Страница:
— А он и есть уголовный преступник! — заявила я. — И весь мир должен знать об этом.
— Да, да, — отвечал мой муж, — ты, конечно, права. Но не только его семья, но сам Рим недоволен тем, что кардинал Святой церкви должен подвергнуться оскорблению.
— А почему нет? — вопрошала я. — Он заслуживает этого больше, чем какой-либо человек, укравший из-за голода кусок хлеба.
— Ты права, — заявил муж. Я горячо обняла его.
— Я знаю, что ты не позволишь никому, кто оскорбил меня, остаться на свободе.
— Он получит то, что заслужил.
И в то же самое время Людовик предоставил кардиналу решать, будет ли его судить король или парламент. Тот быстро сделал выбор и написал, королю. Меня поразило, как сильно переменился человек, написавший подобное письмо мужу, по сравнению с перепуганным созданием, вызванным в кабинет короля в день ареста. Он писал:
«Сир, я надеялся в результате очной ставки получить доказательства, которые бы убедили Ваше величество в том, что меня сделали игрушкой в этом мошенничестве и что я не хотел бы никаких судей, кроме вашей справедливости и доброты. Получив отказ в проведении очной ставки и лишенный этой надежды, я принимаю с самой большой благодарностью разрешение, которое Ваше величество предоставляет мне для подтверждения моей невиновности юридическим путем, и прошу Ваше величество отдать необходимые распоряжения, чтобы мое дело было направлено на рассмотрение в парламент Парижа.
Тем не менее, если бы я мог надеяться, что проведенное расследование, результаты которого мне неизвестны, могло бы убедить Ваше величество, что я виновен только в том, что был введен в заблуждение, то тогда я умолял бы вас, сир, принять решение по вашей справедливости и благожелательности, Ниже подписались мои родственники, проникнутые такими же чувствами, как и я сам. С глубочайшим уважением,
Кардинал де Роган
Де Роган, принц де Монбазон
Принц де Роган, архиепископ Кембрейский
Принц Субиз».
Когда мой муж прочитал это письмо, он встревожился. Его также поразило изменение поведения Рогана. Заключение в Бастилию превратило этого до смерти перепуганного человека в высокомерного и заносчивого.
Я смогла заметить сомнения в глазах короля. Он сказал мне:
— Если бы я признал, что кардинал лишь введен в заблуждение в этом мошенничестве, то он не пожелал бы, чтобы его судил парламент.
Я громко рассмеялась.
— Я смею утверждать, что не в этом дело. Он скорее полагается на твою снисходительность, чем на юридический приговор, когда будет доказано, что он виновен.
— А что если его вина не будет доказана?
— Ты шутишь. Конечно, будет доказано, что он виновен. Он действительно виноват.
Мой муж пристально смотрел на подписи ряда наиболее влиятельных людей страны.
Я знала, он надеется, что дело можно каким-либо образом замять, чего, говорила я про себя, желает все благородное семейство Роганов. Но я была полна решимости придать делу широкую огласку.
Сейчас я содрогаюсь от своей глупости.
Наиболее важным событием в жизни Франции в то время стал суд. Информация поступала ежедневно. Была арестована графиня де Ламот-Валуа; был также арестован Калиостро, знаменитый маг, и его жена, а также еще одно создание — девица легкого поведения, известная под именем баронессы д'Олива, которая, как утверждают, исполняла мою роль. С каждым днем история обрастала все более и более фантастическими подробностями. Ничто не могло сравниться с ней после подъема воздушного шара, который всех поразил. Но последнее событие вызвало даже большее возбуждение — суд над настоящим кардиналом, история о крупном мошенничестве, о баснословно дорогом бриллиантовом колье, которое куда-то исчезло, история о скандале и интригах, в центре которой — королева Франции.
Тогда я не осознавала все тонкости и нюансы этой невероятной истории, но с тех пор я услышала много ее вариантов. Фактически я постоянно слышала о ней. Действительно, обсуждали не столько кардинала де Рогана, который предстал перед судом, сколько королеву Франции.
Как я могла предотвратить то, что произошло? Я никогда в жизни не искала эгоистичных удовольствий. Я была невиновна во всем, в чем меня обвиняли в этой кошмарной истории с бриллиантовым колье. Моя трагедия заключалась в том, что я пользовалась такой репутацией, которая позволяла приписать мне подобные поступки.
Я должна изложить развитие истории с бриллиантовым колье: ведь по мере подготовки процесса и в ходе его напряжение в обществе возрастало.
Когда я все узнала, моя беззаботность испарилась. Я полагаю, тогда я впервые начала действительно понимать душу Франции и впервые осознала, насколько непрочен пьедестал, который поддерживает монархию.
Принц де Роган был в самом центре этой драмы, казалось, он стал жертвой обмана, но трудно понять, каким образом человек с таким воспитанием и культурой мог быть так легко введен в заблуждение. Возможно, это как-то связано с фигурой таинственного Калиостро, арестованного вместе с Роганом, но остававшегося непонятным. Маг или шарлатан? Этого я никогда не узнаю. Возможно, самой важной фигурой во всем этом неприятном деле была графиня Жанна Ламот-Валуа, женщина, которая давно, с момента возникновения дела, писала сенсационные выдумки и непристойные вещи о моей жизни, мой враг, которого я никогда не видела, которому я не сделала никакого вреда, за исключением того, что заняла трон Франции.
Вот ее необычная история. Она утверждает, что происходит из королевской семьи Валуа, ветви французского семейства, которое правило страной до Бурбонов. Она была дочерью некоего Жака Сен-Реми, говорившего, что он — потомок короля Генриха II. Это кажется правдой, поскольку у Генриха II был незаконнорожденный сын от некой Николь де Савиньи, и этот ребенок, получивший при крещении в честь отца имя Генриха, был усыновлен им и получил титул барона де Люза и де Валуа.
В детстве Жанна страдала от нищеты, но она слышала, что происходит от Валуа, и никогда не забывала об этом. В дни, когда она жила на доходы от своего мошенничества, она носила герб своей семьи — на серебряно-голубом фоне три золотые королевские лилии — на карете, на доме, везде, где она могла его прикрепить.
Крайняя нищета в детстве и сознание, что в ее жилах течет королевская кровь, вполне могли стать источниками ее ненависти ко мне и желания любой ценой добиться положения, которое, как она считала, по праву принадлежит ей.
