Кварц -- это стекло будущего.
   Пока что люди работают над улучшением обыкновенного стекла. Американцам удалось изобрести стекло, которое не трескается, если его нагреть до 200 градусов и потом сразу охладить, опустив в ледяную воду. Называется оно, "пирекс".
   Во Франции изобрели стекло "триплекс", которое не пробивает пуля. Ударившись о стекло, пуля буквально исчезает, рассыпается на мельчайшие пылинки, а стекло остается целым. "Триплекс" состоит из нескольких слоев зеркального стекла, склеенных прозрачным целлулоидом.
   Недавно советские инженеры изобрели небьющееся стекло из пластмассы.
   Такие стекла были вставлены в окна папанинской палатки на Северном полюсе.
   Станция шестая
   ШКАФ
   Последняя стоянка
   Наше путешествие подходит к концу. Вот и последняя станция -- шкаф для белья и платья. Шкафы бывают разные. Бывают шкафы-великаны, которые занимают половину комнаты и в которых во время игры может спрятаться шесть человек. Бывают шкафы-карлики, в которых не спрятаться и одному самому маленькому мальчику. Бывают великолепные, шкафы с зеркалами во всю дверцу, а бывают и совсем без зеркал.
   Шкаф, к которому мы подошли, не очень большой и не очень маленький. Есть в нем отделение для белья и отделение для платья. А в дверцу вставлено зеркало, тоже не очень большое, но и не маленькое. Прежде чем заглянуть внутрь шкафа, поговорим об этом зеркале.
   История зеркала
   В старину, когда стеклянных зеркал еще не было, их заменяли выпуклые металлические пластинки -- из серебра или из сплава меди с оловом. Но металлические зеркала на воздухе быстро тускнели и темнели. В конце концов догадались, что металлический слой можно для защиты от воздуха спрятать под стекло -- вроде того, как мы теперь прячем под стекло фотографические карточки.
   Получилось стеклянное зеркало.
   Долгое время зеркало делали так. На кусок стекла накладывали лист оловянной бумаги и сверху наливали ртуть. Ртуть растворяла олово. А раствор, который при этом получается, имеет замечательное свойство -- крепко прилипать к стеклу.
   Стекло понемногу наклоняли, чтобы дать стечь избытку ртути. Проходил целый месяц, пока все стекло покрывалось ровным слоем металла.
   Ученый Либих предложил другой, лучший способ. На стекло наливают особый раствор, из которого осаждается серебро. Серебро постепенно оседает и в какие-нибудь полчаса покрывает стекло блестящим налетом. Для большей прочности заднюю сторону зеркала покрывают краской.
   Этот способ лучше, потому что не приходится иметь дело с ядовитой ртутью. Да и зеркало получается более светлое. Если поставить рядом серебряное и ртутное зеркала, сразу бросится в глаза, что ртутное гораздо темнее. Лампочка в двадцать пять свечей в ртутном зеркале кажется шестнадцатисвечовой, так много света в нем пропадает.
   Производство зеркал дело как будто не такое уж хитрое, а между тем лет триста тому назад зеркала умели делать только в одном городе -- Венеции. Способ изготовления зеркал венецианцы держали в тайне. По тамошним законам, смертная казнь грозила всякому, кто посмел бы открыть иностранцам секрет зеркального производства. По приказу венецианского правительства все стекольные заводы были переведены на уединенный остров Мурано, куда иностранцев не пускали.
   Когда-то на этом острове было сорок больших заводов, на которых работало несколько тысяч человек. В одну только Францию ежегодно вывозилось двести ящиков зеркал. Здесь делали не только зеркала, но и всевозможную посуду из белого и цветного стекла, которая славилась во всем мире. Венецианские кубки и вазы поражают удивительной тонкостью работы. Трудно поверить, что все эти переплетающиеся между собой лепестки, листья и стебли сделаны из такого хрупкого материала.
   Искусные мастера с острова Мурано пользовались в Венецианской республике большим уважением. Звание стекольщика было не менее почетно, чем звание дворянина. Островом управлял совет, избранный самими стекольщиками. Сбиры (полицейские), которых боялись все венецианцы, не имели никакой власти над жителями Мурано.
   В одном только свобода стекольщика была урезана: под страхом смертной казни им воспрещали выезд в чужие страны. Смерть грозила не только беглецам, но и семьям их, оставшимся на родине. И все-таки венецианцам не удалось сохранить свою тайну.
