Иманов Исмаил. Фьюринг

Иманов Исмаил
Фьюринг

   Исмаил Иманов
   "ФЬЮРИНГ"
   Сходить с ума я стал ближе к концу недели. Считается, что собственное сумасшествие осознавать невозможно, а упоминание своего кажущегося безумным состояния - это лишь способ привлечь к своей персоне чуточку людского внимания. Это я помнил с детства. Еще я помнил, что с ума сходят по одиночке. Собственно, я так и сходил. Никому последовать за собой я не предлагал, никого насильно в пучину безумия не тащил, все как надо. Но, так или иначе, крыша моя уже была в пути, а сам я ощущал это всеми доступными мне чувствами. Возможно, все шло параллельно: я слетал с катушек, а в то же время мой мозг отчаянно сопротивлялся этому, пытаясь упорядочить мои действия, объяснить происходящие вокруг меня события и подчинить их реальности.
   В принципе, все началось с того момента, как меня уволили. Я уже две недели болтался без работы, маясь и не зная, чем заняться. Думаю, это сыграло свою роль. Кроме того, не надо было столько пить все это время. Я склонен винить и мое беспробудное пьянство. И еще, может быть, не надо было падать в тот фонтан, хотя это и произошло не по моей воле. Во-первых, в тот вечер я не пил. Во-вторых, было темно. В-третьих и главных, накануне на фонтан и намека не было. Я же не виноват, что его за сутки отстроили на пустом месте. А стукнулся я довольно жестоко, учитывая, что фонтан был еще без воды.
   Но если коротко, сходить с ума я начал в пятницу. Сначала со мной заговорил телевизор.
   Помнится, когда я еще работал, я страшно не досыпал. Я все время ходил сонный, с опухшими глазами и зевающим ртом. Придя в девять утра на работу, я уже мечтал о шести вечера, а в понедельник утром уносился в грезы о будущей вечерней пятнице. Теперь все изменилось. Теперь я вообще практически не спал, сон мой улетучился и не собирался возвращаться, меня наповал сразила бессонница, а понятие "режим дня" стало для меня детским воспоминанием. А самое главное заключалось в том, что теперь все дни стали похожими, пятница же с ее волшебным ощущением предстоящих выходных исчезла в небытие. Уик-энд тоже потерял свою актуальность. Это представлялось мне одним из самых сильных разочарований всей жизни.
   С работы меня поперли по очень глупой причине. Разумеется, во всем был виноват я сам. Просто меня сильно достала рутина, отравлявшая все мое время на рабочем месте. Поэтому я и решил устроить себе пару выходных. Долго думая над отмазкой, я, наконец, пришел к нужному варианту - я еду на поминки в Масаллы. Так я и заявил нашему шефу, получил от него соболезнования и разрешение на двухдневный отгул. Я горько ошибался, потому что отгул получился более чем двухдневный. На следующий день меня пригласили на празднование рождения одного моего друга, и в холле ресторана я столкнулся с нашим шефом, который выходил из соседнего зала. Брата-близнеца у меня нет, а моя сияющая физиономия явно демонстрировала, что я совсем не скорблю. Тем более происходило это не в Масаллах, а в Баку. На утро меня уволили.
   И вот я проснулся утром в пятницу. Прилег я только в шесть утра, заснул в семь, то есть спал каких-то три часа, не больше. Соображал я медленно и так и не понял, что меня подняло в этот час. В любом случае, сон мой пропал, осталась лишь усталость, тело ломило, а голова гудела. Хотя нет, это гудел чайник, который я поставил на плиту. Горячий кофе обжег губы, но привел меня в чувство. Я включил телевизор и зашагал по кухне, двигаясь по направлению от холодильника к столу и обратно, доставая запасы продуктов для моего завтрака. По пути я включил телевизор и услышал знакомый голос. Симпатичная дикторша зачитывала новости. Знакомым этот голос был только по телевизору. На самом деле, эта ведущая мне сильно напоминала мою девушку, с которой мы, правда, поругались в очередной раз. Та же прическа, черты лица, очень похожа. Поэтому когда я видел эту дикторшу, я сразу вспоминал о своей девушке. В этот раз я еще вспомнил о нашей ссоре. Наверное, ее причиной, помимо моего отвратительного характера, стала безработица, неожиданно и непостижимо настигшая меня. Видите ли, я - несерьезный человек. Раздолбай я, оказывается. Ну и что, собственно говоря? Если честно, я тоже на нее злился в тот момент. "Хотя", - думал я, - "Я ведь ее очень люблю. Надо будет ей как-нибудь сказать об этом".