Несомненно, когда Генрих де Сен-Реми, сын Генриха II, жил в замке, это было красивое место, но в последующие годы семейство Сен-Реми не смогло поддерживать соответствующий уровень жизни — рвы вокруг замка заполнились стоячей водой, крыша провалилась, и верхняя часть замка стала разрушаться под воздействием погоды. Ко времени рождения отца Жанны он представлял собой руины. Ее отец был человеком большой физической силы, но у него не было желания восстанавливать состояние своей семьи, поскольку это требовало значительных усилий. Его влекли только пьянство и разврат, и постепенно он распродал все, что оставалось ценного в замке.
Он соблазнил одну из деревенских девушек по имени Жоссель и, когда у них родился ребенок, женился на ней. Это была женщина распутная, а поскольку отец Жанны думал только о выпивке, она скоро заняла главенствующее положение в доме.
Ни один из родителей не заботился о детях, их держали в жалкой хижине голых, так как у них не было одежды, и они умерли бы с голоду, если бы не помощь со стороны кюре и некоторых крестьян, которые жалели их.
Когда я сейчас думаю обо всем этом, то могу многое простить ей, поскольку знаю, что такое страдание, теперь даже больше, чем она выносила в детстве, но в то время мне это было трудно понять. Я догадываюсь, что она чувствовала необходимость отомстить обществу, и сердцем могу сочувствовать этой женщине.
Настало время, когда семья решила уехать из этих мест. У них было четверо детей — Жак, Жанна, Маргарита-Анна и Мария-Анна. Бедной маленькой Маргарите-Анне было только полтора года, и она едва ковыляла, поэтому ее решили не брать с собой — девочку завернули в пеленки и повесили на двери фермы. Оставив ее в таком положении, они отправились в путь, и с этого момента для детей начались действительные кошмары. Их мать была крепко сбитой, привлекательной крестьянкой и решила не теряться. Ее муж болел, и она выгнала его и связалась с солдатом, таким же раздраженным и жестоким, как и она сама. Детей стали посылать просить милостыню, и, если они возвращались без денег, их жестоко били. Вдруг Жанне улыбнулось счастье. Однажды она стояла у дороги, прося милостыню и приговаривая при этом:
— Подайте милостыню бедному ребенку, в жилах которого течет кровь Валуа.
Это, естественно, вызывало насмешки, но привлекало иногда внимание. И вот однажды маркиза Буленвилье, проезжая в своей карете, услышала, что говорит этот ребенок, заинтересовалась и остановилась, чтобы расспросить ее. Ее поразила красота ребенка и гордая осанка; она поверила в историю о королевском происхождении и решила помочь девочке. Она взяла себе Жанну и ее маленькую сестру Маргариту-Анну и отдала их в школу; очень скоро Маргарита-Анна заболела оспой и умерла. Тем временем отец Жанны скончался в глубокой нищете в одной из ночлежек Парижа; любовник матери оставил ее, и она вернулась с Жаком в Бар-сюр-Об, родной город, где стала заниматься проституцией. Жак убежал к морю и сел на судно в Тулоне, он с помощью мадам де Буленвилье сделал хорошую карьеру на флоте и умер в то время, когда афера с колье была раскрыта.
Жанна не могла забыть свое кошмарное детство, и нет ничего удивительного в том, что она приняла решение никогда больше не опускаться в такую страшную бедность.
Мадам де Буленвилье относилась к ней хорошо, и, когда Жанна достаточно подросла для того, чтобы можно было покинуть школу, поместила ее в мастерскую портнихи в Сен-Жерменском предместье. Жанна была слишком гордой, чтобы оставаться там. В своей автобиографии, которую она составила после суда и которую, конечно, каждый жаждал прочитать, она писала, что была «прачкой, водоносом, кухаркой, гладильщицей, швеей — всем, за исключением счастливой и уважаемой девушки».
Именно этого страстно желала Жанна — завоевать уважение, которое, как она считала, ей положено по происхождению.
Мадам де Буленвилье была мягкой женщиной, она поняла, что Жанна никогда не сможет устроить свою жизнь, и, исходя из этих соображений, взяла ее в свой дом, где она прожила некоторое время как член семьи. Мадам де Буленвилье не забыла про маленькую Марию-Анну, которой повезло, что ее взял к себе добросердечный фермер, обнаруживший ее висящей на двери; благородная дама послала за ней, и, когда та выросла благовоспитанной девушкой с хорошими манерами, решила послать ее с сестрой Жанной в пансион для девиц благородного происхождения. Жанна стала не только молодой красивой женщиной, она получила образование, но, помня, что происходит от Валуа, хотела, чтобы к ней относились как к члену королевской семьи.
Когда Жанне исполнилось двадцать четыре года, она все еще оставалась неугомонной и неудовлетворенной, а затем встретила военного примерно на два года старше ее. Это был Марк Антоний Николае де Ламот, офицер жандармерии. Сначала они стали любовниками, а затем им потребовалось срочно пожениться. Через месяц после бракосочетания родилась двойня, но через несколько дней дети умерли. Кажется, вдохновляющим началом в этом союзе была Жанна, и де Ламот вскоре понял, что должен делать то, что ему говорят. Одно из первых заданий, которое ему предстояло выполнить, заключалось в том, чтобы получить титул графа. Он подчинялся своей жене и ее спесивой привычке напоминать каждому, что она происходит от Валуа, и вскоре все стали считать естественным появление титула. Они стали известны как граф и графиня де Ламот-Валуа.
Жанна и ее муж, нуждаясь в деньгах — поскольку как мог прожить потомок королевского дома Валуа на жалованье какого-то офицера жандармерии, — сразу же начали строить планы обогащения. Возможность появилась, когда мадам де Буленвилье посетила Страсбург в качестве гостьи Савернского замка, великолепного дома кардинала де Рогана. Жанна вспомнила, что кардинал пользуется славой обожателя женщин, а она, без сомнения, была привлекательной. С ее надменным изяществом, прекрасными каштановыми волосами и голубыми глазами под черными бровями она выглядела потрясающе.
Она решила использовать кардинала, но сначала еще не знала как. Самые невероятные планы придут к ней позже, когда произойдет серия странных событий, подготовивших почву и сделавших возможным тот заговор, который в противном случае казался бы слишком невероятным для осуществления.
