– Не думаю, что твоему здоровью может повредить хоть что-нибудь из вещей, существующих на этом свете, – парировала тетушка. – Впрочем, ты вправе найти в этом доме любое занятие по своему вкусу. Пойди в библиотеку и выбери что-нибудь почитать. Чтение, надеюсь, еще не признали вредным?
   – Смотря что читать. Кстати, роковым может оказаться не только содержание книги… Тот томик, который вы мне давеча прислали, оказался столь увесистым, что его вполне можно использовать как орудие убийства. Или самоубийства – по желанию. Не говорю о потенциально возможном несчастном случае… Вот так решишь вечерком почитать в постели и случайно заснешь с такой книгой в руках, а она придавит тебя сверху и…
   Тетушка властно прервала затянувшуюся беседу.
   – Ладно, ладно, довольно болтать. Ступай займись чем-нибудь, дружок. Ты нам мешаешь.
   Михаил подчинился неизбежному.
   – Да я, собственно, уже готов откланяться. У меня еще одна важная встреча сегодня.
 
   Когда Михаил наконец удалился, княжна раздраженно бросила:
   – У нашего милого Микки удивительная способность появляться не вовремя, когда его вовсе не ждут. Он постоянно покушается на каждую свободную минуту жизни своих родственников и друзей, полагая, что для них это – большое счастье. И ведь от дома не откажешь! Все-таки родня, хотя и дальняя. Его бабушка по матери – урожденная княжна Долгорукая. Когда-то мы с ней были очень дружны… Нельзя же, чтобы меня считали сварливой старухой, которая двоюродному племяннику чашки чая не нальет!
   Реакция тетушки и вправду показалась Маргарите излишне сварливой, и она решила вступиться за гостя, которому в этом доме были не рады:
   – Тетушка, не сердитесь! Микки нам совсем не помешал!
   – Но я не хотела бы, чтобы он догадался о наших планах, – горестно выдохнула тетушка и добавила нечто совершенно загадочное: – Не знаю, как он и все остальные отнесутся к известию о том, что у нас появилась столь важная цель. Но я лично уверена, что мы с тобой должны попасть туда…Из суеверия пока не буду говорить – куда.Но в свете неожиданного появления Михаила в моем доме необходимость попасть туда кажется мне еще более насущной. Этот визит молодой фон Ган нанес неспроста! Однако… я так надеялась скрыть сам факт твоего существования.
   – От кого? – поразилась Маргарита.
   – От милых родственников.
   Маргоша с тоской подумала, опять придется ради какой-то загадочной важной цели идти туда, неведомо куда, да еще и в обстановке строжайшей тайны… И в памяти вдруг снова всплыла строчка Гумилева: «А сердце ноет и стучит, уныло чуя роковое…»
   А тетушка подвела итог:
   – Михаил слывет человеком с сомнительной репутацией даже в нашем узком кругу, где терпимы ко многим необычным проявлениям. Не хотелось бы, чтобы он встал поперек твоей дороги, девочка моя!
 
   – Ну как, друг мой? Каковы ваши впечатления от новообретенной родственницы? – поинтересовался Одиссей Лаэртович, отрезая небольшой кусочек эскалопа и намазывая его горчичкой и хренком.
   В ресторанном зале было безлюдно (цены, проставленные в меню, не способствовали полному аншлагу в данном заведении), и два приятеля могли спокойно обсудить все проблемы, не опасаясь чужих ушей.
   Нельзя было сказать, что местечко отличалось особым уютом: пестро оформленный ресторанный зал доказывал, что здешний дизайнер обладал необузданной фантазией и при этом был сторонником полной эклектики. Редко можно увидеть подобное совмещение разнородных предметов под одной крышей – псевдоантичная статуя Аполлона с трогательным фиговым листком, картины на кавказские сюжеты, написанные «под Пиросмани», рога каких-то несчастных убиенных оленей, чучело медведя, чешские светильники с хрустальными подвесками и закарпатские керамические горшки мирно уживались рядом. Причем постоянные посетители находили, что тут довольно миленько…
   Одиссей ценил этот ресторанчик главным образом за хорошую кухню, а фон Гану было по большому счету все равно, где эксцентричный старикашка Лаэртыч назначит очередную встречу.
   В отличие от своего старшего друга Михаил аппетитом на этот раз похвалиться не мог и почти не притрагивался к ресторанным блюдам. Он лишь не спеша отпивал по глоточку красное вино (вопреки его собственным недавним уверениям, рассчитанным на легковерную тетушку, вкус этого напитка был ему хорошо знаком) и рассеянно отвечал на вопросы Одиссея.
