Страница:
Инга заявилась домой раньше обычного, то есть в нормальное время – в пять. Сразу затеяла давно планировавшуюся стирку и к приходу мужа загрузила в машину третью или четвертую порцию.
Когда он заглянул на кухню, безмятежная Инга, сидя на табурете у стены, посасывала зубочистку и ждала окончания стирального процесса. Сама она была без халата и имела на смугловатом теле два предмета туалета из белого шелка – бюстгальтер и узкие трусы. Эстетически это смотрелось безупречно, и с учетом исполняемой функции – даже как-то естественно. Лицо казалось умиро творенным. Корней несколько секунд пристально всматривался.
Майя, как ни удивительно, все еще возилась с уроками – то ли с физикой, то ли с химией. И тем и другим необразцовая десятиклассница занималась без явного энтузиазма. В фаворитах числилась география с биологией, но и их положение не было прочным. Майя казалась чрезмерно нервной и болезненно ранимой девочкой. Обида на конкретную одноклассницу – мелкую гадкую стервочку (Корней пару раз видел) – всякий раз грозила разрастись до масштаба обиды на весь белый свет. Велес убеждал, что так нельзя. Белый свет, может быть, и не заслуживал бы доброго слова, если бы ему имелась внятная симпатичная альтернатива. Стервы же, по его наблюдениям, составляли если не большинство, то по крайней мере стабильно широкий слой, с коим Майе надлежало в любом случае поддерживать пожизненный вооруженный нейтралитет.
Само собой, его аргументы не были востребованы, хотя и хмуро выслушивались. Как всякий обычный пятнадцатилетний подросток – тут падчерица никак не выделялась, – Майя не была убеждена в пригодности родительских наставлений в ее трудной повседневной жизни. Как тягловая рабочая сила, Корней изредка рекрутировался для исполнения некоторых деликатных миссий, как то: проверка пересказа английского текста, проверка того же самого, но в письменном виде, а равно утренняя доставка Майи в школу за три квартала на борту темно-синего «ниссана».
Инга из кухни громко спросила:
– Майя, ты почему не доела торт?
– Я мучное пока не буду. Оно мне вредно.
– Ты что, с ума сошла? – Инга встала со своего табурета. Теперь в дверях кухни появилась и Майя. Она была хрупкой худенькой черноволосой девочкой, понятие «девушка» как-то к ней пока не лепилось. И трудно было пока представить, что когда-нибудь ей удастся достичь плотности и округлости мамы Инги.
– Мама права, – высказался Корней, – рано о диетах думать.
– Давай, доедай. – Инга повернулась к раковине. – Корней, ты тоже садись.
– Мы, кстати, сегодня знаешь с кем обедали? – начал Корней, но тут в кармане у него ожил мобильный телефон. Его будто ударило током.
Он поговорил очень коротко и быстро стал одеваться.
– Ты куда? – вяло поинтересовалась Инга.
– Клиент сейчас подъедет, – объяснил Корней, – в офис сегодня ко мне не успел. Мы с ним быстро…
Машина Антона Сергеича стояла не в трех, а в четырех кварталах от дома, на противоположной стороне улицы. Корней уселся на переднее сиденье. После рукопожатия Антон без предисловий протянул ему пачку фотографий. Заметив, как у клиента изменилось лицо, быстро пояснил:
– Тут ничего интимного. Отбытие – прибытие. Чтобы вы могли представлять…
Корней слушал напряженно, но в общем был спокоен. Он настроился. Антон говорил тихо и отрывисто.
– Итак, мы проследили три случая. Три раза она называла вам поводы для отсутствия, которые не соответствовали действительности. Вот, по датам… Ну, вы помните. Во всех этих случаях она уезжала с работы около четырех. И отбывала всегда по одному и тому же адресу. Причем отбывала не одна…
Он сделал короткую паузу.
– Около половины пятого она встречалась с вашей дочерью… и дальше ехала с ней. Все три раза они вместе были в одном и том же доме на окраине города Истра… Ну, километров пятьдесят от Москвы, знаете… Там они оставались довольно долго. Нам было трудно установить точное время… Наблюдение велось издалека. К тому же у машин, почти у всех, которые оттуда выезжали, были тонированные стекла. Но, так или иначе, дочь она доставляла к матери, к вашей теще, примерно к половине двенадцатого… Домой же, как вы сами помните, возвращалась примерно к полуночи. Дальше. В двух случаях они добирались до Истры на такси или частных машинах. От Тушина. Мы отследили. Как ваша жена договаривалась – вот, видите. А вот, в стороне, стоит дочь.
– Кто хозяин дома? – глухо спросил Корней.
– Это пробить было как раз нетрудно. Но это нам, увы, пока мало что объяснило. Собственником дома, вот по этому адресу, числится Дубровская Анастасия Егоровна. Домохозяйка. Не замужем. Все… Ну, это довольно частое явление – конечно, у этой Дубровской есть покровитель или… или фактический муж, который не хочет оформлять собственность на себя. Ну, по тем или иным причинам… Но мы выясним, кто он. Выясним. Если, конечно, хотите… Но это немного другая работа, отдельная.
– Понимаю, – сказал Корней, глядя сквозь ветровое стекло на дорогу.
Они помолчали. Потом Антон, взглядывая искоса и осторожно, произнес:
– Можно, конечно, в самом общем приближении рассмотреть некоторые версии. Мотивы этих отъездов… Начиная с самих безобидных. Например. Не может ли ваша супруга ездить с дочкой… к врачу, к какому-то редкому специалисту? Знаете, некоторые специалисты принимают за городом, ну, в общем, дома… По-разному бывает… Майя в последние месяцы ничем не болела?
– Она болезненная девочка, – сказал Корней медленно, – но как бы то ни было, неясно, зачем – если это, конечно, болезнь… скрывать ее от меня… Это непонятно…
Он сжал губы.
– А… а чем болела Майя?
– У нее был острый пиелонефрит, – Корней устало потер подбородок, – три года назад… Мы намучились. Он, конечно, мог перейти в хронический. Но вот уже три года вспышек не было, почки вроде нормально работают… Я вот что хотел еще уточнить…
Он свел брови, пытаясь сосредоточиться.
– Машины, которые выезжали из этого дома, в этот временной промежуток… Вы не узнавали, кому они принадлежат?
– Пока нет. Узнаем. Номера, марки – все это есть… Одна машина отмечена у нас во всех трех случаях – «лексус» темно-синего цвета. Вот ее прежде всего…
Детектив снова сделал паузу, взглянул пытливо, быстро листнул блокнот.