Я уже много писала о кардинале де Рогане. Я никогда не смогу выкинуть этого человека из головы, и даже сейчас, когда я примирилась со своей судьбой и стала лучше понимать других людей, я все еще испытываю сильное отвращение каждый раз, когда слышу его имя или позволяю его образу появляться в моих мыслях.
Полагаю, что он по-своему был красив, так как был известен как «красавчик-преосвященство». Иногда я думаю, что он очень глупый человек, действительно, он должен быть таким, поскольку кто, кроме простака, мог позволить использовать себя таким образом?
Я отчетливо могу вспомнить его лицо, в нем было что-то детское — круглое, как у куклы, без морщин, весьма красивое; единственной приметой, указывающей на его возраст, были седые волосы над высоким лбом и ярко-багровый цвет круглого лица. Он был очень высоким и держался грациозно и с большим достоинством, в своем кардинальском одеянии он выглядел величественно. Он был епископом Страсбурга, самой богатой епархии во Франции, принцем империи, ландграфом Эльзаса, аббатом большого аббатства Сан-Вааст и Шез-Дье, казначеем Сорбонны, аль-мосеньором Франции, главным смотрителем королевского госпиталя — убежища для слепых в Париже — и командиром ордена Святого духа. Таков был этот человек, которого арестовали в Версале, словно простого уголовника, как утверждало его семейство.
В то время, когда кардинал познакомился с Жандой де Ламот-Валуа, он находился под обаянием Калиостро.
Я не знаю правду о Калиостро. А кто ее знает? Некоторые смеются над ним. Другие говорят, что он обладает некоторыми великими тайнами Вселенной. Факт остается фактом, что когда он был близок к кардиналу, то кардинал принимал нелепую ложь за правду.
Существует много историй об этом чародее. Я слышала описания его от своих слуг, которые простаивали на улицах, чтобы только взглянуть на него. Его пальто было из голубого шелка, башмаки застегивались пряжками из бриллиантов, даже чулки были усыпаны золотом; он блистал, когда шел, так как его руки были унизаны бриллиантами и рубинами; его яркий расшитый камзол был усыпан драгоценными камнями, которые так ярко сверкали, что ослепляли глаза всех, кто смотрел на них.
Когда он был арестован вслед за кардиналом, я услышала много историй о его странностях. Одна из них особенно меня поразила. Это рассказ о том, как он остановился на площади в Страсбурге перед распятием и заявил во весь голос, который могли слышать все находившиеся поблизости, — а за ним всегда ходили толпы: «Как мог художник, никогда не видевший Его, так отлично передать сходство?»
— Ваша светлость знали Христа? — спросил приглушенным голосом кто-то из находившихся рядом с ним.
— Мы были дружны, — последовал ответ. — Сколько раз мы прогуливались по тенистому берегу Тивериадского озера. У него был сильный благозвучный голос, но он не слушал меня. Он прошел по берегу, где однажды набрел на группу рыбаков. Именно это, а также его проповеди привели его к печальному концу.
Затем, повернувшись к слуге, он добавил:
— Ты помнишь тот день, когда они распяли Христа в Иерусалиме?
И последовал удивительный конец этой истории:
— Нет, милорд, — ответил слуга голосом, выражавшим благоговение перед великим человеком, к которому он обращался, — Ваша светлость забыли, что я состою у вас на службе только полторы тысячи лет.
Калиостро был невысоким полным мужчиной на вид лет сорока, у него были большие яркие глаза и сильный голос. Он, без сомнения, обладал очарованием, поскольку часто те, что приходили к нему, чтобы высмеять и разоблачить его как мошенника, становились его самыми преданными почитателями.
Конечно, находились и такие, которые утверждали, что он несет тарабарщину, которую люди принимают за блестящие высказывания, поскольку ничего не могут понять. У него были заготовлены ответы на определенные вопросы; так, когда его спрашивали, кто он, то следовал ответ:
— Я тот, кто есть! — И затем добавлял:
— Я тот, кого нет!
Это так сбивало с толку, что большинство людей, слышавших ответ, делали вид, что у них хватает ума понять значение этого образного высказывания.
О нем постоянно ходили зловещие слухи: он масон и хочет создать во Франции египетское масонство; он находится на содержании у тайных обществ, его мотивы более хитры, чем одурачивание глупого кардинала; он открыл философский камень и может превращать неблагородные металлы в золото и может создавать драгоценные камни. Повсеместно рассказывали историю об исцелениях, которые он совершал во время своих поездок. Он мог посмотреть на человека, страдающего хромотой, и заставить его пойти нормально. Однако он мог не обращать внимания на всех страждующих и оставлял за собой право излечивать тех, кто ему понравился.
Была и графиня де Калиостро — молодая женщина, обладающая очарованием и красотой, которые, как утверждали, «не от мира сего». Никто не знал, откуда она происходит, еще меньше было известно о происхождении ее мужа. Она была «ангелом во плоти, посланным смягчить этого Мужа Чудес». Калиостро оставался верным мужем, никогда не бросающим заинтересованного взгляда в сторону какой-либо другой женщины. Он интересовался только своим собственным учением.
Несмотря на беспорядочную жизнь, которую он вел, поведение кардинала было не лишено некоторого оттенка целомудрия: он был развратником, но романтическим; суеверный до крайности, он очень увлекался оккультными науками. Более того, он находил наслаждение в пышности, обожал роскошную одежду, а больше всего — прекрасные драгоценности. Калиостро же был тем волшебником, который мог, благодаря большим познаниям, создавать в плавильном тигеле сверкающие драгоценные камни. Подобное достижение не могло не заинтересовать кардинала, и весьма скоро он пригласил Калиостро в Саверн, где они стали большими друзьями.
Кардинал носил огромный драгоценный камень размером с яйцо, который, как он заявил, на его глазах Калиостро вынул из тигеля. Каким образом кардинал был одурачен и был ли он одурачен, покрыто тайной, но факт остается фактом, что Калиостро жил с большой пышностью вместе с графиней во дворце в Саверне и что кардинал почти никуда не отпускал его.
В частных апартаментах кардинала эти два человека начали говорить обо мне. Для кардинала я стала навязчивой идеей. Я упрямо отказывалась принять его при дворе; я помнила предупреждения моей матушки относительно его; я пыталась предотвратить занятие им должности аль-мосеньора; он знал, что он мне не нравится, и мечтал добиться моего расположения с отчаянием человека, которому хочется получить то, к чему он стремился всю жизнь, и который неожиданно узнал, что ему в этом отказано.