   – Так эта девушка и вправду представляет для вас серьезную угрозу? – продолжал допытываться Одиссей.
   – Как вам сказать. – Михаил выдержал долгую паузу, устремив глаза куда-то вдаль, на панно, изображающее изобильное кавказское застолье. – По натуре она довольно бесхитростная и сама по себе не так уж и страшна, но… Страшны интриги других людей, ибо кое-кто, не будем называть имен, готов сделать из этой девчонки чуть ли не лидера клана. А никаких качеств лидера я лично в ней не заметил. Застенчивая тихоня, старается казаться понезаметнее…
   Одиссей отвлекся от еды.
   – И что, у девушки вообще нет никаких талантов?
   – Один талант я у нее заметил, и, надо признать, это особый талант – умение хранить молчание. И он ее очень украшает. За все время нашей встречи она не произнесла и пары фраз. Мне это чертовски импонирует. Если бы женщины пореже открывали рот, мир стал бы намного совершеннее. Пожалуй, со временем я мог бы использовать ее в качестве своей помощницы.
   Одиссей не согласился:
   – В вашем случае как раз радоваться молчаливости московской гостьи не следует. Будь она поразговорчивей, вы могли бы выведать у нее что-то из того, что тетушка от вас скрывает. В болтливых девушках, знаете ли, есть своя прелесть. Ну а что вы-то решили относительно собственных планов, друг мой? Приступаете к «восточному варианту»?
   Фон Ган был лаконичен.
   – Да. Если мне удастся нейтрализовать девицу сейчас, я смогу упрочить собственное будущее.
   – Ну что ж, рад был помочь. Но не забудьте, друг мой, в этом мире все взаимосвязано. И те, кто пытается воздействовать на ход будущих событий, должны учитывать, что в сконструированном ими будущем все равно, независимо от их воли, может произойти что-нибудь непредсказуемое, а порой и неприятное. Даже мельчайшее изменение в общей цепочке событий, в рамках естественной погрешности, порой приводит к результату, далекому от всех гипотетических расчетов.
   – Ах, оставьте! Как учил нас товарищ Маяковский, будущее не придет само, если не примешь мер!Ударим молотом смелого творческого эксперимента по замшелым традициям и перестраховочным настроениям!
   – И все же будьте осторожны! – Одиссей покачал головой. – Я за свою жизнь видел немало удивительных результатов разнообразных творческих экспериментов! И должен сказать откровенно, что некоторые из них лучше было бы не видеть никогда!
   Но фон Ган думал о другом:
   – Меня больше тревожит практическая сторона вопроса. К примеру, в доме тетушки, в присутствии хозяйки, прислуги и какой-то манерной старой дуры, причем – явно из числа нежити, я не смог бы воспользоваться магией кувшина. Придется искать подходящий момент… А это так непросто!
   – Что ж вы хотите, дорогой мой? Магия вообще – непростая штука!

ГЛАВА 16

   По просьбе тетушки мадам Ламанова колдовала над платьем для Маргариты. Но если в прежние времена о ее колдовстве говорили в переносном смысле, как об очень умелой виртуозной работе, теперь это слово приобретало буквальный смысл.
   – У меня по понятным причинам теперь нет салона, закройщиц, гладильщиц, швей, – пожаловалась мадам Ламанова. – Фасон платья я изобретаю старым, привычным для себя способом, а вот шить приходится по сказочным рецептам. Французские феи давно не затрудняют себя шитьем, отправляя очередную красавицу на бал к королю… Пришлось перенимать опыт.
   «Все-таки без технологии, разработанной феей-крестной, не обойдется, – подумала Маргарита, довольная собственным предвидением. – В магическом мире не так уж много оригинальных путей, по которым еще никто не хаживал».
   – А ваш наряд не исчезнет после полуночи? – на всякий случай уточнила она.
   Маргошиной приятельнице, ведьме Жанне, не раз приходилось иметь дело со старой феей, обожавшей обряжать всяких Золушек в бальные платья. Фея и Жанне доводилась крестной и нередко осыпала ее подарками. Но в отличие от дара вечной молодости, полученного Жанной при рождении, остальные дары крестной исчезали, едва только часы били двенадцать раз. К этому, конечно, можно было привыкнуть, но вот переход на летнее время, когда бальный наряд исчезал раньше, чем рассчитываешь, каждый раз заставал Жанну врасплох. Еще бы, сколько раз приходилось в полном неглиже спасаться от очередного прекрасного принца в самый драматический момент. А нынешние принцы – они ведь такие… они за красавицей не побегут, зажав туфельку в кулаке, и даже гвардейцев на ее поиски не отправят. Лентяи инфантильные!