– По ее первому мужу, в общем, ничего особенного… Наш сотрудник отфильтровал его во всех трех случаях ее отъездов. Похоже, он не имеет к ним отношения. Был или у себя на работе – у него небольшой магазин мебельный… еле сводит концы с концами, как видно… или в кафе неподалеку… У этого Арсена Уразова проблемы с алкоголем. Вот примерно все.
Антон Сергеич закрыл блокнот.
– Этот Арсен со мной недавно встретился, – проговорил Корней, – был такой занятный разговор… Наверное, он тут и вправду ни при чем… В общем, я еще разберусь. Ну, бог с ним… Значит, все?
– Не совсем. – Детектив, повернувшись, взял с заднего сиденья прозрачную папку, вытащил из нее пару листов с текстом, отпечатанным неровным столбцом.
– Мы это не отразили в договоре, – сказал он вкрадчиво, – но клиент, кажется, выразил желание послушать некоторые телефонные разговоры…
– Клиент выразил, – хмуро подтвердил Корней.
– Поскольку такая практика противоречит закону… а клиент должен об этом знать и поскольку это связано с рядом трудностей технического характера…
– Все будет учтено, – перебил клиент, – мы же обсуждали это.
Антон извлек из кармана куртки диктофон и заговорил деловито:
– Обслужить удалось только стационарный аппарат, установленный в квартире Ираиды Авенировны Асадовой – вашей тещи. Подавляющее большинство диалогов носят сугубо хозяйственно-бытовой характер… Кстати, вы обращали внимание, что ваша жена называет свою мать по имени – Ира? Вас это не удивляет?
– Обращал, – сказал Корней, – удивляло. Она объяснила это тем, что так привыкла с детства. Мать родила ее очень молодой и хотела видеть в ней подружку… У меня молодая теща…
– Да, сорок девять лет, – подтвердил знание предмета детектив, – так вот… Интерес, на мой взгляд, представляет один-единственный разговор, который состоялся не далее как вчера. Вы знаете, он вроде бы не имеет прямого отношения к задаче поиска, но… он показался мне значимым… Я вам дам сейчас прослушать, он короткий, а вот расшифровочка, можете сверять… Но сначала хотел вам задать один вопрос. Можно?
– Ну…
– У вас нет никаких семейных планов на ноябрь? Вот таких четких представлений о том, что вы собираетесь сделать в ноябре?
Корней покривил ртом, поскреб подбородок. Потом сосредоточился.
– Ну, предположим. Предположим, план был. Но именно был. В первых числах ноября мы собирались втроем в Египет. Или на Кипр… Ну да, хотел купить тур. Но вот недавно Инга попросила перенести… Там у нее на работе что-то не выходит…
– Ага, – быстро сказал детектив, – ну ладно… Разговор коротенький. Занял всего тридцать две секунды. Звонок был в 22.15. Звонивший говорил очень тихо. Голос пожилого человека, довольно низкий, не всегда разборчивый, так что следите по тексту…
Он нажал клавишу. Сквозь шипение Корней услышал голос тещи – первую реплику:
«…Слушаю».
После паузы прозвучал незнакомый низкий голос, прозвучал довольно тихо:
«Ира?»
«Да. Здравствуй».
Корней готов был поклясться, что голос тещи дрогнул. Впрочем, Ираида Авенировна вообще была дамой нервной и впечатлительной. Возможно, именно ее характер передался внучке.
«Слышишь меня?»
«Слышу, да, да, конечно».
«Инга у тебя?.. Позови».
Голос жены тоже прозвучал напряженно, но в нем не было того трепета, который чувствовался в голосе тещи.
«Здравствуй. Я слушаю тебя».
Последовала секундная пауза. Потом тихий голос произнес три скрипящих слова с вопросительной интонацией.
«Как у нее?»
«Все так же», – отрывисто и резко сказала Инга.
«А он? Ну, этот?»
«Не знаю…Стараюсь не дергаться. Не думать. Я зарок дала».
«Жалеешь? Зря…»
«До начала ноября время есть. Будем считать, что столько отпущено». – Голос Инги прозвучал непривычно жестко.
На этом ее собеседник прервал связь. Крохотный диктофон издавал тихое шипение. Антон Сергеич нажал клавишу. Минуту они сидела молча, потом Антон кашлянул и осторожно поинтересовался:
– Кого, как вы полагаете, они имели в виду?
Корней пожал плечами. Покосившись на клиента, детектив аккуратно резюмировал:
– Все прочие диалоги не содержат, на мой взгляд, никакой дополнительной информации, связанной с этими ее поездками в Истру. Распечатки я готов представить… М-да. Что касается последнего разговора… Знаете, объективно говоря… может ли ваша жена быть как-то заинтересована в нанесении вам вреда? Я такого интереса не вижу… Ну, не знаю. Никакого смысла найти не могу.
– А субъективно? – спросил Корней. – Ладно…
– Кстати, а вам хоть как-то знаком этот голос?
– Нет, – твердо ответил Корней, – похоже, какой-то пожилой человек. Мужчина или женщина?
– Я бы сказал, скорее мужчина. Можем отдать нашим экспертам… Вообще можем, если, конечно, хотите, копнуть поглубже.
Корней молчал и смотрел на дорогу. Через несколько минут ему предстояло снова увидеть Ингу, Майю, ужинать, потом вместе смотреть нечто по восьмому каналу, шутить, что-то отвечать, о чем-то спрашивать, укладываться спать…
Дачные хлопоты
7
8
Когда он заглянул на кухню, безмятежная Инга, сидя на табурете у стены, посасывала зубочистку и ждала окончания стирального процесса. Сама она была без халата и имела на смугловатом теле два предмета туалета из белого шелка – бюстгальтер и узкие трусы. Эстетически это смотрелось безупречно, и с учетом исполняемой функции – даже как-то естественно. Лицо казалось умиро творенным. Корней несколько секунд пристально всматривался.
Майя, как ни удивительно, все еще возилась с уроками – то ли с физикой, то ли с химией. И тем и другим необразцовая десятиклассница занималась без явного энтузиазма. В фаворитах числилась география с биологией, но и их положение не было прочным. Майя казалась чрезмерно нервной и болезненно ранимой девочкой. Обида на конкретную одноклассницу – мелкую гадкую стервочку (Корней пару раз видел) – всякий раз грозила разрастись до масштаба обиды на весь белый свет. Велес убеждал, что так нельзя. Белый свет, может быть, и не заслуживал бы доброго слова, если бы ему имелась внятная симпатичная альтернатива. Стервы же, по его наблюдениям, составляли если не большинство, то по крайней мере стабильно широкий слой, с коим Майе надлежало в любом случае поддерживать пожизненный вооруженный нейтралитет.