   Как-то раз французский посол в Венеции получил из Парижа секретное письмо, которое заставило его сильно призадуматься. Письмо было от всемогущего министра Кольбера. Послу предписывалось немедленно найти рабочих для новой королевской зеркальной мануфактуры. Мануфактурами назывались тогда большие мастерские, которые отличались от маленьких только числом рабочих. Машин тогда еще не было.
   Посол знал, как трудно было сманить рабочих с зеркального завода в Мурано. Он хорошо помнил ту страницу в сборнике венецианских законов, на которой сказано: "Если стекольщик перенесет свое ремесло в другую страну, то ему будет послан приказ вернуться. Если он не послушается, то его родственники будут посажены в тюрьму. Если он и тогда не захочет вернуться, будут, посланы люди, чтобы его убить". Но если бы даже удалось сманить стекольщиков, как скрыть следы? Ведь послу никак нельзя нарушать законы той страны, в которую он послан.
   В тот же вечер к зданию французского посольства, которое, как и все дома в Венеции, расположено было на берегу канала, причалила крытая лодка -гондола. Из гондолы вышел коренастый человек, закутанный в черный плащ. Прошло несколько часов, прежде чем он вышел обратно.
   С этих пор таинственный незнакомец зачастил в посольство. Если бы кому-нибудь удалось заглянуть в запертый кабинет посла, он увидел бы знатного французского вельможу оживленно беседующим с человеком в простом платье. Этот человек был хозяином мелочной лавочки на острове Мурано. О чем говорили вельможа и мелочной торговец, никто не знает.
   Известно только, что через неделю-другую курьер французского посольства повез Кольберу письмо, в котором сообщалось, что четыре стекольщика согласились бежать во Францию и что все готово к их побегу.
   Прошло еще несколько недель. Была темная ночь, когда к острову Мурано тихо пристала барка с двадцатью четырьмя вооруженными с ног до головы людьми. Из темноты показалось четыре человека в сопровождении знакомого уже нам торговца. Несколько слов с той и с другой стороны, какое-то движение около барки, всплеск весел, и барка тронулась, унося четырех венецианцев в далекую Францию. А мелочной торговец вернулся домой, пряча под плащом свою наживу -- мешок с двумя тысячами ливров.
   Когда в Венеции узнали о побеге стекольщиков, они уже были в Париже и работали над изготовлением зеркал. Напрасно венецианский посол старался узнать, где они находятся. Их спрятали так хорошо, что разыскать их было невозможно.
   Но четырех человек было мало. Прошло несколько недель, и вторая партия стекольщиков -- опять в четыре человека -- бежала из Венеции.
   Венецианское правительство, недовольное своим послом в Париже, который никак не мог узнать, где находится королевская мануфактура, назначило нового посла -- Гвистиниани.
   Гвистиниани скоро нашел беглецов, которых ему удалось вызвать к себе. Проникнуть на королевскую мануфактуру он не решился. Ему удалось уговорить некоторых из стекольщиков вернуться.
   Но Кольбер тоже не дремал.
   Он старался всеми силами удержать венецианцев у себя. Их поселили чуть ли не во дворце. Деньги платили огромные. Исполняли все их прихоти и желания. Семьям их, которым грозила смерть, помогли бежать из Венеции. За женами и детьми "преступных стекольщиков" была отряжена венецианским правительством погоня, но их и след простыл.
   Напрасно Гвистиниани предлагал оставшимся венецианцам прощение и пять тысяч дукатов каждому. Они не соглашались уехать из Парижа, где им жилось прекрасно. Беглецы совсем и забыли о страшном законе, который грозил им смертью.
   В январе 1667 года, через полтора года после приезда во Францию, умер внезапно лучший из мастеров. Через три недели умер другой, который особенно хорошо умел выдувать стекла для зеркал. Врачи установили, что смерть произошла от отравления. Почти в то же самое время в Венеции были посажены в тюрьму и там убиты двое стекольщиков, которые пытались бежать во Францию.
   Страх охватил мастеров, работавших на королевской мануфактуре в Париже, они стали проситься домой. Кольбер их не удерживал: все их секреты были уже известны французам, да и денег им приходилось платить очень много.
   На королевской мануфактуре работа шла без остановки. Во дворцах -Версальском, Фонтенебло. Лувре -- появились зеркала, сделанные во Франции.
