Я страшно обрадовался, обнаружив, что и демону можно пустить кровь, по крайней мере на Фобосе. Почему-то мне стало легче, когда я увидел, что его кровь тоже красного цвета.
   Гораздо меньше мне нравилось ощущать невероятный вес этой глыбы, буквально вдавившей меня в пол. Что бы я сейчас только ни отдал, чтобы хоть на миг выключить гравитационный генератор марсианского спутника!
   Мне снова вспомнились годы, проведенные в католической школе, похожая на старого пингвина сестра Беатрис, поистине одержимая библейской заповедью избегать нечистых вещей. Надо же - нечистых вещей!
   В желудке бушевала буря. Невероятным усилием я сдвинул тело монстра, и меня чуть не вырвало на то самое место, где из брюха пришельца вытекала на пол кровь.
   Слишком быстро вскочив, я поскользнулся в красной жиже, растекавшейся рядом с зеленой пузырящейся слизью. От этих кипящих и лопающихся пузырей исходило тепло. Мне совсем не хотелось, чтоб эта зеленая дрянь досталатаки меня - наверняка люминесцентное свечение отнюдь не безвредная фосфоресценция, но времени ставить опыты у меня не было.
   Пара минут понадобилась на то, чтобы перевести дыхание. До чего же трудно смириться с тем, что люди - и в их числе мои друзья! - превращались в зомби; но эта тварь, бездыханно распластавшаяся у моих ног, являла следующую стадию какой-то чудовищной галиматьи. Мне пришлось сдержать воображение, поскольку реальность момента и без того была достаточно кошмарной.
   Выйдя из детского возраста, я редко испытывал потребность в молитве. Впервые в жизни я ощутил своего рода отчаяние, когда суровые монахини отказались отвечать на те вопросы, которые ставил передо мной взыскующий разум. Однако теперь я нуждался в Боге, который обладал бы достаточным могуществом, чтобы ему можно было дать клятву под присягой.
   - Я вас остановлю, - торжественно пообещал я, - кем бы вы ни оказались и сколько бы вас ни было.
   Высказав этот обет вслух, причем достаточно громко, несмотря на то, что кто-то из этих ублюдков мог меня услышать, я почувствовал некоторое облегчение. Да, и черт бы с ними - они все равно могли вычислить меня хотя бы по звуку шагов.
   - Господи, если Ты есть, дай мне сил продержаться, чтобы не допустить монстров на Землю!
   И без того тихий голос разума все больше ослабевал. Научное знание! Физические законы! Как в народе говорят: не надо нам лапшу на уши вешать, мы и без того от беспробудного вранья устали.
   Сейчас первая и самая важная задача - выжить ради того, чтобы перебить как можно больше чудовищ. А для этого нужно получить о врагах побольше полезной информации. Кроме того, существовала еще одна проблема: как и кому передать результаты своих фантастических открытий?
   На глаза попался очередной разбитый радиоприемник, на панели управления которого лежала оторванная кисть человеческой руки. Сама рука отсутствовала. Наиболее вероятное объяснение несуразицы - это что тело, которому некогда принадлежала кисть, растворилось в луже зеленой, пузырящейся слякоти, растекшейся под столом.
   Самым разумным шагом для скорейшего решения сформулированных трех задач было бы незамедлительное бегство из помещения, залитого горячей, зеленой жижей. Встреча с монстром здорово выбила меня из колеи. Я просто не мог себе вообразить, какие еще фантомы таятся на дне этих черных, точнее зеленых омутов, наполненных мерзостной, ядовитой отравой.
   Если я встретился с одним двуногим кошмариком, значит, вполне возможно, мог наткнуться и на других - его корешей. При этом я допускал, что они совершенно не обязательно должны в точности походить на тварь, с которой я уже разделался. Я мог наткнуться и на еще более жутких монстров - короче, на все, что угодно! Интересно, по каким законам они жили? Я принялся воображать, что таится под поверхностью зеленой, радиоактивной слизи. Может, там существовала такая жуть, которая себя прекрасно чувствовала вне искусственных сооружений, в безвоздушном пространстве? И если ей не нужно было дышать, то и крови у нее вообще не было?
   Сделав усилие, я заставил себя выкинуть этот бред из головы. Иначе врагам моим не было бы нужды на меня охотиться - я бы сам свихнулся и избавил их от лишних хлопот.
