– Мы уже встречались, сэр. Жаль, что вы забыли об этом. – И он сухо поклонился: – Меня зовут Джеймс Эрнотт, виконт Суиндон.
   Росс насмешливо улыбнулся:
   – А… тот самый печально известный Джеми, насколько я понимаю? – Он поклонился в ответ: – К вашим услугам, сэр. Зачем вы здесь?
   Джеми бросил на него злобный взгляд.
   – Послушайте, Лонгвуд, я буду с вами откровенен! За каким чертом вы взяли моего сына?
   Росс иронически вздернул брови.
   – Вашего сына?
   Джеми ткнул пальцем в Пруденс. Его рука дрожала от ярости.
   – Не знаю, что наговорила вам эта тварь, но я готов присягнуть: она зачала ребенка от меня.
   – Эта «тварь», черт бы вас подрал, – моя жена, леди Лонгвуд! И вы обязаны говорить о ней с подобающим уважением. Или я велю вышвырнуть вас вон! – В голосе Росса прозвучал с трудом сдерживаемый гнев.
   Пруденс уставилась на него во все глаза. У нее закружилась голова. Она не верила своим ушам.
   – Р-Росс? – прошептала она. Он ответил ей кроткой улыбкой.
   – Извини, дорогая. У каждого из нас есть свои секреты.
   – Ты? Лорд Лонгвуд?
   – Да. Я всю жизнь ношу это имя, – отозвался он, пожав плечами.
   Джеми топнул ногой и крикнул:
   – Проклятие! Отдайте моего сына!
   Росс посмотрел на него так, словно Джеми был козявкой, случайно попавшей ему под ноги.
   – А с чего вы взяли, будто ребенок ваш? Я намерен поклясться в суде, что в прошлом году ухаживал за Пруденс, а потом она благополучно зачала от меня. Думаю, моя жена подтвердит это. – И он вдруг усмехнулся ей: – Помнишь, милая, это было на холмах, недалеко от усадьбы твоего деда? Не так ли?
   Она кивнула, все еще плохо соображая, что происходит.
   – Это грязная ложь, чтоб меня черти разорвали! – завопил Джеми, брызгая слюной.
   – Вы утверждаете, что являетесь отцом ребенка, – спокойно продолжал Росс. – На теле Пруденс есть шрам. Вы можете сказать на суде, где он? У ребенка имеется родимое пятно. Готов побиться об заклад, вы не сумеете описать его. А я сделаю это. Ее дед – ханжа и лицемер – был ошарашен, а потому не стал упрямиться. – Росс приник к руке Пруденс. – Моя бедная Девочка. Жить с таким жестоким стариком!
   Джеми, сжав кулаки, двинулся было к Россу.
   – А ну-ка, послушайте…
   Но тут же замер под его ледяным взглядом.
   – Вы ведь не собираетесь ссориться со мной, Суиндон? Думаю, вашей смелости хватает только на то, чтобы соблазнять невинных девушек. А вот драться со шпагой в руке – это вам не под силу. Тем не менее я готов дать вам удовлетворение.
   В ответ на вызывающий взгляд Росса Джеми съежился и отвернулся. Тот указал ему на дверь.
   – Я уверен, в Синдерфорде вы найдете какую-нибудь гостиницу. А потом отправляйтесь домой, к жене, и зализывайте свои раны.
   И вдруг Джеми зарыдал во весь голос. Его лицо сморщилось, словно у обиженного ребенка, и стало безобразным.
   – Вы не понимаете, Лонгвуд. В Америке я переболел свинкой. Теперь я бесплоден. А мне нужен наследник. Мой сын! Умоляю вас, сэр. – Он шмыгнул носом и утерся тыльной стороной ладони. – У вас с Пруденс, Божией милостью, еще будут дети, а у меня…
   Росс взглянул на него с гримасой отвращения.
   – Жалкий трус! Вы ждете моего сочувствия? Напрасно. Вы встретили невинную, доверчивую девушку и соблазнили ее ради минутного удовольствия. А потом бросили, и ей пришлось жестоко расплатиться за вашу похоть. Вы принесли достаточно много горя. Ступайте же в свой пустой дом. И пусть сожаления преследуют вас до конца жизни.
