В то время поднять руку на представителей власти было из ряда вон выходящим (не то, что сейчас), могли и посадить. Во время махача наши братья с другого гостевого сектора ломанулись на прорыв к нам на помощь, но глобального ничего не получилось. Но и за это спасибо, отвлекли часть сил на себя. Все думали, что после махача начнутся репрессии, но пронесло. После нормальных люлей поубавилось и пыла у местных. И кроме выкриков (куда же без них), они себе ничего не позволяли. Тумаки отрезвляют. «Спартак», к сожалению, не поддержал порыв своих верных фанатов и бездарно слил. И всё бы ничего, но гол нам забил человек, с совершенно неприличной фамилией. Это как надо ненавидеть своего ребёнка, чтобы дать ему фамилию БАРАНАУСКАС.
   В общем, выезд запомнился. А на карте страны появилась ещё одна «горячая» точка.
   Осенью этого года (22.10.1983 г.) я «удачно» загремел в Советскую армию, и ближайшие два выезда в Вильнюс пропустил».
   Организовать движ в то время было гораздо сложнее, чем сейчас. Потому что, как читатель понимает, тогда не было ни Интернета, ни сотовой связи, да и обычные телефонные стационарные аппараты имелись далеко не у всех. То есть договаривались в основном «на местах».
   Чем больше было выездов, тем больше было столкновений, и власть, наконец, поняла, что перед ней находится грозная сила. Вот что пишет об этом наш старый знакомый:
   «Первый террор в Москве официально начался 11 октября на матче со СКА Ростов. Это было какое-то безумие. Началась травля фанатов в прессе. Нас постоянно ошельмовывали, придумывали небылицы о якобы повешенных где-то на шарфах в парках.
   Настраивали общественное мнение, что, мол, не может молодой строитель коммунизма вместо того, чтобы стройными рядами шагать к «светлому будущему», строить БАМ, окучивать огород ветерану войны, поднимать целину. А они, мол, отщепенцы размахивают флагами, хулиганют и орут: «Спартак» – чемпион!» А не наймиты ли они Запада?
   Сейчас это воспринимается как паранойя, а тогда это было не смешно. Такой ярлык мог разрушить всю жизнь. К этой травле приложил руку комсомол, профсоюзные организации, трудовые коллективы.
   Начиналась так называемая «перепись населения». Молодежь задерживалась в метро, переписывалась и отпускалась, но стоило пару раз попасться, и на работу (учебу и т. д.) посылалась «телега» – мол, он чуть ли не террорист, неоднократно задерживался сотрудниками органов внутренних дел. Срочно повлиять на него. Забирались люди просто даже за значок, я не говорю уже про шарф. За переделанный пионерский галстук (отрезалась половина и дошивалась белая) шили антикоммунизм. Со стадионов начали выводить рядами.
   Раньше ездили по направлениям. Самое крупное объединение это Казанский вокзал (знаменитая Ждань (Ждановская), второе по численности и по значимости Павелок (Павелецкая ветка), дальше Ярославка, Ленинградка и т. д. и т. п. Расскажу про Павелок. Промежуточные сборы были в Михнево, Ступино, Кашире, Домодедово и Бирюлево Товарное, а окончательный сбор на Коломенской (м. «Варшавская»). Туда же подтягивалась сама Варшавка, все Чертаново и окрестные районы. Примерно за 2 часа 30 минут до матча подчаливали все. Выбиралась собака (Электричка) и заряжалась песня «Старуха занята».
   «Мешочники» все на ветке были отдрессированы – услышав этот заряд, несколько хвостовых вагонов моментально освобождались, и начинался праздник. Машинисты сигналили по-спартаковски и за это не бились стекла, по рога электрички засыпались серпантином (очень красиво). Открывались окна, и море флагов развевалось по ветру. В вагонах постоянно пели и заряжали во славу Великого. В общем, сказка. Менты сказали, что на «Кайзерслаутерне» уехало около 7 собак, примерно 3500 фанатов. Дальше метро, все то же самое, но уже поскромнее.
   Кстати, знаменитые «любера» – это отколовшиеся после каких-то недоразумений с основным общаком направления. Они начали ездить отдельно, а потом уже приезжать в Москву.
