– Ну и как вам здесь, милочка? Нравится? – спросил ее Лаки, глядя в упор на нее своими янтарными глазами.
   – Не очень, – призналась Серена, возвращая ему фляжку. Она слегка отвернулась от него, лишь бы он не заметил предательский румянец, который – а Серена в этом не сомневалась – начал заливать ее щеки.
   – Неправда.
   Скорее это была констатация факта, а не упрек. Лаки взял у нее из рук фляжку, при этом нарочно коснувшись ее пальцев. Серена моментально отдернула руку, чем вызвала у него легкий смешок.
   Ей ничего не оставалось, как гордо вскинуть подбородок.
   – Вы переоцениваете свою привлекательность, мистер Дюсе.
   – О нет, cherie. Я просто привык называть вещи, которые вижу, своими именами.
   – В таком случае вам следует в самое ближайшее время обратиться к глазному врачу. Уверяю вас, вам бы не помешали очки. Это уберегло бы десятки женщин от неудобств вашего общества.
   Их взгляды встретились, словно перекрещенные мечи. Ее холодный, его – сверкающий. Серена мысленно поздравила себя с тем, что сумела разрешить потенциально опасную ситуацию. Лаки поздравил себя с тем, что сумел сдержать в узде гнев. Никто не хотел отвести взгляд первым. Казалось, даже воздух и тот был наэлектризован от этих взглядов.
   На восточном берегу протоки из дремоты пробудился аллигатор и, проложив себе дорогу в густых зарослях папоротника, соскользнул в черную воду.
   От неожиданности Серена вздрогнула и удивленно округлила глаза, в ужасе глядя на аллигатора. Тот улегся на мелководье среди камышей всего в нескольких футах от их пироги. Надо сказать, что интерес оказался взаимным, потому что аллигатор высунул голову из воды и тоже уставился на нее.
   Лаки усмехнулся.
   – Что вы, мой ангел, – сказал он по-французски, – он на вас не набросится. Если, конечно, вы сами не кинетесь за борт. Впрочем, я и сам не прочь вас туда выкинуть.
   – Ничуть в этом не сомневаюсь – в том, что вы, как вы выразились, не прочь, – проворчала Серена, выхватывая у него фляжку, чтобы сделать очередной глоток ложной смелости.
   «Интересно, Серена, насколько тебя хватит, чтобы и дальше подначивать этого типа». Перед ней был браконьер и выпивоха, и один господь ведает, кто еще. Лаки улыбнулся ей плотоядной улыбкой, отчего моментально стал похож на притаившегося в заводи аллигатора. Серену внутренне передернуло.
   – Неудивительно, что старый Гиффорд предпочел поселиться в этой глуши, – сказал он, вновь берясь за шест. Легкое движение мускулистых бицепсов, и пирога вновь устремилась вперед. – Не понимаю, как он вообще жил с вашей семейкой под одной крышей, с вами и вашей сестрой.
   Вцепившись обеими руками в край сиденья, Серена не сводила глаз с аллигатора.
   – Кстати, считаю своим долгом сообщить вам, что мы с сестрой совершенно разные.
   – Мне прекрасно известно, какова ваша сестра.
   В голосе Лаки звучала такая ненависть, что Серена обернулась и посмотрела на него через плечо.
   – Это откуда же? С трудом верится, что вы вращаетесь в одних и тех же кругах.
   Лаки ничего не ответил. Дверь, которая, казалось, приоткрылась на узкую щелочку, захлопнулась вновь. Серена была готова поклясться, что слышала ее стук. Теперь Лаки с каменным лицом смотрел куда-то мимо Серены, как будто она вообще перестала существовать. Впрочем, его молчание подтолкнуло ее к собственным выводам.
   Не иначе как Шелби позволила себе некое резкое публичное заявление относительно браконьеров или питейных заведений типа «Москито Мутон». Это в ее духе. Сестра – любительница произносить зажигательные речи, настраивая против себя тех, кого считает отбросами общества. Впрочем, эти ее непримиримые взгляды снискали себе одобрение и поддержку у лучшей части населения их округа, что, в свою очередь, льстило ее самолюбию.