   Выйдя из помещения, залитого токсичной жижей, я с облегчением вздохнул и первым делом проверил медный затвор заевшей "Сиг-Кау". Исправил неполадку, но дела это практически не меняло, потому что в запасе оставалась всего паратройка зарядов, а где еще можно было бы разжиться боеприпасами, я понятия не имел.
   Как бы в качестве вознаграждения за пережитое я заметил в дверном проеме еще несколько тел обездушенных мертвецов, которые, казалось, лежали здесь специально для того, чтобы я их обыскал на предмет пополнения боеприпасов. Впервые с начала всего этого безумия я даже некоторое облегчение почувствовал при виде мертвых человеческих тел. По крайней мере, они были некогда людьми - не зомби И не монстрами. Хотя если подумать: зомби мог и прикинуться трупом. Но где-то в подсознании у меня уже сложилось убеждение в том, что на такого рода трюки у них мозгов не хватит. Шутки шутить они не способны.
   То, что зомби не всесильны, обнадеживало и в какой-то мере помогало вышибить из головы бредовые идеи о супермонстрах, способных на любые гадости! Пока я обыскивал мертвых, осматривал поврежденное оружие, убеждался в отсутствии боеприпасов, а на закуску наткнулся на очередной разбитый радиоприемник, до меня дошло, что должны были испытывать солдаты в тот миг, когда их настигала смерть.
   Я понял, почему они не предпринимали никаких привычных действий - не отступали, не перегруппировывались, не докладывали о происходящем по инстанциям: их настолько переполняла внезапная безотчетная ярость впрочем, как и вашего покорного слугу, - что они начинали бессмысленно палить по врагу, пытаясь уничтожить все, что только могло шевелиться. Они переставали думать и только стреляли, а в это время их убивали одного за другим.
   Мое внимание привлек сильный грохот, раздавшийся сзади. Установив очередной рекорд в скорости поворота на 180 градусов, я смекнул, что пора возвращаться в проклятое помещение с зеленой отравой и выяснять, что там стряслось.
   Так я и поступил.
   Меня ждал очередной сюрприз: когда я скинул с себя убитое чудовище, оно, видимо, задело рычаг подъемника, который я не заметил. На такой вывод меня навело то, что прямо перед моим носом из стены на пол опустилась большая металлическая платформа, а за ней раскрылся вход в новый, коридор.
   Войти или нет? Вот в чем заключался заковыристый вопрос, подобный тем, с которыми в этот злополучный день мне пришлось сталкиваться. Оставаться на месте означало встречу с невообразимыми опасностями и непредсказуемыми последствиями. Движение же вперед сулило, напротив, невообразимые последствия и непредсказуемые опасности. Из двух зол выбирают меньшее, хотя определить навскидку это нелегко.
   Коридор манил меня по двум причинам: там не было омутов с зеленой булькающей жижей и освещение было поярче. Последнее обстоятельство и определило мое решение - должен же я, в конце концов, найти убедительный довод в оправдание своего выбора!
   Я отошел немного назад, чтобы разбежаться для прыжка; страх окрылил меня, но, к сожалению, не снабдил реактивными двигателями. Долететь я смог лишь до края самого большого в истории творения ядовитого зеленого омута, оступился, замахал руками, но, чувствуя, что не устою, вынужден был сделать шаг назад - иначе бы я просто свалился навзничь в поганое месиво.
   Нога мгновенно похолодела, причем ощущение было такое, будто я вляпался в жидкий азот. Потом накатила волна нестерпимой боли. Я попытался резко выдернуть ногу, но не тут-то было - мышцы, сведенные судорогой, отказывались повиноваться!
   От пальцев до бедра нога горела. Я подался вперед и упал на пол. Нога была вызволена из ядовитого плена, но сдержать вырывавшийся сквозь сжатые зубы крик я не мог.
   Противясь самоубийственному порыву схватиться за покрытую жижей ногу, я обвил руками тело. Если бы на меня сейчас наткнулся зомби или монстр-демон, он в миг прикончил бы меня. Прошло несколько минут прежде, чем боль немного стихла. Я вытер ногу об пол, сняв как можно больше слизи. Тем не менее я чувствовал, что внутри изгаженного ботинка ступня распухла и покраснела.
   Как бы то ни было, омут остался позади.
   После омерзительной жижи, в которую я вляпался, новый коридор казался не просто чистым, а продезинфицированным. Если тут и были какие-то неприятные запахи, фильтры маски не пропускали их.