Само собой, его аргументы не были востребованы, хотя и хмуро выслушивались. Как всякий обычный пятнадцатилетний подросток – тут падчерица никак не выделялась, – Майя не была убеждена в пригодности родительских наставлений в ее трудной повседневной жизни. Как тягловая рабочая сила, Корней изредка рекрутировался для исполнения некоторых деликатных миссий, как то: проверка пересказа английского текста, проверка того же самого, но в письменном виде, а равно утренняя доставка Майи в школу за три квартала на борту темно-синего «ниссана».
Инга из кухни громко спросила:
– Майя, ты почему не доела торт?
– Я мучное пока не буду. Оно мне вредно.
– Ты что, с ума сошла? – Инга встала со своего табурета. Теперь в дверях кухни появилась и Майя. Она была хрупкой худенькой черноволосой девочкой, понятие «девушка» как-то к ней пока не лепилось. И трудно было пока представить, что когда-нибудь ей удастся достичь плотности и округлости мамы Инги.
– Мама права, – высказался Корней, – рано о диетах думать.
– Давай, доедай. – Инга повернулась к раковине. – Корней, ты тоже садись.
– Мы, кстати, сегодня знаешь с кем обедали? – начал Корней, но тут в кармане у него ожил мобильный телефон. Его будто ударило током.
Он поговорил очень коротко и быстро стал одеваться.
– Ты куда? – вяло поинтересовалась Инга.
– Клиент сейчас подъедет, – объяснил Корней, – в офис сегодня ко мне не успел. Мы с ним быстро…
Машина Антона Сергеича стояла не в трех, а в четырех кварталах от дома, на противоположной стороне улицы. Корней уселся на переднее сиденье. После рукопожатия Антон без предисловий протянул ему пачку фотографий. Заметив, как у клиента изменилось лицо, быстро пояснил:
– Тут ничего интимного. Отбытие – прибытие. Чтобы вы могли представлять…
Корней слушал напряженно, но в общем был спокоен. Он настроился. Антон говорил тихо и отрывисто.
– Итак, мы проследили три случая. Три раза она называла вам поводы для отсутствия, которые не соответствовали действительности. Вот, по датам… Ну, вы помните. Во всех этих случаях она уезжала с работы около четырех. И отбывала всегда по одному и тому же адресу. Причем отбывала не одна…
Он сделал короткую паузу.
– Около половины пятого она встречалась с вашей дочерью… и дальше ехала с ней. Все три раза они вместе были в одном и том же доме на окраине города Истра… Ну, километров пятьдесят от Москвы, знаете… Там они оставались довольно долго. Нам было трудно установить точное время… Наблюдение велось издалека. К тому же у машин, почти у всех, которые оттуда выезжали, были тонированные стекла. Но, так или иначе, дочь она доставляла к матери, к вашей теще, примерно к половине двенадцатого… Домой же, как вы сами помните, возвращалась примерно к полуночи. Дальше. В двух случаях они добирались до Истры на такси или частных машинах. От Тушина. Мы отследили. Как ваша жена договаривалась – вот, видите. А вот, в стороне, стоит дочь.
– Кто хозяин дома? – глухо спросил Корней.
– Это пробить было как раз нетрудно. Но это нам, увы, пока мало что объяснило. Собственником дома, вот по этому адресу, числится Дубровская Анастасия Егоровна. Домохозяйка. Не замужем. Все… Ну, это довольно частое явление – конечно, у этой Дубровской есть покровитель или… или фактический муж, который не хочет оформлять собственность на себя. Ну, по тем или иным причинам… Но мы выясним, кто он. Выясним. Если, конечно, хотите… Но это немного другая работа, отдельная.
– Понимаю, – сказал Корней, глядя сквозь ветровое стекло на дорогу.
Они помолчали. Потом Антон, взглядывая искоса и осторожно, произнес:
– Можно, конечно, в самом общем приближении рассмотреть некоторые версии. Мотивы этих отъездов… Начиная с самих безобидных. Например. Не может ли ваша супруга ездить с дочкой… к врачу, к какому-то редкому специалисту? Знаете, некоторые специалисты принимают за городом, ну, в общем, дома… По-разному бывает… Майя в последние месяцы ничем не болела?
– Она болезненная девочка, – сказал Корней медленно, – но как бы то ни было, неясно, зачем – если это, конечно, болезнь… скрывать ее от меня… Это непонятно…
Он сжал губы.
– А… а чем болела Майя?
– У нее был острый пиелонефрит, – Корней устало потер подбородок, – три года назад… Мы намучились. Он, конечно, мог перейти в хронический. Но вот уже три года вспышек не было, почки вроде нормально работают… Я вот что хотел еще уточнить…
Он свел брови, пытаясь сосредоточиться.
– Машины, которые выезжали из этого дома, в этот временной промежуток… Вы не узнавали, кому они принадлежат?
– Пока нет. Узнаем. Номера, марки – все это есть… Одна машина отмечена у нас во всех трех случаях – «лексус» темно-синего цвета. Вот ее прежде всего…
Детектив снова сделал паузу, взглянул пытливо, быстро листнул блокнот.
– По ее первому мужу, в общем, ничего особенного… Наш сотрудник отфильтровал его во всех трех случаях ее отъездов. Похоже, он не имеет к ним отношения. Был или у себя на работе – у него небольшой магазин мебельный… еле сводит концы с концами, как видно… или в кафе неподалеку… У этого Арсена Уразова проблемы с алкоголем. Вот примерно все.
Антон Сергеич закрыл блокнот.
– Этот Арсен со мной недавно встретился, – проговорил Корней, – был такой занятный разговор… Наверное, он тут и вправду ни при чем… В общем, я еще разберусь. Ну, бог с ним… Значит, все?
– Не совсем. – Детектив, повернувшись, взял с заднего сиденья прозрачную папку, вытащил из нее пару листов с текстом, отпечатанным неровным столбцом.
– Мы это не отразили в договоре, – сказал он вкрадчиво, – но клиент, кажется, выразил желание послушать некоторые телефонные разговоры…
– Клиент выразил, – хмуро подтвердил Корней.
– Поскольку такая практика противоречит закону… а клиент должен об этом знать и поскольку это связано с рядом трудностей технического характера…
– Все будет учтено, – перебил клиент, – мы же обсуждали это.
Антон извлек из кармана куртки диктофон и заговорил деловито:
– Обслужить удалось только стационарный аппарат, установленный в квартире Ираиды Авенировны Асадовой – вашей тещи. Подавляющее большинство диалогов носят сугубо хозяйственно-бытовой характер… Кстати, вы обращали внимание, что ваша жена называет свою мать по имени – Ира? Вас это не удивляет?