   Даже был такой заряд: в честь победы «Спартака» мы пройдем без пятака (5 копеек проезд столько стоил). Свой бесчеловечный план по палкам (задержание) в эти дни менты выполняли с лихвой. Так, теряя бойцов, но не войско, продвигались к стадиону, да и обратно было не менее весело».
   Главная опасность действительно заключалась в давлении официальной власти. В те суровые времена многие покинули движение, чтобы не рисковать работой, учебой, семьей и карьерой.
   Редко, но были случаи, когда болельщикам «шили» антисоветчину и антикоммунизм – а это реальные статьи с реальным небом в реальную клеточку. В спартаковских болельщиках видели силу, не подконтрольную ни милиции, ни кому-либо еще. Их начали зажимать в 1981 году. Движение не зачахло, но существенно поредело – такая ситуация продолжалась до «оттепели» 1986 года. Интересно, что саппортеров ЦСКА и московского «Динамо» особенно не трогали – сказывался авторитет ведомств, курирующих эти организации. Ну и, конечно, были свои особенности. Например, силы правопорядка никогда не нажимали на «динамиков», а солдаты на стадионах всегда, по крайней мере в большинстве случаев, защищали «коней».
   «Спартак» ни к какому силовому ведомству не относился, поэтому получал по полной. В результате в 1981–1983 годах, пока «спартачи» теряли боевые единицы, фан-движ «Динамо» и ЦСКА разрастался, чувствуя ослабление общего врага. Лафа, правда, продолжалась недолго: в 1983 году взялись и за «динамиков» с «конями». Армейцы выстояли и к концу десятилетия сформировали движение, с которым должен был считаться каждый. Впрочем, об этом мы поговорим в следующей главе.
   Демонический образ фаната (в основном – спартаковского, как самого известного) растиражировала и советская пресса. Злые статьи появлялись в каждой центральной газете, «Правда» призывала москвичей по вечерам быть поаккуратнее, чтобы не столкнуться с «антикоммунистическими элементами, футбольными фанатиками, которые несут с собой тлетворное влияние загнивающего капиталистического Запада». «Крокодил» опубликовал злую карикатуру на саппорт.
   Прессовали со всех сторон. На работе, если узнавали, что человек болеет за «Спартак», гоняет на выезды и – о, ужас! – носит красно-белый шарф или значок, моментально созывалось партийное собрание, где «провинившегося» песочили по нескольку часов. О карьерной лестнице, ведущей наверх, он мог забыть отныне и навсегда. Могли поставить, как тогда говорили «на вид», могли сделать запись в личном деле (а это – несмываемое пятно позора). Наиболее прокоммунистически настроенные руководители предприятий доходили до того, что обращались к парторгу. А ведь изъятие партийного билета – это самый чудовищный кошмар, в который только может попасть советский человек.
   «Спартачи» вынужденно шифровались, говорили о своих клубных пристрастиях только между собой и старались не выдавать на работе и учебе сам факт саппорта.
   При ментовских облавах до задержания «мясные» срывали с себя шарфы и выкидывали значки. Значки в ту пору являлись дефицитом, достать их считалось делом неимоверно тяжелым, но выбор был слишком невелик и очевиден – либо сломанная жизнь, либо похеренный значок.
   Третьего не дано.
   Пять лет без права перемаха, конечно, сильнейшим образом повлияли на движение московского «Спартака». Слабые и неверные идеям отчислились, остались те, кто не сдался. Именно оставшимся силам предстояло через год предпринять героическое путешествие в Киев, которое до сих пор считается исторической страницей гордости для всех российских фанатов.
