- Ну, на что еще решимся? - спросил Киров.
- Надо перейти к подземному способу тушения. Это надежное дело. Прорыть к фонтану шахту, обложить скважину тонной динамита, взорвать; тогда уж определенно можно быть уверенным, что выброшенная взрывом земля накроет фонтан.
- Но тогда, значит, потерять скважину?
- Да, скважиной придется пожертвовать для такого дела.
- Нет, на это мы не пойдем. Это уж самое что ни есть последнее средство! Попробуем еще побороться. Безвыходных положений не бывает.
- Все это правильно, товарищ Киров. Конечно, жаль потерять такую богатую скважину, но другого выхода нет.
Киров отвернулся.
- Вообрази, что в природе вообще не существует подземного способа тушения фонтанов, есть только наземный...
Непокорный "миллионер" и Кирова порядком извел, измотал нервы. В последние дни он почти что совсем не бывал в Центральном Комитете и целыми сутками пропадал на бухте. Со всеми неотложными делами к нему приезжали сюда.
Иногда Киров оставлял район пожара, уходил далеко берегом бухты.
Как-то во время этих прогулок ему навстречу попалась группа рабочих во главе с машинистом первой буровой партии Сулеймановым.
Сулейманов остановился, пытливо посмотрел Кирову в глаза, спросил:
- Насчет пожара думаете? Как тушить?
Киров молча кивнул головой. Сулейманов был ему симпатичен. Это был толковый машинист с изобретательным умом. Во время аварии в фонтанирующей буровой он деревянным хомутом закрыл боковой фонтан на стволе компрессорной трубы. В новогоднюю ночь, когда враги подожгли "миллионер", Сулейманов с доской в руке бросился в горящий нефтяной канал и начал топить огонь в самой нефти; его примеру последовали другие, и, таким образом, в конечном счете был потушен пожар в канале и спасен второй нефтяной амбар.
- И я все время думаю, товарищ Киров. - Сулейманов беспомощно опустил руки. - Ночи не сплю. Прямо беда.
- Большая беда, Сулейманов. Много нефти пропадает.
- А что, товарищ Киров, если попробовать тушить фонтан... землесосом?
- Землесосом?..
- Направить рефулер в самую глотку горящего фонтана и - качать со дна моря песок?..
- А как подвести землесос к фонтану? Ведь вон какое расстояние их отделяет. По суше такую махину не поволочешь. А подумать вообще - стоит. Землесос?! Гм!..
- Подумайте, товарищ Киров; может быть, что-нибудь и получится.
Сулейманов собрался было уже уходить, но Киров вдруг сказал:
- А ну, покажи руки!
Сулейманов вытянул руки.
Киров потрогал их, покачал головой:
- Здоровые клещи!
- Ничего клещи, - ответил Сулейманов, - драться никто не лезет. - И ушел, улыбаясь.
Усталый, не зная, где на часок приклонить голову, Киров прошелся по берегу, потом решил дойти до землесоса, который в конце бухты выравнивал профиль берега. "Потушить горящую скважину землесосом?.. И впрямь, стоит призадуматься над этим". И как Киров обрадовался, когда ему навстречу с забинтованной рукой показался Фома Матвеевич Крылов, - все эти дни после пожара он сидел дома с ожогами.
Киров взял Крылова под руку, подвел к землесосу.
- В твое отсутствие я частенько приходил сюда, Фома Матвеевич. Любовался работой землесоса. Прямо чудо-землесос!
- Чудо! - сказал багермейстер. - Ты только подсчитай, сколько рабочих рук он заменяет.
- А сколько кубометров земли он может выбросить, Фома Матвеевич, за день? И сколько - воды?
- А как сказать, Мироныч. От грунта это зависит. Вот ежели, скажем, мягкий грунт, песок, ил и всякая там муть, то тогда он выбросит много. Целую гору. А воды - миллион ведер в час.
- А какое дно у горловины Ковша? В районе "миллионера"? Не помнишь?
- Почему же не помню? Мягкое, неплохое... - Покручивая обгорелыми пальцами побуревший ус, Фома Матвеевич искоса посмотрел на Сергея Мироновича, думая: "С чего это он вдруг так заинтересовался землесосом?" От него не ускользнула и усталость Кирова. Лоб его весь был собран в складки, и взгляд был сосредоточенный, хмурый, ищущий. - Господи, да чего это мы стоим здесь? Прошу ко мне! - спохватился Фома Крылов.