   Я оказался перед телевизором и упал. На самом деле, я не упал, это я так образно выражаюсь, но я сел на оказавшуюся рядом табуретку. Чашка кофе была у меня в руке, и я сразу отхлебнул горячего напитка. В телевизоре была она. Это была Эльмира, моя девушка. Там по-прежнему была ведущая, но это была не ведущая, а была Эльмира. Она смотрела в экран и рассказывала что-то про талибов и войну в Афганистане.
   - Ситуация остается неспокойной, - закончила Эльмира.
   Я еще раз отпил кофе. Она помолчала, потом посмотрела на меня в упор и укоризненно произнесла:
   - И на кого ты стал похож?
   - Кто здесь? - ответил я вопросом на вопрос.
   - Господи, выключи телевизор, видеть тебя не могу, - снова сказала она.
   - Ага, я тебя тоже люблю.
   - Опять ты шутишь, Тогрул? Ты ничего в этой жизни не воспринимаешь всерьез, ты только вечно можешь отшучиваться!
   Тогрул, кстати, это я.
   - Перестань, смех и ирония - это всего лишь защитная реакция на недостатки внешнего мира, с которыми постоянно приходится сталкиваться, - я и сам не понял что сказал.
   - Хватит. Лучше приведи себя в порядок.
   И она выключила телевизор. Как это ей удалось, я так и не понял. Я лишь почесал щетину и пошел в ванную. Удивительным было то, что после этого разговора я даже не подумал о том, как странно общаться посредством телевизора. Я отметил это в голове, но не придал этому значения. На секунду мне показалось, что мозг мой чернеет.
   Я уже заходил в ванную, когда снова услышал из кухни звуки. Там снова горел телевизор, новости кончились, шла реклама. Я пожал плечами и вернулся в ванную. В процессе умывания и бритья я вспомнил фильм Дэвида Финчера "Игра". Там герой Майкла Дугласа тоже с человеком из телевизора разговаривал. Я даже сам себя обвинил то ли в плагиате, то ли в дешевом постмодернизме. Мне это не очень понравилось. Неужели нельзя было придумать свой способ, думал я. Так сходить с ума мне не хотелось. В итоге я дважды порезался.
   Я завтракал, сделав себе два бутерброда с сыром и колбасой, когда раздался телефонный звонок.
   - Алло! Господин Мамедов?
   Мне всегда очень нравился французский акцент, особенно когда франкоязычные люди говорят на английском языке. Получается очень сладкий акцент, совсем как выговор у шекинцев. Поэтому я сразу узнал этот чудный прононс, хотя короткое "Алло! Господин Мамедов?" произнесено было на русском.
   - Да, это я, - ответил я. Я и вправду Мамедов.
   - Это из посольства Франции. С вами говорит Франсуаза Пиньон.
   - Франсуаза? - я был искренне удивлен.
   - Да, Франсуаза, - ответила она.
   Шнур из моей телефонной трубки стал вылезать, связь прерываться. Я его быстро поправил.
   - Да, Франсуаза, - повторила она, услышав шумы, - Да, Франсуаза.
   - Да-да, Франсуаза, - закричал я почему-то очень радостно и вдруг остановился - ведь я не знаю никакой Франсуазы. И никогда не знал.
   - Мы ждем вас сегодня в три часа дня.
   - А куда приходить? - только и спросил я.
   - Как куда? Во французское посольство. На вас выпишут пропуск. До встречи.