   Шелби обожала быть в центре внимания, обожала выслушивать хвалебные речи в свой адрес и ради этих вещей была готова на что угодно. Серена не удивилась бы, узнав, что ее сестра развернула кампанию против такой асоциальной личности, как Лаки Дюсе, потому что в ее глазах это давало ей дополнительные очки. То, что тем самым она навлекает на себя опасность, Шелби даже не приходило в голову.
   Интересно, подумала Серена, отдает себе сестра отчет в том, что нажила себе врага в лице человека, который повсюду расхаживает с охотничьим ножом размером с добрый ятаган?
   Они плыли дальше, каждый погрузившись в собственные мысли. Пирога скользила по изгибам протоки, окутанная полуденным зноем. Растительность становилась все гуще, тишина – еще более гнетущей. Нервы Серены были напряжены до предела. Казалось, достаточно квакнуть лягушке или прокричать цапле, как они тотчас лопнут, словно туго натянутая струна.
   Чем дальше они углублялись в заросли, тем меньше становилось признаков присутствия здесь человека, которое, как правило, выдавало себя яркой полоской пластика, привязанной к ветви дерева, – в здешних краях так отмечали места ловли лангустов.
   Лаки подгреб к одному такому месту, отмеченному красной ленточкой, привязанной к молодой иве, и приготовился вытаскивать сеть, что была погружена под ней в воду. Тонкая сетка буквально кишела лангустами. Всего у него в этом месте были расставлены четыре сетки. Лаки вытряхивал их содержимое в сетки из-под лука, которые до этого были сложены на носу пироги. Он занимался своим делом с таким видом, будто Серена – не более чем громоздкий груз, через который вечно приходится перешагивать. В свою очередь, Серена наблюдала за ним с интересом, хотя и не осмелилась спросить, чьи сети он опустошает – свои или чужие.
   – Мы уже почти добрались? – спросила она, когда Лаки, закончив с сетями, вновь взялся за шест. Сначала их пирога плыла на север, затем свернула на восток.
   – Почти. Вы сами поймете, когда мы будем у цели.
   – Сомневаюсь. Я не была в этих местах уже много лет.
   – Ничего. Вы сразу поймете, – повторил Лаки.
   – И как же?
   – Когда он начнет стрелять.
   Серена поморщилась.
   – Но ведь это же смех, да и только! Старый Лоренс сказал что-то вроде того, что, мол, тут в людей стреляют. Я прекрасно знаю, что характер у моего деда не подарок, но чтобы стрелять в людей? Это же полный абсурд. С какой стати ему это делать?
   – Чтобы их отпугнуть.
   – А зачем ему их отпугивать?
   – Затем, чтобы они его оставили в покое.
   Серена нетерпеливо тряхнула головой.
   – Ничего не понимаю. Прежде всего это на Гиффорда совсем не похоже – взять вот так неожиданно, да и бросить плантацию. За ним такое ни разу не водилось, даже в сезон ловли раков.
   – Значит, у него есть свои причины, – загадочно произнес Лаки.
   Серена недоуменно посмотрела на него. Ей не понравилось, что этот человек в курсе их семейных дел. В некотором смысле он осведомлен даже лучше, чем она сама. Его слова заставили ее ощутить себя в некотором смысле чужой и также задуматься о том, что она была не слишком хорошей внучкой. Домой, чтобы проведать деда, она приезжала редко, за местными новостями не следила, да и звонила тоже не слишком часто. Список ее прегрешений можно было бы перечислять до бесконечности, что еще больше наполнило ее раскаянием. И все-таки она не удержалась и задала самый главный вопрос.
   – И что же это за причины, мистер Дюсе? – спросила она у Лаки, пристально буравя его взглядом.
   Его лицо осталось непроницаемой каменной маской.
