Месяц назад, овладев Бургосом с лету, благодаря неожиданному речному десанту Бранда, и заняв восемьдесят процентов огромного средневекового мегаполиса практически без сопротивления, маршал Трэйт осадил в Старом городе остатки бавеновских полчищ.
   Оба тертых вояки прекрасно осознавали бессмысленность ситуации, в которой оказались их армии. Два кольца окружения являлись стратегической глупостью, результатом которой мог стать только полный разгром запертых в Старом городе королевских отрядов – то был лишь вопрос времени. Однако Бавен оказался упорным орешком и не сдавался. Ощетинившись оставшимися в его распоряжении пушками, сенешаль Артоша изготовился к отчаянной обороне.
   Тогда, желая сохранить жизни и время, Мишан Трэйт предложил Бавену пропустить королевские полки без боя. К этому широкому жесту помимо прочего прилагалась возможность сохранения вымпелов, вексилумов и знамен, ручного оружия и артиллерии, огромной казны столичной префектуры, всех запертых в городе шательенов и их семей, королевских ценностей, а также личного имущества жителей вселенской столицы.
   Предложение было более чем шикарным. И выгодным обоим противникам: Трэйт получал огромный моральный куш – без единого убитого солдата он становился полным хозяином в столице рабовладельцев, а Бавен сохранял свою армию, артиллерию, казну города, его жителей и получал возможность продолжить военную кампанию, не рискуя жизнями гражданских лиц и опираясь на земли, связывающие его с королевским югом. Однако Бавена сразу арестовали и, как стало известно позже, провели через церковные нуль-порталы пред очи изверга-короля, а затем по непонятной причине зверски казнили где-то в Антийском Каскаде.
   Преемником Бавена на посту командующего осажденными в Старом городе королевскими полками стал некий совершенно неизвестный Трэйту шательен с фамилией Де Люссак, новый королевский префект. В оскорбительной форме новоиспеченный главнокомандующий отверг предложения рабского маршала и, более того, – повесил прибывшего к нему с этим предложением трэйтовского посла.
   Маршал взъярился, поскорбел о своем дурацки погибшем вестовом офицере, собрал штаб и велел «мочить» королевских.
   Штурм Старого города обещал быть кровавым, но с технической точки зрения ни у кого сомнений не вызывал. Тяжелых картаун у сервов имелось маловато, но и тех, что были, с лихвой хватало для такой задачи. Старый город являлся, скорее, декоративным укреплением и имел в большей степени историческое, нежели фортификационное значение. К тому же за спиной у Де Люссака в Замке Дракона сидели Бранд и Сардан, существенно отвлекавшие осажденных от непосредственной обороны внешнего периметра.
   Так что, сделав в стене несколько широких проломов и снеся огневыми залпами почти все куртуазные башенки этого памятника столичной архитектуры, Трэйт уже приготовился не мудрствуя лукаво покончить с несчастным королевским воинством одним могучим движением армейских подразделений, как с юга явился Оттон…
   Перед лицом столь прославленного противника штурм Старого города отложили.
   Из заранее запасенных материалов была живо восстановлена внешняя оборонительная стена, и тяжелые орудия перенесли на нее – для противодействия артиллерии знаменитого карракошца. Затем к городу прибыли Гор с Криссом, и идиотическая ситуация с осадными кольцами еще более усугубилась.
   Трэйт дождался, пока Крисс и Гордиан укрепят свои полевые лагеря и чуть отдохнут после длительного перехода, а затем приготовился «списаться» с ними, послав вдоль берега Кобурна ночных пловцов. Задача была проста: скоординировать действия сервов и разрешить ситуацию с четырьмя осадными кольцами в хаотической потасовке всех пяти армий. Но внезапно Гор сделал ход за него.
   По мнению Трэйта, ход был рискованный, но, как показала практика, невероятно эффективный. Армия Оттона, вероятно, величайшего из когда-либо существовавших в Эшвене полководцев, улепетывала в данный момент по южному тракту, разгромленная бывшими гладиаторами рабских школ!
   Все еще удивляясь таланту Гора как воеводы, Трэйт покачал седой головой.
   Рядом стоял Рихмендер.
   – Чистая победа, – прокомментировал его мысли старый товарищ и улыбнулся, показывая рукой на закрытый дымами город. – Если не ошибаюсь, именно так говорит барриста, когда в поединке консидориев повержен противник? Полагаю, эти слова очень подходят к данной ситуации.