   Джеми упал на колени, продолжая всхлипывать. Пруденс стало тошно при одной мысли о том, что когда-то она любила этого человека. Росс холодно рассмеялся:
   – Будь я проклят, Пру! Что ты нашла в этом презренном, плаксивом создании? – Он шагнул к Джеми и грубо поднял его за шиворот. – Надеюсь, вы покинете нас немедленно. А иначе я с удовольствием сам вышвырну вас.
   Джеми, не переставая рыдать, поплелся к двери, как побитая собака. А Росс, довольный, улыбнулся Пруденс:
   – Ну, леди Лонгвуд, лам помешали в тот момент, когда мы целовались, не так ли?
   Пруденс рухнула в кресло.
   – Леди Лонгвуд? – повторила она удивленно.
   – Знаешь, ты ведь теперь графиня.
   – Я не могу поверить! Я ничего не понимаю. Значит, все время, что мы были вместе…
   – Видишь ли, отвергнув своего отца, я отказался и от многих других вещей. В том числе и от титула.
   Пруденс в первый раз огляделась вокруг и заметила, как роскошно убрана маленькая библиотека.
   – А маркиз Бриджуотер?
   – Это мой отец, – сказал Росс с окаменевшим лицом. – Но… но ведь вы оба врачи. И одновременно ты – граф, а он… Нет, я о таком и не слыхивала, чтобы знатные люди имели профессию. Невероятно! Росс пожал плечами.
   – Так уж повелось в нашей семье. Когда-нибудь я расскажу тебе.
   Значит, он вернулся в отцовский дом. Это порадовало Пруденс.
   – Ты примирился с отцом. И простил его? Росс снова напрягся.
   – Я вернул себе титул и доходы, – проворчал он. – Но простить его? Он убил Марту. Я никогда не забуду этого. И не прощу.
   – Тогда почему же ты вернулся к нему?
   – Это был единственный способ помочь тебе и вырвать ребенка из лап твоего деда.
   В сердце Пруденс зажегся огонек надежды.
   – Ты принес такую огромную жертву ради меня? Почему?
   «Скажи, что любишь меня!..» – подумала она. Но Росс отвернулся и принялся крутить в руках вазочку, стоявшую на столе.
   – Это был мой долг, ведь ты – моя жена! – В его голосе послышались нотки гнева. – А кроме того, я не мог позволить тебе пойти на двоемужество из-за этой паршивой собаки.
   Пруденс не желала принимать такое объяснение. Ее сердце ждало иного. Что ж, она поступится своей гордостью и спросит его напрямик.
   – А теперь послушай-ка, доктор Росс Мэннинг… – начала было Пруденс, решительно встав с кресла.
   И вдруг осеклась, зажав рукой рот. Что он сказал? Вырвать ребенка из лап дедушки?
   – Мой сыночек!.. – пролепетала она дрожащим голосом. – Он здесь?
   Росс повернулся к ней с нежной улыбкой. Его глаза сияли.
   – А я все думал, когда же ты вспомнишь о нем? – Он потянул за шнурок звонка и быстро отдал приказание лакею: – Разбудите няньку и велите принести мальчика. Извинитесь за столь поздний час, но… мать хочет видеть своего ребенка.
   Мать! Как сладко слышать это слово! Дрожа от счастья, Пруденс стала кружить по комнате, потом повернулась и кинулась в объятия Росса.
   – Да благословит тебя Бог!.. – прошептала она. Он поцеловал ее в макушку.
   – Я прихватил с собой и няньку. Молодую вдову. Мэри Хант. Она говорит, что знает тебя.
   Пруденс кивнула.
   – Мэри… она из нашей деревни.
   – Сколько сейчас твоему мальчику?
   – Шесть месяцев и девять дней.
   Она считала и пересчитывала каждый день.
   – А когда ты видела его в последний раз? Пруденс не смогла удержать слезы.
   – Ему было всего шесть недель, когда…
   – Я принесла мальчика, ваша светлость.
   На пороге стояла Мэри Хант, держа в руках младенца, который извивался что было сил.