   – Спросите самого Гиффорда, если вам так интересно. Я не привык вмешиваться в чужие дела.
   – Как, однако, разумно с вашей стороны! Ни о ком не заботиться, ни за кого не отвечать, кроме самого себя. В общем, никакой ответственности.
   – Вы угадали.
   – Тогда зачем вы взялись отвезти меня сюда, если, как я понимаю, мое общество вас тяготит?
   Лаки окинул ее хмурым взглядом и даже насупил брови, отчего лицо его стало похоже на грозовую тучу. Когда же он заговорил, голос его звучал вкрадчиво и мягко.
   – Я бы не советовал вам копаться в моих мозгах, мисс Шеридан.
   Серена закатила глаза:
   – Боже упаси! У меня и в мыслях не было этого делать. Уж лучше я свалюсь в змеиную яму.
   Что, в общем, одно и то же, cherie, подумал про себя Лаки, однако не стал говорить этого вслух, зная, что она, как психолог, тотчас ухватится за эту фразу. Собственная жизнь вполне его устраивает. Правда, было бы куда лучше, если бы посторонние перестали совать в нее нос.
   – Как же так получилось, что вы не в курсе, почему Гиффорд решил поселиться здесь? – спросил он, неожиданно переходя в наступление. – Или вы ни разу не говорили с дедом по телефону? Или вам наплевать, что здесь происходит? Может, вам безразличен даже ваш дом, Шансон-дю-Терр?
   – Неужели вы надеетесь, что я стану отвечать на такие вопросы? – в свою очередь ощетинилась Серена, ухватившись за эту приманку, словно окунь за муху. – Разумеется, он мне не безразличен. Это ведь наше родовое гнездо!
   – Тогда почему вы в нем не живете? – парировал Лаки, пожимая плечами.
   – Где я живу, не ваше дело.
   – Совершенно верно. Не мое. Равно как и не мое дело, что кто-то вознамерился явиться в эти места и бульдозерами сровнять их с землей. Не моя семья живет и работает здесь вот уже почти двести лет, если не больше.
   Серена растерянно уставилась на него. Ощущение было такое, будто ее по груди стукнули тяжелым молотом.
   – Что вы хотите сказать – сровнять с землей? О чем вы говорите?
   – О Шансон-дю-Терр, моя милая. Ваша сестра собралась продать его компании «Трайстар Кемиклз».
   – Но ведь это полная чушь! – воскликнула Серена и даже рассмеялась абсурдности этого заявления. – Сказать, что Шелби хочет продать Шансон-дю-Терр, – это примерно то же самое, что заявить, будто Скарлетт О’Хара хочет пустить с молотка свою любимую Тару. Вы просто не знаете мою сестру! Этого никогда не произойдет. Слышите, никогда!
   Серена еще несколько минут продолжала усмехаться и качать головой, стараясь не обращать внимания на ту пугающую уверенность, что читалась в глазах Лаки. Своим взглядом он словно давал ей понять, что знает такие вещи, о существовании которых она даже не догадывается. Какая-то часть ее «я» с порога отметала такую возможность, другая – неожиданно прониклась дурными предчувствиями.
   Впрочем, спорить на эту тему времени у нее не нашлось, потому что в следующий миг, стоило им обогнуть поворот протоки, как в тишине болот грохнул оглушительный выстрел. Кто-то стрелял в их пирогу.

Глава 5

   На этот раз крик вырвался из горла Серены сам. Она тут же пригнулась и опустилась на колени на дно пироги. Заряд дроби угодил в протоку, взметнув прямо перед носом лодки фонтаны грязной воды и лохмотья кувшинок. Серена поспешно прикрыла голову руками. Первая ее мысль была о том, что они нарвались на хозяина сеток, возмущенного тем, что Лаки решил заняться в его угодьях браконьерством, и теперь по ним палит законный владелец лангустов, шевелящихся в сетках для лука в полуметре от ее носа. Сжавшись в комок, Серена ждала, что вот-вот грохнет второй выстрел. Интересно, подумалось ей, припрятано ли где-нибудь в лодке ружье? Оно уж точно пригодилось бы им для самообороны. Однако второго выстрела так и не последовало. Наступила тишина, и Серена в конце концов осмелилась поднять голову и посмотреть вперед.