   И она положила трубку. Я снова пожал плечами. "Черте что происходит", подумал я. Какая Франсуаза? Какое посольство? Снова зазвонил телефон, на этот раз сотовый. Нашел я его в соседней комнате, под диванной подушкой. Звонил Закир. Я даже знал, что я услышу на свое "Алло".
   - Шалом, - сказал он радостно. Касательно его обычного приветствия я не ошибся.
   - Салам.
   - Друг мой, живо интересуюсь твоим самочувствием?
   - Самочувствие в порядке, шлет привет.
   - Я за него очень рад.
   - У тебя что нового?
   - Ничего. Вот проснулся, посетил санузел и сразу звоню тебе.
   - Я польщен. Почему не на работе?
   - А я взял отгул.
   - Двухдневный?
   - Нет, на один день. А что?
   - Просто.
   - Друг мой, мне нужна твоя помощь. Анкету надо заполнить.
   - Какую анкету?
   - Для норвежского посольства.
   - Ты все еще летишь в Осло?
   - А как же!
   - Только я не знаю норвежского.
   - Там на английском. И не говори, что знаешь только свой французский.
   - Но я только..., - начал я и засмеялся, - Окей, без проблем.
   - Так, мне еще кое-что надо сделать, встречаемся через полтора часа около парка. Хорошо?
   - Хорошо. Тогда отвезешь меня во французское посольство.
   - А ты намылился в Париж? - спросил Закир и тоже засмеялся.
   - Нет, возможно, Париж - самый романтический город мира, но парижане сраные ублюдки.
   - Ну и черт с ними. До встречи.
   С Закиром мы учились в школе. С тех пор и дружим. А про его поездку в Норвегию я уже полгода слышу.
   Из дома я вышел где-то через час. Время еще было, я заглянул в магазин рядом. Ой, какая там мерзкая и тупая продавщица! Я над ней постоянно издеваюсь, разговаривая подчеркнуто вежливо. Вот и в этот раз говорю:
   - Добрый день, у вас есть краска для волос "Рилкен", первый номер?
   Она кивает головой и собирается достать с полки. А я говорю:
   - Тогда дайте вишневый "Дирол".
   Зачем мне краска для волос "Рилкен", да еще первый номер, сами посудите! На выходе я вежливо пропустил двух входящих незнакомых девушек и услышал обрывок их разговора.
   - Был бы Тогрул нормальным человеком, давно бы это сделал, - сказала первая.
   Что ей ответила вторая, я не услышал, потому что сразу убежал из магазина. Мне казалось, что за мной все следят. Или я нахожусь в темной комнате, вокруг полно людей, но я их не вижу. "Кто здесь?" - хотелось закричать.
   Я покрутился в нашем районе, чтобы убить время, и вспомнил, что давно не проверял свой почтовый ящик. Электронный, разумеется. Поэтому я заспешил в ближайший интернет-клуб. На клуб это мало походило: небольшое помещение, шесть компьютеров, по три справа и слева. Но скорость была сносная, я быстро загрузил нужный сайт и уже через минуту проверял новые сообщения у себя в ящике. Как всегда, там была куча спама: реклама дипломов, порносайтов и прочих услуг, на рассылку которых я никогда не подписывался. Помимо этой белиберды в ящике было письмо от некоего Рустама Агаева. Вначале я подумал, что это очередное письмо с предложением скачать какую-то программу и заработать денег в Интернете, или же кто-то просто шлет вирусы. Однако никаких прикрепленных файлов не было. Внутри было сообщение с сегодняшней датой, написанное автором и адресованное пяти адресатам. Последним был указан мой адрес, причем не только адрес, а еще и имя, и фамилия. Очевидно, сообщение не было послано мне случайно. Вот только никого из других получателей, равно и самого отправителя, я не знал. Я вчитывался в их имена, пытаясь вспомнить этих людей, но ничего не вышло. Тема сообщения была еще более странной: "I'm back from Kiev". Я стал читать текст.