Постепенно в голову кардинала пришло нечто зловещее. Он хотел стать моим любовником. Мысль об этом полностью захватила его. Не говорил ли он обо мне с Калиостро? Не спрашивал ли он о шансах на успех в отношении меня? Если бы он поговорил со мной вместо этого чародея, то я бы могла сказать ему, что никогда, ни за что не посмотрю на него благосклонно, даже если бы я была женщиной, забывающей свои брачные узы.
Почему Калиостро позволил увлечь себя этим сумасшедшим планом? Знал ли он, что происходит? Правда ли, что он мог заставить людей поступать так, как ему хочется? И хотел ли он, чтобы меня впутали в этот ужасный скандал, поскольку его хозяева в некоторых тайных ложах мира жаждали увидеть конец монархии во Франции?
В то время казалось, что это лишь история доверчивого человека, женщины-интриганки и чародея. Но здесь была замешана и я — центральная фигура заговора, персонаж, которой фактически ни разу не появился на сцене во время всего действия, но без которого не разыгрался бы фарс.
Жанна де Ламот-Валуа быстренько стала любовницей кардинала, чего и следовало ожидать. Она также стала приятельницей Калиостро. Подозревала ли она, что он шарлатан? Знал ли он, что она затевает очередную интригу? Как бы то ни было, все это останется тайной стороной невероятной истории.
Жанна скоро узнает о навязчивой идее кардинала по отношению ко мне. Затем графиня найдет способ улучшить свое положение у кардинала; возможно, именно с этого все и началось.
Она установила дружеские отношения с приятелем своего мужа Рето де Вийетом, приятным мужчиной лет тридцати с голубыми глазами и свежим лицом, хотя волосы у него уже начали седеть. Он набил руку на писании стихов, подражая знаменитым актерам и актрисам, и мог писать различными почерками, в том числе и женским. Этот молодой человек стал любовником графини — возможно, она искренне обожала его, а возможно, в ее голове уже начал созревать заговор и она просто хотела привязать его к себе.
Жанна намекнула кардиналу, что я проявляю некоторые признаки благосклонности к ней. В этом не было ничего невозможного, поскольку мои дружеские чувства не раз становились источниками различных сплетен, и было известно, что женщины приятной внешности, такие, как принцесса де Ламбаль и Габриелла де Полиньяк, мне нравятся. Жанна была очень привлекательной, она также происходила из дома Валуа, поэтому нет ничего невозможного в том, что я могла обратить на нее внимание и приблизить к себе. Итак, на данном этапе заговора в нем не было ничего необычного.
Жанна, должно быть, радовалась своему успеху, так как кардинал дал ясно понять, что он верит ей, и поведал о своем страстном желании быть принятым мною.
Она намекнула, что может замолвить о нем словечко перед королевой. Но Жанна знала, что малозначащие обещания не удовлетворят его. Именно здесь мог помочь Рето де Вийет — ему нужно было написать записку легким женским почерком, и если бы он подписал подобные письма моим именем, то почему бы кардиналу не поверить, что они написаны мной? Они были адресованы моей дорогой подруге графине де Ламот-Валуа и содержали множество заверений в дружбе.
Как он мог поверить, что я писала подобные письма этой женщине? И все же, кажется, он поверил. Высказывались предположения, что Калиостро принимал участие в заговоре вместе с де Ламотами, чтобы ввести в заблуждение кардинала, и что этот колдун убедил его, будто письма написаны мной. Я назвала бы это нелепым, поскольку подо всеми была абсурдная подпись «Мария Антуанетта Французская». Если бы у кардинала было достаточно ума, он понял бы сразу только по этому факту, что письма фальшивые.
Я видела некоторые из этих писем, которые, как утверждали, написаны моей рукой, и содрогнулась при взгляде на них. Даже сейчас, зная большинство фактов, я все еще чувствую себя озадаченной.
Жанна убедила кардинала, что если бы он смог что-то написать в оправдание своих не праведных проступков за последние годы, то я рассмотрела бы это послание и, возможно, простила бы его.
Он с радостью ухватился за эту идею и немедленно подготовил пространную апологию, на которую потратил несколько дней, переписывая и исправляя ее, а когда она была закончена, графиня взяла бумагу, обещая, что вручит ее мне при первой же возможности.
Спустя несколько дней Рето де Вийет написал письмо на бумаге с золотым обрезом, украшенной в углу геральдической лилией.
«Я рада, что мне больше нет необходимости считать вас заслуживающим порицания. И все же пока невозможно предоставить вам аудиенцию, о которой вы просите, но при первой же возможности я дам вам знать. Тем временем, пожалуйста, ведите себя благоразумно».
Это письмо, подписанное «Мария Антуанетта Французская», оказало желаемое влияние на кардинала. Он был переполнен радостью, готов был осыпать приятными подарками женщину, которая помогла ему добиться таких успехов в установлении связи со мной. Он не сомневался в достоверности ответа, и этот факт показывает, что он был самым большим дураком во Франции. Но на самом деле он им не был. Калиостро заглядывал в его будущее и посоветовал ему следовать тем планам, которые лежат у него на сердце. Я часто задавала себе вопрос, какова же роль этого колдуна в данной тайне.
Жанна знала, что может поддерживать веру кардинала в то, что именно я пишу ему, но на всех приемах, на которых он присутствовал, я отказывалась смотреть в его сторону. В течение какого-то времени подобное обстоятельство можно было объяснить, но это не могло долго продолжаться.
Жанна никогда не терялась и разработала грандиозный план вместе со своим мужем — самозванным графом де Ламот-Валуа — и со своим любовником Рето де Вийетом. Они испытывали недостаток в денежных средствах, но Жанна видела способ обогащения. Кардинал располагал огромными средствами, он мог испытывать временные затруднения, но его состояние было громадным. Он подходил на роль дойной коровы, которую можно было бы выдаивать нежными, умными руками. Хотя следовало все тщательно рассчитать. Кардинала надо было непосредственно представить королеве, королева должна была продемонстрировать свое расположение к нему. Я могу представить себе этих двух лиц, бывших гораздо глупее ее, которые вопрошали: «Как?»И ее хладнокровный ответ: «Мы должны найти кого-либо, кто смог бы сыграть роль королевы».