Они поднялись на землесос.
Каюта у багермейстера была небольшая, но чистая и уютная. Над столом висела фотография Дельфины, полотенце в петухах, а в сторонке - веточка с тремя лимонами.
Фома Крылов усадил Кирова на койку, крикнул кока.
- Так и быть, давай позавтракаем, - согласился Сергей Миронович.
Кок принес две полные до краев тарелки ухи.
- Опять уха! - Киров невольно улыбнулся.
Потом кок принес крепкого чаю.
Фома Матвеевич снял с гвоздя веточку с тремя лимонами, протянул Кирову:
- Собирался сам тебе принести. Возьми!
- Спасибо, Фома Матвеевич. Пусть у тебя пока повисят. Все равно мне их некуда девать.
- Возьми, возьми, Мироныч. Таких лимонов ты еще не видел.
- У тебя все необыкновенное!
- С моего сада лимоны, вот почему они необыкновенные. Камень, не земля, а все растет! - оживился багермейстер. - Помнишь лимонное деревце? Тогда лимончики были зеленые. А теперь, видишь, какие они! А пахнут как!
- Запомнил мой первый визит? Тогда тоже, кажется, была уха...
- Память у тебя хорошая. Я на веточке этой даже узелок сделал, чтобы с другими не спутать. Вчера еще хотел принести тебе лимоны, да знаю, что тебе не до них сейчас. Думаю: "Вот потушат фонтан, тогда понесу как премию".
Сергей Миронович взял лимоны, понюхал.
- Хорошие, удивительно какие хорошие лимоны!
- Еще бы! Своими руками растил. Землю подходящую черт знает откуда на себе таскал. И ведь камень, не земля, а все растет!
- Растет, - согласился Сергей Миронович. - Потушим с тобой фонтан, тогда лимоны возьму... как премию! Буду чай пить и тебя вспоминать.
- Почему это со мной?
- А очень просто. Все перепробовали свои силы, теперь наша очередь.
- Что-то непонятное говоришь, Мироныч.
Испытующе глядя багермейстеру в глаза, Киров закусил кончик карандаша.
- Как думаешь: не попробовать ли нам в ход пустить твой землесос?
- Не понимаю, Мироныч. Такой пожар - и землесос. Это же не пожарная машина!
- Ну, я пошутил. - Киров зевнул. - Я у тебя часок-другой сосну, а там посмотрим.
Он лег на койку, накрылся пальто.
Багермейстер в раздумье вышел из каюты, прошелся по палубе, потом вызвал помощника Грицко.
- Останови машину. Прикажи всем, чтоб тихо было. На цыпочках у меня ходить! - вдруг рассердился он. - Не дадут человеку часок поспать!
Горящая скважина находилась примерно в двадцати метрах от берега. Никто еще не понимал, зачем это вдруг пришла целая артель каменщиков и начала делать какой-то проход в молу. Потом два прокопченных буксира с пронзительными гудками притащили к берегу огромный, пятидесятитонный кран, единственный на Каспии, и железное чудовище стало сдирать с цементного основания тысячепудовые камни.
Вот каменщики засвистели, замахали шапками, сигнализируя Фоме Крылову, и те же два прокопченных буксира вывели землесос в море, а потом, описав полукруг, понесли его прямо на проход, сделанный в молу. С землесоса на берег бросили трос, десяток рук потянули его на себя, буксиры резко повернули вправо, и широкий, неуклюжий, похожий на огромного уродливого жука землесос плавно причалил к молу.
- Поливай! - закричали со всех сторон. - Давай! Качай!
Заработали насосы, и пожарные в дымящихся брезентовых костюмах начали из брандспойтов поливать корпус землесоса. Вслед за этим десятка два рабочих бросились к горящей буровой класть параллельно друг к другу трехметровые трубы, после чего покатили по ним огромную двадцатиметровую трубу, направив ее конец прямо на жерло горящего фонтана. Устье рефулера поднялось над молом, и группа слесарей стала наращивать трубу, подведенную к жерлу фонтана.
Помощник багермейстера встал за машинное управление. Фома Матвеевич с берега деловито осмотрел землесос, потом махнул шапкой:
- Давай, Грицко!
Грицко дал команду в машинное отделение, и трубчатый хобот землесоса, с шумом, треском, обдавая брызгами, опустился в воду.