   У Пруденс замерло сердце. Задыхаясь, она с жадностью протянула руки. Мэри рассмеялась и, опустившись на колени, положила ребенка на ковер.
   – Он только что научился ползать. Такой живчик, не хочет, чтобы его брали на руки.
   Пруденс тоже встала на колени, наблюдая, как малыш ползет к ней, преодолевая последние дюймы той зияющей пропасти, что разделяла их столько долгих месяцев. Он радостно гукал; темные кудряшки сбились на лоб, а маленькое личико осветилось улыбкой, прекраснее которой Пруденс ничего не видела на свете. Она схватила сына и прижала его к груди. Из ее глаз текли слезы счастья. Она тискала его, целовала, изучала каждую черточку дорогого лица, и сердце переполняли нежность и любовь.
   Пруденс посмотрела на Росса заплаканными глазами.
   – Я даже не знаю, как его назвали, – всхлипывая, пожаловалась она.
   Он опустился на колени и вытер ей глаза.
   – Его окрестили Питером.
   – О Росс, – сказала Пруденс, в душе которой вновь ожили все ее печали. – Сколько вех в его жизни я пропустила!
   – Их будет еще много. – От волнения голос Росса звучал Хрипло. – Больше никто не разлучит тебя с твоим сыном.
   В душе Пруденс зашевелилась тревога. Твой сын – так сказал Росс. Сможет ли он принять и полюбить ребенка Джеми как своего собственного? Но она попыталась прогнать свои страхи. Ведь теперь у нее есть все: и сын, и любимый человек. И Пруденс возблагодарила Господа за это счастье.
   Питер вдруг захныкал, и Мэри поспешно подошла к Пруденс.
   – Извини, Пру. – Тут она запнулась и покраснела. – Ваше сиятельство. Но уже полночь. Малышу пора спать.
   Пруденс неохотно встала и отдала ей ребенка. Мэри улыбнулась:
   – Не огорчайтесь, мадам. Я нянчила его с тех пор, как вы уехали из Винсли. Я расскажу вам множество историй о Питере, они развеселят вас. Не бойтесь.
   Она прижала ребенка к груди и вышла из библиотеки. Исполненная невыразимой радости, Пруденс бросилась на шею Россу.
   – Как мне отблагодарить тебя?
   Он поцеловал ее. Сначала нежно, потом – со все возрастающей страстью.
   – Я могу придумать множество разных способов, – сказал Росс с добродушной усмешкой.
   В дверь тихонько постучали. Пруденс оглянулась и увидела пожилого мужчину, одетого в халат. Его седеющие волосы были прикрыты батистовым ночным колпаком.
   У этого высокого, полного достоинства человека с горделивой осанкой оказалась неожиданно приятная улыбка. Раньше Пруденс думала, что ни у кого, кроме Росса, не может быть таких синих глаз. Но глаза старика поразили ее своим лазурным блеском. Только они излучали не холодное безразличие, а тепло, хотя и с оттенком грусти.
   – Можно мне войти? – спросил старик. – Шум поднял меня с постели.
   Росс замер. Пруденс слышала, как он скрипнул зубами.
   – Пруденс, позволь представить тебе Джейсона Мэннинга, маркиза Бриджуотера.
   Она присела в реверансе в знак уважения к высокому титулу, но маркиз рассмеялся:
   – Я, верно, заслуживаю поцелуя от своей невестки. Вас зовут Пруденс, не так ли?
   Она застенчиво кивнула, подошла к нему и нежно поцеловала в щеку.
   – Росс, по-моему, твоя жена – красавица. – Старик улыбнулся Пруденс. – Добро пожаловать в замок Бриджуотер, дорогая. Я рад вам обоим. Будь я проклят, если это не так.
   Росс насупился.
   – Я завтра же попрошу своего банкира выдать мне деньги. Чем быстрее я приведу в порядок Лонгвуд-Хаус, тем лучше будет для Пруденс.
   Она обвела взглядом красиво обставленную комнату:
   – О, я бы с удовольствием пожила здесь! Но Росс прервал ее.
   – А я – нет, – холодно бросил он, выразительно посмотрев на жену.
