Страница:
Попробуем разобраться в этом калейдоскопе цифр. Для наглядности и удобства дальнейших расчетов потери обоих фронтов сведены в таблицу 8. При этом потери войск 7-й гв. и 69-й армий отражены в двух местах: с 1 по 19 июля (а они больше, чем за период с 1 по 15 июля) – в составе Воронежского фронта, а с 20 по 31 июля – в составе Степного. Это дает более верную картину распределения потерь между фронтами, соответствующую реальному ходу боевых действий (см. таблицу 8).
Таблица 8
Сводная ведомость потерь войск Воронежского и Степного фронтов в людях за июль 1943 г.[171]
Примечания: * Все расчеты выполнены без учета пополнений, полученных армиями в ходе операции.
** Согласно донесениям войсковых частей.
*** 27-я и 47-я армии активных боевых действий в июле не вели.
**** Потери 81-й гв. сд (4152 чел.) учтены в 7-й гв. армии.
Воронежский фронт потерял, таким образом, порядка 154,6 тыс. солдат и офицеров, что с учетом переданных ему армий из состава Степного фронта достигает 24 % его численности. В абсолютных цифрах фронт потерял в 4,5 раза больше, чем Степной, потери которого составили 7,7 % его численности[172]. Видимо, поэтому потери 7-й гв. и 69-й армий с 5 по 19 июля и «выпали» из итогов? Среднесуточные потери фронта за оборонительный период с 4 по 16 июля с учетом 7-й гв. и 69-й армий составили не менее 12 тыс. солдат и офицеров, то есть в три раза больше, чем указано в таблице 5.
Таким образом, без учета полученного пополнения Воронежский и Степной фронты в июле потеряли не менее 190 тыс. солдат и офицеров. Особенно много оба фронта потеряли пропавшими без вести – порядка 33 тыс. человек (20 % от общих потерь). Несомненно, большая часть из них попала в плен. При этом, по немецким данным, 24 тыс. наших солдат и офицеров были захвачены в плен к 13 июля, еще 10 тыс. – между 13 и 16 июля[173]. Огромные цифры, учитывая, что наши войска превосходили противника в силах и средствах.
Больше всех в июльских боях потеряла 69-я армия – 40,5 тыс. чел., при этом ее безвозвратные потери составили 18,8 тыс. (46 % от общих потерь), в том числе пропавшими без вести – 12, 4 тыс. (30 %). 7-я гв. армия потеряла в июле 38,3 тыс. чел., в том числе пропавшими без вести – свыше 4 тыс. Всего эти обе армии потеряли около 79 тыс. солдат и офицеров, в том числе до передачи в состав Степного фронта – порядка 55 тыс. чел., из них пропавшими без вести – 14,5 тыс. (26 %)[174].
Исходя из более точных данных за июль, можно определить потери фронтов в оборонительной операции (по 23 июля включительно). Чтобы не утомлять читателя сложными расчетами, сразу покажем их результат. Потери Воронежского фронта за июль месяц – 154,6 тыс. чел., в ходе операции (без учета 27-й и 47-й армий) – 144 тыс. чел. (примерно 22 % его численности с учетом переданных ему резервов). Среднесуточные потери 7579 чел., в два раза выше официальных цифр. Потери Степного фронта (с 20 по 23 июля) – порядка 22 тыс. (около 5 % от общей численности), среднесуточные потери – 5500. Оба фронта на южном фасе Курского выступа, таким образом, потеряли порядка 166 тыс. солдат и офицеров, то есть на 22 тыс. больше, чем подсчитали авторы статистического исследования.
Потери Воронежского и Степного фронтов и группы армий «Юг» в людях в ходе оборонительной операции на южном фасе Курского выступа соотносятся с потерями противника как 3,8:1 (166:44) в его пользу[175].
Сомнения по поводу достоверности данных Г.Ф. Кривошеева существуют и в отношении потерь Центрального фронта (33 897 чел., то есть 4,6 % от своей первоначальной численности). Однако численность войск фронта к 12 июля (начало Орловской наступательной операции) уменьшилась на 92,7 тыс. чел.[176]. По другим данным, численность войск фронта за этот же промежуток времени изменилась следующим образом: общая – на 70 595 чел. (711 570–640 975), по боевому составу – 70 600 (510 983–440 383)[177]. Остановимся на этих цифрах. За это время боевой состав фронта почти не изменился: две стрелковые бригады убыли, одна танковая бригада прибыла. За счет этого численность войск фронта могла уменьшиться максимум на 7 тыс. чел. Убыль в 63 тыс. чел. (12 % от боевого состава фронта на 1 июля) ничем, кроме как боевыми потерями в ходе боев 5–11 июля, нельзя объяснить. Это на 29 тыс. чел. больше, чем у Г.Ф. Кривошеева.
Таким образом, три фронта – Центральный, Воронежский и Степной – в ходе оборонительной операции в сумме потеряли порядка 229 тыс. чел., то есть на 85 тыс. больше, чем насчитали авторы труда «Гриф секретности снят».
Потери групп армий «Центр» и «Юг» противника в ходе наступления на Курской дуге составили примерно 70 тыс. чел. В этом случае потери сторон в живой силе соотносятся как 1:3,3 в пользу противника (70:229)[178].
Странная вещь: источник для подсчета наших потерь (убыли) в людях один – Центральный архив Министерства обороны, а разница в итоговых цифрах и выводах порой огромная. Это означает, что потери наших войск нуждаются в проверке и корректировке, скорее всего, в большую сторону.