   Мадам Ламановой подозрения Маргоши показались не только неосновательными, но и обидными.
   – Я, милая барышня, на два часа платья не делаю! – гордо сказала она. – Я шью на века.
   – Ах, Надежда Петровна, не слушайте это глупое дитя! – вмешалась тетушка. – Сказать такое вам, дорогая моя! У нынешней молодежи нет понятия ни о чем! Риточка, Надежда Петровна одевала императриц!
   – Бросьте, дорогая княжна! Разве только императриц? Моя жизнь была такой долгой и такой насыщенной… Мадемуазель Маргарита, вы, наверное, смотрели фильм «Цирк» с Любовью Орловой в главной роли?
   Какой странный вопрос! Неужели кто-нибудь, из рожденных в СССР, не смотрел «Цирка»?
   И тут мадам Ламанова выложила очередной козырь:
   – Стало быть, смотрели и хорошо помните? Так вот, костюмы к этому фильму разрабатывала я!
   Эта новость потрясла Маргошу намного сильнее, чем разговоры о нарядах императрицы. Одевать императрицу Александру Федоровну – это еще туда-сюда, но одевать саму Любовь Орлову! В «американские» наряды! Это высший пилотаж!
   Между тем мадам Ламанова закладывала прямо на боку у Маргоши складки из плотного шелка и споро подкалывала их мелкими портновскими булавками.
   – Ну вот, – удовлетворенно кивнула она, завершив работу. – Кажется, получилось то, что надо!
   И мадам трижды хлопнула в ладоши.
   По ткани сами собой побежали швы, оставляя ощущение легкой щекотки на коже, и через пару минут великолепное платье было полностью готово, причем все пуговички, тесемки, крючочки и оборки оказались на своих местах.
   Взглянув на себя в зеркало, Маргарита ахнула от восторга:
   – Как красиво! Прямо хоть на бал в императорский дворец! Спасибо, Надежда Петровна!
   Тетушка и мадам Ламанова переглянулись.
   – Бала я тебе не обещаю, – строго и значительно произнесла тетушка, своим тоном дав понять, что к ее словам следует отнестись с особым вниманием. – Императорских балов в Зимнем дворце не давали с конца 1903 года… Потом началась Русско-японская война, потом революция тысяча девятьсот пятого года, потом императорскому семейству вообще стало как-то не до того – и новорожденный наследник, и императрица постоянно болели. Но ты должна представиться императору, а на высочайший прием не поедешь, одевшись кое-как.
   Даже если тысячу раз примешь решение ничему не удивляться, любой решимости может наступить предел! И Маргарита не выдержала:
   – Тетушка, может быть, вам не понравится то, что я скажу… но императора давно нет! Как ни прискорбно, но приходится признать – его величество расстреляли девяносто лет назад вместе с женой и детьми! И его не стало!
   Тетушка подняла глаза к небу, словно призывая высшие силы полюбоваться, какую родственницу послала ей судьба, а мадам Ламанова, затянувшись сигареткой, вставленной в изящный дамский мундштук, грустно заметила:
   – Деточка, многих из нас, в сущности, уже нет. По разным причинам. И поверьте, это не самое плохое состояние. В силу своей молодости вы просто не понимаете подобные вещи. Но когда вы доживете до того момента, когда и вас, как вы выражаетесь, не станет, вы, надеюсь, сами ощутите, что в этом есть своя прелесть.
   Маргарита задумалась. В словах Надежды Петровны была доля истины, впрочем, мадам Ламанова всегда отличалась здравым смыслом. По свидетельствам очевидцев, она и вправду давно скончалась… Но, судя по всему, не до такой степени, чтобы не стоять сейчас перед Маргаритой и не рассуждать о необходимости широкого взгляда на вещи.
   – Когда о ком-нибудь выспренне говорят: он обрел вечный покой, это далеко не всегда отвечает истине. Для многих именно в этот момент главное беспокойство только и начинается! – добавила мадам.