   Придворные дамы пудрились перед новыми французскими зеркалами. И ни одной из них не почудилось в зеркале лицо венецианского стекольщика, который сделал зеркало и был за это отравлен.
   Что у нас в шкафу
   А теперь давайте заглянем в шкаф. Там вы увидите удивительную вещь, о которой вы, вероятно, никогда не слыхали: платье из воздуха. А заодно вы узнаете разгадку трех загадок, которые я задал вам в начале нашего путешествия:
   Почему сукно гладят через мокрую тряпку?
   Почему шуба греет?
   Что теплее: три рубашки или рубашка тройной толщины?
   Почему платье греет?
   Прежде всего надо себя спросить: правда ля, что платье греет?
   Ведь на самом-то деле не шуба греет человека, а, наоборот, человек -шубу. Да разве может быть иначе? Ведь шуба -- не печка. "Вот как? -спросите вы.-- А человек разве печка?" Конечно, печка! Ведь мы с вами знаем уже, что пища, которую мы едим,-- это дрова, которые в нас сгорают. Никакого огня при этом не видно, и мы догадываемся о горении только по тому теплу, которое ощущаем в теле.
   Тепло это надо беречь. Чтобы не отапливать улицы, мы строим дома с толстыми стенами, вставляем зимой вторые рамы, обиваем войлоком двери. По той же самой причине мы и одеваемся. Вместо того чтобы греть своим теплом воздух в комнате или на улице, мы греем платье, которое сохраняет наше тепло около нас. Платье наше тоже, конечно, отдает тепло наружу, но гораздо медленнее, чем наше тело.
   Мы, значит, заставляем платье мерзнуть вместо нас.
   Что теплее: три рубашки или рубашка тройной толщины ?
   Три рубашки теплее.
   Дело не столько в самих рубашках, сколько в воздухе, который находится между рубашками. Воздух плохо пропускает тепло. Чем больше воздуха между рубашками, тем толще воздушное платье, защищающее наше тело от холода.
   Три рубашки -- это три воздушных платья, а одна, хоть и толстая,-- это только одно воздушное платье. Бывают ли стены из воздуха?
   Для чего мы вставляем на зиму вторую раму? Для того, чтобы создать между стеклами воздушную стенку. Воздушная стенка задерживает тепло, не дает ему уходить из комнаты.
   Значит, две рамы -- это все равно что две рубашки.
   Ученые открыли, что воздушная стенка держит тепло лучше даже, чем кирпичная. Поэтому теперь стали делать кирпичи с пустыми промежутками внутри. Такой кирпич напоминает пирог, из которого вынули начинку.
   Дома из пустотелого кирпича гораздо теплее, чем из сплошного. Почему? Да потому, что они сделаны наполовину из воздуха.
   Почему летом вредно носить шерстяное платье?
   Потому, что шерсть слишком теплая.
   Но не только поэтому. У шерсти есть большой недостаток. Если ее смочить, она сохнет очень медленно.
   Поэтому в жаркое время она задерживает испарение влаги нашим телом. А это и неприятно и вредно.
   Летом лучше носить платье из бумажной или льняной материи. Бумага и лен легче сохнут, лучше пропускают воздух.
   Зачем мы носим белье?
   Если бы мы надевали платье на голое тело, нам было бы холодно, потому что меньше было бы вокруг тела слоев воздуха. Но мы носим белье не только ради тепла.
   Все.дело в том, что белье стирать можно, а платье не всегда.
   Шерсть, например, боится кипячения. Если ее прокипятить, она станет лохматой, как войлок. Это оттого, что шерстяные волокна не гладкие, как льняные или бумажные, а чешуйчатые. От кипячения волокно с волокном сцепляются чешуйками, и получается такая путаница, что потом не распутаешь.
   По тому же самому нельзя шерстяную ткань сушить над горячей плитой или гладить раскаленным утюгом.
   Можно гладить только через мокрую тряпку.
   А белье, сделанное из льна или бумаги, жара не боится. Вот почему мы под суконным или вязаным платьем носим еще белье, которое можно стирать и гладить.
   Путеводитель по комнате
   Вот мы и кончили наше путешествие. Прошли мы каких-нибудь двадцать шагов, а чего только мы не видели, каких только загадок не разгадали!
   Обыкновенно путешественники берут с собой путеводитель-- книжку, в которой подробно рассказано, какие на пути будут реки и моря, холмы и горы, деревни и города, какие в этих городах улицы, здания и памятники, давно ли эти памятники поставлены и о чем они должны напоминать. У кого есть такой путеводитель, тому не приходится на каждом шагу останавливать прохожих и спрашивать их что, как и почему.