На заседании Ассоциации историков Второй мировой войны в конце 2005 г. генерал-полковник Г.Ф. Кривошеев на вопрос, будут ли уточняться уже опубликованные цифры, ответил отрицательно. Пользуясь случаем, один из авторов статьи в кулуарах заседания подарил ему свою книгу о Прохоровском сражении, попросив обратить внимание на факты манипулирования цифрами потерь фронтов в труде «Гриф секретности снят». По существу, авторам статистического исследования в книге было предъявлено обвинение в подлоге. Сотрудник Г.Ф. Кривошеева, записавший координаты дарителя, обещал обязательно ответить на критику. Однако никакого ответа на критику до сих пор так и не последовало, потому что автор книги в своих выводах опирался на те же самые архивные документы, что и Г.Ф. Кривошеев. Кстати, в частных разговорах офицеры Генштаба говорили ему, что он зря нападает на их шефов – руководителей тогдашнего архивного и военно-мемориального центра Генштаба: они по должности вынуждены поддерживать официальную линию в вопросе о потерях Красной Армии в Отечественной войне.
Для чего же понадобились все эти ухищрения с цифрами потерь? Почему авторы рассматриваемого труда «Гриф секретности снят» проигнорировали итоговое донесение Степного фронта в Генштаб о потерях в период с 20 по 31 июля? В новом издании своего труда этой операции авторы отвели в два раза больше места, включив туда разделы «Состав войск противоборствующих сторон» и «Ход операции»[179]. Но там по-прежнему нет ни слова о Степном фронте, который понес такие же потери, как и Воронежский. По нашему мнению, смысл проведенного авторами неоправданного перераспределения потерь между двумя фронтами заключается в том, чтобы как-то сгладить тяжелые впечатления от огромных потерь Воронежского фронта, особенно при сопоставлении их с потерями противника.
В ходе Курской оборонительной операции наши войска, отражая удары противника, понесли огромные потери. В связи с этим иногда высказывается мысль, что лучше было, используя наше количественное превосходство в силах, упредить противника в переходе в стратегическое наступление и что переход к преднамеренной обороне был ошибкой. Проще всего давать оценки сейчас, когда известны последствия того или иного решения. По нашему мнению, ошибка состояла не в том, что перешли к обороне, а в том, что не сумели в полной мере использовать ее преимущества.
В 1968 г. состоялась военно-научная конференция, посвященная 25-й годовщине победы в битве под Курском. В ходе обсуждения основных вопросов битвы был сделан смелый для того времени вывод: «При исследовании событий Курской битвы, как и других битв и операций минувшей войны, крайне желательно подвергнуть специальному рассмотрению вопрос о потерях, показав при этом соответствие затрат достигнутым результатам». Это «дало бы возможность более объективно оценить роль отдельных объединений и военачальников в достижении победы в Курской битве»[180].
Подготовка к изданию книги «Гриф секретности снят» в 1993 г. совпала с 50-летием победы наших войск в Курской битве. На 12 июля 1993 г. в Москве было запланировано беспрецедентное мероприятие – проведение военно-исторической конференция с участием представителей военных историков Германии, страны, воевавшей с СССР. В частности, в конференции участвовал К.Г. Фризер, подполковник, сотрудник военно-исторического управления бундесвера, доктор исторических наук, который ввел в научный оборот ряд ранее неизвестных фактов и документов[181].
Подобное мероприятие, посвященное 50-летию Курской битвы, намечалось провести и в ФРГ. Несомненно, раздел труда о Курской оборонительной операции был уточнен с учетом предстоящих дебатов с немцами. Именно поэтому, говоря о результатах операции, авторы опустили упоминание о Степном фронте с приписанными ему потерями. В новой Военной энциклопедии об участии Степного фронта в оборонительной операции на южном фасе Курского выступа также вообще не упоминается:
«В ходе оборонительных сражений войска Воронежского и Центрального фронтов измотали и обескровили ударные группировки врага, которые потеряли около 100 тысяч человек, свыше 1200 танков и штурмовых орудий, около 850 орудий и минометов, более 1500 самолетов»[182].
Трудно сказать, на чем основаны эти данные о потерях противника. Но в результате этой не очень хитрой манипуляции с цифрами соотношение по потерям сторон в живой силе стало выглядеть вполне благопристойно: Центральный и Воронежский фронты потеряли (по данным Г.Ф. Кривошеева) в сумме – 107,8 тыс. чел. против 100 тыс. противника. С такими данными можно было спокойно выезжать и на международные симпозиумы.
На симпозиуме в Ингольштадте (ФРГ) в сентябре того же года один из представителей советской стороны в своем докладе оценил соотношение по потерям сторон в людях в Курской битве как 4,3:1 не в пользу советских войск. При этом в ходе операции «Цитадель» (оборонительная операция советских войск) потери соотносятся как 2:1 в пользу противника, а при контрнаступлении – 6:1 (вероятно, сюда перебросили необоснованно увеличенные потери Степного фронта. – Авт.), опять-таки не в нашу пользу[183].
Масштабы занижения людских потерь в Курской оборонительной операции 1943 г. не идут ни в какое сравнение с неудачными операциями 1941 г. Но в данном случае весьма показательна политическая ангажированность авторов, их попытки приукрасить картину Курской битвы, победа в которой означала завершение коренного перелома во Второй мировой войне.
