспокоить происшествия в Монтийи. Пережив потрясение и обретя присущую мне рассудительность, я не могла не тревожиться убийством в Монтийи. В конце концов, в моем доме убили женщину, наверняка это как-то связано с тем, что дом переходил мне по наследству, недаром ведь меня так тревожила эта самая Луиза Лера, содержанка покойного прадедушки, явно претендовавшая на часть наследства. И месье Дэсплена она тревожила, он ждал с её стороны каких-то судебных подвохов, вернее, юридических. И она учинила-таки нам подвох, вот только совсем другого рода. Убита в моем доме, в запертой комнате, сразу же после инвентаризации.
   — Я не располагаю никакими определёнными сведениями на эту тему, — сконфуженно признался Гастон в ответ на мои расспросы. — Знаю, что обнаружены какие-то подделки в инвентаризационной описи. Наверняка месье Дэсплен тебе уже говорил об этом?
   — Да. Пистолеты. Их стоимость снижена настолько, что это не может не вызвать подозрений. Ну, например, что это сделано специально для облегчения кражи. Вот отвечал бы перед судом за похищение безделки… только не знаю, имеет ли это хоть какое-то значение?
   — Ну как же! — энергично подхватил Гастон, довольный, что хоть на что-то пригодился. — Наверняка полиция не тратила бы силы на поиски похитителя столь незначительного имущества. А тот бы выждал, пока дела не закроют, и спокойненько продал бы пистолеты на аукционе. Даже если получил бы половину их стоимости — и то имело для него смысл украсть, потому что это все равно огромные деньги.
   — И ты полагаешь, это задумала сделать мадемуазель Лера? Хотя… полиция установила — в комнате было два человека.
   — Вторым мог быть сообщник. Пришли они вместе, ключами бывшая экономка располагала, а потом между ними возникли какие-то недоразумения. Впрочем, я полагаю, наверняка в инвентаризационном списке занижена цена не только пистолетов, просто без тебя и месье Дэсплена полиция пока этого не обнаружила. И сообщники могли явиться за целой кучей вещей. Но пока незачем об этом говорить. Смысла не имеет.
   Я непонимающе уставилась на Гастона, потому что, на мой взгляд, очень даже имело смысл обсудить все эти версии. Гастон пояснил:
   — Не стоит раньше времени тратить порох, дадим полиции все шансы самой кое-что обнаружить, а потом уже станем ломать голову. Полиция наверняка изучит круг всех знакомых Луизы Лера, как они говорят — её связи и контакты. И вообще, откровенно говоря, все это меня в данный момент не очень интересует…
   Сказал он это спокойно, но так, что во мне каждая жилочка затрепетала. Помолчав и обретя возможность заговорить, я предложила перейти в гостиную, руководствуясь очень многими соображениями. И от кухни она подальше, и много в ней всякой мягкой мебели, и давно подобрана мною дискетка с романтической музыкой. Проходя к кушетке, я мимоходом включила магнитофон.
   Гастон остановил меня на полпути, повернул к себе, обнял и заглянул в глаза.
   — Меня интересуешь ты, — нежно прошептал он.
   И я почувствовала его губы на моих устах, и, полагаю, от этого у меня столь сильно закружилась голова, что я уже ни на какие самостоятельные действия не была способна, лишь пассивно подчинялась его действиям. Наверняка я оказывала сопротивление, но он как-то очень легко его преодолел.
   Ничего не поделаешь, свершилось…
* * *
   — С прискорбием должен информировать мадам графиню, что наша афёра чрезвычайно разрастается, — с грустью и раздражением сказал мне по телефону месье Дэсплен. — Считаю, отпуск мой пропал. Полиция обнаружила какой-то новый след, относящийся к мадемуазель Лера.
   Счастье, что мадам графини здесь так долго не было, иначе подозрения непременно коснулись бы и мадам.
   — Ничего не понимаю, — совершенно искренне ответила я.
   — Зато я понимаю и, признаюсь, многому не удивляюсь. Разумеется, полиция обязала меня хранить молчание, но ведь вы и без того узнаете, слухами земля полнится. Я хотел бы видеть вас, мадам, в Монтийи, нужно нам совместно проверить массу документов и кое-какие попытаться отыскать. Ваше присутствие при этом необходимо. И уже сегодня, если не возражаете, встретимся там, скажем… через два часа… А что касается аренды квартиры, я уже получил несколько адресов от посредников и уверен, что завтра мадам захочет кое-какие из них осмотреть. Значит, через два часа в Монтийи, не так ли?
   Наконец-то перестал приказывать мне и нашёл нужным проявить хоть каплю вежливости. Я ответила утвердительно, повесила трубку телефона и посмотрела на Гастона.