   Мишан Трэйт кивнул. Чистая победа, город взят. Однако почти шестьдесят тысяч оставшихся после сражения королевских солдат представляли серьезную опасность даже будучи разбросанными за пределами Бургоса. И хотя численное превосходство Армии Свободы после ночного сражения в Дуэльном парке создалось просто подавляющее, пренебрегать возможностью окончательно «примучить» вражеские отряды совсем не следовало.
   – Битва не окончена, – озвучил Трэйт свои мысли. – Рихмендер, высылайте полки на перехват отступающих. Все резервы – за южную стену. Пусть отрежут Оттона от Кобурна и речной флотилии. Кроме того, мы пошлем курьера к Гордиану и Криссу, чтобы выводили своих драгун за стены парка и атаковали отступающие колонны кавалерийским порядком. Нужно добить раненую лисицу!
   Трэйт развернулся и подозвал к себе вестовых.
   – Господа офицеры. Ко мне!
* * *
   Ранним утром семнадцатого Пафира первые лучи солнца осветили обширную долину Кобурна. Если бы одинокая птица пролетала в этот момент над рекой, она стала бы свидетелем захватывающего зрелища. С высоты птичьего полета, откуда только и можно было рассмотреть гигантскую полосу великой реки и серое пятно Бургоса, распластавшегося по земле мертвым грибным наростом, отчетливо виднелись десятки тысяч бойцов в разноцветных мундирах, марширующие по тракту и лугу. Почти шестьдесят тысяч королевских солдат разрозненными отрядами отступали на юг и на запад.
   Оттон вел их к реке, ближе к спасительным водам Кобурна, где мельтешили вдоль берега корабли речной флотилии с заряженными картечью кулевринами. Он планировал укрыться в прибрежном лагере, ощетиниться штыками и под защитой судовых батарей пережить этот день. А дальше будет видно: либо удастся дождаться новых подкреплений, либо – организованно отступить без наседающих на плечи преследователей, отступить без паники и суеты, превращающих отступающую армию в толпу перепуганных людей.
   До реки оставалось всего семь километров, когда передовые колонны встали. Задние партии отступающих стали напирать на тех, кто двигался впереди, сокращая интервалы между колоннами, однако в целом организованное отступление застопорилось.
   Оттон послал вперед вестового, а затем, в нетерпении, выехал сам в сопровождении штабных офицеров. То, что он увидел, заставило его грязно выругаться: из-за южной стены Бургоса выкатывались свежие, не измотанные многочасовым побоищем полчища Трэйта, намереваясь преградить его войску единственный спасительный путь.
   Их было, в общем, не так уж и много, Оттон оценил заградительный отряд Равных примерно в пятнадцать тысяч человек, и в другой ситуации его войска смяли бы это ничтожное препятствие, давясь от смеха и разбрызгивая рабские потроха своими пиками и мечами. Однако сейчас, когда в спину его полкам смотрел другой настигающий враг, препятствие это смешным не казалось. Отнюдь.
   – Разворачиваемся! – снова в бешенстве заорал Оттон вестовым. – Отходим по тракту вдоль реки к Каробергу!
   Команды понеслись по рядам. Измотанные боем и бессонницей колонны солдат-беглецов разворачивались на юг, на девяносто градусов в сторону от предыдущего направления. Прочь от речного лагеря и спасительной корабельной артиллерии, от древней столицы – к новой, еще не построенной.
   Но опытный глаз Оттона уже видел, как на западе через проломы, сделанные минерами в низких стенах Дуэльного парка, пробираются полуэскадроны сервских драгун – не одна и не две тысячи, а много больше. Звериное чутье старого лиса вспыхнуло, обжигая грудную клетку тягостным и страшным предчувствием.
   Предчувствие врать не могло: его ждал страшный и окончательный разгром.
   Отступающие колонны двигались, далеко растянувшись по тракту, полки, пытающиеся маршировать вдоль дороги по полю, безнадежно отставали в этой изнурительной гонке смерти. Так что по мере продвижения остатки отступающей армии все более и более вытягивались в одну тонкую нитку, толщиной всего в пять, а то и десять шеренг.
   Драгуны сервов настигали отставшие части, как волки настигают заплутавших овец, и устраивали резню. Они подлетали к центру колонны, делали залп, вольт и резким маневром безнаказанно откатывались обратно. Под этими быстрыми, точечными, но кровавыми и безжалостными ударами королевская армия все более и более превращалась в задыхающееся от страха стадо. Один за другим от нее откалывались части и люди. Кто-то погибал под картечью драгун, кто-то сдавался, а кто-то, бросая оружие, бежал в лес, наплевав на приказы командира, воинскую честь и присягу.