– Обращал, – сказал Корней, – удивляло. Она объяснила это тем, что так привыкла с детства. Мать родила ее очень молодой и хотела видеть в ней подружку… У меня молодая теща…
– Да, сорок девять лет, – подтвердил знание предмета детектив, – так вот… Интерес, на мой взгляд, представляет один-единственный разговор, который состоялся не далее как вчера. Вы знаете, он вроде бы не имеет прямого отношения к задаче поиска, но… он показался мне значимым… Я вам дам сейчас прослушать, он короткий, а вот расшифровочка, можете сверять… Но сначала хотел вам задать один вопрос. Можно?
– Ну…
– У вас нет никаких семейных планов на ноябрь? Вот таких четких представлений о том, что вы собираетесь сделать в ноябре?
Корней покривил ртом, поскреб подбородок. Потом сосредоточился.
– Ну, предположим. Предположим, план был. Но именно был. В первых числах ноября мы собирались втроем в Египет. Или на Кипр… Ну да, хотел купить тур. Но вот недавно Инга попросила перенести… Там у нее на работе что-то не выходит…
– Ага, – быстро сказал детектив, – ну ладно… Разговор коротенький. Занял всего тридцать две секунды. Звонок был в 22.15. Звонивший говорил очень тихо. Голос пожилого человека, довольно низкий, не всегда разборчивый, так что следите по тексту…
Он нажал клавишу. Сквозь шипение Корней услышал голос тещи – первую реплику:
«…Слушаю».
После паузы прозвучал незнакомый низкий голос, прозвучал довольно тихо:
«Ира?»
«Да. Здравствуй».
Корней готов был поклясться, что голос тещи дрогнул. Впрочем, Ираида Авенировна вообще была дамой нервной и впечатлительной. Возможно, именно ее характер передался внучке.
«Слышишь меня?»
«Слышу, да, да, конечно».
«Инга у тебя?.. Позови».
Голос жены тоже прозвучал напряженно, но в нем не было того трепета, который чувствовался в голосе тещи.
«Здравствуй. Я слушаю тебя».
Последовала секундная пауза. Потом тихий голос произнес три скрипящих слова с вопросительной интонацией.
«Как у нее?»
«Все так же», – отрывисто и резко сказала Инга.
«А он? Ну, этот?»
«Не знаю…Стараюсь не дергаться. Не думать. Я зарок дала».
«Жалеешь? Зря…»
«До начала ноября время есть. Будем считать, что столько отпущено». – Голос Инги прозвучал непривычно жестко.
На этом ее собеседник прервал связь. Крохотный диктофон издавал тихое шипение. Антон Сергеич нажал клавишу. Минуту они сидела молча, потом Антон кашлянул и осторожно поинтересовался:
– Кого, как вы полагаете, они имели в виду?
Корней пожал плечами. Покосившись на клиента, детектив аккуратно резюмировал:
– Все прочие диалоги не содержат, на мой взгляд, никакой дополнительной информации, связанной с этими ее поездками в Истру. Распечатки я готов представить… М-да. Что касается последнего разговора… Знаете, объективно говоря… может ли ваша жена быть как-то заинтересована в нанесении вам вреда? Я такого интереса не вижу… Ну, не знаю. Никакого смысла найти не могу.
– А субъективно? – спросил Корней. – Ладно…
– Кстати, а вам хоть как-то знаком этот голос?
– Нет, – твердо ответил Корней, – похоже, какой-то пожилой человек. Мужчина или женщина?
– Я бы сказал, скорее мужчина. Можем отдать нашим экспертам… Вообще можем, если, конечно, хотите, копнуть поглубже.
Корней молчал и смотрел на дорогу. Через несколько минут ему предстояло снова увидеть Ингу, Майю, ужинать, потом вместе смотреть нечто по восьмому каналу, шутить, что-то отвечать, о чем-то спрашивать, укладываться спать…
Дачные хлопоты
7
От обычного ежесубботнего выезда на дачу глава семейства уклоняться не стал, хотя поначалу намеревался манкировать. После разговора с детективом его мироощущение слегка изменилось.
Он вел машину излишне нервно. Инга наблюдала искоса, пару раз сказала:
– Давай потише, а?.. Не обгоняй его, не надо… Ой.
Корней взглянул на нее отстраненно и промолчал.
Дача была куплена и достроена в последние полтора года совместной семейной жизни. Место выбрали под Чеховом, километрах в пяти от города, на реке Лопасня. До сделки Корней с Ингой немало поколесили по югу области, присматривая участок с домом близко от леса и быстрой речки. Устойчивый заработок главы семейства конвертировался в добротный, хотя и нешикарный двухэтажный дом из пеноблоков и бревенчатую при строй ку-баню. Больше всего возни было именно с этой баней, с внешней и внутренней ее отделкой, со строительством ее второго этажа, где была устроена гостевая комната, а еще – с водоотведением.
…День прокатился пустовато. Хозяин дачи не мог настроить себя ни на одно из привычных занятий. Насыщенный ссылками на статьи и пункты текст для клиента, понятное дело, не рождался. И более того, клиента – представителя добротной немецкой компании г-на К. Йобса – хотелось послать. Отвлеченное чтение, остановленное на 83-й странице неделю назад, тоже не шло. Детективный жанр временно вызывал ненависть. Сбором малины и черной смородины он заниматься отказался.
Все выглядело хмуро, во всем ощущался подвох.
Около четырех поучаствовал в экспедиции до продуктового киоска у околицы, составил компанию Инге и Майе. И сразу же оказался свидетелем неприятной сцены. У моста через речку, на обочине дороги, навстречу им из зарослей пижмы вышла большая желтая собака и, неожиданно ощетинившись, страшно и низко зарычала на Майю. Корней слегка растерялся, его бы воля – он перестрелял бы большую часть бродячих псов в поселке (котов бы не тронул), но в данный момент ничего стреляющего в руках не было.
– Стой спокойно, – скомандовал он испуганной Майе.
Но в это время Инга бесстрашно сделала шаг из-за спины дочери и каким-то не своим, резким металлическим голосом приказала собаке: «Пошла!» Псина дернулась и, щерясь, бросилась в сторону – прямо на середину дороги, где тут же угодила под жесткий удар проезжавшей машины. Глухой стук, скрип тормозов, вскрик Майи и дикий вой собаки прозвучали в шокирующе молниеносной последовательности. Потом еще минуту они и ошарашенный седой водитель наблюдали за агонией хрипящей псины.