Авторы статистического исследования последовательны – они занижают потери не только в людях, но и в вооружении и технике. Так, командующий Воронежским фронтом генерал Н.Ф. Ватутин в итоговом докладе сообщает, что фронт потерял 1387 танков и 33 САУ, начальник штаба фронта (5–23 июля) – 1571 танк и 57 САУ[184]. А по данным Г.Ф. Кривошеева, три фронта (Центральный, Воронежский и Степной) потеряли 1614 танков и САУ[185], то есть примерно столько же, сколько потерял один Воронежский фронт по докладам его руководства! Между тем, согласно справке о потерях от 23 июля штаба БТ и МВ Красной Армии, Воронежский фронт с 5 по 20 июля потерял 1254 танка из имевшихся у него 2924 (с учетом всех вновь прибывших в его состав танковых частей). В другом документе речь идет о потере в период с 5 по 13 июля 1223 танков (оказывается, за последующую неделю фронт потерял всего 31 танк, что не соответствует данным по 5-й гв. ТА).
Заместитель начальника штаба БТ и МВ полковник Заев 17 июля докладывал, что Воронежский фронт с 5 по 15 июля потерял 890 танков (видимо, речь идет о танках и САУ)[186]. Видимо, в это число не вошли потери 5-й гв. ТА под предлогом, что она относится к Степному фронту. Суммируя названное число с потерями армии Ротмистрова (334 танка и САУ), получим примерно те же цифры – 1224 или 1254. С учетом последнего числа потери трех фронтов в бронетехнике к 20 июля могли составить порядка не менее 1900 танков и САУ. Если ориентироваться на усредненную цифру потерь Воронежского фронта (1500 танков и САУ) и уточненные данные по потерям противника (320), то соотношение по потерям сторон на южном фасе Курского выступа составит примерно 4,7:1 в пользу противника[187].
Это же число подтвердил на 35-м Международном симпозиуме по военной истории в Ингольштадте в сентябре 1993 г. представитель советских историков полковник Венков И.Н. (руководитель архивного и военно-мемориального центра Генштаба). Говоря о потерях Воронежского фронта, он назвал ту же цифру потерянных танков – 890. Он же оценил потери ГА «Юг» в операции «Цитадель» (по советским данным) в 2644 танка и 35 САУ, а потери Центрального фронта с 5 по 15 июля – в 651 танк и САУ против 928 ГА «Центр»[188]. О реакции немецких участников симпозиума по поводу этого «открытия» можно только догадываться…
Известно, что для анализа причин неудачи контрудара 5-й гв. танковой армии и больших потерь в людях и танках в ходе операции по указанию И.В. Сталина была создана комиссия под председательством члена ГКО секретаря ЦК партии Г.М. Маленкова. Материалы этой комиссии по Воронежскому фронту (а это не одна сотня страниц документов) до сих пор хранятся в Президентском архиве (бывшем архиве Генерального секретаря ЦК КПСС), куда простым исследователям доступа нет. Странно, почему их не рассекречивают? В конце концов, в Курской битве враг был разгромлен и наши войска одержали бесспорную победу! Видимо, есть что скрывать… Уж там-то потери в людях и танках даны не в процентах, как докладывал Сталину А.М. Василевский. Наверняка там выявлены и названы причины значительной диспропорции потерь войск сторон. Ведь считается, что наступающая сторона обычно теряет в три раза больше, чем обороняющаяся.
Рассмотренные выше примеры свидетельствуют, что подсчёт потерь по донесениям из войск без учета пополнений хронически недоучитывает реальные потери нашей армии. Поэтому данные о потерях наших войск в операциях всех масштабов, описанных авторами, нуждаются в проверке и корректировке, при этом, как правило, в большую сторону.
Авторы статистического исследования утверждают, что они в своих расчетах учитывали «архивные материалы немецкого военного командования». Учитывают, когда они четко зафиксированы в соответствующих трофейных документах. По крайней мере, при описании стратегических операций они обычно не показывают безвозвратные потери меньше количества захваченных немцами пленных. Но при подведении итогов за год этот подход выдерживается не всегда. Так, по данным авторов, безвозвратные потери за 1941 г. составили 3 137 673 чел. А ведь это меньше, чем немцы захватили в том же году пленных – 3 350 639. Мы уже не говорим, что, по данным Г.Ф. Кривошеева, в 1941 г. пропало без вести и попало в плен всего 2 335 482 чел., то есть на целый миллион меньше[189]. Поэтому о потерянных нашими войсками 5,3 млн убитых, пропавших без вести и пленных за шесть месяцев 1941 г. забывать не стоит: эти цифры родились не на пустом месте.
3. Результаты подсчета потерь советских войск авторами труда «Россия и СССР в войнах ХХ века»
Таблица 8
Сводная ведомость потерь войск Воронежского и Степного фронтов в людях за июль 1943 г.[171]
Примечания: * Все расчеты выполнены без учета пополнений, полученных армиями в ходе операции.
** Согласно донесениям войсковых частей.
*** 27-я и 47-я армии активных боевых действий в июле не вели.
**** Потери 81-й гв. сд (4152 чел.) учтены в 7-й гв. армии.
Воронежский фронт потерял, таким образом, порядка 154,6 тыс. солдат и офицеров, что с учетом переданных ему армий из состава Степного фронта достигает 24 % его численности. В абсолютных цифрах фронт потерял в 4,5 раза больше, чем Степной, потери которого составили 7,7 % его численности[172]. Видимо, поэтому потери 7-й гв. и 69-й армий с 5 по 19 июля и «выпали» из итогов? Среднесуточные потери фронта за оборонительный период с 4 по 16 июля с учетом 7-й гв. и 69-й армий составили не менее 12 тыс. солдат и офицеров, то есть в три раза больше, чем указано в таблице 5.