   Собственная кавалерия, представленная двумя полными полками шательенской конницы, уцелевшей в ночном сражении, шла в начале колонны. Еще при выходе из города Оттон приказал ей защищать тылы отходящей армии, но шательены, разумеется, отказались: не барское это дело прикрывать отход пехотинцев! Но сейчас это был единственный шанс, и, не медля, Оттон вторично послал вестовых к обоим кавалерийским полкам с приказом жандармерии собраться, выдвинуться в хвост колонны и пресечь вражеские атаки.
   Однако великолепные шательены, краса и гордость Эшвена, игнорировав приказ своего командующего, пришпорили коней и дружно припустили по тракту на юг, галопом, бросая оставшуюся королевскую армию на произвол судьбы.
   Им вслед понеслись проклятия. Передовые пехотные колонны устремились за ними бегом, задыхаясь под тяжестью доспехов и безнадежно отставая. Предательство благородных лордов не осталось незамеченным, по рядам войск прокатилась волна негодования, возникло ощущение полной безысходности и через короткое время, как после прорыва плотины, началось паническое бегство. Сотни, нет уже тысячи бойцов, как по команде, отбрасывали в сторону оружие и разбегались как зайцы, кто в сторону от тракта, на запад к лесам, кто на восток, ближе к реке и пляжам Кобурна. В течение нескольких минут армия Оттона умерла.
   Замыкающие отряды сдавались гарцующим по полю драгунам уже организованно, по команде своих офицеров. Бойцы откидывали мушкеты и пики, снимали ремни с кошкодерами, поднимали вверх усталые, пустые ладони. Рядом с Оттоном остались лишь горстка штабных офицеров, рота охранения и ближайшие батальоны, не решившиеся сдаться победителю перед очами своего прославленного командира.
   Оттон снял шляпу и несколько раз обмахнулся своим пышным головным убором. Вот и все, подумал он, конец армии, конец карьере. Сдаться настигающим сервам ему не позволяла честь. Пытаться спастись практически не представлялось возможным, а кроме того, Оттон лично присутствовал на казни сенешаля Жернака и был прекрасно осведомлен о том, как именно кончил жизнь его старый товарищ Бавен. Умереть в столь почтенном возрасте с колом в заду? Нет уж, увольте.
   В этот момент подскакал офицер одного из оставшихся батальонов.
   – Мы ждем ваших распоряжений, мой генерал, – прокричал он прямо с коня. – Отступать далее столь незначительным контингентом смысла не имеет, нас легко настигнут и сомнут на тракте драгуны. Предлагаю занять круговую оборону и драться! Мой генерал?
   Оттон печально посмотрел на офицера.
   – Драгуны сомнут нас в любом случае, мой друг, – спокойно ответил он. – Бросайте оружие и сдавайтесь. Насколько мне известно, Трэйт вполне сносно обращается с военнопленными.
   – Мой генерал, о чем вы? Сдаваться рабам?!
   – Ну что вы, сударь, – ответил военачальник, – рабам сдадутся наши солдаты. Таким образом, мы сохраним хотя бы их несчастные жизни. Что же касается офицеров, включая вас и меня лично, то тут я не в праве отдавать какие либо распоряжения. Действуйте, как подскажет вам совесть и честь командира.
   С этими словами генерал Оттон, прославленный покоритель Хайрана, лорд Самоса и герцог Риши, полный кавалер семи высших орденов королевства, Тайный советник Его величества, герой Эшвена и просто солдат вытащил пистоль и приставил к подбородку.
   – Прощайте, сударь! – произнес он бодро.
   Пуля прошила мозг.
* * *
   Викарий не видел позорного разгрома королевской армии, поскольку почти час назад отключился от спутникового канала. Он был занят подготовкой к атаке на Бургос и счел возможным отказаться от наблюдения. Место кардинала в центральном зале занимала клерик Селена, которая на время операции должна была стать его глазами, ушами и, пожалуй, даже нюхом, если понимать под таковым не банальное обоняние, а некое подсознательное чутье на опасность. Ибо в любой силовой акции интуиция почти всегда подсказывает больше, чем видит глаз и объемлет рука.