   Тот уже кончал одеваться и застёгивал перед зеркалом пуговички рубашки, ожидая, когда я закончу разговор. На мне было только большое махровое полотенце, потому что к телефону мне пришлось выскочить из-под душа.
   Мы и без того собирались ехать в Монтийи, для этого Гастон и зашёл за мной в отель «Ритц». Возможно, мы несколько задержались перед выходом, но, в конце концов, женщина имеет право задержаться с туалетом не только в вечернюю пору.
   Приехав в Париж вчера довольно поздно, я тем не менее успела многое сделать. Выдала распоряжение месье Дэсплену, вот он уже начал их выполнять. Роман почти сразу исчез с глаз моих, повторив, что собирается заняться ремонтом замка Монтийи, покупкой второй автомашины, подыскиванием необходимой прислуги, правами на вождение машины для меня и ещё кучей всяких вещей. Так что остаток дня я провела в обществе Гастона. Он смеясь сказал мне — никогда в жизни не доводилось ему ещё с такой приятностью проводить отпуск. Потому что раньше никогда у него не было меня. Я ответила ему комплиментом на комплимент, и совершенно искренне. Ещё как искренне, боже ты мой! Причём для меня речь шла не о каком-то глупом отпуске, а вообще обо всей моей молодой жизни. Однако я воздержалась от излишней откровенности.
   В Монтийи месье Дэсплен сразу же увёл меня в кабинет.
   — Так что же будем искать? — нетерпеливо поинтересовалась я, поскольку в данное время меня интересовал только Гастон, а не какие-то там наследства и преступления.
   — Метрику господина графа. Оригинал. Я тут отыскал заверенную в нотариате копию и в своё время ею ограничился, её было достаточно для совершения всех формальностей, связанных с похоронами покойного. Но должен существовать и оригинал, а также юридически оформленный документ о кончине мадам графини, супруги вашего прадедушки, о чем, признаюсь, я и не подумал раньше, эта справка просто мне не была нужна. А вот сейчас, когда раскрылись… некоторые обстоятельства, для нас с вами очень важно знать, не пропали ли оба эти документа, может, я тогда, в спешке, их просто не заметил.
   — А для чего они нам сейчас?
   — По требованию полиции. Наличие документов подтвердит некоторые её подозрения или лишит их всяких оснований. Ну да чего там, попросту говоря, полиция подозревает, что мадемуазель Лера подделала свидетельство о браке с вашим прадедушкой. И могла его сюда, в документы, подбросить.
   Я ушам своим не верила.
   — Что она сделала?!
   — Все, зависящее от неё, чтобы официально оформить брак с господином графом. Получить официальное свидетельство. Без сомнения — фальсификат.
   — И какие могли быть последствия такой подделки?
   — Будь она жива, сейчас представила бы официальное свидетельство о законном браке с господином графом Хербле и при наличии отсутствия у господина графа потомства оказалась бы единственной законной наследницей покойного. Вот мы с мадам и должны тщательно проверить, не лежат ли здесь подброшенные Луизой Лера столь выгодные ей документы.
   Я молчала, переваривая неожиданную информацию.
   — Да, то отсутствие наследников, меня вон откуда выписали, то, наоборот, излишек законных наследников, — наконец суммировала я свои размышления, давая понять, что до меня дошло.
   — Верно замечено, — одобрил поверенный.
   — А откуда стало вообще известно о возможности существования фальшивого свидетельства о браке? — задала я законный вопрос.
   — Не все сразу, мадам, немного терпения. Полиция мне не обо всем рассказала, пришлось самому догадываться. Полиции стало известно о женитьбе графа Хербле на Луизе Лера, я же знаю, что в таких случаях загс требует необходимые документы, в данном случае ими были метрика господина графа и доказательство того, что он вдовец, то есть справка о кончине его прежней супруги…
   — А как полиция узнала? — хотела я знать.
   — Мне они не стали сообщать, — отрезал нотариус. — Да и не это главное, главное — факт. Сразу могу успокоить мадам графиню — свидетельство о браке фальшивое, ваш прадед не мог одновременно лежать на ложе смерти в своём доме в Монтийи и присутствовать для оформления своего брака в парижском загсе. Итак, я о том, что мне представляется в данном случае самым существенным: как обстоит дело с документами, необходимыми для заключения брака? Мне надо знать, выкрала ли Луиза Лера метрику графа и свидетельство о смерти графини или нет? Могла выкрасть, сделать фотокопию, а оригиналы подбросить обратно. Установлено, что вначале оформление брака было назначено за две недели до кончины графа, потом его перенесли на другой срок. Лично я считаю — господин граф не имел ни малейшего понятия о том, что женится. Все делалось без его ведома. Он ни в коем случае не стал бы подписывать свидетельства о браке без предварительного заключения интерцизы[8], а в таком случае дело без меня бы не обошлось. В последние дни вашего прадедушки я был с ним в постоянном контакте, общался по несколько раз в день, и он ни разу не заговорил о намерении вступить в брак. Напротив, всячески напоминал мне о необходимости отстаивать ваши имущественные права, уважаемая графиня, что я и делаю по мере своих слабых сил.