   Я шел по коридору, пока не наткнулся на комнату, расположенную по правой стороне. Я не испытывал желания войти внутрь. Это не было ощущением опасности. Скорее, меня насторожило то, что двери в комнату закрыты. По большей части они здесь распахнуты настежь. Надо сказать, что я не верю в пресловутое шестое чувство и другую мистическую ерунду; но вместе с тем мне хорошо известно, что когда люди в бою не доверяют своим инстинктам, они чаще всего обречены на гибель. В человеке от природы заложены те же инстинкты, которыми наделены все хищные звери, но обычный, цивилизованный образ жизни сильно их притупляет.
   Я держал винтовку наизготовку, хотя еще пара выстрелов - и "Сиг-Кау" превратилась бы в обычный гарпун или дротик.
   Отворить двери нетрудно, гораздо страшнее заглянуть внутрь. На полу лежало только одно тело, женское, повернутое ко мне спиной.
   На миг все внутри у меня похолодело, мне показалось, что это Арлин. Впечатление продлилось всего несколько секунд, после которых я понял, что это Дад Дардье. Мы бок о бок сражались с ней в Кефиристане, а в такой обстановке очень скоро начинаешь узнавать своего товарища со всех сторон, особенно если товарищ этот - женщина из твоего же воинского подразделения.
   Голова Дад была нетронута, лицо все еще сохраняло миловидность маленькой рыжеволосой девочки, что нередко вводило в заблуждение мужчин, считавших столь хрупкую особу легкой добычей. Кто ее убил - зомби или монстр? В животе девушки зияла ужасная рана.
   Поза, в которой она лежала, казалась странной - будто бывшая моя соратница хотела перед смертью утаить что-то.
   Некоторое время я смотрел на ее мертвое тело, словно надеялся уговорить его поделиться со мной этой последней тайной. И вдруг я понял, в чем дело: Дад что-то прикрывала собой, прятала от сухих, немигающих глаз зомби.
   Я легонько к ней прикоснулся, потом осторожно перевернул тело. Дад Дардье лежала поверх духового ружья, их мы использовали против повстанцев. О такой пушке я мог только мечтать. Да, такой вот подарок Дад преподнесла мне в день своей смерти.
   Чувствуя себя чуть ли не осквернителем, я понимал в то же время, что любые ощущения сейчас непозволительная роскошь. С таким оружием шансы на выживание существенно возрастали.
   Проверив ружье, я убедился, что оно исправно. В патронташе, опоясывавшем тело девушки, было полно зарядов. Огромная, искренняя благодарность к малышке Дад за то, что она до конца сохранила верность принципам морских пехотинцев, затопила мое сердце. Такие вот дела...
   Вернувшись в коридор, я обнаружил на стене остатки еще одной схемы помещений того уровня, на котором находился. Эти подонки последовательно воплощали в жизнь план варварского уничтожения всех без исключения радиоприемников и схем расположения базы. Но на этот раз информации осталось достаточно, чтобы определить, где находится лифт. Только бы он не был сломан. Получив достойное вооружение, я воспрянул духом и подумал о том, что надо бы составить тактический план действий.
   Ни севера, ни юга на Фобосе не было, поэтому я принял за точку отсчета ось, вдоль которой располагались основные конструкции марсианского спутника. Следующий мой шаг - проникновение в помещение, где расположена ядерная энергетическая установка - там наверняка полно всякого оборудования, так что даже такой слабый инженер, как я, сможет из каких-нибудь деталей сварганить нормальный радиоприемник.
   Я нашел лифт без проблем. Он, конечно, был полностью выведен из строя - гидравлическая система была повреждена выстрелами, и вся жидкость из нее вытекла наружу. Тем не менее аварийный люк оказался в исправном состоянии. Сами понимаете, что перспектива лезть в эту дыру, чтобы оказаться в узкой кишке замкнутого пространства, особой радости не доставляла - проклятое воображение рисовало такие картины, которые в тот момент никак не стимулировали к действию мое чувство долга. Вообще же мое воображение никак нельзя было назвать патриотическим - ему бы сейчас совсем не помешало месяца полтора тренировочных лагерей.
   Свет в шахте горел слабый. Предполагалось, что каждый квадратный фут базы - за исключением помещений казарм - должен постоянно освещаться. Наверное, когда кого-то из здешнего руководства в детстве фотографировали, ему так понравился свет вспышки, что он отдал распоряжение залить всю базу таким же ярким светом. Впрочем, жаловаться вроде пока было бы грешно - освещение в большей части помещений вполне приличное.