   Маркиз сразу сник, и улыбка на его лице погасла.
   – Как пожелаете, – пробормотал он.
   В воздухе повисло враждебное молчание. Пруденс сообразила, что Росс даже не представил ей маркиза как своего отца. Она отчаянно пыталась придумать что-то, только бы на лице старика вновь появилась улыбка.
   – Если остальные комнаты так же прекрасны, как эта, то я с радостью обошла бы с вами весь замок, лорд Бриджуотер.
   Он учтиво остановил ее, взмахнув рукой.
   – Пожалуйста, не стоит называть меня так. Ведь вы теперь член нашей семьи.
   – Как же мне обращаться к вам? Старик тяжело вздохнул.
   – Вы можете называть меня Джейсон, как и Росс. Тот насмешливо фыркнул.
   – Представляешь, Пру, «Джейсон» означает «целитель»!
   Маркиз побелел словно полотно; его руки задрожали. Пруденс бросила на Росса негодующий взгляд. Как он может быть таким жестоким!
   Она нежно тронула маркиза за руку.
   – Я буду называть вас отцом, если позволите. Росс что-то невнятно пробормотал, но Пруденс только сердито поджала губы.
   Маркиз обвел взглядом их напряженные лица и слегка поклонился.
   – Боюсь, я надоел вам. Оставляю вас наедине. Наслаждайтесь тем, что вы снова вместе.
   И он двинулся к двери, шаркая ногами, словно в один миг постарел лет на десять.
   Как только маркиз вышел, Пруденс круто повернулась к Россу:
   – Как ты посмел?
   – Мои отношения с отцом тебя не касаются, – жестко ответил он.
   – Но как ты мог?
   Росс застонал и закрыл лицо руками.
   – Умоляю, Пру Не мучай меня этими разговорами. Пруденс почувствовала угрызения совести. Ведь Росс нарушил свою клятву и заключил перемирие с отцом. И все ради ее блага. Нельзя быть такой неблагодарной и корить его за те взаимоотношения с маркизом, которых она не в силах понять.
   – Прости, – прошептала она.
   Он обхватил ее лицо руками и заглянул в глаза. В его взгляде Пруденс прочла отзвуки боли и горя, пережитых за последние дни. Росс напоминал раненое животное, которое нуждается в любви и нежной заботе.
   – Отведи меня в спальню, – попросила Пруденс. Он наклонился и начал целовать ее – сначала нежно, потом, по мере того, как возрастала страсть, – все более пылко. Размолвка была тут же забыта. С радостной улыбкой Росс поднял Пруденс на руки.
   – Ваше сиятельство, не хотите ли взглянуть на свои апартаменты?
   Она улыбнулась и крепко ухватилась за его шею.
   – Значит, аристократы ведут себя как настоящие головорезы?
   – Дерзкие девчонки другого и не заслуживают. Даже если они графини.
   Тут у Пруденс заурчало в животе. Она скорчила смущённую гримаску.
   – Графиня голодна. За ужином я не съела ни крошки. Этот ужасный мистер Фрэнклин…
   – Клянусь бородой Эскулапа! – хмуро воскликнул Росс. – Он был с тобой нелюбезен? Или морил тебя голодом?
   – Нет, просто твой адвокат слишком педантичен. И преисполнен высоких моральных принципов. Он предлагал мне поужинать, но я не смогла есть.
   Все Думала о «сумасшедшем лорде»?
   Росс усмехнулся и понес ее в спальню. Лакей пряча улыбку, смотрел на своего хозяина, позабывшего о хороших манерах. Выслушав приказание принести ее сиятельству ужин, он послушно удалился.
   Пруденс окружало такое великолепие и роскошь, что она с трудом верила своим глазам. Два лакея, дремавшие у дверей, вскочили при их появлении и тут же исчезли, повинуясь взмаху руки Росса.
   Огромная гостиная была залита светом множества свечей. Элегантная мебель сияла позолотой, на обшитых парчой стенах висели картины. Толстый узорчатый ковер приглушал стук башмаков Росса, украшенных пряжками.