   А я уже встревожилась. О, официальная женитьба — дело серьёзное, даже если по завещанию прадед и оставил мне что-то, все равно вся недвижимость доставалась законной супруге. А кроме того, эта Луиза могла бы заявить, что муж подарил ей в качестве свадебного подарка все наши фамильные драгоценности, на которые я так рассчитывала. Ну, даже если не все, даже если половину, все равно кошмар! А теперь на них может претендовать… откуда я знаю кто, были же у этой Лера наследники!
   Я и не заметила, как в волнении принялась рассуждать вслух:
   — Да нет, это невозможно, если бы Луиза Лера добилась своего и оформила брак с прадедом, не стала бы она делать из этого тайны, наоборот, кричала бы направо и налево… Ладно, ладно. Допустим, прадед не желал, чтобы о его глупости узнали, обязал бы супругу молчать. Так в таком случае она через пять минут после смерти графа уже бы размахивала свидетельством о браке! Не стала бы ждать два дня с предъявлением претензий…
   Поверенный перебил меня. Оказалось, я ещё многого не знала.
   — Когда граф Хербле испустил дух, Луизы Лера не было при нем. Она отправилась в Париж на два дня, а вернувшись, застала графа уже в гробу. Да к тому же я копался в его документах, не покидая кабинета, помню, у меня минуты свободной не было. Я считаю, что не торчи я безвыходно в кабинете графа, она ещё тогда подбросила бы к остальным документам и поддельное свидетельство о браке. Не успела.
   — А не могла она его подбросить в какое другое место, не обязательно в кучу остальных документов? — предположила я.
   — Не исключено. Во всяком случае, теперь мы с вами должны самым внимательнейшим образом просмотреть каждую бумажку… Ну и видите — оригинала метрики господина графа действительно нет! Только копия, я и тогда её видел, да не придал значения… И свидетельства о смерти графини, вашей прабабушки, нет… Тоже копия! А я отлично помню — оригиналы этих двух документов раньше находились в ящике, вот в этом ящике письменного стола графа!
   Все это время мы копались с месье Дэспленом в документах, и теперь я могла подтвердить — прав наш поверенный. Все-таки отсутствуют документы, необходимые для получения свидетельства о браке! Оба оригинала отсутствуют! Подтвердились мои наихудшие опасения: Луиза Лера таки выкрала их и заключила фиктивный брак. Боже, как это неприятно, как все это осложняет жизнь!
   — Не мешало бы теперь как следует обыскать её любимую кладовочку, ту, к которой она приделала такие крепкие замки, — задумчиво почёсывая щеку, произнёс месье Дэсплен. — Я тут поговорил с бывшей прислугой, горничная и кухарка сказали — та запертая комната, в которой её и убили, была любимым помещением Луизы Лера, её, так сказать, персональным кабинетом.
   — Так ведь у неё был настоящий кабинет, — заикнулась было я, вспомнив, как при первом осмотре дворца в Монтийи с особым интересом разглядывала личные апартаменты загадочной «приятельницы» покойного прадеда, стесняясь о ней расспрашивать строгого юриста. Ещё тогда я обратила внимание и на спальню этой содержанки, и на гардеробное помещение рядом, и даже на кабинет. Правда, теперь я засомневалась. Та комнатка скорее напоминала будуар или небольшую гостиную. А поскольку официально мадемуазель числилась экономкой, ей полагалось особое административное помещение. Только вот почему именно в той части дома, рядом с кухней, а не в парадных покоях дворца, поближе к господским салонам?
   Полагаю, разгадка тут простая. Наверняка прадедушка не бывал в кухонных регионах, не его это дело, и если экономка хотела что-то скрыть от него, проще всего выбрать комнату именно в этой части дворца. Никто ей не мешал, никто не копался в её бумагах, никто не интересовался секретами домашней бухгалтерии. Уж прадедушка точно не интересовался, да и прислуга наверняка тоже. Сомневаюсь, знал ли прадед вообще о наличии у своей экономки такого кабинета.
   Я поделилась этими соображениями с месье Дэспленом, и, оказалось, он пришёл к такому же выводу, тем более что, в отличие от меня, познакомился с прежней прислугой и знал, что это за люди. Тем настоятельнее требовал он тщательного осмотра так называемого кабинета покойной экономки, и я вполне разделяла его убеждение, хоть и опасалась ещё не выветрившегося неприятного запаха. Ведь полиция так толком и не проветрила помещение, просто убрав оттуда труп и сделав обыск — или как там это называется, затем плотно заперла двери и даже на двери навесила печати. Правда, они обещали дня через два предоставить нам возможность свободно копаться в кабинете экономки, пока же они собирались проверить там ещё какие-то микроследы, так сказал месье Дэсплен, поэтому вход в желанное помещение пока был невозможен.