   Пока я карабкался вниз по длинной шахте, то старался думать о чем-нибудь ободряющем - ведь не зря же говорят, что нет худа без добра. И в сгустившихся надо мной темных, грозовых тучах должен наметиться хоть какой-то просвет.
   Такой просвет на самом деле был - тело Арлин я пока не нашел, а значит, надежда оставалась.
   Мне казалось, что атомная электростанция должна располагаться где-то в шести уровнях подо мной. Поэтому единственное, что мне оставалось, это ползти все дальше вниз. Ползти и надеяться. А еще поглядывать, чтоб из какой-нибудь щели не появилась очередная нечисть. Ничего сложного в этом не было. Но больше по душе мне были мысли об Арлин.
   Я вспомнил тот день, когда она прибыла с островов Пэррис к нам, в действующие части морской пехоты, которые вели тогда нешуточные бои. Я оторвался от ремонта небольшой автоматической пушки, в которой что-то заедало, и увидел эдакую крутую амазоночку в камуфляжной форме, шерстяных гольфах и десантном жилете, щеголявшую безупречной выправкой и только что сделанной прической десантников. Поймав ее взгляд, я тут же получил исчерпывающие ответы на все вопросы, которые мог бы ей задать. Она всегда точно знала, что делала. В морской пехоте к стрижке относятся ревностно, оставляя немного волос сверху и напрочь выбривая виски. Это у нас вроде такого знака отличительного - мы как бы тем самым бросаем вызов военнослужащим других родов войск. Господи, помоги уцелеть парням из ВМС, армейских частей и космических сил, которые осмелились бы появиться на одной из наших баз с такой же, как у пехотинцев, стрижкой!
   Впечатление невинной овечки Арлин не производила. Она гордо и с достоинством несла свою свежевыбритую с боков голову, как и две красные одинарные нашивки рядового.
   Лейтенант Вимс (было это, конечно, еще задолго до того, как я звезданул ему по челюсти) бросил в сторону девушки долгий, тяжелый взгляд и скривил в презрительной ухмылке губы. Он смотрел, как Арлин передала свои вещи Додду, уставившемуся на нее, как будто она была о двух головах. Насколько мне известно, в тот раз они встретились впервые, эти двое, которые, казалось, были предназначены для... ну, не для любви, конечно - правильнее, наверное, было бы назвать это чем-то вроде обоюдного взаимного влечения. (После того, как Арлин его в течение года нарочито игнорировала, а следующие шесть месяцев избегала, она невозмутимо призналась мне, что в ту же ночь осталась в его квартире.)
   Как бы то ни было, первый день в роте "Фокс" прошел для первой ее женщины непросто.
   К мнению лейтенанта Вимса уже тогда мало кто прислушивался. Однако с впечатлением, которое Арлин произвела на наших парней, нельзя было не считаться. Никто в роте не мог бы выразить его более красноречиво, чем сержант Гофорт, наш достопочтенный "дед", которого все мы уважительно называли "стариком". И он, как пить дать, того заслуживал: Гофорту было уже под сорок, из них восемнадцать он протрубил в морской пехоте, причем последние десять лет - в легковооруженных десантных частях.
   Выглядел сержант, как Альдо Рей в старых картинах Джона Уэйна. В его могучем, мускулистом, крепко сбитом теле не было ни единого лишнего грамма жира; голову он, правда, брил наголо, хотя лысины ему все равно было не избежать. Порой Гофорт напоминал мне двуногий танк, у которого руки запросто могли превращаться в пулеметы.
   Так вот, наш старик неспешной, фланирующей походочкой, которую надо было видеть, подошел к Арлин и процедил с присущей ему певучей растяжечкой, типичной для коренных обитателей штата Джорджия:
   - Кто это такой симпатичный к нам пожаловал! Интересно, где же это лээй-дии успела себе такую причесочку клевую соорудить?
   Арлин пристально посмотрела сержанту прямо в глаза. И все. Достойный ответ получился, хоть я бы на ее месте в сложившейся ситуации присовокупил к нему пару замечаний цензурного, но достаточно емкого текста.