   Фиолетовая рамка вспыхнула, блеснула переливами и показала кусок плохо освещенного помещения – нижние галереи Пашкот-паласа.
   Юсуф взмахнул рукой, и две тысячи клерикальных мушкетеров шеренга за шеренгой шагнули в открывшийся межпространственный проем.
   Операция началась!
* * *
   Все это время Мишан Трэйт по-прежнему стоял на стене в стальной кирасе и почти в полном одиночестве. Как бы сказал Гордиан Рэкс, город был «демилитаризован», то есть практически очищен от пребывания военных, в том смысле, что все солдаты, находившиеся в нем еще ночью, покинули сейчас казармы и квартиры, посты и бастионы.
   «Королевские», в том числе и из Старого города, драпали ныне по тракту, а бойцы Армии Свободы наседали на них, лупя, как говорится, в хвост и в гриву. Четырех колец окружения более не существовало, и в Бургосе больше не осталось войск.
   Все находившиеся в оперативном распоряжении Трэйта немногочисленные солдаты стояли сейчас рядом с ним. Точнее, на крыше бастиона он был один, а два десятка консидориев сопровождения и примерно столько же штабных офицеров разместились ниже, не смея беспокоить командующего в минуту размышлений.
   Трэйт бросил взгляд вверх, на белесые облака и яркий диск светила, блистающего в сердцевине небесного свода, и расстегнул ставший удушливым ворот камзола.
   Битва закончена, от его решений более ничего уже не зависит. Еще час – и охота за отступающими королевскими частями завершится, а к вечеру выловят всех королевских солдат, пустившихся в бега поодиночке. Полки Равных вернутся в Бургос, можно будет дать отдых войску, да и самому поспать – все-таки три дня без сна это слишком даже для его не пробиваемого никакими недугами организма.
   В этот момент в воздухе резко прозвучали выстрелы. Сначала Мишан даже не придал им значения, поскольку за последние двенадцать часов ухо уже привыкло к беспрестанному визжанию картечи, пороховому грому и реву пронзающих воздух ядер. Но сейчас выстрелы звучали слишком близко.
   Трэйт подошел к противоположному бортику бастиона и посмотрел поверх кирпичных зубцов на происходящее внизу. На его скулах заиграли желваки: там, внизу, сотни стрелков в серых мундирах клерикальных полков расстреливали его охрану.
   «Чистая победа?» – усмехнулся маршал.
   Похоже, придется посорить.
* * *
   Грянул залп!
   Двадцать консидориев, скучающих у входа в бастион, ставший на последние пять часов резиденцией Трэйта, умерли мгновенно, не успев даже взяться за оружие. Серая масса клерикальных мушкетеров в угрюмых шинелях и войлочных колпаках, перекрывая все пространство от ближайших домов до городских стен, к линии которых примыкала каменная туша бастиона, устремилась навстречу своей цели.
   Викарий приказал им взять маршала и убить остальных. И они убивали! Разместившиеся на первых этажах беззащитные штабные офицеры, картографы, советники и вестовые, умерли разом, пронзенные штыками. Пытавшиеся огрызаться из пистолей адъютанты маршала распластались по полу, превращенные в решето мелкой мушкетной картечью. Рихмендер пал, сраженный пулей, поразившей худощавого старика в грудь и руку, поднятую им для защиты от убийственного свинца.
   Наверху оставались лишь двое. Бывший призовой консидорий, чемпион боссонских авеналий, а ныне бравый сервский полковник Дакер и сам легендарный маршал Трэйт на крыше этой маленькой и уже павшей крепости.
   Уже павшей? Ну нет!
   Предпоследний этаж. Выстрел. Первый же клерикал вылетел обратно в дверной проем с головой, простреленной пистолетной пулей.
   Дакер встал здесь и оказался страшным противником!
   Прежде чем взбежавшая по лестнице толпа мушкетеров настигла его, он бросился к ним сам, отбросив в сторону разряженный пистоль, метнулся в самую гущу и начал работать мечом.
   Так, как это делают в Дуэльной школе!
   Раз, два, три! Укол, плавно переходящий в разящий удар наотмашь, змеиное движение кистью, отскок, отсеченная голова, разрезанные к чертям потроха и вспоротое горло!