Таким образом, без учета полученного пополнения Воронежский и Степной фронты в июле потеряли не менее 190 тыс. солдат и офицеров. Особенно много оба фронта потеряли пропавшими без вести – порядка 33 тыс. человек (20 % от общих потерь). Несомненно, большая часть из них попала в плен. При этом, по немецким данным, 24 тыс. наших солдат и офицеров были захвачены в плен к 13 июля, еще 10 тыс. – между 13 и 16 июля[173]. Огромные цифры, учитывая, что наши войска превосходили противника в силах и средствах.
Больше всех в июльских боях потеряла 69-я армия – 40,5 тыс. чел., при этом ее безвозвратные потери составили 18,8 тыс. (46 % от общих потерь), в том числе пропавшими без вести – 12, 4 тыс. (30 %). 7-я гв. армия потеряла в июле 38,3 тыс. чел., в том числе пропавшими без вести – свыше 4 тыс. Всего эти обе армии потеряли около 79 тыс. солдат и офицеров, в том числе до передачи в состав Степного фронта – порядка 55 тыс. чел., из них пропавшими без вести – 14,5 тыс. (26 %)[174].
Исходя из более точных данных за июль, можно определить потери фронтов в оборонительной операции (по 23 июля включительно). Чтобы не утомлять читателя сложными расчетами, сразу покажем их результат. Потери Воронежского фронта за июль месяц – 154,6 тыс. чел., в ходе операции (без учета 27-й и 47-й армий) – 144 тыс. чел. (примерно 22 % его численности с учетом переданных ему резервов). Среднесуточные потери 7579 чел., в два раза выше официальных цифр. Потери Степного фронта (с 20 по 23 июля) – порядка 22 тыс. (около 5 % от общей численности), среднесуточные потери – 5500. Оба фронта на южном фасе Курского выступа, таким образом, потеряли порядка 166 тыс. солдат и офицеров, то есть на 22 тыс. больше, чем подсчитали авторы статистического исследования.
Потери Воронежского и Степного фронтов и группы армий «Юг» в людях в ходе оборонительной операции на южном фасе Курского выступа соотносятся с потерями противника как 3,8:1 (166:44) в его пользу[175].
Сомнения по поводу достоверности данных Г.Ф. Кривошеева существуют и в отношении потерь Центрального фронта (33 897 чел., то есть 4,6 % от своей первоначальной численности). Однако численность войск фронта к 12 июля (начало Орловской наступательной операции) уменьшилась на 92,7 тыс. чел.[176]. По другим данным, численность войск фронта за этот же промежуток времени изменилась следующим образом: общая – на 70 595 чел. (711 570–640 975), по боевому составу – 70 600 (510 983–440 383)[177]. Остановимся на этих цифрах. За это время боевой состав фронта почти не изменился: две стрелковые бригады убыли, одна танковая бригада прибыла. За счет этого численность войск фронта могла уменьшиться максимум на 7 тыс. чел. Убыль в 63 тыс. чел. (12 % от боевого состава фронта на 1 июля) ничем, кроме как боевыми потерями в ходе боев 5–11 июля, нельзя объяснить. Это на 29 тыс. чел. больше, чем у Г.Ф. Кривошеева.
Таким образом, три фронта – Центральный, Воронежский и Степной – в ходе оборонительной операции в сумме потеряли порядка 229 тыс. чел., то есть на 85 тыс. больше, чем насчитали авторы труда «Гриф секретности снят».
Потери групп армий «Центр» и «Юг» противника в ходе наступления на Курской дуге составили примерно 70 тыс. чел. В этом случае потери сторон в живой силе соотносятся как 1:3,3 в пользу противника (70:229)[178].
Странная вещь: источник для подсчета наших потерь (убыли) в людях один – Центральный архив Министерства обороны, а разница в итоговых цифрах и выводах порой огромная. Это означает, что потери наших войск нуждаются в проверке и корректировке, скорее всего, в большую сторону.
На заседании Ассоциации историков Второй мировой войны в конце 2005 г. генерал-полковник Г.Ф. Кривошеев на вопрос, будут ли уточняться уже опубликованные цифры, ответил отрицательно. Пользуясь случаем, один из авторов статьи в кулуарах заседания подарил ему свою книгу о Прохоровском сражении, попросив обратить внимание на факты манипулирования цифрами потерь фронтов в труде «Гриф секретности снят». По существу, авторам статистического исследования в книге было предъявлено обвинение в подлоге. Сотрудник Г.Ф. Кривошеева, записавший координаты дарителя, обещал обязательно ответить на критику. Однако никакого ответа на критику до сих пор так и не последовало, потому что автор книги в своих выводах опирался на те же самые архивные документы, что и Г.Ф. Кривошеев. Кстати, в частных разговорах офицеры Генштаба говорили ему, что он зря нападает на их шефов – руководителей тогдашнего архивного и военно-мемориального центра Генштаба: они по должности вынуждены поддерживать официальную линию в вопросе о потерях Красной Армии в Отечественной войне.
Для чего же понадобились все эти ухищрения с цифрами потерь? Почему авторы рассматриваемого труда «Гриф секретности снят» проигнорировали итоговое донесение Степного фронта в Генштаб о потерях в период с 20 по 31 июля? В новом издании своего труда этой операции авторы отвели в два раза больше места, включив туда разделы «Состав войск противоборствующих сторон» и «Ход операции»[179]. Но там по-прежнему нет ни слова о Степном фронте, который понес такие же потери, как и Воронежский. По нашему мнению, смысл проведенного авторами неоправданного перераспределения потерь между двумя фронтами заключается в том, чтобы как-то сгладить тяжелые впечатления от огромных потерь Воронежского фронта, особенно при сопоставлении их с потерями противника.