   В то же время на внутренней, московской арене позиция «спартачей» не то чтобы пошатнулась, но теперь от них не бежали в ужасе. «Мариновка» «красно-белых», продолжающаяся пять лет (1981–1986), позволила болельщикам других столичных клубов успокоиться, передохнуть и, трезво содрогнувшись, здраво оценить собственные силы. Движения саппортеров, причем достаточно боевые, появились у всех московских команд – у кого-то более мощные, у кого-то менее воинственные. Движ ЦСКА подрос и, играя мускулами, смотрел в сторону «спартачей». «Мясо» по-прежнему было первым во всех постановах, но теперь уже не с явным преимуществом. Славные спартаковские парни, стоявшие у истоков в семидесятых, подрастали, обзаводились работой и семьями и становились старой гвардией. Наступила смена поколений – процесс всегда в какой-то мере болезненный. Неофитам, конечно, повезло. Во-первых, за их спинами стояли все понимающие ветераны, а во-вторых… время стало другим, менялась страна, менялись ценности. На шарфы и значки перестали обращать внимание, с трибун можно было кричать все, что угодно. Один из авторов этой книги присутствовал в конце восьмидесятых в Одессе на матче «Черноморец» – «Арарат». Так вот, с трибун кричали все, что угодно, в том числе и в сторону Коммунистической партии, а лузгающие семечки, расслабленные менты не обращали на эти выкрики абсолютно никакого внимания. И до, и после игры близ стадиона можно было купить море значков – как советских, так и зарубежных клубов. Продавали и страшный дефицит – плакаты зарубежных команд. Конечно, никакие это были не плакаты, а просто постеры, выдранные из зарубежных журналов, Одесса все-таки портовый город, там всякого добра навалом.
   Новое поколение спартаковских болельщиков теперь широко открытыми глазами смотрело в сторону Запада – поднялся «железный занавес», и стало можно многое из того, что раньше было нельзя. Появлялись видеокассеты с фильмами о футбольных хулиганах Европы – правда, без перевода, но это как раз тот случай, когда основное можно понять без лишних слов.
   Примерно в то же время началась дружба москвичей с фанатами «Спартака» в других городах СССР – Ленинграде, допустим. Соратники в других городах представлялись важным преимуществом: они встретят, покажут город, решат насущные проблемы бытового характера, и, если что, к ним можно будет вписаться.
   Знакомство происходило в основном следующим образом. На выездах «спартачи» занимали гостевую трибуну. Туда же подсаживались и местные, которые саппортили «Спартаку». Во время игры завязывалась дружба, и отныне местные представители знали, кто их приютит в Москве, и сами были готовы оказывать максимальную поддержку столичным саппортерам при их следующем прибытии в свой город.
   При этом старая гвардия по-прежнему продолжала ездить и «мутить». Про еще один, предпоследний выезд в Вильнюс в 1988 году повествует уже известный вам участник событий:
   «03.11.1988 г. матч перенесли, а народ, успевший затариться билетами на обратный поезд, стал их срочно сдавать. В итоге туда добрались все, а обратных билетов не было. Но кого это останавливало?
   Получив пизды в прошлом году в открытом столкновении, местные перешли к тактике партизанской войны. Нападения на мелкие группки продолжались весь день. Но почти во всех стычках побеждали наши. За исключением кратного превосходства противника.
   У меня в тот год родился первый ребёнок, а в Москве с детским трикотажем была напряжёнка. И вот мы с Ореховским Котом двинулись покупать ребёнку маечки и т. п. Идём от стадиона через мост в город и видим, стоит Десант с сосками из Минска. Надо заметить, минчане без нас в Вильнюс тогда не ездили, боялись. Зато с нами отрывались. Спрашиваем Десанта – чего он здесь трётся? Он показывает вперёд и говорит: «Лабусы». Десант стоял с колом. Я тогда боевые окуляры постоянно не носил. Выхватываю древко от флага и несусь в том направлении. За мной Кот и Десант. Бегу, и тут зрение открывает такую картину: стоят 13 лабусов, вооружённые цепями, камнями, ремнями и палками. Думаю на скаку – не дох*уя ли их? Мысли скачут. Думаю – навалю кому-нибудь и свалю. Тут они, видать, подумали – нас 13, их 3, наверное, ебан*тые. Надо сваливать! И начинают прямо у нас на глазах отчисляться в разных направлениях. Кого успели догнать – завалили, остальные – сдриснули. Остался один. Зажали его с трёх сторон, а там каскадом фонтаны, так этот придурок, как лось, сиганул в него и форсировал его на наших глазах, и это в ноябре! Подумали – до чего же доводит жажда жизни. Пошли и купили маек дочке.