   "Здоровенькi були, дорогие друзья!", - писал Рустам Агаев, - "Ну вот, я и вернулся из Киева. Очень рад вновь оказаться на родной земле, но в то же время ощущаю грусть, мыслями возвращаюсь в славный град Киев и представляю, как гуляю по бульвару Шевченко, а потом иду домой на Крещатик, а под ногами хрустит белый снег. Казалось бы, каких-то пару недель в Киеве, а я так привык ко всему украинскому. Вот и сегодня в магазине пытался расплатиться гривнами.
   Виноват перед вами, но не привез вам особых гостинцев. Во всем виновата жаба. Она душила меня, душила и... задушила. Не судите меня строго, пожалуйста. Но и с пустыми руками я не мог вернуться. Надеюсь, вам понравится. А кусок сала и бутылку горилки я прикончил в самолете, уносившем меня домой.
   И вот я дома. Впереди еще много стран, городов и много новых впечатлений, но Киев теперь всегда будет в моем сердце. Киев - навсегда.
   С наилучшими пожеланиями, Рустам Агаев".
   Тут я сел. Это тоже ради красного словца, я и так уже сидел, но если бы стоял, то сразу сел бы. Потом почесал затылок. Я уже вообще ничего не понимал. Какой Рустам? Какой Киев? Чтобы отвлечься, я зашел на свой любимый кинофорум на сайте "Киноэкспресс" и стал читать текущие топики. Я хотел добавить свой комментарий в одно из обсуждений, но, глянув на часы, обнаружил, что время уже поджимает, и поэтому побежал на встречу с Закиром.
   Разумеется, он опоздал. Я стоял минут десять и только потом услышал, как кто-то мне сигналит. Этот кто-то был Закир.
   - Здравствуй, мой юный, застенчивый друг! - приветствовал я его, очутившись в салоне машины.
   - И тебе привет, брат Тогрул!
   Минут пять мы обменивались своими изысканными приветствиями, в той же манере спрашивали друг друга о делах, настроении, аппетите и прочих вещах. Мы уже были в пути.
   - Порезался что ли? - спросил Закир, указав на мою скулу.
   - Ага, когда брился.
   - Неудачная попытка суицида?
   - Да, точно.
   - В следующий раз режь вены. Наполняешь раковину водой, лезвием вскрываешь вены, суешь руки в воду и ждешь, как жизнь покидает тебя.
   Я ошалело посмотрел на Закира.
   - Рекомендую, - добавил он и улыбнулся.
   - Я всегда верил в твою доброту и заботу, - ответил я.
   Закир стал щелкать кнопкой радио, меняя станции. Делал он это быстро, и я не мог уловить, кто где поет. Я бросил эту затею и отвернулся в окно. В это время Закиру позвонили на сотовый, он стал разговаривать по телефону и оставил радио в покое. "Я сошла с ума, я сошла с ума", - истерично орали из динамиков какие-то девчачьи голоса. К горлу подступил комок, я почувствовал, что мой завтрак готов покинуть меня. Из последних сил я выключил радио. Дальше мы ехали в тишине.
   Анкета оказалась стандартной формой с указанием данных человека, информации о наличии родственников и знакомых в стране пребывания и так далее в том же духе. Текст был на английском языке, но ничего сложного там не было, даже для меня, хотя я всю жизнь учил французский.
   - Тебе нужно было во французское посольство? - спросил Закир.
   - Да, - вспомнил я и посмотрел на часы. Они показывали 2 часа 42 минуты дня.
   - Поехали, - объявил мой юный, застенчивый друг.
   С французским посольством у меня были связаны определенные воспоминания. Именно сюда, к этим самым дверям, на которые я сейчас взирал, я пришел летней ночью 2000 г. после позорного поражения итальянцев от французов в финале чемпионата Европы по футболу. Несмотря на то, что я изучал и любил французский язык, неплохо относился к Франции, ее нынешнюю футбольную сборную я ненавидел лютой ненавистью. Когда-то я был главным фанатом сборной Франции времен Мишеля Платини (его автобиографическую книгу "Жизнь как матч" я часто перечитывал), а роскошный матч между бразильцами и французами в Мексике в 1986 г. был моим любимым. Но современный футбол Франции я не переносил ни под каким соусом. Особую неприязнь я испытывал к голкиперу команды Фабьену Бартезу. Его лысая голова и бородка, имитирующая женские гениталии, вызывали во мне отвращение. После того ужасного матча я чувствовал себя разбитым и уничтоженным, униженным и оскорбленным, и в порыве злобы ноги повели меня к зданию посольства Франции. Посреди тихой ночной улицы я стал бить в двери и кричать: "Mort a Barthez!"1. Самым хорошим моментом в этой пьяной затее оскорбленного болельщика было то, что я вовремя ретировался. И вот я снова здесь.