Все-таки дошли до киоска, накупили там всякой всячины, но настроение, конечно, было уже не то. Особенно у Корнея. От короткой предвечерней вылазки в лес по грибы он решительно отказался. Оставшись один, после некоторых колебаний и бесцельных блужданий по участку извлек из холодильника бутылку можжевеловой водки. Выпив стакан, вспомнил о просьбе Инги, затопил баню, вернулся за стол и накатил себе еще полстакана.
Инга с Майей вернулись к восьми – уставшие, исцарапанные и, кажется, повеселевшие. Высыпав на кухонный стол добычу – всего-то два десятка сизых сыроежек да глянцевитых маслят, отправились в баню. Инга, походя, мимоходом, охватив взглядом ополовиненную бутыль на столе, сказала с полувопросительной интонацией: «А завтра – за руль…» Вернее всего, она была озадачена не самим фактом пития, но тем, что действо совершалось в одиночестве. К тому же водку Корней пил редко, предпочитал вино.
После бани мать и дочь довольно долго занимались сопутствующими приятными процедурами. Майя, окружив себя лосьонами, изучала с помощью настольного зеркальца распаренное лицо. Инга, стоя в прихожей совершенно обнаженной перед большим напольным зеркалом, сушила феном густую растительность под животом. Корней, давно изучивший послебанный ритуал, на сей раз неожиданно для себя неуверенно заметил:
– Ну, ты как-то… Ушла бы в спальню, что ли. Перед Майей как-то… не очень…
Она легонько тряхнула распущенными черными волосами, рассеянно покосилась через плечо.
– Так мы ж мылись только что вместе… Ты чего?
Она стояла крепко расставив ноги, на спине между лопаток рдела царапина, выпуклые ягодицы хранили два симметричных следка от пупырчатого пуфа, покинутого Ингой пятью минутами раньше.
Подумав, добавила:
– Для дочери не должно быть секретом тело матери. Я так думаю. Лучше быть для нее… как бы старшей подругой. Чтобы она тебе доверяла. Ты не согласен?
– Да согласен, согласен… – Корней вышел на крыльцо, жалея, что сделал никчемное замечание. То смутное, что бродило в душе, не могло, да и не должно было найти словесного выражения. С крыльца работающая феном Инга была так же хорошо видна.
– Хорошо еще – по имени тебя не называет, – сказал Корней, – все же это, по-моему, перебор.
– Да, может быть, – отозвалась Инга, – у меня с матерью все немного по-другому было. Время было другое.
Она некоторое время вяло распространялась на темы воспитания. Корней в какой-то момент осознал, что в течение ее монолога он, почти не слушая, вглядывался пристально в ее гладкую смугловатую спину и соотносил мысленно талию и ширину бедер, наблюдая, как маленькая округлая кисть сноровисто почесывает поясницу. Внимание скользило – от смыслов к формам. И это напоминало болезнь.
Неожиданно вспомнил их первую близость, первое потрясение его достаточно зрелой чувственности. Он тогда заявился к ней в отделение поздно вечером, в начале ее обычного ночного дежурства. Инга быстро нашла какую-то кургузую вазу для его трех роз, потом, сияя глазами, сказала: «Я – на минуту», – выскочила в палату в середине коридора, вернулась в ординаторскую и, плотно закрыв дверь, позволила себя обнять. Его тогда восхищало и волновало в ней многое: белизна халата с короткими, до локтей рукавами и кокетливыми голубыми вставками, сочетание этой тугой белизны с темно-вишневым цветом ее водолазки, нежность лица, нежность талии, которую он находил под расстегнутым халатом. Ее чуть раскосые зеленые глаза, когда он злоупотреблял поцелуями, расширялись, приобретали выражение шалое и веселое. Это была их третья встреча, он всякий раз заявлялся к ней на работу, но в первый раз она стала так пылко отвечать на его поцелуи. Мнимое ощущение их уединенности взволновало его необычайно. Он позволил себе чуть больше, чем следовало. Когда расстегивал пуговицы у нее на халате, желая добраться до тела, она, кажется, даже возражала. Потом произошла мгновенная перемена. Помрачнев, она быстро подошла к двери и двумя поворотами ключа закрыла ее. Вернувшись к нему и подставив губы для поцелуя, неожиданно положила руки ему на ягодицы и крепко сжала. Тело Корнея мгновенно отозвалось на это движение. Он дал несколько больше воли рукам, все еще колеблясь, но тут Инга вывернулась из его объятий и, обратившись к нему спиной, спокойно подняла юбку вместе с халатом и спустила колготы. Под ними, между прочим, не оказалось трусов. Она опустилась локтями на стол, шелестяще сказала через плечо: «Не сдерживайся». Он не совсем понял эту фразу, вероятно, она подразумевала, что ему сейчас не следует показывать чудеса выносливости и что в данный момент и в данном месте они весьма уязвимы. Целуя те части ее тела, которые оказались обнажены, он испытывал совершенно непредсказуемое, умопомрачительное возбуждение.
Потом он размышлял над тем, что такие ощущения должны быть временны, преходящи и обусловлены новизной впечатления. Но он заблуждался. Спустя четыре года и сколько-то там месяцев ее тело, ее кожа и ее запах по-прежнему имели над его волей очевидную власть. Его воля находилась в подчинении, довольно, впрочем, сладком.
Он вел машину излишне нервно. Инга наблюдала искоса, пару раз сказала:
– Давай потише, а?.. Не обгоняй его, не надо… Ой.
Корней взглянул на нее отстраненно и промолчал.
Дача была куплена и достроена в последние полтора года совместной семейной жизни. Место выбрали под Чеховом, километрах в пяти от города, на реке Лопасня. До сделки Корней с Ингой немало поколесили по югу области, присматривая участок с домом близко от леса и быстрой речки. Устойчивый заработок главы семейства конвертировался в добротный, хотя и нешикарный двухэтажный дом из пеноблоков и бревенчатую при строй ку-баню. Больше всего возни было именно с этой баней, с внешней и внутренней ее отделкой, со строительством ее второго этажа, где была устроена гостевая комната, а еще – с водоотведением.
…День прокатился пустовато. Хозяин дачи не мог настроить себя ни на одно из привычных занятий. Насыщенный ссылками на статьи и пункты текст для клиента, понятное дело, не рождался. И более того, клиента – представителя добротной немецкой компании г-на К. Йобса – хотелось послать. Отвлеченное чтение, остановленное на 83-й странице неделю назад, тоже не шло. Детективный жанр временно вызывал ненависть. Сбором малины и черной смородины он заниматься отказался.