— Да, да, — отвечал мой муж, — ты, конечно, права. Но не только его семья, но сам Рим недоволен тем, что кардинал Святой церкви должен подвергнуться оскорблению.
— А почему нет? — вопрошала я. — Он заслуживает этого больше, чем какой-либо человек, укравший из-за голода кусок хлеба.
— Ты права, — заявил муж. Я горячо обняла его.
— Я знаю, что ты не позволишь никому, кто оскорбил меня, остаться на свободе.
— Он получит то, что заслужил.
И в то же самое время Людовик предоставил кардиналу решать, будет ли его судить король или парламент. Тот быстро сделал выбор и написал, королю. Меня поразило, как сильно переменился человек, написавший подобное письмо мужу, по сравнению с перепуганным созданием, вызванным в кабинет короля в день ареста. Он писал:
«Сир, я надеялся в результате очной ставки получить доказательства, которые бы убедили Ваше величество в том, что меня сделали игрушкой в этом мошенничестве и что я не хотел бы никаких судей, кроме вашей справедливости и доброты. Получив отказ в проведении очной ставки и лишенный этой надежды, я принимаю с самой большой благодарностью разрешение, которое Ваше величество предоставляет мне для подтверждения моей невиновности юридическим путем, и прошу Ваше величество отдать необходимые распоряжения, чтобы мое дело было направлено на рассмотрение в парламент Парижа.
Тем не менее, если бы я мог надеяться, что проведенное расследование, результаты которого мне неизвестны, могло бы убедить Ваше величество, что я виновен только в том, что был введен в заблуждение, то тогда я умолял бы вас, сир, принять решение по вашей справедливости и благожелательности, Ниже подписались мои родственники, проникнутые такими же чувствами, как и я сам. С глубочайшим уважением,
Кардинал де Роган
Де Роган, принц де Монбазон
Принц де Роган, архиепископ Кембрейский
Принц Субиз».
Когда мой муж прочитал это письмо, он встревожился. Его также поразило изменение поведения Рогана. Заключение в Бастилию превратило этого до смерти перепуганного человека в высокомерного и заносчивого.
Я смогла заметить сомнения в глазах короля. Он сказал мне:
— Если бы я признал, что кардинал лишь введен в заблуждение в этом мошенничестве, то он не пожелал бы, чтобы его судил парламент.
Я громко рассмеялась.
— Я смею утверждать, что не в этом дело. Он скорее полагается на твою снисходительность, чем на юридический приговор, когда будет доказано, что он виновен.
— А что если его вина не будет доказана?
— Ты шутишь. Конечно, будет доказано, что он виновен. Он действительно виноват.
Мой муж пристально смотрел на подписи ряда наиболее влиятельных людей страны.
Я знала, он надеется, что дело можно каким-либо образом замять, чего, говорила я про себя, желает все благородное семейство Роганов. Но я была полна решимости придать делу широкую огласку.
Сейчас я содрогаюсь от своей глупости.
Наиболее важным событием в жизни Франции в то время стал суд. Информация поступала ежедневно. Была арестована графиня де Ламот-Валуа; был также арестован Калиостро, знаменитый маг, и его жена, а также еще одно создание — девица легкого поведения, известная под именем баронессы д'Олива, которая, как утверждают, исполняла мою роль. С каждым днем история обрастала все более и более фантастическими подробностями. Ничто не могло сравниться с ней после подъема воздушного шара, который всех поразил. Но последнее событие вызвало даже большее возбуждение — суд над настоящим кардиналом, история о крупном мошенничестве, о баснословно дорогом бриллиантовом колье, которое куда-то исчезло, история о скандале и интригах, в центре которой — королева Франции.
Тогда я не осознавала все тонкости и нюансы этой невероятной истории, но с тех пор я услышала много ее вариантов. Фактически я постоянно слышала о ней. Действительно, обсуждали не столько кардинала де Рогана, который предстал перед судом, сколько королеву Франции.
Как я могла предотвратить то, что произошло? Я никогда в жизни не искала эгоистичных удовольствий. Я была невиновна во всем, в чем меня обвиняли в этой кошмарной истории с бриллиантовым колье. Моя трагедия заключалась в том, что я пользовалась такой репутацией, которая позволяла приписать мне подобные поступки.
Я должна изложить развитие истории с бриллиантовым колье: ведь по мере подготовки процесса и в ходе его напряжение в обществе возрастало.
Когда я все узнала, моя беззаботность испарилась. Я полагаю, тогда я впервые начала действительно понимать душу Франции и впервые осознала, насколько непрочен пьедестал, который поддерживает монархию.
Принц де Роган был в самом центре этой драмы, казалось, он стал жертвой обмана, но трудно понять, каким образом человек с таким воспитанием и культурой мог быть так легко введен в заблуждение. Возможно, это как-то связано с фигурой таинственного Калиостро, арестованного вместе с Роганом, но остававшегося непонятным. Маг или шарлатан? Этого я никогда не узнаю. Возможно, самой важной фигурой во всем этом неприятном деле была графиня Жанна Ламот-Валуа, женщина, которая давно, с момента возникновения дела, писала сенсационные выдумки и непристойные вещи о моей жизни, мой враг, которого я никогда не видела, которому я не сделала никакого вреда, за исключением того, что заняла трон Франции.
Вот ее необычная история. Она утверждает, что происходит из королевской семьи Валуа, ветви французского семейства, которое правило страной до Бурбонов. Она была дочерью некоего Жака Сен-Реми, говорившего, что он — потомок короля Генриха II. Это кажется правдой, поскольку у Генриха II был незаконнорожденный сын от некой Николь де Савиньи, и этот ребенок, получивший при крещении в честь отца имя Генриха, был усыновлен им и получил титул барона де Люза и де Валуа.
В детстве Жанна страдала от нищеты, но она слышала, что происходит от Валуа, и никогда не забывала об этом. В дни, когда она жила на доходы от своего мошенничества, она носила герб своей семьи — на серебряно-голубом фоне три золотые королевские лилии — на карете, на доме, везде, где она могла его прикрепить.
Крайняя нищета в детстве и сознание, что в ее жилах течет королевская кровь, вполне могли стать источниками ее ненависти ко мне и желания любой ценой добиться положения, которое, как она считала, по праву принадлежит ей.