Рефулер - труба, пронизывающая нутро землесоса, - вскоре потянул со дна моря вместе с водой песок, ил, и все толпившиеся вокруг фонтана увидели, как устье наращенной трубы заполнилось мутью, как затем эта муть стала поливать жерло горящего фонтана.
Фонтан, казалось, ударил сильнее.
Вокруг все стояли бледные, в каком-то томительном ожидании, с чувством удивления и недоверия наблюдая за работой землесоса.
Это были видавшие виды нефтяники. Не такие пожары они видели на своем веку, не таких пожарных, не такие мудреные способы тушения огненных фонтанов.
А землесос все работал, и все большей струей шла муть со дна моря...
Фома Матвеевич наклонился над самым ухом Кирова, крикнул:
- Ничего не замечаешь?
- Пока ничего.
- Видишь, как цвет огня меняется? Видишь розовые полосы?
- Теперь вижу.
- Грицко! Давай качай веселей!..
Огонь бушевал, бросался из стороны в сторону, менял цвет, стихал, снова разгорался и вдруг, словно измотавшись в неравной борьбе, как-то осел, затих, потом вдруг снова разгорелся и забушевал, но ненадолго: это были последние, предсмертные судороги - двадцатиметровый столб огня осел наполовину, и началось угасание огненного фонтана под непрерывным, все возрастающим потоком песка с морского дна.
Скважина вдруг перестала фонтанировать.
И сразу же прекратился этот душераздирающий рев.
Люди не верили глазам своим, напряженно прислушивались к тишине, но ничего, кроме чавканья грязи в устье рефулера, услышать не могли.
А потом все точно пробудились от долгого сна, поняли, что произошло, бросились друг другу в объятия, стали качать Фому Крылова, пожарников и всех, кто попадался под руки.
В это время загудели корабли, стоявшие на всех сорока бакинских пристанях. Гудки были прерывистые, веселые.
Рефулер прекратил работу. К землесосу подошли буксиры, потянули его в море. Фома Крылов в последнюю минуту успел спрыгнуть на мол. В забинтованной руке он держал ветку с тремя лимонами.
- Где Мироныч? - спрашивал он у окружающих; все с уважением расступались перед славным багермейстером - героем бухты.
- Зачем-то ему понадобился машинист с первой буровой, Сулейманов, отвечали одни. - Искать его пошел!
- Серебровский его к себе в контору увел, - говорили другие.
- Фома Матвеич! Что это за лимоны у тебя? - спросил Чернохвостый.
Багермейстер, по-видимому, с нетерпением ждал этого вопроса.
Веточку с тремя лимонами он поднял над головой, засиял доброй улыбкой, покрутил свои чумацкие усы.
- А эти лимоны, братцы, из моего садика. Сам растил. Сами знаете - не земля, а камень на Баилове, а у меня все растет. Между нами говоря, человеку ведь стоит только захотеть по-настоящему - чудеса будут. И лимоны, оказывается, можно растить на камне, и фонтаны тушить обыкновенным бухтинским землесосом...
Но лимоны ли, выращенные на каменистой земле, были чудом? Горящий ли нефтяной фонтан, потушенный бесхитростным землесосом, был чудом?
Нет, подлинное чудо суждено было увидеть потом, - сделанное было только началом! - когда в буровых партиях дошли до основного нефтеносного пласта под бухтой, и с того времени непрестанным гулом фонтанов загудела бухта Ильича, выбрасывая на поверхность сотни и сотни тысяч пудов нефти, столь нужной стране, поднимающейся из руин.
В бухте продолжались засыпочные работы, отвоевывались новые площади у моря... Проходили месяцы и годы... Строились новые буровые вышки, новые бараки для временных рабочих, новые дома для кадровых бухтинцев, новый, настоящий Дворец культуры, новые пристани...
Со всех районов Баку везли на бухту мерники, коллекторы, насосы для откачки нефти. Нефть перегонялась на нефтеперегонные заводы. Перевозилась на шаландах. Земляными валами ограждались нефтяные озера. Строились огромные резервуары для хранения миллионов пудов нефти.
Тысячами огней светился промысел, носящий имя великого Ильича.
Тысячами ярких огней горел он в мазутной ночи, являясь надежным маяком кораблям, со всех концов Каспия идущим в прекрасный, солнечный город Баку, город ветров и черного золота.
