Бранден. Ку-ку!
   Целует Лилиан, которая молчит довольно сурово.
   Бранден. Птичка, я пришел отдохнуть на твоей груди.
   Лилиан, не отвечая, роется в ящике стола.
   Бранден. Что с тобой, моя крошка?
   Лилиан протягивает ему маленькую афишку.
   Лилиан (грозно). Кто это писал?
   Бранден тупо смотрит на афишку. Текст афишки:
 
   Матери и жены, я осушу ваши слезы. Я вырву юношество Бург-сюр-Орма из грязных объятий развратницы Лилиан, которая при попустительстве радикальных республиканцев свила себе гнездо на священной почве нашего города. Как только меня выберут мэром, я изгоню ее.
   Голосуйте на выборах только за партию республиканских радикалов.
   Виктор Бранден.
 
   Лилиан. Ну?
   Бранден (трусливо). Что тут особенного?
   Лилиан. Зачем же ты приходишь отдыхать в грязных объятиях развратницы?
   Бранден. Детка!
   Лилиан. Нет, что это значит?
   Бранден. Ну, стоит ли обращать внимание? Это же политика! Чистая политика и ничего больше.
   Лилиан. У одного кризис, у другого политика. Спасибо!
   Бранден обнимает разгневанную Лилиан. Раздается осторожный стук в дверь. Бранден в испуге отскакивает.
   Бранден. Ради бога! Меня не должны здесь видеть! В такой ответственный момент острой политической борьбы. Куда мне деваться?
   Лилиан вталкивает государственного деятеля в соседнюю комнату и открывает входную дверь.
   На пороге ее с победоносной улыбкой стоит г. Лево, подвинчивая свои усы. Он предостерегающе протягивает руку и шипит:
   — Никто не должен знать, что я здесь.
   Лилиан. Понимаю, понимаю! Политика!
   Лилиан молча уводит Лево в комнату, расположенную напротив той, где укрылся Бранден, подводит его к стене и, указав на афишку, приколотую к стене кнопками, говорит:
   — Я тоже стала заниматься политикой.
   Лево, тараща глаза, видит собственное воззвание к избирателям.
   Текст воззвания:
   Женщины города!
   Дело нравственности в верных руках. Когда старик Лево будет мэром, он немедленно обрушится на темное пятно нашего города, притон потаскухи Лилиан.
   Воздействуйте на своих мужей, скажите своим сыновьям, что все голоса должны быть отданы только радикальным республиканцам.
   Огюст Лево.
   Лево молчит.
   Лилиан. Значит, я темное пятно?
   Лево. К чему такие мрачные мысли, курочка? Это же сделано для семьи.
   Лилиан (считает на пальцах). У одного — кризис, у другого — политика, у третьего — семья. Очень мило!
   Лево обнимает ее.
   Лилиан. Теперь я вижу, что дело нравственности действительно в верных руках.
   Средняя комната, в которой началась сцена. Входит Лилиан. Она замечает, что на стуле у двери комнаты, где поместился Бранден, уже лежат его замечательные брюки в клетку.
   Когда она оглядывается, то на стуле у противоположной двери уже висят прекрасные, вечные брюки в полоску господина Лево.
   Лилиан. Ну, кажется, кризис кончается.
 
 
   Ночь. Улица. По ней бредет невзрачный человечек. Он движется медленно, иногда останавливается, внимательно смотрит на входные двери, потом подходит к окну одного дома, нажимает на раму, но она не открывается. Оглянувшись, идет дальше.
   Заглядывает сквозь прутья изгороди другого дома и отскакивает. Ему не понравилась большая собака, строго выглядывающая из будки.
   По всему видно, что это неэнергичный и невезучий маленький вор.
   Он подходит к другому окну. Рама легко растворяется. Вор влезает в комнату и сейчас же выпрыгивает из окна с двумя парами замечательных фундаментальных штанов.
   Еще у самого дома он шарит в карманах брюк, но, найдя там только какие-то сложенные бумажки, недовольно гримасничает, пихает бумажки как попало назад в брюки и скрывается во мраке.