 
   – Ах, душа моя, как я не люблю, когда ты покидаешь дом без особой нужды, – вздохнула за завтраком тетушка, узнав, что Маргарита опять собирается в академическую библиотеку. – В настоящее время тебе как раз не стоило бы рисковать!
   Маргоша вздохнула. Что поделать, некоторые люди полагают, что мир полон злобных существ, готовых на любые подлости и гадости. И чтобы не подвергать себя опасности при встрече с ними, следует спрятаться ото всех в собственном доме и сидеть за крепко запертой дверью, не высовывая нос наружу… Вот и тетушка создала для себя маленький мирок, изолированный от большого мира, и спряталась в нем, словно улитка в раковине.
   Нет, при всем внутреннем уюте старого особняка, при всех изящно сервированных столах, вазах с цветами и горящих каминах, этот дом может превратиться в тюрьму, если заточить себя за его стенами.
   – У меня есть дела в городе, ма тант, – напомнила Маргарита. – Я ведь не просто так приехала в Петербург.
   – Да уж, – кивнула тетушка. – Если я когда-либо и воображала, что родственники могут приехать просто для того, чтобы навестить немолодую и одинокую даму и скрасить ей несколько дней, то меня постигло страшное разочарование. Что ж… если уж ты так торопишься навстречу опасностям, по крайней мере, прими меры к своей защите. Обнови охраняющие заклинания, постарайся сосредоточиться на внутреннем видении – оно тебе подскажет то, что не увидишь глазами. И не забудь амулет… Да, вот еще – постоянно помни, что ты в любой момент можешь оказаться под пристальным вниманием недоброжелателей: любой чародей, мало-мальски владеющий тайными знаниями, способен, так сказать, перекинуться и обернуться котом, деревом, убогой старушкой, даже столбом, стоящим на твоем пути. Надеюсь, не стоит говорить, насколько опасной может быть встреча с подобным существом?
   Маргарите тут же вспомнилась бабушка – не та, которая была потомственной колдуньей, а другая, которая была просто потомственной бабушкой. Она примерно так же каждое утро провожала юную Маргариту в институт, только набор гипотетических опасностей был иным. «Ни в коем случае не знакомься с мужчинами на улице, среди них могут оказаться настоящие маньяки! Внимательно следи за дорогой на переходах – нынешние водители творят бог весть что, и задавить человека им только в радость. Прими перед выходом таблетку от аллергии – тополя зацвели, пух в воздухе так и вьется. Пакет с фруктами не забудь, а то придется покупать какую-нибудь дрянь в буфете, отравишься еще… И надень панамку – на улице такая жара, такой солнцепек, пока будешь стоять на остановке, тебе напечет голову».
   Двадцатилетняя Маргоша внутренне просто кипела, словно бульон на сильном огне. Какие мужчины, какая панамка? Ну как бабушка не может понять, что ее внучка давно выросла и больше не нуждается в подобных рекомендациях?
   Только когда бабушки не стало, оказалось, что это очень грустно, когда никто не проследит, приняла ли ты вовремя таблетку от аллергии, никто не напомнит о жаркой погоде и не подсунет в сумку пакетик с тщательно вымытыми фруктами «на дорожку»…
   Тетушка – человек немолодой, одинокий, наверное, ей тоже приятно о ком-нибудь позаботиться. Старшее поколение не чувствует себя комфортно, если не может опекать тех, кто младше.
   Пообещав быть очень осторожной, внимательно следить за подозрительными котами, старушками и столбами и не снимать с шеи охранительного пентакля, Маргоша вышла из дома. Пройдя полквартала, она оглянулась. Дом Оболенских со стороны по-прежнему казался необитаемыми руинами. Как всегда, контраст между внутренним уютом и внешней непрезентабельностью удивлял, хотя пора было бы привыкнуть к этому несложному фокусу. Но Маргоша не так давно приобщилась к магическим тайнам, чтобы перестать поражаться – как одно и то же окно при взгляде изнутри может казаться целым, чисто вымытым, с цветами на подоконнике и затейливой кружевной занавеской, обрамляющей оконный проем, а снаружи являть миру битые стекла, разваливающиеся рамы, грязь и мерзость запустения…
   По пути к метро никаких подозрительных старушек или котов так и не появилось. Нет, кое-какие старушки и даже пара котов Маргарите конечно же встретились… Но, даже мобилизовав «внутреннее чувство», она, при всем желании быть бдительной, гибельной опасности, исходящей от этих существ, не обнаружила…
   Однако без неожиданной встречи все-таки не обошлось. Маргоша еще не успела дойти до метро, как перед ней остановилась большая черная машина. В марках автомобилей Маргарита разбиралась не очень хорошо (если быть откровенной, вполне уверенно она могла опознать только «мерседес», и только потому, что его украшала фирменная круглая штучка, которую легко было заметить). Но то, что тормознувшая рядом с ней машина была новой и дорогой, сомнений не вызывало.