В ходе Курской оборонительной операции наши войска, отражая удары противника, понесли огромные потери. В связи с этим иногда высказывается мысль, что лучше было, используя наше количественное превосходство в силах, упредить противника в переходе в стратегическое наступление и что переход к преднамеренной обороне был ошибкой. Проще всего давать оценки сейчас, когда известны последствия того или иного решения. По нашему мнению, ошибка состояла не в том, что перешли к обороне, а в том, что не сумели в полной мере использовать ее преимущества.
В 1968 г. состоялась военно-научная конференция, посвященная 25-й годовщине победы в битве под Курском. В ходе обсуждения основных вопросов битвы был сделан смелый для того времени вывод: «При исследовании событий Курской битвы, как и других битв и операций минувшей войны, крайне желательно подвергнуть специальному рассмотрению вопрос о потерях, показав при этом соответствие затрат достигнутым результатам». Это «дало бы возможность более объективно оценить роль отдельных объединений и военачальников в достижении победы в Курской битве»[180].
Подготовка к изданию книги «Гриф секретности снят» в 1993 г. совпала с 50-летием победы наших войск в Курской битве. На 12 июля 1993 г. в Москве было запланировано беспрецедентное мероприятие – проведение военно-исторической конференция с участием представителей военных историков Германии, страны, воевавшей с СССР. В частности, в конференции участвовал К.Г. Фризер, подполковник, сотрудник военно-исторического управления бундесвера, доктор исторических наук, который ввел в научный оборот ряд ранее неизвестных фактов и документов[181].
Подобное мероприятие, посвященное 50-летию Курской битвы, намечалось провести и в ФРГ. Несомненно, раздел труда о Курской оборонительной операции был уточнен с учетом предстоящих дебатов с немцами. Именно поэтому, говоря о результатах операции, авторы опустили упоминание о Степном фронте с приписанными ему потерями. В новой Военной энциклопедии об участии Степного фронта в оборонительной операции на южном фасе Курского выступа также вообще не упоминается:
«В ходе оборонительных сражений войска Воронежского и Центрального фронтов измотали и обескровили ударные группировки врага, которые потеряли около 100 тысяч человек, свыше 1200 танков и штурмовых орудий, около 850 орудий и минометов, более 1500 самолетов»[182].
Трудно сказать, на чем основаны эти данные о потерях противника. Но в результате этой не очень хитрой манипуляции с цифрами соотношение по потерям сторон в живой силе стало выглядеть вполне благопристойно: Центральный и Воронежский фронты потеряли (по данным Г.Ф. Кривошеева) в сумме – 107,8 тыс. чел. против 100 тыс. противника. С такими данными можно было спокойно выезжать и на международные симпозиумы.
На симпозиуме в Ингольштадте (ФРГ) в сентябре того же года один из представителей советской стороны в своем докладе оценил соотношение по потерям сторон в людях в Курской битве как 4,3:1 не в пользу советских войск. При этом в ходе операции «Цитадель» (оборонительная операция советских войск) потери соотносятся как 2:1 в пользу противника, а при контрнаступлении – 6:1 (вероятно, сюда перебросили необоснованно увеличенные потери Степного фронта. – Авт.), опять-таки не в нашу пользу[183].
Масштабы занижения людских потерь в Курской оборонительной операции 1943 г. не идут ни в какое сравнение с неудачными операциями 1941 г. Но в данном случае весьма показательна политическая ангажированность авторов, их попытки приукрасить картину Курской битвы, победа в которой означала завершение коренного перелома во Второй мировой войне.
Авторы статистического исследования последовательны – они занижают потери не только в людях, но и в вооружении и технике. Так, командующий Воронежским фронтом генерал Н.Ф. Ватутин в итоговом докладе сообщает, что фронт потерял 1387 танков и 33 САУ, начальник штаба фронта (5–23 июля) – 1571 танк и 57 САУ[184]. А по данным Г.Ф. Кривошеева, три фронта (Центральный, Воронежский и Степной) потеряли 1614 танков и САУ[185], то есть примерно столько же, сколько потерял один Воронежский фронт по докладам его руководства! Между тем, согласно справке о потерях от 23 июля штаба БТ и МВ Красной Армии, Воронежский фронт с 5 по 20 июля потерял 1254 танка из имевшихся у него 2924 (с учетом всех вновь прибывших в его состав танковых частей). В другом документе речь идет о потере в период с 5 по 13 июля 1223 танков (оказывается, за последующую неделю фронт потерял всего 31 танк, что не соответствует данным по 5-й гв. ТА).
Заместитель начальника штаба БТ и МВ полковник Заев 17 июля докладывал, что Воронежский фронт с 5 по 15 июля потерял 890 танков (видимо, речь идет о танках и САУ)[186]. Видимо, в это число не вошли потери 5-й гв. ТА под предлогом, что она относится к Степному фронту. Суммируя названное число с потерями армии Ротмистрова (334 танка и САУ), получим примерно те же цифры – 1224 или 1254. С учетом последнего числа потери трех фронтов в бронетехнике к 20 июля могли составить порядка не менее 1900 танков и САУ. Если ориентироваться на усредненную цифру потерь Воронежского фронта (1500 танков и САУ) и уточненные данные по потерям противника (320), то соотношение по потерям сторон на южном фасе Курского выступа составит примерно 4,7:1 в пользу противника[187].