   За бархатными шторами на окнах виднелось усеянное звездами небо. Пруденс казалось, что она попала в какую-то волшебную страну.
   Росс толкнул ногой дверь в спальню. Оттуда сейчас же выскочил камердинер. Он был одет на французский манер: в бархатный камзол с галунами, расшитый цветами галстук и сверхмодный парик с косичкой, упрятанной в сетку. Неестественно бледный цвет лица, очевидно, потребовал каких-то особых ухищрений от его обладателя.
   – Ваше сиятельство, – сказал камердинер с легким акцентом.
   – Отдыхай, Марэ. Сегодня ты мне больше не понадобишься.
   – Но ваше сиятельство… Росс сухо рассмеялся.
   – Марэ, mon vieux. [24]Я знаю, есть джентльмены, которые беспомощно валяются в постели, словно черепахи, выброшенные на берег, потому что не в состоянии одеть себя сами. Но уверяю тебя, я не отношусь к их числу и сам могу приготовиться ко сну.
   – Но, милорд, я только хотел…
   В голосе Росса уже звучало нетерпение:
   – Ты должен подчиняться моим приказаниям, если собираешься дальше служить в этом доме. Отправляйся к себе!
   Француз вежливо поклонился и попятился к двери. Росс поставил Пруденс па пол, проворчав:
   – А еще говорят, будто французы знают толк в амурных делах. Когда мы будем нанимать слуг для Лонгвуд-Хауса, напомни, чтоб я взял в камердинеры какого-нибудь кряжистого корнуэльца. Бог с ними, с этими французами. Что касается вас, леди Лонгвуд, то я подыщу вам горничную завтра утром. А сегодня, – он пылко поцеловал ее и сладострастно ухмыльнулся, – сегодня вам придется удовольствоваться моими услугами.
   Пруденс была настроена легко и игриво.
   – Ты всегда безупречно исполнял свои обязанности. И раздевал меня на корабле при малейшей возможности.
   Росс тщетно боролся с улыбкой.
   – Ты же понимаешь, я делал это исключительно как врач, – произнес он напыщенным тоном.
   Пруденс ответила в той же нарочито серьезной манере:
   – Разумеется, доктор Мэннинг. А сегодня вы просто хотите удостовериться, что я выздоровела окончательно.
   – Чертенок!
   По лицу Росса расползлась улыбка. Он принялся вытаскивать булавки из ее платья, и его нетерпение возрастало с каждой минутой.
   – В этом платье ты, как всегда, выглядишь очаровательно. Но будь я проклят, если у меня хватит сил возиться с ним сейчас.
   Пруденс прикусила губу. Россу больше нравилось другое – абрикосовое.
   – Атласного платья у меня больше нет, – сконфуженно заявила она. – Я отдала его своей подруге Бетси уже в Лондоне.
   – Знаю. Иначе как, ты полагаешь, я смог бы найти тебя и ребенка?
   Пруденс с удивлением воззрилась на него.
   – Честное слово, я об этом и не подумала!
   – Твоя Бетси – верная подруга. Мы пригласим ее в Лонгвуд.
   Росс закончил раздевать жену, беспрестанно целуя и лаская, потом подвел к кровати под балдахином и бережно уложил на простыни.
   У самого Росса процесс раздевания занял гораздо меньше времени, но тут в дверь гостиной постучали. Выругавшись, Росс раздраженно порылся в шкафу, быстро накинул на плечи халат и направился в соседнюю комнату, шлепая босыми ногами. Он вернулся с подносом и со смехом заметил:
   – В Марэ, кажется, снова проснулся француз. Он весьма двусмысленно ухмыльнулся, отдавая мне это.
   Впервые в жизни Пруденс так баловали и нежили. Присев на краешек кровати, Росс кормил ее как ребенка. А она поддразнивала его, сжимала губы, отказываясь принять очередной лакомый кусочек. И тогда Росс целовал и щекотал ее до тех пор, пока Пруденс не начинала хохотать. Наконец она заявила, что сыта, и Росс отставил поднос в сторону. К этому времени они оба уже развеселились вовсю.
