Ильвовский Сергей. Иерихонские трубы

За три дня…

   Шикарная и, несмотря на злость, очень красивая Анфиса неслась по коридору офиса, увешанному афишами и рекламными плакатами. Выскочивший из своего кабинета Капсулев, безуспешно попытался прервать это стремительное поступательное движение.
   — Анфиса — я тебя прошу: не надо сейчас входить. Он не в себе.
   Анфиса, ничего не ответив, просто обошла растерянного Капсулева, как мебель.
   Из раскрывшейся двери приёмной вылетел бледный охранник Витя.
   — Дмитрий Александрович, я не знаю, чего сейчас будет!.. Он совсем уже невменяемый…
   — Вот я и хочу увидеть! — непреклонно заявила Анфиса.
   — Пойми, у него белая горячка!.. Не сейчас!..
   — Пошёл вон!
   Толкнув Капсулева так, что тот еле удержался на ногах, Анфиса влетела в приёмную, и там её поступательный порыв немедленно угас. Ничего не понимая, она обвела растерянным взглядом распахнутые шкафы, ящики, вытащенные из столов и, валяющиеся прямо на полу, груды бумаг. Даже кресла, сдвинутые с привычных мест, были перевёрнуты и их ножки торчали вверх какими-то нелепыми рогами.
   Навстречу Анфисе, всхлипывая, бросилась Белла и уткнулась ей в плечо, словно надеялась найти в нём спасение от этого кошмара.
   — Анфиса!..
   — Что тут происходит? — непонимающе спросила Анфиса — у вас что, обыск?
   — Белла! Бэлка, чёрт тебя подери! Ты где?! — послышался из распахнутой двери кабинета истошный, злой голос Балясина.
   — Иду! — испуганно отозвалась Белла и жалобно попробовала объяснить хоть что-то:
   — Он всех нас заставляет искать какую-то записку…
   Видя, что дрожащую, перепуганную Беллу надо как-то спасать, Анфиса мягко отодвинула её в сторону и вошла в открытую дверь.
   В кабинете царил такой же, если не больший разгром, как и в приёмной. На полу кучи аудиокассет и компакт-дисков вперемешку с большими скоросшивателями и, просто, кучами бумаг. Огромный письменный стол сдвинут с привычного места, рекламные плакаты сорваны со стен и разбросаны по всему кабинету. Музыкальный центр стоит, почему-то, на полу, а огромные колонки отодвинуты от стен и их толстые разноцветные провода почти перегородили проход. Тем не менее, музыка продолжала греметь, внося свой посильный вклад в этот дикий кавардак.
   Ошеломлённая Анфиса, наконец, наткнулась взглядом на мужа, только что содравшего со стены последний плакат.
   — Нашёл! Нашёл!.. И где спрятала!.. Где — стерва?..
   Он кивнул на брошенный только что на стол плакат Шаманки и торжествующе обернулся, потрясая маленькой смятой жёлтой бумажкой.
   Анфиса, с ужасом, смотрела на эту дикую сцену. Из-за её плеча робко пыталась выглянуть Белла, которую трясло так, что Анфиса чувствовала это спиной.
   — Женя, ты что?.. Что с тобой?..
   Не обращая внимания на жену, Балясин, с маниакальным вожделением, разворачивал найденную бумажку.
   — Женя, опомнись! Что ты делаешь?! Ты посмотри вокруг… У вас… у вас же даже рыбки сдохли!
   Действительно, рыбки в большом аквариуме, казалось, тоже заразились всеобщим безумием и метались в воде, как будто плясали под дикую музыку. Две или три из них неподвижно белели брюшками на поверхности воды.
   Балясин бросил на жену ненавидящий взгляд и… засмеялся.
   — Ах, пришла?.. Посмотрела, да?… А теперь вали отсюда! Я здесь — живу!
   И, тут же, забыв о ней и обо всём окружающем, стал читать текст на бумажке, жадно шевеля губами.
   Анфиса, расплёскивая воду, сделала несколько судорожных глотков из стакана и затянулась сигаретой, которую заботливо прикурил ей взволнованный Немигайло.