   Дверца автомобиля распахнулась, и из нее выглянул тот самый родственник тетушки, недавний визит которого не вызвал у княжны восторга. У парня была какая-то немецкая фамилия – фон Ган, кажется… Впрочем, оказалось, что и у предков Маргариты была когда-то немецкая фамилия, поменять которую им пришлось по политическим соображениям в годы Первой мировой войны. Стало быть, у нее с этим парнем есть что-то общее; впрочем, раз он – родственник тетушки, значит, и с Маргаритой состоит в родстве, пусть самом отдаленном.
   – Маргарита! – Фон Ган так радостно окликнул ее, словно они были давно знакомы и их связывала большая дружба. – Какая приятная встреча! Признаюсь, я только что думал о вас… Я просто счастлив обрести такую очаровательную родственницу! Жаль, что мы не были знакомы прежде. Но надеюсь, мы еще сможем наверстать все упущенное. Вы идете по делам или так, погулять?
   – По делам, – сдержанно ответила Маргарита, еще не определившаяся, как вести себя с этим человеком. С одной стороны, все-таки родня, хоть и дальняя… В последнее время родственники, о которых она прежде и слыхом не слыхивала, постоянно являются перед Маргаритой неизвестно откуда, как грибы в лесу. Родственных чувств у нее к Михаилу пока нет, но это и неудивительно – трудно сразу признать за своего человека, которого видишь второй раз в жизни. Тетушка его явно недолюбливает, но это еще не говорит о Михаиле плохо. У тетушки сложный характер, и угодить ей тяжело.
   Фон говорил со старомодной учтивостью, но при этом его манеры и речь казались немного наигранными. Внутренний голос, к которому Маркине велено было прислушиваться, что-то ворчал, но крайне неразборчиво. Похоже, он тоже был от фон Гана не в восторге, но… Внутренний голос как-никак был частью самой Маргоши. И если она со своим внутренним голосом становится такой же капризной и разборчивой, как старая княжна, это говорит лишь о родственном сходстве характеров. Генетику зря записывали в лженауки, как ни крути!
   – По делам? – радостно переспросил фон Ган, словно ему сообщили нечто приятное. – Тогда позвольте, я вас подвезу? Куда бы вы ни направлялись, думаю, нам по пути.
   Наверное, соглашаться не стоило – в таких назойливых приглашениях обычно мало искренности. Но если дать понять фон Гану, что любезности придуманы не для подобных случаев, и гордо удалиться, можно прослыть среди новой родни невоспитанной особой. Ну пусть, в конце концов, подвезет – не будет большой беды, если он потратит на Маргошу десять – пятнадцать минут своего времени и пару литров бензина…
   Маргарита поблагодарила и села в автомобиль.

ГЛАВА 17

   – Голубчики, вас надо слегка осовременить, – заявила Валька братьям Брюсам.
   – А что сие мудреное слово значит? – заинтересовался Роман Брюс.
   – Ну вам надлежит принять вид, соответствующий нынешним временам. Не все же вам невидимыми и неощутимыми на воздусях над городом шастать или, являясь в допотопном виде, людей пугать? Приняв обличье обычных горожан, вы сможете позволить себе гораздо более интересно проводить время!
   – Никогда не были обычными горожанами и не будем! – гордо заявил Роман. – Нами под началом Петра на сих пустынных брегах был град, столь дивно ныне разросшийся, заложен… И хоть Нева в гранит закована, а дома и дворцы ввысь вознеслись, мы здесь всегда хозяевами были и будем!
   Яков перебил брата:
   – Погоди, Рома, Хлоя говорит дело! Обычными горожанами мы не станем, а лишь примем их обличье. И сие нам не в укор. Как на венецьянском машкераде, скроем от глаз посторонних истинную сущность свою.
   – И для каких же нужд сей машкерад потребен? – удивленно спросил Роман, по-прежнему не понимавший, в чем его пытаются убедить.