   На входе я представился господином Мамедовым и сказал, что у меня встреча с мадам Пиньон. Меня сразу пропустили. Я поднялся на второй этаж и остановился. "Что я здесь делаю?" - подумал я. Но отступать было глупо и поздно, и я решительно последовал вперед. Франсуаза Пиньон оказалась немолодой женщиной с белокурыми волосами и все еще стройной фигурой. Ее лицо когда-то было красивым, но по всей вероятности это было очень давно, еще до моего рождения. "Время безжалостно", - подумал я и загрустил. Но она заговорила, и я снова услышал милейший акцент.
   - К сожалению, у меня не было возможности поговорить с вами заранее, начала она, усадив меня на стул напротив ее стола, - но вы могли бы заполнить эту анкету сейчас.
   "Опять анкета", - подумал я. Правда, меня никто не собирался отправлять во Францию, не говоря уже о Норвегии. Это была скорее форма CV.
   - Помимо этого у меня к вам несколько вопросов. Вы проработали два года на вашем последнем месте работы?
   - Точнее, два с половиной года, - честно ответил я. Очевидно, это было собеседование. Только откуда у них мои данные, я понятия не имел. "Наверное, у меня раздвоение личности, и я сам им звонил. Или это вселенский заговор", подумал я. "Я сошла с ума, я сошла с ума", - кричали в голове ужасные голоса.
   - Ваша работа была связана с выездами в районы Азербайджана, в Гянджу, Сабирабад, Масаллы.
   Я хотел сказать, что в Масаллы я ездил только на поминки, но запнулся. Вместо этого я ответил снова честно:
   - Нет, я был менеджером по продажам в Баку, а также регулировал встречи и переговоры с иностранными поставщиками.
   - Очень странно. Очевидно, мне дали неверную информацию.
   Я развел руками. Со стороны это выглядело, как "Я изыскал время в своем распорядке дня, а вы не удосужились уточнить информацию по моей персоне". На самом деле я просто ничего не понимал.
   - Как вас зовут? - вдруг спросила мадам Пиньон.
   - Мамедов. Тогрул Мамедов, - ответил я в стиле Джеймса Бонда.
   Она внимательно посмотрела на меня, потом снова на свои бумаги. "Похоже, меня разоблачили", - подумал я. После этого мне захотелось выпрыгнуть в окно в стиле того же Бонда. Или произнести "Barthez doit mourir!"2, откланяться и покинуть кабинет.
   - Это просто смешно! - сказала Франсуаза, - Мне написали "Ф. Мамедов". Сплошные неточности!
   И тут я заговорил. Заговорил на французском. Я уже сам не помню, что говорил, но меня невозможно было остановить. Она задала мне несколько вопросов про мою работу, я стал отвечать, потом незаметно разговор ушел в другое русло, и через каких-то пять минут мы беседовали на отвлеченные темы, смеялись и шутили, будто старые знакомые. В довершение Франсуаза показала мне фотографию своей дочери, и я сказал, что дочь унаследовала красоту матери. Мать растаяла. Я еще хотел добавить "А глаза отцовские", но это был бы уже перебор. Я быстро заполнил анкету, которую мне дала мадам Пиньон. Все складывалось очень удачно, единственным пробелом было то, что я не знал, на какую должность я собственно рассчитываю. Спросить я не решился, только передал ей анкету, которую она стала просматривать.
   - Вы указали телефон 32-54-34? - спросила Франсуаза.
   - Да, - ответил я, - это мой домашний номер.
   - Но я звонила вам по номеру..., - она заглянула в бумаги, - 32-34-54.