1939 - 1941, 1946
Баку - Ленинград
- Надо перейти к подземному способу тушения. Это надежное дело. Прорыть к фонтану шахту, обложить скважину тонной динамита, взорвать; тогда уж определенно можно быть уверенным, что выброшенная взрывом земля накроет фонтан.
- Но тогда, значит, потерять скважину?
- Да, скважиной придется пожертвовать для такого дела.
- Нет, на это мы не пойдем. Это уж самое что ни есть последнее средство! Попробуем еще побороться. Безвыходных положений не бывает.
- Все это правильно, товарищ Киров. Конечно, жаль потерять такую богатую скважину, но другого выхода нет.
Киров отвернулся.
- Вообрази, что в природе вообще не существует подземного способа тушения фонтанов, есть только наземный...
Непокорный "миллионер" и Кирова порядком извел, измотал нервы. В последние дни он почти что совсем не бывал в Центральном Комитете и целыми сутками пропадал на бухте. Со всеми неотложными делами к нему приезжали сюда.
Иногда Киров оставлял район пожара, уходил далеко берегом бухты.
Как-то во время этих прогулок ему навстречу попалась группа рабочих во главе с машинистом первой буровой партии Сулеймановым.
Сулейманов остановился, пытливо посмотрел Кирову в глаза, спросил:
- Насчет пожара думаете? Как тушить?
Киров молча кивнул головой. Сулейманов был ему симпатичен. Это был толковый машинист с изобретательным умом. Во время аварии в фонтанирующей буровой он деревянным хомутом закрыл боковой фонтан на стволе компрессорной трубы. В новогоднюю ночь, когда враги подожгли "миллионер", Сулейманов с доской в руке бросился в горящий нефтяной канал и начал топить огонь в самой нефти; его примеру последовали другие, и, таким образом, в конечном счете был потушен пожар в канале и спасен второй нефтяной амбар.
- И я все время думаю, товарищ Киров. - Сулейманов беспомощно опустил руки. - Ночи не сплю. Прямо беда.
- Большая беда, Сулейманов. Много нефти пропадает.
- А что, товарищ Киров, если попробовать тушить фонтан... землесосом?
- Землесосом?..
- Направить рефулер в самую глотку горящего фонтана и - качать со дна моря песок?..
- А как подвести землесос к фонтану? Ведь вон какое расстояние их отделяет. По суше такую махину не поволочешь. А подумать вообще - стоит. Землесос?! Гм!..
- Подумайте, товарищ Киров; может быть, что-нибудь и получится.
Сулейманов собрался было уже уходить, но Киров вдруг сказал:
- А ну, покажи руки!
Сулейманов вытянул руки.
Киров потрогал их, покачал головой:
- Здоровые клещи!
- Ничего клещи, - ответил Сулейманов, - драться никто не лезет. - И ушел, улыбаясь.
Усталый, не зная, где на часок приклонить голову, Киров прошелся по берегу, потом решил дойти до землесоса, который в конце бухты выравнивал профиль берега. "Потушить горящую скважину землесосом?.. И впрямь, стоит призадуматься над этим". И как Киров обрадовался, когда ему навстречу с забинтованной рукой показался Фома Матвеевич Крылов, - все эти дни после пожара он сидел дома с ожогами.
Киров взял Крылова под руку, подвел к землесосу.
- В твое отсутствие я частенько приходил сюда, Фома Матвеевич. Любовался работой землесоса. Прямо чудо-землесос!
- Чудо! - сказал багермейстер. - Ты только подсчитай, сколько рабочих рук он заменяет.
- А сколько кубометров земли он может выбросить, Фома Матвеевич, за день? И сколько - воды?
- А как сказать, Мироныч. От грунта это зависит. Вот ежели, скажем, мягкий грунт, песок, ил и всякая там муть, то тогда он выбросит много. Целую гору. А воды - миллион ведер в час.
- А какое дно у горловины Ковша? В районе "миллионера"? Не помнишь?
- Почему же не помню? Мягкое, неплохое... - Покручивая обгорелыми пальцами побуревший ус, Фома Матвеевич искоса посмотрел на Сергея Мироновича, думая: "С чего это он вдруг так заинтересовался землесосом?" От него не ускользнула и усталость Кирова. Лоб его весь был собран в складки, и взгляд был сосредоточенный, хмурый, ищущий. - Господи, да чего это мы стоим здесь? Прошу ко мне! - спохватился Фома Крылов.