   Класс Лавзейской дуэльной школы явил тут себя во всем своем ужасающем совершенстве. Прежде чем кто-то из дальних рядов свалил блестящего консидория из мушкета, он положил пятерых, сильно порезал двоих и отсек голеностоп еще одному. Затем его, уже раненного, толпа сбила с ног прикладами и затоптала. Но даже после того как Дакер затих, клерикалы продолжали разить его штыками, не веря, что такое смертоносное и фантастически быстрое создание можно убить. Наконец, церковники остановились на незримое мгновенье, чтобы оценить силу поверженного противника, воздать ему дань уважения и ужаснуться.
   Один к восьми. Точнее – один с мечом к восьми с мушкетами.
   То был зверский расклад!
   Наконец, отбросив тело в сторону, клерикалы двинулись дальше.
   Наученные горьким опытом предыдущей встречи, мушкетеры двигались вперед осторожно, стараясь не лезть на рожон. В конце концов маршала им нужно взять живым, а это значит, что мушкетные залпы им тут не помогут, придется не стрелять, а сражаться. Сотня штыков против единственного меча консидория! Силы не равны, но кто первый рискнет, судари, кто первый?
   Трэйт не стал размениваться на мелочи типа игр с мечами. Он подождал, пока этаж заполнится людьми, и просто вышел к толпе из-за угла с двумя бомбардами под мышками каждой руки. Стволы были заряжены картечью.
   Он дал залп с бедра и отбросил обе бомбарды. Свинцовые дробины, вылетев сквозь широкие раструбы бомбард, прошили воздух и разметали тела вбежавших в комнату бойцов кровавыми ошметками по стенам и потолку. Остальные бросились врассыпную, скрывшись за дверными косяками и мебелью. Отстрелявшись, Трэйт мигом укрылся за спасительным углом, и запоздалые мушкетные пули с дальних рядов, просвистев мимо, воткнулись в стену. Трэйт улыбнулся. Щенки!
   Вытащив гренаду и отсчитав пару секунд, он не глядя метнул ее через коридор в дверной проем, за которым укрылись оставшиеся клерикалы. Прогремел взрыв и коридор с комнатой заполнились стонами раненых и изуродованных бойцов. И пороховым дымом.
   Не дожидаясь ответа, Трэйт вскочил и с двумя пистолями за поясом, а также с парой мушкетов в руках припустил в надстройку бастиона. Клерикалы же, пораженные упорством единственного оборонявшегося, замешкались. Прошла, как минимум, минута, прежде чем с нижнего этажа новые бойцы решились подтянуться к коридору, в котором валялись, по меньшей мере, пятнадцать трупов их товарищей. Наконец, забросав коридор гренадами, они вошли внутрь и, не глядя на кровавые останки соратников и сдерживая рвоту, двинулись за Трэйтом.
   Два наиболее храбрых и отчаянных головореза из числа церковников-мушкетеров шли медленно, плечом к плечу, нацелив стволы ружей и взгляд напряженных глаз на узкий проем ведущей на крышу двери-люка – она осталась приоткрытой. Солнечный свет пробивался тонкими струйками через узкую щель и пару небольших отверстий прямо над их головой чуть левее и соответственно чуть правее двери. Интересно, для чего они, эти маленькие бойницы? Может быть, вентиляция?
   Неожиданно нечто темное выпорхнуло из ближайшего отверстия и бухнулось им на ботфорты, вертясь и искря фитилем. Бойцы лишь глянули друг на друга и истошно завопили от ужаса. Это стало последним, что они видели в жизни – испуганные глаза товарища и гренада, шипящая под ногами.
* * *
   Викарий подъехал к бастиону с точно рассчитанным им самим опозданием ровно в двадцать минут. За это время внезапный штурм и горячая схватка должны были подойти к завершению, однако, как выяснилось, не подошли. Засевший в надстройке бастиона маршал заблокировал дверь, привалил ее одним из имевшихся на этаже орудий и эффективно пресекал все попытки атакующих взять его штурмом. Маленькие бойницы, сделанные справа и слева от дверных проемов специально на этот случай, давали ублюдочному серву прекрасную возможность палить по стоящим на лестнице людям, не подвергая себя при этом особой опасности.
   Если бы в распоряжении викария имелся его верный спецназ или хотя бы обычные морские пехотинцы королевского флота, можно было бы попытаться подняться по почти отвесным стенам крепости на крючьях и веревках и ворваться внутрь через окна, одновременно с нескольких сторон. Однако клерикалы для этого не годились – что с них возьмешь? Они всего лишь полевая солдатня, полные ничтожества.