Несомненно, когда Генрих де Сен-Реми, сын Генриха II, жил в замке, это было красивое место, но в последующие годы семейство Сен-Реми не смогло поддерживать соответствующий уровень жизни — рвы вокруг замка заполнились стоячей водой, крыша провалилась, и верхняя часть замка стала разрушаться под воздействием погоды. Ко времени рождения отца Жанны он представлял собой руины. Ее отец был человеком большой физической силы, но у него не было желания восстанавливать состояние своей семьи, поскольку это требовало значительных усилий. Его влекли только пьянство и разврат, и постепенно он распродал все, что оставалось ценного в замке.
Он соблазнил одну из деревенских девушек по имени Жоссель и, когда у них родился ребенок, женился на ней. Это была женщина распутная, а поскольку отец Жанны думал только о выпивке, она скоро заняла главенствующее положение в доме.
Ни один из родителей не заботился о детях, их держали в жалкой хижине голых, так как у них не было одежды, и они умерли бы с голоду, если бы не помощь со стороны кюре и некоторых крестьян, которые жалели их.
Когда я сейчас думаю обо всем этом, то могу многое простить ей, поскольку знаю, что такое страдание, теперь даже больше, чем она выносила в детстве, но в то время мне это было трудно понять. Я догадываюсь, что она чувствовала необходимость отомстить обществу, и сердцем могу сочувствовать этой женщине.
Настало время, когда семья решила уехать из этих мест. У них было четверо детей — Жак, Жанна, Маргарита-Анна и Мария-Анна. Бедной маленькой Маргарите-Анне было только полтора года, и она едва ковыляла, поэтому ее решили не брать с собой — девочку завернули в пеленки и повесили на двери фермы. Оставив ее в таком положении, они отправились в путь, и с этого момента для детей начались действительные кошмары. Их мать была крепко сбитой, привлекательной крестьянкой и решила не теряться. Ее муж болел, и она выгнала его и связалась с солдатом, таким же раздраженным и жестоким, как и она сама. Детей стали посылать просить милостыню, и, если они возвращались без денег, их жестоко били. Вдруг Жанне улыбнулось счастье. Однажды она стояла у дороги, прося милостыню и приговаривая при этом:
— Подайте милостыню бедному ребенку, в жилах которого течет кровь Валуа.
Это, естественно, вызывало насмешки, но привлекало иногда внимание. И вот однажды маркиза Буленвилье, проезжая в своей карете, услышала, что говорит этот ребенок, заинтересовалась и остановилась, чтобы расспросить ее. Ее поразила красота ребенка и гордая осанка; она поверила в историю о королевском происхождении и решила помочь девочке. Она взяла себе Жанну и ее маленькую сестру Маргариту-Анну и отдала их в школу; очень скоро Маргарита-Анна заболела оспой и умерла. Тем временем отец Жанны скончался в глубокой нищете в одной из ночлежек Парижа; любовник матери оставил ее, и она вернулась с Жаком в Бар-сюр-Об, родной город, где стала заниматься проституцией. Жак убежал к морю и сел на судно в Тулоне, он с помощью мадам де Буленвилье сделал хорошую карьеру на флоте и умер в то время, когда афера с колье была раскрыта.
Жанна не могла забыть свое кошмарное детство, и нет ничего удивительного в том, что она приняла решение никогда больше не опускаться в такую страшную бедность.
Мадам де Буленвилье относилась к ней хорошо, и, когда Жанна достаточно подросла для того, чтобы можно было покинуть школу, поместила ее в мастерскую портнихи в Сен-Жерменском предместье. Жанна была слишком гордой, чтобы оставаться там. В своей автобиографии, которую она составила после суда и которую, конечно, каждый жаждал прочитать, она писала, что была «прачкой, водоносом, кухаркой, гладильщицей, швеей — всем, за исключением счастливой и уважаемой девушки».
Именно этого страстно желала Жанна — завоевать уважение, которое, как она считала, ей положено по происхождению.
Мадам де Буленвилье была мягкой женщиной, она поняла, что Жанна никогда не сможет устроить свою жизнь, и, исходя из этих соображений, взяла ее в свой дом, где она прожила некоторое время как член семьи. Мадам де Буленвилье не забыла про маленькую Марию-Анну, которой повезло, что ее взял к себе добросердечный фермер, обнаруживший ее висящей на двери; благородная дама послала за ней, и, когда та выросла благовоспитанной девушкой с хорошими манерами, решила послать ее с сестрой Жанной в пансион для девиц благородного происхождения. Жанна стала не только молодой красивой женщиной, она получила образование, но, помня, что происходит от Валуа, хотела, чтобы к ней относились как к члену королевской семьи.
Когда Жанне исполнилось двадцать четыре года, она все еще оставалась неугомонной и неудовлетворенной, а затем встретила военного примерно на два года старше ее. Это был Марк Антоний Николае де Ламот, офицер жандармерии. Сначала они стали любовниками, а затем им потребовалось срочно пожениться. Через месяц после бракосочетания родилась двойня, но через несколько дней дети умерли. Кажется, вдохновляющим началом в этом союзе была Жанна, и де Ламот вскоре понял, что должен делать то, что ему говорят. Одно из первых заданий, которое ему предстояло выполнить, заключалось в том, чтобы получить титул графа. Он подчинялся своей жене и ее спесивой привычке напоминать каждому, что она происходит от Валуа, и вскоре все стали считать естественным появление титула. Они стали известны как граф и графиня де Ламот-Валуа.
Жанна и ее муж, нуждаясь в деньгах — поскольку как мог прожить потомок королевского дома Валуа на жалованье какого-то офицера жандармерии, — сразу же начали строить планы обогащения. Возможность появилась, когда мадам де Буленвилье посетила Страсбург в качестве гостьи Савернского замка, великолепного дома кардинала де Рогана. Жанна вспомнила, что кардинал пользуется славой обожателя женщин, а она, без сомнения, была привлекательной. С ее надменным изяществом, прекрасными каштановыми волосами и голубыми глазами под черными бровями она выглядела потрясающе.
Она решила использовать кардинала, но сначала еще не знала как. Самые невероятные планы придут к ней позже, когда произойдет серия странных событий, подготовивших почву и сделавших возможным тот заговор, который в противном случае казался бы слишком невероятным для осуществления.