Они поднялись на землесос.
Каюта у багермейстера была небольшая, но чистая и уютная. Над столом висела фотография Дельфины, полотенце в петухах, а в сторонке - веточка с тремя лимонами.
Фома Крылов усадил Кирова на койку, крикнул кока.
- Так и быть, давай позавтракаем, - согласился Сергей Миронович.
Кок принес две полные до краев тарелки ухи.
- Опять уха! - Киров невольно улыбнулся.
Потом кок принес крепкого чаю.
Фома Матвеевич снял с гвоздя веточку с тремя лимонами, протянул Кирову:
- Собирался сам тебе принести. Возьми!
- Спасибо, Фома Матвеевич. Пусть у тебя пока повисят. Все равно мне их некуда девать.
- Возьми, возьми, Мироныч. Таких лимонов ты еще не видел.
- У тебя все необыкновенное!
- С моего сада лимоны, вот почему они необыкновенные. Камень, не земля, а все растет! - оживился багермейстер. - Помнишь лимонное деревце? Тогда лимончики были зеленые. А теперь, видишь, какие они! А пахнут как!
- Запомнил мой первый визит? Тогда тоже, кажется, была уха...
- Память у тебя хорошая. Я на веточке этой даже узелок сделал, чтобы с другими не спутать. Вчера еще хотел принести тебе лимоны, да знаю, что тебе не до них сейчас. Думаю: "Вот потушат фонтан, тогда понесу как премию".
Сергей Миронович взял лимоны, понюхал.
- Хорошие, удивительно какие хорошие лимоны!
- Еще бы! Своими руками растил. Землю подходящую черт знает откуда на себе таскал. И ведь камень, не земля, а все растет!
- Растет, - согласился Сергей Миронович. - Потушим с тобой фонтан, тогда лимоны возьму... как премию! Буду чай пить и тебя вспоминать.
- Почему это со мной?
- А очень просто. Все перепробовали свои силы, теперь наша очередь.
- Что-то непонятное говоришь, Мироныч.
Испытующе глядя багермейстеру в глаза, Киров закусил кончик карандаша.
- Как думаешь: не попробовать ли нам в ход пустить твой землесос?
- Не понимаю, Мироныч. Такой пожар - и землесос. Это же не пожарная машина!
- Ну, я пошутил. - Киров зевнул. - Я у тебя часок-другой сосну, а там посмотрим.
Он лег на койку, накрылся пальто.
Багермейстер в раздумье вышел из каюты, прошелся по палубе, потом вызвал помощника Грицко.
- Останови машину. Прикажи всем, чтоб тихо было. На цыпочках у меня ходить! - вдруг рассердился он. - Не дадут человеку часок поспать!
Горящая скважина находилась примерно в двадцати метрах от берега. Никто еще не понимал, зачем это вдруг пришла целая артель каменщиков и начала делать какой-то проход в молу. Потом два прокопченных буксира с пронзительными гудками притащили к берегу огромный, пятидесятитонный кран, единственный на Каспии, и железное чудовище стало сдирать с цементного основания тысячепудовые камни.
Вот каменщики засвистели, замахали шапками, сигнализируя Фоме Крылову, и те же два прокопченных буксира вывели землесос в море, а потом, описав полукруг, понесли его прямо на проход, сделанный в молу. С землесоса на берег бросили трос, десяток рук потянули его на себя, буксиры резко повернули вправо, и широкий, неуклюжий, похожий на огромного уродливого жука землесос плавно причалил к молу.
- Поливай! - закричали со всех сторон. - Давай! Качай!
Заработали насосы, и пожарные в дымящихся брезентовых костюмах начали из брандспойтов поливать корпус землесоса. Вслед за этим десятка два рабочих бросились к горящей буровой класть параллельно друг к другу трехметровые трубы, после чего покатили по ним огромную двадцатиметровую трубу, направив ее конец прямо на жерло горящего фонтана. Устье рефулера поднялось над молом, и группа слесарей стала наращивать трубу, подведенную к жерлу фонтана.
Помощник багермейстера встал за машинное управление. Фома Матвеевич с берега деловито осмотрел землесос, потом махнул шапкой:
- Давай, Грицко!
Грицко дал команду в машинное отделение, и трубчатый хобот землесоса, с шумом, треском, обдавая брызгами, опустился в воду.