   На вокзале в Москве увидели Марио с костылём. Этот костыль сыграл в его судьбе определённую роль. С разбега накатил лабусу по башке в одной из стычек и получил за это 3,5 года химии… когда лабуса привезли на опознание, у него было забинтовано всё, кроме глаз и рта.
   Группа наших ехала в троллейбусе (Сара, Самсон. Всего, в общем, 5 человек), все не выше меня ростом. В этом транспорте оказалось 6 местных богатырей, решивших напасть на москвичей. В общем, в завязавшемся махаче наши «малыши» одержали звериную победу. Пятеро убежало, а вот шестому не повезло. Когда приехала «Скорая», говорят, у него не было пульса.
   Но до этого двинулись колонной к стадиону. Я спереди шёл с флагом (с орденом). Лабусы появились на другом берегу реки. Почавкали и ушли. На предложение форсировать реку и уничтожить зажравшихся хамов (мне – первому) отмазываюсь, что, мол, знаменосец. Пока препирались, Эльдар с флагом Спартака в майке-безрукавке под британский флаг прорвался к кассам и успел испугать 150 лабусов, разбежавшихся по окрестностям после нашего появления.
   За 2 часа до матча собрались у вокзала. В поезде и по радио в самом Вильнюсе объявили о нашествии московских хулиганов. Предупредили местное население об осторожности на улицах города. Боятся – значит, уважают. Устроили шествие через весь город со знамёнами и баннером (полосатиком) 8 на 12 метров. Те, кто ссыт в уши про зенитовские шествия и, мол, это их ноу-хау, – п*здоболы. Сравните, господа, даты. Как-никак это 1988 год! Всё, сп*зжено у нас. Всё, что вы сейчас придумываете, мы удачно когда-то забыли.
   Запомнился ещё один случай. Одного из наших повязали, мы его потом отмазали. Коррупция. Чтоб ему на работу не прислали телегу, стали задабривать секретаршу, предлагая ей баснословные по тем временам деньги (25 рублей). Но она – ни в какую. Привезите, говорит, мне канарейку. Поехали в зоомагазин. Едем обратно – 9 человек с клеткой, а местная публика смотрит на нас и думает, что мы птицу сейчас живьём съедим. В общем, уже тогда нас демонизировали.
   До встречи все были предупреждены о возможных провокациях, поэтому мы собрались сразу все вместе. Манчестер с друзьями подъехали на такси к стадиону и, остановившись у касс, стали вылазить из машины, одетые в цвета. Саше прямо в голову накатили колом. Выхватив кол у нападающего, они четверо прыгнули на всю скопившуюся толпу, но тут же были повязаны серыми. Вязка мотивировалась нападением на мирных граждан.
   Вот так вот весело проходил день.
   После матча, в связи с отсутствием обратных билетов, к каунасскому поезду были подогнаны два дополнительных вагона, которые оказались неотапливаемые. Холод жуткий! Набились, как селезни. По вагону с важным видом фланировал майор. И тут Зибер его спрашивает:
   – Жандарм, когда топить будешь?
   Мент сначала начал дерзить, мол, я не жандарм. Но когда с него начали снимать шинель и приговором было – мёрзнуть вместе с нами, серый клятвенно пообещал что-нибудь сделать и пропал с концами. Вместо обещания он закрыл наши два вагона от остальных, но у трети наших были ключи от вагонов.
   На Белорусском вокзале нас встречали как героев. Спецназ в полной амуниции со щитами и в касках. Дикость для тех времён, когда и палок, и ментов толком не было. Запомнилось как из привокзальных динамиков (колонок) начитывали текст: спартаковские болельщики: проход на вокзал запрещён! Просьба спускаться в метро!
   Поймали скаутов на вокзале. Добрый Феликс потом сказал:
   – Пытаюсь накатить, но кругом наши.
   Я его потом пивом напоил. Добрая душа».
   На этой доброжелательной ноте мы и закончим эту главу. Дальше будет другой «Спартак», другая страна и… совсем другие герои.