   На берегу, широко расставив ноги, стоял ее дед Гиффорд, сжимая в больших руках ружье, из ствола которого все еще курился дымок. Гифф был высок, подтянут и выглядел на десяток лет моложе своего возраста, который выдавала лишь белая, как снег, седая шевелюра. Как ни старался он зачесывать эту пышную гриву назад, непослушная прядь щегольским чубом всегда спадала на лоб. Широкий в плечах, мускулистый и поджарый, он, похоже, все еще способен завалить медведя. Выражение лица у него было свирепое – кустистые белые брови нахмурены, квадратный волевой подбородок выпячен вперед, как будто бросая вызов всему миру. Нос крупный и мясистый и вечно красный от постоянного пребывания под жгучим южным солнцем.
   – Черт тебя побери, Лаки! – проревел он гулким баритоном, по громкости не уступавшим грохоту выстрела. – Я чуть было не принял тебя за этого ублюдка Берка!
   – Это всего лишь я, – отозвался Лаки, и, отталкиваясь шестом, направил лодку к берегу с таким видом, как будто только грянувший выстрел нисколько его не смутил. – Пожалуй, ты меня все равно пристрелишь, когда увидишь, кого я тебе привез.
   Серена встала с колен и, гордо расправив плечи, смерила Лаки колючим взглядом, после чего снова посмотрела на деда. Затем одной рукой убрала с лица растрепавшиеся волосы, а второй, чтобы не упасть, ухватилась за борт пироги. Стоило ей посмотреть на деда, как ее тотчас охватили противоречивые чувства. С одной стороны, она была благодарна ему – в конце концов, их с сестрой вырастил именно он. Но стрелять из дробовика по людям? Грохот выстрела все еще не стих в ее ушах, и адреналин взял верх над родственными чувствами. Возмущению ее не было предела.
   Пирога приблизилась к побитому непогодой деревянному настилу на покосившихся сваях. Серена не стала дожидаться, когда лодка окончательно остановится, и выпрыгнула на дощатый причал. В спешке она сделала это крайне неуклюже и, чтобы не упасть, была вынуждена вцепиться в шаткие перила. Пирога тотчас подалась назад. Серена поскользнулась и больно ударилась о доски лодыжкой. К счастью, ей удалось сохранить равновесие и не свалиться в бурую прибрежную воду. Впрочем, без мелких неприятностей все равно не обошлось: она перепачкала безупречный до этого в своей белизне низ брюк, а также до крови ободрала ногу. Волосы, как назло, растрепались и непокорной волной упали на плечи. Прихрамывая, Серена тем не менее решительно зашагала к берегу.
   – Черт тебя побери, Гиффорд, ты что, совсем спятил? Ты головой думаешь или задницей?
   – О господи! Где ты, чертовка, набралась таких выражений?
   – У тебя, у кого же еще! – парировала Серена. Она встала перед дедом, руки в боки, глядя на него с таким вызовом, на какой только была способна в эти минуты.
   – Вот же дьявольщина! – пробормотал Гиффорд. – С этой чертовкой ни за что не сладить. – Разломив дробовик пополам, он вытащил патрон, который тут же сунул в нагрудный карман выцветшей рабочей рубашки. – Готов спорить на что угодно, в своем обожаемом Чарльстоне ты так не разговариваешь.
   – Я сейчас не в Чарльстоне.
   – Пока не в Чарльстоне, – фыркнул Гиффорд – Кстати, каким ветром тебя сюда занесло? – спросил он и, окинув внучку неодобрительным взглядом с головы до ног, нахмурил кустистые брови. – Вот уж не ожидал, что ты будешь рассекать по болотам в пироге.