 
 
   Средняя комната Лилиан.
   Одна из дверей приоткрывается, оттуда высовывается голая толстая рука и протягивается за брюками. Не найдя их в том месте, где они лежали, рука прячется назад.
   Затем дверь снова приоткрывается, показывается. голова Лево. Глаза его с недоумением глядят на пустой стул.
   Раздается скрип другой двери, и голова Лево испуганно скрывается.
   В противоположной двери появляется Бранден и, не увидев своих брюк, прячется в комнату.
   Лилиан в средней комнате. Ничего не понимая, обнаруживает исчезновение брюк. Подбегает к открытому окну. Ночь. Тишина. Мерцают фонари.
   Из темноты — колокольный звон.
 
 
   Разворачивается чудное воскресное утро в тишайшем Бург-сюр-Орме.
   Сухонькие старушки с молитвенниками движутся в церковь. Идут в церковь целые семьи, папы, мамы, ведут детей, катят какого-то старика в колясочке, обмениваются поклонами. Всё очень чинно и достойно.
   Чистый колокольный звон. Где-то за городом, в овраге, сидит вор и восхищенно рассматривает украденные брюки.
 
 
   Писанли с рюмочкой в руках стоит перед стойкой, за которой помещается заплаканная мадам Лево, и разглагольствует.
   Писанли. Вы, главное, не волнуйтесь, мадам Лево. Не пришел ночевать? Ничего тут нет особенного. Одно из двух: либо он вернется, либо он не вернется. Если он вернется, то уже хорошо. А если не вернется, то одно из двух. Либо с ним случилось несчастье, либо не случилось. Если не случилось несчастье, то уже хорошо, а если случилось, то одно из двух. Либо он остался жив, либо он не остался жив. Если он остался жив, то уже хорошо, а если не остался, то одно из двух…
   Мадам Лево глотает слезы.
   Андре и Люси направляются в церковь по разным сторонам улицы. Отойдя достаточно от дома, они переглядываются, сходятся и дальше идут вместе.
   Писанли уже ораторствует перед плачущей мадам Бранден. Развязно попивая из бокала, он болтает.
   Писанли. В конце концов, мадам Бранден, вам совершенно нечего беспокоиться. Либо он умер, либо он не умер. Если он не умер, то уже хорошо, а если умер, то одно из двух, либо он умер в мучениях, либо умер без мучений.
   Мадам Бранден плачет навзрыд.
   Писанли. Почему же вы плачете? Если он умер без мучений, то уже хорошо, а если он умер в мучениях, то одно из двух. Либо он попал в рай, либо он попал в ад. Если он попал в рай, то уже хорошо, а если он попал в ад, то одно из двух. Либо сатана его полюбил, либо сатана его не полюбил. Если полюбил, то уже хорошо, а если не полюбил, то одно из двух…
   Мадам Бранден ревет.
   Великий утешитель беззаботно пьет из бокала.
 
 
   Чрезвычайно грустное зрелище. Кандидат в мэры г. Бранден в удобных домашних кальсонах, но в пиджаке и галстуке, под тихий колокольный звон прыгает перед Лилиан. Он разъярен и одновременно испуган до крайности.
   Бранден. В конце концов надо купить штаны. Не могу же я здесь сидеть вечно!
   Лилиан. Что ты кричишь? Ты хочешь, чтоб весь город сюда сбежался?
   Бранден(шепчет). Умоляю. Ну, надо купить штаны. Надо! Понимаешь? Брюки!
   Лилиан. Сколько раз тебе говорить. Сегодня воскресенье. Все закрыто.
   Бранден. О! Воскресенье! (В отчаянии бросается на кровать.) Я погиб! Что теперь со мной сделает этот мерзавец Лево!
   В комнату доносится тонкий протяжный стон. Бранден в страхе прислушивается. Он вскакивает.
   Бранден. Там кто-то есть!
   Лилиан. Это собака. Я ее сейчас прогоню!
   Выходит, тщательно прикрыв за собой дверь, и открывает дверь второй комнаты.