   – Для каких, для каких… Сам догадайся! Сие превращение даст нам возможность не токмо со стороны на дела и развлечения горожан любоваться, но и самим посильное участие в городской суете принимать… Приобщимся к миру живых. Оно весьма занимательно выйдет.
   – Что ж, брат, ты всегда к различным авантюрам склонность питал. Еще одно приключение лиха не прибавит.
   – Конечно, не прибавит, мальчики! Какое там лихо? Шуточки одни, – вмешалась Валька. – Я на вас наведу чары личины – на призраков они действуют еще лучше чем, на людей. А когда потребуется – сбросите их с себя, и все. Говорить не о чем.
   Через десять минут братья оказались облаченными в джинсы, майки с яркими надписями на груди и кожаные куртки. В таком обличье они напоминали двух немолодых, состоятельных и уверенных в себе мужчин, из числа бывших хиппи, ностальгирующих по временам ушедшей молодости.
   – Вот, так вам будет вполне удобно! – заявила Валька, довольная делом рук своих.
   Но братьев Брюсов подобная метаморфоза в восторг не привела.
   – Удобство в этаком наряде весьма сомнительно, – проворчал Роман. – Узко-то как нынешнее платье шьют.
   – Ничего, привыкнете! В таком наряде и драться сподручно, и танцевать…
   – Танцевать? Да кто же на танцевальную ассамблею явиться дерзнет в портах из рядна? – возмутился Роман.
   – Ну на тебя не угодишь! – вздохнула Валька. – Как ты выглядеть желаешь, капризное существо?
   Роман задумался:
   – Желаю быть похожим на самого себя, си-речь на важного сановника, снявшего с плеч мундир и облачившегося в партикулярное платье! С поправкой на новые времена и веяния, – важно произнес он.
   – Эк оно как! – задумчиво произнесла Валька. – Вообще-то и сановники хорошей джинсой не брезгуют, но ладно уж, обратимся к унылой классике.
   В результате воздействия новых чар Роман Брюс оказался облаченным в элегантный костюм-тройку, белую рубашку и галстук.
   – Офис-менеджер, блин! – вздохнула Валька. – Но в чем-то и на олигарха смахиваешь! Секьюрити только не хватает!
   – Непонятны слова твои, Хлоя. Но если выбора другого нет, я предпочту этот кафтан прежней кожаной робе. В таком платье хоть и несподручно фехтовать да верхами скакать, все же, мне сдается, оно попристойнее будет.
   Роман попытался взглянуть на себя в зеркало, но, как и следовало ожидать, никого там не увидел – привидения в зеркалах не отражаются. Только пиджак, натянутый на белоснежную сорочку, поигрывал невидимыми мускулами под тканью рукавов.
   – Не суетись, зеркала ныне не про нашу честь, брат, – успокоил его Яков. – Красавец, поверь на слово. Хлоя, голубка, не сочти невежей, но и мне желательно преобразиться, подобно брату. Чую, что для мужей, имеющих вес в обществе, подобное платье уместнее будет.
   – Да какой у вас вес, духи вы бесплотные? – возмутилась Валька. – Типичная мания величия. Совсем сбрендили от воздуха свободы… В джинсах вы бы внимания к себе не привлекали, и все ваши странности можно было списать на чудаковатость нрава. А костюмчики обязывают. Ну ладно, что с вами делать… Знаю, если уж упретесь, нипочем с места не сдвинешь!
   Второй Брюс тут же преобразился, став похожим на брата. Яков и Роман посмотрели один на другого, словно на отражение в зеркале, и взаимно поправили друг другу воротнички и галстуки.
   – Старые пижоны! – хихикнула Валька. – Хватит прихорашиваться. До третьих петухов провозитесь. Вперед, парни, нас ждут замечательные приключения!
 
   Вечером фон Ган встретил Маргариту у дверей библиотеки. Они немного погуляли, причем фон Ган успел рассказать много интересного буквально о каждом доме, попадавшемся на пути (он прекрасно знал историю Петербурга и умел придать своим байкам занимательную форму). Через полчаса они сели в машину, припаркованную в соседнем квартале.
   Маргоша, успевшая привыкнуть к фон Гану, держалась теперь увереннее и смелее, хотя ее немного смущал собственный амулет. Охраняющий пентакль не то чтобы горел огнем, как бывало в минуты сильной опасности, но медленно тлел, внушая этим чувство беспокойства. Ведь Маргоше было давно известно, что температурный режим амулета напрямую связан с угрозами ее жизни.