Я уже много писала о кардинале де Рогане. Я никогда не смогу выкинуть этого человека из головы, и даже сейчас, когда я примирилась со своей судьбой и стала лучше понимать других людей, я все еще испытываю сильное отвращение каждый раз, когда слышу его имя или позволяю его образу появляться в моих мыслях.
Полагаю, что он по-своему был красив, так как был известен как «красавчик-преосвященство». Иногда я думаю, что он очень глупый человек, действительно, он должен быть таким, поскольку кто, кроме простака, мог позволить использовать себя таким образом?
Я отчетливо могу вспомнить его лицо, в нем было что-то детское — круглое, как у куклы, без морщин, весьма красивое; единственной приметой, указывающей на его возраст, были седые волосы над высоким лбом и ярко-багровый цвет круглого лица. Он был очень высоким и держался грациозно и с большим достоинством, в своем кардинальском одеянии он выглядел величественно. Он был епископом Страсбурга, самой богатой епархии во Франции, принцем империи, ландграфом Эльзаса, аббатом большого аббатства Сан-Вааст и Шез-Дье, казначеем Сорбонны, аль-мосеньором Франции, главным смотрителем королевского госпиталя — убежища для слепых в Париже — и командиром ордена Святого духа. Таков был этот человек, которого арестовали в Версале, словно простого уголовника, как утверждало его семейство.
В то время, когда кардинал познакомился с Жандой де Ламот-Валуа, он находился под обаянием Калиостро.
Я не знаю правду о Калиостро. А кто ее знает? Некоторые смеются над ним. Другие говорят, что он обладает некоторыми великими тайнами Вселенной. Факт остается фактом, что когда он был близок к кардиналу, то кардинал принимал нелепую ложь за правду.
Существует много историй об этом чародее. Я слышала описания его от своих слуг, которые простаивали на улицах, чтобы только взглянуть на него. Его пальто было из голубого шелка, башмаки застегивались пряжками из бриллиантов, даже чулки были усыпаны золотом; он блистал, когда шел, так как его руки были унизаны бриллиантами и рубинами; его яркий расшитый камзол был усыпан драгоценными камнями, которые так ярко сверкали, что ослепляли глаза всех, кто смотрел на них.
Когда он был арестован вслед за кардиналом, я услышала много историй о его странностях. Одна из них особенно меня поразила. Это рассказ о том, как он остановился на площади в Страсбурге перед распятием и заявил во весь голос, который могли слышать все находившиеся поблизости, — а за ним всегда ходили толпы: «Как мог художник, никогда не видевший Его, так отлично передать сходство?»
— Ваша светлость знали Христа? — спросил приглушенным голосом кто-то из находившихся рядом с ним.
— Мы были дружны, — последовал ответ. — Сколько раз мы прогуливались по тенистому берегу Тивериадского озера. У него был сильный благозвучный голос, но он не слушал меня. Он прошел по берегу, где однажды набрел на группу рыбаков. Именно это, а также его проповеди привели его к печальному концу.
Затем, повернувшись к слуге, он добавил:
— Ты помнишь тот день, когда они распяли Христа в Иерусалиме?
И последовал удивительный конец этой истории:
— Нет, милорд, — ответил слуга голосом, выражавшим благоговение перед великим человеком, к которому он обращался, — Ваша светлость забыли, что я состою у вас на службе только полторы тысячи лет.
Калиостро был невысоким полным мужчиной на вид лет сорока, у него были большие яркие глаза и сильный голос. Он, без сомнения, обладал очарованием, поскольку часто те, что приходили к нему, чтобы высмеять и разоблачить его как мошенника, становились его самыми преданными почитателями.
Конечно, находились и такие, которые утверждали, что он несет тарабарщину, которую люди принимают за блестящие высказывания, поскольку ничего не могут понять. У него были заготовлены ответы на определенные вопросы; так, когда его спрашивали, кто он, то следовал ответ:
— Я тот, кто есть! — И затем добавлял:
— Я тот, кого нет!
Это так сбивало с толку, что большинство людей, слышавших ответ, делали вид, что у них хватает ума понять значение этого образного высказывания.
О нем постоянно ходили зловещие слухи: он масон и хочет создать во Франции египетское масонство; он находится на содержании у тайных обществ, его мотивы более хитры, чем одурачивание глупого кардинала; он открыл философский камень и может превращать неблагородные металлы в золото и может создавать драгоценные камни. Повсеместно рассказывали историю об исцелениях, которые он совершал во время своих поездок. Он мог посмотреть на человека, страдающего хромотой, и заставить его пойти нормально. Однако он мог не обращать внимания на всех страждующих и оставлял за собой право излечивать тех, кто ему понравился.
Была и графиня де Калиостро — молодая женщина, обладающая очарованием и красотой, которые, как утверждали, «не от мира сего». Никто не знал, откуда она происходит, еще меньше было известно о происхождении ее мужа. Она была «ангелом во плоти, посланным смягчить этого Мужа Чудес». Калиостро оставался верным мужем, никогда не бросающим заинтересованного взгляда в сторону какой-либо другой женщины. Он интересовался только своим собственным учением.
Несмотря на беспорядочную жизнь, которую он вел, поведение кардинала было не лишено некоторого оттенка целомудрия: он был развратником, но романтическим; суеверный до крайности, он очень увлекался оккультными науками. Более того, он находил наслаждение в пышности, обожал роскошную одежду, а больше всего — прекрасные драгоценности. Калиостро же был тем волшебником, который мог, благодаря большим познаниям, создавать в плавильном тигеле сверкающие драгоценные камни. Подобное достижение не могло не заинтересовать кардинала, и весьма скоро он пригласил Калиостро в Саверн, где они стали большими друзьями.
Кардинал носил огромный драгоценный камень размером с яйцо, который, как он заявил, на его глазах Калиостро вынул из тигеля. Каким образом кардинал был одурачен и был ли он одурачен, покрыто тайной, но факт остается фактом, что Калиостро жил с большой пышностью вместе с графиней во дворце в Саверне и что кардинал почти никуда не отпускал его.
В частных апартаментах кардинала эти два человека начали говорить обо мне. Для кардинала я стала навязчивой идеей. Я упрямо отказывалась принять его при дворе; я помнила предупреждения моей матушки относительно его; я пыталась предотвратить занятие им должности аль-мосеньора; он знал, что он мне не нравится, и мечтал добиться моего расположения с отчаянием человека, которому хочется получить то, к чему он стремился всю жизнь, и который неожиданно узнал, что ему в этом отказано.