Это же число подтвердил на 35-м Международном симпозиуме по военной истории в Ингольштадте в сентябре 1993 г. представитель советских историков полковник Венков И.Н. (руководитель архивного и военно-мемориального центра Генштаба). Говоря о потерях Воронежского фронта, он назвал ту же цифру потерянных танков – 890. Он же оценил потери ГА «Юг» в операции «Цитадель» (по советским данным) в 2644 танка и 35 САУ, а потери Центрального фронта с 5 по 15 июля – в 651 танк и САУ против 928 ГА «Центр»[188]. О реакции немецких участников симпозиума по поводу этого «открытия» можно только догадываться…
Известно, что для анализа причин неудачи контрудара 5-й гв. танковой армии и больших потерь в людях и танках в ходе операции по указанию И.В. Сталина была создана комиссия под председательством члена ГКО секретаря ЦК партии Г.М. Маленкова. Материалы этой комиссии по Воронежскому фронту (а это не одна сотня страниц документов) до сих пор хранятся в Президентском архиве (бывшем архиве Генерального секретаря ЦК КПСС), куда простым исследователям доступа нет. Странно, почему их не рассекречивают? В конце концов, в Курской битве враг был разгромлен и наши войска одержали бесспорную победу! Видимо, есть что скрывать… Уж там-то потери в людях и танках даны не в процентах, как докладывал Сталину А.М. Василевский. Наверняка там выявлены и названы причины значительной диспропорции потерь войск сторон. Ведь считается, что наступающая сторона обычно теряет в три раза больше, чем обороняющаяся.
Рассмотренные выше примеры свидетельствуют, что подсчёт потерь по донесениям из войск без учета пополнений хронически недоучитывает реальные потери нашей армии. Поэтому данные о потерях наших войск в операциях всех масштабов, описанных авторами, нуждаются в проверке и корректировке, при этом, как правило, в большую сторону.
Авторы статистического исследования утверждают, что они в своих расчетах учитывали «архивные материалы немецкого военного командования». Учитывают, когда они четко зафиксированы в соответствующих трофейных документах. По крайней мере, при описании стратегических операций они обычно не показывают безвозвратные потери меньше количества захваченных немцами пленных. Но при подведении итогов за год этот подход выдерживается не всегда. Так, по данным авторов, безвозвратные потери за 1941 г. составили 3 137 673 чел. А ведь это меньше, чем немцы захватили в том же году пленных – 3 350 639. Мы уже не говорим, что, по данным Г.Ф. Кривошеева, в 1941 г. пропало без вести и попало в плен всего 2 335 482 чел., то есть на целый миллион меньше[189]. Поэтому о потерянных нашими войсками 5,3 млн убитых, пропавших без вести и пленных за шесть месяцев 1941 г. забывать не стоит: эти цифры родились не на пустом месте.
3. Результаты подсчета потерь советских войск авторами труда «Россия и СССР в войнах ХХ века»
Даже с использованием явно заниженных авторских цифр поражает огромная диспропорция при сопоставлении безвозвратных потерь противоборствующих сторон в тех немногих стратегических операциях, которые мы рассмотрели. В первую очередь мы анализировали объем убыли личного состава наших войск в операциях первого и, отчасти, второго периодов войны, когда советским войскам пришлось вести тяжелые оборонительные бои и быстро отступать в глубину страны. Основная трудность в подсчете военно-оперативных потерь в этих операциях, в том числе безвозвратных, заключалась в том, что в штабы фронтов и в Генеральный штаб порой не поступали сведения о потерях из соединений и объединений, попадавших в окружение или совершавших отход на большую глубину.
Плохо налаженный учет личного состава в частях и соединениях, нерегулярные, недостаточно достоверные (а часто просто ложные) доклады из нижестоящих штабов затрудняли подсчет потерь. Особенно это касалось операций, в которых войска Красной Армии потерпели поражение или не смогли достичь поставленной цели. Это создавало условия для занижения реального объема убыли личного состава в целях уменьшения или сокрытия огромного дисбаланса потерь наших войск при сопоставлении их с потерями противника.
Наступательные операции 1944-го и 1945 гг. мы не анализировали. В наступлении считать потери стало легче. За счет уменьшения числа пропавших без вести и оказавшихся в плену сократились безвозвратные потери. Начиная с третьего квартала 1942 г. они стали меньше санитарных[190]. В войсках и штабах несколько улучшился учет личного состава, доклады из войск стали более достоверными. Неизмеримо улучшилась оперативная подготовка советского командования, войска приобрели большой опыт ведения боевых действий. Наши войска провели ряд крупных операций, закончившихся окружением и разгромом крупных группировок противника. В их числе одна из крупнейших – Сталинградская стратегическая наступательная операция, которая положила начало коренному перелому в войне. В ходе нее потери противника составили свыше 800 тыс. чел., в том числе только пленными с 10 января по 2 февраля 1943 г. – свыше 91 тыс. Потери наших войск – 485 777 чел. (в том числе безвозвратные – 154 885)[191], соотношение – 1,6:1 в нашу пользу. Но это опять-таки без учета введенных в сражение резервов Ставки и маршевых пополнений.
Но так было не всегда. Кто хотел бы почувствовать разницу в планировании и проведении некоторых наступательных операций нами и немцами, может посмотреть и сравнить две схемы – Смоленское сражение (10.07–10.09.1941) и Смоленская наступательная операция (7.08–2.10.1943), приведенные в Советской военной энциклопедии, том 7, между страницами 400 и 401. Даже мало понимающий в военном деле уловит разницу. По существу, советское наступление в этом случае свелось к фронтальному выдавливанию немцев с их хорошо укрепленных позиций. К сожалению, даже после Сталинграда у Красной Армии не всегда хватало воинского мастерства, чтобы проводить успешные операции на окружение. Для перегруппировки и поиска слабых мест во вражеской обороне требовалось время и тщательная разведка. Проще – напролом. Однако такой прямолинейный метод ведения войны неизбежно сопровождался тяжелыми потерями.