   Видя, что она уже почти успокоилась, Колапушин рискнул задать вопрос:
   — И что это за бумажка была?
   — Не знаю, — всё ещё всхлипывая, ответила Анфиса — я сразу ушла. И больше его не видела.
   — И он после этого дома не появлялся?
   — Честно говоря, он и до этого уже неделю не появлялся. Всё и так уже рухнуло…
   Немигайло понимающе покивал головой и сделал печальный вывод:
   — Не любил… Так Лютикову и передам.
   Стараясь не хлопнуть, Немигайло аккуратно закрыл за собой дверь квартиры Балясиных и направился к лифту. Бесполезно потыкав несколько раз в кнопку вызова, и убедившись, что лифт и не собирается подчиняться этому, он предложил:
   — Давайте пешком, тут невысоко.
   Спускаясь с Колапушиным по лестнице, Немигайло всё никак не мог успокоиться.
   — Нет, Арсений Петрович, ну как же женщине не везёт! Сначала мужик с этой певичкой загулял, потом вообще из дома ушёл. Она ехала, думала, наверное, вернуть его, а тут такое… надо ж, в самую бучу угодила.
   — Да, не повезло, — раскуривая на ходу трубку, согласился Колапушин.
   — Думаете, нет криминала?
   — Похоже, вдове, как это ни печально признавать, просто не хочется делить фирму с Капсулевым. На журналистов злится, а сама, кажется, кое-что напеть им успела. Сам посуди, какой тут криминал: кокаин со спиртом — да ни одно сердце не выдержит.
   — Точно. На таком горючем ни один мотор долго не протянет! И как мы разбираться тут будем?
   — Ну… Для очистки совести, да и чтобы перед полковником отчитаться, надо бы выяснить, с чего он так быстро деградировал. Хотя… любовница умерла, певица эта. Из дома уйти пришлось. Придётся в «Бал-саунд-рекордз» тащиться. Дёрнул же чёрт Лютикова с этим делом связаться. Они, ведь, теперь десять лет с Капсулевым судиться будут, да и есть из-за чего. Ты их кухню видел? Вот то-то! А это мы с тобой ещё в комнатах не были.
   Немигайло, плешь которого заметно выросла с тех пор как его жена Оксана три года назад завела первый разговор о ремонте, только вздохнул. Чуть-чуть помолчав, он снова вернулся к очень волнующей его любовной теме.
   — Всё-таки интересно.
   — Что тебе интересно?
   — От любви это он, или так — от водки?
   — Да вы что, на пару с Лютиковым любовных романов начитались? Тебе, Егор, вроде рано ещё — сказал Колапушин, толкая тяжёлую дверь подъезда.
   — Нет, всё-таки — продолжал бубнить Немигайло, выходя, вслед за Колапушиным на залитый солнцем двор — интересно: может сейчас человек от любви с ума сойти?
   — Может. Конечно, может… — голос, совершенно неожиданно, прозвучал откуда-то сбоку.
   Колапушин, пока ещё не привыкший к яркому свету после полутьмы подъезда, недоумённо оглянулся на незнакомого человека, подходящего к ним с приветливой улыбкой.
   — …если это любовь к денежным знакам. Вы Колапушин?
   — Допустим. А вы, собственно…
   — Не дождавшись конца вопроса, неизвестный сунул пальцы в нагрудный карман, выудил визитку и вручил Колапушину.
   — Паршин Леонид Юрьевич, бизнесмен, близкий друг покойного Жени Балясина.
   Только теперь сыщики, привыкшие к свету, смогли нормально разглядеть Паршина. Впечатление было несколько странным. На человеке отличный, наверняка, дорогой костюм; рубашка, галстук, туфли — всё подобрано в тон, по размеру, а всё равно производит впечатление какой-то… неуютности. Аккуратная причёска кажется растрёпанной. Возможно, это впечатление создавалось из-за мелкой суетности самого Паршина. Его руки постоянно щупали зачем-то обшлага рукавов, поправляли узел галстука, приглаживали, без надобности, причёску. Лицо тоже находилось в постоянном движении. Это не было нервным тиком, но мимика была явно излишней и не всегда соответствовала тому, что он говорил.