   Там, на коленях, в одних коротких кальсонах стоит Лево и ужасно стонет.
   Лилиан. Что это за штуки? Ты с ума сошел!
   Лево. Лилиан, спаси меня.
   Лилиан. Прежде всего тише.
   Лево (шипит). Я же не прошу роскоши. Я прошу предмет первой необходимости. Брюки! Неужели ты не понимаешь, что такое для мужчины брюки! О, если Бранден узнает! Что скажут мои избиратели!
   Стонет так страшно, что Лилиан хватается за голову.
   Лево. Ах, мои брючки, мои старые верные штаны!
   Из соседней комнаты доносится грустный рев обезумевшего Брандена. Лево настораживается.
   Лилиан. Ничего, ничего, это собака. Слушай, у меня есть идея. Рядом живет портной.
   Лево. Правильно! Лилиан, ты святая женщина. (Косится на афишку.) Ей-богу, святая! Я всегда это говорил!
   Поспешно достает деньги.
   Лево. Как можно скорее!
   Лилиан. Побегу и закажу две пары брюк.
   Лево. Зачем же две пары?
   Лилиан. Э-э… Я думала, что одна пара будет запасная.
   Лево. Какая там запасная! Хватит и одной. Скорей беги. Ради бога. Пусть немедленно шьет. Честное слово, ты святая женщина.
 
 
   В кафе Брандена «Веселая устрица» по-прежнему пусто. Разволновавшаяся мадам с распухшим от слез лицом сидит за столиком. Ее осторожно поглаживает по толстой спине господин Писанли.
   Писанли (вкрадчиво). Скажите, мадам Бранден, вам не нужен тихий, спокойный, непьющий, средних лет, глубоко интеллигентный метрдотель или, например, муж?
   Мадам Бранден. Подождем еще немножко. Может быть, он вернется.
   Писанли. Одно из двух. Либо он вернется, либо не вернется. Если он не вернется, то это уже хорошо. Значит, сатана его полюбил…
   Новый приступ рыданий охватывает мадам Бранден.
 
 
   Лилиан у портного, человека крайне медлительного и склонного философически вникать в сущность явлений.
   Портной. Что это такое? Целый год никто не заказывал брюк! Вы меня извините, мадемуазель, но я уже начинал думать, что человечество перестало интересоваться брюками. И вдруг сразу две пары и чтоб были готовы в один час.
   Лилиан. Да, да. В один час и две пары.
   Портной. И вот когда я начинаю думать над тем, что бы все это могло значить, я прихожу к мысли, что кризис кончается.
   Лилиан. Кончается, кончается. Только вы, главное, не думайте. Шейте как можно скорее. Думать будете потом.
   Она уходит, а портной медленно разворачивает кусок ткани и упирается в нее тусклым взглядом. После долгой паузы он произносит:
   Портной. Думать будете потом! Потом будет уже поздно.
   Пауза.
   Портной (тяжело задумавшись). Что такое брюки? А что такое жизнь?
   Нисколько не торопясь, принимается резать ножницами сукно.
 
 
   На безлюдную станцию Бург-сюр-Орм вкатывается пассажирский поезд.
   Из багажного вагона выбрасывают пачку парижских газет.
   Поезд уходит, оставив на перроне необычайных для городка пассажиров — здесь три кинематографиста с аппаратами, еще один человек весь на застежках-молниях (у него на таких же застежках — карманы пиджака и брюк, портфель, блокнот, рубашка) и бледный, превосходно одетый господин с толстеньким акушерским саквояжем,
   Станционные служащие с удивлением рассматривают приезжих.
   Вдруг у одного из них, принявшего пачку газет, меняется лицо, и он уже не сводит глаз с заголовка, перерезанного шпагатом упаковки.
   Текст заголовка:
   ПЯТЬ МИЛЛИОНОВ ФРАНКОВ ВЫИГРАНЫ ЖИТЕЛЕМ ГОРОДА БУРГ-СЮР-ОРМ, СЧАСТЛИВЕЦ ПОЖЕЛАЛ ОСТАТЬСЯ НЕИЗВЕСТНЫМ.