   Этот рассказ -- такой же путеводитель для тех, кто захочет совершить путешествие по сьоей комнате.
   СОЛНЦЕ НА СТОЛЕ
   Рассказы об освещении
   Улицы без фонарей Тысячи Эдисонов
   Кто изобрел электрическую лампочку?
   Обыкновенно на этот вопрос отвечают: американский ученый Эдисон.
   Но это неверно. Эдисон был только одним из многих, работавших над изобретением искусственного солнца, которое освещает сейчас наши улицы и дома.
   Было время, когда на улицах городов не было ни одного фонаря, а в домах люди проводили вечера при свете сальной свечи или тусклой и коптящей масляной лампы.
   Если бы мы сравнили эту старинную масляную лампу, которая напоминала чайник, с нашей электрической лампочкой, мы не нашли бы между ними никакого сходства. А между тем от этого уродливого чайника к электрической лампочке ведет длинный ряд превращений, длинная цепь небольших, но очень важных изменений.
   Тысячи изобретателей в течение тысячи лет трудились для того, чтобы сделать наши лампы ярче и лучше. Костер посреди комнаты
   Уродливая масляная лампа была очень изящной и хорошо придуманной вещью по сравнению с теми лампами, которые были до нее.
   А были и такие времена, когда вообще никаких ламп не существовало. Полторы тысячи лет тому назад на месте теперешнего Парижа мы нашли бы грязный городок Лютецию; городок -- сплошь из деревянных хижин, крытых соломой или черепицей. Войдя в один из этих домов, мы увидели бы костер, разложенный посреди единственной комнаты.
   Дым, несмотря на то что в крыше было отверстие, не хотел уходить из комнаты и нестерпимо ел глаза и легкие.
   Этот первобытный очаг служил людям того времени и лампой, и кухонной плитой, и печкой.
   Зажигать огонь посреди деревянной постройки было делом очень опасным.
   Не мудрено, что пожары случались тогда очень часто.
   Огня боялись, как злого, жадного врага, который только и ждет, как бы напасть на дом и уничтожить его.
   Печи с дымовыми трубами появились на западе Европы лет семьсот тому назад, а у нас в России еще позже.
   Перед Октябрьской революцией у нас в деревнях еще были кое-где "черные", или "курные", избы, которые отапливались печами без труб. Во время топки приходилось открывать дверь на улицу.
   Чтобы спастись от дыма и холода, ребятишки укладывались среди бела дня спать, укрывшись с головой шубами и тулупами.
   Вместо костра -- горящая щепка
   Для освещения жилища незачем было разжигать целый костер, когда для этого достаточно было одной щепки, одной лучины.
   От очага в доме бывало и дымно и жарко, да и дров он съедал немало.
   Вот люди и заменили кучу хвороста одной горящей щепкой -- лучиной.
   От сухого, ровного полена откалывали щепку длиной в аршин и зажигали.
   Лучина была замечательным изобретением.
   Недаром она просуществовала много веков -- почти до нашего времени.
   Но заставить лучину гореть было совсем не так просто.
   Всякий, кому приходилось ставить самовар, знает, что растопку нужно держать наклонно -- горящим концом вниз, иначе она погаснет. А почему?
   Пламя всегда поднимается вверх по дереву. Это оттого, что воздух около горящего дерева нагревается. А теплый воздух легче холодного. Он поднимается вверх и тянет за собой пламя.
   Вот поэтому и приходилось держать лучину слегка наклонно, горящим концом вниз,-- иначе она погасла бы. Но нельзя же было держать ее все время в руках. Поступали проще: втыкали лучину в светец. А светец -- это столбик на подставке.
   К столбику приделан был железный зажим, в котором и укрепляли лучину.
   Освещение это было совсем не такое плохое, как может показаться.
   Лучина давала очень яркий свет. Но сколько от нее было дыму и копоти, сколько с ней было возни и хлопот!
   Приходилось класть под нее железный лист, чтобы не было пожара, стоять около нее на часах, чтобы вовремя заменить сгоревшую лучину новой.
   Обыкновенно, в то время как взрослые работали, за лучиной присматривал кто-нибудь из детей.
   При свете факелов
   Не везде легко было найти подходящее дерево для лучины.
   Но люди не остановились перед этим препятствием.