Все выглядело хмуро, во всем ощущался подвох.
Около четырех поучаствовал в экспедиции до продуктового киоска у околицы, составил компанию Инге и Майе. И сразу же оказался свидетелем неприятной сцены. У моста через речку, на обочине дороги, навстречу им из зарослей пижмы вышла большая желтая собака и, неожиданно ощетинившись, страшно и низко зарычала на Майю. Корней слегка растерялся, его бы воля – он перестрелял бы большую часть бродячих псов в поселке (котов бы не тронул), но в данный момент ничего стреляющего в руках не было.
– Стой спокойно, – скомандовал он испуганной Майе.
Но в это время Инга бесстрашно сделала шаг из-за спины дочери и каким-то не своим, резким металлическим голосом приказала собаке: «Пошла!» Псина дернулась и, щерясь, бросилась в сторону – прямо на середину дороги, где тут же угодила под жесткий удар проезжавшей машины. Глухой стук, скрип тормозов, вскрик Майи и дикий вой собаки прозвучали в шокирующе молниеносной последовательности. Потом еще минуту они и ошарашенный седой водитель наблюдали за агонией хрипящей псины.
Все-таки дошли до киоска, накупили там всякой всячины, но настроение, конечно, было уже не то. Особенно у Корнея. От короткой предвечерней вылазки в лес по грибы он решительно отказался. Оставшись один, после некоторых колебаний и бесцельных блужданий по участку извлек из холодильника бутылку можжевеловой водки. Выпив стакан, вспомнил о просьбе Инги, затопил баню, вернулся за стол и накатил себе еще полстакана.
Инга с Майей вернулись к восьми – уставшие, исцарапанные и, кажется, повеселевшие. Высыпав на кухонный стол добычу – всего-то два десятка сизых сыроежек да глянцевитых маслят, отправились в баню. Инга, походя, мимоходом, охватив взглядом ополовиненную бутыль на столе, сказала с полувопросительной интонацией: «А завтра – за руль…» Вернее всего, она была озадачена не самим фактом пития, но тем, что действо совершалось в одиночестве. К тому же водку Корней пил редко, предпочитал вино.
После бани мать и дочь довольно долго занимались сопутствующими приятными процедурами. Майя, окружив себя лосьонами, изучала с помощью настольного зеркальца распаренное лицо. Инга, стоя в прихожей совершенно обнаженной перед большим напольным зеркалом, сушила феном густую растительность под животом. Корней, давно изучивший послебанный ритуал, на сей раз неожиданно для себя неуверенно заметил:
– Ну, ты как-то… Ушла бы в спальню, что ли. Перед Майей как-то… не очень…
Она легонько тряхнула распущенными черными волосами, рассеянно покосилась через плечо.
– Так мы ж мылись только что вместе… Ты чего?
Она стояла крепко расставив ноги, на спине между лопаток рдела царапина, выпуклые ягодицы хранили два симметричных следка от пупырчатого пуфа, покинутого Ингой пятью минутами раньше.
Подумав, добавила:
– Для дочери не должно быть секретом тело матери. Я так думаю. Лучше быть для нее… как бы старшей подругой. Чтобы она тебе доверяла. Ты не согласен?
– Да согласен, согласен… – Корней вышел на крыльцо, жалея, что сделал никчемное замечание. То смутное, что бродило в душе, не могло, да и не должно было найти словесного выражения. С крыльца работающая феном Инга была так же хорошо видна.
– Хорошо еще – по имени тебя не называет, – сказал Корней, – все же это, по-моему, перебор.
– Да, может быть, – отозвалась Инга, – у меня с матерью все немного по-другому было. Время было другое.
Она некоторое время вяло распространялась на темы воспитания. Корней в какой-то момент осознал, что в течение ее монолога он, почти не слушая, вглядывался пристально в ее гладкую смугловатую спину и соотносил мысленно талию и ширину бедер, наблюдая, как маленькая округлая кисть сноровисто почесывает поясницу. Внимание скользило – от смыслов к формам. И это напоминало болезнь.
Неожиданно вспомнил их первую близость, первое потрясение его достаточно зрелой чувственности. Он тогда заявился к ней в отделение поздно вечером, в начале ее обычного ночного дежурства. Инга быстро нашла какую-то кургузую вазу для его трех роз, потом, сияя глазами, сказала: «Я – на минуту», – выскочила в палату в середине коридора, вернулась в ординаторскую и, плотно закрыв дверь, позволила себя обнять. Его тогда восхищало и волновало в ней многое: белизна халата с короткими, до локтей рукавами и кокетливыми голубыми вставками, сочетание этой тугой белизны с темно-вишневым цветом ее водолазки, нежность лица, нежность талии, которую он находил под расстегнутым халатом. Ее чуть раскосые зеленые глаза, когда он злоупотреблял поцелуями, расширялись, приобретали выражение шалое и веселое. Это была их третья встреча, он всякий раз заявлялся к ней на работу, но в первый раз она стала так пылко отвечать на его поцелуи. Мнимое ощущение их уединенности взволновало его необычайно. Он позволил себе чуть больше, чем следовало. Когда расстегивал пуговицы у нее на халате, желая добраться до тела, она, кажется, даже возражала. Потом произошла мгновенная перемена. Помрачнев, она быстро подошла к двери и двумя поворотами ключа закрыла ее. Вернувшись к нему и подставив губы для поцелуя, неожиданно положила руки ему на ягодицы и крепко сжала. Тело Корнея мгновенно отозвалось на это движение. Он дал несколько больше воли рукам, все еще колеблясь, но тут Инга вывернулась из его объятий и, обратившись к нему спиной, спокойно подняла юбку вместе с халатом и спустила колготы. Под ними, между прочим, не оказалось трусов. Она опустилась локтями на стол, шелестяще сказала через плечо: «Не сдерживайся». Он не совсем понял эту фразу, вероятно, она подразумевала, что ему сейчас не следует показывать чудеса выносливости и что в данный момент и в данном месте они весьма уязвимы. Целуя те части ее тела, которые оказались обнажены, он испытывал совершенно непредсказуемое, умопомрачительное возбуждение.
Потом он размышлял над тем, что такие ощущения должны быть временны, преходящи и обусловлены новизной впечатления. Но он заблуждался. Спустя четыре года и сколько-то там месяцев ее тело, ее кожа и ее запах по-прежнему имели над его волей очевидную власть. Его воля находилась в подчинении, довольно, впрочем, сладком.
8
В итоге он допил бутылку можжевеловой. Но от этого легче не стало, просто потянуло в сон, и он отправился в постель неприлично рано. Инга с Майей на веранде еще долго смотрели телевизор.