   Удивленные его поведением, заглядывают на пачку через плечо и другие служащие. Волнение охватывает всех.
   Кучка людей, которые первые узнали поразительную новость, возбужденно шагает по улице. К ней присоединяются прохожие. Впереди всех, размахивая еще не развязанной пачкой, идет газетчик. Распахиваются окна, люди выбегают на балконы, кучка превращается в толпу.
   Происходит чудо. Нищий, стоящий у перекрестка на костылях, узнав чудесную новость, бросает костыли и бежит за толпой, бодро ступая на обе ноги.
   Из своего заведения выходит портной-философ с сшитыми брюками и клеенчатым метром на плече. Узнав, что произошло, он столбенеет.
   Толпа идет дальше.
   Кинематографисты тащат свои аппараты. Внимательно осматривая всех, чинно идет приезжий господин с саквояжем. Безмерно суетится репортер в [.?.], то раздергивая, то задергивая свои бесчисленные застежки.
   Портной продолжает стоять все в том же свинцовом раздумье у своей лавки.
   Церковь полна народа. Идет служба. Торжественные звуки органа.
   С улицы входит один из граждан и что-то шепчет ближайшему к входу молящемуся.
   Слух передается из уст в уста. Странный шелест и бормотанье наполняют церковь.
   Органисту под самый нос подложили газету. Органист в волнении начинает страшно фальшивить.
   Кюре, стоящий лицом к алтарю, морщится, бросает недовольный взгляд на органиста, потом смотрит вниз.
   Церковь пуста. Последние молящиеся толпятся у входа.
   Только у одной колонны, забыв все на свете, шепчутся Андре и Люси.
   Ничего не поняв, кюре откашливается и продолжает службу под фальшивый рев органа.
   К портному, который все еще стоит в позе полного и решительного обалдения, подбегает Лилиан.
   Лилиан. Готово?
   Портной. Возьмите ваши брюки, мадемуазель, и уходите. В последний раз я делаю такую грязную работу. Раз в городе появился человек с пятью миллионами, для меня найдется работа получше. (Начинает горячиться.) Может жить миллионер без фрака? Не может! Может он жить без визитки? Не может! Смокинг ему нужен? До зарезу! Кто все это ему будет шить? Я! Другого портного в городе нет.
   Лилиан. Да, но ведь он может выписать себе портного из Парижа!
   Портной. Из Парижа? (Тяжело задумывается.) Как это я не сообразил! Так не забудьте. Моя фирма существует с тысяча восемьсот девяносто пятого года. Быстрое, точное, аккуратное исполнение заказов. Из Парижа! Как я об этом не подумал!
   Лилиан. Кто же все-таки выиграл, хотела бы я знать?
   Портной. О, если б я знал! Дайте мне только мерку с этого человека, и я сошью такой фрак, какой даже в Лондоне не сошьют.
   Лилиан со свертком торопливо уходит, а портной снова застывает в беспредельном раздумье.
 
 
   Бранден растрепан и ужасен. Он уже не владеет собой. Он бегает по комнате, как пленный тигр. Иногда он останавливается, тупо смотрит вперед себя и снова начинает гонять из угла в угол.
   В горе он даже бьет себя по щекам.
   Отчаяние этого человека показалось бы величественным и трагичным, если бы на его толстых ногах были брюки. Но брюк все нет, и это вызывает у несчастного безумные взрывы горя.
   Лево, наоборот, впал в мистицизм.
   Он стоит на коленях и, молитвенно сложив руки, взывает к господу.
   — Боже, ты один, всемогущий, видишь, в каком идиотском положении я нахожусь. Господи, за что ты так покарал видного общественного деятеля? Помоги мне, господи! Я же многого не прошу. Я ведь не такой, как другие, например, Бранден. Я ведь не хам. Только одну пару брюк. Ну, что тебе стоит?
   Он так трогательно молится, что нужно удивляться тому, как потолок не разверзается и оттуда не спускается на страдальца просимый им предмет одежды.
   Бранден прерывает свою беготню для того, чтобы осторожно посмотреть в окно сквозь занавеску.