   Впрочем, я тогда так и сделал. Отчасти потому, что мне нравились женщины с характером; отчасти потому, что я уважительно относился к нашим парням и полагал, что их точка зрения может быть выражена в иной форме, чем ее сформулировал Гофорт. И все-таки Скорее всего я вступил в беседу потому, что в глубине души ненавижу все эти порядки, символы, ритуалы, слова уставных команд и обращений, цвета отдельных подразделений, распорядок службы, ордена и регалии, нашивки и значки - словом, то, что предназначено лишь для того, чтобы к людям, находящимся в одинаковой ситуации, относились по-разному исключительно из-за тех цацок и бирюлек, которые они на себя навешивали. Кроме того, у меня с пушкой треклятой никак дело не ладилось.
   Я сидел со всеми за столом в казарме, и то, что там происходило, в общем-то мне было до фонаря. Тем не менее я сказал:
   - Такая прическа, рядовой, не последний писк моды. Право ее носить нужно заслужить.
   Ледок напряженности, сковавший атмосферу в комнате, вроде бы стал подтаивать. Арлин, должно быть, согласилась с этим утверждением, потому что ее реплика была адресована мне, а не Гофорту.
   - Я точно такой же морской пехотинец, как и любой из вас. - Она бросила на меня беглый взгляд перед тем, как снова сосредоточиться на бравом сержанте.
   Первой моей реакцией на заявление Арлин стало желание тут же откусить приличный кусок красного яблока, которое я в тот момент держал в руке. Мне показалось, что чем дольше я буду пережевывать сочную мякоть, тем более глубокомысленно прозвучит мой ответ.
   Поэтому я не спешил глотать. Гофорт тем временем, сделав шаг в направлении Арлин, навис над ней своим внушительным торсом. Несмотря на это, она ни на дюйм не сдала позиций.
   Продолжая тщательно пережевывать яблоко, я попробовал подойти к вопросу с другого конца.
   - Знаешь, - заметил я, - такая стрижка вообще-то на женщинах не лучшим образом смотрится.
   - Для мужчин она тоже не уставом предписана, - бойко отбрила меня Арлин. Этот довод я оспорить никак не мог, но, по счастью, у меня еще оставался в запасе большой кусок яблока.
   А вот у Гофорта яблока не было.
   - Морской пехотинец, который носит такую прическу, - сказал он, должен сначала заслужить право ее носить, мисси [4].
   Мне показалось, что обозвав девушку "мисси", Гофорт хватил через край.
   Арлин Сандерс подалась к нему настолько близко, что, казалось, хотела либо поцеловать, либо укусить навязчивого сержанта за нос. Но ни того, ни другого она не сделала, а вместо этого произнесла только три слова:
   - Я не против.
   В упрямстве Гофорт ей не уступал. Хоть родился он в штате Джорджия, но когда дело шло на принцип, вполне можно было бы предположить, что родина сержанта - штат Миссури.
   - Каждый морской пехотинец прежде всего должен быть отличным стрелком, - наступал он. - Если вы, мисси, хотите оправдать эту стрижечку, берите-ка лучше свои симпатичные ножки в ручки и идите за мной в тир там и поглядим, чего вы стоите.
   Арлин лишь слегка кивнула головой - вызов был принят. Когда они уже выходили из комнаты, Гофорт взглянул на мое сочное, красное яблоко, вкус которого доставлял мне гораздо больше удовольствия, чем дурацкий спор.
   - Эй, Флай, - бросил он на ходу, - ты бы захватил с собой свои яблочки.
   Я взял яблоки и пошел вслед за ними к небольшому полигону. Должен честно признаться, я и понятия не имел о том, как сержант собрался их использовать.
   Тир располагался неподалеку от казармы. Все без исключения бойцы, присутствовавшие при перепалке, гурьбой повалили вслед за нами. Никто не хотел пропустить предстоящее развлечение - слов на ветер морские пехотинцы не бросают.
   Гофорт снова чуть ли не впритык придвинулся к Арлин и проговорил:
   - Так вот, рядовой, чтоб носить такую причесочку, прежде всего нужно иметь железные нервы. Для этого мало просто научиться твердо в руке винтовку держать!
   На этот раз он, по крайней мере, не стал называть ее "мисси".
   Протянув ко мне раскрытую ладонь, сержант крикнул:
   - Ну-ка, Флай, подкинь-ка яблочко. Я сейчас преподам урок, который надолго запомнится.
   Только теперь у меня зародились неясные подозрения, вовсе не вызвавшие бурного восторга, но Арлин лишь едва заметно улыбнулась. Мне показалось, что она уже вычислила нашего бравого вояку.