Ночью проснулся от сердцебиения. Поворочавшись, встал, натянул на себя шорты и вышел в темный двор. У бани справил нужду в заросли крапивы, а затем зашел внутрь. Постояв в душистом тепле, пустил душ, подставил голову под бьющие струи. Произнес громким шепотом роковую фразу:
– До начала ноября время есть.
На ум ему пришло банальное сравнение: явь нескольких последних дней напоминала сон. Хотелось проснуться так же, как он проснулся десятью минутами раньше. Проведя широкой влажной пятерней по лицу, встряхнул головой. Поднял глаза, рассчитывая встретить свое отражение в круглом зеркале, прилаженном на кирпичной стене. На секунду замер. Зеркало висело на месте, но почему-то было укрыто, завешено кружевным носовым платком – темно-сиреневым с разводами. Корней, помедлив, очень осторожно, пугая самого себя сиплым дыханием, удалил платок. Матовый овал привычно открылся, засиял. В душевой царил полумрак, поэтому отразились прежде всего его воспаленные белки.
Корней снова помотал влажной головой и вышел из бани в ночную прохладу. Он покосился на часы, отметив, что три часа назад наступил новый день – 22 августа.
Когда он на цыпочках вернулся в дом, Инга сидела на постели. Смотрела встревоженно.
– Плохо себя чувствуешь? С сердцем что-то?
– Все нормально. В туалет ходил.
Утром пришлось выпить пива. После чего Инга решительно заявила, что за руль сядет она. Корней был вял, лишь пожал плечами, хотя обычно в подобных ситуациях возражал решительно. И все, кстати, обходилось.
– По дороге забрось меня в офис, – попросил хмуро, – я не успел ни черта за выходные… Придется собраться.
– До ночи там будешь? – вздохнула Инга. – Ладно, нет проблем.
С учетом вечерних планов он предложил выехать пораньше – скажем, в три. Инга напомнила, что где-то в это время должна прикатить теща, замышлявшая в доме большую уборку. Она собиралась остаться на даче, и у нее не было ключей.
– Позвони ей, – хмуро попросил Корней, – ускорь…
Теща Ираида не заставила его злобно сверяться с часами – прибыла в начале четвертого. Он еще уделил ей некоторое время: водил по пустым комнатам теплого дома, будто насупившегося перед отъ ездом хозяина, – указывал углы с не разобранными еще со времен новоселья сумищами и пакетами, чреватые накоплением хлама. Корней не терпел избыточный домашний хлам. Теща покладисто и готовно кивала. Вообще ее явления были Корнею прежде приятны. Сама Ираида ему скорее импонировала – своей моложавостью, легкостью, немногословностью и забавной боязливостью. В ней можно было найти не так уж много общего с дочерью. Пожалуй, лишь удлиненную форму глаз цвета спелого крыжовника. Теперь, правда, поскольку он сопрягал ее с некоей темной стороной в жизни жены, посматривал на нее отчужденно. И привычной ее робости и чуть заискивающей интонации искал иные – особые объяснения.
– …Ну, не скучайте тут, – присоветовал Корней теще, садясь в машину.
Ираида, мгновением раньше обцеловав и отпустив Майю, помахала ладошкой:
– Счастливенько. Инга, будь осторожней.
Инга, трогая руль, послала воздушный поцелуй.
Они выехали довольно рано, до пробок, и до Подольска долетели даже быстрее, чем обычно. С автомобилем Инга разбиралась умело – это нужно было признать. За рулем чувствовала себя естественно и спокойно. От Подольска пошло гуще, но все равно шли неплохо. Уже у самой кольцевой границы столицы Инга пристроилась к хвосту, карабкающемуся на пандус. Им нужно было дальше по Кольцу, на восток. Хвост полз медленно. После каждого пяти-семиметрового рывка Инга вжимала в пол педаль тормоза, а потом дергала ручник: они шли в горку под приличным градусом. Впереди то надвигалась, то рывками удалялась обтекаемая задняя часть темно-вишневого джипа. Его водитель, похоже, нервничал. Дважды басовито сигналил, подгоняя машину, плетущуюся перед ним.
Метров за двадцать до выезда на окружную джип поступил дурно: одолев очередные пять метров мощным рывком, забыл встать на ручной тормоз, и когда Инга начала движение, покатился ей навстречу. Дистанция была невелика, но джип был тяжел – небольшой «ниссан» от тяжкого удара в передний бампер будто оказался в нокдауне. У Инги дернулась голова, Майя сзади жалобно вскрикнула. За уик-энд у нее получался второй стресс.
Из джипа, хлопая дверцами, сноровисто выбрались на разбор три плотные фигуры. Из «ниссана» вышел Корней. В первые секунды они на него не взглянули, оценивая задницу своего «лексуса». Задница была в порядке – что ей сделается. На переднем бампере своего автомобиля Корней после детального осмотра усмотрел трещину. Выпрямившись, сухо констатировал:
– Вы не поставили машину на ручной тормоз.
Один из трех – с вспухшей безбровой мордой, одетый как с пикника, в шорты и пляжную рубашку, воззрился изумленно-гневно:
– А чё ты тут под жопой крутишься? Ты где должен ехать?
В голосе дрожало сиплое, тягучее похмелье. Обалдевший от этой хамской нелепицы, отвыкший от подобного за годы бесконфликтной езды, Корней мгновенно вышел из себя, но уже не нашел, что сказать. Только стиснул зубы и посмотрел исподлобья. Двое других – похожие друг на друга, в футболках с короткими рукавами, обнажавшими бицепсы, смотрели усмешливо. И уже собирались возвращаться в салон. Они были крепкие ребята, с тремя (да и с двумя) Корней, если бы что, не сладил.
– Дистанцию надо держать, дурень, – внушительно сказал один, пережевывая резинку. Второй взялся за ручку двери.
– Я вызову ГАИ, пусть разбираются, – решительно сказал Корней, извлекая мобильник.
– Гаи-шмаи, – просипел похмельный, снова надвигаясь, – что ты тут дурку валяешь?
Двое других посмурнели и набычились. Их реакция выдавала субординацию: жизненная их функция, похоже, сводилась к обслуживанию сипатого в шортах. Корней замер с мобильником у уха. Сзади щелкнула дверь его машины.
– Корней. – Голос Инги прозвучал неожиданно и резко. Будто рядом щелкнули бичом. Четверо мужчин одновременно перевели взгляды в одну точку. Скрестились на круглом, бледном, оттененном черными волосами (уложила их на затылке в узел) женском лице. У Инги подрагивали от ярости углы рта, что бывало крайне редко.