   Он видит Лилиан, идущую со свертком в руках. Он радостно переминается с ноги на ногу, но потом замечает, что Лилиан остановилась и присоединилась к кучке людей, горячо толкующих о чем-то и размахивающих руками.
   Переходы Брандена от отчаяния к надежде из-за того, что Лилиан то направляется к дому, то снова останавливается, чтобы поговорить с гражданами города, которые толпятся на улице.
   Лево в той же позе молящегося.
   Открывается дверь, в комнату влетают брюки и падают прямо на простертые к небу руки Лево.
   Он так радостно взволнован, что долго прыгает на одной ноге, не в силах правильно прицелиться другой ногой в штанину. Застегиваясь на ходу, он выпрыгивает из окна в сад и исчезает.
   Лилиан вносит брюки в комнату Брандена.
   Лилиан. На! И убирайся отсюда поскорее! Надоели вы мне все. Раз в городе есть миллионер, то для меня найдется работа получше!
   Бранден (лихорадочно одеваясь). Что ты там мелешь! Какой миллионер?
   Лилиан сует ему газету, а сама присаживается к зеркалу и поспешно начинает прихорашиваться. По-куда Бранден осмысливает прочитанное, Лилиан болтает.
   Лилиан. Может жить миллионер без фрака? Не может! Смокинг ему нужен? До зарезу! Девушка ему нужна? Конечно, нужна! А где он возьмет другую, если, кроме меня, в городе никого нет! Что ты на это скажешь?
   Когда она оборачивается, Брандена уже нет в комнате.
   Лилиан (глядя на себя в зеркало). Да, но с такими деньгами он может выписать себе девушку из Парижа! Как я этого сразу не сообразила!
 
 
   На центральной площади Бург-сюр-Орма, среди большой толпы граждан, горячо ораторствует Писанли. Он полностью овладел вниманием слушателей и врет без удержу. Тут и кинематографисты и репортер. Не видно только бледного господина с акушерским саквояжем.
   Вообще от тихого, благостного воскресенья ничего не осталось. Исключительно земные заботы овладели людьми.
   Писанли. Вы только не беспокойтесь. Вы положитесь на Писанли. Писанли вас не обманет. Я этих миллионеров знаю как свои пять пальцев. Я у самого Бонура брился, когда проезжал Тараскон. Даже смешно вспомнить. Смотрите, вот эти самые щеки брил Бонур. Вы мне только дайте найти этого счастливца. Уж я его застрахую, будьте уверены. И от огня, и от смерти, и от женитьбы, и от всех других несчастных случаев.
   Мак-Магон. Все-таки свинство, что этот миллионер пожелал остаться неизвестным. Скаред он, вот и все.
   Писанли. Слушайте, папаша, выражайтесь осторожней. Этот миллионер, может быть, находится среди нас и слышит, как вы его ругаете.
   Мак-Магон (испуганно). Ну, ну, я пошутил.
   Писанли. Пожалуйста, пожалуйста! Да, да, даже наверно находится. Здесь собрался весь город. Кто-то из нас ведь выиграл. Тут уж сомнений никаких нет. Может быть, он! (Показывает на одного из горожан, на которого устремляются все взоры. Тот трусливо смеется и прячется в толпу.) Или я! Да, я выиграл пять миллионов и пожелал остаться неизвестным. (Все смотрят на Писанли.) Нет, я, конечно, не выиграл, но счастливец тут, среди нас. (Все с подозрением начинают смотреть друг на друга.) Я его найду, я его по глазам узнаю, я его так застрахую… (Ходит в толпе, хватает людей за руки и заглядывает им в глаза, не минует даже Тити, долю гипнотизируя его. Толпа трусливо жмется под взглядами страхового агента, однако миллионер не открывается.)
   Кинематографисты и репортер подходят к Писанли. Один из кинематографистов:
   — Повлияйте на них, пожалуйста. Мы ведь люди занятые, приехали из Парижа. Что мы тут, вечно будем сидеть?