Сектор D
Образование фанатского движения ЦСКА

   Сами армейские болельщики (спартаковцы, конечно же, с ними поспорят) считают, что их фан-движение зародилось в 1975 году. Конечно, никакой особенной организованности тогда не существовало – просто ходили вместе на мячик и шайбу. Дабы отличаться от всех остальных, «кони» приходили на трибуны с красными сумками с надписью ЦСКА. Если надписи не было, то прокатывала и просто красная сумка. Шарфов, значков, баннеров и прочей атрибутики не наличествовало, так как все это не продавалось в то время в Советском Союзе. Кричалки еще не были придуманы, но легендарный в фанатском движении красно-синих Саша Голос вскоре начал заряжать пятнадцатисекундное «Арррррррррррр…» после чего все остальные подхватывали «…мейцы Москвы!». На этот нехитрый клич, самый, наверное, знаменитый и любимый у болельщиков ЦСКА до сих пор, со всех секторов бежали соратники – чтобы вместе поболеть за любимую команду. Ну, и конечно, подзывали своих традиционным: «ЦСКА! Все сюда! ЦСКА! Все сюда!».
   Актив армейцев насчитывал человек тридцать, не больше, но были матчи, когда от всей уже сформировавшейся группы присутствовало человек пять. Организованного движения в нашем сегодняшнем понимании не существовало: молодые люди собирались вместе и шли на футбол, где старались поддерживать свою команду и сидеть на секторе тоже со своими.
   В конце семидесятых годов, как и на некотором протяжении восьмидесятых ЦСКА играл в красно-белой форме, что не очень нравилось саппортерам московского «Спартака». «Мясные», движение которых было на подъеме, приезжали на игры армейцев и занимались тем, что наезжали на молодых болельщиков ЦСКА. Никакой особенной жестокости не было – «спартачи» могли дать затрещину или пинка. Толпой никто не набрасывался. Болельщики армейцев обычно в отмашку не шли: во-первых, в основной своей массе они были младше соперников; а во-вторых, у них не было еще единой команды. То есть, если били одного, остальные могли лишь, мучаясь угрызениями совести, отворачиваться в сторону. Тем не менее приезды и наезды «спартачей» заложат в этих молодых «конях» ненависть к «мясу», которая, будто бы на генетическом уровне, будет потом передаваться всем остальным поколениям красно-синих.
   Между собой болельщики армейцев называли «Спартак» не народной командой, а командой люмпенов. Спартаковцы считали, что за них болеет простой народ, а за «коней» – мажоры.
   В первый раз словесный отпор спартаковцам был оказан в сентябре 1978 года. «Спартачи» всю игру заряжали «Конюшня! Конюшня!». Наконец простой мужик, которому это надоело, встал и отрапортовал: «Ваш «Спартак» – срань господня, и ты, хуй в красной шапочке, тоже!» Пораженные спартаковцы замолчали. А молодое поколение армейских болельщиков, которые сидели неподалеку, смотрели и наматывали на ус.
   Почему спартаковцы стали «мясом»? Об этом фанзину ЦСКА «Русский фан-вестник» рассказал Александр Беликов (Голос):
   «Слово «мясо» мы придумали где-то в 76–77 гг. Они нас все время обзывали конюшней, надо было что-то придумать в ответ. А потом мы как-то посмотрели их историю – Мясокомбинат, Пищевик. Оттуда и пошло – мясо. Их знак было удобно перерисовывать – букву «С» округляли в виде сосисок, или рисовали из нее поросячью рожицу, спереди добавляли «МЯ», внизу пририсовывали «О».
   Почему они нас преследовали? Я думаю, что помимо каких-то идеологических понятий они это делали из чистого хулиганства. Ведь в их рядах было множество обычной дворовой шпаны.
   Сокольники, Преображенка – откуда у них было много народу, всегда считались хулиганскими районами, туда сунуться чужому было нельзя. Во дворах там, по-моему, не было человека, который бы не сидел. А потом, они ненавидели ЦСКА, а затем и «Динамо», потому что у них злость к органам власти. Они – народ, а мы как бы привилегированные. А вот с «Торпедо» они подружились – тоже работяги. Ну и плюс ко всему конкуренция играла роль в нашей вражде. Оскорблять они нас начали еще с середины 70-х.
   Самыми трудными для нас были 78–79 годы. Это время прозябания, позора и унижений. Мы же ведь в шарфах одно время только во дворе или в школе ходили. На футболе всегда дежурило мясо и могло обуть. Мы и на матчи могли не попасть, т. к. они стояли у касс и вычисляли уже там. Это с 79–80 гг. у нас пошел подъем.
   А банда у нас возникла скорее все-таки в 1976 г. Я тогда и появился, осенью где-то. Приехал с первого матча радостный, т. к. услышал первую кричалку:
 
На дворе стоит барак —
Это общество «Спартак»!
 