Ночью проснулся от сердцебиения. Поворочавшись, встал, натянул на себя шорты и вышел в темный двор. У бани справил нужду в заросли крапивы, а затем зашел внутрь. Постояв в душистом тепле, пустил душ, подставил голову под бьющие струи. Произнес громким шепотом роковую фразу:
– До начала ноября время есть.
На ум ему пришло банальное сравнение: явь нескольких последних дней напоминала сон. Хотелось проснуться так же, как он проснулся десятью минутами раньше. Проведя широкой влажной пятерней по лицу, встряхнул головой. Поднял глаза, рассчитывая встретить свое отражение в круглом зеркале, прилаженном на кирпичной стене. На секунду замер. Зеркало висело на месте, но почему-то было укрыто, завешено кружевным носовым платком – темно-сиреневым с разводами. Корней, помедлив, очень осторожно, пугая самого себя сиплым дыханием, удалил платок. Матовый овал привычно открылся, засиял. В душевой царил полумрак, поэтому отразились прежде всего его воспаленные белки.
Корней снова помотал влажной головой и вышел из бани в ночную прохладу. Он покосился на часы, отметив, что три часа назад наступил новый день – 22 августа.
Когда он на цыпочках вернулся в дом, Инга сидела на постели. Смотрела встревоженно.
– Плохо себя чувствуешь? С сердцем что-то?
– Все нормально. В туалет ходил.
Утром пришлось выпить пива. После чего Инга решительно заявила, что за руль сядет она. Корней был вял, лишь пожал плечами, хотя обычно в подобных ситуациях возражал решительно. И все, кстати, обходилось.
– По дороге забрось меня в офис, – попросил хмуро, – я не успел ни черта за выходные… Придется собраться.
– До ночи там будешь? – вздохнула Инга. – Ладно, нет проблем.
С учетом вечерних планов он предложил выехать пораньше – скажем, в три. Инга напомнила, что где-то в это время должна прикатить теща, замышлявшая в доме большую уборку. Она собиралась остаться на даче, и у нее не было ключей.
– Позвони ей, – хмуро попросил Корней, – ускорь…
Теща Ираида не заставила его злобно сверяться с часами – прибыла в начале четвертого. Он еще уделил ей некоторое время: водил по пустым комнатам теплого дома, будто насупившегося перед отъ ездом хозяина, – указывал углы с не разобранными еще со времен новоселья сумищами и пакетами, чреватые накоплением хлама. Корней не терпел избыточный домашний хлам. Теща покладисто и готовно кивала. Вообще ее явления были Корнею прежде приятны. Сама Ираида ему скорее импонировала – своей моложавостью, легкостью, немногословностью и забавной боязливостью. В ней можно было найти не так уж много общего с дочерью. Пожалуй, лишь удлиненную форму глаз цвета спелого крыжовника. Теперь, правда, поскольку он сопрягал ее с некоей темной стороной в жизни жены, посматривал на нее отчужденно. И привычной ее робости и чуть заискивающей интонации искал иные – особые объяснения.
– …Ну, не скучайте тут, – присоветовал Корней теще, садясь в машину.
Ираида, мгновением раньше обцеловав и отпустив Майю, помахала ладошкой:
– Счастливенько. Инга, будь осторожней.
Инга, трогая руль, послала воздушный поцелуй.
Они выехали довольно рано, до пробок, и до Подольска долетели даже быстрее, чем обычно. С автомобилем Инга разбиралась умело – это нужно было признать. За рулем чувствовала себя естественно и спокойно. От Подольска пошло гуще, но все равно шли неплохо. Уже у самой кольцевой границы столицы Инга пристроилась к хвосту, карабкающемуся на пандус. Им нужно было дальше по Кольцу, на восток. Хвост полз медленно. После каждого пяти-семиметрового рывка Инга вжимала в пол педаль тормоза, а потом дергала ручник: они шли в горку под приличным градусом. Впереди то надвигалась, то рывками удалялась обтекаемая задняя часть темно-вишневого джипа. Его водитель, похоже, нервничал. Дважды басовито сигналил, подгоняя машину, плетущуюся перед ним.
Метров за двадцать до выезда на окружную джип поступил дурно: одолев очередные пять метров мощным рывком, забыл встать на ручной тормоз, и когда Инга начала движение, покатился ей навстречу. Дистанция была невелика, но джип был тяжел – небольшой «ниссан» от тяжкого удара в передний бампер будто оказался в нокдауне. У Инги дернулась голова, Майя сзади жалобно вскрикнула. За уик-энд у нее получался второй стресс.
Из джипа, хлопая дверцами, сноровисто выбрались на разбор три плотные фигуры. Из «ниссана» вышел Корней. В первые секунды они на него не взглянули, оценивая задницу своего «лексуса». Задница была в порядке – что ей сделается. На переднем бампере своего автомобиля Корней после детального осмотра усмотрел трещину. Выпрямившись, сухо констатировал:
– Вы не поставили машину на ручной тормоз.
Один из трех – с вспухшей безбровой мордой, одетый как с пикника, в шорты и пляжную рубашку, воззрился изумленно-гневно:
– А чё ты тут под жопой крутишься? Ты где должен ехать?
В голосе дрожало сиплое, тягучее похмелье. Обалдевший от этой хамской нелепицы, отвыкший от подобного за годы бесконфликтной езды, Корней мгновенно вышел из себя, но уже не нашел, что сказать. Только стиснул зубы и посмотрел исподлобья. Двое других – похожие друг на друга, в футболках с короткими рукавами, обнажавшими бицепсы, смотрели усмешливо. И уже собирались возвращаться в салон. Они были крепкие ребята, с тремя (да и с двумя) Корней, если бы что, не сладил.
– Дистанцию надо держать, дурень, – внушительно сказал один, пережевывая резинку. Второй взялся за ручку двери.
– Я вызову ГАИ, пусть разбираются, – решительно сказал Корней, извлекая мобильник.
– Гаи-шмаи, – просипел похмельный, снова надвигаясь, – что ты тут дурку валяешь?
Двое других посмурнели и набычились. Их реакция выдавала субординацию: жизненная их функция, похоже, сводилась к обслуживанию сипатого в шортах. Корней замер с мобильником у уха. Сзади щелкнула дверь его машины.
– Корней. – Голос Инги прозвучал неожиданно и резко. Будто рядом щелкнули бичом. Четверо мужчин одновременно перевели взгляды в одну точку. Скрестились на круглом, бледном, оттененном черными волосами (уложила их на затылке в узел) женском лице. У Инги подрагивали от ярости углы рта, что бывало крайне редко.