   — Как вы нас нашли? — поинтересовался Колапушин.
   — Меня полковник, начальник ваш, направил, сказал, что с вдовой беседуете. Я решил во дворе подождать — зачем мешаться.
   — А зачем такая срочность? Что вы от нас хотите?
   — Кроме меня, никто вам правду не скажет. Посмотрите на этих Женькиных сотрудников из «Бал-рекордз»! Да это просто стадо запуганных антилоп какое-то! Не странно ли?
   — На что вы намекаете? — заинтересовался Немигайло.
   — На то, что жизнелюбивый и рациональный Женя Балясин не мог помереть своей смертью! Даже от любви.
   — А от чего?
   Всё сильнее входящий в раж Паршин принял соответствующую позу и патетически вопросил:
   — Что правит миром, если говорить всерьёз?
   — Я вас понял — спокойно сказал Колапушин.
   — Правильно, что же ещё, как не хрустящие-шелестящие?! — Паршин и не думал снижать актёрский накал — Балясин умер от инфаркта — да мне смешно!..
   И он действительно зашёлся в неприлично долгом, безумном смехе.
   — А вот нам не очень — угрюмо пробасил Немигайло, которому уже стал надоедать этот паяц.
   Колапушин, понимающе, покачал головой.
   — Так это вы журналистам идею подкинули насчёт убийства?
   — Ну, может и я. Не в этом дело.
   — А в чём? — всё так же угрюмо спросил Немигайло.
   Неожиданно Паршин резко изменился. Он продолжал говорить страстно, но уже без излишней патетики, жесты потеряли суетливость, а лицо приобрело одухотворённость и какое-то непонятное напряжение.
   — С таким капиталом не умирают своей смертью! Понимаете меня? Проверьте фирму, проверьте! И тогда вы поймёте, какие страсти сгубили во цвете лет Балясина, у которого только птичьего молока для счастья не было! Поймёте, почему они там все неврастеники — при таких-то бабках!
   — Почему?
   — Они же там лопаются от бабок, из ушей уже вылезают!
   — Нервные то они почему?! — Немигайло уже надоело продираться сквозь эти словесные дебри.
   — Так страшно же потерять, наивный вы человек! Терять бабки страшнее, чем вообще их не иметь! Только не все бабки, которые в руки идут, брать можно! Поняли вы, наконец?
   — Поняли. С вами то, всё в порядке?
   После этого вопроса Паршин вдруг потерял весь пыл и его ответ прозвучал почти неразличимо:
   — Со мной? Конечно в порядке. Я ведь жив, меня не убивают… значит, дела не идут — дерьмовые у меня дела…
   Что-то непонятное, прозвучавшее в этом бурном монологе, привлекло внимание Колапушина.
   — Леонид Юрьевич, вот вы сказали, что не все деньги, которые идут в руки, стоит брать. Вы намекаете на криминальный характер капиталов Балясина?
   — Эх! Если бы криминальный… С братками то, всегда разобраться можно. А вот с этим…
   — Вы что же, хотите сказать…
   — Ничего я не хочу сказать! — почти взвизгнул Паршин, и несколько раз мелко и быстро перекрестился — Ищите в «Бал-рекордз»! Это я вам как Женин друг говорю, лучший.
   Не добавив больше ничего и, даже, не протянув руку на прощание, Паршин открыл дверку своей тёмно-синей «Ауди», около которой они все незаметно оказались во время разговора и, с места, рванул на поворот так, что едва не задел угол ограды детской площадки.
   Озадаченный Колапушин, проводив взглядом скрывшуюся машину, повернулся к Немигайло.
   — Вот — похоже найден источник слухов. Но… что же в этом «Бал-рекордз»?
   — В смысле?
   — В смысле, что если даже этот псих считает их неврастениками — представляешь, что там творится?