   И любил он ее в ту ночь так же легко и радостно. Никогда еще Пруденс не видела Росса столь молодым, задорным и щедрым на ласки. Они затеяли возню, время от времени осыпая друг друга жаркими поцелуями и разражаясь приступами безудержного смеха. Потом Росс прижал к кровати гибкое, податливое тело Пруденс и, словно поддразнивая, неторопливо начал любовную игру. Она умоляла его не останавливаться и совсем обессилела от смеха и томительного наслаждения, когда их страсть вылилась в последней яростной вспышке, до конца опустошив обоих.
   Через некоторое время Росс вздохнул, с трудом выкарабкался из кровати и принялся искать ночные рубашки, чтобы утром Марэ не задавался нескромными вопросами. А Пруденс опустилась на колени и начала молиться:
   – О Господи, благодарю Тебя за милосердие Твое. Ты подарил мне счастливейший день в моей жизни. Ты открыл двери в прекрасный сад Эдем для жалкой рабы Твоей. Да буду я достойна Твоей доброты.
   Росс задул почти все свечи, а последнюю отнес к кровати, загораживая ладонью пламя, и поставил на маленький столик. Он уже хотел было улечься рядом с Пруденс, но приостановился в задумчивости.
   – В чем дело, Росс?
   Он наклонился над грудой разбросанного белья и порылся в кармане своего жилета.
   – Ну, мадам, – сурово сказал Росс, надевая на палец Пруденс кольцо Марты, – больше вы никогда не вернете его мне.
   Потом он забрался в постель, обнял жену, задул свечу и мгновенно заснул.
   Лежа в темноте, Пруденс услышала уханье совы где-то в парке замка Бриджуотер. Печальные, зловещие звуки. Вот оно, дурное предзнаменование, о котором говорил Тоби. Пруденс начала вертеть на пальце кольцо, погрузившись в грустную задумчивость. Росс никогда не сможет полюбить ее по-настоящему. Даже когда она призналась ему в своих чувствах, он промолчал. Пруденс едва сдержала стоп боли. Из ее крепко зажмуренных глаз потекли горючие слезы.
   Да, Бог открыл ей Эдем. Но в нем притаилась змея. И этой змеей был призрак Марты.

Глава 25

   Холодный январский дождь без передышки бил по оконным стеклам. Но в маленькой гостиной замка Бриджуотер было тепло и уютно. Пруденс сидела на полу, скрестив ноги, спиной к камину, и играла с Питером в большой мяч. Он радостно засмеялся, обнажая только что прорезавшиеся передние зубки, и своими пухлыми ручонками подтолкнул к ней игрушку.
   Питер был так восхитителен, что Пруденс не могла удержаться и протянула руки, чтобы обнять его. Ребенок пополз к ней по ковру. Пока Пруденс приглаживала темные кудряшки, упавшие ему на лоб, малыш лепетал что-то на своем детском языке и тыкал пальчиком в черную мушку, закрывавшую оспинку возле ее глаза. Она поиграла свободной рукой в «кукушечку» и была вознаграждена россыпью заливистого смеха.
   Мэри, нянька Питера, предложила:
   – Позавтракайте, миледи. А то все остынет.
   И указала на стол в центре комнаты и на лакея, который маячил возле буфета, заставленного едой.
   – Погоди еще немножечко, – сказала Пруденс. – Когда я слышу, как Питер смеется, у меня на сердце становится тепло. А как подумаю, что могло бы произойти, если бы… – Она вся передернулась.
   – Да уж. Старик сквайр всегда вспоминал слова Уэсли: «Тот, кто играет в детстве, тот и вырастет легкомысленным человеком».
   – Чепуха! Да разве Господь может осуждать радости детей?
   И Пруденс снова рассмеялась, потому что Питер, вырвавшись из ее объятий, пополз прочь и принялся исследовать блестящую ручку от ящика комода.
   Мэри покачала головой.
   – Скоро он начнет ходить.
   Никогда еще не видела такого сильного, здорового малыша.
   Питер тянул за ручку, сидя на полу. И вдруг ящик подался вперед И упал, ударив мальчика по спине. Содержимое рассыпалось по ковру. Питер закричал от удивления и ужаса. Мэри тут же подбежала к нему и прижала к себе, успокаивая нежными словами. Лакей ползал по полу, подбирая разбросанные вещи.