   Я бросил яблоко в огромную лапищу сержанта. Он несколько раз как ни в чем не бывало подкинул его на ладони, потом обратился к Арлин:
   - Маленькая леди не будет иметь ничего против короткой байки? - Его напевный говор усилился настолько, что даже я с трудом понимал, что он говорит.
   - Дайте-ка мне самой догадаться. - Арлин ослепительно улыбнулась, обнажив ровные зубы. - Вам, наверное, очень нравится история о Вильгельме Телле?
   Гофорт явно закручинился от того, что она смекнула, куда он клонит, и тем самым ослабила ветер, трепавший его тугие паруса. Но, поскольку словесные баталии славы ему не принесли, он тем более укрепился в своем намерении от слов перейти к делу - это я определил по выражению его лица: теперь на нем не осталось и следа былого добродушия.
   Когда я появился в роте "Фокс", Гофорт из кожи вон лез, чтобы я почувствовал себя там как дома. Самым дурным его поступком стало то, что он приклеил мне прозвище "Флай". Так что ко мне он в свое время проявил гораздо большую лояльность, чем сейчас по отношению к Арлин. Гофорт велел Додду принести винтарь, и тот притащил снайперскую винтовку со скользящим затвором - лучшую, какая была в роте. Сержант одарил Арлин широкой, хитроватой улыбочкой с подтекстом, но девушка не дрогнула.
   Меня удивила не столько винтовка, сколько наши парни, злорадно скалившие зубы и бросавшие в адрес новичка язвительные реплики. Вообще-то они были серьезными вояками, образцовыми отцами и мужьями, но когда дело доходило до состязания с женщиной, в них просыпались поистине волчьи инстинкты.
   Гофорт, вполне оправдывая звучное имя, которое носил [5], продолжал разыгрывать спектакль в духе Вильгельма Телля, и я слегка запаниковал, хоть вида и не подал. Арлин, видимо, тоже решила доигрывать пьесу до победного конца. Я это определил по тому, как она уперла в землю ноги, сомкнула за спиной руки и произнесла:
   - Ну, что ж, сержант, флаг вам в руки!
   Ехидные усмешки как по команде тут же стихли. Гофорт чуть сбледнул, но деваться ему было некуда: на него смотрели восемь - именно восемь, я это точно помню - наших парней. Он очень деликатно и даже как-то бережно установил яблоко на голове Арлин. Потом взял в руки принесенную ему снайперскую винтовку и стал не торопясь удаляться от девушки. Точно так же, без спешки он прицелился и произнес уже без всякого сарказма:
   - У тебя, милая, еще есть последний шанс.
   "Милая" прозвучало уже совсем по-другому, чем давешнее "мисси".
   Арлин не шелохнулась, но, несмотря на ее браваду, я заметил, что она не могла унять бившую ее мелкую дрожь. Обвинить ее в этом никто бы не смог. Гофорт глубоко вздохнул:
   - Ладно, дорогуша, я очень надеюсь, что ты не шелохнешься.
   Я первым вскочил с места, когда наш циркач спустил курок - это чертово простреленное яблоко распалось ровно на две половинки, с двух сторон свалившиеся с головы Арлин! Все парни как один с облегчением вздохнули и восхищенно загудели.
   - Молоток ты у нас, сержант! - выкликнул один из них.
   - Да здравствует рота "Фокс"! - выкрикнул другой.
   Только одну мелочь мы упустили из вида: Арлин свою голову под мишень уже подставила и теперь имела право кончать игру.
   Так вот, пока Гофорт грелся в лучах славы, Арлин тихонько подошла к нему, продолжая держать руки за спиной и демонстрировать ровные зубы в ослепительной улыбке.
   Что у нее в пальцах, я заметил раньше сержанта - то было яблоко. Гофорт увидел его только тогда, когда девушка приблизилась к нему почти вплотную. Она кинула ему это яблоко, и он его поймал.
   Снова как по команде воцарилась мертвая тишина. Все напряженно застыли. Арлин Сандерс вкрадчивым, как у кошки, движением взяла со стола винтарь, изогнула дугой бровь и выжидательно посмотрела на Гофорта.
   У меня ни на миг не возникло сомнений в том, как сержант поступит мне было отлично известно, насколько сильно в нем развито чувство справедливости; да и мужества ему было не занимать. Не говоря о том, что он даже мысли допустить не мог, чтобы в присутствии своих солдат вильнуть хвостом. Гофорт был сделан не из того теста! Так что мы опять стали зрителями спектакля, который только что посмотрели, разве что герои поменялись ролями.