К сожалению, несмотря на превосходство наших войск над противником и полную утрату им инициативы после Курской битвы, побеждать «малой кровью» удавалось далеко не всегда. Так, в Днепровско-Карпатской стратегической наступательной операции (24.10.1943–17.04.1944) наши войска потеряли более миллиона солдат и офицеров (1 109,5 тыс.), из них безвозвратно – 270 198 чел.[192] Надо признать, что немцы умели упорно обороняться и вовремя отходить (вплоть до Берлина!). Поэтому число пленных, захваченных нашими войсками до капитуляции, не идет ни в какое сравнение с числом советских военнопленных. А ведь они составляли значительную часть безвозвратных потерь для обеих сторон.
Известно, как неудачно для СССР началась Великая Отечественная война. В ее первый период наши войска понесли огромные безвозвратные потери. Какие именно – можно увидеть в таблице 9, где потери Вооруженных сил СССР за 3-й квартал 1941 г., включая июнь месяц, сопоставлены с германскими потерями.
Таблица 9
Соотношение потерь Вооруженных сил СССР и Германии за период 22.06–30.09.1941 г.[193]
Легко заметить, что столь неблагоприятное для Красной Армии соотношение в потерях, особенно безвозвратных, было достигнуто главным образом за счет огромного количества советских солдат и офицеров, пропавших без вести и попавших в плен.
Напомним, что при использовании данных авторского коллектива Г.Ф. Кривошеева получается, что войска Западного фронта безвозвратно потеряли в 42,4 раза больше, чем противник, а Юго-Западного фронта, несмотря на превосходство в силах и средствах над противником, – в 30,9 раза[194]. В Киевской стратегической оборонительной операции войска группы армий «Юг», захватившие в ходе сражения 492 885 пленных, потеряли безвозвратно – 24 002, соотношение 20:1 в пользу противника[195].
Согласно же данным независимых исследователей, картина выглядит еще более удручающей. Так, по подсчетам И.И. Ивлева, безвозвратные потери Северо-Западного фронта в период с 22.06.41 по 09.07.41 соотносятся как 50:1 (246 961[196]: 4978), общие – 13,1:1 (260 298[197]: 19 854) в пользу противника. В Московской стратегической оборонительной операции соотношение по безвозвратным потерям составило 23:1[198].
Таким образом, диспропорция безвозвратных потерь в 1941 г. выражается цифрами в диапазоне от 15 до 42 и даже 50 – во столько раз наши безвозвратные потери превышают германские. Достаточно сказать, что за шесть с небольшим месяцев 1941 г. наши войска захватили 9147 пленных[199] (по данным Г.Ф. Кривошеева – 10 602[200]), а немцы – более 3 млн. А ведь впереди были и другие сражения, завершавшиеся окружениями и пленением сотен тысяч красноармейцев и их командиров. В то же время до начала советского наступления под Сталинградом 19 ноября 1942 г. массовой сдачи в плен немцев не наблюдалось. К этому сроку в советские лагеря поступило в общей сложности только 19 782 немецких военнопленных[201].
Даже в последнем периоде войны, когда обстановка наконец кардинально изменилась в пользу СССР, наши успехи по-прежнему оплачивались дорогой ценой. Так, в 1944 г., несмотря на ряд внушительных побед Красной Армии, ее безвозвратные потери только сравнялись с немецкими. Мы еще проиллюстрируем это позже, как и тот факт, что в победном 1945-м Германия вместе с Венгрией безвозвратно потеряла вдвое больше людей, чем Советский Союз и его союзники. Однако все эти впечатляющие достижения уже никак не могли полностью скомпенсировать ту огромную диспропорцию по безвозвратным потерям, которой отличалась первая половина войны. Да и Победа тогда была уже не за горами, так что времени отплатить врагу до конца за трагедию первых поражений Красной Армии просто не хватило…
На фоне этих фактов, по меньшей мере, странным выглядит вывод авторов статистического исследования о том, что безвозвратные потери Германии и ее союзников на советско-германском фронте «оказались лишь на 30 % меньше аналогичных потерь советских войск (8,6 млн чел. у них, 11,4 млн чел. – у нас). Таким образом, соотношение по безвозвратным потерям составило 1:1,3»[202].
Плохо налаженный учет личного состава в частях и соединениях, нерегулярные, недостаточно достоверные (а часто просто ложные) доклады из нижестоящих штабов затрудняли подсчет потерь. Особенно это касалось операций, в которых войска Красной Армии потерпели поражение или не смогли достичь поставленной цели. Это создавало условия для занижения реального объема убыли личного состава в целях уменьшения или сокрытия огромного дисбаланса потерь наших войск при сопоставлении их с потерями противника.
Наступательные операции 1944-го и 1945 гг. мы не анализировали. В наступлении считать потери стало легче. За счет уменьшения числа пропавших без вести и оказавшихся в плену сократились безвозвратные потери. Начиная с третьего квартала 1942 г. они стали меньше санитарных[190]. В войсках и штабах несколько улучшился учет личного состава, доклады из войск стали более достоверными. Неизмеримо улучшилась оперативная подготовка советского командования, войска приобрели большой опыт ведения боевых действий. Наши войска провели ряд крупных операций, закончившихся окружением и разгромом крупных группировок противника. В их числе одна из крупнейших – Сталинградская стратегическая наступательная операция, которая положила начало коренному перелому в войне. В ходе нее потери противника составили свыше 800 тыс. чел., в том числе только пленными с 10 января по 2 февраля 1943 г. – свыше 91 тыс. Потери наших войск – 485 777 чел. (в том числе безвозвратные – 154 885)[191], соотношение – 1,6:1 в нашу пользу. Но это опять-таки без учета введенных в сражение резервов Ставки и маршевых пополнений.