   Оказывается, теперешняя полиция очень неплохо работает. Вон сколько всего интересного установили, а главное, сделали очень важное, пожалуй, самое важное дело: выяснили, что свидетельство о браке поддельное!
   Наверняка ведь у мадемуазель Лера имеются какие-то родственники, паршивая овца в любой семье отыщется, и тогда после её смерти они могли бы рассчитывать на очень хорошее наследство. А не могло так случиться — почему я про паршивую овцу вспомнила, — не могло ли так случиться, что эта овца, какой-нибудь родственничек мадам новоиспечённой графини, узнав о её браке с богатым старикашкой, взял да и ускорил кончину своей — тётки, кузины, двоюродной племянницы или кого там ещё? Интересно, приходило ли в голову полиции такое соображение при розыске ею преступника? Убийца мог и не знать, что весь этот брак с графом его родственницы — фальшивка.
   Разобрали мы с нотариусом все документы в кабинете прадедушки, ничего нужного не нашли, но ведь и отрицательный результат тоже результат. И пришло время мне подумать о хозяйственных вопросах. Прежде всего, прислуга. Обе уборщицы, с которыми я впервые увиделась в тот жуткий день, охотно согласились поступить ко мне в услужение, а Мартин Бек, как оказалось, уже успел подыскать кухарку. Я распорядилась приготовить для меня одну из спален и ванную комнату на тот случай, если надо будет провести в доме несколько дней, и наняла прораба, которого тоже порекомендовал мне Мартин Бек. По его словам, человек, достойный доверия, ответственный, а главное, инженер-строитель. Он брался организовать во дворце ремонтные работы и сам согласился нанять рабочих. Мы с ним порешили, что он приступит к делу, как только полиция окончательно покинет дом, чтобы уже ничто не препятствовало проводить ремонт во всем доме.
   Тут как-то почти одновременно появились Гастон и Роман, и мы все вместе уселись на террасе за столиком с кофе и вином.
   Мы уже несколько минут оживлённо обсуждали мои дела, когда я вдруг поймала себя на том, что давно не отношусь к Роману, как к слуге, тем более просто как к кучеру. Хотя, надо признать, кучером он был отменным. Все окрестные помещики мне завидовали. С лошадьми он управлялся артистически и мог править любым экипажем: каретой, ландо, шарабаном, коляской, дрожками, пролётками, кабриолетами, не говоря уже о простых телегах и всевозможных фургонах.
   Впрочем, я немного отвлеклась. Сейчас для меня гораздо важнее были преданность Романа и его прекрасное умение ориентироваться во всех сложностях времени, в которое нас вместе перенесла судьба. Нет, не слуга он, а мой друг и опекун, без совета которого я вообще ничего не предпринимала. И было бы дико смотреть на него, стой он столбом тут передо мной, в то время как я, его барыня, лишь пила бы кофий и отдавала распоряжения. А ведь ещё совсем недавно именно так и было! Всего две недели назад.
   Роман и начал разговор. Смеясь, он заметил:
   — Чего не добьёшься на почве общих предков! Сколько раз я уже убеждался. Вот и теперь удалось договориться с одним из полицейских, а все потому, что докопались до общих предков.
   — Роман, вы и в самом деле располагаете каким-то французским предком? — удивилась я.
   Все ещё смеясь, Роман возразил:
   — Уважаемая графиня, а кто это может знать точно? Знаю лишь, что кому-то из моих польских предков довелось сражаться во Франции, и разве не мог он где-нибудь встретиться с прабабкой этого полицейского? Пришлось кстати вставить фамилию полицейского, которую кто-то поблизости произнёс, вроде бы она мне встречалась в анналах нашего польско-французского рода. И теперь благодаря такой малости наши дела значительно продвинулись.
   Я давно замечала, что Роман очень неглуп, но лишь теперь смогла оценить его чрезвычайно высокое умственное развитие. Вот мне, его госпоже, и в голову бы не пришло прибегнуть к столь утончённой уловке! И одёрнула себя — ну сколько можно мыслить категориями госпожа — слуга. Стыдись! Оправдывает меня, разумеется, тот факт, что всю свою сознательную жизнь прожила я в обществе, разделённом на социально неравные категории, но ведь и тогда сколько раз отмечала исключительный ум и сообразительность в прислуге и даже простых мужиках и бабах, и, напротив, просто поразительную тупость у представителей так называемых высших сфер. Насколько лакей графа Дубинского превосходил интеллектом своего аристократического господина. А Эмилька, горничная виконтессы Шмуглевской, умственно на голову превосходила свою дуру барыню с её кругозором курицы.