   Писанли. Ну что я с ними могу сделать? Ну не хотят, не хотят. Желают остаться неизвестными.
   Кинематографист. Господа, нельзя жетак! Кто из вас выиграл пять миллионов? (Пауза. Горожане уныло смотрят в землю.) Ну, больше жизни, больше жизни! Вся Франция интересуется. Ну?
   Толпа недвижима.
   В номере гостиницы бледный господин нервно тасует карты. Его акушерский чемоданчик раскрыт, и видно, что он наполнен колодами.
   Наконец он сердито закрывает чемоданчик, выходит к толпе и присоединяется к представителям прессы.
   Бледный господин(к толпе). Нельзя же, господа, тянуть бесконечно! Ну, пошутили — и будет. Господин, выигравший пять миллионов, можно вас на пару слов? Что вы тут стоите, ей-богу, скучаете? Пойдем куда-нибудь, выпьем по рюмочке, сыграем в карты. Я угощаю, в чем дело!
   Но никто не выходит из толпы. Бледный господин возмущенно разводит руками.
   Снова начинает кинематографист. Он подтягивает поближе аппарат и говорит:
   — Честное слово, это так нетрудно, всего-то дела на пять минут. Немножко попозировать и ответить всего на два вопроса — что вы почувствовали, когда выиграли пять миллионов, и что думаете о частой смене министерских кабинетов?
   Толпа безмолвствует.
   Писанли. Подождите, подождите, дайте подумать. Кажется, я уже знаю в чем дело.
   Все напряженно смотрят на Писанли.
   Писанли (глубокомысленно). Выиграл тот, кого сегодня утром не было в городе. Надо ведь было поехать в Париж получить выигрыш. Верно? Кого же сегодня не было?
   В это время в конце улицы показывается вороватая фигура Лево.
   Писанли. Стоп, стоп, сто-о-оп! Вот теперь мне все ясно.
   Толпа смотрит на приближающегося Лево.
   Писанли. Так, так. Он пожелал остаться неизвестным. Ясно почему. Он хотел скрыть свой выигрыш от семьи, от вас, мадам Лево.
   Мадам Лево. Мерзавец!
   Лево подходит к самой толпе. Он больше чем смущен. Он подавлен и запуган.
   Писанли (громовым голосом). Снимайте его! Это он!
   Мадам Лево бросается к мужу. Весь их семейный разговор лихорадочно записывается и накручивается на пленку.
   Мадам Лево (плачет). Вот этого я от тебя никак не ожидала! Где ты был?
   Лево (с ужасом оглядывается на толпу). Умоляю тебя, Жанна, постесняйся людей.
   Мадам Лево. А, ты продолжаешь от меня скрывать, негодяй!
   Лево. Ради бога, пойдем домой, я тебе все объясню.
   Мадам Лево. Скрывать нечего, это уже знают все.
   Лево. Как все?
   Мадам Лево. Конечно! Весь город!
   Лево. А-а-а! Я погиб!
   Кинематографист(бешено крутит). Вот это [.?.]! Теперь моя карьера сделана!
   Мадам Лево. Почему ты мне этого сразу не сказал? Разве я тебе помешала бы?
   Лево. Жанна, ей-богу, что за странные вопросы?
   Мадам Лево. Я бы тебе даже помогла.
   Лево (в крайнем удивлении). Ты бы мне помогла?
   Писанли (хлопая Лево по плечу). А все-таки сознайтесь, плутишка, приятно было, а?
   Лево балдеет от стыда. Кинематографист продолжает накручивать.
   — Чудное актюалите!
   Репортер (подступая с записной книжкой). Простите, пожалуйста, наша редакция хочет задать вам два вопроса. Во-первых, как это было и, во-вторых, что вы при этом почувствовали?
   Лево со стоном вырывается, но на него продолжают наседать.
   Мадам Лево. Куда ты их девал?
   Лево смущенно смотрит на свои брюки.
   Мадам Лево. Ты их положил в банк?
   Лево. Милочка, кто же кладет их в банк?