   - Не обращайте внимания, - заверил я самым невинным голосом, - С этой АТС всегда проблемы. Там еще указан мой сотовый. Легче звонить по нему, он всегда при мне.
   С лица мадам Пиньон можно было писать картины. "Какая удивительная это страна, Азербайджан", - думала она. Вернее, это я думал, что она так думала. На прощание Франсуаза спросила:
   - Вы бывали в Париже?
   - Нет, - ответил я, - Возможно, Париж - самый романтический город мира, но парижане...
   - Да, они не столь гостеприимны, - добавила она.
   - Точно, я как раз это хотел сказать, - парировал я. Правда, сказать я хотел кое-что другое.
   Когда я сел в машину Закира (он ждал меня все это время, спасибо ему за это), я мало что понимал.
   - Ну что?
   - Не знаю, - пожал я плечами и добавил, - В путь!
   Мы поехали. Наконец, Закир произнес:
   - Аркадий Варламыч, а не хлопнуть ли нам по рюмашке?
   Это была фраза из какого-то старого советского фильма. Я был уверен, что это киноцитата, хотя не помнил, а может и не знал ленту-источник. Закир любил бросаться такими цитатами. Тем более, я же не Аркадий Варламыч, а обращался он ко мне.
   Сопротивлялся я вяло, и через полчаса мы уже сидели за столом, уставленным яствами, и пили водку. Муза меня в этот день покинула, и произнесение тостов было поручено Закиру. Последовательно мы выпили за разные приятные вещи. Тут Закир сказал:
   - Просим!
   - Друг мой, - начал я, - Мы знакомы уже много лет.
   Тут я запнулся, но в ту же секунду вспомнил последнюю фразу из "Касабланки", когда Рик произносит "Louis, I think this is the beginning of a beautiful friendship"3. Просияв, я перефразировал ее, так как с Закиром дружил уже давно:
   - Закир, я думаю это продолжение прекрасной дружбы.
   После этих прекрасных слов мы осушили наши чарки, то есть рюмки. Мы уже пили чай с вареньем из грецких орехов, когда мой мобильный стал биться в конвульсиях по столу и звонить переливающейся мелодией.
   - Тогрул! Где тебя носит? - услышал я голос Руслана, моего друга со старой работы.
   - А где я могу быть? - спросил я.
   - У нас же футбол, забыл?
   И тут я вспомнил про футбол. Руслан позвал меня играть за их рабочую команду еще на той неделе. Моя форма уже несколько дней валялась у Руслана в машине.
   - Как забыл, не говори глупостей, я в дороге. На улицах такие пробки, добавил я недовольно в завершение разговора.
   - На футбол что ли? - спросил Закир.
   - Ага, обещал. Домчишь?
   - Домчу.
   Закир довез меня до стадиона очень быстро, минут за пятнадцать, половину из этого времени он потратил на защелкивание ремня безопасности. К счастью, нам удалось избежать встречи с полицией. На прощание я попросил Закира вести машину осторожно. Он кивнул, отдал мне честь, газанул и скрылся за поворотом.
   О, сегодня я был неотразим! Я играл превосходно, просто превосходно. Наверное, принятый алкоголь способствовал головокружительным финтам, умелым пасам и крученым ударам. Я забил три мяча и несколько раз спасал наши ворота от неминуемых голов, успевая и в нападении, и в защите. Команда-противник играла неплохо, но у них не было сыгранности, потому что, как сказал Руслан, в их составе участвовало много пришлых игроков. В нашей команде был только один "легионер" - я.
   Наверное, наш успех не очень нравился соперникам, и вскоре я почувствовал это на своей шкуре, точнее на ногах. Стоило мне оказаться в пределах чужой штрафной, я получал удары по ногам от большого здоровяка с бычьей шеей. После этого он вежливо извинялся, жал мне руку, а через пять минут все повторялось. Я, конечно, жаловаться не люблю, но после пятого раза мне хотелось требовать карточки всех цветов и удаления этого грубияна с поля с дисквалификацией на полгода. Но тут настал перерыв.