   Викарий отстранил в сторону майора в сером мышином мундире, командовавшего штурмом и сейчас что-то тараторившего ему. А затем сделал раздраженный жест рукой – помолчи. Задумчивым взглядом он осмотрел бастион, оценил ветер и вновь подозвал офицера:
   – Вот что, милейший, отведите большую часть своих людей подальше, скажем, на противоположные улицы. Хотя нет, на всякий случай, оставьте мне один взвод на нижнем этаже. Далее мне нужны от вас четверо наиболее крепких парней с хорошим здоровьем и покрупнее. Для них – вот это…
   Он раскрыл небольшой подсумок, висящий у него через плечо.
   – Пусть наденут на лица. Надевается вещица вот так, а потом вот так… – Викарий показал. – Все довольно просто. Понятно?
   Майор обомлел:
   – А что это, сэр?
   – Противогазы, сударь, если вы понимаете, о чем я. Это спецсредства из арсенала Господа Хепри.
   Майор задохнулся:
   – Но как возможно?!. Магическое оружие под строжайшим запретом, только спецназ имеет право…
   Викарий презрительно посмотрел на клерикала.
   – Да, только спецназ, – сказал он. – А еще я.
   Не торопясь, он достал из подсумка гранатомет, двумя движениями собрал его, один за другим вставил в оружие восемь забавных зелено-фиолетовых вещиц, напомнивших клерикальному офицеру недозревшие плоды лимона. Потом надел на лицо собственный противогаз, застегнул молнии костюма химзащиты, надетого под мундир, натянул перчатки и передернул затвор.
   – Четверо с противогазами поднимаются за мной, – пробурчал он из-под резиновой маски, – остальной взвод перекрывает подножие бастиона. Все прочие пусть засядут в домах через улицу. И да, командир, посадите их с наветренной стороны, это важно!
   Один за другим странные незнакомые заряды влетели в окна бастиона, со звоном выбивая стекла и заполняя помещения густым тягучим желтым дымом.
   Викарий вспомнил инструкцию: «Использование химзащиты обязательно».
   Он усмехнулся: у вас она есть, мастер Трэйт?
* * *
   Спустя час к опустевшему зданию бастиона подоспели вооруженные протазанами расчеты артиллеристов из Дуэльного парка. Еще через тридцать минут подскакали Крисс с тысячью конных драгун и Гордиан с двумя десятками верховых сопровождения. Бесчисленные мушкетерские роты и батальоны консидориев спешили к месту побоища пешком, задыхаясь от бега.
   Гордиан и Крисс спешились первыми, выпрыгнув из седел чуть ли не на ходу и вбежали в здание. Повсюду висел удушающий запах газа, выветрившегося уже до безопасного состояния, но оставившего свои «ароматные» следы в воздухе маленькой цитадели.
   К ним навстречу, опираясь единственной целой рукой на поддерживающего его артиллериста, развернулся и даже привстал Рихмендер, постаревший казалось еще на десяток лет. На правой руке, в том месте, где у человека обычно бывает кисть, у него болтался разможженный окровавленный веник с торчащими наружу костями и кое-как перебинтованный обрывком грязной рубахи. Очевидно, старый командир испытывал страшную боль, но на лице его не дрожал даже мускул. Он подошел к Фехтовальщику и схватил его здоровой рукой за грудки.
   – Трэйт схвачен! – прохрипел он. – Трэйт! Схвачен!!!

Глава 4
Сделка лжецов

   Республика была обезглавлена. У нее вырвали сердце, вырезали печень, выжгли мозг и глаза!
   Однако, если использовать ту же аналогию, руки, точнее кулаки, у Армии Равных еще оставались. У победоносных полков, с ходу взявших грозную столицу Королевства рабовладельцев, остались полевые полковники, колонели, и хотя связующей их силы, единого разума, заключенного в простом крестьянском лице их непобедимого седого командира не было, все военачальники армии горели решимостью вернуть Трэйта в строй!
   Трэйт схвачен. Трэйт схвачен!
   По каменной брусчатке древнего города топали две тысячи консидориев. Их подбитые железными гвоздями ботфорты выбивали четкую дробь по булыжникам мостовой. Закованные в латы лавзейцы смотрели на молчаливые стены старинных домов грозным взором из-под надвинутых шлемов. За ними семенил едва ли не весь стрелковый корпус, артиллеристы и мушкетеры, почти пять тысяч человек с мушкетами наперевес и обнаженными кошкодерами.