Глава 6

   Резко обернувшись, хрупкая чёрненькая девушка панически вскрикнула и, зажав рот руками, в ужасе уставилась заплаканными, подведёнными тёмными кругами глазами, на вошедших в комнату Колапушина и Немигайло. Замерший от удивления на месте Колапушин открыл рот, собираясь объяснить, кто они такие, но в дверь, с грохотом, ворвался высокий, широкоплечий парень в форме охранника на ходу выдирая револьвер из кобуры. Разглядев находящихся в комнате, он застыл на пороге, так и держа оружие наизготовку, со странной смесью выражений страха и удивления на лице.
   Кивнув Немигайло, чтобы тот занялся охранником, Колапушин бросился успокаивать девушку. Та, пытаясь отдышаться, начала постепенно приходить в себя.
   — Тише, тише, вы что? Успокойтесь, пожалуйста.
   Немигайло, уже успевший что-то кратко объяснить охраннику, добавил ворчливым тоном:
   — Вы же нас напугали. Осторожней надо.
   — Ой, извините… — голос девушки дрожал и был хрипловат.
   — Извините… Так можно и заикой остаться… — так бы и продолжал ворчать Немигайло, но Колапушин, взглядом, попросил его закрыть тему.
   — Вы кто? — всё ещё дрожащим голосом спросила девушка.
   — Мы из милиции — ответил Колапушин, стараясь говорить как можно мягче.
   — Из милиции они. У них, типа, ордер. Чего ты разоралась-то? — виноватым тоном начал охранник, пряча револьвер в кобуру. Немигайло поднял широкую ладонь, призывая его замолкнуть.
   — Откуда я знала?.. Извините…
   — Майор Колапушин — Колапушин показал девушке раскрытое удостоверение, — а это капитан Немигайло. Егор Фомич.
   — Изабелла, менеджер по финансам. И… Виктор, охранник.
   — А, что, кроме вас двоих, больше в помещении никого нет? Как-то пусто у вас тут.
   — Нет — сегодня больше никого. Дима… Дмитрий Александрович приехал и всех сотрудников домой отпустил. У нас ведь…
   — Да, да, я знаю. А разве Дмитрий Александрович был здесь?
   — Он заезжал ненадолго, хотел Женин паспорт взять, там без паспорта что-то не оформляют, только ещё раньше участковый приходил и кабинет опечатал. Дмитрий Александрович звонил какому-то… Лютинову кажется, ну который опечатать приказал…
   — Может быть Лютикову?
   — Правильно, Лютикову, я спутала. Тот ему обещал, что всё сделает, и он всех отпустил, а сам дальше поехал. Вот, если нужно, он специально оставил номер сотового, а вечером сказал, дома будет и, если что, сразу позвонить. Нас с Витей попросил остаться, на всякий случай. Хотите, я вам его разыщу?
   — Нет, пока не надо. Скажите, Изабелла, а чем вы так напуганы?
   — Может, вы милицию как раз и боитесь? — решил подшутить Немигайло, чтобы хоть немного приободрить бледную и замученную Беллу.
   — Милицию… нет… — Растерянно ответила, не понявшая шутку Изабелла. — Я люблю милицию.
   Колапушин выразительно покачал головой, давая понять Егору, что сейчас не время развивать интимную тему. Однако стоило выяснить, что так тревожит Изабеллу и, пожалуй, что и Виктора.
   — Всё-таки господин Паршин прав: вы здесь все немножко нервные.
   Изабелла задумалась, пытаясь понять, вопрос ли это и требуется ли на него отвечать. Немигайло, иногда отличавшийся очень высокой скоростью соображения, решил ей помочь и повернулся к Виктору:
   — Охрана тоже милицию любит?
   — Любил. Но бросил… — смущённо забормотал Витя, сражаясь с собственным косноязычием.
   Немигайло, чуть не всплеснув от восхищения руками, оглянулся на Колапушина.
   — Вот это да, Арсений Петрович! Вот это бы Лютикову понравилось! Представляете: «Любил — но бросил!»
   — Я, это… после армии сначала в милицию пошёл, а потом в охрану устроился. Тут платят получше — похоже Виктор собрался рассказать всю историю своей жизни, но Немигайло выразительным жестом дал ему понять что, мол, потом.
   Изабелла, так и не решившая, что ей надо ответить, робко поинтересовалась:
   — А при чём тут Паршин?