   Мы сидели с Русланом на скамейке, пили воду и тяжело дышали.
   - Как делишки? - спросил Руслан. Из-за того, что я опоздал, мы толком не поговорили до матча.
   - Нормально, - ответил я.
   - Как детишки?
   - Пока не завел.
   - Пацан, - сделал вывод Руслан.
   - Сам пацан.
   Тут я прислушался к разговору по соседству. По мобильному телефону разговаривал мой приятель-костолом.
   - Она не позвонила, - говорил он в трубку зычным голосом, - Я же говорю, не звонила. Я весь день дома просидел, ждал звонка. Не позвонила она! Я даже не знаю, что теперь делать. Осталось на понедельник, наверное...
   Я перестал слушать, но вновь прислушался, потому что из трубки костолома стало доноситься пение. Пели на французском, правда, произношение было довольно паршивым.
   - О, Шанз-Элизэ! О, Шанз-Элизэ!
   По припеву я сразу узнал антикварную песню Джо Дассена. Исполнение ее тоже было антикварным, но старательным.
   - О солей, су ля плюи, А миди э а минюе, - продолжил голос, - ИлИя ту ске ву вуле о Шанз-Элизэ!
   - Нет-нет, там "А миди э а минюи" вместо "минюе". А так все правильно, поправил костолом.
   Он закончил разговор и повернулся к нам:
   - Знакомый дядька звонил, он ничего не понимает на французском, но тащится от французских песен. Присылает мне тексты на французском, а я ему пишу их транскрипцию. Потом он заучивает их и поет мне: по телефону, как сейчас, а то и лично. А я у него экзамен принимаю. Прикол, да?
   Мы хотели что-то сказать, но лишь кивнули и улыбнулись. Тут начался второй тайм. Я специально отошел в центр поля, а Руслан выдвинулся вперед, что позволило ему сравняться со мной по количеству голов. Но мой фанат из команды-противника все равно настиг меня и пару раз долбанул по моей бедной ноге. Впрочем, это не помешало нам одержать уверенную победу.
   Мы уже прощались и собирались расходиться. В это время ко мне подошел бык-костолом, еще раз извинился за жесткую игру и виновато протянул мне свою визитку. Мне сразу полегчало, боль в ноге утихла, я улыбнулся. Шучу, разумеется. Я не глядя бросил визитку в карман. Ответный ход был невозможен у безработных нет визиток. Поэтому к боли физической добавилась боль душевная.
   Домой я добрался поздним вечером. На звук открываемых замков выглянула толстая соседка тетя Зема, исчезла и снова появилась.
   - Тогрул, к тебе заходили, но тебя не было дома. Поэтому оставили у меня. Это тебе.
   Она протянула небольшой бумажный пакет.
   - А что это? - спросил я.
   - А понятия не имею, - ответила тетя Зема, вручила пакет и вновь исчезла у себя в квартире.
   В свете прихожей я увидел надпись на пакете: "Greetings from Kiev". Я сразу раскрыл его. Внутри был какой-то веник. То есть это был не совсем веник, но выглядел как веник, украшенный всякими растениями, семенами, цветочками и еще чем-то непонятным. Вверху был керамический колокольчик, который зазвенел от моего прикосновения. Из пакета выпал маленький листок бумаги. Я поймал его и прочитал название веника: "Оберег". Далее было написано следующее: "Обереги - это различного рода символы, пришедшие к нам из глубины веков и помогающие человеку обрести и оберечь здоровье и душевное равновесие. Бывают обереги-пояса, обереги-символы на вышивках, обереги-куклы, обереги-украшения". "Очевидно, это оберег-веник", - подумал я. Далее шла расшифровка ингредиентов, раскиданных на обереге. Я узнал, что бессмертник садовый - это молодость, долгая жизнь, а бессмертник лесной - здоровье семьи. Перец - мужская сила, а семена - продолжение рода. Самшит - молодость, любовь и согласие. Мак спокойствие семьи, а фасоль в гнезде - это деньги в семье. Чеснок спасет от сглаза, а лавровый лист отведет от грозы и молнии скандалов.