Но так было не всегда. Кто хотел бы почувствовать разницу в планировании и проведении некоторых наступательных операций нами и немцами, может посмотреть и сравнить две схемы – Смоленское сражение (10.07–10.09.1941) и Смоленская наступательная операция (7.08–2.10.1943), приведенные в Советской военной энциклопедии, том 7, между страницами 400 и 401. Даже мало понимающий в военном деле уловит разницу. По существу, советское наступление в этом случае свелось к фронтальному выдавливанию немцев с их хорошо укрепленных позиций. К сожалению, даже после Сталинграда у Красной Армии не всегда хватало воинского мастерства, чтобы проводить успешные операции на окружение. Для перегруппировки и поиска слабых мест во вражеской обороне требовалось время и тщательная разведка. Проще – напролом. Однако такой прямолинейный метод ведения войны неизбежно сопровождался тяжелыми потерями.
К сожалению, несмотря на превосходство наших войск над противником и полную утрату им инициативы после Курской битвы, побеждать «малой кровью» удавалось далеко не всегда. Так, в Днепровско-Карпатской стратегической наступательной операции (24.10.1943–17.04.1944) наши войска потеряли более миллиона солдат и офицеров (1 109,5 тыс.), из них безвозвратно – 270 198 чел.[192] Надо признать, что немцы умели упорно обороняться и вовремя отходить (вплоть до Берлина!). Поэтому число пленных, захваченных нашими войсками до капитуляции, не идет ни в какое сравнение с числом советских военнопленных. А ведь они составляли значительную часть безвозвратных потерь для обеих сторон.
Известно, как неудачно для СССР началась Великая Отечественная война. В ее первый период наши войска понесли огромные безвозвратные потери. Какие именно – можно увидеть в таблице 9, где потери Вооруженных сил СССР за 3-й квартал 1941 г., включая июнь месяц, сопоставлены с германскими потерями.
Таблица 9
Соотношение потерь Вооруженных сил СССР и Германии за период 22.06–30.09.1941 г.[193]
Легко заметить, что столь неблагоприятное для Красной Армии соотношение в потерях, особенно безвозвратных, было достигнуто главным образом за счет огромного количества советских солдат и офицеров, пропавших без вести и попавших в плен.
Напомним, что при использовании данных авторского коллектива Г.Ф. Кривошеева получается, что войска Западного фронта безвозвратно потеряли в 42,4 раза больше, чем противник, а Юго-Западного фронта, несмотря на превосходство в силах и средствах над противником, – в 30,9 раза[194]. В Киевской стратегической оборонительной операции войска группы армий «Юг», захватившие в ходе сражения 492 885 пленных, потеряли безвозвратно – 24 002, соотношение 20:1 в пользу противника[195].
Согласно же данным независимых исследователей, картина выглядит еще более удручающей. Так, по подсчетам И.И. Ивлева, безвозвратные потери Северо-Западного фронта в период с 22.06.41 по 09.07.41 соотносятся как 50:1 (246 961[196]: 4978), общие – 13,1:1 (260 298[197]: 19 854) в пользу противника. В Московской стратегической оборонительной операции соотношение по безвозвратным потерям составило 23:1[198].
Таким образом, диспропорция безвозвратных потерь в 1941 г. выражается цифрами в диапазоне от 15 до 42 и даже 50 – во столько раз наши безвозвратные потери превышают германские. Достаточно сказать, что за шесть с небольшим месяцев 1941 г. наши войска захватили 9147 пленных[199] (по данным Г.Ф. Кривошеева – 10 602[200]), а немцы – более 3 млн. А ведь впереди были и другие сражения, завершавшиеся окружениями и пленением сотен тысяч красноармейцев и их командиров. В то же время до начала советского наступления под Сталинградом 19 ноября 1942 г. массовой сдачи в плен немцев не наблюдалось. К этому сроку в советские лагеря поступило в общей сложности только 19 782 немецких военнопленных[201].
Даже в последнем периоде войны, когда обстановка наконец кардинально изменилась в пользу СССР, наши успехи по-прежнему оплачивались дорогой ценой. Так, в 1944 г., несмотря на ряд внушительных побед Красной Армии, ее безвозвратные потери только сравнялись с немецкими. Мы еще проиллюстрируем это позже, как и тот факт, что в победном 1945-м Германия вместе с Венгрией безвозвратно потеряла вдвое больше людей, чем Советский Союз и его союзники. Однако все эти впечатляющие достижения уже никак не могли полностью скомпенсировать ту огромную диспропорцию по безвозвратным потерям, которой отличалась первая половина войны. Да и Победа тогда была уже не за горами, так что времени отплатить врагу до конца за трагедию первых поражений Красной Армии просто не хватило…
На фоне этих фактов, по меньшей мере, странным выглядит вывод авторов статистического исследования о том, что безвозвратные потери Германии и ее союзников на советско-германском фронте «оказались лишь на 30 % меньше аналогичных потерь советских войск (8,6 млн чел. у них, 11,4 млн чел. – у нас). Таким образом, соотношение по безвозвратным потерям составило 1:1,3»[202].