   – Проклятие! Пру, этот ребенок перевернет вверх дном весь дом! И как ты только позволяешь?
   Пруденс поднялась на ноги и обернулась. Росс стоял в дверях и смотрел на происходящее с загадочной улыбкой. О чем он думает? За два месяца, что они провели в замке Бриджуотер, Росс ни разу не поиграл с ребенком и вообще, казалось, почти не замечал его. Правда, он довольно регулярно осматривал Питера, но только как дотошный врач, чтобы убедиться, что ребенок здоров.
   Может, присутствие малыша в доме докучает Россу? Или он холоден только потому, что это сын Джеми, о котором всегда будут напоминать темные кудряшки Питера? «Твой ребенок» – так говорил Росс, словно у него и в мыслях не было стать его отцом.
   Пруденс подождала немного. Мэри тактично удалилась, подхватив Питера. Вряд ли эта женщина не замечала подводных течений и напряженности в отношениях хозяев, которая постепенно скапливалась здесь и сгущалась, как пар, оседающий на стенках бутылки.
   – Доброе утро, Росс, – тихо поздоровалась Пруденс.
   Вспыхнув, она уставилась на свои башмачки. Ей сразу вспомнились бурные ласки Росса, которыми он одарил ее нынешней ночью. После ужина он всегда загорался страстью. Более пылкого и ненасытного любовника невозможно было и представить.
   Но днем Росс становился холодным, напряженным и вел себя отстраненно. Порой он казался таким чужим, что Пруденс хотелось кричать от отчаяния. Она надеялась, что эта пропасть отчуждения появилась только из-за присутствия в доме маркиза, но не могла забыть и о другой причине. Ведь Росс так мечтал об одиночестве, о полном разрыве с отцом. Может, он отвергает Пруденс и Питера потому, что они нарушили его планы, вынудили поступиться своими принципами? А страстные любовные игры – это для Росса своего рода вознаграждение, средство уменьшить свое недовольство?
   Росс, казалось, и не заметил румянца, залившего щеки Пруденс. Он кивнул и неторопливо направился к столу, накрытому для завтрака.
   – Ты уже поела?
   Пруденс отрицательно покачала головой. Росс знаком приказал лакею отодвинуть для нее стул.
   – Садись и позавтракай со мной.
   Росс наполнил свою тарелку едой. У Пруденс, наблюдавшей за ним, к горлу подступила тошнота. Он впился зубами в отлично прожаренную отбивную, а она с трудом проглотила кусочек тоста и запила его чаем. Только бы Росс не устроил ей очередной допрос! Пруденс сводил с ума этот бесстрастный, профессиональный тон, который он пускал в ход, когда речь шла о ее здоровье.
   Конечно, она прекрасно понимала, что опять беременна. В декабре у нее не было месячных, по утрам уже не раз приходилось бороться с тошнотой, стискивая руками живот, который сводили судороги. Но как сказать об этом Россу? Его обращение с Питером заставляло Пруденс призадуматься: а хочет ли он вообще иметь детей? Допустим, хочет. Но вдруг, узнав о том, что скоро на свет появится его собственный ребенок, Росс будет испытывать еще большую неприязнь к Питеру?
   Росс поднял глаза от тарелки и нахмурился.
   – Почему ты ничего не ешь?
   – Это… это из-за погоды, – солгала она. – Целую неделю идет дождь. Такая тоска! У меня совсем пропал аппетит.
   Объяснение, видимо, удовлетворило Росса. Он кивнул.
   – Дождь измучил нас всех. Хоть бы выглянуло солнце, иначе Тоби сведет меня с ума. Я еще никогда не видел его таким расстроенным и мрачным. Он окончательно ушел в себя. А когда его ум проясняется, только и слышишь: тут «дурная примета» и там «дурная примета». Господи, Тоби опять начал говорить о капитане Хэкетте и клянется, будто тот рыскает повсюду и только выжидает подходящее время, чтобы устроить всем нам какую-нибудь пакость.