   – Это не я себе такое развлечение придумала, уж поверь мне, – ответила Серена, раздраженно покосившись на Лаки. – При желании я могла бы придумать массу куда более интересных способов приятно провести свободное время. Да и нашла бы для этого более приятную компанию.
   – Она делает исключение для моего темперамента, – отозвался Лаки с сардонической улыбкой и, держа в руке сетку с лангустами, подошел к ним ближе.
   – Помимо всего прочего, – пробормотала Серена.
   Лаки остановился возле нее, бросил лангустов себе под ноги и, все так же буравя ее взглядом, закурил.
   – Похоже, мне придется отвезти эту дамочку обратно в школу хороших манер, чтобы она могла снова пройти первый класс, – немного врастяжку произнес он и, откинув назад голову, выпустил в воздух тоненькую струйку дыма.
   – Не верьте ему, мисс Рена, – раздался еще чей-то голос, и к ним подошел Пеппер Фонтено, сидевший до этого на складном садовом стуле; высокий и тощий, с такой же черной, как и у его сестры Одиль, кожей, но со светлыми глазами. Хотя он всю жизнь прожил бок о бок со сварливой сестрой, Пепперу каким-то чудом удалось сохранить миролюбивый характер. С его физиономии никогда не сходила широкая жизнерадостная улыбка. Она была своего рода его визитной карточкой, так же как и вылинявший, застиранный комбинезон. Он похлопал Лаки по плечу.
   – При желании этот парень способен уговорить аллигатора расстаться с его шкурой. Он такой…
   Серена вопросительно выгнула бровь.
   – Странные, однако, у него желания.
   – В обществе аллигатора мне явно было бы веселее, – недовольно процедил Лаки сквозь зубы.
   Серену так и подмывало показать ему язык. Тем не менее она снова повернулась к деду.
   – Ты мог хотя бы для приличия сказать, что рад видеть меня, – произнесла она с упреком в голосе. Сказать по правде, она была задета холодным приемом Гиффорда.
   – Согласен, мог бы, если бы точно знал, что ты здесь делаешь.
   – Что я здесь делаю?! – воскликнула она и сложила на груди руки. – Я здесь потому, что ты смотался сюда, не сказав никому ни слова. Я приехала погостить, и мне едва ли не с порога сообщают, что ты уехал из дома пару недель назад и от тебя с тех пор ни слуху, ни духу. Что мне оставалось думать? Воскликнуть: «Боже, как сильно я по нему соскучилась!» – и продолжать отдых? О господи, Гиффорд, мы ведь могли подумать что угодно. Например, что ты умер!
   – Как видишь, я жив, – огрызнулся дед. – Если ты только за этим приехала сюда, то можешь спокойно возвращаться домой. Никакое наследство тебе пока не светит. Даже не надейся.
   – Что за чушь ты мелешь?
   – Такую чушь начинает молоть любой, когда ему стукнуло восемьдесят и у него есть пара неблагодарных внучек.
   Гиффорд со щелчком вернул ствол дробовика на место, повернулся и зашагал прочь.
   Ошеломленная, Серена продолжала стоять как вкопанная, глядя вслед деду, невозмутимо шагавшему к дому. Каждый раз, встречаясь с Гиффордом, она отчаянно хотела, чтобы он, как прежде, был ласков с ней, баловал и хвалил. И как же обидно было, когда Гифф не выказывал ни любви, ни понимания. А ведь стоило ей увидеть деда, как в ней снова оживала та самая девчушка, в которой он когда-то не чаял души.
   Сейчас же она была взвинчена, сильно проголодалась и валилась с ног от усталости. Не говоря уже о том, что, как назло, испачкала одежду. А ведь как хотелось, чтобы дед, как когда-то прежде, обнял ее, и все тотчас стало бы как в годы ее детства! Чтобы она испуганно дрожала, а он успокоил бы ее, развеял все ее страхи. Увы, она давно уже не ребенок, а Гиффорд уже давным-давно не сочувствует ее ужасу перед болотами.