   — Он разве не лучший друг покойного? — изумлённо вылупился Немигайло.
   — Они часто встречались? — сразу стал очень сосредоточенным Колапушин. — Пожалуйста, постарайтесь вспомнить.
   Бэла наморщила лоб, добросовестно стараясь ответить как можно точнее:
   — Последний раз я их видела, ну… в смысле вместе, незадолго до… в общем, чуть больше месяца назад.

Чуть больше месяца назад…

   Белла, прижимая к груди толстую стопку каких-то бумаг, повернула за угол коридора и чуть не наткнулась на разъярённого Балясина, который левой рукой сгрёб перепуганного Паршина за грудки и с размаху припечатал к стене. Подняв свободную правую руку, Балясин, с размаху, влепил ему в лоб смачный щелбан.
   — Договаривались — не перекупать артистов?! Было?!
   — Было, Женя, было!.. так я же не сам… — Паршин зажмурил глаза и дёрнулся от очередного щелбана.
   — Подонок! Говорили — не перекупать! Было, или нет?!
   — Женька, они же сами!.. Они про тебя, знаешь… Ну прости, больше не буду!.. Уй, больно!.. Не надо!..
   Только сейчас Балясин заметил, что на них смотрит ошеломлённая Белла. Подмигнув ей, он широко улыбнулся и отпустил взъерошенного Паршина.
   — Что, пройти не даём? Давай — проходи быстрее — работа важнее всего. А у нас так… небольшая творческая дискуссия на темы музыки. Надеюсь — придём к консенсусу.
   — Так они не друзья вовсе? — сделал полувопросительный вывод Немигайло.
   — Наоборот. Он же директор «Пар-рекордз» — наш первый конкурент. Точнее, бывший конкурент — мы его далеко обошли.
   — Забавно — сосредоточенно соображал Колапушин, — а это не связано с приходом в фирму Дмитрия Капсулева?
   — Связано — Белла утвердительно кивнула головой — раньше мы дискотекой не занимались. Женя предпочитал серьёзных исполнителей. У него был вкус. Но дела неважно пошли — затраты очень высокие и конкуренция огромная. Как раз Дима и предложил взять средние «техно» и «рейв» команды. А ниша тоже уже забита была — тем же Паршиным. Тогда нашли совсем неизвестных ребят, и пошло-поехало — компакты сейчас нарасхват идут.
   — А что это за музыка — «техно»?
   — Я же вам рассказывал, Арсений Петрович — снова блеснул музыкальными познаниями Немигайло — «бум-бум-бум».
   — В общем-то, так и есть — согласилась Белла.
   — Потому они тут такие нервные — поставил окончательный диагноз Егор. — Небось, с утра до вечера этот лязг слушают.
   — Лично я, это слушать не могу — не согласилась Белла. — А Женя — да, Женя слушал постоянно. Он творческие вопросы никому не доверял.
   — И Капсулеву? — поинтересовался Колапушин.
   — Никому! — твёрдо повторила Белла. — Да Дима и не рвался никогда их решать. Его дело запись. Вот тут ему равных нет — отличный звукорежиссёр.
   — Более или менее понятно — совершенно непонятно сказал Колапушин — скажите, Белла, а где у вас кабинет Балясина?
   — Здесь. За этой стеной — кивнула головой Белла на торцевую стену комнаты.
   — Он заперт?
   — Да. Я его сразу на замок закрыла, как Женю увезли, а ключи в свой сейф спрятала.
   — А вы нам его не откроете?
   — Но… — Белла беспомощно оглянулась на Виктора — он же опечатан.
   — Ничего. Мы распечатаем.

Глава 7

   Даже Немигайло сначала онемел, и не сразу смог выразить словами своё удивление и восхищение громадной, сложной акустической системой в кабинете Балясина. Очумело переводя глаза с аудиоцентра на какие-то непонятные прямоугольные электронные блоки, потом на огромные колонки, расположенные по всем углам большого кабинета и, даже, под потолком он, видимо, попробовал в уме подсчитать хотя бы общее количество всех этих красивых штуковин и, сбившись, решил плюнуть на математику.