   Они заметили, что особенно ярко горит лучина, сделанная из смолистого дерева. Значит, дело не столько в дереве, сколько в смоле.
   Стоит обмакнуть любую ветку в смолу, и получится искусственная лучина, которая будет гореть не хуже, а еще лучше настоящей.
   Так появился факел.
   Факелы горели очень ярко. Ими освещали целые залы во время торжественных пиров.
   Рассказывают, что в замке рыцаря Гастона де Фуа двенадцать слуг держали в руках факелы, стоя вокруг стола во время ужина.
   В королевских дворцах нередко факелы держали в руках не живые слуги, а серебряные статуи.
   Факелы, как и лучины, сохранились до нашего времени. Даже в наше время по улицам города то и дело проносятся пожарные команды с зажженными факелами, напоминая нам о далеком прошлом.
   Первая лампа
   В одной пещере во Франции археологи нашли вместе с кремневыми скребками и гарпунами из оленьего рога небольшую плоскую чашку, вырезанную из песчаника.
   Округлое дно чашки было покрыто каким-то черным налетом. Когда налет исследовали в лаборатории, оказалось, что это нагар, который образовался оттого, что в чашке сжигали сало.
   Так была найдена первая лампа, освещавшая человеческое жилье еще в те времена, когда люди жили в пещерах.
   В этой лампе не было ни фитиля, ни стекла. Когда она горела, она наполняла пещеру чадом и копотью.
   Прошли тысячелетия, прежде чем люди додумались до лампы, не дающей копоти.
   Лампа и фабричная труба
   Отчего коптят лампы?
   Да оттого же, отчего дымят фабричные трубы.
   Если вы видите, что из фабричной трубы валит густой черный дым, будьте уверены, что на фабрике либо топки плохие, либо кочегары никуда не годятся.
   Только часть дров сгорает у них в топке, а часть улетает в трубу, не сгорев.
   Летят, конечно, не дрова, а сажа -- маленькие кусочки угля, которые не успели сгореть.
   Все дело в том, что без воздуха огня не бывает.
   Чтобы дрова сгорели целиком, кочегар должен впускать в топку достаточно воздуха, подымая или опуская заслонку в трубе.
   Если воздуха входит в топку мало, часть топлива не сгорит, а улетит в виде сажи. Если слишком много, опять нехорошо -- топка остынет.
   Копоть -- та же сажа, кусочки угля.
   Но откуда берется уголь в пламени лампы?
   Из керосина, или сала, или смолы -- смотря по тому, что мы в лампе сжигаем.
   Правда, в керосине или смоле мы никакого угля не видим. Но ведь мы точно так же не видим и сахара в чае или творога в молоке.
   Если керосиновая лампа хорошо заправлена, она не коптит: весь уголь в пламени сгорает.
   Старинная лампа, не в пример теперешним, коптила всегда.
   Было это вот почему: воздуха для горения не хватало, и не все кусочки угля в пламени успевали сгореть.
   А не хватало воздуха потому, что в лампе сразу горело слишком много сала.
   Надо было устроить так, чтобы сало подходило к пламени понемногу.
   Для этого придумали фитиль.
   Фитиль сделан из сотен нитей. А каждая нить -- трубочка, по которой сало понемногу поднимается к пламени, как чернила по промокательной бумаге, опущенной в чернильницу.
   Лампа-соусник и лампа-чайник
   Все вы, вероятно, слышали о Геркулануме и Помпее. Это два города, которые были когда-то засыпаны пеплом во время извержения Везувия. Сейчас их откопали вместе со всеми их домами, площадями и улицами. В домах среди всякой утвари нашли и лампы.
   Эти древние римские лампы были сделаны из глины и украшены бронзой. С виду лампа была похожа на соусник. Из носика торчал фитиль, а сбоку была ручка, за которую лампу держали, когда ее переносили с места на место. В лампу наливали растительное масло. Фитиль понемногу сгорал, и его приходилось поэтому время от времени вытаскивать из носика.
   Шли века, а устройство лампы почти не менялось. В средневековом замке вы нашли бы почти такую же лампу, как в Помпее, только грубее сделанную.
   Большие лампы -- с несколькими фитилями -- подвешивали к потолку на цепях. Чтобы масло не капало с фитилей на стол, внизу подвешивали еще маленькую чашечку, куда оно и стекало.
   Масло стоило дорого. Его привозили арабские купцы с Востока. Люди победнее жгли сало в глиняных чашках или в ночниках, похожих на чайник.