   Потом начал с народом знакомиться. Сначала с горлопаном Хрипатым, потом с парнем, которого все звали Тушинским. Я помню, уже в 76 г. он, когда мясо начинало наезжать, выбирал из их стаи самого здорового и говорил: «Нечего на трибуне языком болтать, пойдем в туалет, поговорим». Если человек шел с ним, то после «разговора» обратно он не возвращался. Мог даже и до туалета не дойти.
   А в 1977 г. я познакомился и с Филимоном, потом он появился в моем техникуме. Там у нас первый костячок и пошел. Филимон весь техникум держал. При нем можно было носить красно-синие цвета. У нас было правило: за тридцать метров до технаря все красно-белые причиндалы снимались. Он только мог милостиво разрешить носить красно-белую или бело-голубую шапку, если на улице был сильный мороз.
   А потом я познакомился с Пашей Хлестаковым. Парень без страха и упрека. Он постоянно разрабатывал планы нападения на «Спартак». Мясники, кстати, его уважали и даже не трогали. Хлестаков с Филимоном были одинаковые по степени отшибленности головы.
   А подъем у нас пошел в 79–80 гг. Во-первых, мы тогда помирились с динамиками – благодаря Филимону и Парткому. А во-вторых, в Тушино образовалась очень крутая банда коней. Тогда даже поговорка была:
 
Если Тушино не город, то и Волга не река.
Завоюет Суперкубок наш любимый ЦСКА!
 
   Вот тушинские, люберецкие, Филимон, а потом и Шланг были первые бойцы. Они были по силовой части, а я идеологией занимался, сочинял или переделывал песни и стихи.
   Мясная пропаганда утверждала, что кони кричалки у них воровали. Это чушь. И я это подтверждаю текстами.
   Вот один из самых первых:
 
Пусть мясники нас, сволочи, не любят,
От их любви воняет колбасой.
А в ЦСКА такие люди,
Что нам Америка завидует порой.
От зависти кричат на стадионах.
Вам никогда так не играть, как мы!
Ты слышишь – Пищевик, фанатское отродье?!
На первом месте будем мы страны.
Они небриты, краснорожи;
Они готовы лезть из кожи,
Как только бы забил Гаврилов гол,
Но он же бездарь и щегол.
Они своею красно-белой тряпкой
Все машут без конца и без оглядки
И рады бы кричать «Мы – чемпионы!»,
Но лавры не для вас, мясницкие гондоны!
 
 
Они своей ромбатой штукой
С корявой буквой «С»
Позорят всю Москву
И тормозят прогресс!
 
   В 1979 году армейские фанаты испытали жуткий стресс. Во время шайбы ЦСКА – «Динамо» их третировали совместные войска «мяса» и «динамиков», скандировавшие клич «Спартак», «Динамо» – дружба, а ЦСКА – конюшня!». «Динамики» в ту пору и сами были малочисленны, и искали союза с могущественными «спартачами». «Коней» было примерно двадцать человек, а после окончания хоккейной игры их ждали больше ста бойцов «Спартака». Они заряжали:
 
Мы в высшую вернулись!
Мы отомстим сполна —
Задроченным грузинам,
Зазнавшимся коням,
Заебаной конюшне,
Собравшей всякий хлам!
 
   Армейцам, в составе которых не было никого постармейского возраста, пришлось дать по тапкам. Движ «Спартака» продолжал наезды – дело доходило до того, что перед матчами ЦСКА вычислялись молодые армейцы, которых попросту не пускали на стадион. Перед футбольной игрой ЦСКА – «Крылья Советов» терпение саппортеров красно-синих закончилось. Они собрали банду из примерно двадцати человек – туда зачислили парней из Люберец, из МЭТ (Московский энергетический техникум), да и вообще всех, в ком были уверены, что они не побегут. Новоявленный фестлайн подошел к Парку культуры, где стояло «мясо» в количестве сорока человек. Спартаковцы в драку не полезли.
   После игры все-таки произошел забивон, но стороны слишком боялись друг друга, поэтому все шло только на уровне взаимных оскорблений. Психика молодых армейцев, в конце концов, не выдержала, и они побежали с поля боя.
   Алексей Филимон на страницах «РФВ» объяснил перманентную вражду между «Спартаком» и ЦСКА:
   «…Исторически спартачи нас не любили. Уже на уровне школы мы постепенно враждовали со спартачами. ЦСКА плохо играл в футбол, зато по хоккею мы всех ебли. А их завидки брали, сто пудов, что мы такие великие, а они в шайбу у нас только отсасывали.
   Я сам ведь с хоккея начал болеть, многие наши начинали ходить именно на хоккей. Мы побеждали всех. И я приходил в школу и своим мясным говорил: «Ну, что? Отымели мы вас?!» Они бесились. С этого пошла вражда. Они проигрывать не умели, всегда оскорбляли, наезжали.