   — Ничего себе, Арсений Петрович, я такого даже ни в одном магазине не видел никогда!
   — Это в магазинах не продаётся — тихо сказала Белла, стоящая за порогом — профессиональную аппаратуру заказывают по каталогу, прямо с фирмы.
   — Сколько же это всё стоит?
   — Дорого, очень дорого. Дима долго Женю уговаривал. А ещё звукорежиссёрский пульт и многоканальная система записи — они там, у Димы.
   — И зачем такие деньги тратить? У племянника моего…
   — Это же для работы — слабо улыбнувшись, перебила Белла — всё уже давно окупилось. Я ведь финансами занимаюсь, я знаю.
   — А это — Немигайло перевёл изумлённый взгляд на сотни, если не тысячи, компакт дисков и аудиокассет на стойках, полках и столе — он что, всё это слушал? Кассеты сейчас вообще уже никто и не слушает!
   — Да. Ему присылали много — знаменитые, начинающие, забытые — все, кто хотел записываться. Не все могут на компакт-диск записакть. А Женя на эти мелочи внимания никогда не обращал — он сам всё отбирал.
   — Всё здесь осталось, как было при нём? — спросил Колапушин.
   — Да, как только Женю в больницу увезли, я сразу заперла кабинет только окно прикрыла. Потом позвонили, сказали, что Женя умер. Я понимаю, нужно было убраться, — Белла виновато взглянула на стол — но…
   — Не беспокойтесь — нам так даже лучше. А что вы не заходите?
   — Не бойтесь, Бэлочка. — приободрил девушку Немигайло — Тут нет привидений.
   — Вы уверены? — Белла слабо улыбнулась вымученной улыбкой, за которой можно было прочитать то что она-то как раз в этом не очень уверена.
   — Абсолютно! Садитесь. — Немигайло приглашающе взмахнул рукой, и сам плюхнулся на чёрный кожаный диван.
   Неожиданно, в кабинете ожил музыкальный центр. Странный, загадочный и немного пронзительный голос певицы, в сопровождении такой же странной почти неземной музыки с бешеной громкостью вырвался из всех колонок. Колапушин вздрогнул от неожиданности. Белла взвизгнула и, закрыв лицо руками, уткнулась в дверной косяк.
   — Вот чёрт! И диван чёрный и он чёрный. — Немигайло вытащил, откуда-то из-под себя, пульт дистанционного управления. — Где он тут выключается? Или хоть потише сделать…
   Колапушин облегчённо улыбнулся и, полуобняв перепуганную Беллу за плечи, усадил её на диван. Немигайло, наконец, разобравшийся с пультом, выключил музыку и только после этого Белла отняла руки от лица и испуганно посмотрела на Колапушина.
   — Вот видите, всё в порядке. Он вчера эту музыку слушал?
   Не в силах говорить, после очередного шока, Белла просто утвердительно кивнула.
   — Я понимаю, Бэллочка — мы вас замучили, но постарайтесь вспомнить, как вообще всё произошло? Как он умер?
   Колапушину самому стыдно было смотреть на эту бедную сжавшуюся девочку, которая прилежно кивнула головой и начала старательно вспоминать, с трудом преодолевая мучающую её душевную боль.
   — Мы все сидели тут допоздна, не хотели его одного оставлять. Женя ведь почему здесь жил — Анфиса домой его не пускала. Из-за его романа с Варей. Не могла она ему это простить. А мы боялись вчера оставить его одного. Он всё крутил Варины песни. Потом… вроде заснул. Только мне показалось, что он закричал… нет, слабо так вскрикнул. Мы с Витей пошли посмотреть. И… вот.
   — Хорошо, хорошо. В общем-то, остальное нам известно от Капсулева. Вот только… вы сказали, что Балясина не пускала домой жена. Разве он не сам ушёл?
   — Нет, это она его из дома выгнала.
   — Ну, видимо, я что-то неправильно понял. А почему «Скорую» сразу не вызвали?
   — Женя сам не хотел «Скорую».
   — Но, почему?