   Фитили делали из пеньки.
   В Париже их продавали разносчики, которые ходили по улицам и выкрикивали:
   Вот фитили для масла,
   Чтоб лампа не погасла!
   Лампа без посуды
   В лампе самое главное -- жир и фитиль, а посуда не так важна. Но как же обойтись без посуды? А очень просто.
   Стоит только опустить фитиль в теплое, расплавленное сало и потом вытащить его.
   Весь фитиль покроется слоем сала, и, когда оно остынет, получится свеча.
   Так в старину и делали.
   Несколько десятков фитилей, привязанных к палке, опускали одновременно в котел с салом.
   Макали фитили в сало несколько раз, чтобы на фитиле образовался толстый слой.
   Такие свечи назывались мокаными.
   Большей частью хозяйки не покупали готовых свечей, а делали их сами.
   Позже научились отливать свечи в особых формах из жести или олова. Литые свечи были гораздо красивее моканых. Они получались гладкие и ровные.
   Свечи делали не только из сала, но и из воска. Восковые свечи стоили гораздо дороже. Их можно было увидеть только в церкви да во дворце.
   Впрочем, и короли могли позволить себе эту роскошь только в торжественных случаях. Во время больших празднеств залы дворцов освещались сотнями восковых свечей.
   Вот что рассказывает один путешественник о таком празднестве в Москве XVI века:
   "В продолжение пира наступил вечер, так что пришлось зажечь четыре серебряных паникадила, висевших под потолком, из которых большое, напротив великого князя, было о двенадцати свечах, три другие -- о четырех. Все свечи были восковые. Около поставца с обеих сторон его стояли восемнадцать человек с большими восковыми свечами. Свечи ярко горели, и в комнате было очень светло. На наш стол также подали шесть больших восковых свечей, а подсвечники были яшмовые и хрустальные, в серебряной оправе".
   Видно, восковые свечи были не дешевы, если гости на пиру пересчитывали их все до одной. Чем больше было свечей, тем и пир считался более пышным.
   Так было не только в XVI веке, но и гораздо позже. До нас дошел рассказ о большом бале, который дал когда-то князь Потемкин в честь Екатерины П. В залах дворца, принадлежавшего князю, было зажжено сто сорок тысяч масляных ламп и двадцать тысяч восковых свечей.
   Можно представить себе, как жарко было от всего этого огня, который сверкал повсюду в хрустале люстр и в разноцветном стекле ламп. Веер на таком балу был не роскошью, а необходимостью.
   Но жара -- еще не беда. Случалось, что к жаре присоединялся густой туман.
   Павел I давал как-то бал в своем сыром и мрачном Михайловском замке. По приказу императора, в залах зажгли тысячи свечей. Из-за сырости от этих свечей поднялся такой туман, что гости с трудом различали друг друга. Свечи еле мерцали во мгле. Дамские "робы", вышитые золотом и пестрыми шелками, казались в тумане одноцветными.
   Восковые свечи -- это роскошь, которая была доступна только немногим. Но и сальные свечи стоили не так дешево.
   Еще сто лет тому назад целые семьи проводили вечера при свете одной свечи. А когда собирались гости, зажигали две или три штуки, и все считали, что в комнате очень светло.
   Танцевальный вечер при трех свечах кажется нам смешным. Ведь мы и лампочку в шестнадцать свечей находим слабой.
   Мы не согласились бы жить даже при стеариновых свечах, а между тем наши предки жили при сальных свечах, которые гораздо хуже стеариновых.
   Коптит сальная свеча вовсю. Но самое, скверное то, что приходится поминутно снимать с нее нагар.
   Если этого не делать, вся свеча покрывается натеками, оттого что обнаженный конец фитиля не сгорает и делается все больше и больше.
   При этом пламя увеличивается, так же как в керосиновой лампе, когда выдвигают фитиль.
   Но большое пламя расплавляет больше сала, чем нужно. Сало и течет по свече вниз.
   Поэтому приходилось укорачивать фитиль особыми щипцами. Щипцы лежали обыкновенно на подносике около свечи.
   Снимать нагар пальцами считалось очень неприличным. Сняв щипцами со свечи нагар, полагалось бросить его на пол и наступить на него ногой -"дабы никакое зловоние ноздрей наших не оскорбляло".
   В теперешних стеариновых свечах фитиль так устроен, что нагара не получается.