Постепенно в голову кардинала пришло нечто зловещее. Он хотел стать моим любовником. Мысль об этом полностью захватила его. Не говорил ли он обо мне с Калиостро? Не спрашивал ли он о шансах на успех в отношении меня? Если бы он поговорил со мной вместо этого чародея, то я бы могла сказать ему, что никогда, ни за что не посмотрю на него благосклонно, даже если бы я была женщиной, забывающей свои брачные узы.
Почему Калиостро позволил увлечь себя этим сумасшедшим планом? Знал ли он, что происходит? Правда ли, что он мог заставить людей поступать так, как ему хочется? И хотел ли он, чтобы меня впутали в этот ужасный скандал, поскольку его хозяева в некоторых тайных ложах мира жаждали увидеть конец монархии во Франции?
В то время казалось, что это лишь история доверчивого человека, женщины-интриганки и чародея. Но здесь была замешана и я — центральная фигура заговора, персонаж, которой фактически ни разу не появился на сцене во время всего действия, но без которого не разыгрался бы фарс.
Жанна де Ламот-Валуа быстренько стала любовницей кардинала, чего и следовало ожидать. Она также стала приятельницей Калиостро. Подозревала ли она, что он шарлатан? Знал ли он, что она затевает очередную интригу? Как бы то ни было, все это останется тайной стороной невероятной истории.
Жанна скоро узнает о навязчивой идее кардинала по отношению ко мне. Затем графиня найдет способ улучшить свое положение у кардинала; возможно, именно с этого все и началось.
Она установила дружеские отношения с приятелем своего мужа Рето де Вийетом, приятным мужчиной лет тридцати с голубыми глазами и свежим лицом, хотя волосы у него уже начали седеть. Он набил руку на писании стихов, подражая знаменитым актерам и актрисам, и мог писать различными почерками, в том числе и женским. Этот молодой человек стал любовником графини — возможно, она искренне обожала его, а возможно, в ее голове уже начал созревать заговор и она просто хотела привязать его к себе.
Жанна намекнула кардиналу, что я проявляю некоторые признаки благосклонности к ней. В этом не было ничего невозможного, поскольку мои дружеские чувства не раз становились источниками различных сплетен, и было известно, что женщины приятной внешности, такие, как принцесса де Ламбаль и Габриелла де Полиньяк, мне нравятся. Жанна была очень привлекательной, она также происходила из дома Валуа, поэтому нет ничего невозможного в том, что я могла обратить на нее внимание и приблизить к себе. Итак, на данном этапе заговора в нем не было ничего необычного.
Жанна, должно быть, радовалась своему успеху, так как кардинал дал ясно понять, что он верит ей, и поведал о своем страстном желании быть принятым мною.
Она намекнула, что может замолвить о нем словечко перед королевой. Но Жанна знала, что малозначащие обещания не удовлетворят его. Именно здесь мог помочь Рето де Вийет — ему нужно было написать записку легким женским почерком, и если бы он подписал подобные письма моим именем, то почему бы кардиналу не поверить, что они написаны мной? Они были адресованы моей дорогой подруге графине де Ламот-Валуа и содержали множество заверений в дружбе.
Как он мог поверить, что я писала подобные письма этой женщине? И все же, кажется, он поверил. Высказывались предположения, что Калиостро принимал участие в заговоре вместе с де Ламотами, чтобы ввести в заблуждение кардинала, и что этот колдун убедил его, будто письма написаны мной. Я назвала бы это нелепым, поскольку подо всеми была абсурдная подпись «Мария Антуанетта Французская». Если бы у кардинала было достаточно ума, он понял бы сразу только по этому факту, что письма фальшивые.
Я видела некоторые из этих писем, которые, как утверждали, написаны моей рукой, и содрогнулась при взгляде на них. Даже сейчас, зная большинство фактов, я все еще чувствую себя озадаченной.
Жанна убедила кардинала, что если бы он смог что-то написать в оправдание своих не праведных проступков за последние годы, то я рассмотрела бы это послание и, возможно, простила бы его.
Он с радостью ухватился за эту идею и немедленно подготовил пространную апологию, на которую потратил несколько дней, переписывая и исправляя ее, а когда она была закончена, графиня взяла бумагу, обещая, что вручит ее мне при первой же возможности.
Спустя несколько дней Рето де Вийет написал письмо на бумаге с золотым обрезом, украшенной в углу геральдической лилией.
«Я рада, что мне больше нет необходимости считать вас заслуживающим порицания. И все же пока невозможно предоставить вам аудиенцию, о которой вы просите, но при первой же возможности я дам вам знать. Тем временем, пожалуйста, ведите себя благоразумно».
Это письмо, подписанное «Мария Антуанетта Французская», оказало желаемое влияние на кардинала. Он был переполнен радостью, готов был осыпать приятными подарками женщину, которая помогла ему добиться таких успехов в установлении связи со мной. Он не сомневался в достоверности ответа, и этот факт показывает, что он был самым большим дураком во Франции. Но на самом деле он им не был. Калиостро заглядывал в его будущее и посоветовал ему следовать тем планам, которые лежат у него на сердце. Я часто задавала себе вопрос, какова же роль этого колдуна в данной тайне.
Жанна знала, что может поддерживать веру кардинала в то, что именно я пишу ему, но на всех приемах, на которых он присутствовал, я отказывалась смотреть в его сторону. В течение какого-то времени подобное обстоятельство можно было объяснить, но это не могло долго продолжаться.
Жанна никогда не терялась и разработала грандиозный план вместе со своим мужем — самозванным графом де Ламот-Валуа — и со своим любовником Рето де Вийетом. Они испытывали недостаток в денежных средствах, но Жанна видела способ обогащения. Кардинал располагал огромными средствами, он мог испытывать временные затруднения, но его состояние было громадным. Он подходил на роль дойной коровы, которую можно было бы выдаивать нежными, умными руками. Хотя следовало все тщательно рассчитать. Кардинала надо было непосредственно представить королеве, королева должна была продемонстрировать свое расположение к нему. Я могу представить себе этих двух лиц, бывших гораздо глупее ее, которые вопрошали: «Как?»И ее хладнокровный ответ: «Мы должны найти кого-либо, кто смог бы сыграть роль королевы».