   Когда она так и не поборола свой страх – а по мнению Гиффа, времени прошло уже достаточно, – его сочувствие превратилось сначала в легкое разочарование, а потом и откровенное неодобрение, и оно до сих пор в немалой степени отравляло их отношения. Дед считал ее трусихой. Как жаль, грустно подумала Серена, глядя ему вслед, что он так и не понял, какое это мужество с ее стороны приехать сейчас к нему в самое сердце болот!
   – Да, что-то это не слишком похоже на встречу любящих родственников, – усмехнулся Лаки, как и она, провожая глазами Гиффорда.
   Серена смерила его колючим взглядом.
   – Не лезьте не в свое дело, мистер Дюсе! – холодно бросила она ему и, увязая туфлями во влажной, чавкающей земле, зашагала вслед за дедом к дому.
   Дом представлял собой прямоугольное строение, обшитое просмоленной дранкой. Как то часто делалось в этих краях, стоял он на мощных кипарисовых сваях, поднятый на пару метров над землей, чтобы уберечься от неизбежных весенних паводков. Крыша была покрыта листами поржавевшей жести. Из нее под кривым углом торчала печная труба. Входная дверь выкрашена в ядовито-бирюзовый цвет, от которого было больно глазам. Занавесок на обоих окнах фасада Серена не заметила.
   В этом доме никогда не было никаких «красивостей» – во всяком случае, ничего такого, что можно было бы считать украшательством, разве что висевшие на стенах в нескольких рядов оленьи рога. Серена сомневалась, что интерьер претерпел какие-то изменения с тех пор, как она приезжала сюда в последний раз. Это был типичный мужской бастион, где все эстетически привлекательное считалось «бабскими штучками». В качестве мебели Гиффорд, по всей видимости, продолжал пользоваться все той же допотопной рухлядью, которую даже двадцать лет назад не взяли бы даже в магазин Армии спасения. Пол в двух единственных комнатах, по всей видимости, по-прежнему покрыт все тем же жутким серым линолеумом, который как будто создан для того, чтобы служить вечно, и, к несчастью, вечно и служит.
   Впрочем, в планы Серены не входило сию же минуту выяснить, так это или нет. Гиффорд не стал открывать дверь. Поднявшись на середину лесенки, он обернулся и сел на ступеньку. Дробовик при этом он положил на колени, всем своим видом давая понять, что явно не намерен пускать в дом кого бы то ни было. Серена замедлила шаг, и в следующий миг к ней бросились два охотничьих пса, два крапчато-голубых кунхаунда. Они стали запрыгивать на нее, оставляя на блузке следы грязных лап. Недовольно простонав – можно подумать, ей мало грязных брюк, – Серена отогнала псов прочь.
   – Когда-то ты любила этих славных собачек, – проворчал Гиффорд и неодобрительно посмотрел на внучку. – Видать, таких пёсиков не слишком жалуют в Чарльстоне.
   Серена шагнула к нижней ступеньке.
   – Только не надо подначивать меня, Гифф. Прошу тебя, не начинай старую песню о том, как Чарльстон меня изменил.
   – Но ведь так оно и есть, черт побери.
   – Я пришла к тебе не для того, чтобы обсуждать с тобой эту чушь.
   Гиффорд витиевато выругался.
   – В наши дни невозможно обрести даже минутку покоя, – со вздохом добавил он, как будто обращаясь к целому миру. – Я перебрался сюда, чтобы отдохнуть от людей, а не для того, чтобы вести всякие сопливые разговоры.
   Серена оставила без внимания этот демагогический протест и продолжала гнуть свою линию.
   – Ты не просто скрылся тайком от всех, особенно в такое время года. Ты бесчестно всех нас бросил. На плантации сейчас уйма работы.
   Старик пожал широкими плечами и посмотрел себе под ноги.