   — Он всю последнюю неделю чувствовал себя то лучше то хуже. Пил много. Может быть, стеснялся, что он пьяный? Тогда Дима позвонил Геннадию Алексеевичу — Жениному врачу. Тот посмотрел и сразу повёз Женю в больницу вместе с Димой, на его машине. Но когда они привезли его в больницу — было уже поздно. Он умер по дороге.
   Немигайло, успевший за время разговора встать и обойти полкабинета, заинтересовался огромным аквариумом:
   — Вот это ванна! На заказ делали?
   Белла ответила тихо и печально, не поворачиваясь к аквариуму.
   — Женя с детства рыбок любил. Когда появилась возможность, заказал аквариум, специально для этого кабинета. Над ним смеялись многие — говорили, что офисы так не обставляют, а он плевать хотел. Сам за кормом для рыбок на «Птичку» ездил.
   Только теперь, Немигайло открыл для себя, что рыбок в аквариуме нет!
   — А рыбки-то где? Сдохли?
   Даже теперь Белла не повернулась, чтобы взглянуть на аквариум.
   — Да, сдохли почему-то… Ещё недавно плавали, я их кормила.
   — И чего удивляться? Да от такой музыки, как у вас, не то что рыбки — крокодил ласты склеит!..
   — А тут все мертвы…
   Колапушин, удивлённый этим бесцветным, невыразительным голосом посмотрел на Беллу внимательнее. Она сидела бледная и неподвижная — действительно, как неживая. Было совершенно непонятно, почему простой вопрос о рыбках вызвал такой страх в её глазах, зато было понятно, что её нужно отпустить отдохнуть как можно быстрее.
   — Бэлочка — сказал он ласково — понимаете, мы ведь не уголовное дело расследуем. Наоборот — нас прислали, чтобы мы опровергли различные грязные слухи о вашей фирме. Никаких обысков мы делать не собираемся, да и не хотим. Но, нам надо бы всё осмотреть, естественно в вашем присутствии и с вашего согласия.
   — Конечно, смотрите, везде, где хотите, — так же безучастно ответила Белла — а можно без меня? Мне плохо, очень.
   — Ну, потерпите, пожалуйста, ещё чуть-чуть. Могут ведь возникнуть какие-то вопросы, а кроме вас никто сегодня ответить на них не сможет. Потерпите?
   — Я потерплю — обречено вздохнула Белла.
   Вот, Арсений Петрович — Немигайло вытащил из большого жёлтого конверта зарубежный паспорт и пачку каких-то бумаг. — Правда, паспорт здесь был. Даже два — добавил он, ещё раз, заглянув в конверт — простой и зарубежный. И бумаги, не разберу, по какому написанные. Сам себе Савелий Игнатьевич хлопот на голову нашёл. Не прислал бы участкового — не пришлось бы полдня на телефоне сидеть. Попробуй, без паспорта, свидетельство получить и с похоронами всё оформить.
   — Дай-ка! Получается — повернулся Колапушин к Белле, просмотрев бумаги — Балясин должен был сегодня вечером лететь в Испанию? Вот и виза, и билет…
   — Должен был, только не полетел — горько вздохнула Белла.
   — Ему туда по делам надо было?
   — Нет. Он после смерти Вари был сам не свой. Дима его еле уговорил поехать, рассеяться, хоть немножко. Он не соглашался — не хотел лететь, пока альбом этот закончен не будет. Дима тут как проклятый сидел день и ночь — пытался собрать, всё, что можно. Музыку пришлось в нескольких местах перезаписывать. Лишь когда Женя убедился, что альбом получается, только тогда он согласился уехать. Дима сам с ним ездил всё оформлять, даже не пойму, как они так быстро всё сделали.
   Наблюдая за Беллой, Колапушин заметил, что она избегает смотреть не только на аквариум. Так же старательно она обходила взглядом плакат, так и оставшийся после ночи лежать на полу. Упавший на него журнал закрывал почти всё лицо. Видны были только загадочные азиатские глаза, лукаво глядящие из-под низкой, иссиня-чёрной чёлки, перехваченной каким-то узорчатым плетёным ремешком с висюльками по бокам. Ещё над головой был виден чёрный крест в круге — наверное какой-то мистический восточный символ.