   Шулер. Совершенно правильно. Никому не доверяйте. Пойдем лучше, папаша, посидим где-нибудь, выпьем по рюмочке. Я угощаю.
   Нервно тасует карты.
   Мадам Лево. Где же они все-таки?
   Лево. Я, э-э-э… я их потерял.
   Мадам Лево. Ложь! Этого не может быть! Это не иголка, чтобы ее можно было потерять.
   Лево. В таком случае даю тебе честное слово, что их у меня украли.
   Мадам Лево. Украли пять миллионов франков?
   Лево. Какие пять миллионов? Каких франков?
   Мадам Лево. Которые ты выиграл, жалкий эгоист!
   В глазах Лево появляется луч надежды.
   Лево. Что выиграл? Где выиграл? Когда выиграл? Почему выиграл? Для чего выиграл? (Наглеет.) С ума вы здесь посходили! Уже человеку погулять нельзя. Вышел человек на минутку, никого не трогал, так нет, подавай им пять миллионов. А ты, дура, уже уши развесила. (Хорохорится.) Нет, ей-богу, на секунду нельзя отлучиться из дому. Просто инквизиция какая-то.
   Кинооператор (прекращая работу). Значит, вы не выиграли?
   Лево. Бабушка моя выиграла!
   Кинооператор угрожающе подходит к Писанли.
   Кинооператор. Что это значит? Я уже накрутил двести метров. Что ж это, все выбрасывать? Где миллионер?
   Писанли. Позвольте, дайте подумать. Я привык думать. Если не Лево, то кто же? Выиграть мог только тот, кого не было в городе.
   Из-за угла появляется Бранден. Увидя толпу, которая сразу к нему поворачивается, растерянно останавливается и пытается улизнуть.
   Писанли. Вот теперь уж абсолютно ясно. Вот кто выиграл. Бранден выиграл.
   Мадам Бранден издает радостный крик и бросается к мужу. Имея все основания опасаться жены, Бранден обращается в бегство. Мадам Бранден, а вслед за ней все горожане, вместе с кинематографистами и шулером кидаются вслед за ним. Шулер гонится за Бранденом с картами в руках.
   Брандена настигают.
   Увидя, что от жены ему не уйти, он закрывает голову руками.
   Жена обнимает его. Бранден поражен.
   Ему жмут руки. Он ничего не понимает.
   Его снимают. Он только растерянно вертит головой.
   Портной-философ неторопливо обмеривает его со всех сторон. Удивленный, он молчаливо подчиняется. Он покорно поднимает руки, расставляет ноги, делает все, что полагается делать на примерке.
   Репортер. Что вы при этом почувствовали?
   Писанли. Господин Бранден, вам не нужен тихий, спокойный, непьющий, получивший низшее и среднее образование, симпатичный и честный, средних лет, глубоко интеллигентный управляющий финансами?
   Шулер. Пойдем, тут прямо за углом посидим, выпьем по рюмочке, перекинемся в картишки, а?
   Нервно тасует карты.
   Кинооператор. Стоп, стоп. Тише. Теперь он пусть что-нибудь скажет.
   Писанли. Скажите ему что-нибудь. Иначе он не отвяжется.
   Бранден. Что я должен наконец сказать?
   Писанли. Скажите ему, как вы выиграли пять миллионов?
   Бранден. Откуда вы взяли! Ничего я не выиграл!
   Писанли. Выиграл, выиграл! Я же по глазам вижу.
   Бранден. Оставьте меня, пожалуйста, в покое!
   Кинооператор. Ух, какой хитрый! (Бешено накручивает.) Вот это актюалите!
   Бранден. Да не выиграл я, не выиграл. (Портному.) Что вы меня обмериваете? Что, вы мне гроб хотите заказать?
   Обозленный, расталкивает толпу.
   Писанли. Одно из двух. Если не Бранден, значит — Лево. Слушайте, господин Лево, вам не нужен толковый, талантливый, со средним и высшим образованием, непьющий приват-доцент на должность кассира? А то растащат все до копейки. Увидите, все растащат. У Бонура уже все порастаскали.
   Лево. Опять на меня! При чем тут я?