   – У меня для этих целей есть Арно. Он управляющий, черт побери, так пусть себе и управляет! Уставшие от жизни старики вроде меня вполне имеют право уехать из дома на недельку и порыбачить.
   – Как раз в то время, когда ты узнал, что я собралась приехать и немного погостить дома? – не обращая внимания на язвительный тон деда, спросила Серена. – С каких это пор ты превратился в уставшего от жизни старика?
   – С тех пор, как понял, что у меня нет наследника, которому небезразлично все то, ради чего я горбатился всю свою жизнь. Вам же с сестрой на все наплевать!
   – Ради бога, Гиффорд, перестань! О чем ты говоришь? – возмутилась Серена.
   – Я говорю о тебе, которая укатила за тысячу миль от этих мест, и твоей сестре, готовой продать за жалкие гроши родовое гнездо. Вот о чем я говорю!
   – Что за чушь ты несешь! С какой это стати Шелби понадобилось продавать Шансон-дю-Терр? – не на шутку разозлилась Серена. – Никогда в жизни не слышала ничего подобного. Это просто смехотворно! Она с самого детства вечно твердила о том, что хочет вырасти, выйти замуж и жить на плантации. Она ни разу даже не заикнулась о том, что хотела бы продать дом и землю!
   – А вот это заявление говорит о том, насколько вы оторваны от собственной семьи, юная леди! – торжествующим тоном заявил старик.
   – Я тебя умоляю, Гиффорд!.. – воскликнула Серена, однако тотчас же прикусила язык, опасаясь ляпнуть что-то такое, о чем потом придется пожалеть. Лучше для начала немного успокоиться и лишь затем продолжать разговор. Поджав губы, она принялась расхаживать у основания лестницы в надежде, что это поможет ей вернуть самообладание.
   – Честно говоря, я не знаю, что и думать, – пробормотала Серена скорее себе самой, чем деду. – Одни говорят мне, что Шелби потеряла разум и хочет продать Шансон-дю-Терр. Сестра же уверяет меня, что ты совсем спятил…
   – Спятил?! – Гиффорд ракетой взлетел со ступеньки и выпрямился во весь рост. Его морщинистое лицо приобрело нездоровый багровый оттенок. – О господи, да что она мелет! Ты сюда за этим приехала, Серена? Это что, визит профессионального психолога? Хочешь своими глазами увидеть, как старики впадают в маразм? Тогда можете присылать сюда этого засранца адвоката, ее муженька, чтобы он объявил меня недееспособным. У вас одно на уме – продать родовое гнездо и жить припеваючи на вырученные денежки! Но я этого не допущу! Даже не мечтайте!
   Продолжая сжимать в одной руке дробовик, Гиффорд второй схватился за перила и, стиснув зубы, с усилием втянул в себя воздух. Серена испуганно бросилась вверх по лестнице. Казалось, ее собственное сердце не выдержит и вот-вот разорвется от ужаса.
   – Гиффорд, ради бога, прошу тебя, пожалуйста, сядь!
   Старик безропотно подчинился. Колени его подогнулись, и он шлепнулся задом на ту же самую ступеньку, на которой только что сидел. Он весь как будто обмяк: широкие плечи безвольно опустились, и он шумно втянул в себя воздух. Затем полез в нагрудный карман рубахи, видимо за таблетками. Вытащив вместо таблеток патрон от дробовика, он отшвырнул его в сторону.
   Серена опустилась на колени. Ее била дрожь. Чтобы не закричать, она зажала ладонями рот. Впервые за свою жизнь она осознала, насколько стар ее дед и насколько смертны все люди. Гиффорд тем временем сунул под язык маленькую таблетку. Кровь отлила от его лица, и оно мгновенно сделалось серым. Прямо на глазах Серены дед словно состарился лет на двадцать. Его невероятно мощный внутренний огонь жизни дрогнул и ослаб, совсем как костер, который внезапно начинает угасать под порывом ураганного ветра.