Рефулер - труба, пронизывающая нутро землесоса, - вскоре потянул со дна моря вместе с водой песок, ил, и все толпившиеся вокруг фонтана увидели, как устье наращенной трубы заполнилось мутью, как затем эта муть стала поливать жерло горящего фонтана.
Фонтан, казалось, ударил сильнее.
Вокруг все стояли бледные, в каком-то томительном ожидании, с чувством удивления и недоверия наблюдая за работой землесоса.
Это были видавшие виды нефтяники. Не такие пожары они видели на своем веку, не таких пожарных, не такие мудреные способы тушения огненных фонтанов.
А землесос все работал, и все большей струей шла муть со дна моря...
Фома Матвеевич наклонился над самым ухом Кирова, крикнул:
- Ничего не замечаешь?
- Пока ничего.
- Видишь, как цвет огня меняется? Видишь розовые полосы?
- Теперь вижу.
- Грицко! Давай качай веселей!..
Огонь бушевал, бросался из стороны в сторону, менял цвет, стихал, снова разгорался и вдруг, словно измотавшись в неравной борьбе, как-то осел, затих, потом вдруг снова разгорелся и забушевал, но ненадолго: это были последние, предсмертные судороги - двадцатиметровый столб огня осел наполовину, и началось угасание огненного фонтана под непрерывным, все возрастающим потоком песка с морского дна.
Скважина вдруг перестала фонтанировать.
И сразу же прекратился этот душераздирающий рев.
Люди не верили глазам своим, напряженно прислушивались к тишине, но ничего, кроме чавканья грязи в устье рефулера, услышать не могли.
А потом все точно пробудились от долгого сна, поняли, что произошло, бросились друг другу в объятия, стали качать Фому Крылова, пожарников и всех, кто попадался под руки.
В это время загудели корабли, стоявшие на всех сорока бакинских пристанях. Гудки были прерывистые, веселые.
Рефулер прекратил работу. К землесосу подошли буксиры, потянули его в море. Фома Крылов в последнюю минуту успел спрыгнуть на мол. В забинтованной руке он держал ветку с тремя лимонами.
- Где Мироныч? - спрашивал он у окружающих; все с уважением расступались перед славным багермейстером - героем бухты.
- Зачем-то ему понадобился машинист с первой буровой, Сулейманов, отвечали одни. - Искать его пошел!
- Серебровский его к себе в контору увел, - говорили другие.
- Фома Матвеич! Что это за лимоны у тебя? - спросил Чернохвостый.
Багермейстер, по-видимому, с нетерпением ждал этого вопроса.
Веточку с тремя лимонами он поднял над головой, засиял доброй улыбкой, покрутил свои чумацкие усы.
- А эти лимоны, братцы, из моего садика. Сам растил. Сами знаете - не земля, а камень на Баилове, а у меня все растет. Между нами говоря, человеку ведь стоит только захотеть по-настоящему - чудеса будут. И лимоны, оказывается, можно растить на камне, и фонтаны тушить обыкновенным бухтинским землесосом...
Но лимоны ли, выращенные на каменистой земле, были чудом? Горящий ли нефтяной фонтан, потушенный бесхитростным землесосом, был чудом?
Нет, подлинное чудо суждено было увидеть потом, - сделанное было только началом! - когда в буровых партиях дошли до основного нефтеносного пласта под бухтой, и с того времени непрестанным гулом фонтанов загудела бухта Ильича, выбрасывая на поверхность сотни и сотни тысяч пудов нефти, столь нужной стране, поднимающейся из руин.
В бухте продолжались засыпочные работы, отвоевывались новые площади у моря... Проходили месяцы и годы... Строились новые буровые вышки, новые бараки для временных рабочих, новые дома для кадровых бухтинцев, новый, настоящий Дворец культуры, новые пристани...
Со всех районов Баку везли на бухту мерники, коллекторы, насосы для откачки нефти. Нефть перегонялась на нефтеперегонные заводы. Перевозилась на шаландах. Земляными валами ограждались нефтяные озера. Строились огромные резервуары для хранения миллионов пудов нефти.
Тысячами огней светился промысел, носящий имя великого Ильича.
Тысячами ярких огней горел он в мазутной ночи, являясь надежным маяком кораблям, со всех концов Каспия идущим в прекрасный, солнечный город Баку, город ветров и черного золота.
1939 - 1941, 1946
Баку - Ленинград